Текст книги "Волжане (СИ)"

Автор книги: Андрей Архипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Тогда мне все понятно!

– Так чего еще надо?! Я тебе все поведал и ты не темни, рассказывай без утайки, как вольную получил? Ты же в боевые холопы попал, как кур во щи!

– Какие там холопы! – махнул рукой рус, лишь усмехнувшись горячности собеседника. – Никто и не упоминал, что я со своими людьми в чем-то неволен. Слово лишь дали что не сбежим и меч свой против воронежцев и ясов не направим… И сразу бросили в бой!

– Так ты и стал сотником, я понял! – хохотнул эрзянин, но потом снова принял серьезный вид. – Однако ты делал именно то, что надлежит боевому холопу, а именно сражался за своих хозяев. Я же говорил про свободу! Или тебе ее вернули, прознав, что ты потомок самого князя Бравлина[35]35
  Бравлин – легендарный русский кнрзь, совершивший набег на византийский город Сурож (Сугдею) в Таврии (нынешний Крым) на рубеже VIII—IX веков. Известен только по описанию похода дружины на Крым и христианского чуда в русской редакции с «Жития Стефана Сурожского» XV века. «По смерти же святого мало лет минуло, пришла рать великая русская из Новагрзда. Князь Бравлин, очень сильный, пленил [все] от Корсуня и до Керчи».


[Закрыть]?

– Всего лишь потомок одного из его отпрысков, зачатых на стороне? – помрачнел рус и поправил свой чуб, сползший на левое ухо, – коих, многие зовут ублюдками.

– И что это меняет? Твой предок почти всю Таврику взял на копье, Сурож дочиста обчистил, где потом крещение и принял в честь великой победы!

– Б честь победы? В спину ему вступило во храме, а старец помог, вот и… Скажу тебе одно, Маркуж! Твердята, воевода воронежский, приблизил меня до того, как узнал историю моего рода. Месяца не прошло, как взял меня к себе, а делать мне приходилось лишь то, чем и раньше не брезговал. Гонял диких половцев по степи, зажитьем жил. И все мои соратники с самого начала не знали притеснения ни в свободе, ни в вере.

– Это уже ближе к делу, – обрадовано кивнул Маркуж – И сколь твоей сотне ныне перепадает добычи? Какую долю имеете?

– Четверть от взятого.

– Так это грабеж!

– Не говори о том, о чем не ведаешь! Общий котел никому помехой не был! Половина из добытого идет на школы, обустройство и пропитание сотен. Так что об обеспечении у меня голова не болит. Кормят на убой, снаряжение из той же казны. Хочешь, свое оружие имей по утвержденному списку, хочешь у воеводы спроси, тот выдаст в случае нужды… Как и бронь железную, заметь!

– Ну, а еще четверть?

– Делится на всех остальных поровну. Кто-то ведь торговые караваны водит, а потому разор чинить по степному пути не имеет право!

– Отчего?

– Порядок такой, зазеваешься, больше потеряешь. С другой стороны они в общую копилку не меньше приносят, чем такие, как мы, так что эта четверть в итоге опять к нам приходит. Кстати, распределяет всю добычу и тратит монету совет сотников, куда и я вхож, а воевода воронежский на нем лишь один голос имеет. Так то! И вообще, ты не том спрашиваешь. Дело не в том, какую долю из общего котла я на себя оттяну, а сколь в итоге получу. Если скажу, что в сотне у меня никто менее двух серебряных киевских гривен за год не получил, поверишь?

– Брешешь! По слухам, в самом Киеве простые дружинники более гривны не имеют Не то, что в былые времена!

– И опять – же, заметь, что обеспечивают они себя сами!– кивнул Прастен и несколько самодовольно заметил, вызвав масляный блеск в глазах эрзянина. – А десятники у меня и в два раза более получают! А уж как бабы к ним липнут…

– Это с чего вы все столько имеете?!

Рус пожевал свой ус, повертел кистью и несколько неопределенна заметил.

– Всей подноготной я не знаю, а потому могу лишь предполагать… Зажитье идет в основном со степняков. Силы на Воронеж реке и по Дону у нас весомые, думаю, что тысячи полторы войска наберется, так что некрупные вежи половцев против нас, бронных, ничто?

– Откуда такая сила?

– Так помимо имущества и скота нам их холопы достаются! Иногда даже целые рода ясов или печенегов, что в подневольном положении у половцев ходят. Часть на землю поближе к себе осаживаем, а кого-то и в войско берем. Там, капля, сям капля, вот тебе и дождик благодатный! Скотины вообще без числа!

– А половецкие вежи под нож идут или продаете полоняников кому?

– Ни то, ни другое. Не приветствуется это…

– Кем?

– Ветлужцами, разрази их гром! – искренне посетовал Прастен, но неожиданно спохватился. Хотя тут они правы. Холопы из степняков никудышные, а продавать их на сторону… Не в Сугдею же или Кафу их гнать? Не дойдешь с таким товарам через родную им степь! А резать всех без сожаления, так после такого сами долго не протянем. Одно дело прижать к ногтю слабейшего, это у половцев сплошь и рядом, и совсем другое вырезать весь род! Объединится вся орда! Так что даже скот забираем не весь, самую малость оставляем, чтобы не вымерли с голодухи.

Маркуж осуждающе покачал головой и вслух выразил свое изумление!

– То есть отпускаете тех, кто потом придет к вам мстить?!

– Да откуда у них силы после всего на такое? Сразу в кабалу попадают к соседям, где и остаются на веки вечные! – хохотнул рус. – Ты учти, на нашей стороне и половецкие рода выступают! Это ж… Тут хитрить надо! Да и не так уж все и плохо! Иных вырезаем вплоть до тележной оси. Тогда уж только младенцев к себе на воспитание берем, да некоторых знатных беев меняем на православный и иной близкий нам люд, что в степном полоне сидит… Все как всегда!

– А скотину куда деваете?

– Всю скупают на корню. Особенно лошадей. Те же ветлужцы этим отличаются, хотя и выбирают себе лучшее.

– Ну ладно, пограбили, ушли. Но брать к себе половецких данников… За то, что киевский князь торков, печенегов, берендеев да ковуев себе осаживает в Поросье, вся его Русь лишения и набеги терпит! Рискуете!

– Осаживаем мы в основном ясов, поскольку многие из них христиане а потому рать наша весьма крепнет от их присутствия. Да и избавит ли нас от набегов то, что мы их чьими-то данниками признаем, и к себе брать не будем? Все одно страдать!

– Еще инородцы в вашей рати попадаются? – напряженно поинтересовался Маркуж.

– Ну… касоги[36]36
  Касоги – обозначение адыгов (черкесов). Упоминание о касогах применительно к Белой Веже содержится в летописном рассказе, описывающем восточный поход Святослава. Лаврентьевская летопись сообщает, «Одоле Святослав козарам и град их Белу Вежу (иначе Саркел) взя. И ясы победи и касоги».


[Закрыть] есть, в основном среди воронежцев бродников[37]37
  Бродники – этнически смешанное население побережья Азовского моря, нижнего Дона и Днестра в XII—XIII вв.


[Закрыть] немало.

– Бродников? У этих вроде кровушка сильно разбавлена половецкой жижей?

– Сильно, не сильно, а веры они почти все придерживаются православной! И сидят о нами рядом, взять те же малые притоки вниз по Великому Дону. Их сам Бог велел под свою руку забирать! И берем понемногу, у меня каждый пятый в сотне казак!

– Кто?

– Казак! Так бродников ветлужцы называют. Собственно и нас пытаются этим же названием мазать, да не на тех напали. А насчет ответных походов… Для чего мы укрепления на Дивных горах заново ставим, как считаешь? Ту самую Белую Крепостицу, что когда-то мои предки строили, дабы отвадить от себя хазар? И она будет не одна!

– Все одно хан Сырчан вам это не спустит! Разве он удержит власть, если кто-то будет безнаказанно разорять его подданных? Тут же свои ему удавку на шею накинут!

– А мы в своем праве, бьем лишь тех, кто нас пытался когда-то ощипать!

– А тебя послушать…

– А мы так заявляем! Да и слаб хан, особенно после весеннего похода Мономашичей. Затих и даже не попытается встать у нас с ними на пути. Ныне почти вся степь пустая. И те, кто на ханскою власть претендуют, все понимают и пока не торопятся на себя ее примерить… Это я насчет удавки! Кроме того… – Прастен вздохнул и доверительно повернулся в сторону эрзянину. – Ветлужцы с ним скобяным да посудным железом торгуют, а обещают еще и ратным, если кое-какой разор тот замечать не будет…

– С ума не сошли еще?

– Бог миловал. А Обещать еще не означает исполнить! Но пока суть, да дело, свои орды он на нас не спускает, а от мелких да наглых в округе мы избавляемся! И уже упоминал, не вырезаем полностью о чем говорим в степи при каждом удобном случае, а так… убытки свои возмещаем за их счет, да укорот даем! – Прастен насмешливо хмыкнул и опять же, будто по секрету, поделился. – А еще доподлинно знаю, что большую часть разоренных нами вежей Сырчан сам и насоветовал. Кто то из беков ему не так поклонился, кто-то не так посмотрел, а тот и вовсе из другой орды или семейства прибился и нос воротит…

– Что, прямо так и указывает своим перстом?

– На то у него ближники есть. С ними и с ханом, конечно, делиться приходится, зато достоверно знаешь, что тебе это рук сойдет. Однако сомнения твои понятны. Сам думаю, что скоро Сырчан подчинит себе всех, кто прежде под его братом или отцом ходил, и до кого у него не дотянулась рука, и нам придется туго.

– И что тогда?

– А ничего! Пока силы основательно не нарастим, перейдем разорять Сальских, что ходят по левому берегу Дона! А то и до Идели дойдем, где булгарцы основательно проредили орды покойного Айюбая, об этом в последнее время тоже много говорят… Выбор большой. Лишь бы не ошибиться.

Прастен даже потер руками, будто уже подсчитывал барыши.

– Вот именно, не ошибиться! Когда-нибудь ваша удача кончится, – возразил ему Маркуж. – Кто так умен, что задумал дразнить степных шакалов? Их ведь не тысяча и даже не пять, чтобы вы против них всех в итоге устояли! Они придут, но уже не для того чтобы взять добычу, а чтобы вырезать всех!

С сомнением оглядев дюжую фигуру эрзянина, Прастен, глубокомысленно заметил.

– По твоему виду и не скажешь, что умеешь задавать точные вопросы.

Нахмурившегося Маркужа рус остановил примиряющим поднятием ладоней.

– Ладно, я тебе скажу то, что знают немногие. Но если хоть что-то из этого попадет в чужие руки…

– Зная тебя, я сказал бы, что у твоих слов не одно, а два, а то и три дна. Что мне не нужно, ты и так не поведаешь!

– Хм… Так вот Сырчан не трогает нас, потому что ветлужцы обещали ему помочь взять Таврику.

– Часть ее и так под лукоморскими половцами – удивленно посмотрел на руса Маркуж, – Хан хочет потеснить их на заход солнца? Ему, что, не хватает пастбищ, и он хочет устроить кровавую резню среди своих соплеменников на пустом месте?! Не мели попусту!

– Бери больше! Говорят, они тоже в доле! И я говорил не про скудные пастбища срединных земель! Речь идет о царьградских городках, что стоят по всему побережью!

– Ого! А не брешешь?

– Я сам видел в Белой крепости строящиеся камнеметы, величиной в три твоих роста!

– А куда они после этого полон сбывать будут?

– Ну… Близкая добыча застилает степнякам глаза, тем более на Русь хану ныне хода нет! А таврические городки достойный отпор такому оружию дать не могут!

– Хм… а не повернет Сырчан его против вас, когда ромейцы узнают об этой затее и перекупят его со всеми потрохами? Они никому не прощают поползновений на свои земли…

– Свой?! Ей издревле владелицы, русы!!

– Ну, ну, не кипятись! – попытался успокоить неожиданно разгорячившегося собеседника Маркуж. – Тебя послушать, так ромейцы бессловесные овцы и не осмелятся натравить на вас стаи степных шакалов…

– Против Белой крепости? Ходят слухи, что у ветлужцев есть и более мощное оружие, чем упомянутые мной камнеметы!

– Что ты заладил, ветлужцы, ветлужцы…

– Кстати, говорят, что все это придумал тот из них, кто сбрил мне чуб, а тебя чуть не пустил голым по лесу. И возможно именно поэтому я не держу на него зла, а? – Прастен вновь потер руки и обнял собеседника за плечи, перейдя на горячий шепот. – Ты представляешь, сколько можно взять в тех городках, а?! А что будет, если он объявится вновь? Понимаешь, почему его так ищут и сулят за любые сведения о нем большой куш?

Глаза Маркужа жадно блеснули, но он недоверчиво возразил.

– Мне за него лишь нож под ребра всадят! Это тебя могут простить, а меня…

– Это еще почему? Он же тебя и пальцем не тронул и говорят, будто обещал, что когда-нибудь ты будешь сражаться под его знаменами. А об остальном… так ты приказ выполнял. За то не казнят! Ну… не всегда.

– Вот я и не верю, что мне забудут его пленение! А слухи уже гуляют!

– Меня же приняли! А я, между прочим, лично всадил в него нож!

– Ты крещеный, вот тебя простили и обласкали.

– Во-первых, среди русов я один из немногих во Христа верую, семья моя на особицу стоит, а приняли к себе нас всех. А во-вторых, встречал я в степи и эрзян – глубокомысленно посмотрел на собеседника Прастен, уже совершенно спокойный, будто и не взрывался минуту назад резкой отповедью, – Воюют и они. И доблестно!

– Людишек Овтая встречал или кого иного?

– Да какай-тебе розница, Маркуж?! Привечают всех, кто готов служить, хоть в какого бога веруй!

– И кому служить? – хмыкнул эрзянин.

– Воеводе воронежскому… а хоть бы и ветлужскому, на твой выбор! А если копать вглубь, то себе будущее отстраивать на Дону. Я вот, к примеру, собираюсь там осесть, дом обустроить, детишек завести… Рус невозмутимо выдержал насмешливый взгляд собеседника, и слегка наигранно пояснил. – Стар я уже, четвертой десяток разменял, кости скрипят в походах, Вот в Таврику или Тмуторкань схожу.

– Куда?!

– Не обращай внимания, язык, он без костей, – торопливо попытался замять свою оговорку Прастен, но незаметная улыбка все-таки тронула его губы, говоря о том, что все части тела ему полностью подчиняются. Схожу хоть куда-нибудь и уйду на покой. Буду своих, да чужих детишек в школе воспитывать. Землицы под такое богоугодное дело выделяют без меры, а уж какая она… черная и жирная на две сажени вглубь, не чета моей бывшей! А дичины вокруг! Выходи на крыльцо и бей хоть кабана под дубом, хоть утку в камышах! Хочешь стреляй оленя, а желаешь, так вяжи диких лошадей в открытом поле или пущах. А уж домашнюю живность мне дешевле там купить чем у своих бывших смердов забирать и вести за Дивные горы!

– Сказки рассказываешь!

– А что ты хочешь? За каждого приведенного в сотню мне малая монета в мошну капает, вот я и стараюсь, – откровенно усмехнулся рус. – Однако поверь, что почти все, мною сказанное, истина. Я даже послал пару человек в свои бывшие владения, – зову с собой желающих. Кто-то же должен мою землю обрабатывать!

– Если ее дают всем, то зачем им идти к тебе?

– Я для них защита при набеге. Даже если ополчение воронежское главные силы степняков побьет, всегда кто-нибудь из них ускользнет, да попытается разорить хотя, бы приграничные веси. Оттого селиться людишки предпочитают кучно и обычно рядом с теми, кто может оборонить их семьи. А еще я могу помочь с переездом и обустройством, да и мелкой монеты за их будущие труды мне не жалко.

– Так мошна распухла от достатка?

– Не жалуюсь! Коли желаешь, то могу и тебя взять со всеми твоими ратниками и их семьями. Рядом на землю осажу, как и других воев из своей сотни. – Прастен незаметно покосился на собеседника и лениво бросил. – Сколь среди людей инязора твоих, кровным родством или личной присягой с ним не повязанных? Сам ты, как помню, из пришлых…

– Да, из-под Карачарова, что под Муромом? Эрзянской крови во мне, если по чести, половина, а то и меньше, есть и муромская. А дед мой и вовсе со степи пришел, жену себе просто напросто выкупив в голодное время.

Знатный был вой, но преставился, когда бабка только-только понесла…

– Кхм…

– Так вот, – Маркуж задумчиво склонил голову, не заметив недовольства собеседника излишними подробностями, – когда булгарцы пришли разорять Муром, отец с семьей сбежал на правый берег Оки. Там он и осел у жениной родни, поскольку имущества почти полностью лишился.

– Пограбили? – смирился с долгим рассказом Прастен.

– Сгорело большей частью. А на чужбине при всех своих связях мы были никем, потому начали там с самых низов, перебиваясь землей да малой торговлей. Я же был мальчишкой, мне такая судьба претила, а потому добровольно изъявил желание службу воинскую эрзянскому князю отбыть от селения нашего. Отец не обиделся, замолвил за меня словечко и в новиках меня долго не мурыжили. А как выслужился, да повинность закрыл перед, инязором, так сразу подался на вольные хлеба! К вятшим дружинникам эрзянским наниматься стал и даже земляков за собой подтянул, как с Карачарова, так и с новой отчизны…

– И?..

– Ныне моих тут две трети, – опомнился Маркуж. – Остальные инязору родичи и за ним пойдут до конца.

– Две трети? Лихо! – удивленно присвистнул рус.

– Более чем… Все из за того, что на Выксунку я не согласился идти, хотя и грозил инязор мне карами, а потому сохранил своих людей. Вольная птица, что с меня взять?

– В варяги подался с дружиной своей? Ярл Маркуж! Звучит! – хохотнул Прастен.

– Ярл? – недоуменно переспросил эрзянин. – Я не из урман, чтобы так величаться!

– А среди моих предков по материнской линии были ладожане[38]38
  Ладожане– Багдадский путешественник Апь-Масуди в 90-х годах оставил заметки о русах, в которых говорится, что они состоят из многочисленных племен разного рода. , будто бы среди этих племен находятся ал-лудзгана, которые наиболее многочисленны и с торговыми целями постоянно посещают страны Андалус, Рим, Константинополь и страну хазар. Слово лудзгана -некоторыми авторами восстанавливается как адожане или урмане (нбрманы).


[Закрыть]… – Рус не стал вдаваться в подробности и перешел на серьезный тон. – Теперь я понимаю, почему инязор так с тобой носится, чуть ли пылинки с кольчуги твоей сдувает! Ты его за жабры держишь! Однако погоди, придет Анбал, все изменится.

– А если соглашусь пойти с тобой?

Тогда собирай своих, освобождай Веремуда и наших с ним людей…

– Бойня может случиться!

– А ты постарайся избежать… Но ты согласен под меня пойти?

– Под тебя или…

– Под меня, воронежцев, а в итоге и под ветлужцев! – раздражение скрипнул зубами Прастен, недовольный непонятливостью собеседника. – Надеюсь, ты догадываешься, что за нынешними бедами инязора стоят именно они?

– Ну как ты им служишь?! Они же тебе лишили всего!!

– В одном месте лишили, в другом прибавили! Ты меня плохо слушал?!

– Хр-р… – Маркуж мрачно подогрел на своего собеседника, но все-таки сдержал эмоции и понуро кивнул головой. – Я согласен.

– Тогда говори, что твоих людей с инязором связывает?

– Лишь я.

– А сам на каких условиях? То, что ты несколько лет назад стал вольной птицей, я понял, но если ряд подписал с князем и он еще в силе…

– Не поверишь, но уже ничто меня рядом с ним не держит, потому и на Выксунку спокойно отказался идти и с тобой говорю. Последний раз рядились мы с ним на год, но срок тот еще зимой закончился, монет мы так и не увидели. Все обещает. Мол, придем в Сувар…

– Ну и не жди, сторицей вернется, если присягу дадите живот свой положить за землю русскую. Половину получишь по приходу на место, ну а задаток, если нужда есть, выдам в самом скором времени, как только до захоронки своей доберусь.

– Живот ложить за русов?! Я не ослышался?

– Не за русов, Маркуж, а за землю нашу общую! Что эрзянскую, что воронежскую… Русской ветлужцы ее зовут! И эта присяга, коли согласишься на нее, на всю жизнь, поелику земля у нас с тобой одна, а верность воинская единожды отдается!

– Единожды?! Не ты, ли в свое время провинность воинскую на службе инязора отбывал, а ныне у воронежцев подвизаешься?!

– Ныне земли эрзянские в союзе с ветлужскими и донскими, а потому даже повинности своей я не изменял! Да и отбыл я ее сполна!

– С тобой понятно! Назови любой клочок русским, ты его весь своей кровью окропишь! А уж побратимов твоих бывших многие уже ветлужскими русами зовут! Вот только не забывай, что Русью как раз наделы киян зовутся, что тебе друзьями никогда не были!

– Дай срок, и Киев нагнем!

– Замах на гривну, удар вот только на куну как бы не вышел! Ну да ладно, это ваши дела, русские. Нам как быть и что после службы такой получим?

– А что вам надобно? Землю сразу, дают, а все остальное от тебя зависит… После определенной выслуги выйти в отставку можешь и даже обратно на свободные хлеба уйти, вот только упаси тебя изменить и на чужую сторону переметнуться!

– Да как ее определить, чужая она или нет?! – возмутился Маркуж. – Днесь один с половцами ратится, а через седмицу с ними же своего соседа поджигает!

– А как хочешь! – бесцеремонно оборвал его Прастен. – Не малое дитя, сам все должен понимать!

– А если по ряду, как присно наши предки поступали?

– Можешь и так, – скривился рус, – но тогда в мою сотню не попадешь, да и на многое не рассчитывай. Совать будут в самые гиблые топи, и платить – лишь бы не сорвался в другое место. Опять же снаряжение за свой счет.

– Но возьмете моих людей одним скопом, присягу мне за всех давать?

– Если только по ряду, а в служилом сословии каждый за себя отвечает.

– Но тогда то будут уже не мои люди?!

– Разве ж я буду гнать их из-под тебя? Окстись! – подозрительно легко согласился на невысказанное условия Прастен. Для начала зваться будешь десятником, но под начало возьмешь столько людей, со сколькими справишься. У меня в сотне тоже не ровное число.

Маркуж нахмурился, но продолжил выпытывать подробности.

– А что ты мне лично после служивой присяги обещаешь?

– В ближний круг тебя введем, начнешь начальствовать над своими, а там

как стежка выведет. О том же, как ценится наша служба, я тебе уже поведал. По киевской гривне со своими людьми можешь сговариваться, меньше не будет. Тебе две!

– Ты говори иное, – стал настаивать эрзянин.

– Остальное серебро доберешь зажитьем либо охраной торговых караванов, но учти, что на вольную охоту сотни становятся в очередь и не в ущерб основной службе. Тех же, кто по найму, на такие дела и вовсе не берут. Словом, если в плавнях отсиживаться не будешь, доберешь сторицей.

– А велика ли та очередь?

– Не переживай, в прошлом году треть войска донского в таких походах постоянно пропадала, иногда даже до половины доходило Да и отдыхать когда-то надо!

– Ладно, – уже не так недовольно буркнул Маркуж. – Что твоим людям сказать, коих в амбаре заперли? А то, не приведи боги, бросятся с кулаками.

– Насчет них не беспокойся понапрасну, все уже предупреждены, что помощь пришла. Так что тебе сразу поверят, если скажешь, что под мою руку перешел, все-таки знаешь многих.

– И кто вас предупредил?

– Мне лично Параська знак подала, письмецо в руки от школьников сунув, пока вы лясы с инязором точили.

– Ну да, ты же всякой грамоте сызмальства обучен и… – Маркуж запнулся и недоверчиво переспросил, – А когда же ты его прочесть успел?

– А вот за Евангелием и прочел, благо, буквицам ветлужским в школе насильно учили. Уж не подумал ли ты, что книга мне нужна, чтобы с Богом совет держать или молитву творить? – хмыкнул Прастен. – Узнают единоверцы, засмеют, что я святой текст на память не помню. И, кстати, людишкам моим девка даже нож пронесла, когда кормить ходила. Сами не выберется, но в обиду себя не дадут и тебе при нужде помогут. Действуйте, когда недоросли школьные на противоположном конце деревни шуметь начнут.

– А начнут?

– Должны, судя по написанному. Надеюсь, инязор поведется и сунется туда вместе со своими людьми. Учить тебя не надо, как лучше в отказ идти, если он тебя в то место пошлет?

– Ученый уже.

– Вот и ладно. Кстати, вои твои над девкой упомянутой не глумились?

– А я знаю? – хмыкнул уже Маркуж и недоуменно развел руки в стороны.

– Вот и узнай, Если виновны, заплатить придется тебе и много. Из задатка отдашь, если своих монет нет.

– С ума не сошел ли, друже?! Зачем серебро на нее переводить? Плетей всыплем, чтобы молчала или прикопа…

– Не вздумай! Ныне тут немного другим поконом живут. Это к половцам у ветлужцев отношение особое, тех режут без сожаления! И то не всех!

– А что тут странного? – пожал плечами Маркуж. – Будто остальные не так же поступают?

– Это ты про кого? – не понял его Прастен,

– Ну как же… Айюбай сошелся с Киевом и Ростовом, терзая булгарскую державу, за это и был отравлен. А кто рвал на куски границы владений киян, тот же Атрак или ныне властвующий на Дону Сырчан, тот всегда был друг Булгару и гонялся Мономахом… Одних режут, с другими дружат!

– Я не про то! О ветлужцах речь! – раздраженно перебил его Прастен. – Отличия в том, что своего и тронуть не смей будь он даже последний смерд! Узнают недоросли, что справедливость в отношении девки даже в малом порушил, неприятности тебе обеспечены! И не столько за бесчестье ее, сколько за такую попытку договориться!

– От младенцев криворуких неприятности?! – в очередной раз изумился Маркуж.

– От воеводы воронежского, а не дай Бог и ветлужского! Я же говорил это не недоросли, а волчата бестолковые! Малы еще, но зубасты и злы. Своей Правдой живут и за нее любому глотку перегрызут, а сами не дотянутся, так других натравят!

Дойдя до края леса, за которым дорога резко уходила вниз, зигзагами спускаясь по скату холма, Прастен остановился. Впереди виднелся неглубокий распадок, по дну которого протекал то ли ручей, то ли небольшая речушка, поросшая редким, просвечивающим. насквозь кустарником.

Перебравшись через истоптанный скотом пологий песчаный берег и мутную воду ручья, широко разлившегося на месте брода, еле заметная колея начинала вновь взбираться вверх, держа свой путь к очередной стене деревьев. Другой дороги не было. Справа распадок упирался в камышовые заросли затянутого ряской озера, из которого, собственно, и выбегала речушка, слева ограничивался крутым оврагом, будто топором прорубленным поперек ложбины вплоть до ручья.

Прастен небрежно ткнул пальцем, указывая на незаметную изгородь, выглядывающую на противоположном холме между деревьями.

– Пришли. Это и есть выселки. Обычно на пригорках скот пасется, но ныне тут пусто. А дорога одна, не ошибешься.

Выйдя чуть вперед, Прастен остановился, сбросил свой груз, перекинутый через плечо, снял исподнюю рубаху и помахал ей в воздухе.

– Все, идите, видоки мне при встрече лишь мешаться будут. Возвращайтесь сюда же. Инязору скажешь, что под обстрел попали и меня вытащить не смогли. Сгинул, мол, стрелой пронзенный, а забрать ты меня не смог. Вряд ли он рискнет тебя головы лишить, как обещал!

– Найду, что соврать, не без языка.

– Вот-вот, на всякий случай предупрежу тебя насчет этого самого языка. Ты его сам придержи, когда встретишься с недорослями, и людям своим накажи. И не только язык, но и ручонки поберег! Не суй, куда не следует! Я странный по твоим словам, а они вообще не от мира сего… Ведут себя необычно, поступают совсем непонятно, а вам с ними в одном строю стоять! И не далее как к вечеру!

– Что?!

– А ты думал отсюда сбежать без боя? Хоть стрелу, да выпустим! Если воевода узнает, что мы недорослей отдали на растерзание Анбалу и они погибнут, то и нам не жить! Вырежут всех и не посмотрят на мои заслуги. А школьники эти отсюда просто так не уйдут! Доподлинно знаю!

– Что, передумал? Имеешь право, пока присягу не дал.

– Нет, я с тобой, – подтвердил свое решение Маркуж, решительно поведя головой.

– Ну, тогда при ветлужцах и дадите клятву в верности. И имей ввиду… – Я насчет девки и того, знаешь ты или нет что у тебя среди воев творится! У меня в сотне не забалуешь! Порву!