Текст книги "Распутье(СИ)"
Автор книги: Андрей Шевченко
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
Костя подошёл к "своим", которые теперь сидели, открыв дверцы в стареньких володиных "Жигулях", подаренных ему родителями жены. Ирина познакомила будущего крёстного отца с запоздавшей кандидаткой в крёстные матери Анжеликой. Это была довольно симпатичная девушка лет двадцати, с претензией на экстравагантность, которая даже необходимый для церкви платок заранее кокетливо накрутила на голову. Она заняла на некоторое время Костино внимание, но только до того момента, когда попросила у Толика закурить. Зато маленький Артур оставил свою беготню вокруг машин, забрался дяде Косте на шею и предложил целый набор игр, каждая из которых превращала всё окружающее в декорации, а Костю – в реальное или волшебное транспортное средство.
– Ну, что там интересного, в церкви? – спросил Володя. – Честно гоыоря, я побаиваюсь туда идти.
– Да старушенция одна прицепилась: крестись, молись, я и рванул... Если и
75
попы начнут принуждать, церковь так и останется домом престарелых...
– Да кому она нужна! – вмешалась Анжелика, разворачивая жевательную резинку. – Просто мода пошла, вот все и крестятся. Кстати, Ириша, сначала меня крестите, потом я вашего выродка. Я у своих стариков выяснила: я ещё язычница.
– Вот это номер! – Ирина даже побледнела, расстроившись.
– Обойдётесь одним Константином, – предложил Толик. – Крёстный может быть один.
Косте стало жаль супругу приятеля, и он попытался её развеселить: дёрнул Анжелику за рукав плаща и предложил:
– Есть недорого деревянные идолы Перуна. Поставишь на балконе и будешь общаться.
... Часа через полтора вся компания с добавлением родителей Иры рассаживалась к праздничному обеду, и здесь всю инициативу разговора захватил себе дедушка новообращённого раба Божия.
– ... Нет, мать, ты не права! – громко возражал он на какие-то походя брошенные слова жены. – Вот в этих американских фильмах посмотришь, как они праздники отмечают: слоняются из угла в угол, а захотел перекусить там, наложил себе от общего стола и стоишь с тарелкой, давишься. Разве это дело?.. Вот вы мне скажите, молодёжь, разве это правильно?
– Кушать стоя – это не по-русски, – ответил от имени молодёжи Толик.
– А я что говорю! Конечно, не по-русски. Слышишь, мать?!. Во, сваха, слышала, что молодёжь говорит: не по-русски это! А ты мне свата не привела!
– Да на дежурстве ж он...
– Плевать! Сегодня у внука такая дата, крестины, можно сказать, а сват сидит там! Как будто в той армии ещё что-то можно украсть!..
Вошла с очередной тарелкой Ирина и решила урезонить разговорившегося отца, успевшего "с морозу" опрокинуть рюмку.
– А тебе надо чисто по-русски: нажраться до писка и свалиться в
76
ближайшую канаву?
– Это по-русски, – поддержала Анжелика.
– По-русски.
– Ну-у, девчата, я вас не понимаю! Ты скажи, дочка, я вас с матерью когда-нибудь гонял?! А?! Буянил дома?! Куда пошла?!. Вот, мать, скажи: я когда-нибудь выступал выпивший или нет?!. Ты скажи им!.. Выпивать выпивал с мужиками после работы! А как же! Разве это грех?! Ежели у родных праздник какой, свежина, к примеру там!..
– Или седьмое ноября, – подсказал Толик.
– Или седьмое ноября. Опять же дома винца самодельного...
– А может, и чего покрепче...
– Не-э, я не гоню. Ежели надо, то к тёще обращусь, она у меня специалист.
– Ты к бабушке только и ездишь, чтоб нанюхаться, – заметила Ирина.
Она закончила сервировку и вместе с виновником торжества Артуром усилила молодую часть компании в лице мужа, нового кума Кости, Толика и приятеля Володи по работе Коляна с его некрещеной супругой Анжеликой.
– Мама, садитесь, картошку позже подадим.
– Ты мне, дочка, в горло не заглядывай. Я у твоей бабушки баню построил? Построил. А ежели и выпью когда...
– Вот и разливай, Трофимыч, на своей половине, ежели рука ещё твёрдая.
– А она у меня всегда твёрдая. У меня всё твёрдое. Мать, садись, хватит тут закуски. Було бы сало...
– Да горилка...
– Кто скажет тост? – спросила Ирина, постучав по столу вилкой в Артуровой руке.
– Может крёстный? – предложил Володя.
– А я думал: за нас с крестником пить будут.
77
– Ну, ладно, – старшая хозяйка, которая ещё не успела присесть, взяла рюмку, – я скажу своему внучку... Артура!.. Артурка!.. Ну, дай Бог тебе, внучок, всего самого наилучшего. С крестинами тебя. Иль с крещением. Хоть мы люди не особенно-то в Бога верующие и понимаем его только, когда беда какая, но пусть тебя хранит всё самое доброе на свете: и Господи наш, и добрые люди... И чтоб в Москве там всё успокоилось. А то ж достанется нам, простым людям. Детей да внуков жалко... Ну, выпиваем...
Русский обед быстро всех помирил и подружил. Выпили и за родителей, и за бабушек и дедушек новообращённого раба Божия. Толик любезничал с Анжеликой и оказывал ей мелкие услуги. Костя от нечего делать ему подыгрывал. Спокойный и немногословный Колян, сидевший в конце стола, к популярности супруги относился равнодушно и включался только в разговоры, касавшиеся производства, точнее, его постепенного исчезновения в этом городе, и собеседником ему был один лишь Трофимыч, щедро и грубо ругавший всё начальство, какое только знал.
– ... Я не понимаю такой жизни, – сказал Володя, когда кушать стали медленнее, а постукивать вилками реже. – Почему всем обязательно торговать?.. А если у меня нет этой тяги к торговле и на базар меня ни за какие...не загонишь...
– Ни за какие фантики, – подсказала Анжелика.
– Может – конфетки? – не согласился Толик. – Что с фантиков возьмёшь?
– Давайте спросим человека с высшим образованием. Костя, как ты думаешь?
– Я, Володь, думаю: ни за какие коврижки. Хотя не очень понимаю, что это такое.
– Что-то хлебобулочное... Да ты не особенно переживай, – обратился Толик к другу. – В Приморске на базаре тебе уже места не хватит. Знаешь, сколько народу в Уссурийск за китайским барахлом ездит?
– Ну, и что? Много тебе это даёт?.. А если б твой завод не стоял, да получал бы ты крановщиком, как раньше, стал бы таскаться туда-сюда?
– Вся эта торговля с рук – временное явление, – вмешался Костя. – Кстати, я недавно нашего Шурика встречал. Настоящий сын своего времени. Что-то скупает, перепродаёт...всякую мелочовку...грибами вот торговал...
78
– Шурик спивается. Ему б жениться...
– А что ему делать. Он себя кормит...
– И поит. Ему больше ничего и не надо.
– Сейчас такое время, что никто ни жениться, ни детей заводить не хочет. Что там дальше со страной будет...
– Сваха! Мамка! Бросайте свои сплетни! – не понравился Трофимычу унылый разговор. – Давайте споём! Что это за гулянка получается?! Молодёжь не пляшет! Э-эх!..
Он затянул что-то украинское, но подпела только жена, да и самому хватило духа только на пару строк. Инициативу взяла на себя Володина мама, и все трое грянули:
Распрягайте, хлопцы, кони...
Первый куплет и припевы подпевал и Костя, но больше из молодёжи никто слов не знал, и Трофимыч расстроился:
– Да что ж это вы...петь ничего не можете... Ну, говорите, что знаете, я подпою...
Попробовали одно, другое... не пошло ни старое, ни новое. Даже в знаменитых "Подмосковных вечерах", любимой песне всех иностранцев, мало кто знал что-либо, кроме мотива. Вдруг жена Трофимыча громко запела:
По долинам и по взгорьям...
Подхватили "старики", подхватила молодёжь, включая и молчаливого Коляна; Толик и Анжелика, улыбаясь и переглядываясь, старались перекричать друг друга; маленький Артур с любопытством смотрел с маминых рук на взрослых, а его родители вдохновенно пели, по-товарищески обнявшись за плечи. Следующая фраза -
Чтобы с боем взять Приморье,
Белой армии оплот -
гремела уже на всю квартиру и, наверное, вторгалась в соседние. До самых
79
слов " И на Тихом океане свой закончили поход" все искренне радовались, пусть и кратковременному, душевному единению. Никто из присутствующих не проходил с НРА дороги родного края, не брал штурмом город Спасск, но все подпали под власть простой, доходчивой мелодии и, улыбаясь друг другу, пели, нимало не заботясь о своих, может быть, очень даже скромных вокальных способностях.
–... Дожились, ничего, кроме большевистских песен, наизусть не знаем, – высказался Костя, когда боевой гимн смолк.
– А ты скажи, – заинтересовался Трофимыч, – какие песни сейчас в школе поют? Ты же в школе работаешь?
– В школе.
– Что, какие-нибудь новые появились?
– Про счастливое капиталистическое детство, – прибавил Толик.
– Не знаю, у нас пение не ведётся: учителя нет... Новые-то песни вряд ли придумали. Наверное, старые поют, но без всяких там "любовь, комсомол и весна".
– Вот. А я думаю: вообще не поют. Сейчас видики да компьютеры у всех. Такое поколение пошло, что...
– А вы как к магнитофонам относитесь?
– Гм, как отношусь?.. Нормально... Можно ведь и что путнее записать...
– А к гитарам?
– О, ты не знаешь, как я на гитаре в совё время... Мать! Какой я был гитарист в молодости, а?! Скажи!
– А родители ваши, небось, ругали и магнитофоны, и гитары?
– Было дело... Конечно.
– А теперь мы ругаем детей за компьютеры и прочее. У каждого времени своё.
– Не, Костя, я не согласен, – вмешался Толик. – Мы в футбол, хоккей резались целыми днями, а они воткнутся в эту ерунду и давят на кнопку со с
80
ранья и до ночи...
– Во-во, – поддакнул Трофимыч.
– А когда мы сидели на лавочках с магнитофонами, родители нам ставили в пример свои посиделки, – не сдавался Костя. – да вот вы только что упрекали нас, что не умеем петь...
– А что? Не умеете ни шиша... Раньше какие песни были?..
– Константин прав, а ты, Толик, будешь в старости брюзгливым дедом, понял? Как дядя Миша, – сказал Анжелика.
– Я т-тебе, девка!.
– Не девка, а замужняя женщина... Что детей осуждать? У них свои интересы. Если не хотят они в твой хоккей резаться, всё равно не заставишь. Есть кое-что и похуже компьютеров...
– Наркота, например, – догадался Толик. – Кстати, ты не пробовала?
– Не пробовала и не кстати.
– Так и есть, – продолжил тему Михаил Трофимыч. – Когда эти танцы пошли, батя, бывало, специально работы даст столько, чтоб отвадить... всё равно бегали... Ты вот мне скажи, Константин. Как наша вот такая жизнь влияет на школу? Что там всякие пионеры, комсомольцы?..
– Этого уже нет. Даже октябрят. А жизнь влияет и ещё как. Учиться вообще не хотят. В наше время, я помню, двоечников была где-то треть, и хорошистов треть. Вот хотя бы наш класс взять, да, Володя? А сейчас от силы один хорошист на класс, а между двойкой и тройкой учится половина. А зачем им учёба? Мы с космонавтов брали пример, у которых по два вуза, а они – с бизнесменов...
– У которых два класса и пять коридоров, как у нашего Шурика.
– Вот-вот.
– Да что там Шурик. Я сам-то кое-как восемь закончил. А на базаре со мной такие дубы стоят! Этикетку не могут прочитать. Не то что слов, букв английских не знают... Зато как товар всучить...
– Быстро соображают, да? Знаешь, Толик, ты про эти буквы говоришь,
81
Латиницу, и я вспомнил: там, где дорога от нашей деревни на трассу выходит, стоит знак остановки "СТОП". Так вот первые три буквы – латиница, а последняя – наша – пэ. Получается, одно слово на двух языках написано.
– Страна дураков... Да, Михаил Трофимыч? Вы не спите?
– Поговори у меня, зятёк... Все дураки... Вверху дураки сидят и внизу тоже... И в Советском Союзе бардака и воровства хватало, а сейчас одни дураки...
– А где умным взяться? Кто за границу не смылся, того затёрли. А наверху – пена... Ну, хозяева, у меня автобус.
– Да посидел бы ещё, Костя...
– Опоздаю... До свидания, крестник. Давай руку... Молодец...
11
Мягким, прохладным сентябрьским вечером, когда солнце важно и неторопливо опускалось за фермой в свой далёкий ночной дворец, когда детвора на велосипедах спешила на поиск дичавших осенью коров и из воздуха исчезли звуки машин и тракторов, Костя отправился по домам тех своих учеников, у которых накопились проблемы с учёбой, поведением, посещаемостью уроков, и родители которых игнорировали вызовы в школу. Костя с удовольствием вдыхал чистый деревенский воздух, смешанный с запахами дыма с огородов, навоза от сараев и всего того, что присуще естественной, не спрятанной под асфальт природе. Он ловил на себе любопытные или отстранённо-озабоченные взгляды взрослых, отвечал на "здрасте" детей, с которыми пять перемен сталкивался сегодня в школе, заинтересованно рассматривал дворы, оценивая хозяйственность владельцев и внося в уме изменения в архитектуру маленьких усадеб совхозников. Всё, что было в мыслях от работы, растаяло, о предстоящих разговорах не хотелось думать.
Первого разговора, впрочем, и не получилось. Дом, где жил Сергей Трусенко, Костя нашёл быстро: показали дети, игравшие в тележке, оставленной под двором какого-то тракториста. Это была половина стандартного, деревянного двухквартирного дома, оббитая, наверное, ещё со времени своей постройки рубероидом, с двором, огороженным битым
82
штакетником. Под самой калиткой располагалась грязная лужа, а может, калитку расположили в луже, и Косте пришлось прыгать. У него это вышло удачно, однако столь резкое вторжение произвело такое впечатление на собаку, выползшую из-под дома, что та, очумело поглядев на чужака, без звука убралась в огород.
Двор являл собой унылую картину. Казалось, война прошла здесь совсем недавно и разбросала в беспорядке кучу песка, страшные детские игрушки – машины без кузовов и кабин, четвертованных кукол, – а между ними – гнутые вёдра, ящики, коляски, доски и прочий хлам.
Из-за погреба без двери вытащились ещё две собаки, такие же заспанно– хмурые, и принялись чесаться, словно ждали кого-нибудь, чтоб показать ужасное состояние своей шерсти.
Обстановка подействовала на Костю гнетуще, вызвала чувства брезгливости и тоски. Пока шёл до крыльца, он обратил внимание ещё на то, что окна забиты плёнкой (это делается от холода, но весной её снимают), и на то, что огород засаживался не полностью: полосы в два-три метра шириной, примыкавшие к соседским огородам, заросли высокой травой, словно обороняли участок от нападений.
"Господи, ну, нет здесь мужика, но не настолько же запускать всё. Доярка ведь, не целый день на работе", – подумал Костя и постучал в окно веранды. На стук чужака все три пса и с ними соседские ответили ленивым лаем, но ближе не подступали. Петух посреди двора с интересом проводил взглядом одного глаза проходившую мимо курицу и пошагал в другую сторону.
Костя постучал во второй раз. Что-то зашевелилось внутри дома, но к двери никто не подошёл. Подёргал дверь: она оказалась запертой изнутри на крючок. Третий стук был более продолжительным, и собаки, сойдясь вместе, залаяли решительнее, но тут же без всякого видимого повода передрались между собой.
– Кто там? – спросил детский голос за дверью.
– Мама дома? Позови маму.
Ребёнок ушёл, ничего не ответив. Всё стихло. "Проклятье, – попенял себе Костя, – сейчас не дозовёшься. Надо было удержать каким-нибудь разговором или спросить о Сергее." Он вновь собрался тарабанить, но за
83
дверью раздались шпаги, и крючок откинули. Из темноты квартиры пахнуло, как из землянки.
– Здравствуй, Серёжа. А ты чего не открываешь? Я уже минут десять здесь стою. Едва окошко не вылетело от моего стука... Ну, как твои дела?
– Нормально, – Сергей прятал взгляд и ерошил одной рукой волосы.
– А чего же ты в школу не ходишь?.. Что молчишь?
– Я приду... Мамка сказала с малыми дома посидеть...
– Та-ак. А где сейчас мама?
– Иди что стоишь, как дурак?! – прогнал Сергей младшего брата и не ответил на вопрос классного руководителя.
– Сергей, где сейчас твоя мама?
– Да её нет.
– А где она?.. На работе?.. Может, вышла куда?
– Уехала...
– Куда она уехала?
– К их папке на зону...на свиданку...передачку повезла...
– Та-ак... И давно она уехала?
– Да...позавчера. Нет, два дня назад.
– А когда вернётся, сказала?
– Завтра вернётся...
– И что, вы втроём живёте два дня? А кто вам варит?
– Тётка приходит...
– Какая тётка?
– Да мамкина сестра... Вон там живёт... Корову доит и варит...
– За хлебом-то ходите?
– Светка ходит.
84
– Сестра?
– Ну.
– А сколько ей лет?
– Семь... Нет, шесть.
– ... Да-а, дела...
Костя почувствовал, что на него накатывается то состояние, которое он не любил больше всего: что-то среднее между бессилием, разочарованием и скептицизмом, презрением к жизни.
– Что ж с тобой делать?.. Слушай, но сестра-то большая. Могла бы полдня и без тебя посидеть дома с братиком.
– Да мне не в чём в школу идти. Обутки нету... Мамка в городе купит...
– А в чём же ходил до этого?
– Да порвались... Выбросил...
– Ну, вы даёте...стране угля... Покажи мне точнее, где тётка живёт.
– Да её нет дома... Она вечером будет... завтра уже мамка вернётся. Я приду в школу, Константин Александрович...
– Точно придёшь?
– Приду.
– Сам-то готовить умеешь7
– Чё?
– Варить умеешь?
– Умею.
– А продукты есть? Да не мусоль ты волосы!
– Есть всё: и мясо, и крупа. Малая картошку умеет чистить...
– И не страшно вам?
Да что страшно? Телевизор вечером смотрим, когда погуляем...
85
– Ну, ладно, Сергей. Если тебя послезавтра не будет в школе, я опять к вам.
– Я буду.
– И передай маме, чтоб она тоже зашла в школу. Обязательно. Передашь?
– Ага.
– Обязательно пусть придёт.
– Передам...
Костя снова перепрыгнул через маленький ров с водой под калиткой и медленно пошёл по улице. Свербила мысль о том, что, может быть, что-то он сделал не так, не нужно было просто уходить, надеясь, что за два дня всё утрясётся. Но если не уходить, то что сделать? Дома, точнее, в гостинице, ждут не написанные ещё планы уроков, пачка тетрадей с самостоятельной работой десятого класса, на проверку которой понадобится не меньше часа. Эти Трусенко вроде не голодают: в собачьей чашке возле крыльца вермишелевый суп. Опять же помощь родной тётки... Бог его знает, как тут поступить. Надо завтра обязательно посоветоваться с директором.
Костя прошёл по переулку на другую улицу и остановился у калитки небольшого старого дома, где жил другой его ученик Ященко Игорь. Собак не было видно, и Костя вошёл во двор. Он знал, что дом этот маме Игоря совхоз дал недавно, и сейчас легко различил признаки старых и новых хозяев. У окна, между двумя сиренями, стояла оригинально сделанная беседка; на сирени висели какие-то тряпки и облезлый половик, а в беседке валялись бутылки. Вдоль дорожки от калитки к дому тянулась клумба, выложенная побеленными кирпичами, но часть кирпичей выворотили и употребили на импровизированный очаг, на котором, очевидно, что-то варили или запаривали для домашнего скота. Посреди двора стоял телёнок и дёргал с телеги пучки соломы: дверь в кошару забыли закрыть.
"Смена власти произошла быстро и решительно. Черты новой экономической фармации проросли сквозь старую", – пошутил про себя Костя и постучался. В перерыве между стуком от постарался собрать всё своё спокойствие и выдержку: с такой женщиной, как мама Игоря, на мирный разговор надеяться не приходилось. Однако и просто ругаться было не в его планах. У мальчишки совершенно не ладилось с учёбой, хотя уроков он не пропускал. Все учителя жаловались Косте, как классному
86
руководителю, на постоянное невыполнение Игорем домашних заданий и отказ от дополнительных занятий. Поэтому предполагалось сначала похвалить маму мальчика за то, что её сын перестал быть прогульщиком, а потом осторожно выяснить, созданы ли дома условия для приготовления уроков.
После пятого стука дверь сама по себе отворилась от ударов по ней, и Костя решился войти. Раз не заперто, значит, внутри кто-то должен быть.
– Есть кто дома? – громко спросил он с порога.
Ответа не последовало, но откуда-то из глубины помещения донеслось нечто похожее на храп. Костя, на разуваясь (носки б не отстирал), заглянул на всякий случай в кухню: никого. На грязной газовой плите стояли две сковородки одна в другой, на столе без скатерти или клеёнки – большая кастрюля и грязная посуда. Всё остальное, что бывает в местах, где готовят пищу, находилось в относительном порядке, только у печки валялась зола, выпавшая из открытой дверцы.
В комнатах теперь уже явственно захрапели, и Костя почти крикнул: "Есть кто дома?!" Ему вновь не ответили, и, немного постояв в нерешительности, учитель рискнул пройти дальше. Не хотелось, чтобы и второй сегодняшний визит закончился неудачей: слишком уж много претензий накопилось у него и к родителям Сергея Трусенко, и к родителям Игоря.
Костя прошёл в первую комнату. Там стояли железная кровать и телевизор, на полу валялись тряпки, но людей не было. В третий раз услышав храп, он заглянул в другую комнату. На одной кровати – кроме неё в комнате стоял только шифоньер – расположилось два с половиной человека. Мать Игоря, растрёпанная, с красной распухшей мордой, лежала у стены и наполовину замоталась в полусорванное со стены, вылинявшее от времени покрывало. С краю на кровати спал какой-то коротенький мужичонка. Лица его не было видно, он закрыл его двумя грязными кулачками, как будто играл в прятки, и только обросший рыжими волосами подбородок виднелся меж локтей. Вторая женщина лежала на кровати лишь наполовину, вся нижняя часть её тела съехала на пол, одежда сбилась, открыв грязное бельё, а голова с грязными , всклоченными волосами поместилась между кирзовыми сапогами мужичонки, забывшего разуться. Все трое посапывали или храпели: женщины мягче и тише, мужик – с длительными перерывами, но резко и
87
отрывисто, как бы опасаясь ответственности. В комнате почему-то горел свет и словно усиливал вонь перегара и грязи, которая била по обонянию. Костя почти что на цыпочках повернул обратно. Он не только не подумал разбудить пьяную родительницу, но испугался, как бы та не проснулась сама: объясняться в таком смраде стало бы настоящей пыткой.
... Переполняемый впечатлениями от всего увиденного, шёл Костя по улице. На душе было гадко, но, когда чувства немного остыли, он стал думать о том, как мало можно потребовать в школе от детей, которые живут в подобной обстановке. Хорошо ещё, если в такой дом ребёнок придёт ночевать. О приготовлении домашнего задания просто нечего и говорить. От коллег Костя слышал, что мать Игоря пьёт постоянно и довольно часто меняет "пап" своему сыну. "Бедные дети, бедные дети... Вырасти в таком болоте и сохранить нормальную психику... Ребёнку это не по силам... Дом не дом, мать не мать, жизнь – собачья. Убивать этих уродов надо... Вернуться, поднять этих сволочей пинками да погонять вокруг дома, пока придут в чувство..."
От таких мыслей на Костю словно во второй раз пахнуло всем тем, что увидел и ощутил он в жилище Ященко: грязь и неуютность, беспорядок и бедность, резкий запах и тусклый свет сквозь закопчённые окна... "Господи, Господи, и это русские? Великая нация?.. Сколько таких выродков по всей стране?.. Миллионы... Зато рожают в таких семьях куда больше, чем в нормальных. Плодят и плодят идиотов и дебилов, озлобленных и невежественных. Запретить бы им вообще иметь детей. Прошла специальный тест – рожай, не прошла – не надо нам твоего потомства, будущих воров да люмпенов... Спроси у такой, где её ребёнок – ни за что не скажет. Да ей и всё равно. Встанет и будет искать, где б похмелиться. Из совхоза уже два раза по тридцать третьей выгоняли и снова выгонят. Ещё и деньги, что на ребёнка дают, наверняка, пропивает..."
Со всем этим эмоциональным багажом подошёл Костя к дому Зубцовых. Крепкий, высокий забор укрывал двор, образуемый домом, большой летней кухней и выбеленными или даже покрашенными хозяйственными постройками. Через калитку было видно, что середину двора украшают четыре клумбы, сделанные из старых автомобильных покрышек. Многого Костя не успел рассмотреть: здоровенная овчарка, хрипло залаявшая, бросилась на калитку и только из-за цепи не перемахнула её. Через минуту по усилившемуся ожесточению пса Костя понял, что кто-то вышел, и
88
отступил на пару шагов, чтоб собачий лай не мешал заговорить.
– Татьяна Николаевна?
– Да.
– Здравствуйте, я классный руководитель вашей Оли. Константин Александрович.
– Здравствуйте. Сейчас я собаку успокою... Ольга! Ольга! А ну-ка иди сюда!.. Ты что там натворила, в школе-то?! Отвечай!.. Смотри, если натворила что серьёзное, ни видиков тебе, ни компьютеров, и в город с отцом не поедешь!..
– Да вы не торопитесь ругать. Она не закоренелая двоечница, вот только ленивая. Она передавала, что я просил вас прийти в школу?
– Говорила... Я-то думала позвоню, но что-то с телефоном у нас на ферме.. Прийти-то самой некогда, целый день на работе, и никто не отпустит...
– Оля, ты маме не объясняла, почему я её вызываю?
– Я сказала, что у меня по математике двойка...
– Только по математике? У тебя пять двоек по разным предметам, и все их ты упорно не желаешь исправлять... Вы смотрели её дневник?
– Дневник-то я проверяю. Да твм не было двоек. Тройка, по природоведению что ли...
– Вообще-то я все пять двоек в дневник выставил. Все они за одну неделю. И на этой уже учителя жаловались, что ничего дома не учит.
– Ну, я тебе устрою! Ты у меня поездишь в Приморск! К телевизору не подпущу!..
Длинная белая иномарка притормозила на дороге и повернула к воротам.
– Вот отец-то сейчас с тобой разберётся. Ты что, не видишь, что я целыми днями на работе? Мне ещё из-за тебя краснеть да в школу бегать...
Костя поздоровался с Олиным отцом, которого супруга тут же ввела в курс дела.
– Ну, что с тобой делать, а? – решительно спросила получившая
89
подкрепление мать девочки.
– А чё?
– Ничё! Она ещё чёкает!
– Подожди ты, Тань, лаяться... В общем-то она у нас трудолюбивая, Константин Александрович... По хозяйству, матери по дому помочь...
– Помогать-то помогает мне, но мы её особо не загружаем. Уроки учить – значит, не трогаем. Всё телевизор этот: часами не отходит. Всё, с сегодняшнего дня вообще не подойдёшь.
– Пять двоек, говорите... – снова присоединился к воспитанию отец лентяйки. – Ну, и Ольга... Это же по одной в день в среднем. А другие оценки получаешь? Или только двойки?
– Получаю.
– Получаю, – передразнил папа дочку. – А может, только двойки?
– Понятно было бы, – вмешался Костя, – если б ей учёба не давалась. А то ведь может спокойно учиться и на тройки, и даже на четвёрки...
– Она может... Она всё может...
– Просто за ней немного контроля нужно с вашей стороны.
– Может, да не хочет, – папа нерадивой ученицы углубился в себя и, очевидно, усиленно искал в уме быстрое решение педагогической проблемы: ждали обычные вечерние дела по хозяйству.
– К телевизору я её не подпущу, – пообещала мама. – Будет у меня зубарить целыми днями...
– Да зубрить-то ни к чему. Надо. Чтоб она в ближайшие дни исправила свои двойки. Все учителя пойдут ей навстречу. Было бы её желание. А потом...
– Ну, что, Ольга? – перебил Костю родитель. – О полароиде говорили с тобой?
– Говорили, – Оля настороженно взглянула на отца.
– Вот. Заканчиваешь четверть без двоек – будет тебе полароид. А ежели
90
классный руководитель и дальше будет на тебя жаловаться, забудь и полароид, и поездки в Приморск, и ни одной новой кассеты не куплю, будешь старьё смотреть. И с подружками вечером не пущу на лавочке языки чесать. И ещё бабушке про тебя расскажу.
... Тёплый сентябрьский вечер словно сгустился к земле с закатом солнца, жалея людей, прикрывая их от наступления ночного холода, давая возможность убрать с огородов выкопанную картошку, сжечь ботву... Красное небо на западе намекало на завтрашний ветреный день, а буйная игра деревьев в жёлто-красных балахонах на недалёкой сопке, хорошо видной между домами, давала понять, что последний праздник живой природы в самом разгаре, и скоро всё станет голым, мёртвым, застывшим.
Костя торопливо шёл и видел всё: розовое небо, разноцветную сопку... Только любоваться красотами природы он не мог: самые разные мысли запутались клубком в голове и не давали покоя и умиротворения, в которые погрузилась деревня. Как человек, старающийся всё своё время употреблять с пользой, он думал теперь о визитах как о чём-то бессмысленном и корил себя, прикидывая, сколько разных дел успел бы выполнить за это время. И только одна утешительная мысль мелькала оранжевым пятнышком на чёрно-сером фоне самоупрёков: "Зато теперь буду знать, с кем имею дело".
Из дневника
12.09., воскр. Ездил к родителям, заходил к Сингапуру. В городе Галина отшила меня. Какая-то она непонятная. Родители беспокоятся: похудел. Не чувствовал у них себя как дома. И здесь тоже. Повис в воздухе. Вечером – подготовка к урокам, спорт, читал. Привёз газеты: крайне левые и крайне правые расшатывают страну.
13.09. Утром бег, гимнастика. В школе опять много неготовых к урокам. Ночью на понед. Умерла учительница начальных классов В.А.Решетникова: сердце. Я с ней даже ни разу не разговаривал.
14.09. объяснял детям на коровах, что такое коммунизм. Восприняли. Сделал открытие: их надо задевать чем-нибудь близким и так "проталкивать" тему урока. Опять не получился урок в 9 кл. вывел из себя Петренко. Позор: потерял выдержку. Надо: строгость плюс юмор, шутка.
15.09. Методдень. Работал в своей лаборантской: карты, репродукции, стенды. Потом похороны. Прощание в школе. Тягостное зрелище. Ходили на
91
кладбище.
16.09. До обеда "на картошке". Поразительно: эти дети начисто лишены чувства сознательности в привычном нам понимании. Комсомольцев больше не будет.
17.09. Утром – бег, гимн. Уроки, классный час (беседа об аномальных явлениях). Приезжали Володя С. И Толик В. Придётся ехать в Приморск, крестить Володиного сына. Предлагал соседу Володе быть спарринг-партнёром по каратэ. Отказался: "штакетина вернее". Повесил у себя самодельную грушу.
18.09. ОПТ с 5 "Б". мыли стены коридора. Максим предложил собрать команду учителей и сыграть с учениками в волейбол. Я согласился. Вечер – с Галиной. Гуляли, сидели на лавочке
19.09. В Приморске: крестины Артура. В церкви много ханжества. Мама рассказывала, что на крещение была драка за святую воду.
20.09. В моем 5-ом проблема: девчонки дерутся между собой. Две группировки. Буду разбираться, вызвал родителей.
21.09,вт. В "окно" говорили с Максимом об учителях-урокоделателях (Новиковы, Крат, Бочар). Может, и я скоро разочаруюсь в этой работе?
23-26.09. Некогда писать. Ежедневно – допол. занятия с двоечниками. Ходил к Трусенко, Ященко, Зубцовым. Дети никому не нужны. Вообще, в Петровском два сословия: одно обогащается (местные "новые русские"), другое спивается.
В бане познакомился с Игорьком (весёлый, болтливый, моих лет, занимается чем-то в городе). В воск. – поход с классом. Вечером – ТВ у соседей. Указ Ельцина о роспуске парламента. В Москве начинается дурдом. Грызутся за власть над нами.
За выходные сформулировал для себя правила жизни. Но надо будет дополнять, корректировать. Итак, ╧1. "Использование времени".
