Текст книги "Повесть о потерпевшем кораблекрушение"

Автор книги: Андрей Колганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 51 страниц)

Покончив с наложением швов раненым в схватке островитянам и с перевязкой собственного плеча, Тенг присоединился к остальным своим домочадцам, собравшимся у тела соплеменника. Бун в самом разгаре схватки получил удар мечом в спину и, упав под ноги наседавшим мятежникам, был буквально изрублен ими. Сердце у Тенга защемило. Этот успевший стать ему близким человек лежал теперь перед ним мертвым, можно сказать, из-за него. Когда его тело, залитое кровью, выносили из зала Государственного Совета, Зиль бросилась в ноги Тенгу, вздрагивая от рыданий:

«Умоляю, спаси его!..»

Ее большие темные глаза, залитые слезами, были полны такой смертельной тоской, что Тенг едва сумел взять себя в руки.

«Я не бог, я не могу воскрешать мертвых», – выдавил он из себя. Тенг поднял Зиль с пола и повел ее прочь от этого места, обняв за трясущиеся плечи.

Когда догорел погребальный костер, Тенг подошел к Бенто и крепко сжал его предплечье.

«Всех мятежников», – голос его прервался, – «всех мятежников изгнать навечно из Хаттама. Всех, кто будет уличен в участии в заговоре – тоже. Земли конфисковать и передать в собственность арендаторам».

Разведчики, посланные Тенгом в соседний Дилор, где собралась бежавшая и изгнанная из Хаттама знать (и среди них сумевший выскользнуть из зала Совета Ленмурин Диэпока), доносили, что в провинции открыто призывают покончить с Тенгом Паасом. Поговаривали и о том, будто Императорский Совет разрешил созыв полков для похода на Хаттам, что действия Тенга расцениваются в Алате как узурпация власти. Вскоре этому пришло подтверждение. Не прошло и четырех месяцев, как императорский посланец привез Тенгу указ об отрешении его от должности наместника и вызове в Алат на Императорский Суд. Тенг не стал отвечать, а решил двинуть два полка на границу с Дилором, чтобы закрыть перевалы, ведущие в Хаттам.

Перед тем, как покинуть Урм, чтобы отправиться на рассвете в поход вместе с этими полками, Тенг поздним вечером заглянул в комнату Ноке. За прошедшие недели состояние ее улучшилось и уже не внушало опасений, но Тенг пока настаивал на том, чтобы большую часть времени она проводила в постели. В комнате стоял глубокий сумрак, который ощущался еще более глубоким, контрастируя со слабым светом одинокой свечки, стоявшей на столике возле ложа Ноке.

Она сидела на постели в широкой полотняной рубахе, задумчиво расплетая свои длинные темные волосы. Когда Тенг показался в дверях, Ноке вздрогнула и подняла на него свои темные глаза, казавшиеся большими на ее миниатюрном личике.

Тенг сел на край ложа, взяв в свою руку ее узкую ладонь с хрупкими пальцами. Он чуть прикрыл глаза, стараясь отрешиться от той лавины забот, что свалилась на него за последние дни.

«Ты устал?» – бесхитростно спросила Ноке.

«Да, очень», – со вздохом признался Тенг. Он откинулся спиной на постель, положив голову на колени Ноке. Усталость, которую он сдерживал уже давно, прорвала в нем какую-то преграду и хлынула потоком, охватив все его существо.

«Зачем я нужен в этом мире?» – еле слышно прошептал он на языке Земли. Лицо его, обращенное вверх, смотрело в пустоту, вдруг разверзшуюся перед ним. Ноке, боязливо прикоснувшись к его голове, стала все смелее поглаживать ее, ощущая жалость к этому, представлявшемуся ей воплощением целеустремленной воли и кипучей энергии человеку. Теперь он лежал у ее ног, одинокий, беспомощный, словно внезапно ощутивший, как земная твердь уходит из-под ног. И действительно, в его голове лихорадочно блуждали тревожные мысли, подспудно зревшие уже давно:

«Зачем швырнуло меня на эту землю? Чтобы я пробился в очередные деспоты? Чтобы наравне и наперегонки с другими я сеял вокруг себя смерть и страдания? Но как иначе решить ту задачу, которую я поставил себе? Я ведь верно решил, что Империя на краю краха. Значит, оправдание мое может быть лишь в том, чтобы толкнуть ее к этому краху и на ее обломках построить новое общество – не лучшее, но новое, хоть на один шаг стоящее ближе к грядущему, к моему прошлому и к будущему этой земли. Но одному этого не сделать. Лишь если люди сами придут в движение…»

Тенг не знал еще, как этого достигнуть, но что-то уже забрезжило впереди – надо толкнуть на Империю лавину недовольства тех, кто захочет возродить свободные общинные порядки и тогда…

Эта, не успевшая еще выкристаллизоваться в его сознании мысль, была прервана тихим голосом Ноке:

«Ты завтра уезжаешь?»

«Да. Но как ты догадалась?»

Не отвечая на его недоумение, Ноке снова полувопросительно-полуутвердительно произнесла:

«Ты идешь в поход с войском?»

Тенг кивнул, удивленно взглянув на нее.

«Я хочу видеть всех наших» – в словах ее звучала настойчивость.

Все еще недоумевая, Тенг поднялся и пошел созывать островитян в комнату Ноке. Оглядев собравшихся, Ноке заговорила по-прежнему тихим, но твердым голосом:

«Наш брат Тенг уходит завтра с воинами. Мы дали клятву не покидать его. Мы пойдем с ним».

«Это невозможно», – быстро перебил ее Тенг. – «Тебе лучше не вставать надолго с постели, не то что идти в поход. Сюли, я думаю, не бросит тебя без ухода. Паи я доверяю дом…»

Не дав Тенгу договорить, Ноке уже более громко и твердо заявила:

«Пусть будет так, как ты сказал. Но остальные идут с тобой».

«Мы готовы» – кивком головы подтвердил Чак.

Ноке опустилась на подушки и прикрыла глаза длинными пушистыми ресницами. Островитяне тихо вышли из комнаты (Тенг потом часто задавал себе вопрос: догадывались они, или, может быть, точно знали, что потом должно произойти?). Тенг собрался было последовать за ними, но у самой двери его остановил едва слышный жалобный голос Ноке:

«Тенг…»

Он быстро подошел к ее ложу, снова присев на постель у ее ног.

«Что случилось, Ноке?»

«Не покидай нас».

Тенг слегка нахмурился.

«Я и не покидаю вас. Правитель не может сидеть все время дома».

«А вдруг… ты не вернешься?» – голос Ноке заметно дрогнул.

«Я сделаю все, чтобы вернуться» – твердо сказал Тенг.

Ноке закусила губы и какое время молча смотрела на него глазами, наполнившимися слезами. Тенг раздумывал, как бы прервать это тягостное молчание, не обидев Ноке. Вдруг она приподнялась на подушках и спустила ноги с ложа.

«Куда ты? Тебе же надо лежать!» – Тенг сделал протестующий жест. Ноке оперлась на его плечо: – «Помоги мне» – и взяв со столика свечу, она медленно пошла в другой конец комнаты. Тенг, не решаясь ее остановить, шел рядом, стараясь поддержать девушку под руку. Остановившись перед занавеской, висевшей в углу, Ноке высвободила руку и отодвинула ткань в сторону. В углу стоял вырезанный из дерева божок в человеческий рост. Огромные круглые глаза на лице, украшенном большим птичьим носом, обращенные вперед ладони – Бун, искусный резчик по дереву, создал образ этого божества, строгого и проницательного.

«Это Ихонгу» – шепнула Ноке, ставя свечу у ног деревянного идола. – «Перед его лицом я хочу говорить с тобой. Сними одежду – перед его лицом все должно быть открыто».

Не отрывая глаз от своего божества, Ноке стащила с себя рубашку. Даже при свете свечи Тенгу было видно, как лицо ее залилось пунцовой краской смущения. Она развязала ленточку, стягивающую на затылке тяжелый узел волос, и они пышными волнами рассыпались по ее плечам и по спине, ниспадая почти до самых бедер. Безотчетно повинуясь неизвестному ритуалу, Тенг, тоже немало смущенный, снял с себя одежду.

«И сандалии» – шепнула Ноке, по-прежнему не глядя на него.

Тенг послушно развязал сандалии. Девушка развернула перед божком большую тростниковую циновку и опустилась на колени. Тенг ступил на циновку, чувствуя, как она с тихим шуршанием пружинит у него под ногами и встал на колени рядом с Ноке. Впервые он видел обнаженное девичье тело, да еще так близко. Кровь стучала у него в висках, мысли путались в голове, не давая возможности ясно осознать происходящее. Стараясь не смотреть на Ноке, он все время скашивал глаза в ее сторону, пожирая взглядом худенькую фигурку, золотившуюся в неверных отблесках мерцающего пламени свечи. Сумрак по углам, чуть раздвигаемый ее слабым светом, превратился в черную темноту.

Тенг смотрел на своеобразный профиль островитянки, ее тонкую девическую шею, заостренные грудки, упрямо торчавшие вперед и в стороны, потом скользнул взглядом еще ниже и, смутившись, быстро отвел глаза, уставившись на божка. В смятении он ощутил, что те чувства, которые и раньше будили в нем девушки, сменились еще не осознанным до конца желанием – Тенг боялся думать о том, чего же он хочет, но его собственное тело недвусмысленно давало ему понять об этом. Кровь бросилась ему в голову и страстное стремление броситься прочь, скрыться с глаз Ноке и ее глядящего в упор божества с огромными неподвижными глазами, приковало его к месту. Тенг уже не управлял собой, и то, что он молча оставался в неподвижности, отнюдь не было заслугой его самообладания.

«Я стою перед тобой, Ихонгу», – размеренные звуки голоса Ноке немного успокоили его, хотя он и не пытался вникнуть в смысл ее слов, – «вместе с человеком, которого привела с собой. Я призываю тебя в свидетели – да не будут здесь произнесены лживые слова. Дай нам свою силу, чтобы вошла в нас правда». – Голос Ноке чуть подрагивал от волнения. Она перевела дыхание и снова заговорила. – «Перед твоим взором, всевидящий Ихонгу, я хочу сказать человеку, которого я привела перед твое лицо, что желаю принадлежать ему».

Не вставая с колен, она повернулась к Тенгу и, тронув его за плечо, поставила лицом к себе. Глядя ему в глаза, она вновь заговорила, продолжая торжественный ритуал:

«Перед твоим взором, Ихонгу, открыты все самые тайные стремления. Перед твоим взором никто не может противиться голосу своего сердца. Если я желанна, пусть обагрит моя кровь эту циновку. Если нет, пусть она останется чиста».

Не успел Тенг осознать смысл ее слов, как Ноке, обежав его внимательным взором и, видимо, будучи удовлетворенной увиденным, протянула к нему руки и обняла за шею, привлекая к себе. Тенг вздрогнул от прикосновения ее прохладной упругой груди, увидел прямо перед собой ее полураскрытые губы. Внезапно Ноке повисла у него на шее и, широко разведя бедра, обхватила его ногами за талию, увлекая за собой на циновку…

Когда первые лучи солнца ворвались в комнату, Тенг уже не спал. С трудом преодолевая чувство приятной расслабленности, в которую погрузилось все его существо, он встал и медлительными движениями стал облачаться в свою одежду. Стараясь не разбудить Ноке, Тенг осторожно подошел к двери. На пороге он обернулся. Ноке смотрела ему вслед широко открытыми глазами. Не выдержав этого взгляда, он быстрыми шагами приблизился к постели, порывисто поцеловал ее где-то рядом с губами и еще более быстро бросился прочь из комнаты. Весь путь до восточной границы Тенг не мог отделаться от ощущения, что на него по-прежнему смотрят широко раскрытые темные глаза Ноке.

Тенг опоздал. Перевалы оказались загодя заняты воинами императорских полков, посланных из Дилора. Кровопролитные схватки позволили занять один из перевалов, но после того, как было отбито несколько атак, потери возросли настолько, что следующий удар Дилорских полков пережило лишь две сотни воинов, выбитых в долину. Впрочем, и потери дилорцев были велики. Во всяком случае, остатки хаттамских полков никто не преследовал.

В конце тамиэля осени 2096 года Тенг повел воинов обратно. Наступать в горах новыми силами было бессмысленно, – не меньше шести полков Дилор выставил на перевалы, – а Тенг не мог истощать свои и без того не весьма многочисленные войска. Оставалось ждать и готовиться к защите крепостей. Тенг отдал Ролл Дану приказ усилить подготовку войск, увеличив, насколько возможно, их численность, а сам буквально заперся в Тайном городе.

С некоторых пор жители Урма стали прислушиваться к частому грохоту, доносившемуся со стороны Тайного города, и замечать поднимающиеся над ним клубы дыма. Слухи ползли самые разноречивые, но большинство сходилось на том, что правитель имеет дело с демонами огня, пытаясь подчинить их себе заклинаниями, или уже заключил с ними какой-то договор.

Тенг все дни проводил на полигоне, не обращая внимания на холодные зимние ветры и дожди. Было отлито и высверлено немало пушечных стволов, но первые из них имели недостаточно правильную форму канала ствола, так что ни о какой точности боя и говорить не приходилось. Тенг дважды вносил усовершенствования в конструкцию сверлильных станков, однако сносные результаты стали получаться лишь тогда, когда высверливание стволов было разделено на две операции – на грубую обработку и шлифовку, для которой пришлось заново изобрести еще один станок. Лишь после этого закипела работа по пристрелке, по обучению пушкарей, по приучению лошадей к грохоту выстрелов.

Первые образцы пороха также оставляли желать лучшего. Тенг непрерывно менял пропорции исходных компонентов, способы приготовления смеси, степень ее измельчения, пока, наконец не нашел наилучшую рецептуру. Эту работу он вообще не доверял никому и через несколько недель к концу дня он буквально валился с ног от усталости. Лишь с темнотой Тенг добирался до своего домика в Тайном городе, где его ждала Ноке, встречая и провожая Тенга безропотным взглядом своих широко раскрытых темных глаз. Частые зимние дожди постепенно сменились ласковым весенним теплом, а императорские полки, собиравшиеся в Дилоре, все не двигались с места.

В Хаттаме тянулась обычная жизнь – споры между общинами из-за земли, между ними и назначенными Тенгом чиновниками – из-за налогов, шли учения пехоты и кавалерии, проверка складов, ревизия казначейства, и снова Тайный город, и грохот пушек, и беседы со старейшинами общины почитателей Ул-Каса, которым доверил он пушечное дело. А дома ждала его уже ставшая привычной широкая постель, согретая Ноке, каждый вечер раскрывающей ему свои нежные объятия. Утомленный, Тенг быстро засыпал рядом с юной женщиной, приткнув голову к ее нежному плечику…

Глава 7

Империя начинает чувствовать запашок порохового дыма

Паи, запыхавшись, влетел в спальню Тенга и остановился, переводя дыхание. Ноке торопливо натянула на себя простыню, прячась за спину своего повелителя.

«Гонец с восточной границы!»

Нельзя сказать, что эта весть была для Тенга неожиданной. После летних событий в Урме он ожидал удара со дня на день. Но вот прошла зима, весна была в разгаре… Однако он понимал, что столкновение было неизбежным. Бежавшие и изгнанные в провинцию Дилор аристократы во главе с Ленмурином Диэпокой жаждали мести, пугая местную знать Тенгом Паасом, стремящимся разорить всех, удостоенных по праву рождения, и конфискующим их земли.

«Он ведет за собой чернь и губит лучших людей!» – кричали беглые землевладельцы на Государственном Совете провинции Дилор. Император дал согласие на созыв четырех легионов по шесть полков в каждом, – всего двадцать четыре тысячи воинов. Командование над ними взял Ратам Ан, горевший желанием проучить выскочку, не желающего считаться со своим покровителем. Теперь все эти четыре легиона, по перевалам, загодя занятым Дилорскими полками, перешли рубежи Хаттама и двигались к Урму, штурмом овладевая одним укрепленным поселением за другим.

Тенг объявил о созыве войска и, не дожидаясь подхода подкреплений, двинул вперед шеститысячный отряд, бывший у него под рукой. Самое большее, на что он мог рассчитывать – это собрать еще три тысячи воинов, тысячу ветеранов и до двенадцати тысяч ополченцев. Но когда эти силы соберутся? И разве смогут ополченцы сражаться на равных с профессиональными воинами?

Тенг вовсе не собирался бросать свои малые силы в бой против императорской армии. Он ожидал, когда сосредоточатся все его войска, когда будут закончены в величайшей спешке ведущиеся работы в Тайном Городе, и он сможет встретить имперские легионы на выгодном рубеже и во всеоружии.

Его войска, разделившись на отдельные полки, блокировали лесные дороги, отчаянно защищая завалы и засечные полосы, устраиваемые на пути императорской армии. Однако это задерживало ее ненадолго. Имперцы строили своих тяжеловооруженных воинов черепахой и те пробивались к завалам под смертельным ливнем арбалетных болтов. Со второй-третьей попытки это им, как правило, удавалось, и хаттамцы были вынуждены откатываться назад, а то и рассеиваться по лесным тропинкам.

Уже через три недели Тенг был вынужден вступить в сражение. Лесистая местность закончилась, пошли поля, небольшие рощи и перелески. Императорская кавалерия, выйдя на простор, обошла войска Тенга и отрезала ему дорогу к Урму.

Пока Тенг собирал разрозненные полки в кулак для прорыва, сзади в него вцепились передовые отряды пеших воинов Ратам Ана. Выстроив хаттамцев плотным клином, Тенг двинул своих воинов на прорыв прямо по главной дороге на Урм.

Попытка Ратам Ана преградить войску Тенга дорогу в Урм плотным строем своих пеших воинов кончилась для него плачевно. Острие клина, которым были построены хаттамцы, было составлено из сотен лучших бойцов, сплошь вооруженных булатными мечами, а самые сильные держали в руках секиры. И когда клин вонзился в строй имперских полков, в воздухе тускло замерцали булатные клинки, и полетели во все стороны обломки щитов и копий императорских воинов, а их мечи быстро превращались в зазубренные железки. Мечи же хаттамцев разрубали стальные латы и шлемы. Войско Тенга безостановочно двигалось вперед, прорубая себе просеку, заваленную телами врагов.

Ратам Ан вынужден был отвести своих пеших солдат, и впредь избегать фронтальных столкновений, прибегая лишь к постоянным наскокам на строй хаттамцев то конными, то пешими силами, то тяжеловооруженной, то легкой пехотой, метавшей стрелы, дротики и камни из пращей. Однако и имперская кавалерия, и пешие воины напрасно тратили силы в непрерывных бесплодных атаках на сплошную стену стальных щитов. При каждой атаке первый ряд становился на колено, второй ряд клал копья на плечи первому, и перед императорскими воинами вставала стальная чешуя, сквозь которую стремительно жалили копья, колючей щетиной опоясывавшие строй. Плотные ряды хаттамских латников надежно прикрывали своих стрелков, не перестававших метать губительные стрелы.

На второй день повторилось то же самое. И на третий…

Ратам Ан бросал в атаки пеших и конницу со всех сторон, и днем и ночью, сменяя уставшие полки свежими, то и дело бросая в бой легкую пехоту, постоянно засыпавшую противника стрелами, дротиками и камнями, не давая хаттамцам ни часа передышки. В обозе кончилась вода. Спать почти никому не удавалось – лишь немногим воинам удавалось немного вздремнуть на шее у лошади, да пехотинцы из внутренних рядов изредка получали возможность поспать часок-другой на повозках обоза. Люди шли, шатаясь от усталости, с сухими, потрескавшимися от жажды губами и с красными от бессонницы глазами.

И вот, на четвертый день отступления без сна, оставшись без воды и почти без пищи, один из хаттамских полков дрогнул под ударом кавалерии. Строй нарушился, в него вклинились пешие имперские воины, и клин хаттамцев, до того упорно пробивавших себе дорогу к Урму, начал постепенно разваливаться. Над войском навис призрак поражения. Паника охватывала одну сотню за другой. Тенг был в отчаянии, видя не только неминуемый разгром своего войска, но и ясно ощутив возможность собственной гибели.

К счастью Тенга, они снова вошли в лесистую местность. Ценой неимоверных усилий Тенгу удалось кое-как выстроить подобие каре из воинов, еще не поддавшихся общей панике и, сохраняя строй, отойти с ними к лесу. Малые силы кавалерии Тенга, сражаясь в окружении, были стеснены в маневре и не смогли полностью прикрыть пути отхода. Имперские кавалеристы ударили в тыл бегущим войскам правого фланга хаттамцев и те, не сумев перестроиться в каре, были смяты лавиной конницы. За конницей хлынула пехота. Лишь небольшая часть войска сумела отступить через лес в порядке. Остальные были убиты, пленены или рассеялись по лесам. Путь на Урм был открыт.

Тенг, чудом уцелевший при разгроме войска, добрался до Урма всего за одиннадцать дней. Ролл Дан уже собрал к этому времени почти три тысячи воинов и ветеранов и больше восьми тысячи ополченцев. С этими силами надо было остановить двадцатитысячную армию. Оставалась одна надежда – на Тайный город. Там уже грохотали первые пушки и приверженцы Ул-Каса обучались вести прицельный огонь под ржание коней, плохо привыкавших к пушечным залпам.

Тенг с небольшим отрядом рыскал по лесам под самым носом у передовых отрядов имперской армии, собирая остатки разбитого войска и сколачивая сотни, тревожившие в пути войска Ратам Ана, устраивая завалы на дорогах и пытаясь задержать их продвижение. Но все же через месяц императорские полки вышли к реке Урмие – последней серьезной преграде на пути к столице Хаттама.

Масса людей, повозок, лошадей сгрудилась перед большим мостом, добротно сооруженным когда-то имперскими солдатами. Сваи из замшелых бревен поддерживали прочный настил, на котором валялись первые убитые. Стрелки Тенга держали мост под непрерывным обстрелом. Попытка кавалеристов Ратам Ана проскочить мост с ходу окончилась плачевно. За несколько минут мост оказался загроможден бьющимися в агонии лошадьми, несколько всадников рухнуло вместе с конями в реку, ломая перила. Ратам Ан, изрыгая в досаде громкие проклятия, построил тяжеловооруженных воинов в плотные шеренги и двинул вперед.

Стрелы, даже пущенные из арбалетов, далеко не всегда могли пробить сразу и щиты, заходившие краями один за другой, – настолько плотно были построены шеренги, – и тяжелые доспехи. Правда, медленно продвигавшаяся стальная масса вынуждена была останавливаться, чтобы расчистить себе проход, прегражденный трупами павших людей и лошадей. Строй неизбежно нарушался и тогда стрелы находили себе цель. Чем ближе становился противоположный берег, тем более метко били самострелы и императорским воинам приходилось то и дело смыкать строй, переступая через тела своих товарищей, получивших смертельный удар короткой арбалетной стрелы в лицо.

Когда до берега осталось полсотни шагов, воины, подхватив сотнями глоток боевой клич Ратам Ана, одним броском преодолели оставшийся отрезок моста, стремясь стальной стеной опрокинуть противника, но натолкнулись на такую же стену щитов и копий, из-за которой продолжали лететь стрелы. Правда, они поражали лишь тех, кто находился далеко позади линии схватки. Мечи звенели об мечи, щиты сталкивались со щитами…

Тенг Паас уже около часа наблюдал за боем, который вел Ролл Дан у моста. Императорские войска своей массой медленно выдавили хаттамских ратников с моста и теперь теснили их, продвигаясь по дороге, идущей от моста вдоль крутых берегов речушки Малая Урмие, которая, протекая под стенами Урма, впадала в Урмие близ моста. Высокий, поросший хвойным лесом берег, на котором расположился Тенг, был отделен от места схватки этой речушкой. На самом краю берегового откоса, среди высоких кустов лозняка стояли готовые к бою двенадцать пушек с прислугой и полк охраны.

Чуть дымились фитили в руках у пушкарей, напряженно вглядывавшихся вдаль. Бой уже давно переместился от моста и был недоступен для наблюдения с берега. Но зато хорошо было видно, как по мосту нескончаемым потоком шли императорские войска, а на противоположном берегу реки, на широком заливном лугу, сгрудились еще не переправившиеся повозки, люди, кони.

«Пора» – решил Тенг. Спустившись с откоса, он вместе с несколькими пушкарями оттолкнул от берега заготовленный заранее плот, предварительно воткнув между бочками с порохом горящий факел. Плот плавно поплыл по течению, медленно приближаясь к мосту. Вот он попал на стремнину почти под самым береговым откосом и, набирая скорость, влетел под пролет моста, вздрогнул, натолкнувшись на заранее протянутый между быками канат, и, развернувшись под напором течения боком, как бы нехотя пристал к одному из быков. Видимо, императорские воины сочли это неудачной попыткой поджечь мост. Во всяком случае, они не удостоили плот своим вниманием. По мосту по-прежнему медленно ползла людская масса.

Тенг заметно нервничал. На этот берег к месту боя уже переправились тысячи воинов Ратам Ана, а факел все горел и горел маленьким огоньком на видневшемся вдали под мостом плоту. Только что ускакавший обратно гонец от Ролл Дана передал, что императорские войска заметно потеснили ополченцев на правом фланге и грозят прижать воинов Ролл Дана к берегу Малой Урмие, отрезав их от Урма. Огонек факела вовсе перестал быть виден, но ничего не происходило.

«Соратники!» – привстав на стременах, Тенг обратился к пушкарям, нетерпеливо повернувшимся в его сторону.

«Настал час испытать силу, ниспосланную нам богом! Взять лошадей под уздцы! Огонь!» – с этими словами он проворно соскочил с коня и повис на поводу. Пушкари поднесли дымящиеся фитили к запальным отверстиям, где в небольших лунках виднелись маленькие кучки пороха.

Пушки ударили почти слитно, заметно подпрыгнув и откатившись назад, скребя сошниками землю. Тенг сам наводил их на мост, но первый залп прошел мимо, вспенив воду далеко за мостом. Эхо залпа затихло над рекой, клубы серого порохового дыма медленно рассеивались, оставляя во рту кисловатый привкус. Орудийная прислуга дружно ухватилась за сошники и за лафеты, возвращая пушки в исходное положение. Затем стволы были сноровисто пробанены, в них были поспешно забиты новые заряды, а в запальные лунки насыпан порох.

«Одно деление ниже!» – крикнул Тенг. Пушкари закрутили рукоятки

винтов, опуская стволы.

«Огонь!»

Следующий залп ударил точно по мосту, буквально сметая с него картечью людей и коней. Третий залп вдруг отозвался яркой вспышкой под мостом. Видно было, как взметнулись в воздух брусья настила и над мостом повисло облако порохового дыма, сквозь который едва можно было различить падающих в воду людей и обломки досок и брусьев.

Тенг приказал перенести огонь на скопление войск у моста на низком противоположном берегу. Паника, охватившая императорские полки и обоз, превратила их в мечущееся без толку стадо. Крики людей, ржанье коней, шарахающихся в испуге от грохота пушечных выстрелов, треск опрокидывающихся повозок – во всей этой сумятице картечь безошибочно находила все новые и новые жертвы.

Но по эту сторону реки бой кипел уже на обоих берегах Малой Урмие. Почти все воины Ролл Дана были отброшены за речушку, лишь ненадолго задержавшую императорское войско, которое, буквально запрудив русло трупами своих солдат, перешло по ним на противоположный крутой берег. Лишь полк охраны пушек еще сдерживал на своем участке переправу противника ливнем стрел и четким строем латников. Ратам Ан довольно быстро догадался, что грохот и вспышки пламени на высоком берегу имеют прямое отношение к сумятице на переправе, и что сам он отрезан теперь от подкреплений. Не считаясь с потерями, он посылал своих воинов вперед, к высокому поросшему лесом берегу.

Тенг в промежутках между залпами уже явственно различал шум боя у себя за спиной.

«Пора уходить» – решил он, заметив тревожные взгляды, которые бросал на него Бенто.

«Прекратить огонь! Пушки на передки! Отходим!»

Когда орудийные запряжки выехали на опушку, Тенг увидал на дальнем краю широкого поля, расстилавшегося впереди, массу всадников противника. Это кавалерия Ратам Ана прорвала ряды хаттамских воинов и в любой момент могла устремиться туда, откуда недавно раздавался грохот пушек.

«Пушки к бою!» – заорал Тенг срывающимся на хрип голосом.

«Быстрее!»

К счастью, кавалерия не сразу обратила внимание на артиллеристов, дав им возможность установить и зарядить орудия, однако вскоре всадники направили своих лошадей к опушке. Уже ясно были видны развевающиеся султаны на шлемах конников, тускло поблескивавшие в их руках кавалерийские мечи.

«Наводи! Прицел – одно деление вверх!» – Тенг сам подскочил к ближайшей пушке, закрутил рукоятку винта наводки. Всадникам осталось преодолеть какие-нибудь две сотни шагов, когда Тенг крикнул:

«Четыре первых орудия – огонь!.. Четыре вторых – огонь!.. Четыре третьих – огонь!..»

Грохот и вспышки выстрелов произвели на конницу едва ли не большее действие, чем картечь. Три залпа последовали один за другим почти в упор, и неудержимая, казалось бы, лавина всадников превратилась в беспорядочно мечущееся стадо. Но, несмотря на это, когда пушкари перезарядили орудия, кавалерия крутилась уже буквально в двух шагах от пушек. Их остановила только лавина арбалетных болтов, да стена латников охранного полка, ощетинившаяся копьями. Затем последовали еще три последовательных залпа четверками орудий – и лошади захрапели, взвиваясь на дыбы, шарахаясь в разные стороны и сбрасывая седоков. С превеликим трудом всадникам удалось, наконец, повернуть лошадей прочь от этого страшного места.

Но этот успех мало что изменил в ходе сражения. Замысел Тенга – разрушив мост, отсечь и разбить авангард противника – не удался. На эту сторону успело переправиться слишком много солдат имперского войска и они продолжали теснить хаттамцев. Вскоре армия хаттамцев была расчленена на несколько частей и в беспорядке отступала в разных направлениях. Тенг, опасаясь возможности захвата пушек противником, не стал больше рисковать, разворачивая свою артиллерию перед самым носом у императорских войск, и предпочел ретироваться к Урму, укрывшись за его стенами.

Когда Тенг пересчитал жалкие остатки своего войска, которые удалось собрать в Урме, оказалось, что из них можно составить лишь два полка воинов и неполных пять полков ополченцев. Кавалерии же едва набралось на один полк. Правда, воины по одиночке и небольшими группами продолжали стекаться к Урму, но этот ручеек был слишком слаб, чтобы существенно изменить положение. Оставалось надеяться лишь на двенадцать пушек да на наспех вооруженных жителей Урма.

Ролл Дан с небольшим отрядом метался по окрестностям, вылавливая дезертиров и заодно проводя разведку. Он привел с собой полторы сотни пеших и два десятка конных. В ближних лесах он оставил еще с десяток дезертиров, пытавшихся оказать сопротивление его отряду, повешенными на деревьях. Ролл Дан едва сдерживал кипевшую в нем злобу. Еще бы – совсем недавно под его началом было больше восьми тысяч хорошо подготовленных воинов, а теперь войск оказалось меньше, чем было по прибытии Тенга Пааса в Урм!

Армия Ратам Ана, вставшая через три недели под стенами столицы Хаттама, несмотря на большие потери и дезертирство, все же имела в строю почти 14 тысяч воинов. Маловато для правильной осады, но достаточно для штурма. Воины Ратам Ана несколько дней готовили штурмовые лестницы, веревки с крюками, сооружали напротив Главных ворот таран. В городе же лихорадочно заканчивали мастерить лебедки и помосты для пушек, чтобы установить их на стенах.