Текст книги "Повесть о потерпевшем кораблекрушение"

Автор книги: Андрей Колганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 51 страниц)

Книга III
Тайрасан
Пролог

Большой двухтрубный грузо-пассажирский пароход «Снежная фея» мог быть с натяжкой признан соответствующим своему названию, да и то только наполовину. Его надстройки и в самом деле выделялись снежно-белой окраской, но борта имели угольно-черный цвет. Впрочем, те, кто находился на пассажирской палубе, могли не обращать на это внимания. Их глаза всюду встречали лишь поверхности, покрытые белой эмалью, светлое лакированное дерево отделки, да светло-желтые части всяких механизмов. Сквозь набегавшие крупные белые облака светило яркое желтое, или даже почти белое солнце, и пароход уверенно резал носом невысокую пологую волну, изредка подергивающуюся мелкой рябью от налетавшего время от времени свежего ветерка.

«Снежная фея» уже восьмые сутки огибала восточную оконечность Архипелага Тайрасан, спускаясь все дальше на юг от экватора, и с каждым днем приближаясь к столице Архипелага, лежащей в умеренных субтропиках. Мореплаватели Долин Фризии уже четыре сотни лет назад впервые достигли островов этого Архипелага, расположенных в экваториальном поясе. Но то были мелкие выжженные солнцем скалистые островки (даже без пресной воды) или гористые острова, покрытые джунглями, образовывавшими непроходимые заросли, начиная с прибрежного мелководья, да так, что даже найти место, где можно пристать к берегу, было проблемой. Удушающая влажная жара, тучи кровососущих насекомых, ядовитых змей и тому подобных радостей встречали первооткрывателей. Поэтому колонисты устремились от экватора к югу, где жара была не такой страшной, леса – не столь опасными, где располагались обширные острова с равнинами, пригодными для земледелия. Именно там, на южной оконечности одного из крупнейших островов Архипелага – острова Кайрасан – и расположилась столица.

В порту на причале Обера Грайса уже ждал открытый экипаж, запряженный парой коней. На козлах восседал кучер, а на подножке, вытягивая вперед шею, напряженно всматривался в сходящих на берег пассажиров управляющий.

Обер с обоими детьми устроился в пролетке, и, после того, как управляющий проследил за погрузкой багажа на две повозки, кавалькада тронулась в путь, который пролегал через всю столицу. Латраида представляла собой знакомый Грайсу по Элинорским колониям Великой Унии тип колониального городка – с белыми зданиями под красной черепицей, с высокими башнями храмов, с зелеными садами, с ветхими лачугами по окраинам. Дети с любопытством таращились по сторонам. Примерно через час город остался позади, и дорога стала постепенно подниматься в гору, к зеленеющим вдали холмам. Мимо проплывали и небольшие, и более солидные усадьбы, часто встречались бедные домишки, а временами – и вовсе жалкие хижины. Неизменным оставалось только обилие фруктовых садов.

Прошел еще час, и экипаж уже пробирался в лощинах, образованных холмами, которые становились все выше, а склоны их – все круче, обнажая кое-где крупные обломки скалистой породы и небольшие осыпи мелкого щебня. На пологих склонах, местами изрезанных террасами, показались правильные ряды виноградников. Дети немало устали от долгого путешествия по жаре и начали капризничать. Но вот дорога (а вместе с нею и пролетка) взобралась на седловину между двумя холмами и управляющий привстал со своего места, протягивая вперед руку указующим жестом:

«Вот Талса-нель-Драо» – произнес он с облегчением, видя возможность показать хозяину близость окончания утомительного пути. Впереди, в тенистой долине, возвышалось типичное для этих мест строение – большой трехэтажный белый дом с красной черепичной крышей образовывал вытянутый замкнутый четырехугольник с двумя башенками, украшавшими фасад. Вокруг дома простирался обширный сад, ограниченный высокой белой, как и сам дом, стеной, также покрытой поверху красной черепицей. В общем, это была самая обыкновенная колониальная усадьба.

Здесь Обер Грайс намеревался провести следующие несколько лет своей жизни. Он уже примерно представлял себе, чем будет заниматься после того, как будут окончены работы по созданию системы телеграфной связи на Архипелаге. Филантропия – школы, больницы, приюты; этнографические наблюдения, исследования по антропологии… Ему давно уже не давали покоя некоторые загадки, мучившие его еще со времен «первого пришествия» в Империю Ратов. И главная из них – тайна генетической совместимости его организма с организмом местных жителей. Он, конечно, не мог подтвердить эту свою догадку прямыми исследованиями структуры наследственного аппарата, но тот факт, что у женщин Терры рождались дети от связи с ним, был достаточно убедительным.

Именно здесь, на Архипелаге Тайрасан, Обер надеялся найти ключ к разгадке. Только на Архипелаге, в горных тропических лесах второго по величине острова Ахале-Тааэа, лежащего на запад от oт о. Кайрасан и отделенного от него Внутренним морем, сохранилась немногочисленная народность, резко отличавшаяся по антропологическому типу от остальных людей Терры. Это была особая цивилизация, чуждавшаяся как колонистов из Долин Фризии, так и аборигенов Архипелага.

Обер еще не знал, как подступиться к решению поставленных перед собой задач, но в любом случае им уже были намечены весьма обширные планы по накоплению необходимого научного материала. Планы эти были рассчитаны на многие годы.

Глава 1

Восстание

Первоначальные замыслы Обера Грайса – выплыть из бурного течения общественной жизни и устроиться в тихой заводи – полетели кувырком с первых же дней его пребывания на Тайрасане Он провел в Талса-нель-Драо (действительно тихом уголке) едва ли полных двое суток, как его позвали в дорогу дела по прокладке телеграфной сети. Надо было разбираться с оплатой счетов за поставки кабеля, проводов и телеграфного оборудования, обеспечить размещение заказов на телеграфные столбы, крюки подвески и изоляторы, да еще и согласовывать каждый шаг с директором «Тайрасанской Телеграфной Компании», который, согласно местным законам, был назначен в компанию распоряжением вице-протектора.

Но Обер вовсе не расстался со своими намерениями. Во всяком случае, в каждом более или менее крупном городке (и уж во всяком случае – в центральном городе каждого департамента), куда протягивалась телеграфная линия, им были выстроены за свой счет школы и больницы, нанят персонал, установлены ежегодные ассигнования на их содержание. Обер назначил также несколько десятков стипендий для обучения детей бедноты в гимназиях и университете Латраиды – единственном на Архипелаге

Промышленность Тайрасана была развита гораздо слабее, чем в покинутой Обером Республике Свободных Южных Территорий. Это были в основном небольшие полукустарные предприятия, занятые переработкой сельскохозяйственного сырья. Правда, на трех самых крупных островах имелись районы текстильного производства, где уже появились и довольно крупные фабрики, имелось несколько десятков угольных шахт, велась выплавка чугуна и стали. Довольно развита была древообделочная промышленность, базировавшаяся на ценных породах дерева, росших в Тайрасанских лесах. От Латраиды к побережью Внутреннего моря вела железная дорога. Небольшой отрезок железнодорожного пути был проложен и на Ахале-Тааэа – от побережья вглубь острова, где тянулись обширные степи, дававшие неплохие урожаи зерна По внутреннему морю сновали небольшие пароходики и мелкие парусные суда

Заказ на производство бумажной ленты для телеграфных аппаратов Обер должен был разместить на Тайрасане, поскольку здесь имелась бумажная фабрика Чтобы согласовать технические детали производства, Обер сам отправился на эту фабрику, расположенную в нескольких километрах от побережья Внутреннего моря.

Фабрика с самых первых минут произвела на него удручающее впечатление Старое кирпичное здание с серыми от времени ветхими деревянными пристройками, неприятный запах, разносившийся далеко вокруг, горы полусгнившей щепы и ободранной коры, ядовитые стоки, устремлявшиеся по канаве прямо к близлежащему ручью – все это не внушало оптимизма. После разговора с управляющим Обер изъявил желание осмотреть производство.

«Зачем?» – искренне изумился управляющий.

«Я должен лично убедиться в способности вашего предприятия обеспечить требуемое качество ленты» – пояснил Обер.

В цехе варки целлюлозы было практически невозможно находиться – удушливые испарения из открытых чанов уже через несколько минут выгнали Обера Грайса наружу, на открытый воздух.

«Как ваши рабочие выдерживают в таком аду?» – недоумевающе спросил Обер управляющего.

«А в чем тут проблема?» – бодро воскликнул тот. – «Кто не выдерживает – тот уходит, а на его место всегда найдется достаточно желающих».

Обер сокрушенно покачал головой:

«Вы бы хоть обычные крышки к чанам приделали, что ли».

Обер давно уже перестал удивляться тем условиям труда, которые царили на любом предприятии Тайрасанского архипелага: 11–12 часовой рабочий день, никаких отпусков, никаких рабочих союзов, нет даже больничных касс – все примерно так же, как было и в Республике Свободных Южных Территорий всего лет 10–15 назад. Но здесь не было столь быстрого промышленного роста, не было обширных свободных сельскохозяйственных территорий, – большая часть пригодных к возделыванию земель находилась в руках крупных помещиков. Да и политическая система была, пожалуй, еще и пожестче, чем в Провинциях командора Ильта в колониальные времена, когда Обер только высадился в Порт-Квелато. Во всяком случае, никаких выборных органов управления – даже совсем декоративных – здесь не существовало. Правда, раз в семь лет те немногие из жителей Архипелага, кто имел паспорта граждан Долин Фризии, участвовали в выборах двух консулов в Генеральный Консулат – высший государственный орган метрополии.

Шли месяцы. И вот уже самая сложная часть работ – прокладка через Внутреннее море и проливы телеграфного кабеля, связавшего между собой три крупнейших острова Архипелага, – осталась позади Но Обер не особенно-то радовался окончанию работ и возможности отойти от дел, занявшись филантропией и научными изысканиями. Он уже в достаточной мере убедился, что построенные им больницы не в состоянии избавить бедняков от голода, нищеты, и неизбежно сопутствующих им болезней. Основанные им школы в лучшем случае стояли полупустыми – бедняки не имели возможности отпускать своих детей учиться, лишаясь тем самым дополнительных рабочих рук. Но так или иначе работы над телеграфной связью подходили к концу и Обер начал готовиться к давно планировавшейся им экспедиции на Ахале-Тааэа.

Еще во время работ по прокладке кабеля он успел ознакомиться в общих чертах с особенностями этого острова. Его восточная и юго-восточная части были покрыты степями и лесостепями, а на южном побережье вздымались к небу высокие горные хребты с заснеженными пиками. В центральной и западной части острова, покрытой холмами и невысокими (не более 2000 метров) горами, было царство джунглей, населенных странным древним народом. В остальной части острова жили в основном аборигены – топеа, не смешавшиеся с колонистами из Долин Фризии, как это произошло на Кайрасане и на экваториальных островах. Впрочем, число колонистов из метрополии было здесь совсем невелико и жили они в основном в городах на побережье Внутреннего моря и в узкой прибрежной полосе, наиболее благоприятной для земледелия.

Древний народ, который на языке топеа назывался «пулаги» (буквально – «живущие в лесах»), почти совершенно не общался с остальными этническими группами. Пулаги чуждались даже тех топеа, что жили на самой границе тропического леса, и в самом лесу, промышляя, так же, как и пулаги, охотой. Языка пулагов, во всяком случае, в тех местах, где побывал Обер, не знал никто, и неизвестно было, найдется ли хотя бы один человек, способный объясняться на этом загадочном языке.

Обер двинулся вглубь Ахале-Тааэа один. Он продвигался вглубь острова не спеша, подолгу останавливаясь в каждом поселении топеа, постепенно овладевая их наречием и записывая ходившие среди них сказания и легенды. Судя по этим легендам, топеа пришли на острова Архипелага из-за моря и в яростных схватках с дикарями-пулагами и их страшными колдунами, совершив геройские подвиги, утвердились на этой земле. Происхождение свое топеа вели, понятное дело, от богов. Согласно одному из сказаний, топеа жили первоначально в сказочных кущах, не зная печали, но затем прогневили богов и были отданы во власть демонов. Произошла битва людей с демонами, в которой люди были разбиты, но демоны пощадили некоторых топеа. Однако при помощи могучих чар демоны изменили весь видимый мир, – землю, реки, горы, небо, растения, птиц и животных, – так что отныне топеа приходится обеспечивать себе жизнь в непрестанных трудах, заботах и войнах. Злые дикари и колдуны пулаги – тоже порождение этих демонов, ибо пулагов не было на «первоначальной» земле.

Там, в селениях топеа, Обер встретил и изображения пулагов. Это не были первые изображения загадочного народа, увиденные Обером. Еще в университете Морианы ему довелось ознакомиться с зарисовками, сделанными участниками этнографической экспедиции на Архипелаг. Эти зарисовки отчасти напоминали ему облик некоторых племен центральной Африки и одновременно в них проступали неандерталоидные признаки. Резные деревянные изображения в деревнях топеа были примерно в этом же роде, хотя они придавали пулагам значительно более грубые и гротескные черты, чем зарисовки этнографов.

Беседа со старостой деревни топеа, расположенной у самой кромки джунглей, которые темной стеной вставали на близлежащих холмах, протянулась далеко затемно. Староста, шевеля небольшим прутиком гаснущие угольки костра, говорил медленно, нараспев:

«Пулагов, да, многие боятся. Да… Да, бывали у нас с ними стычки. Но правду сказать, жили мы с ними не то чтобы мирно, но особо друг другу и не досаждали. Да-а». – Староста помедлил, слегка запрокинув седую голову назад, и снова заговорил:

«Да-а. Нынче совсем не то стало. Пулаги совсем дичатся. Хоть вовсе на охоту не ходи. Убьют, да. Каждого, кто в лес пойдет, могут убить. Но и то сказать, солдаты их, как диких зверей травят, да. Они и обозлились. Да-а. А пуще всего жандармы лютуют. Прямо сами как звери, да. Выискивают становища ихние и вырезают всех под корень. Ну, если кто в мундире от своих отобьется, считай, крышка. В лесу от пулагов не уйти, да». – Староста снова умолк, и запрокинув голову, стал смотреть в звездное небо.

Обер нарушил свое молчание и задал вопрос:

«А правду говорят, что пулаги все как есть – колдуны?»

Староста досадливо мотнул головой:

«Пустое брешут, да! Кто не знает, тот все больше и рассказывает всякие небылицы, да! Есть у них колдуны, верно, но их мало, совсем мало, да. Правда, каждый пулаг кое-какому колдовству обучен, но это что за колдовство, да? Зверя там или птицу подманить, да, или незаметно с глаз исчезнуть. Так это обычное охотницкое дело, разве что пулаги к нему больше свычны, чем прочие. Вот взглядом они еще завораживать умеют, так то и наши старухи-гадалки могут. Так тебя заворожат, что уйдешь от них с пустым кошельком, да!» – староста хрипло рассмеялся.

Обер снова обратился к старосте с вопросом:

«Как же вы столько о пулагах проведали, коли к ним в лес сунуться нельзя?»

Староста долго молчал, потом нехотя протянул:

«Да ты, видно, и не веришь мне, да?»

«Мне, отец, точно знать надо – можно с пулагами свидеться, или нет?» – уважительно, но твердо произнес Обер.

Староста снова надолго замолчал, потом внезапно произнес:

«Ладно. Давно это было, да. Пулаги и тогда нас не жаловали. Но уцелеть можно было, да». – Староста сделал паузу и повторил – «Давно это было. Тогда я молодой совсем был, зеленый. Еще отцовское копье мне нельзя было в руки взять, да-а. Нагрянули тогда на нас из-за дальних холмов, из рода Степного Волка. Ночью налетели, да, и попался я к ним в полон. Да. Наши в погоню пошли, оттерли их к холмам пулагов. Кого перебили, кого полонили, да. А те, что меня взяли, решили краем леса уйти. Пулаги, однако, не дали, да. Все там остались. А я связан был. Видно, пожалели меня – не своей волей к ним в лес попал ведь, да?»

Староста еще поворошил прутиком угли костерка и продолжил свой рассказ:

«Прожил я у них месяца два. Охотники они изрядные, да, и колдуны их в своем деле сильны. Наговором человека на месте убить могут, да. Могут заставить делать, что захотят. Могут приманить издалека, на дневной переход, да-а-а. В плечах не больно широкие, но жилистые, и сильны необычайно. Вот говор их я не постиг. Слова некоторые, правда, до сих пор помню, но толком говорить так и не научился по-ихнему, да». – Староста умолк.

Путешествуя вблизи лесов, где жили пулаги, Обер отыскал еще одного человека, побывавшего у пулагов, и знавшего некоторые слова их языка. Тот был в молодости изгнан из своей деревни, и, добывая себе пропитание охотой, наткнулся в лесу на раненого пулага – бедро у него бьшо распорото когтями шамизу (так топеа называли зверя, которого Тент, следуя привычке для всего на Терре подыскивать земные аналоги, про себя именовал леопардом). Пулаг мог умереть и охотник понес его вглубь джунглей, к становищам его соплеменников. Там он и задержался на долгих восемь лет, будучи принят в один из родов пулагов. Охотник подтвердил догадку Обера – браки пулагов с иноплеменниками (крайне редкие, но все же случавшиеся) были бесплодны. Над чужаками висит заклятье за то, что они пришли на землю пулагов. Боги не допускают смешения пулагов с их гонителями, которые «испорчены демонами» – так трактовали этот факт шаманы пулагов, если верить сбивчивым пояснениям охотника.

Хотя и у него сохранились не слишком обширные познания в языке пулагов, все же Обер смог у него кое-чему научиться. Составленный Обером словарик из нескольких сотен слов давал возможность построить самые примитивные фразы. Обер счел возможным предпринять вылазку в джунгли, надеясь, что выученные слова помогут придать возможной встрече более или менее мирный оборот. Однако все случилось иначе, чем он рассчитывал.

Обер отправился в поход, зная, что пулаги, и ранее настроенные не слишком миролюбиво по отношению к чужакам, ныне стали весьма опасны. В стычках с солдатами и жандармами за последние годы они захватили некоторое количество ружей и зарядов к ним, так что кроме стрел, копий, топориков и кинжалов, можно было нарваться и на пулю. Пулаги сами не делали железа, но превосходно выплавляли и обрабатывали бронзу, почти не уступавшую стали фабричной выделки. Впрочем, пулагская стрела даже и с кремневым наконечником могла уложить наповал.

Конечно, Обер был вооружен – у него была охотничья двустволка-переломка, запас патронов, нож с широким лезвием. И экипировкой, и одеждой он походил на местных охотников-топеа, за исключением того, что владельцев переломок среди них можно было сосчитать по пальцам одной руки. Остальные довольствовались в лучшем случае допотопными кремневыми, а то и фитильными ружьями. Однако и это примитивное вооружение составляло предмет гордости его владельцев, поскольку у большинства топеа не было вообще никакого огнестрельного оружия. Забросив свою двустволку за спину, Обер постепенно уходил от обжитых мест. Едва заметные тропки попадались все реже.

Шли уже третьи сутки, проведенные Обером в лесной чаще, когда ему довелось увидеть людей. Но это были не пулаги. Он заметил, как что-то замелькало вдали, среди древесных стволов. Обер замер, прижавшись к дереву. В полумраке тропических джунглей цепочкой двигались люди в темно-зеленых мундирах жандармского корпуса. Один, два… шесть… восемнадцать. Обер подождал, пока жандармы удалились на почтительное расстояние и продолжил свой путь. Вскоре он вышел к глубокой лощине, склоны и дно которой местами заросли густым кустарником. Кое-где из почвы выступали замшелые валуны. Обер стал искать глазами удобный спуск и в этот момент с расстояния нескольких сотен шагов донесся ружейный залп, за ним – еще один.

Обер проворно бросился на землю, вжавшись в маленькую ложбинку между двумя кряжистыми деревьями, сдернул с плеча двустволку и взвел курки. Патроны были уже в стволах.

Снова донеслись выстрелы, на этот раз разрозненные. Обер насчитал шесть отдельных выстрелов. И опять грянул залп, не очень стройный, но все же это был залп, а не беспорядочная ружейная трескотня.

Один… два… три… Все? Нет, вот еще один… Всего четыре ответных выстрела. Еще залп! И крики.

Обер приподнял голову, чтобы оглядеться. Вокруг никого, никакого движения. Он еще немного приподнялся и краем глаза уловил быстрое мелькание среди кустов на дне лощины. И вот несколько человек выскочило на открытое пространство. Они передвигались ускоренным шагом, временами почти переходя на бег. Пулаги?

Да, эти люди, несомненно, имели сходство и с описаниями, и с изображениями пулагов, виденными Обером. Впереди двое мужчин, за ними шесть или семь женщин, примерно вдвое больше детей. И один мужчина позади всех. Черная, даже кажущаяся чуть лиловатой, кожа, тонкий длинный нос, почти полное отсутствие переносицы, глубоко посаженные глаза, сильно выступающие вперед, но в тоже время и высоко поднятые надбровные дуги, довольно узкий подбородок…

Обер еще не успел и подумать о том, как использовать эту нежданную встречу, как прямо напротив него противоположный склон лощины взорвался грохотом и окутался плотными клубами серого порохового дыма.

«Около десятка стволов» – машинально прикинул Обер.

Один из мужчин, двое женщин и кто-то из детей упали, остальные сразу перешли на быстрый бег, стремясь как можно скорее миновать засаду. На бегу они вскидывали луки и посылали стрелы туда, где сквозь зеленую завесу кустов вился пороховой дым.

Снова залп. Сразу же упали еще три или четыре человека. Одна из женщин, судя по виду – беременная, неуверенно сделав несколько шагов, медленно опустилась на землю, стараясь не уронить ребенка, которого она несла на руках. Мужчина, замыкавший шествие (бежавшие впереди были уже убиты), со стоном схватился за окровавленную левую руку, выронив топорик, но затем подхватил его с земли и укрылся за большим валуном. Оставшиеся в живых – одна женщина (или две?) и несколько детей – попрятались среди кустов.

Кусты на склоне лощины зашевелились и по склону стали спускаться люди в темно-зеленых мундирах, с ружьями на перевес. Штыки слегка поблескивали в лесном сумраке.

«Жандармы, семь человек, вооружены штуцерами» – отметил Обер и на всякий случай стал подбирать удобную позицию для стрельбы. Тем временем один из жандармов поравнялся с раненой беременной женщиной, безуспешно пытавшейся отползти в сторону, и заученным профессиональным движением всадил штык ей в живот, выдернул его, и таким же заученным движением проткнул выпавшего из рук убитой ребенка. Обер не выдержал, вскочил на колено, и выстрелил дуплетом из обеих стволов. Два зеленых мундира, как сговорившись, покачнулись и упали лицом вниз.

Обер тут же бросился на землю и перекатился в сторону, на ходу переламывая ружье и вытаскивая стреляные гильзы. Вовремя. Три выстрела ударили почти слитно и пули сбили листья над тем местом, где он только что находился.

Ружье Обера вновь было заряжено, а жандармы, укрывшись среди кустов на дне лощины, лихорадочно перезаряжали свои штуцера. Обер осторожно выглянул. Черт, ловко попрятались. Но, кажется, один все-таки виден. Да, вот он! Обер прицелился и плавно потянул спусковой крючок. Жандарм вскинулся и стал заваливаться на сторону. Другого выдал тусклый блеск примкнутого штыка, когда он стал поднимать свое ружье. Обер выстрелил навскидку и увидел, как левый бок жандарма быстро потемнел от расплывающейся крови. Стоя на коленях, тот ткнулся головой в землю, и в такой позе замер, привалившись боком к валуну. Три ответных выстрела не заставили себя ждать, но Обер уже снова перекатывался по земле, на ходу перезаряжая ружье.

Пока жандармы не успели зарядить свое оружие, Обер сделал бросок вперед, прыгнул, и скатился вниз по склону лощины. Тишина. Медленно, стараясь не производить шума, Обер двинулся между кустов. Сквозь едва слышимое шуршание листвы до него донесся знакомый щелчок взводимого курка. Не раздумывая, Обер выстрелил на звук. В ответ ударил выстрел, но Обер успел укрыться за валуном.

«Не попал!» – досадливо подумал он. В его ружье один патрон, у жандармов – два заряженных штуцера. Надо исправить эту ситуацию.

Обер прыгнул, перекатываясь через голову, к следующему валуну. Выстрел одного из жандармов пропал зря. Обер лихорадочно вставил второй патрон в ружье, приподнялся, чтобы оглядеться…

Грохот выстрела раздался буквально в десяти шагах и пуля тупо ударила в левое плечо, резанув поврежденную мышцу болью. Ниже выдранного из куртки клока ткани по плечу стала струиться теплая жидкость. Но эта рана не заставила Обера промедлить с ответным выстрелом. На этот раз в патроне была не пуля, а картечь, и жандармский мундир на груди тут же превратился в лохмотья, обильно смоченные кровью.

Слева ухо Обера уловило свист летящего боевого топорика и, резко повернув голову, он увидел, как жандарм ловко уклонился от этого оружия, брошенного слабеющей рукой раненого пулага. Уклонился, но замешкался с выстрелом. Это стоило ему жизни – второй патрон из ружья Обера снес ему пол-головы, когда жандарм попытался упасть за большой валун. Но теперь оба ствола в ружье были пусты. А из-за кустов неторопливо выдвинулась еще одна фигура в жандармском мундире и, плавным движением опытного стрелка направила ствол штуцера прямо в грудь Оберу. Тот резким движением попытался уйти вниз и в сторону, и одновременно в воздухе свистнул боевой топорик, ударив прямо под ухо жандарму. Тот покачнулся и выстрел из штуцера пришелся куда-то высоко поверх кустов. Из раны на шее хлестала кровь, но здоровенный жандарм восстановил равновесие и с неожиданной прытью бросился со штыком наперевес к молодой женщине, метнувшей в него топорик. Женщина опрометью кинулась назад, и жандарм двинулся на Обера, чтобы не дать тому перезарядить ружье.

Обер не стал соревноваться с жандармом в рукопашном бое. Он последовал примеру женщины и со всех ног пустился бежать, на ходу заталкивая в ствол патрон и взводя курок. Резко затормозив, Обер обернулся. Вовремя! Жандарм уже делал выпад своим штуцером с примкнутым штыком. Обер, оттолкнувшись, бросился спиной на ближайший куст и нажал на спуск. Барахтаясь в колючих ветвях, больно царапавших раненую руку, он кое-как выбрался из куста как раз к тому моменту, когда жандарм, выпустивший ружье из раненой правой руки, пытался поудобнее перехватить его левой. Действуя своим ружьем, как дубинкой, Обер нанес удар прикладом по височному шву. Жандарм молча повалился в траву.

Обер быстро подбежал к месту, где сидел раненный пулаг. Оказалось, что у него задета не только рука, но прострелена и икроножная мышца. Торопливыми движениями Обер перетянул ногу под коленом и туго забинтовал сквозную рану. Пока он возился, к ним подошла молодая женщина, тащившая на руках двух малышей, а еще один ребенок, постарше, держался чуть позади нее.

Приняв решение, Обер старательно выговорил на языке пулагов – «Леэйе!» («Идем!») – и, взвалив раненого себе на плечи, перешел на плавный скользящий, бег, удаляясь от места схватки. Женщина с ребятишками бросилась за ним. С минуты на минуту здесь могли оказаться остальные жандармы и Обер не рассчитывал, что из второй стычки с ними можно будет выйти столь же удачно. Их голоса уже слышались совсем неподалеку и Обер долгое время не сбавлял темп.

Наконец, выбившись из сил, он остановился передохнуть, перевязать собственную кровоточившую руку, и дать передышку раненому пулагу. Да и женщина с детьми, и бежавший за ней маленький мальчик тоже были на исходе сил и начали заметно отставать. Наскоро перетянув свою руку, Обер снова собрался в путь. «Ваура?» («Куда?») – спросил он женщину. Та, помедлив, неопределенно махнула рукой вглубь леса. «Ийя!» («Вперед!») – приказал ей Обер, а сам, вновь взвалив раненого (который упорно молчал и лишь изредка стонал сквозь зубы) на плечи, двинулся за ней.

К большому становищу пулагов они вышли на третьи сутки. Обер уже не чувствовал почти ничего вокруг, едкий пот заливал лицо, ноги гудели, легкие разрывало как когтями, горло начисто пересохло. И все же Обер краем глаза уловил неясные фигуры, перебегавшие неподалеку среди сплетения древесных стволов, ветвей и лиан, следуя параллельным курсом. Так продолжалось некоторое время, пока, наконец, Обер чуть не налетел на группу пулагов, выросших у него на пути как будто из-под земли. Обер остановился, опустил раненого на землю и в изнеможении сел рядом с ним. Затем усилием воли он заставил себя подняться и протянул к стоящему впереди всех пулагу с двумя большими ожерельями из когтей и зубов хищников обе руки ладонями кверху. «Между нами мир» – хрипло выдавил он из себя и опять опустился на землю. «Воды!» – прохрипел он.

Что-то с трудом промычал сквозь стиснутые зубы молчавший до того раненый пулаг, затем заговорила женщина. Обер плохо помнил, что было дальше. Во всяком случае, воды ему дали. Где и как он заснул, Обер так и не вспомнил. Лишь на следующий день, проснувшись, он понял, что его не оставили в лесу, а забрали с собой в становище.

Дав поесть (грубая лепешка с кусочком жареного мяса) Обера отвели к костру, у которого сидело несколько пулагов, судя по возрасту – старейшин рода.

«Почему ты убивал воинов своего народа?» – спросил один из них на языке топеа.

«Они не воины моего народа. Они воины вождя», – ответил Обер.

«Разве ваш вождь не избран народом?» – почти искренне удивился старейшина.

«Нет. У нас вождь правит по праву рождения» – объяснил Обер.

Старейшины переглянулись и покачали головами.

«Так ты враждуешь со своим вождем?» – заговорил другой из старейшин.

«Да. Много людей враждует с вождем. Много людей не любит его воинов. Они делают много плохого» – ответил Обер, с трудом подбирая слова.

«Почему воины с трубками, стреляющими огнем, убивают нас?» – вступил в беседу третий старейшина.

«Большой Вождь, живущий далеко за морем, раздает своим сторонникам земли. Земель мало. Он хочет изгнать вас с земли и отдать ее своим людям» – пояснил Обер. – «Он поступает так и с людьми своего племени» – добавил он.

«Почему же вы не поставите другого вождя?» – вновь заговорил первый старейшина.

«Потому что наш народ – не воины. У них нет оружия. Трубки, стреляющие огнем, есть только у воинов вождя и у немногих охотников. У меня есть. Но в каждом селении только пять-шесть человек имеют такие трубки» – терпеливо разъяснял Обер.