Текст книги "Распутье(СИ)"

Автор книги: Андрей Шевченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Шевченко Андрей Иванович
Распутье

Р а с п у т ь е

Картина В.Васнецова «Витязь на распутье»,

хранящаяся в Русском музее, представляет

собой полотно на мотивы древнерусского

героического эпоса. В совершенно пустынном

месте, в котором, судя по валяющимся

черепам, не раз погибали путники, остановился

в раздумье русский богатырь. Под ним белый

конь, красивый, сильный, готовый мчаться в

любую даль. И в богатыре чувствуется сила

и энергия, он на многое способен, но задумался:

какой путь избрать...

Часть I

И так они серо-убоги,

Что им не нужно красоты.

К.Бальмонт. "Мои враги"

1

Утро было чудесным, как всё новое. Деревья, впитавшие зелёный цвет всей вселенной, просыпались и нежились в лёгких потоках слабого ветерка, который тихо скользил невысоко над землёй, мягко огибал препятствия и приветливо шептал всему живому: солнце встаёт. Птицы пели так громко, что покрывали все звуки. Впрочем, другие звуки ещё только рождались. Лишь запоздалый петух восхищённо вставлял в этот хор природы свой клич, верно, чувствуя себя в этот торжественный момент вековечного пробуждения могуче и окрылённо: он не подражал птицам, он не противостоял им напоминанием о человеческом мире – он был частичкой общей гармонии...

Птицы пели громко. В первые минуты молодой человек, который вышел на середину улицы с двумя большими сумками, был просто оглушён. Но тут же подумал, что пусть лучше слух наполнится птичьим пением, чем шумом автомобилей. Он шагал, и птицы, что сидели, будто, на каждой ветке, нисколько не обращали внимания на одинокого пешехода. Это было их время, мир принадлежал им. И прохожий почувствовал это. Он оказался случайным гостем в этом огромном и сильном мире, где воцарились красота и ладность, где из звуков допускалась лишь песня, из чувств – восторг, из желаний – стремление раствориться в этом зелёном и голубом, поющем и радостном. Молодой человек, в котором сразу замечалась привычка немного сутулиться, расправил плечи, поднял голову так, что шея и спина стали на одной линии, и ощутил прилив сил и бодрости. Даже свежесть воздуха не задевала его: она была не чем-то досадным, что приходится терпеть, а той частью утра, которую нужно принять так же, как это чистое сладкозвучие птиц и свежую лазуревую краску неба...

Какая-то козявка, опьянённая новым воздухом и первыми лучами солнца, ударилась человеку по лицу и осталась сидеть на щеке, не понимая, какая трагедия сейчас может произойти. Но человек осторожно стряхнул маленькое нелепое существо, удивлённо подумав о том, какое оно счастливое, раз при сотворении Бог не дал ему знания о том, что в этом мире есть и зло. Оно помчалось дальше, изо всех сил двигая своими слабыми прозрачными крыльями, и ни одна птица не попыталась нарушить этого медленного полёта.

Птицы пели. В общий хор включилась кукушка, и пешеход привычно

1

подумал о том, что надо бы посчитать себе года жизни, но тут же догадался: в такое утро она будет куковать бесконечно. Он шёл и, не чувствуя тяжести ноши, желал, чтобы эта дорога никогда не кончалась, чтобы мысли и ощущения, захватившие его в начале пути, были с ним вечно. Он шёл и смотрел не прямо на дорогу, а под углом вверх, туда, где солнечные лучи уже начали расталкивать лежебок-облака. Они усеивали сегодня, большую часть неба, но были очень маленькими и тонкими. Дальние лежали ещё в мареве сна, а те, что вечером застыли, ближе к востоку, уже меняли цвет и начинали блестеть, ослеплённые: им первым открылось солнце...

Молодой человек почувствовал резкую досаду, услышав шум и звон длинного городского автобуса, который нагонял его. И, хотя остановка была рядом, парень взглянул на часы, убедился, что торопиться не стоит, и продолжил путь пешком. Ему хотелось, чтобы ненужная здесь машина быстрее проехала, исчезла, и мир вернулся в обычное состояние гармонии. Но загудел вдали трактор, вышли за водой женщины, навстречу показалась легковушка, а со стороны вокзала резкий недовольный голос объявил, что на свете существуют поезда. Картина мира менялась на глазах, птицы умолкали и задумывались о пропитании, об опасных кошках, а скакавший у обочины и нагло чивкавший воробей, вызвал теперь раздражение. Молодой человек сошёл на край дороги и подумал о том, что идти ему ещё метров триста, а руки уже устали от сумок.

... На вокзале ёжилось в креслах несколько человек, судя по всему, только что сошедших с поезда. Костя не стал к ним присоединяться, боясь перенять то недовольство августовской прохладой, которое скривило их лица, и, взяв билет у непонятно чему улыбавшейся кассирши, вышел наружу.

Привокзальную площадь украшали с шиком разбитые, но брошенные недоделанными дорожки вокруг клумб. Асфальт, ещё советских времён, местами был выбит машинами. Места значительно превосходили заасфальтированное пространство. В углу, из-за коммерческого ларька – крашенного контейнера, – выглядывало единственное украшение – памятник из знаменитого цикла "Женщина с веслом". Женщину ограбили по-крупному: вместе с веслом прихватили правую руку.

Вскоре появился чистенький, с вечера мытый и ещё влажный автобус; поднявшееся над вокзалом солнце по-детски бесшабашно заиграло в каплях влаги. "И в этом можно увидеть красоту..." – подумал парень, над которым

2

ещё довлело испытанное недавно чувство единения с природой.

Пассажиров на первый рейс было всего трое. Костя сел так, чтоб ехать с солнечной стороны, и быстро согрелся. Качнул автобус вернувшийся с ведомостью грузный водитель, привычно спросил, у всех ли есть билеты, с трудом придавая с утра строгость голосу. Старушка впереди в другой крайности преувеличенно бодро ответила: " У всех, у всех! Поехали!" автобус тронулся, и сразу же Костя ощутил холодок возле сердца, такой, что бывал лишь в детстве, когда он просыпался утром в день своего рождения и не торопился вставать, ожидая от этого редкого дня чего-то чудесного, да ещё изредка во взрослой жизни, если надеялся на что-то новое, радостное: окончание сессии, решение проблемы, дембель... Нахлынувшие мысли проявились на лице невольной улыбкой, и он спрятал её, отвернувшись к стеклу, будто за ним что-то привлекло внимание.

Мелькали дома "частного сектора" вперемежку с допотопными бараками, построенными когда-то для пионеров железных дорог. Теперь в них обитали правнуки колонистов. Посреди этого царства низких коробочек с преобладанием зелёного и грязно-бордового цветов зачем-то вставили громаду-пятиэтажку, которая виновато белела за тополями, единственными здесь одного с ней роста.

Город быстро уходил назад, а впереди молодого человека ждала новая жизнь. "Какими они будут, мои ученики?" – подумал он и быстро нарисовал себе картинку: он выходит из класса, окружённый детьми, они о чём-то его спрашивают, продолжая интересный разговор урока, он объясняет, все улыбаются, шутят, всех роднит общее чувство доброго общения... Учителя-коллеги без тени зависти подшучивают, называя его кем-нибудь вроде квочки с цыплятами...

Автобус приостановился на перекрёстке – выезде из города, и это смешало поток мыслей. "Дорога в будущую жизнь", – иронически произнёс про себя Костя, глянув на влажную ленточку асфальта, выстеленную по сопке. Пропустив пару иномарок, бешено мчавшихся в сторону Хабаровска, автобус дёрнулся, с трудом переваривая изменившееся положение коробки передач, и упорно двинулся, набирая скорость. "Дураки, гонят куда-то...даже по сторонам не посмотрят... Да, мне "Тойота" не по зубам... Если только не напишу какой-нибудь великий исторический труд..." Всё это легко скользнуло в костиной голове, выполняя одну лишь цель – снова настроиться

3

на мечтания. "Ученики...обожание... Конечно, а как же иначе, если я принесу в школу новую, раскрепощённую мысль?.. В советскую школу... Я столько всего знаю, а это лежит пока мёртвым грузом... Надо выплеснуть... Новую мысль, новую мысль... Школа задавлена воспитанными в идеологических рамках людьми... Давно ли парткомы распустили... Детям нужна свобода мысли, мотивация, понимание значения накапливаемых знаний..."

Снова воображение яркими акварелями нарисовало живую картину, где Костя был на уроке и убеждённо говорил перед завороженным, внимательным классом о том вреде, который нанесла стране идеология, как превращала она людей в послушных роботов, зомби, по-новому. Он настолько ушёл в свою убедительную, литературно правильную речь, что, наверное, на неё не хватило бы и урока, и очнулся лишь тогда, когда автобус, как хороший истребитель, сделал, буравя воздух, крутой вираж по дороге, змеёй взбиравшейся в сопку.

"К осени листья темнеют... Или мне так только кажется... Как неприглядно выглядят эти кусты зимой, когда на них нет ничего... А сейчас листва вся вместе создаёт контур куста, и вдоль дороги – зелёная стена в несколько ярусов...не заглянешь за неё... Какие красивые горы утром... Впрочем, Сихотэ-Алинь всегда красивый: и когда еле видны его очертания, и когда он, как вот сейчас, кажется таким близким, что глаза различают его настоящий зелёный цвет, а не обманчивый нежно-голубой... Этот контур на востоке настолько уже привычен... Граница приморских ландшафтов: там – тайга и хребты, здесь – равнина и невысокие сопки... Вон, село на такой сопке... Село так себе, а на возвышении смотрится красиво..."

Снова потекли мечты. Костя представил себя идущим по деревенской улице. Люди уважительно с ним здороваются, с доброй улыбкой провожают глазами. Он любимец села: талантливый учитель, умный и весёлый человек, умеющий, где надо, проявить и железную силу воли, детский вожак... И то сказать, как учителю выделиться ему будет не трудно, ведь прежний историк, теперь пенсионер, так и не смог встать на новые рельсы. Ушёл скорее не по соображениям возраста, а потому что в учебнике истории для пятого класса напечатали фотографии белых командиров. Хотя красных предводителей не убрали. Объективность есть объективность...

Автобус забрался по долгому, пологому подъёму на такую высоту, что

4

взгляду открылось огромное пространство, ограниченное для глаз уходящими за горизонт полями с чем-то зерновым и рядом из трёх сопок-шаров, перерезанное речкой в кайме кустов, которая, пробираясь к Ханке, накрутила таких петель, словно выбиралась из лабиринта. "Сверкает, словно улыбается солнцу... – подумал Костя. – Дальнее село, Николаевское, 1882 года рождения, рядом залежи известняка... Колхоз, один из трёх в районе... Существует теперь, наверное, только за счёт своих богатейших садов... А эта Кружениновка хоть и у гострассы, а на семь лет моложе... Знаменита тем, что в шестидесятые вышедшая на улицу старуха увидела асфальтоукладчик и спросила соседку: "Что ли луноход уже приземлился?.."

Пожилая женщина в передних креслах улыбнулась чему-то сказанному водителем и, словно задумав поделиться радостью, сделала своим улыбавшимся лицом целый полукруг. Костя спрятал взгляд в окно и тут же встрепенулся: у обочины, у поднятого капота далеко не новой, красной импортной машины, стоял Виталька Плежин и задумчиво смотрел на колёса проезжавшего мимо автобуса. За машиной стояли, повернувшись к солнцу, две девушки, а на том месте, где в советских автомобилях сидит водитель, был ещё какой-то пассажир. Костя никак не успел отреагировать. Впрочем, он даже обрадовался, что приятель и бывший одноклассник не поднял глаза выше.

Плежин, в школьные годы Сингапур, по надписи на его редкой тогда иностранной футболке насмехался над решением Кости уехать работать в деревню. Сам он чувствовал себя в городе куда лучше, чем рыба – в воде или птица – в воздухе. Девчонки, бары и танцы, оставленная ему мамой "хата" и купленная "в морях" "тачка" – всё это составляло среду обитания Плежина. К этому необходимым дополнением должна была идти нетяжёлая, хорошо оплачиваемая работа, и Сингапур как раз в эти дни, уволившись с "коробки", торгового судна, устраивался "на железку", в такое место, где часть рабочего времени можно было тратить на всякие коммерческие операции. Перепродажа была у него в крови и дремала там, как микроб, наверное, ещё в пору комсомольской юности. Два дня назад не успел Костя поздороваться с приятелем, как уже получил три деловых предложения о приобретении или посредничестве в сбыте партии шин, трёх флаконов туалетной воды и упаковки женского белья китайского производства. Впрочем, фанатиком этого дела Плежин не был: наезжал изредка за барахлом в Уссурийск и посылал на рынок бабушку или расталкивал всё по знакомым.

5

Именно знакомыми Плежин и брал – а знал он весь город, – ибо от его рекламной обработки, а попросту, навязчивости, не мог отбиться никто. Попался как-то и Костя, купив у приятеля спортивный костюм, китайский "Адидас", который после первой стирки имел вид немецкого танка после Курской битвы. С тех пор Костя отнекивался: "Достань мне "Братьев Карамазовых", и я куплю у тебя хоть целый контейнер семейных трусов".

В Плежине удивительно сочетались две крайности – бурная активность и простейшая лень. В детстве он никогда не шёл купаться пешком – только если кто-нибудь ехал на мопеде и соглашался подвести его. Вот и в последнюю встречу Костя зашёл около одиннадцати и гудел, как океанский лайнер, у сингапуровского уха: иначе не разбудил бы. Тот долго по очереди тёр глаза, потом, словно медаль повернули другой стороной, заметался по квартире, не одевая ничего поверх кальсон, которые не снимал и летом, предпочитая всему прочему белью.Плежин пробудившийся, как живой упрёк всем прожигателям времени, одновременно брился, пил кофе, пылесосил всё от люстры до ботинок, подшучивал над Костиной уверенностью получить в деревне хороший дом. "Приватизация, брат, приватизация! – кричал он, бегая за воющей "Ракетой". – Ведомственного жилья больше не существует!" А потом без перехода: "Поехали лучше на два дня на Ульское водохранилище с подругами! Мне двоих много! Шашлык, палатка, рыбалка и всё к ней! Не пожалеешь! А то так и состаришься за книгами!"

... Автобус, круто повернув, быстро понёсся под прямым углом от таёжной части, углубляясь в равнинную. Вдоль дороги потянулись поля с редкими осиновыми рощицами, а насоседней пологой сопочке Костя увидел село Петровское, цель своей поездки. "В детстве сразу бы придумал, что эти две возвыщенности должен соединить гигантский мост, чтобы удобнее было ездить... Да, с такого моста полрайона можно было бы увидеть... А сейчас?.. А сейчас пусть всё остаётся, как есть, и так красиво... Всё зелёное или жёлтое...да серая полоса дороги... Нет, неправ Плежин: дадут мне здесь дом... Надо только проявить себя... Да и директор обещал похлопотать... Пока перебьюсь, а потом, когда будет семья..." Костя увидел себя в воображении в своём будущем маленьком саду. С одной стороны – новый большой дом, с другой – огород, разные постройки. Всё изящно и аккуратно, ухожен каждый клочок земли. Они с женой сидят в беседке в саду, рядом ребёнок или даже несколько детей. Жена... Кстати, блондинка или

6

брюнетка?.. Он попеременно представил себе несколько типов красивых девушек, но так и не остановился ни на одном. Дилемма разрушила грёзы. Впрочем, время мечтать и смотреть в окно автобуса прошло: въезжали в село, и высокий облезлый указатель слева от дороги пояснил, что когда-то здесь был богатый молочно-зерновой совхоз. Несмотря на ранний час, двое мальчишек, довольно легко одетых, уже отправлялись на рыбалку, неся по паре коротких самодельных удочек. На гул автобуса они остановились и, довольные, стояли на самом краю дороги и улыбались. Костя тоже улыбнулся и с сожалением подумал о том, что зараза-автобус сейчас обдаст пацанов вихрем пыли. Но автобус притормозил, как оказалось, из-за перегородивших дорогу коров, которых в этот час выгоняли в стадо. Костя оглянулся: позади равнодушно лежала дорога, с возвышения спускавшаяся в деревню.

Из дневника

23 августа 1993 г., пон. Приехал в с. Петровское. Директор школы, Кравчук Виктор Степанович, добрейший старикашка, устроил меня на жительствов нечто, наполовину отель, наполовину общагу, в самом центре населённого пункта. Да, с собственным домом пока осечка. Придётся подождать. Шеф сказал, что лучше всего, если женюсь. Тогда шансы на жильё резко повышаются. Посмотрим, посмотрим. Дядя Коля с отцом привезли вещи, помогли устроиться в отведённом мне помещении. Таким образом, имею в наличии комнатушку, в ней шифоньер, стол, два стула, плитку, кровать и кучу книг. С сегодняшнего дня состою учителем истории сельской школы с восьмым разрядом ЕТС надворного советника. Всё, как и мечтал, кроме дома. Да ещё местные жители почему-то забыли устроить мне торжественную встречу с оркестром и цветами. У соседей гремит телевизор. Смех и грех: Алиев, член брежневского ЦК КПСС по истечении каких-то пяти лет вновь руководит Азербайджаном. Или у народа короткая память? Прямо целая волна: взлетели Шеварнадзе, Бразаускас, Лобов... И не назовёшь это поворотом вспять. Идеи они с собой не несут. Просто приходят работать. Замы покомандовали пару лет и по уши погрязли в воровстве. Ещё дату отмечают: два года августовской революции. Нет, ребята, не надуете. Поцапались два крыла одной масонской ложи – идейные воры и беспринципные воры. Самое смешное в том, что нам одинаково, чья возьмёт. Народ со своей правдой где-то в стороне от этой борьбы. Я тоже хорош. В разговоре с директором показал себя просто восторженным и болтливым

7

мальчишкой. Трепал про "будущее России", шведский социализм, общечеловеческие ценности, теорию конвергенции... Интересная мысля была у Степаныча: не сейчас вдруг стало всё плохо в стране, а всегда было плохо. Каждый тащил себе и ни о каком коммунизме не думал. 7 ноября – лишь очередной повод напиться. Не булыжник, а бутылка – оружие пролетариата. Вино всех равняет. Вот и пили "советские люди", чтобы ощущать это великое равенство в свинстве. Сосед по столу мордой в салате, дайте и мне тарелку и побольше, вон у меня какая морда, ещё не вместится. Сколько там Ленин приготовил пива для своего заграничного съезда? Счёт был на корзины. Зачали в пьянке в сарае великое государство-урода. Ладно, в 23 года такая болтовня ещё простительна. Надеюсь, Степаныч ничего плохого обо мне не подумал. Сам же спросил, какая нынче история, "ориентиры" и т.п. да, люди сейчас растерялись. Прежде жили в перспективе, всё мерили будущим, неизменно светлым, а теперь замкнулись в точке настоящего, обрубили прошлое, посмеялись над будущим.

24.08.93 г., вт. Шеф давал этот день на обустройство, но я попросил завтрашний: дядя Коля привезёт остальные мои вещи. Посмотрел на деревню. Есть довольно приличные дома с большим хозяйством. Есть и ободранные, с некрашеным, разбитым штакетником заборов – обиталище местных люмпенов. В двух магазинах всё – от "Сникерса" до стиральной машины. Есть клуб, баня. Днём село пустое: работают. Впрочем, одна личность попадалась на глаза несколько раз. Личность размахивала руками, ругалась вслух сама с собой. Это Гаврила (от фамилии Гавриленко), местный дурачок, который, оказывается, есть и здесь на 1500 населения.

Посмотрел школу. Так себе. Старых идеологических стендов нет. Но и нового придумали мало. Больше по предметам. Школа в два этажа, с довольно светлыми коридорами и зелёными панелями. Есть спортгородок, точнее, старая военная линия препятствий плюс турник и брусья. До обеда – мелкие хоздела с учителем физ-ры Максимом. Мне дают классное руководство в пятом "Б".хорошо, что маленькие. Сырой материал. А каким я был в 11 лет? Не помню, но с 12-ти уже увлёкся историей, политикой, все новости слушал. География, археология, Скотт, Майн-Рид, Диккенс. Огромные книги, по 500 стр., а я их в месяц по две-три штуки проглатывал. Нет, не "проглатывал", и сейчас многое помню.

В гостинице, где я поселился, с десяток комнат и умывальник. Живёт несколько молодых семей без детей, какие-то "прикомандированные" и

8

холостяки в возрасте, оказавшиеся без своего жилья. Соседи справа – Сергей и Анжелика. Целыми вечерами смотрят телевизор (или держат включенным?)

26 авг. Работал в своём кабинете. Хороший, просторный, светлый, с нормальной мебелью и техсредствами. Вот только стенды переделаю, без соц.-эконом. формаций по Сталину. Все учителя тоже занимались кабинетами и проч., а также просмотром "Бедной Марии" в библиотеке. Бедный эстетический вкус у нашей интеллигенции. А над директором здесь, похоже, иронизируют. Беседовал по предмету с завучем Маргаритой Львовной. "Дома" (в гостинице) готовил всё к урокам. Соседи пригласили на ужин: у Анжелики день рожд. Жалко, но подарил Гоголя. Сергей: прикомандированные заготовители тайно, но с ведома завфермой, режут коров. Грабят бедных крестьян.

27 авг. Всей школой ездили на районную учительскую конференцию в Приморск (доклад зав районо о достижениях-недостатках, "прения в основном директоров, которые в основном захлопывали, заседания методобъединений). Один учитель рассказывал о курсах в Институте переподготовки. Владивостокская профессура указала на то, что изучать историю надо через цивилизации, но в существовании российской цивилизации засомневалась. Учителя-слушатели поспорили.

28-29 авг. Ездил домой, копали картошку.

30.08. Разобрался с картами, репродукциямии т.п.

31.08. Получил в библиотеке учебники для своего 5 класса. Дали расписание. Педколлектив сильно неоднороден. Крушак, кажется, всех давит, по всякому вопросу – спор. "Англичане" сцепились с ней из-за неотходивших своё осенников. Степаныч помирил, как мог. Понравился физрук Максим Петрович: энергичен, рассудителен, неравнодушен. Об остальных пока мнения не составил. Пока собирались на педсовет (нагрузка, осенники и др.), все обсуждали интересную деревенскую новость. Некто Олифиренко, нигде не работающий, зашёл к какой-то бабке и, так как она была в огороде, похмелился её настоем трав, отравился и упал так, что сломал руку. Бабка, обнаружив пострадавшего, подняла шум, а сосед, не разобрав, стал тырить беднягу. После больницы, уже с гипсом, Олифиренко почему-то подрался с Гаврилой. Побил дурочка, но потом ещё раз ходил бинтовать руку. Это основные этапы события, но у каждого были свои

9

версии и детали. Одна сказала, что драка из-за женщины. Шутка?

2

Владивостокская погода, как всегда по утрам, не могла решиться на что-нибудь одно: то ли разразиться дождём, то ли в честь бабьего лета и потеплевшего к сентябрю моря побаловать тех, кто живёт у спокойного океана, солнцем и безветрием. Утренний час пик из тех двух, что будоражили будничный город дважды в сутки, уже иссяк; трамваи опустели; лишь на Светланке с рядами магазинов и лоточников да на вокзале, ожидавшем утренних поездов, было оживлённо.

Полузаграничный морвокзал сиял на фоне серо-голубого своей красной надписью и был похож на блестящий айсберг, который выбрала для короткого отдыха красавица-ласточка "Любовь Орлова", проводившая больше времени в круизах, чем дома. Вокруг Морского, как всегда, было пустынно. Здесь могли прогуливаться лишь отъезжающие с нарядными детьми, которых интересовали ярко упакованные сладости в руках, а не "кораблики", представляемые родителями-экскурсоводами.

Простонародный Железнодорожный уступал уже тем, что был облеплен лесами реставраторов. У его подножия теснились такси, хозяева которых – кончился социализм – сами искали клиентов; по переходу торговали порнографией и пирожками, просили милостыню в коробки из-под импортных шоколадок; к рядам коммерческих ларьков подъезжали японские машины, и из них выгружались припрятанные на ночь товары.

Город встречал день. Золотой Рог красно сиял в бликах утреннего солнца. Через бухту маленький белый катерторопливо вёл светло-голубой угол волн. Сопки стряхивали туман и всматривались в залив: кто то вернётся сегодня домой?

Слева от железнодорожного вокзала расположился целый ларёчный городок. Купить здесь можно было всё: от спичек до квартиры (по объявлению) и даже сходить в туалет. У одного из этих магазинчиков, там, где они, выстроенные квадратом, образуют открытую площадку, стоял с мороженым в руках парень лет двадцати-двадцати двух, одетый очень просто – в светлые джинсы и футболку. Он не доел и нарочито брезгливо опустил стаканчик в урну, когда увидел приятеля, подвижного очкарика, размахивающего в такт ходьбы дипломатом.

10

– Миха, ты мне нужен, – немного картавя, заговорил очкарик. – Привет... Нужно срочно сгонять к японцам. "Коробка" будет послезавтра. Управишься с документами?

– Без проблем. А ради чего плыть? Диснейленд посмотреть?

– – В другой раз, ребёночек. Нужно крутануть бабки. Припрёшь пять тачек. Мы их с директором сбагрим. Самим никак не сгонять: нужно клиентуру каждый день обрабатывать...

– Где это ты себе директора выдрал? А ты при нём кем, бухгалтером?

– Маклером. Я агент малого предприятия по долевому строительству жилья. Всё нужно делать просто, как у Аннушки. Даём объявление, находим клиентов, собираем взнос.

– Понял. Потом деньги прокручиваете и возвращаете или вообще исчезаете.

– Зачем же исчезать? Мы солидная фирма. Всё до копеечки вернём. Юридическое лицо стоит недёшево.

– Хорошо, подожди пять минут, я лоха сниму.

– Э-э, в детство ударились. Пора быть серьёзнее.

– Паха-шпилер откинулся, а он ещё ни во что не втыкается. Решили. Пока утро, тряхнуть стариной.

Собеседники разошлись. Солидный очкарик купил банку пива и пристроился с нею на собственный дипломат, который во время разговора ежеминутно перекидывал из руки в руку. Тот. Кого он назвал Михой, подошёл к толпе возле "Горсправки", протиснулся вперёд.

В узком кругу, окружённый любопытными, сидел на 5корточках маленький коротковолосый смуглый парень и, шустро перекидывая с места на место три карты, нёс какую-то ахинею: "... играешь выигрываешь ставишь на красное выигрыш берёшь ставка чёрная проигрываешь уходишь карта моя деньги твоя глаза твоя..."

– Кто играет – не толпись. Ставь тыща, бери моятыща – гуляй... – напёрсточник поднял голову, бросил карты вниз картинками.

– Я играю! – вызвался Михаил. – Не трогай карты.

11

– Глаза твои. Угадывай – бери. Ставка – одна штука рублей.

– Вот! – Миша разжал кулак и показал потёртую купюру. – Эта красная!

Паха-шпилер перевернул указанную карту и с видимым огорчением достал из кармана и отдал победителю деньги.

– Э, дорогой, разоришь меня... – протянул он фразу, но тут же бодро забалабонил. – Молодой человек только что выиграл тысячу. Подходи, своё счастье испытай...

– Стоп! – Миша присел и пальцем прижал одну карту к земле. – Кто хочет сыграть в паре со мной? Я точно знаю: здесь красная. Кто даёт ещё тысячу? Выигрываем и забираем с него две тысячи

– Э-э, друг, показывай деньга. Ты меня уже разорил. Нет денег – убирай рука.

– Подожди! Имею право! Давай с тобой! – Миша дёрнул китайскую сумку, которую держал перед собой высокий светловолосый парень. В ответ тот стал выбираться из толпы.

– Давай со мной! – вдруг вызвался другой, среднего роста, в сером спортивном костюме с маршальскими лампасами на трико. – Вот тыща! Переворачивай!

– И на этот раз напёрсточнику Паше пришлось показывать разочарование: карта действительно оказалась выигрышной. Миша демонстративно поделил деньги с пайщиком и вернулся к своему собеседнику.

– Как успехи? Не перевелись ещё дураки на земле русской?

– Не прёт. Надо завязывать. У меня к тебе два вопросика. Во-первых, скажи, почему вам верят?

– Нам?.. С жильём, что ли?.. Так мы же показываем всем договор со строителями, возим на объект. Только мы в эту стройку ни гроша не вложили и договор расторгнем, когда нужно будет...

– Когда толкнёте тачки и скажете спасибо инфляции?.. А вот теперь второй вопрос: всё делаю я, и что вы мне за это нарисуете?

– А загранпоездки мало? Японию ещё раз посмотришь... Ладно, я тебя

12

нашёл. Будь у себя сегодня в 22.00. Заеду. Обговорите с шефом детали...

Посмотрел бы я на тебя, если б ты дикарём тачки пригнал.

– Вали, вали, крутой?

– Сейчас ментов наведу!

– Пусть бомжей гоняют твои менты!..

Обмениваясь "любезностями", приятели расстались. К Михаилу подошёл тот самый спортсмен, с которым он обыграл напёрсточника, сунул газету.

– Во, читай, я себе выпишу. Заделаюсь колдуном, буду бабки грести, как Кашпировский.

– "Учебник экстрасенса"... "Как научиться гипнозу".. "Телепатия"... "Ваш заказ будет выполнен в первую очередь, если вы заранее оплатите почтовым переводом стоимость выбранных вами книг". Слушай, Витёк, ты сколько сегодня лохов кинул?

– Ну, двоих пока... Сегодня...

– Значит, ты трижды дурак Советского Союза, если веришь в эту ерунду.

– А что тебе не нравится? Смотри, расчётный счёт в банке, значит, фирма серьёзная. Можно наложенным, можно предоплатой. Вот тут написано: "Курс специально рассчитан на тех, кто сомневается в существовании телепатии". Что тебе не нравится?

– А ещё здесь написано: "... метод основан на концентрации энергии в области мозжечка". Вот и подумай своим мозжечком, что нам пора в обход. Скоро пушка бабахнет.

Витёк задумался, потом сунул газету в урну и отошёл купить сигарет. Миша подозвал ещё одного приятеля, крутившегося возле толпы с напёрсточником.

– Надо завязывать это дело, как ты думаешь? Уже время...

– Точно, ни фига не прёт. Суки, оборзели все, умными стали...

– Ко-ля! – громко крикнул Михаил, глядя куда-то поверх голов.

Толпа напротив вдруг рассыпалась. Паха-шпилер оказался у киоска с

13

Магнитофонными кассетами, которые он принялся внимательно рассматривать.

– Паха! Ложная тревога! – крикнули ему.

– Ну, чё вы, звонари! – Паша быстро подошёл к своим игрокам. – Без шухера не можете? Том такой сазан подвалил.

– Всё, – ответил один, как видно, лидер в этой компании, – отбой. Пойдём дань с города собирать.

– Ну, шкоды, не дай Боже не посадите меня через полгода на резину, кости поломаю...

Группа двинулась коротким путём в сторону центральной площади, к своей территории, на которой ей досталось контролировать непостоянных торговцев без места, всяких лотерейщиков и прочих тружеников, использующих последнее слово психологической науки. Большинство выходящих за счастьем на улицу на кого-то уже работало. За них рассчитывался тот, кто давал товар и получал выручку, и в задачу парней входила охрана прав оплативших возможность работать на участке людной улицы. Не облагались "налогом" лишь нищие: и потому, что едва набирали суммы, в которых можно было выделить прибавочную стоимость, и потому, что среди них было мало постоянных. Иногда у одного из подземных переходов вставал какой-нибудь старик, сносно одетый, прячущий от стыда глаза и протягивающий по-старинке руку или, открывая ветру жидкие седые волосы, старую немодную кепку. Всем своим видом такой нищий показывал, что "благу Родины" отдано сорок лучших лет жизни, что все силы и ум потрачены на Систему, которая, видоизменяясь, обманула его с пенсией, что воспитанные не в Божьей, внутренней, а в лицемерной, внешней, нравственности дети давно отвернулись от отца, вся ценность которого равняется горсти медалей да стопке почётных грамот. Таким подавали, тоже стыдясь. Но у таких могли отобрать только самые хулиганистые и наблюдательные детки, которые догадались, что со страны сняли все вожжи.