Текст книги "Повесть о потерпевшем кораблекрушение"

Автор книги: Андрей Колганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 51 страниц)

Глава 11

Прорыв

Несколько больших войсковых колонн тянулись под палящим солнцем по безводной степи, безрадостное однообразие которой кое-где нарушалось плоскими холмами, оврагами, да редкими рощицами. Налеты вражеской авиации изматывали людей, вели к постоянной убыли боевой техники. То там, то сям над степью тянулись черные дымы – это горели подожженные авиацией танки и автомобили отступавших. Однако в сердцах людей жила надежда – позиции противника были прорваны в ожесточенном бою, десятки километров на восток уже были пройдены и чуткое ухо уже начинало улавливать временами отдаленную канонаду. Там, на востоке, был фронт, там сражались их товарищи.

«Танки!» – пронесся по колонне истошный крик.

Обер вскочил на подножку ползшего рядом грузовика, подтянулся на борт, огляделся вокруг. Да, то, чего он все время опасался, кажется, произошло.

Слева, с севера, вздымая степную пыль, наперерез отступавшим двигалось около десятка танков и танкеток. И сзади, догоняя колонны, и начиная обходить их с юга, также распуская пыльные шлейфы, двигалось еще десятка полтора. Там были не только танки. На обеих направлениях вслед за танками шли бронемашины и грузовики с пехотой.

«Полк! К бою!» – закричал Обер.

От его полка осталось едва полтора батальона, два зенитных пулемета на грузовиках, одна полевая пушка, три миномета (было больше, но остальные пришлось бросить – не на чем было везти) и шесть реактивных противотанковых ружей. Люди быстро рассыпались в цепь, артиллеристы, повинуясь указаниям Обера, развернули пушку в направлении танков, догонявших колонну с юго-запада.

Ближе к голове колонны, там, где следовали машины Верховного командования, Генерального штаба, командования Приморского фронта, разворачивались оставшиеся семь танков и несколько артиллерийских орудий. Похоже было на то, что командование решило, игнорируя танки и пехоту, надвигавшиеся с севера, попытаться прорваться на юго-восток, к группе высоких крутых холмов, изрезанных оврагами и лощинами. До них было не более полутора километров, а то и меньше. По крайней мере, это место было почти недоступно для танков.

Догадку Обера вскоре подтвердил запыхавшийся вестовой. Колонны медленно разворачивались на юго-восток. Артиллерия левирцев уже открыла огонь по танкам. Те, с коротких остановок, тоже отвечали огнем. Обер понимал, что артиллерии уже не уйти с этого открытого места, что она вся погибнет под снарядами и под гусеницами противника, отвлекая хотя бы часть его танковых сил на себя.

Полк Обера начал движение к холмам. Впереди пылили два грузовика со спаренными зенитными пулеметами и три грузовика с тяжело раненными, за ними, построенные редкими стрелковыми цепями, бегом двигались пехотинцы. Раньше всех к холмам выдвигалась группа танков и автомобилей Верховного Командования. И вдруг на фоне холмов, отбрасывавших густую тень в косых лучах предзакатного, уже начавшего багроветь, солнца, чередой прошли вспышки, поплыли желтовато-белесые дымки, и до Обера долетели раскаты орудийных залпов. Один из танков остановился и задымил, другие окрыли ответный огонь.

У холмов была засада. Две батареи противника, поддержанные трескотней пулеметного и ружейного огня пехоты, расстреливали в упор штабные машины. Танки – их уже оставалось пять – увеличили скорость, и двинулись прямо на позиции одной из батарей. Вот еще один вздрогнул и застыл, окутавшись дымом. Но остальные упрямо мчались вперед. Четвертый танк загорелся, когда до пушек осталось каких-то три десятка метров. Остальные ворвались на позиции батареи, подминая орудия под гусеницы и строча из пулеметов по разбегавшимся артиллеристам.

Поздно. Хотя штабные машины шли за своими танками в каких-то двухстах метрах, этих метров им и не хватило. Вражеские танки с полукилометра открыли интенсивный огонь, продолжала стрелять вторая батарея противника. Еще один из трех оставшихся на ходу левирских танков загорелся, остальные повернули на позиции уцелевшей батареи. А танки врага приближались, огонь их орудий становился все более действенным. Снаряды взрывались среди стрелковых цепей, опрокидывали автомашины… Артиллерия отступавших колонн уже молчала, раздавленная гусеницами, до конца выполнив свой долг – перед ее позициями горело восемь вражеских танков.

Вот первые грузовики отступающей колонны выскочили к позициям противника у подножия холмов, и встали, прошитые пулеметными очередями и винтовочными пулями. Обер со своими людьми был уже недалеко и видел, как сшиблась пехота с пехотой.

Свои и противник – все перемешалось. Три или четыре танка деремцев остановились и с места били по отдельным уцелевшим автомашинам. В полку Обера каким-то чудом уцелели лишь два грузовика с раненными, остальные были разбиты вражескими снарядами. Танки противника уже ворвались в стрелковые цепи левирцев и давили людей и машины гусеницами, непрерывно строча из пулеметов. Расчеты реактивных противотанковых ружей 2-го полка гражданских добровольцев подбили два танка. Еще шесть танков были выведены из строя противотанковыми расчетами других частей. Но семь или восемь бронированных машин продолжали сеять смерть, перерезав левирцам дорогу к холмам, до которых осталось каких-то полторы сотни шагов.

Бой смешался. Многие солдаты залегли, кто-то отстреливался с колена, кто-то – стоя. Некоторые в панике бросились бежать, и их участь была самая незавидная. Они первыми попадали под огонь стрелковых цепей деремцев, стягивающих кольцо вокруг левирской пехоты, зажатой на открытом пространстве.

Обер ясно представил себе, что произойдет дальше. Он уже видел нечто подобное, когда сам лупил дезорганизованные деремские войска близ восточного побережья острова Кайрасан. Вот только роли теперь переменились…

…Пули, летящие со всех сторон, повсюду – враг, укрыться негде, нечем встретить вражеские танки. Еще четверть часа суматошной стрельбы, и у пехоты станут кончаться патроны, а машины с боеприпасами горят. Люди начнут бросать винтовки и сдаваться…

Обер постарался взять себя в руки и огляделся. Да, враг повсюду, но его стрелковые цепи довольно жидки – наших раза в три больше. Правда, мы потеряли всю артиллерию, но и батареи противника у холмов уже молчат. У противника – танки, но наши реактивные противотанковые ружья еще бьют по ним с оглушительными хлопками, и теперь у деремцев в строю только четыре машины. Их танки отсекают нам путь к холмам, но наши уже ворвались на позиции деремцев у подножия этих холмов и там кипит рукопашный бой. И что такое четыре танка против восьми с лишним тысяч пехотинцев? Да, многие погибнут, но всех задержать не удастся.

Обер заорал во всю мощь своих легких:

«На прорыв!»

«На прорыв!» – отозвался из-за его плеча звонкий голос Талимай.

«На прорыв!» – подхватили десятки глоток вокруг.

«На прорыв!» – надсадно завопили сотни, а затем и тысячи отчаявшихся людей, внезапно ощутивших в этом кличе ту последнюю соломинку, за которую хватается утопающий.

Людская масса, до того беспорядочно метавшаяся в огненном кольце, колыхнулась и покатилась к холмам, набирая скорость. Теперь уже и кинжальный огонь нескольких уцелевших деремских пулеметов из наскоро отрытых стрелковых ячеек, и залпы танковых пушек, и стальные гусеницы, под которыми находили себе смерть все новые и новые жертвы этой бойни, – все это отодвинулось куда-то на задний план перед единым порывом людской массы, внезапно обретшей в этом порыве пусть призрачную, но все же надежду на спасение. Остатки деремской засады у подножия холмов были смяты, лавина людей обтекла стальные коробки танков, как обтекает бешено мчащаяся в половодье река каменные быки моста, и левирская пехота устремилась вглубь холмов, по оврагам и лощинам.

Вслед отступавшим били винтовки и пулеметы противника, в спину бегущим летели снаряды танковых пушек, сея смерть, но главное было сделано – левирцы вырвались из мешка. Бегство постепенно останавливалось, наиболее хладнокровные и опытные бойцы, применяясь к местности, посылали в сторону преследующего их противника скупые прицельные выстрелы. И враг уже не рвался безоглядно вперед. Его пехота залегла, передвигаясь только перебежками. Бой начал медленно смещаться вглубь холмов.

Обер и другие уцелевшие командиры, надрывая голосовые связки и стреляя из револьверов и винтовок под самым носом бегущих людей, останавливали их, поворачивали лицом к противнику, указывали позиции, посылали на вершины холмов. Вскоре деремцы стали ощущать невыгоды своего положения. В лощинах и оврагах они оказывались под огнем с трех сторон. Преследование как-то само собой приостановилось, бой начал затихать. Багровое солнце садилось за холмы, окрашивая все поле боя своим кровавым отсветом.

Пока еще на холмы не легла ночная темнота, Обер попытался собрать своих людей. Получалось плохо. Из всего 2-го полка гражданских добровольцев вокруг него не набралось и полной роты. Остальные погибли или рассеялись в лабиринте холмов, оврагов и лощин. Однако к его команде прибилось немало бойцов из других частей, потерявших своих командиров. Вскоре под началом Обера оказалось около трех сотен человек с оружием.

Но где же Верховное Командование?

После долгих поисков по окрестностям, когда на черном небе уже высыпали яркие звезды и повисли два небольших серпа растущих лун, трое посланных на разведку бойцов наткнулись на генерал-инженера 1-го класса с перебинтованной головой и полковника с нашивками войск специального назначения, в обгоревшем мундире, несших на плащ-палатке кого-то третьего.

Когда вернувшийся к Оберу боец что-то прошептал ему на ухо, Обер немедленно отправился к указанному месту.

«Командир 2-го полка гражданских добровольцев, главный военно-технический советник, бригадный генерал нолийского корпуса Обер Грайс!» – представился он по всей форме генерал-инженеру, как старшему по званию.

«Начальник Управления инженерного обеспечения Министерства обороны генерал-инженер 1-го класса Траман Фарете», – ответил тот. – «Доложите обстановку!»

«После прорыва в холмы собираю своих людей. В настоящий момент имею сводную команду численностью около двух рот. Связи с другими частями не имею. Связи со старшими офицерами дивизионного и фронтового звена не имею».

«К сожалению, на это рассчитывать не приходится. Штабная колонна уничтожена почти полностью. Ни фронтового звена, ни Верховного Командования больше не существует. Может быть, где-то тут еще бродят несколько офицеров, – и это все, что осталось», – упавшим голосом произнес генерал-инженер. – «Мы вынесли из боя Верховного Главнокомандующего. Его бронемашина была подбита, и его едва удалось вытащить. Но он ранен осколком в живот, боюсь, что смертельно».

Офицеры подошли к плащ-палатке, расстеленной в пяти шагах, у кустов. В бледном свете луны Обер глядел на искаженное болью лицо Главнокомандующего, на его прожженный и подранный мундир. Верховный был в сознании. Его глаза сосредоточились на лице Обера:

«А-а, советник… Я слышал… вы докладывали…» – простонал он сквозь стиснутые зубы. Он часто и неглубоко дышал. – «Соберите людей… Кто остался… Выводите их… к своим…»

«Прапорщик Эльсете!» – строгим голосом произнес Обер.

«Я!» – отозвалась Талимай.

«Планшет с вами?»

«Так точно!»

«Пишите приказ». – И он начал четко, раздельно диктовать:

«Назначить командира 2-го полка гражданских добровольцев бригадного генерала Обера Грайса командующим сводной оперативной группой гарнизона Акатонды.

Подпись: Верховный Главнокомандующий».

Обер взял планшет из рук Талимай и протянул его Верховному. Слабым движением руки тот дотянулся до авторучки, поданной ему Обером, и черкнул подпись.

«Прапорщик Эльсете!» – снова произнес Обер, возвращая ей планшет. – «Записывайте следующий приказ:

Я, командир 2-го полка гражданских добровольцев бригадный генерал Обер Грайс, в соответствии с приказом Верховного Главнокомандующего, принимаю на себя командование сводной оперативной группой гарнизона Акатонды. Приказываю:

1. В течение ночи с 38 на 39 тамиэля лета 1503 года организовать силами 1-го взвода поиск частей, подразделений и отдельных групп гарнизона Акатонды в районе холмов.

2. Всем обнаруженным частям, подразделениям, группам и отдельным бойцам передать приказ – сосредоточиться к 3 часам 00 минутам 39 тамиэля лета в исходном районе для прорыва на восток.

3. Исходный район определяю в лощине у северо-восточных скатов высоты с отметкой 206,2.

4. В случае установления связи со старшими командирами и начальниками доносить мне немедленно. .».

За оставшиеся до назначенного срока четыре часа произошло множество событий. Была обнаружена группа бойцов вместе с командиром одной из дивизий столичного гарнизона. Он был в солдатской гимнастерке без знаков различия, без документов и без оружия (решение Обера было коротким: «На данный момент вы сами определили свой статус, генерал. Пойдете с нами рядовым. Оружие добудете сами. Когда выйдем к своим, пусть решают вашу судьбу по законам военного времени»). Было собрано несколько уцелевших офицеров из аппарата Министерства обороны, Главного штаба и командования Приморским фронтом. По их сообщениям, начальник Главного штаба и командующий Приморским фронтом погибли в ходе последнего боя. В половине третьего ночи скончался Верховный Главнокомандующий. Когда его тело было предано земле, примерно к трем часам в лощине у высоты 206,2 было собрано почти три с половиной тысячи бойцов, и более пятисот раненых, большинство из которых с трудом передвигалось или не могло двигаться вовсе. Еще какое-то время было потрачено на сооружение импровизированных носилок, которых, однако, далеко не хватало даже для самых тяжелораненых.

Пришлось, скрепя сердце, принять тяжелое решение: раненых оставить в холмах. Кто сможет, доберется до ближайших населенных пунктов за помощью. Но, скорее всего, большинство ожидает плен…

Обер не знал, успел ли противник запереть восточные и юго-восточные выходы из холмов, и если успел, то какими силами. В любом случае решение ему виделось только одно – прорываться, и немедленно, пока сюда не подтянуты дополнительные резервы деремцев.

Ночной бой начался через четверть часа. Судя по всему, противник успел-таки подтянуть к возможному месту прорыва около двух батальонов пехоты с минометной батареей. Ночную тьму прорезали строчки трассирующих пуль, повсюду полыхали вспышки выстрелов. Сводный отряд в короткой ожесточенной схватке опрокинул противника и ушел на восток.

В ходе боя какое-либо управление войсками было потеряно. Левирцы разбились на небольшие отряды и группы, самостоятельно устремившиеся к линии фронта. С одной из таких небольших групп уже вторые сутки, страдая от недосыпания, голода и жажды, держась в стороне от главных дорог, старательно обходя хутора и селения, чтобы не нарваться на противника, двигались Обер и Талимай. Никто из них еще не знал, что линии фронта здесь, на широкой, больше, чем двухсоткилометровой полосе, протянувшейся в 70-100 километрах восточнее столицы, не существует. После начала вражеского наступления в середине тамиэля лета, когда была окружена Акатонда, фронт здесь был прорван во множестве мест, распался на отдельные очаги сопротивления, часть из которых была изолирована и уничтожена противником, а часть с боями смещалась на восток. В обороне левирцев образовались огромные бреши.

Однако и противник не смог сразу воспользоваться благоприятными возможностями. Измотанные предшествующими ожесточенными боями, понесшие большие потери, особенно в технике, страдавшие от недостатка горючего и боеприпасов, скованные боями с расчлененными на отдельные группы левирскими войсками, соединения противника не имели возможностей для продолжения наступления. Лишь небольшие подвижные отряды пытались продвинуться вперед. Фактически они играли лишь роль разведки, нащупывавшей незанятые войсками левирцев бреши в обороне.

Местность впереди постепенно менялась. Она становилась уже не плоской, а слегка всхолмленной, волнистой. По холмам, а чаще по седловинам между ними, то там, то здесь росли рощицы деревьев или заросли кустарника. Местность не была уже такой сухой. Местами ее прорезали небольшие, не до конца еще пересохшие в этот летний зной ручейки, укрытые кустарником, росшим по берегам.

В одной из таких седловин между холмами, когда кучка в два десятка бойцов, оставшаяся под началом бригадного генерала Грайса, обнаружила родничок с довольно чистой водой и бросилась к нему, чтобы напиться, с нескольких десятков шагов по ним ударили пулеметные очереди и плеснули взрывы нескольких ручных гранат. Это была небольшая разведывательная группа противника, не намного превосходившая численностью отряд Обера. Однако у противника было два пулемета и преимущество внезапности, а у бойцов Обера оставалось в лучшем случае по несколько патронов на винтовку. В винтовке самого Обера был только один патрон в казеннике – обойма была пуста.

Выход остался один – сблизиться с врагом до рукопашной, а там – кто кого… Команда бригадного генерала Грайса кинула людей вперед. Удачный бросок ручной гранаты заставил замолчать один из пулеметов, а последняя противотанковая граната, выпущенная из реактивного противотанкового ружья, вдребезги разнесла второй вместе с его расчетом. Но до рукопашной дошел лишь десяток левирцев, и теперь противник вдвое превосходил их численностью. Винтовки бойцов Обера уже молчали, а деремцы не упускали случая послать пулю в упор.

На бригадного генерала Грайса навалилось сразу пятеро, видимо, желая захватить столь солидную добычу живьем. Двое из них даже не успели пожалеть о принятом решении – Обер, мастерски орудуя штыком, уложил их на месте. Но остальные трое повисли у него на плечах и повалили на землю. Обер не думал сдаваться, и теперь на траве беспорядочно барахтался клубок из четырех сцепившихся тел. В этой сумятице трудно было нанести точный удар, и Обер никак не мог стряхнуть навалившихся на него врагов.

Между тем схватка завершалась. Полковник войск специального назначения, продержавшийся дольше других и уложивший троих деремцев ножом и голыми руками, был убит пистолетным выстрелом в спину. Талимай, на которую первоначально никто не обращал внимания, и которая совершенно растерялась, не соображая, что же делать, вдруг вспомнила, что у нее на поясе, в кобуре, покоится револьвер с шестью патронами. Медленным, как будто ленивым движением она потянула его из кобуры.

Уроки в тире и опыт почти трех недель непрерывных боев не прошли даром. Выстрелы ее, произведенные в максимальном темпе, были точны. Лишь один из ее противников, с погонами пехотного лейтенанта деремской армии, успел выстрелить в ответ, не разворачиваясь, из-под руки. Но Талимай, помня уроки Обера, после каждого выстрела рывком смещалась немного в сторону, и выстрел деремца пропал даром. Второго он уже сделать не успел. Пуля из револьвера Талимай вошла ему в левый бок.

В револьвере оставалось еще два патрона. Не раздумывая, девушка подскочила к барахтающемуся клубку тел, приставила ствол к спине, затянутой в деремский мундир, и нажала на спуск. Однако второго выстрела она сделать не успела. Клубок распался. Один из деремцев, оценив новую опасность, сильнейшим ударом в солнечное сплетение уложил Талимай на землю.

Левая рука Обера освободилась и он сомкнутыми пальцами нанес резкий удар по гортани одного из своих противников. Тот захрипел и резко ослабил хватку. В этот момент другой, тот самый, что ударил Талимай, развернулся и сильнейшим ударом тяжелого башмака в район печени прервал подвиги бригадного генерала Грайса.

Лучше бы он этого не делал. К Талимай вернулась способность шевелиться и пуля из револьвера, выпущенная еще нетвердой рукой, ударила деремца сзади в крестец. Талимай, сцепив зубы, села и дрожащими руками вставила в барабан револьвера последнюю пулю, которую она берегла на крайний случай – для себя, но теперь выпустила ее в деремца, остановив его попытку дотянуться до валявшейся на земле винтовки.

Обер с трудом поднялся четвереньки. Один из деремцев, хрипя поврежденной гортанью, попытался последовать его примеру. Талимай не успела сообразить, как поступить в этой ситуации. Обер попробовал развернуться к последнему противнику, но застонал и повалился на бок. Сцепив зубы, он сумел захватить шею деремца ногами. Тот пытался выбраться из захвата, шаря вокруг себя руками в поисках оружия. Талимай очнулась от секундного оцепенения, подхватила с земли винтовку со штыком, и с размаху вонзила его во врага…

Теперь на восток бригадный генерал Грайс двигался только в сопровождении Талимай. У обеих были самозарядные винтовки деремского производства с двумя обоймами патронов, у Обера в подсумке была одна ручная граната, во флягах была вода, и в карманах – по одному сухарю.

Над равниной спускалась ночь. Малиновая полоса заката на северо-западе догорала. Обер решил остановиться переночевать в распадке между небольшими холмиками, где журчал едва заметный среди кустов ручеек. Собственно, из-за кустарника, обильно росшего в этом месте, Обер и выбрал его для ночевки – тут их было бы непросто обнаружить.

Нарвав несколько охапок сухой травы, Обер прилег, устраиваясь поудобнее на ночь. Вдруг из-за плеча до него донесся негромкий голос Талимай:

«Обер…»

Он резко обернулся, перенося тяжесть тела на другую руку. Интонации, с которыми было произнесено его имя, были совершенно необычными. Да и никогда еще Талимай не обращалась к нему только по имени.

Девушка, торопливыми движениями пальцев расстегнув ворот гимнастерки, стащила ее через голову, также быстро расстегнула юбку и та упала к ее ногам. Талимай осталась в нижней рубашке из тонкой белой ткани, с короткими рукавами, без воротничка, с округлым вырезом, застегнутым на одну пуговицу. Из под рубашки торчали короткие штанишки из такой же белой ткани. Девушка упала перед Обером Грайсом на колени, обнимая его за плечи и торопливо, почти бессвязно заговорила, путаясь в словах и запинаясь:

«Обер… Обер… Я не могу больше… Я боюсь… Мы можем погибнуть… В любой день, в любую минуту!» – она почти выкрикнула эти слова. – «Я не хочу… Я не хочу ждать!» – ее пальцы с силой вцепились в плечи Обера. – «Не прогоняй меня… Мне ничего не нужно… Без тебя мне лучше не жить… Пока мы оба еще живы…» – ее пальцы вдруг разжались и она резким движением подхватила свою рубашонку за подол и рванула ее вверх, так, что пуговица с треском отлетела.

Талимай навалилась обнаженной грудью на Обера и горячо зашептала, столь же торопливо и сбивчиво:

«Мне ничего больше не нужно… Возьми меня… Я молодая… Может быть, я не очень красивая… и совсем не умытая и не причесанная, но ночью не видно… Я на все готова для тебя… Можешь делать со мной, что хочешь…»

Ее руки блуждали по мундиру Обера, пытаясь расстегнуть на нем пуговицы. Обер Грайс твердым движением захватил обе руки Талимай и стиснул ее в кольце своих рук немного выше талии. Постепенно его захват все усиливался. Девушка перестала бормотать, часто дыша, сделала несколько попыток вырваться, потом судорожно вздохнула и застонала. Обер стиснул ее еще сильнее. Талимай вскрикнула. Обер немного ослабил хватку:

«Ну, очухалась?» – не слишком ласково спросил он. – «Ты хотя бы соображаешь, в какое положение меня поставила?»

Талимай уставилась на него невидящим взором, мотнула головой, судорожно сглотнула. Выражение ее глаз стало немного осмысленным, она расцепила стиснутые зубы и открыла рот.

«Прошу прощения», – с горечью произнесла девушка. – «Конечно, понимаю. Вы – генерал, один из самых богатых людей Тайрасана. А я кто? Так…»

Обер чувствительно встряхнул ее и воскликнул в сердцах:

«Замолчи!» – И, овладев собой, заговорил уже спокойным голосом. – «Дурочка… Дурочка. Ты помнишь, сколько мне лет? Ты помнишь, сколько суток мы тащимся пешком, почти без воды и без жратвы? Ты задумалась, что я смертельно хочу спать? Ты соображаешь, что у меня все тело болит после этой драки? Да я же просто не в состоянии удовлетворить твои страстные порывы, глупышка ты сопливая! И как я себя должен чувствовать после всего этого? Об этом ты, небось, и не задумалась?»

До Талимай постепенно дошел смысл его слов. Краска стыда бросилась ей в лицо, она опустила глаза и взгляд ее упал на собственные голые груди, упрямо торчащие вперед между плотно прижатыми к телу руками. Девушка покраснела еще сильнее, и тут Обер расцепил свои объятия и незлобиво бросил:

«Приведи себя в порядок и давай отдыхать. Честное слово, смертельно хочется выспаться».

Талимай кое-как напялила на себя нижнюю рубашку, закусив губы и всхлипывая, отыскала в темноте юбку и гимнастерку, ремень с кобурой, пристроила все это на себя и остановилась в нерешительности. Слезы все еще текли по ее щекам.

Обер хлопнул ладонью рядом с собой:

«Тут немного сухой травы. Ложись, чтобы не на голой земле спать».

Талимай осторожно пристроилась на охапках травы. Обер обнял ее за плечи, молча привлек к себе одной рукой, а другой стал тихонько поглаживать ее по волосам. Девушка уткнулась носом ему в плечо. Неожиданно самообладание полностью покинуло ее и, не в силах больше сдерживаться, она горько разрыдалась. Обер продолжал обнимать ее и все так же молча ласково гладить по волосам. Минут через двадцать Талимай понемногу успокоилась и незаметно для самой себя заснула.

Рано утром, съев по последнему сухарю и запив водой из фляги, они снова двинулись на восток. Чтобы сориентироваться, Обер решил забраться на одну из ближайших возвышенностей.

«Винтовку держи наготове, следуй за мной в пятнадцати шагах и возьми еще пяток шагов вправо», – приказал Обер, выдвигаясь вперед.

Лавируя между высокими кустами, небольшими группами покрывавшими склон, он поднимался наверх, как вдруг из-за кустов его окликнули на ломаном деремском:

«Стой, кто идет?»

Кто прятался в кустах? Свои, так же, как он, уходящие от врага? А по деремски спросили так, на всякий случай? Или это солдаты из коалиционной армии – фризианцы, или из Ульпии? Обер отбросил сомнения – в любом случае на нем генеральский мундир левирской армии.

«Бригадный генерал Грайс!» – громко ответил он на левирском.

«Положи винтовку и подойди сюда», – голос из-за кустов тоже перешел на левирский, но было ясно, что и это не его родной язык.

Обер почувствовал в произношении какой-то знакомый акцент.

«Может быть, вы перестанете играть в прятки и перейдете на свой родной язык?» – сердито спросил он по нолийски.

Из кустов раздалось длинное сложное ругательство на нолийском.

«Вот это да!» – воскликнули оттуда. – «Неужели земляк?»

«Почти», – улыбнулся Обер Грайс, – «я главный военный советник Тайрасанской Федерации в Левире. А сейчас приписан к Нолийскому добровольческому корпусу».

«Свой!» – громко заорали из кустов и через минуту на открытое пространство вышло несколько человек в форме левирской армии, с нашивками Нолийского Добровольческого корпуса.

«Прапорщик Эльсете!» – крикнул Обер. – «Выходите, здесь свои!»

Талимай, которая все это время держалась за кустами, вскинув винтовку и готовая немедленно открыть огонь с колена, поднялась и закинула винтовку за спину.

«Разрешите доложить, господин бригадный генерал? Исполняющий обязанности командира роты „А“ второго батальона 6-го пехотного полка Нолийского добровольческого корпуса, прапорщик Тафоил Драмаш. Рота отошла с позиций, которые мы занимали три дня назад примерно к двадцати пяти километрах к востоку отсюда, по высохшему руслу…» – он чуть помедлил, вспоминая непривычное название, – «по высохшему руслу Лапатеапани. В результате обхода наших позиций деремцами полк расчленен на части, рота связи с вышестоящим командованием не имеет, где расположены другие наши подразделения – тоже не знаем».

«А противник?»

«Непосредственного соприкосновения с противником не имеем».

Обер достал из планшета и развернул карту.

«Покажите ваше место».

Прапорщик Драмаш ткнул пальцем:

«Вот тут мы, километрах в шести южнее шоссе Акатонда – Сафала, а прямо за спиной у нас село Вайсхи».

Обер вгляделся в карту. Юго-восточнее, километрах в тридцати, располагался довольно крупный город Улавада. Через него параллельно фронту шли железная и шоссейная дороги от главной военно-морской базы левирских ВМС, которую противник глубоко охватил с севера, стремясь полностью ее блокировать с суши. Если деремцы выйдут к Улаваде, они перережут последние сухопутные коммуникации базы флота с основными силами левирских войск.

«Доложите, прапорщик, какими силами располагаете».

«Личный состав – 126 человек, четыре ручных пулемета, два противотанковых ружья, одно противотанковое реактивное ружье без боеприпасов. Да и вообще боеприпасов не густо. Есть две лошади».

Обер задумался на минуту.

«Приказываю: выставить заслоны численностью от отделения на все проселочные дороги южнее шоссе Акатонда – Сафала, на само шоссе – полувзвод с пулеметом и противотанковым ружьем. Все отходящие по дорогам группы останавливать. Я переподчиняю их себе. Заодно собирайте тяжелое оружие и боеприпасы, если таковые встретятся в местах боев. Вышлите одно отделение на разведку в сторону Улавады. Нужно знать обстановку в городе и западнее него. Там могут быть наши части. Назначьте старших групп и пригласите их ко мне для инструктажа. Исполняйте!»

К полудню на импровизированный командный пункт, оборудованный в зеленых холмах на окраине села Вайсхи, стали поступать первые сообщения. К четырем часам дня Оберу удалось собрать уже около восьмисот человек, и среди них – немало прорывавшихся вместе с ним из Акатонды. Появились сведения и о противнике – он доставил их о себе сам. Подвижная группа деремцев, состоявшая из одной бронемашины и двух грузовиков с пехотой, внезапно появилась на шоссе Акатонда – Сафала. С бронемашины был открыт пулеметный огонь, которым сразу было убито несколько человек, стоявших в заслоне. Среди полутора сотен бойцов, скопившихся к тому моменту в этом сборном пункте, вспыхнула паника. К счастью, не сплоховал расчет противотанкового ружья. Со второго выстрела бронемашина была подбита. Многие бойцы быстро оправились от первоначального замешательства и окрыли винтовочный и пулеметный огонь по деремскому передовому отряду.

Когда Обер получил донесение об этой стычке, ему стало ясно, что вслед за разведкой могут нагрянуть и более внушительные силы. Он сам отправился к месту боя. Надо было оседлать шоссе и организовать на этом участке оборону. Из отошедших подразделений были сформированы три роты, сведенные в батальон под командованием энергичного майора, приведшего с собой около сотни человек, уцелевших от его прежнего батальона.

Заняв близлежащие высотки, батальон стал энергично окапываться. Батальону в поддержку была придана противотанковая артиллерийская группа. Под этим громким названием скрывалась единственная 75-мм полевая пушка с шестью снарядами, два реактивных противотанковых ружья и четыре обычных противотанковых ружья, также весьма скупо обеспеченных боеприпасами. На запад было послано несколько команд разведчиков с категорическим приказом – найти и доставить боеприпасы.