Текст книги "Распутье(СИ)"

Автор книги: Андрей Шевченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

– Давайте на коровах, Константин Александрович, а то эта схема такая заумная, меня всё это ошарашивает...

– Ну что ж, специально для Иры и для всех желающих. Представь, что у тебя две коровы...

– У нас и так две.

29

– Хорошо. А рядом живёт какой-нибудь товарищ, кготорый не имеет хозяйства...

– Алкаш.

– Не обязательно. Может, он переселенец, жертва перестройки... У тебя две коровы, а у него ни одной. Зато у него куча детей, и им что-то нужно есть. Зарплата-то в совхозе маленькая. Вот он и говорит – чисто по-коммунистически: "Хватит тебе жиреть, давай мне одну корову, у меня дети голодают". Ты видишь, что вроде бы всё справедливо, детей соседских жалко. Отдаёшь корову. Всё нормально: у тебя одна, у него одна... Но он плохой хозяин, не привык наживать добра, сена на зиму не заготовил и забивает корову на мясо. Месяц они живут на говядине, потом опять бедные детишки начинают голодать. Мужик опять к тебе: "Давай корову, у меня дети умирают, а ты работящая, как-нибудь проживёшь". Ты и в этот раз видишь, что аргументы его справедливые, и отдаёшь корову. Пролетарий через некоторое время сводит и её. Итак, всё было прекрасно, справедливо, но почему-то получилось так, что ни у тебя, ни у него нет коровы. Он съел, а ты больше не будешь заводить: всё равно заберут. Наступил полный коммунизм... Ребята, вы что, перевариваете? Такие подавленные... Да не бойтесь, никто у вас сейчас корову не заберёт.

– Ну, ни фига себе справедливость! Да я такого соседа вилами завалю, как мамонта!..

– Точно.

– Я тоже...

– Да подожди ты со своими вилами... Пугачёв ещё нашёлся... Почему это я должна кормить чужую семью? Этот богодул будет бухать по-чёрному, а я его детей жалеть? У меня, может, своих тоже куча будет!

... Когда класс просмеялся над Ириным откровением и обмен шутками закончился, Костя глянул на часы и сказал, резюмируя:

– Отбирание коров – это не бред отдельного алкоголика. Это идеология, государственная политика, и в тридцатые годы около двенадцати миллионов так называемых кулаков были лишены своего имущества и выселены в места, мало пригодные для существования. Не миновала сия напасть и наш край. Например, в Приморском районе, где мы живём, раскулачили тридцать

30

пять семей. В их числе был и мой прадед, простой трудолюбивый крестьянин, у которого было одиннадцать детей... А вот Миша, между прочим, открыл вам закон, почему происходят гражданские войны. Один отбирает чужое, другой его вилами...

– Константин Александрович, почему коммунистическую партию сейчас не запретят? Она столько натворила...

– Во-первых, нельзя запретить, потому что компартию поддерживает двенадцать процентов населения. Власть обязана считаться с мнением граждан.

– Что ж они не понимают, что ЭТИХ нельзя допускать до власти?

– Вообще-то, это серьёзный вопрос – уроки истории. На своём прошлом нужно учиться, не повторять ошибок предков. Для этого мы с вами и изучаем историю. Ведь посмотрите, большинство политических авантюристов было людьми безграмотными... А чтобы не допустить к власти проходимцев и параноиков, каждый из нас должен помнить о своей ответственности за всё происходящее.

– Да что мы можем? Там, наверху, всё решают без нас...

– Кое-что можем, и – тому в истории примеров тьма. Сусанин, хотя бы... Нет времени углубляться в это, но я считаю, что любой из нас влияет на жизнь, на историю. Ну, а что касается наших коров, то общество должно строиться так. У кого две коровы, тот платит налоги, и они идут на поддержку бедных, точнее, неспособных себя прокормить. Размер же налогов таков, чтобы не отбивать охоту завести третью корову. Ведь с трёх коров налогов больше.

В том лёгком и шутливом тоне, который Костя принял в начале урока и который у него появлялся всегда в те моменты, когда приходилось говорить о марксизме, прошла история в десятом классе. В прекрасном настроении он пошёл на перемене в учительскую поменять журналы. Однако темы разговоров коллег были не столь весёлыми. Говорили – второй день – о смерти Виктории Александровны, которая учила 2 "Б" класс и умерла от инфаркта. Новенький в коллективе, Костя не мог сейчас даже вспомнить её лица. Он задумался о том, что в этой школе педагоги не имели прозвищ. "Уровень учащихся: воображение на нуле. Или просто такие добрые?" Даже

31

у директора, которого за покладистый характер Костя с первого дня назвал про себя Виннипухом, не было тайного имени, лишь старшеклассники сокращали Виктора Степановича до просто Степаныча. Но словесник-пенсионерка Добрихина Лилия Романовна своими методическими приёмами, которые порой напоминали приёмы рукопашного боя – и Костя узнал об этом от своих пятиклашек в первые же дни учебного года – всё-таки пробудила творческие способности юных петровцев: ей переделали и имя, и отчество, и фамилию и использовали или всё вместе, или порознь – Злюкина Куриная слепота Барановна. Когда чрезмерно откровенные ученики довели это до сведения классного руководителя, он даже забыл их поругать и задумался о том, что получил первый жизненный урок педагогики: дети начисто отвергают оскорбление в любой форме и при любых обстоятельствах.

В учительскую вошла завуч Крушак, и тут же, словно дожидался начальства, прозвенел звонок. Косте, который встал и направился за журналом, пришлось сделать пару шагов боком, ибо Маргарита Львовна, имевшая значительную фигуру, постоянно двигалась строго прямолинейно, согласно выбранному курсу, и занимала много пространства. Костя даже завидовал, наблюдая шествие завуча по коридорам школы. В этих узких каналах, в которых сновали туда-сюда дети, совершенно не заботившиеся о том, что порой не дают пройти взрослому, молодой учитель, который не любил ходить медленно, всякий раз лавировал и направлялся в свой кабинет или учительскую, вырисовывая сложный зигзаг. Маргарита Львовна – не то. Если на её прямом пути попадался какой-нибудь маленький ученик, да ещё повернувшийся спиной, то он немедленно приводился в положение часового у знамени и подвергался такому обстрелу словами, что каждую секунду склонял голову всё ниже и терял весь свой боевой вид. Старшие ученики на её пути не попадались, ибо стоять смирно и почтительно смотреть вниз – а Крушак была невысокого роста – было крайне неловко и унизительно...

Маргарита Львовна проплыла через учительскую и бросила якорь у поднявшейся со стула Галицкой.

– Одну минуточку, Елена Николаевна... Вы знаете, что мы направляем Екатерину Фёдоровну на курсы. Вам достанется заменить её на шестом классе.

– С чего бы это? Лилия Романовна ведёт один шестой, пусть она и берёт.

32

Мне и так пятый достаётся да ещё девятый, как параллель...

Костя задержался у журналов: шестого почему-то не было, и он глянул на расписание, чтобы узнать, кто из коллег не принёс журнал. Он заметил, раздражённая на перемене собственным рассказом о недавней эпопее с обменом денег, пришла в нервное состояние, в лицо ей ударила краска, руки задвигались.

– Вы, Елена Николаевна, возьмёте пятый и шестой, а Лилия Романовна – старших.

– Да вы что?! И не подумаю даже... Это вообще уже... Совершенно непонятно...

– У вас, Елена Николаевна, и так в основном старшие классы...

– И что же? Я их всех веду с пятого... Если кто-то заискивает, так я должна за всех отдуваться?..

Костя вышел, и стал подыматься по лестнице на свой второй этаж. Предстоял урок в 9 "Б", и, сочувствуя Галицкой, которой предстояло идти к детям, получив такой "сюрприз", он озаботился и о своём настрое. С этим девятым он никак не мог найти общего языка. Было здесь пять-шесть таких учеников, каждый из которых, отнимая по паре минут времени, сводил урок к наведению порядка и бесконечным попыткам привлечь внимание. Не помогали ни строгость, ни занимательные факты, и в конечном итоге Костя понимал, что всё дело здесь в том, что он новый учитель, что ему не надо изворачиваться, а просто учить так, как учит, и время приведёт всё в норму.

Сегодня началось с того, что все мальчишки опоздали. С начала урока – по шёпотом сказанным фразам и другим малозаметным признакам – Костя догадался, что на перемене была драка и один её участник – из этого класса. Остальные, очевидно, выступали в роли секундантов. Появляться они начали по одному, и через десять минут пришёл последний – Петренко. Он с помпой прошествовал на своё место, умудрившись едва ли не каждого зацепить рукой или словом. Костя уже был на пределе терпения, и, когда Петренко, не растратив своего возбуждённого состояния, стал шумно делить со своим соседом территорию парты, не выдержал.

– Витя, встань.

– А? Вы мне?

33

– Петренко, я сказал встать.

– Чё такое?! – парень вскочил так, что упали стул и сбитый плечом стенд. – Обосралась мне эта история! Посидеть не дают на своём месте!

– Повесь стенд.

– Да сдался он мне! Приехали тут, блин... – Петренко взял свою сумку, закинул её на плечо, как котомку и, играя перед классом, сделал на выходе из кабинета театральный жест прощания.

– Минуточку... – Костя быстро вышел следом и поймал хулигана за рукав.

– Чё такое?!

– А ну-ка заткнись, дружочек... Вот что. Будешь ты учиться или не будешь – твоё дело. По мне, хоть школу бросай, хуже никому не будет. Но если ты ещё хоть раз попытаешься задеть моё чувство достоинства, то я вспомню, что я мужчина, и буду говорить с тобой по-мужски. И не думай, что я стану дорожить работой или ещё чем-то. Ты понял меня, сопляк?

– Да ну нафиг, – Петренко вырвал руку. – Бате скажу, попляшете у меня. Будете слёзки вытирать...

– Присылай своего отца. У меня завтра методдень, но я специально приду в школу. Обязательно присылай. Посмотрим, кто будет слёзы вытирать... Только...в самом ли деле твой отец такой глупый, чтобы заступиться за тебя, когда ты делаешь гадости. Если он нормальный человек, то он с тобой поговорит, а не со мной.

– Посмотрим...

– Ладно, скажи ему, что я буду завтра ждать. А ко мне в класс придёшь только тогда, когда надумаешь учиться. На посиделки я тебя не пущу. Здесь не клуб.

... На большой перемене директор собрал весь коллектив в учительской и сделал несколько объявлений. Костя тут же пошёл в кабинет математики к своим пятиклассникам . По пути он увлёк за собой несколько человек и послал одного мальчишку во двор школы за другими. Когда класс собрался, он сказал:

– Завтра будут похороны Виктории Александровны. Четвёртый и пятый

34

уроки отменяют.

– Потом домой?

Сразу заговорило несколько пятиклашек, перебив учителя, а вслед за его утвердительным ответом все вскрикнули "ура".

– Ребята, вы что?!. Я говорю о похоронах, а вы радуетесь!..

– Ну и что! Она нас не учила! – ответила за всех Света Казина.

– Да при чём тут учила – не учила?! В школе горе! А вы из-за каких-то уроков!.. Вы бы и смерти близких родственников радовались?!. В школу можно было бы не идти...

Ребята стихли. Казина изменилась в лице и тихо пробубнила что-то вроде "не говорите так". Прозвенел звонок, и Костя прибавил об отмене Праздника Урожая и Осеннего бала.

5

Остановка была на возвышении, и ещё издали Костя увидел Галину, разговаривавшую с какой-то девушкой. Костя не против был бы пригласить свою новую знакомую к себе, точнее, в родительский дом в городе, провести весь день вместе и вдвоём вернуться в деревню, но Галина, упомянув вчера о том, что собирается в Приморск, туманно высказалась о каких-то важных делах. Тем не менее в Костином воображении уже не раз прокрутилась на разный манер сцена, в которой он шёл с Галиной по городу, ходил по базару и так далее, и он питал надежду, что мечта всё же воплотится в жизнь. Пройтись с такой красивой девушкой да ещё повстречать кого-нибудь из знакомых было бы очень приятно. А Галина действительно была красива, и, приближаясь к ней, Костя просто любовался девушкой. Пышные чёрные кучерявые волосы мягкими волнами облегали правильной формы слегка смуглое лицо с яркими губами и выразительными тёмными глазами. Особенно Косте нравилось то, что Галина не надевает стандартного китайского, в котором ходит всё Приморье, и в одежде отличается от девушек-сверстниц. Одинаковости в гардеробе он не переносил с детства и никогда не мог понять, почему молодёжь поголовно бросается вслед за самым лёгким веянием моды.

35

– В городов намылились? – шутливо спросила Галина вместо ответа на приветствие, словно заранее не знала о том, что Костя тоже едет.

– В деревню чуть побольше размерами, чем эта, – ответил Костя банальностью, растерявшись от странного обращения на вы.

– Приморск – большая деревня... И Уссурийск называют большой деревней, – согласилась Галина подруга.

– Один и есть город – Владивосток, – поддержал её Костя, – да и тот, правду говоря, тоже порядочная деревня...

Галина после своего вопроса смотрела на других ожидавших автобуса людей, и парень почувствовал себя неловко. Разговор стих. Девушки перекидывались иногда короткими фразами о чём-то, только им понятном, а Костя сначала мучительно искал тему для начала разговора, потом, маясь ожиданием, желал скорейшего появления автобуса, но через несколько минут успокоился и стал лениво разглядывать будущих попутчиков. Половину ехавших по причине выходного для составляли молодые люди, в том числе школьники. С этими всё было ясно: толкучка, ну, может быть, ещё кинотеатр с голливудским фильмом-боевиком – цели их поездки. В городской толпе таких деревенских распознавать было очень легко. Конечно, одежда уже не являлась показателем прописки, впрочем, не на каждом городском подростке было трико с красно-зелёным лампасом, не каждый надевал и чёрную футболку или зелёную рубашку с рисунком вдоль карманов; сельские этого стандарта придерживались поголовно. Но в первую очередь они выделялись, конечно же, лицами, более грубыми, всегда загорелыми, обычно с резкими чертами. С нежными и белыми мордашками, на которых было написано "я живу на этаже" спутать невозможно. Выделялись и поведением. Именно – выделялись. Толпа двигалась, шла туда и сюда, ела мороженое и пирожки, стояла на остановках, но это была толпа. Деревенские же шли в толпе и – выделялись, ели мороженое и выделялись, даже стоя на остановках, они были в своей стандартной одежде яркими пятнышками. Изо всех сил они старались раствориться, быть такими, как все, и этим ещё резче выделялись.

Две девчонки-семиклассницы стояли поодаль, рядом с большой сумкой с банками молока. Взрослых рядом никого, значит, едут самостоятельно, заработать на жевательную резинку да "Сникерс". Костя вспомнил прежние времена, когда торговать на базаре решались очень немногие. Чтобы

36

торговлей занимались дети-пионеры, об этом и подумать было невозможно.Котировалась бедность. Её восхваляли с экранов телевизоров полнолицые дяди, которые имели дачи, машины и двойные подбородки; о ней твердили писатели, которые издавались такими тиражами, что школьникам всей страны хватало книг на перевыполнение плана по макулатуре; о ней трубили журналисты, которые жили мечтой о переходе на партийную работу или в международные отделы, чтобы приобщиться к кормушке дефицитов. Выросла нация лицемеров... Костя вспомнил, как к седьмому ноября всю их школу заставили наловить голубей, чтобы потом выпустить во время торжественного прохождения мимо трибуны. Тогда из людей-статуй, стоявших на возвышении цвета крови, один дёрнулся к микрофону и оглушил площадь растроившимся-расчетверившимся через динамики голосом: "Да здравствует советская молодёжь!!" Первый секретарь Серов. Такая честь! Молодёжь грянула ура. А потом дома падал на впечатлительную душу юноши презрительный рассказ тёти Эммы, которой удалось пристроиться работать на примторговскую базу. Молодая, вдвое уступающая по возрасту мужу вторая жена Серова заехала на базу и объявила: "Я жена Серова. Дайте мне джинсы, батник..." И т.д. "Прежняя его была поскромнее: раз в квартал приходила и брала что-то одно", – возмущались кладовщицы. Над всеми тогда посмеялся отец: "Ты, Эмма, устроилась на базу, а она устроилась женой шишки". Костю этот рассказ отравил. Его разум мог смириться с "временными трудностями" и "отдельными недостатками" где-угодно, но не там, "наверху". Святость поблекла, и он стал присматриваться. Вот учительница их школы заискивающе разговаривает с родительницей-продавщицей универмага, и Косте стыдно за "физичку". Вот на заседании комитета комсомола на его возмущение – "дураков принимаем" – ему отвечают: "У нас план приёма", и Косте стыдно за союз молодёжи. Вот прячет виноватый взгляд его мама: она нигде не может "достать" спортивный костюм ему, поступившему в университет, и Косте стыдно и за себя, и за самого родного человека, и за кастовую страну. А его первая любовь! В комсомольском лагере, куда его послала школа после восьмого класса, у него так медленно, так плавно развивались отношения с чудесной девочкой из таёжного села. Кокетливая и общительная, она однако только на третий день позволила ему сесть рядом в автобусе: а лагерь постоянно куда-нибудь выезжал. Через неделю они посидели вечером рядом и поболтали о всякой всячине. А потом появился этот лысоватый работник комсомола из Находки, который, скорее всего, уже

37

перешагнул уставные двадцать восемь лет, и сразу сел рядом, сразу обнял.Костя самовольно уехал из лагеря,получил выговор в учётную карточку и фанатично занялся каратэ...

– Константин, о чём задумались? Автобус едет.

– Влюблённый, наверное.

Костя улыбнулся подружкам и стряхнул воспоминания.

Оказалось, что большие сумки имел почти каждый пассажир, и банки везли не только юные молочницы. Посадка затянулась. Ещё дольше брали билеты, без конца спрашивая их стоимость, передавая, ошибаясь в расчётах и додавая. "Одним словом, деревня", – сказал Костя, и Галина засмеялась прямо ему в лицо. Вошедшие последними, они стояли втроём на задней площадке, прижатые к двери и друг к другу. Костя по-рыцарски, как мог, облегчил положение девчонок, но себя обрёк на езду способом цапли – на одной ноге. Впрочем, он питал надежду на то, что на ходу народ растрясётся и станет свободнее.

Когда опаздывающий автобус всё же собрался трогаться, из кустов выскочила круглая бабулька со старомодной детской прогулочной коляской. Водитель снова открыл дверь к большому недовольству Кости и Лены, Галиной попутчицы. Все встрепенулись.

– Бабку Ягодку забыли!

– Бабка Ягодка в город собралась!

– Куда ж мы без неё!

Бабулька с марша атаковала дверь, но не прошли ни она, ни обоз. Начался второй приступ. Ягодка прислонила свою технику к автобусу, поставила колено на ступеньку и, подхваченная Костей под локоть, втиснулась. Коляску она не стала вносить, а только держала за ручку. "Заталкивай своё барахло, дверь ведь не закроется!" – кричали ей целую минуту, в течение которой Костя дважды пытался втащить мешавший всем багаж. Но бабулька рьяно оберегала своё и всякий раз, отводя ручку в сторону, благодарила: "Спасибо, спасибо, молод-чик". Впрочем, может, и не "молодчик", а "молодой человек" в сокращённом варианте, но Галина и Лена, забыв про тесноту, хохотали до слёз на глазах.

38

Когда бабка Ягодка и её вещи всё же оказались в автобусе, началась вторая серия автокомедии. Бабулька вдруг благонамеренно вспомнила о необходимости оплаты проезда и двинулась сквозь толпу к водителю. Легче было протиснуться через селёдки в бочке, тем более, что вторая остановка ещё усилила тесноту, но старушка упрямо продвигалась. Народ реагировал по-разному: большинство посмеивалось, а те, кто оказывался на пути настырной женщины, которая "пёрлась как танк", "топтала ноги, как слон" и весело просила пропустить её, обращаясь к каждому с отдельной речью, те ругались. Ругань шла по цепочке, и Костя с девушками, которым ничего не было видно, слышали, что танкослон не сдаётся. Больше всего народ развлекало и возмущало то, что бабка тащила следом свою коляску и бросила её, идя на компромисс, только где-то в середине салона. Потом, отдав деньги за проезд, она вернулась к вещам, и цепочка гневных возгласов продребезжала в обратном направлении.

Бабка Ягодка выручала Костю всю дорогу. Он опасался, заходя в автобус, что если и дальше между ним и Галей продлится молчание, то о совместной прогулке по городу нечего и мечтать.он собирался уже спросить Галину про её соседа-люмпена, надеясь, что эта тема заденет и разговорит девушку, но этого не понадобилось. Бабка, заплатив за билет, не угомонилась и продолжила вызывать общее веселье. Она остановилась как раз возле знакомой (если, конечно, ей не был знаком весь свет), и ту дёрнула нелёгкая спросить о цели поездки.

– На базар еду! На вокзал, на вокзал!..

– Так на базар или на вокзал?

– У Приморьский, к дочке, к дочке!..

– А какая у тебя дочка в Приморске?

– Так какая?!. Дочка в Уссурийске живёт! Хорошо живёт! С мужом! Деток двое, деток двое!..

– Так ты к ней собралась?

– К кому?!

– К дочке в Уссурийск, говорю, собралась?

– Зачем?!. Она там живёт!.. С мужом, дети!.. Я ездила к ней!..

39

И так далее.

Когда перегруженный, уставший ЛАЗ добрался до автовокзала, бабка Ягодка уже сидела на сумке, привязанной к коляске, и занималась тем, что толкала стоявшего рядом мужчину и приговаривала: "Подвиньсь-ка, не топчись, не топчись..." Бог обделил мужчину чувством юмора, и в ответ он только порыкивал. Пассажиры лениво улыбались.

– Вы на рынок?.. Возьмёте с собой? – спросил Костя, когда выскользнули из автобуса.

– А ты не торопишься? Ты же к матери ехал, – Галина говорила, улыбаясь и осматриваясь вокруг с таким видом, словно оказалась в Париже.

– Нет. Я назад поеду на последнем.

– Ну, пошли.

Они двинулись пешком (до базара было недалеко), девушки впереди, Костя за ними. Он шёл и с досадой чувствовал себя молодой собачонкой, которую впервые вывели на поводке и которая не умеет ровно держать одно расстояние от хозяина. То он пытался приблизиться к подружкам, чтобы участвовать в разговоре, то сторонился, пропуская встречных женщин, и отставал. Появилась и быстро созрела мысль о том, что чем так ходить с Галиной, лучше вообще поехать к родителям. Он стал со злостью корить себя за тор, что не смог держаться достойно в женском обществе, что потерял хорошее настроение только потому, что девушка, с которой знаком всего неделю, не выразила радости при встрече с ним. Галина остановилась и немного виновато и, как показалась Косте, слегка насмешливо, сказала:

– Ты знаешь, сходи на базар сам. А мы потом придём, только сходим к одной знакомой. Хорошо? Ну, чао... Встретимся...

– Хорошо, – ответил Костя вслух и "пошла бы ты вообще нафиг" – про себя и зашёл в книжный магазин.

... Идти домой в плохом настроении было бы гадко по отношению к матери и отцу, однако и бродить по городу с потяжелевшей от книг сумкой тоже неудобно, и Костя решил навестить Плежина. Уж тот-то не допустит, чтобы рядом находился человек, не радующийся жизни так, как он. Косте повезло: машина бывшего одноклассника стояла у подъезда, а вообще Сингапур не был домоседом, лишь бы в баке плескался бензин.

40

Костю встретил целый вал, даже целый мир, который обрушился на него, едва ноги переступили порог квартиры. Гремела музыка, звенел девчачий смех, покрывая всё это, кричал что-то на ухо и тащил гостя в комнату, обняв за пояс, Плежин. Он был в трико и в обыкновенной майке. "Хорошо, не в своих кальсонах", – успел подумать Костя, увидев двух симпатичных, броско одетых девчонок. Дальше он уже ничего не думал, а только успевал отвечать приятелю.

... "Ну, брат, пропал ты в своей деревне! – Плежин носился по квартире, хватая то кассеты, то сигареты, а в общем, без всякой цели. – Хорошо там, а?! Как местные крестушки?! А мы тебя только что вспоминали! Вон Ирка говорит: "И где это наш Костик?!"!

Девчонки прыснули. Костя видел их впервые, но сразу понял, что перед ним такие, которые садятся по вечерам в любую машину, перенося знакомство с её владельцем на более позднее время или вовсе не знакомясь. И приятель особо о своих гостьях не заботился. Да он и никогда ни о ком, кроме себя, не заботился. Говорил сейчас с Костей, потому что хотел разговаривать, поменял кассету в магнитофоне, хотя девчонки просили оставить прежнюю музыку, и даже не объяснился. Примчавшись из кухни с чашкой кофе, предложил его всем и тут же прибавил:

– Ну, кто хочет, может сам себе налить! Не дети! А?! Тётки?! Вы не дети?! По восемнадцать есть?!. Вы что, хотите меня посадить?!. Бляха-муха, горячее!.. Слушай! Я на днях во Влад мотался и там наш клоун!..

– Миха, что ли?

– Нет, этот в Китай гоняет за тряпками от какой-то фирмы! Бизнес, бизнес!.. Я бы тоже бизнесом занялся, да вот девочки отвлекают!.. Тётки!.. Что, не знаешь, кто в нашем классе был клоуном?!

– Муравьёв.

– Мы с Чебурашкой выпили какой-то бурды импортной!.. Нет, лучше самогонка, чем эти ликёры! Это вон девкам пить! Жахнула две рюмахи и на всё готова! Правда, тётки?!. Ликёры пьёте?!. А русскую самогонку?!. Может, налить?!. Сам лучше выпью, а то начнёте здесь буянить! Придётся нам с Костей с балкона выпрыгивать.

– Слушай, Витёк теперь – важный чин! – продолжил Плежин. Отхлебнув из

41

чашки. – Лихо он тебя надул!.. Как в чём?! На год раньше тебя универ закончил! Теперь ты его не догонишь!.. А почемуЧебургена в армейку не взяли, а?! Плоскостопие ушей?! . Слушай, ну, уши у него, да?! Вам бы тётки увидеть!.. Но клоун он уматный, я с него угарал! Мы с ним выпили, и его сразу развезло во все стороны! Начал трепаться!.. Он же в этой там работает, адми-нистрации!..

– Да, в администрации Ленинского района.

– Ну, ты в этом лучше шаришь! В сельсовете, короче! Вон Иркина мама тоже в городском сельсовете работает! Да, тётка?!. Ну, и дочка у твоей матери, я тебе скажу!.. Начал мне трепаться, что в какую-то там партию вступил, за власть будут бороться! Короче, клоун! И в школе у нас клоуном был, да?!. За власть!.. Что там рыпаться?! Там взрослые дядьки давно сидят!..

– Да, наш Серов теперь – представитель президента в крае...

– Пить бы хоть научился, придурок! Говорит, жениться не будет, пока власть не возьмут! Импотент, что ли?!.

– Слушай, Виталя, ты на железную дорогу устроился, куда собирался?

– Да-да, скоро буду пахать!.. Последние дни вот с тётками отдыхаю!..

6

– Ну как, сынок, дела в школе?

– Потихоньку, мам, потихоньку. Пока ещё с дисциплиной в восьмом и девятом одном проблемы, но это временно...

– Не слушают молодого учителя? – добродушно ухмвльнулся отец, оторвавшись от газеты, которую просматривал в ожидании обеда.

– Ничего, привыкнут. Вся моя педагогика в двух привилах: быть справедливым и не врать шпане.

– правильно, надо быть справедливым к детям. У нас вот, помню, в деревне была Инна Васильевна по русскому, так сына директора школы, детей председателя совхоза сильно выделяла. А мы – простые люди...

– Вот видишь, мама, а говорят, при социализме не было классового расслоения.

42

– Похудел ты за три недели... Ленишься, небось, варить?

– Да постоянно варю... У меня проблемы с элитными детьми нет. У директора школы дети уже семейные и живут не в деревне, директору совхоза тоже под шестьдесят. Не знаю, есть ли у него дети и сколько... Проблема вдругом: учить ничего не хотят. Уже середина сентября, а всё никак не настроятся на учёбу. Я даже после уроков оставлять начал...

– Да, сейчас никому ничего не надо... – Костина мама закончила свои дела у газовой плиты и с помощью мужа, спрятавшего газету в стопу, стала накрывать на стол.

– Никто ничего не хочет знать. Все на базаре стоят...

– А мы с тобой не стоим что ли?

– Мы стоим!.. Нам что, миллионы нужны? Мне уже ничего не надо. Раньше всё чего-то хотелось, куда-то поехать думали. А теперь... Вот детей устроим и гори он синим пламенем этот базар... И мы взрослые люди уже, а то дети! Где это видано, чтоб школьники пиво у поезда продавали? Ребёнок должен учиться, в кружки разные ходить... Вспомни, мы и торговать-то стали, чтоб наши не думали о копейке, а жили ради ума, чтоб людьми стать, а не кем-нибудь...

Женщина обиженно замолчала, а отец с сыном переглянулись, улыбнувшись.

– Ладно, мам, если жильё получу, поможете мне, а потом будете каждый год за границу ездить.

– Нужна мне та заграница... Вон под Владивостоком такие курорты, что никакой заграницы не надо... Сейчас и в Шмаковку любой может съездить...

Семья села за обед, и мать, занявшись потчеванием сына, забыла своё раздражение.она снова забеспокоилась о худобе младшего, и Костя увёл разговор на свои впечатления от Петровского.

–... Ещё только учебный год начался, а уже эпидемия чесотки. По два человека в среднем в каждом классе... У меня тоже двое. Теперь каждый день моют школу хлоркой... Директору досталось от начальства, а при чём тут Степаныч, если в семьях бардак... И родителей в школу не дозовёшься...

43

– Чем же они занимаются, если не детьми? – поинтересовался отец. – Уборочной что ли?

Он встал, чтобы дорезать хлеба и закрыть огонь под закипевшим чайником.

– Уборочной?.. Ну да, зерно продаёт каждый, кому не лень. А потом с ума сходят. Вчера (в автобусе слышал) у бани соседи подрались. А начали драку, кто бы вы думали? Собаки... Мам, чай-то давай, что ты так удивилась?

– Компот.

– Ну, компот... как в "Приключениях Шурика"... Я не очень понял, правда. Вроде подрались две собаки, в том числе одна овчарка. Хозяин её пожалел – породистая всё-таки – и стал разнимать, а у хозяина второго пса как раз пили прямо во дворе местные алкаши. Короче, с обеих сторон, по разным сведениям, в драке участвовало до двадцати человек. Досталось и участковому.

– Одичали люди совсем...

– Слушай, мать, то ты своему сыну никак кружку не отдавала, теперь мне... Как у тебя, Костя, с местными отношения?

– Нормально. Ходил на танцы с соседом по комнатам, Сергеем. Он личность известная, сидел за драку. Да и у меня всё-таки жёлтый пояс...

– В деревне дадут палкой по голове и даже не будут знать про твоё каратэ!

– Да перестань ты, мам. Что мне с ними делить? Собаки нет, пить не пью. Сижу со своими книгами да планами уроков... Ладно, я пойду в свою комнату: по музыке соскучился. Потом буду собираться. Что там, пап, в "Аргументах" пишут? Ты свежий номер читал, за сентябрь? Есть что интересное?

– Да, на днях пришёл номер. Про Руцкого пишут, что счета имеет в иностранных банках. Макарова пытаются убрать, Степанков тоже замешан, какой-то Якубовский, Иванова чуть не убили, друга Гдляна...

– Грызутся все. Сбесились они там, в этой Москве. Надо Дальневосточную республику восстанавливать.

– Дать газету?

44

– Нет. Я обо всём этом уже слышал, надоело. В конце концов окажется, что все они воры. Плохо только, что власть раскололась и пошла вразнос, как двигатель. Не понимают, что это не уничтожение врагов, а самоуничтожение. Только б красная чума двадцатого века не выползла опять...