Текст книги "Распутье(СИ)"

Автор книги: Андрей Шевченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

– Витяя?

205

– Нет, старший – Олег, что скотником работает.

– А, этот пришибленный, которого даже в армию не взяли.

– Я тоже слышала от тётки, – подтвердила Ира.

– Твоя тётка знает, – ухмыльнулся Игорёк.

– Фельдшер всё-таки.

– И ей дали "Мать-героиню"?

– Ты не знаешь, Костя, как деревня возмущалась, – перешёл Игорь на серьёзный тон. – Народ говорил: дают не за то, что родишь, а за то, что воспитываешь. Родить – ума не надо. Наоборот, у неё, видать, и для того, чтобы сделать аборт, ума не хватало. Дети раздетые, разутые, вечно сопливые, голодные. По деревне побираются с ведром, картошку клянчат.

– Летом в одних трусах три-четыре месяца, зимой без шапок, в болоньевых курточках, – добавила Ира.

– Ну, а эта тварь на каждого кучу пособий получает и бухает по-чёрному. Алкашня у неё со всей деревни собирается. Детям с этих пособий не то что конфет, корки хлеба не перепадает. Расстреливал бы таких...

– Ещё у Вальки разные льготы есть: на проезд, по всяким оплатам услуг...

– Ну, и дела, – поражённый, Костя откинулся на спинку стула. – А в школе что-то немного её детей. Я ведь все средние и старшие классы учу.

– Половина не ходит в школу. Каждый второй – инвалид...водки, – Игорьку, очевидно, надоела тема, и он взялся разливать по рюмкам.

– Один не разговаривает вообще, двое – эти, как их, олигофреники. Колька не доучился, – пояснила Ира. – Ты не видел их хаты?.. Игорь, мне немножко, я ещё хочу потанцевать в клубе... Окна заделаны чёрной плёнкой. Стёкол нет. Сараев никаких. Внутри, говорят, мебели нет, а есть самодельные нары. Зимой свиней держат в доме, пока не зарежут и не пропьют...

10

– ... Можно, конечно, как-нибудь встретиться в твоей деревушке... А что? Прикачу к тебе на следующий Новый год...

206

– Ты уже сейчас планируешь?

– А то! Ко всем набьюсь, а потом выберу самый прикольный вариант. Давай, Костян, ещё кофе. Печенья можешь прибавить. Очень эта ваза у тебя маленькая, только чужих чаем поить, чтоб не думали, что ты их жрать позвал...

– Ну да, ты ж не девчонка, тебя приходится печеньем угощать, – в тон приятелю пошутил Костя, подавая кружку.

– Не, мы всё-таки уматно гульнули! – вернулся к разговору Плежин. – У Серёги, ты его знаешь. Я тебе сейчас расскажу...

– Какого Серёги? Их в Приморске тысяча.

– Серёга Гарик. Над гастрономом в пятиэтажке жил, а теперь в бабкиной хате. Бабку родители Серёгины к себе забрали: не встаёт. А он как раз подженился к одной с ребёнком. С ней Витяй Король жил, это его пацан у неё. Но у Томки родичей полная хата, так они перешли в бабкину... Серёгину, короче...

– Ну, ты намолол. Никакого Гарика я не знаю. Вообще, с того дома у нас не было знакомых пацанов. Короля, конечно, знаю.

– Серёга – приезжий. С Дальнереченска переехали. Про хату-то понял?

– Понял. Можешь не повторять. Томка ж в нашей школе училась?

– Ну, на год младше.

– А Королёв куда делся? Сидит?

– Уехал куда-то. Ты подбрось, подбрось в печку. Сейчас я тебе расскажу, как мы гульнули. Там такой расклад был. Все девки были распределены заранее, но мы так жахнули, что всё перемешалось. Кое-кто до сих пор мирится со своей. Серёга с Леной. Другой Серёга.

– Там что, кроме тебя, одни сергеи были?

– Откуда ты знаешь? Я сказал?

– Откуда я могу знать? Просто пошутил...

– В натуре, три Сергея и я. Значит, хозяин Сергей, Гарик, короче, с Томкой;

207

Томкина подруга по работе Вика со своим длинным Сергеем (он прапор, на аэродроме служит); ну, и эта лихая парочка Серёга с Леной. Ты знаешь, они уже три года женятся. Помирятся – готовятся к свадьбе. Всё уже готово, хоп – поругались. Он себе гуляет, она себе...

– Серёга так и играет в ансамбле в ДК?

– Ещё как! Я постоянно торчу у него. Там столько тёлок крутится! Какую-нибудь проведёшь на танцы через служебный вход – уже и познакомился. Там у них каптёрка есть. Водяры возьмём, девок заведём – и понеслась! Толпа пляшет, булками трясёт, а мы в карты режемся. Только т...ся Витя запрещает. Говорит: не хочу место терять из-за вашего блядства. Директор пару раз нас там заставала, но ничего. За карты базару не было, только за курево. А так всё чин-чинарём. Да..Ну, короче. Собрались мы у Серёги с Томкой. Такой стол цивильный! О, главное-то я забыл! Когда добазаривались, где будем встречать Новый год, Лена мне Серёгина говорит: "Я тебе девушку приведу". – "Во, – говорю, – будет с кем переспать, а то я уже хотел тебя у Серёги отбить". А она мне: "Обломись, Виталя, у неё к тебе романтическая любовь, она тебя на танцах постоянно видит, попросила познакомить". Они, оказывается, в одном подъезде живут. "Ей, – говорит, – всего шестнадцать лет. Так что поосторожнее со своими замашками". Хотел я напомнить, сколько ей было лет, когда у нас с ней случилась "романтическая любовь". Да ладно, думаю, со мной дело прошлое. Может, выйдет за этого клоуна когда-нибудь. Я ему говорю: "Вы никогда не поженитесь. Что ты дурью маешься?" У этой Лены ветер в голове. Ей нужна свобода. Ну, ты понимаешь, Костя, для чего. А он мне: "Я её люблю. Она всё равно будет моей".

– Да, если Лена выйдет замуж, я удивлюсь. Она говорила, что любит меня, а ты отбил её за один вечер.

– Вот-вот! А ты ещё драться. За бабу драться – последнее дело. Она тогда быстро поняла, что мне от неё любви даром не надо, и ничего, не возражала. И к тебе не вернулась, когда мы с ней раз..сь.

– Нафиг мне такая была нужна?

– Дурак ты был. Получил бы всё готовое. Тебе вот такую нужно, как эта Валя. Которой шестнадцать лет. Я таким дуррам обычно говорю: "Держитесь от меня подальше. У вас любовь, а мне деньги на аборты искать..." Правда,

208

что хорошо – с такими никакого риска. Я-то с разными ленами уже два раза залетал в одно весёлое медицинское учреждение. Там романтизма, бляха-муха, мало... Ну вот, короче, привела она эту Валю. Если б знал, что такая скромница да недотрога, я б, конечно, послал бы эту Лену подальше с таким новогодним подарком. Я ж думал, подруга Лены может быть только такая, как Лена. А тут, блин... У неё, наверное, челюсть отпала. Когда увидела, куда её привели... Нет, сначала всё было правильно. Шикарный стол, строго хрустальная посуда, на шампанское скинулись, как положено. Я уже за восемь тысяч покупал. Сразу было дешевле, так одним местом прощёлкал момент. Эти, блин, Серёга с Викой посмели позже меня притащиться. Я в таких случаях никогда не тороплюсь: помогать надо, всё расставлять. Ещё припашут картошку чистить. Прикатил, Лена с Сергеем и Валей уже там, хозяевам помогают. Серёга Гарик, как заведённый, мечется. Девки все в фартуках. Всё шипит, кипит. Нормально, думаю, я вовремя, можно садиться кушать... Нас так чинно представили. Лена эта, блин, хитро...ая. Как будто мы здесь все случайно встретились. Ага, зашли погреться на огонёк... я на эту Валю глянул, ну, думаю, кобыла, решила мне отдых испортить. Тут такой праздник! А я с девочкой из детского сада. Ладно, думаю, пришла – пеняй на себя. Прикидывать надо, в какую компанию идёшь. И соседку свою не мешало бы лучше знать. Я тебя, думаю, школьница, сейчас перевоспитаю. С твоей любовью романтической... Тут Томка ещё давай наезжать: "Такой праздник, а ты в чёрной рубашке! Хоть и блатной батничек, но мог бы и посветлее надеть". Типа, создаю им траурное настроение. "Смотри, – говорю, – подсыплю твоему Сергею какой-нибудь ерунды в шампанское, будет у тебя реальный траур, чтобы не до...сь до людей". Ты не поверишь, эта Валя ещё и защищать меня вздумала. Она – меня! Да я таких, как Томка, базаром по пояс в землю вгоню! Что она там болтала, эта луговая ромашка? "Сейчас не лето...Необязательно ярко одеваться... год собаки... Мужчина должен быть галантен, небросок..." Короче, у меня тонус – на ноль. С вашим Новым годом... Посидел, телевизор посмотрел. Там, как обычно в праздники, какая-то белибердень... В доме ни книги, ни журнала. Полистать нечего, картинки посмотреть... Что, думаю, делать? Ладно, пусть девочка веселится, не стану маленьких обижать... Тут как раз вика со своим прапорщиком подвалила. Садимся за стол. Вы как сидели, по парочкам? Тебя возле твоей новой подружки посадили?

– Почему: посадили? Как сели, так и сели... – Костя так долго слушал приятеля, не вставляя никаких реплик, что растерялся при его вопросе.

209

– Это ты так думаешь. В самый последний момент кто-нибудь так невзначай скажет: "Да садись сюда". И получится, что все сидят, как заранее решено. У нас, конечно, Тома с Леной всё распределили. Правда, у этой кобылы со своим Сергеем как раз был период после ссоры. Это Томка подсуетилась, уболтала их вместе Новый год встречать. Я б их убалтывал! Детвора, блин. Так Лена сама завыпендривалась. Серёга... Гарик не выдержал: "Садись, – говорит, – что ты мечешься!" Типа: больше ты тут всё равно никому не нужна. Серёга – молодец: что думает, то и говорит. И все его слушают... Да он и по жизни такой. Кстати, чёткий токарь. Хоть что тебе сделает. Нужда будет – обращайся. Он на заводе пашет... Ну, короче. Парочка Серёга – Вика сидела возле нас, так он и за своей, и за моей ухаживал. Я хоть поел путём. Так эти Томка с Леной докопались: "Что ты пьёшь одно шампанское?" типа: не мужик, водки не хряпнет. И знаешь, ещё намёк такой: хочешь перед Валей рисануться, будто трезвенник. Меня аж стошнило. Ка-абылы, думаю. Ладно, Томка. Она всегда такая. Но эта лена что из себя строила? Сидит, хавает, как цыплёнок, винца чуть пригубит. Сама водяру и самогонку всегда так хлещет, что только уши заворачиваются! А эта дурра сидит, краснеет... Я про Валю... Пионерка сопливая... Я говорю: "А ахрена мне пить? Вы детвора. Наш военный Сергей (за столом тоже все заколебались их путать) пьёт, чтоб свободнее себя чувствовать. Он в нашей компании впервые. Серёга-хозяин пахал, праздник всем готовил, ему надо расслабиться. Да он без ста грамм и слова в жизни не скажет. А кирнёт – ещё и песню завоет. Серёге тоже надо развязаться. Вика, наверное, хочет повеселиться. А с шампанского какое веселье? Ты, говорю, Тома, известная пьянь. Про Лену и говорить нечего: спирт с ушей капает... А мне зачем напиваться? Мордой в салатик? Да я лучше его съем. Трепать языком и по трезвяку мастер. Любой из вас лапши навешаю. И дэнс сбацать я могу всегда без бухла, не то, что Серёга... Валя, вообще, говорю, наверное, первый раз в жизни выпивает. Ей любопытно. Ты смотри (это я ей), тут такие товарищи: напоят, и ничего помнить не будешь. А Лена как дурра: "А ты на что? Вот и будешь охранять от таких товарищей". Я говорю: "Да я первый напою и уведу. И тебя тоже. Серёга и глазом моргнуть не успеет. А что? Мне с одной уже неинтересно..." Короче, сидим так, наполняемся, хрень несём. Я их всех базаром закидал, потом тоже на водяру перешёл. Повеселиться-то надо.

Костя то слушал, то пропускал мимо ушей подробности от одноклассника. Его удивляла перемена в приятеле: прежде тот не мог долго усидеть на месте, сейчас же маленькими глотками тянул кофе и даже опёрся локтями на

210

стол.

– В двенадцать вышли на улицу и как начали ракетницы пускать. Бабка-соседка выскочила, разоралась. Серёга – уже хороший – накрыл её матом. Собрался ей в дом шмальнуть. Девки орут: "Давай!" Пока за столом сидели, я и не видел, что они такие пьянющие. Особенно Вика с Леной... В снегу всех искупали. Наверное, с час дурковали во дворе. Все соседские собаки охрипли нас облаивать. Ладно, думаем, ещё ж на площадь надо сходить. Там, сам знаешь, часам к трём весь город собирается. Все перепитые. С горок друг друга сталкивают... Сели снова за стол. Гарика ещё раньше примутило что-то. Пить не умеет. Смотрю, Сергей-прапорщик больше на Лену косяка давит. Та тёлка, ты в курсе, умеет себя выставлять. Видать, своему Сергею собралась отомстить за что-то. За стол не хотела рядом садиться. И не танцевала с ним ни разу. Я с Валей тоже: не прикасаюсь. Живи. Ну, короче. Серёга, Викин хахаль – к Лене, а я – к Вике. После того как на улице подурковали и снова сели за стол, я сел рядом с ней. По девке сразу было видно: шмара прожжённая. Из пацанов мало кто так водяру пил, как она.

Плежин продолжал болтать про свои ухаживания, а Костя, не убирая с лица улыбку вежливого слушателя, ушёл в свои мысли. Он соединил в мечтах Валю, знакомую одноклассника, и ту тихую школьницу, которую каждый день учил своим предметам и которой никогда не даст понять, что она ему нравится. Эта девочка пребывала сейчас в начальной поре расцвета юности, когда тело, уже окрепшее, ещё не утратило многих детских черт: очаровательной угловатости, чистоты белого лица, на котором ярко проступает и малейший румянец или краска смущения... Она казалась нежным цветком, который умылся ласковой росой и доверчиво раскрылся навстречу утреннему розовому солнцу, ошибочно уверовав, что светило всегда такое и в мире нет палящих лучей губительного жара да ветра, ломающего слабенький стебель и рвущий лепестки, да дождя, жёсткими холодными каплями пригибающего всё, что растёт и цветёт, к тленной земле. И вот обе эти девочки – знакомая и неизвестная – соединились и переросли в образ близкого и любимого человека, с которым идёшь рука об руку по пустынной улице и, остановившись где-то в чистом месте, начинаешь внимательно приглядываться к бездонному небу, увешанному яркими фонариками звёзд, чтобы вместе увидеть волшебные признаки наступающего нового года, приближения счастья.

– ... Ага, думаю, не буду доводить до конфликта. Тут ещё Серёга очухался,

211

сел за стол, потянул рюмку и давай к моей Вале клеиться. Томка уже бояться стала: парочки перемешались, того и гляди, кто-нибудь кому-нибудь бутылкой настучит по фейсу. Кричит: покатили на площадь. Ну, а на улицу вышли, Валя меня под ручку, всё чинно. И у других хмелёк немножко выдуло. Короче. Мне понравилось, как народ гуляет. Ты должен это видеть.

– Да я видел.

– Нет, раньше было не то. Не знаю, я пару лет на Новый год вообще не выходил на площадь. Но сейчас – конкретно. Толпа гуляет. По улицам компашка за компашкой валит. Такое братство! Все тебя обнимают, предлагают выпить. Представь: толпа мимо идёт, как грохнет: "С Новым годом!" Или: "Поздравляем всех собак!" А если найдётся хоть один общий знакомый, так сразу сходимся, тут же вместе бухаем. Пока до площади дошли, раз пять выпивали, а своё бухло даже не трогали. Серёга Гарик сумку тащил. А на площади – ты не поверишь – весь Приморск. Столько народу там было раньше только на Первое мая. Все перепитые, на горки лезут, толкаются. Мы всё хотели своей толпой съехать. Куда там: по одному скидывают. Я, правда, всё время с Валей. Эта скромница вообще там отрывалась. Лезет и лезет. Не подумал бы про неё, что такая отчаянная. Как пацан. И меня всё блатовала. Ну что, ухаживать так ухаживать, лез следом. С ментом одним вместе как шарахнулись! Он по форме, а все его в спину. Но ничего, молодец пацан: весёлый, без комплексов. Да, конкретно... О, а Серёгу нашего как буцнули об железяку. Девки вокруг него засуетились, Лена аж заплакала. Сразу любовь такая. Одна Валя – молодец. Посмотрела. Говорит: "Ничего страшного. До свадьбы заживёт". Я угорел: "До их свадьбы ещё много чего заживёт". А Лена его целует, ноет. Пьянющая. Серёга с Викой свалили. Тоже: как протрезвели. Такие правильные стали. Не то настроение было, а то б я этого Серёжу отшил, а Вику увёл бы на ночь. У Серёги с Томкой места много... Да, а сейчас начинается самое интересное: как я эту Валю прибалтывал. Потрудиться пришлось, у меня ещё такого не было. Короче. На горках я её поцеловал пару раз и когда назад шли – тоже. Целоваться не умеет, представляешь? Но губы подставляла без всяких выпендриваний. Вообще, Лена не брехала, я ей точно сильно понравился. Вале, не Лене. Правда, назад к Серёге идти не хотела, но я присел на уши. Говорю, праздник в самом разгаре, ещё повеселимся, а я тебя потом провожу до самой двери квартиры... У Серёги, когда пришли, сели смотреть телек. Что-то сразу всех такая усталость придавила. Ещё потанцевали. Смотрели

212

всякие концерты. Потом Валя за чем-то вышла на кухню, я туда. Свет потушил, сели на диванчик, болтаем. Знаешь, если поцеловать – всё в порядке, сама меня ласкает. Как что дальше – ни в какую. Ну, я попотел с нею, пока на уши приседал. Блин, он же холодный! Подогрей, ещё кружечку хлебану...

– Сейчас нагреется... Тебе не жалко её было?

– Кого?

– Валю.

– Жалко у пчёлки. Не я, так кто-нибудь другой. Я её звал что ли в нашу компанию? Ну, ты слушай...

Плежин продолжал говорить, а Костя опять ушёл в размышления. Как сочетается полудетская ещё чистота с тем, что рассказывал его блудливый одноклассник. Любого человека привлекает красота. Природы, картины, храма, женщины... Приятно видеть совершенства мира. В которых, наверное, его главное проявление. Да, это огромная ответственность – быть первым. Не столько перед человеком, сколько перед великим законом гармонии...

–... И в этот момент за окном что-то как затрещит! Валька как вздрогнет, словно ошпарили. Да у меня самого от неожиданности в желудке похолодело. Эти дураки ещё в прихожую выскочили, смотреть... Представляешь, какой мне облом? Короче, дерево завалилось. Точнее, большая ветка. Серёга сказал, что она давно собиралась упасть, на ней снега было дофига, вот она и треснула. Посреди ночи. Томка говорит: "Я чуть не уписалась. Думала, крыша упала или стена дома". А у меня вообще всё это под носом. Короче. Все пере...ли конкретно. Один Серёга: спал, как удав, а тут только голос подал, чтоб сообщить, что всё идёт по плану и дерево должно было завалиться. Обрадовал, блин. Томка говорит: "Оно что, Нового года ждало, чтоб упасть?" даже у соседей свет зажёгся. Тоже, наверное, подумали, что хата валится. Коне света, короче... Но ничего: поугарали и разошлись по местам.

11

На стене висела репродукция с картины Левитана в старой, вызывающей почтение рамке. "Я тоже, наверное, у омута, – подумал Костя, рассматривая трещины красок. – И зачем я к ней пошёл? Ясно, что всё в прошлом. На что-

213

то надеялся, чего-то мне надо было?.. Нет, я уже не студент. Вся эта общаговская жизнь – уже не моё... А хороший здесь мостик. Попробуй пройди по таким круглым брёвнышкам да без перил.. И водичка в омуте какая противная..."

Приехав во Владивосток на зимних каникулах, используя какие-то два отгула, Костя в первую очередь двинулся в юрфаковское общежитие университета к своей бывшей подруге. Он понимал, что продолжения отношений быть не может даже чисто практически: с одним выходным и учительской зарплатой ездить за сотни километров в краевой центр на свидания нереально. Но пошёл. В какой-то мере гнало любопытство: интересно увидеть девушку через полгода. В гораздо большей – тот душевный вакуум, который образовался после разрыва с Галиной. "Слабое существо мужчина, – думал Костя, огибая столовую на углу, где не раз приходилось перекусывать. – Не может без того, чтобы кто-то приголубил". Он никогда не занимался самообманом и, кляня слабую силу воли, чувствуя, что встреча вряд ли доставит ему удовольствие, утешался лишь обещанием самому себе, что не пробудет там ни одной лишней минуты.

"Общага она и в Африке общага", – подумал Костя, с трудом потянув на себя одну за другой две двери из тех, что могли существовать на белом свете только в распоряжении студентов: ужасные по виду, но чрезмерно утеплённые всякой всячиной. Часовой на вахте – маленькая, с искусственно отбеленной головой девушка в укрытии типа магазинного для кассирш – строго поинтересовалась:

– Вы к кому?

– Ты что здесь – неродная? Как там Серёга опять пьяный?

– Пья-аный... А какой Серёга?

Костя уже шёл по коридору к лестнице, но всё же ответил:

– Всё равно какой. Сейчас что ни рожа – всё Серёжа.

... Она сушила только что вымытые волосы феном и, увидев Костю, не выключая прибор, спела под его прерывистую и дребезжащую музыку:

– Вай, какие к нам люди! И без охраны! Проходи, садись...куда-нибудь.

Когда девушка наконец выдернула шнур из розетки, Костя сказал:

214

– Ну, здравствуй. Как живём?

– Живём – хлеб жуём. Вообще-то, у нас и хлеба нет. Надо идти в магазин, да лень-матушка. Ой, а что ж я не спрашиваю, как твои успехи? Как твои детки?.. Я имею в виду учеников.

Она захохотала тем самым смехом, который когда-то и обратил на неё Костино внимание. "Мне понравились смех и прекрасные волосы, – признавался себе Костя, когда знакомство было уже довольно продолжительным, – но больше ничего существенного так и не обнаружил. Оставалось только касаться волос при редких поцелуях и говорить шутки, чтобы развеселить до смеха".

– Работка не сахар. Тебе легче будет оправдать убийцу, чем мне втолковать шпане хоть какие-нибудь сведения об Иване Грозном.

– Да? А квартира, зарплата? Ценят сейчас русскую интеллигенцию?

– Господа в Париже. Русская интеллигенция как всегда сидит или пьёт. На этой работе, конечно, не разбогатеешь. У многих дополнительные источники доходов...

– А ты поищи клад, как эти...дядя Фёдор и кот Матроскин. Всё-таки археологию изучал.

– Адвокатом будешь, если я что-нибудь найду?

– Как заплатишь. Беру строго зелёными.

Косте захотелось показать, что он теперь более здравомыслящий человек, а не тот идеалист-бессеребренник, каким был полгода назад, и, пока она расчёсывалась и красила ресницы, немного порассуждал:

– По-моему, любой человек должен в бытовом отношении иметь какой-то минимум. А то у нас как: машина есть – значит, уже богач, трёхкомнатная квартира на пятерых – о, настоящий буржуин. Пусть нищетой гордятся коммунисты...

– Точно, – уже не шутливым тоном согласилась девушка, – во Владивостоке вообще без машины не обойдёшься. Трамваи эти то ходят, то не ходят. Между прочим, я тоже немножко на машине ездить умею. Знаешь такую "Тойоту" тёмно-синюю...То ли "Глория", то ли "Виктория". Вот я на такой

215

пробовала...рулевать. О, уже одиннадцать! – прибавила она, услышав пикавшее" где-то радио. -...Да, квартирка, машина – это минимум...

– Машина хорошо, когда не становишься рабом кучи железа. В нашей стране, где нормальным автосервисом не пахнет, вечные проблемы с запчастями, бензином, техосмотром...

– Проблем нет, если есть мани-мани. Чем мы хуже этих иностранцев? Мы тоже должны ездить на новых машинах, в которых не надо по-страусиному держать голову, как мой папа в своём вечном "жигулёнке".

– Времён Очакова и покоренья Крыма.

– Вот-вот. Метр проехал, два толкаешь... И квартирку во Владивостоке можно иметь приличную с приличной импортной мебелью и чёткой сантехникой, ну, и соответственно, со всей этой аудио, видео. Вот Витя...один знакомый. Может, знаешь фирму "Сэфт"?.. Японские тачки привозят и продают. Там работает. Так он говорит: вроде бы всё есть: иномарка, квартира большая, дача под Надеждинским в красивом месте, почти в лесу, и всё равно чувствуешь себя нищим по сравнению с приличными людьми.

– Вот только среди этих приличных половина – воры, растаскивающие Россию-матушку...

– Ну, и что? Не они толкнут какое-нибудь сырьё или металлы, так другие. Всё равно все куплены: и власть, и таможня. Все чиновники работают на какую-нибудь фирму. Не продаётся сейчас только тот, кому нечего продать.

– Не знаю, не знаю. По мне лучше быть нищим, чем замарать руки в этой всероссийской ярмарке-распродаже... А насчёт того, что продаются – это ты точно сказала. У меня сестрёнка двоюродная здесь, во Владивостоке, вышла замуж за сорокалетнего крутого. Устраивает сафари в тайге для иностранцев, валят последних наших тигров.

– Брак по расчёту. Это сейчас распространено, я её понимаю. С милым в шалаше рай – это вчерашний день.

– С милым в шалаше или с немилым во дворце – вот вопрос.

– Ту би о нот ту би? Скорее бы гос по этому инглишу сдать... Нет, эта твоя кузина вправду молодец. Женщина не должна заботиться о куске хлеба и

216

Жить в пространстве между плитой и стиральной машиной. Мужчина – добытчик, а женщина – хранительница очага, которая ждёт его с работы, отвлекает от разных проблем. А пока его нет, заботится о своей внешности, фигуре. Согласен. Добытчик?

– Конечно, мужчина должен обеспечивать семье нормальное положение, чтобы жена не думала о копейке. Но нельзя, чтобы уравнение "часть жизни на деньги для семьи" превратилось в другое уравнение – "вся жизнь для денег, а семья по боку".

– Ну, у тебя всегда было уравнение с двумя известными: спорт плюс книги.

– Я бы прибавил ещё что-нибудь стоящее. Любовь, например... Счастье никогда не станет "вчерашним днём".

... Даже сейчас, через несколько часов после этого разговора, стоя в квартире своего друга у старой картины, Костя вновь ощутил чувство унижения. Он действительно быстро ушёл от девушки. Но вовсе не из-за того, что опасался снова увлечься ею и навязывать свою компанию. Наоборот, прочь его погнало полное отчуждение, которое всё усиливалось по ходу разговора. Ей Костя сказал, что хочет ещё повидать в другой общаге приятелей-историков и боится, что они куда-нибудь уйдут ближе к обеду, но уже точно знал, что не пойдёт туда. Он был чужим здесь, и теперь спокойный и подробный анализ всего происшедшего – то, что обычно возвращало чувство уравновешенности – только укрепил его в этом убеждении. Чужой бывшей подруге, чужой своим приятелям по комнате в общежитии, всему этому городу, по магазинам которого, наполненным ненужным или жутко дорогим, он побродил часа два. Вечный владивостокский ветер словно таился за углом каждого старинного дома и остервенелым разбойником набрасывался оттуда, останавливая на месте, сталкивая с тротуара на дорогу. Он очумело носился по улицам, бился в окна и бросал целые кучи мусора в унылых людей на остановках. Вой ветра делал неслышимыми все остальные звуки, и, забывшись, можно было легко попасть под машину. Особенно диким ветер становился на вершинах сопок, где мало что препятствовало его разгулу. Покрутившись на открытом пространстве, он срывался вниз, в улицы, предпочитая многочисленные стройки, где можно было что-нибудь оторвать, разбить, поднять и швырнуть.

Коченея на ветру и пряча лицо от его порывов, Костя ощущал себя Раскольниковым Достоевского, озлобленным и гордым в своём низком

217

положении молодым человеком, дорога которого в будущее зашла в тупик. Он уверился, что его обидел весь свет, всё мироустройство и наслаждался этой обидой. Быть против всего света – в этом есть что-то приятное. Впрочем, довольно быстро упившись романтическим чувством отверженности, Костя зашёл в адресное бюро на Фокина и, хоть и с трудом, но отыскал местожительство своего хорошего приятеля, с которым познакомился, разговорившись в библиотеке, ещё на третьем курсе и встречался иногда в университетских коридорах.

Виталлий жил на Первой Речке, почти там же, где и родственники, у которых Костя собирался ночевать и к которым имел от мамы несколько поручений и две сумки гостинцев. Поэтому, проехав с площади – благо мэр Черепков отменил билеты – одну остановку до вокзала и забрав из камеры хранения вещи, Костя сел в "семёрку" и второй раз за полдня поехал в сторону университета. До прихода родных с работы оставалось ещё несколько часов, и с трамвая Костя прямо с сумками двинулся к Виталию.

– ...Ну, если не хочешь есть, то, может, чай или кофе? Или даже что покрепче? От Нового года осталась хорошая водка. По крайней мере, не отравились...

– Можно по пятьдесят грамм за встречу и за будущее Рождество. Я, знаешь ли, не любитель... Хотя неприятностей столько, что впору запить.

– Я тоже не любитель. Пошли на кухню... Купили с женой и шампанского, и водки, а выпить не можем. В нашей стране этим делом занимаются профессионально...

Приятели втиснулись за обеденный стол. Виталлий разливал, а Костя, задумавшись, смотрел, как едва заметно клубится пар над рюмками.

– А ты заметил, – усмехнулся хозяин, подавая водку, – что в России под пиво ведут одни разговоры, под вино – другие? Под коньяк я никогда не разговаривал, но, думаю, его пьют тоже под определённые темы.

– В деревне под самогонку сначала целуются и клянутся в вечной дружбе, потом берутся за ножи.

– Тоже прямое соответствие... Ну что, за родную систему образования?

– Если только за её низовую часть. Имею в виду учителей. Ненормальных,

218

которые за гроши гробят здоровье... Те, кто раньше сидел в горкомах, теперь командуют образованием, воспитанием и творчеством. Примерно теми же методами, какими строили свиноводческие комплексы.

Костя посмотрел в окно на виднеющийся кусочек Амурского залива и мимолётно подумал о том, что волны притягивают взгляд и, наверное, дают успокоение душе.

– У нас недавно был педсовет с начальством из райцентра... Искали причины неуспеваемости и отсева. Мы сказали, что мол, минута рекламы красивой жизни убивает месяц труда учителя, что у детей сейчас нет стимула учиться. Так нам дали старой, доброй лексикой: "вы ненавидите детей", "нужно развивать задатки", "все дети одинаковы, нужно дать им раскрыться", "вы должны быть просветителями в деревне". А я, дурак, нет чтоб внимать отеческим наставлениям мудрых чиновников, представил одну мамашу-доярку, которая неделями в таком запое, что на дочке и дом, и младшая ребятня, и группа коров, как я буду её просвещать, рассказывать про Пушкина или генерала Ермолова, а она запустит в меня такой вот бутылкой, что чуть не расхохотался...

– У нас почти то же самое, хоть и гимназия. Дети сейчас везде не хотят учиться.

– Да ведь никто не знает, зачем им учиться. Они сами – тем более. Я этих товарищей с районо спросил, как объяснить детям, что в нашей стране хорошо быть умным? У меня это не получается. Не могу. Так они наговорили ерунду: "ученье – свет, а неученье – тьма", "нужно дорожить бесплатным образованием" и так далее...

– Кому оно нужно, это всеобщее, бесплатное, обязательное?..

– Вот именно. Каждый сам себе хозяин. Насильно заставлять учиться – это чистый большевизм. Мне это больше всего претит. Я на уроках критикую Троцкого с Лениным, которые хотели заставить людей быть хорошими, и тут же сам заставляю исправлять двойки...

– Троцкист. Смотри, посадят...

– Ага. За левый уклон с правым отклонением...

– Ну, что держим? Выпиваем, пока из холодильника. Я тёплую вообще не могу пить... Закусывай... Ишь ты, как настоящий русский: после шестой

219

занюхиваешь, после десятой съедаешь корочку хлеба...

– Русский. Вот именно, русский. И никуда от этого не денешься. Лучше б у нас евреи у власти стояли, а мы, русские, смывались в Израиль...

– Да, чиновники давят... себе взял самых маленьких и начал с азов, по существу, вслепую разрабатывая систему. Ничего, у меня за полгода все дети начали простейшие стихи писать. А одна – так настоящая поэтесса. Я ей уже без надобности...