Текст книги "Повесть о потерпевшем кораблекрушение"

Автор книги: Андрей Колганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 51 страниц)

Андрей Иванович Колганов
Повесть о потерпевшем кораблекрушение

Книга I
Империя
Пролог

…Теперь он уже не был Локки, социолог Экспедиции. Отныне он был Тенг Паас, потерпевший кораблекрушение. Который час плот качало на волнах под жаркими лучами солнца. И Тенг Паас вспоминал ту свою жизнь, в которой он еще был Локки…

2-я Сверхдальняя Экспедиция была укомплектована двумя экипажами. Дублирующий экипаж состоял из младенцев, которые должны были вырасти на Корабле (с прозаическим именем «Клён-2») и получить всестороннюю подготовку, что позволило бы им со временем полностью заменить первый экипаж. Это решение позволяло сильно продлить сроки экспедиции и позволить ей провести исследования на недоступном ранее расстоянии. Но был и другой, главный мотив подобного решения. Он исходил из данных о подлежавшем исследованию районе, полученных из отрывочной информации приборов корабля «Клён-1».

Экспедиция углублялась все дальше в исследуемый район. Как было известно по результатам Первой Сверхдальней, сумевшей совершить три краткие вылазки в его окраины (после чего «Клён-1» вернулся с полумертвым, истощенным и одряхлевшим экипажем), здесь происходили неподдающиеся пока объяснению физические процессы. Эти процессы не отражались видимым образом на работе приборов и оборудования Корабля, но вызывали у людей симптомы колоссального умственного переутомления. Способность к мышлению постепенно снижалась так, как это происходило при старении человека, но гораздо более высокими темпами. Собственно, именно это и было главной причиной посылки Экспедиции с двумя экипажами.

К моменту выхода в исследуемый район космоса Локки исполнилось уже шестнадцать лет и его подготовка в качестве второго социолога Экспедиции продвинулась достаточно далеко. Да и все его сверстники уже чувствовали себя готовыми полноценно выполнять функции экипажа. Но они не представляли себе, как скоро им предстоит это сделать. Пока же они были погружены в состояние искусственного анабиоза. Было установлено, что функционирующий организм человека подвергался старению и разрушению гораздо быстрее. И второй экипаж предохраняли от этого воздействия.

Локки пытался отогнать от себя жуткие воспоминания о том, что произошло, когда сработали автоматы пробуждения. На Корабле они не нашли ни одного живого человека. Все были мертвы. Тела двоих человек – капитана и врача Экспедиции – были найдены на их рабочих местах. Некому было убрать их трупы в камеру глубокого охлаждения, где были сложены все остальные.

Видеожурнал Экспедиции донес до них последние слова Капитана. С мешками под глазами, дергающейся головой, он то и дело утирал кулаком слезы, поминутно всхлипывая. Руки его тряслись. Он с большим трудом выдавливал из себя наполовину связные фразы:

– «Ребятки, нету их… никого!» – Он хлопнул ладонью по пульту и всхлипнул. – «Мы думали еще продержаться, а не вышло… Кто же знал… Эх!..»

Трясущимися руками капитан обхватил совершенно седую голову. По лицу его катились слезы. Он еще раз всхлипнул, вытер слезы кулаком и заговорил снова:

– «Я вот что скажу. Я не виноват. Кто же мог знать? Тут все не так… Все пошло очень быстро… И мы один за другим, один за другим…»

Плечи и губы его затряслись от сдерживаемых рыданий. Потом он поднял голову, взглянул прямо в экран и произнес окрепшим голосом:

– «В общем, так. Я задал автоматам курс назад. В общем, прочь отсюда. А там…» – Взгляд его остановился. Он похлопал глазами, затем рассеяно пробормотал:

– «О чем это я?..»

Рот его приоткрылся, глаза стали закатываться, а сам он медленно заваливаться на бок, исчезая из поля зрения объектива. При осмотре Корабля обнаружилось кое-что не зафиксированное в журнале Экспедиции. Значительная часть навигационного оборудования Корабля, и, главное, программный комплекс расчета искривления пространства, оказались выведены из строя. Похоже было, что уже после расчета обратного курса кто-то испортил это оборудование, использовав ручное оружие, и целенаправленно уничтожил модули памяти, несшие нужные программы.

Значительные потери были обнаружены и в памяти бортовых компьютеров. Все данные были частично перемешаны, частично стерты, как будто с компьютером баловался несмышленый ребенок…

Однако было обнаружено и кое-какое приобретение. До своей гибели исследователи экипажа сумели не только убедительно связать происходящее с изменением темпа времени в изучаемом районе, но и собрать несколько тысяч молекул межзвездного вещества, которым было также свойственно изменение темпа времени. Более того, они установили поляризованный характер изменений в темпе времени – если молекулы сориентировать в гравитационном поле, то у полюса с наименьшим тяготением течение времени ускорялось, а у другого – замедлялось. Предположительно, и зона ускорения темпа времени должна была иметь и своего двойника с замедленным течением времени.

В любом случае эти исследования уже нельзя было продолжить. «Клён-2» был направлен в район космоса, слишком удаленный, чтобы можно было снова вернуться в изучаемый район без искривления пространства. А аппаратура и программы, необходимые для расчетов, были безнадежно испорчены…

Никто из экипажа не желал возвращаться домой, не выполнив, как они все дружно полагали, задачу экспедиции, и вообще не проведя никаких самостоятельных исследовательских работ. Поэтому идея – использовать еще функционирующие блоки бортовых компьютеров для приблизительного расчета перемещения к Земле – была легко отброшена.

Локки вспоминал, какой оживленной стала экспедиция, когда они обнаружили планетную систему, а в ней – планету с физическими параметрами, до неправдоподобия схожими с земными. Оживление перешло в возбуждение, когда оказалось, что на планете есть гуманоидная цивилизация.

После высадки на пустынный скалистый островок посреди одного из океанов, омывавших планету, начались дни интенсивного изучения планеты и подготовки Контакта. «Клён-2» был развернут в исследовательскую станцию. Экипаж, хотя и очень молодой, готовил Контакт дотошно и тщательно. Изучались местные языки, стереотипы поведения, технологии, одежда, приготовление, хранение и употребление пищи, взаимоотношения между иерархическими уровнями в существующих здесь обществах, владение оружием, комплекс этических норм и традиций. Все это не только изучалось, но и моделировалось членами экипажа – они ставили своеобразные «спектакли из местной жизни», сравнивая их с видеозаписями реальных событий, сделанными размещенной на планете аппаратурой (разумеется, изощренно замаскированной под привычные для местных жителей предметы).

И тут, в разгар приготовлений, на Локки обрушился удар, ставший для него потрясением гораздо более страшным, чем стала для них для всех гибель первого экипажа. Когда он остался один в Корабле на дежурстве, все его товарищи погибли под обломками скал, обрушенных мощным землетрясением на малюсенький пятачок пляжа, где они в это время купались.

Локки потребовалось немало времени, чтобы взять себя в руки. Еще больше времени ушло на то, чтобы подготовиться к жизни в одиночку среди людей этой планеты. Это решение оказалось для него единственным, которое придавало его существованию какую-то осмысленность. Он вознамерился в одиночку оказать влияние на развитие этой цивилизации, используя накопленную всеми поколениями землян толщу знаний об историческом развитии общества. Не стоит забывать, что ему было лишь семнадцать лет, а две страшных трагедии, пережитых им одна за другой, можно было оттеснить вглубь сознания, лишь воодушевившись подобной грандиозной целью.

И вот все приготовления закончены, и вот уже экраноплан быстро скользит над гребнями волн, унося Локки все дальше от островка, ставшего братской могилой его друзей. Через какое-то время автопилот точно вывел его к другому острову, лежащему не так далеко от крупнейшего порта Великой Империи Ратов. Здесь, бывает, проходят корабли, но островок крошечный, лишенный пресной воды, а потому и необитаемый.

Поплавки экраноплана по инерции выскочили наполовину на узкую полоску песчаного берега. Локки откинул колпак кабины, выбрался наружу и спрыгнул на песок. Он уже был одет в местную одежду. Ткань ее была не грубой, а довольно мягкой, и украшена узорчатой каймой, как у людей состоятельных. Правда, одежда была предусмотрительно порвана, испачкана и измята. Подпоясан он был кожаным ремнем с медной бляхой, а на ремне висел кинжал в ножнах.

Первым делом Локки выгрузил свои пожитки – тяжелый сундук из дерева, окованный по углам медью, сверток блестящей шелковистой ткани ярко-желтого цвета и мешочек с деньгами. Монеты точно копировали подлинные образцы не только по форме, изображению, вычеканенному на них, но также и по составу золотого сплава и по степени потертости. Локки пришлось немало потрудиться над изготовлением такого сплава и над способом грубой чеканки монеты с профилем императора Эраты Второго. Здесь было множество монет по пять, десять, двадцать и несколько штук по одному шонно (так называлась монета на языке империи).

Оставив весь свой скарб на берегу, Локки приступил к постройке плота. Несколько достаточно крупных древесных стволов удалось найти у кромки прибоя. Еще несколько деревьев пришлось свалить при помощи термохимического ножа, а потом маскировать следы необычной обработки, оббивая концы стволов камнем. Нарезав несколько охапок тростника, Локки принялся плести циновку, которой было предназначено служить парусом. Жгутами из морских водорослей он приматывал друг к другу стебли тростника по обеим концам – и так сотни раз. Получившуюся тростниковую циновку он укрепил на мачте-треножнике. Чтобы ее изготовить, он с большим трудом отыскал и притащил к месту строительства плота подходящие тоненькие деревца.

Проведя свою первую ночь на островке в кабине экраноплана, он вновь принялся за работу. Наконец, все большие бревна были связаны между собой жгутами, сплетенными из водорослей, треножник с парусом водружен на плот. Солнце уже повисло над самой линией горизонта. Локки почувствовал необычайный аппетит и полез в кабину экраноплана – подкрепиться. После ужина он успел сделать еще одно дело – спрятать в глубокой расщелине в скалах, метров на пятнадцать повыше береговой линии, запас золотых монет – на всякий случай.

На следующее утро, проснувшись с первыми лучами солнца, он выбрался из кабины, энергичными движениями разминая затекшее тело, наскоро перекусил и приступил к заключительному этапу работы. Достав из кабины экраноплана несколько больших сеток и моток троса, он сбросил их на берег. Затем он герметично закрыл кабину, задраил специальными заглушками все отверстия двигателя и спрыгнул на берег.

Первую сетку Локки довольно быстро наполнил камнями. Со второй пришлось возиться дольше – камней оказалось не так много. Локки пришлось снова лезть в кабину экраноплана. К счастью, там нашлись мешки из прочной пленки, в которые был упакован стандартный бортовой паек на 30 порций. Засунув эти мешки в сетки, Локки принялся наполнять их песком и мелкой галькой. С большим трудом, раскачивая экраноплан, его удалось сдвинуть с места и спихнуть на воду заливчика. Затем он снова открыл кабину и вывел плот на середину залива, где было поглубже.

Вплавь добравшись до берега, Локки – также с немалыми усилиями – спихнул на воду плот и, отталкиваясь шестом, подплыл к экраноплану. На плоту лежал трос и сетки с песком и камнями. Привязав трос к обеим поплавкам экраноплана, Локки стал крепить к тросу сетки с балластом. Поплавки постепенно уходили в воду и вот летательный аппарат лег на воду корпусом. Сетки на плоту кончились. Локки еще дважды пришлось совершать рейсы на берег за дополнительным грузом.

Но его ждала новая трудность. Трос, обмотанный вокруг поплавков, ушел вместе с ними глубоко под воду. Локки пришлось нырять, привязывать к поплавкам длинный отрезок троса и уже к нему прямо на плоту привязывать сетки с грузом. Образовалась порядочная гирлянда. Когда Локки, пыхтя от натуги, спихнул эту гирлянду в воду, корпус экраноплана дернулся, слегка накренился и медленно погрузился в воду. Локки, свесившись с края плота, смотрел, как силуэт экраноплана растворяется в зеленоватом полумраке, пока, наконец, он не застыл на дне неясным светлым пятном. Как прикинул Локки, здесь было не меньше шести метров глубины, а то и все десять.

Локки тяжело вздохнул, вытер пот со лба, поправил кожаный пояс со вшитыми в него ампулами с мощным биостимулятором (каждая ампула была снабжена инъектором-дозатором), поднял тростниковый парус и вот, едва заметно подгоняемый легким ветерком, плот начал свое морское путешествие.

Теперь он уже не был Локки, социолог экспедиции. Отныне он был Тенг Паас, потерпевший кораблекрушение.

Глава 1

Помогают ли боги тем, кто делает вклады в их храмы?

Уже восемь часов после восхода солнца плот качало на пологой волне под палящими лучами солнца. (Мы будем называть так местное светило вслед за нашим героем. Для удобства он применял земные слова, чтобы обозначить схожие предметы и явления на этой планете. Так, животное для верховой езды, которое, пожалуй, больше напоминало крупную земную антилопу, он называл лошадью и т. д. Далее мы будем следовать его примеру).

Почти не подгоняемый ветром, плот очень медленно отходил от острова, а теперь мерно колыхался среди необозримого пространства моря. Здесь должен был проходить оживленный корабельный путь, но «потерпевший кораблекрушение» лишь один раз увидал у самой линии горизонта парус, почти сливающийся с небом. Парус долго маячил вдали, пока окончательно не растаял в сизой дымке на горизонте. Но вот, после долгого бесплодного ожидания, вдали вновь мелькнул едва заметный парус. Через полчаса он был уже отчетливо виден, а еще через час можно было разглядеть и само судно, медленно скользившее поперечным курсом.

Что должен делать в такой ситуации Тенг Паас, потерпевший кораблекрушение? Он закричал, размахивая большим куском ярко-желтой ткани. Судно и плот постепенно сближались и вот на судне, по-видимому, заметили человека на плоту. Корабль потихоньку развернулся, взяв курс на плот, и вскоре плот очутился у самого борта корабля. Уже были видны люди, собравшиеся на палубе, вот уже можно различить речь, слова которой так старательно заучивались…

Какая она будет, первая встреча?

«Ради великого Лейсы, покровителя мореходов!..» – голос Тенга внезапно перешел в хрип и сорвался. Закашлявшись, потерпевший кораблекрушение пошатнулся и ухватился за треножник мачты, чтобы удержать равновесие. Сверху, с палубы, ему бросили канат. Тенг Паас привязал конец к металлическому кольцу, вделанному в сундук.

«Сначала поднимите груз!» – крикнул он. Сундук благополучно перекочевал на борт судна. Другую веревку, брошенную на плот, он обвязал вокруг пояса и, упираясь ногами в обшивку судна, вскарабкался на борт, подтягиваемый вверх сильными руками моряков.

Десяток мужчин обступил его плотным кольцом. Тенг быстро оглядел их, стараясь не обращать внимания на запахи немытых тел, грязной пропотевшей и просоленной одежды, гнилой рыбы и бог знает чего еще, обрушившиеся на его обоняние, как только он ступил на палубу. Несколько впереди остальных стоял здоровенный мужик, заросший лохматой бородой. Он выделялся среди других не только надменным взглядом, но и красиво отделанным поясом с ножнами короткого широкого меча. Тенг вспомнил жест приветствия и через мгновение они со здоровяком уже энергично пожимали друг другу запястья обеих рук.

«Несколько глотков воды, умоляю,» – севшим голосом промолвил Тенг спустя несколько секунд. Отпив из грязной металлической фляги, протянутой одним из моряков, тепловатой влаги сомнительной чистоты (Тенг, несмотря на жажду, с трудом заставил себя подавить естественное чувство отвращения), он опустился на свернутые в бухту канаты, лежащие на палубе, и несколько раз глубоко вздохнул, прежде чем заговорить.

«Корабль моего отца шел с Востока с грузом тканей и несколько дней назад был застигнут штормом. Капитан старался держаться подальше от берега, но нас и так стало уносить в открытое море. Рулевое весло сломалось, когда мы пытались укрыться в бухточке маленького острова неподалеку – не знаю его названия. Корабль разбило о скалы. Со мной выбрался еще один матрос, но его мучила тяжелая рана в голову и меньше, чем через час он скончался. Я сумел вытащить из воды случайно уцелевшую часть груза, из прибитых бурей к берегу деревьев соорудил плот. Я надеялся достичь земли за пару дней, но ветер ослабел, а потом на море и вовсе установился почти полный штиль. У меня же не было ни глотка пресной воды, ни крошки пищи. Если бы не вы, я, должно быть, лишился бы рассудка от жажды посреди моря»

Закончив рассказ, Тенг умолк, тяжело дыша.

«По нашему ты почти чисто говоришь, а по обличью вроде на рата не похож», – с сомнением произнес моряк, которого Тенг выделил, как главного.

«Мой отец был чистокровный рат, из самой Мерианы», – с некоторой обидой произнес Тенг, – «но он очень долго жил на Востоке, там у него была большая торговля. Ну, и женился он на местной» – разведя руками, пояснил потерпевший кораблекрушение, всем своим видом показывая, что он не одобряет отцовский выбор.

«Наше судно как раз идет в Мериану» – заметил главный.

«Может, кто помнит там моего отца?» – с надеждой в голосе спросил Тенг. – «Тенг Хаим Кану его звали. Правда, тому уж больше двадцати лет, как он уехал на Восток. Но в Мериане бывал временами.»

«А тебя как зовут-то?»

«Тенг Паас, водитель караванов», – гордо ответил Тенг.

«Слушай, водитель караванов, а чем заплатишь за проезд? Если нечем, придется поработать гребцом» – довольно жестко заметил главный.

«Несколько золотых у меня найдется» – заверил его Тенг.

Когда судно ошвартовалось у соляной пристани торговой гавани Мерианы, самого крупного порта Империи, Тенг подошел к капитану, который носил звучное имя Горр Трогг и произнес:

«Настало время отблагодарить вас за спасение и за перевоз. Вот пять шонно. А в благодарность прими еще от меня штуку ткани», – Тенг протянул капитану ярко-желтый сверток, поблескивавший на солнце, – «за нее ты выручишь не меньше пятнадцати шонно, а то и все двадцать. И не забудь из выручки раздать по одному шонно каждому из одиннадцати членов экипажа».

Капитан подбросил и ловко поймал золотую монету с профилем Эраты Второго и неуловимым жестом опустил ее в мешочек у пояса. Подарок – ткань – он принял как должное.

«У меня есть одна просьба» – добавил Тенг. – «Я не знаю здесь никого, а деньги моего отца надо отдать на хранение, чтобы сделать платежи по его обязательствам. Не сможешь ли ты быть моим свидетелем у менялы?»

Они сошли на берег по сходням, по которым уже сгружали мешки с солью, и Горр тут же нанял двух оборванцев, чтобы тащить сундук Тенга. Пока они проходили вдоль соляной пристани, Тенг еще мог не обращать внимания на витавшие в воздухе запахи, ставшие уже привычными за время плавания на судне – с той лишь разницей, что потных немытых тел грузчиков, сновавших вокруг, было куда больше, да соляная пыль, не успевая осесть, постоянно висела в воздухе.

Но путешествие мимо рыбных пристаней едва не стоило Тенгу вывернутого наизнанку желудка – настолько тошнотворным был запах гниющих рыбных отбросов, валявшихся и на пристанях, и поблизости от них на берегу, и плававших в воде у причалов, где из-за них, отчаянно пища, ссорились вившиеся стаями в воздухе пестрые серо-коричневые морские птицы (выполнявшие здесь функции вроде земных чаек). Хотя Тенгу и довелось заранее познакомится с видеосъемками порта в Мериане, прямое знакомство с вонючей местной реальностью было не сравнить с разглядыванием ее же на экране в комфортабельном помещении станции.

Когда они, наконец, добрались до лавки менялы, застоявшаяся спертая атмосфера в ней показалась Тенгу чистейшим горным воздухом. Тенг открыл сундук, меняла начал отсчитывать золотые монеты, а капитан Горр широко раскрыл глаза. Меняла же все считал и считал. Наконец сундук опустел, за исключением четырех бронзовых подсвечников, оставшихся лежать на дне. Меняла сел составлять расписку.

«Я, меняла Асхат, сын Асхата, с разрешения правителя города Мерианы, перед лицом богов и в присутствии свидетелей принял на хранение у Тенг Пааса, водителя караванов, сына Тенг Каим Хану, купца, сумму в шесть тысяч восемьсот двадцать золотых шонно Эраты Второго, в тридцать четвертый день митаэля весны года 2092 со дня сотворения мира. За хранение получено вперед сто тридцать шесть шонно» – у менялы даже разлилось по телу приятное тепло, когда он выписывал эти цифры, а лицо приобрело подобострастное выражение. – «В сделке свидетелями были и подтверждают ее своей подписью…» – далее шли имена капитана и торговца солью, чей груз доставило судно, и которого капитан пригласил с собой в качестве второго свидетеля. Расписка была составлена в двух экземплярах, один из которых получил Тенг, подписана и скреплена печатью менялы.

Далее в тексте нам еще придется сталкиваться с местным календарем, который отличался от земного настолько, что прямые аналогии Тенг сумел подобрать не ко всему. В Империи Ратов год делили, как и на Земле, на четыре сезона (астрономические подробности типа наклона оси вращения Терры к плоскости эклиптики я опущу), но вот с делением на месяцы дело обстояло иначе. Просто каждый сезон делился на первую и вторую половины – митаэль и тамиэль. Откуда взялись эти слова, Тенг не знал, но они явно были не из языка ратов. Каждая такая половинка сезона длилась 40 дней – итого 320 дней в году. Половинки сезонов (их можно условно называть месяцами) делились на промежутки в восемь дней, и мы вслед за Тенгом будем именовать их неделями. Сутки здесь длились по земному эталону времени примерно 26 часов 10,5 минут, так что время обращения Терры вокруг своего светила составляло 349 земных суток. Можно грубо приравнять год Терры к земному году.

Покончив с формальностями, Тенг направился в храм Лейсы, располагавшийся почти напротив дома менялы, через площадь. Там он передал бронзовые подсвечники в дар храму, и заплатил золотой шонно, чтобы ежегодно Лейсе возносилась благодарность за его спасение. Сопровождавший его Горр по выходе из храма заметил:

«Однако ты, по-моему, поторопился с даром Лейсе! Ведь подсвечники эти каждый стоят не меньше десяти шонно».

«Но как же можно отказать в даре нашему покровителю?» – удивился Тенг. – «Мы все зависим от его гнева или милости».

«Ты что, дал обет, что пожертвуешь подсвечники, если спасешься?» – догадался Горр Трогг.

«Ну да», – Тенг поспешил подтвердить догадку, не имевшую, впрочем, ничего общего с действительностью.

«Тогда, конечно, ничего не поделаешь. Нарушать такой обет нельзя» – вздохнул капитан. – «Хотя… при твоих деньгах ты можешь жить, как сын человека, удостоенного по праву рождения».

«Это все не мои деньги», – отрезал Тенг, – «это деньги для платежей по распискам отца».

«Но у тебя что-нибудь осталось?» – не унимался капитан.

«Осталось, осталось», – заверил его Тенг.

«И куда же ты теперь? Могу порекомендовать неплохой постоялый двор».

«А домик здесь можно купить?» – ответил Тенг вопросом на вопрос. Капитан взглянул на него с уважением:

«Видать, ты и вправду при деньгах. Ну что ж, такие дела лучше всего обделывать на Рынке. Еще не очень поздно, и можно застать там нужных людей».

«Тогда проводи меня туда».

К вечеру Тенг сделался обладателем совсем маленького, но собственного дома в предместье. Но он не считал, что уже обосновался в Империи. Ему нужна была столица, благословенный город Алат. Только там можно было найти возможности вскарабкаться наверх по социальной лестнице.

Вопрос социального статуса был проработан на станции еще до постигшей экипаж трагедии. Разумеется, статус раба или свободного крестьянина был явно не пригоден. Раб – существо зависимое и бесправное, а в замкнутой общинной структуре деревень крестьянин не может появиться ниоткуда. Другое дело купец, или профессиональный воин. Можно, конечно, было выбрать роль странствующего певца или лекаря, но уж больно низок был их социальный статус для тех целей, которые ставил перед собой Тенг.

Несколько дней Тенг приспосабливался сам и приспосабливал свое жилище к здешним условиям. Купив на рынке примитивный инструмент, он возился с ремонтом и очисткой колодца, модернизацией отхожего места и выгребной ямы. Он снабдил эти сооружения, так же, как и колодец, надежными плотными крышками, что хотя бы до какой-то степени уменьшало риск инфекции и несколько снижало интенсивность зловония, доносившегося оттуда. Близость выгребных ям к источникам воды весьма смущала его, и Тенг прибег к старинному способу обеззараживания воды путем доведения ее до точки кипения. Кипящей водой он также дезинфицировал свежие овощи и фрукты, приобретаемые на рынке. Белковую пищу животного происхождения – мясо одомашненных копытных, птицу, рыбу – также приходилось подвергать длительной термической обработке на примитивном домашнем очаге, где сжигались куски дерева.

День проходил за днем, а Тенг все обдумывал свое проникновение в столицу. Конечно, можно было повторить тот же ход, который позволил ему обосноваться в Мериане – просто приехать в Алат и купить дом. Но что дальше? Кому нужен там человек неизвестного происхождения, без знакомств, и без связей? Деньги, разумеется, должны были помочь, но в этом мире они решали далеко не все. Конечно, если бы это были очень большие деньги, прямо-таки огромные по местным меркам, тогда… И Тенг начал присматриваться к торговой жизни Мерианы, потихоньку примериваясь к занятиям купца или ростовщика. Через неделю-другую он уже неплохо ориентировался в товарах, выставлявшихся на местных рынках, в потоках грузов, шедших через порт, в обменных курсах ходивших здесь монет. Но начать серьезные деловые операции Тенг все никак не решался.

Держа в руках большую палку, чтобы отгонять бродячих собак, которых немало бродило в этих местах, Тенг прогуливался вечером по предместью, осматривая окрестности своего дома и продолжая размышлять над путями в столицу. На город уже опустились сумерки, с моря подул легкий бриз. Завернув за угол высоченной ограды, он увидел четырех мужчин, обступивших прохожего, только что перед ним завернувшего за этот угол.

По нескольким донесшимся до него обрывкам фраз Тенг догадался, что это, вероятно, грабители – люди, добывавшие средства к существованию, отнимая их силой у других. У Тенга успела еще мелькнуть какая-то мысль о социальной обусловленности подобных явлений. Ведь здешний житель мог легко оказаться в крайне бедственном положении – неурожай, пожар, военные действия, болезнь могли лишить его обычных источников дохода, заставить влезть в долги, что могло кончиться потерей всего имущества. Поэтому не случайно, что здесь, наряду с нищими попрошайками, по дорогам бродят подобные обездоленные люди, не видящие иной возможности добыть себе на пропитание…

И тут прохожего сбили на землю ударом кулака и принялись избивать ногами. Тенг, уже не рассуждая, бросился вперед.

«Оставьте его!» – крикнул он громким мальчишеским фальцетом. Один из грабителей лениво пробормотал какое-то ругательство и замахнулся дубиной. Тенг едва успел подставить палку, чтобы отклонить удар, и дубинка лишь ободрала плечо. Руки Тенга как бы сами собой совершили заученное движение и палка, резко закрученная движением кисти, ударила одним концом по голове противника. Тот коротко охнул, как-то весь обмяк и мешком повалился на вытоптанную траву на обочине дороги.

Боковым зрением Тенг заметил, как другой грабитель заходит ему за спину, занося дубину для удара. Тенг резко обернулся, сильным ударом палки отбил дубину в сторону и тут же присел, спасаясь от следующего удара. Дубинка свистнула у него над головой, грабитель потерял равновесие, покачнулся и сделал шаг вперед. Тенг упал на одно колено, выпустил из рук палку и, обхватив своего противника за бедра, швырнул его, прогибаясь, назад, и сам, в свою очередь потеряв равновесие, едва не упал.

Тенг встал на четвереньки, пружинисто оттолкнулся, поднимаясь с земли, бросил взгляд в сторону и внезапно с ужасом понял, что, возможно, только что убил человека. Тело лежало неподвижно, неестественно вывернутая голова смотрела в сторону Тенга, глаза остановились и остекленели, в уголке полуоткрытого рта виднелась струйка крови. Тенг смотрел, не в силах оторвать взгляд. К его горлу подкатил комок тошноты, но тут над его головой мелькнула дубинка. Лишь в последнее мгновение он успел инстинктивно отстраниться, но все равно мощный удар скользнул по его голове, достаточно сильный, чтобы не только ободрать кожу, но и затемнить сознание. Тенг рухнул на землю, потеряв всякую ориентировку в пространстве и не видя ничего, кроме темноты с блуждающими цветными пятнами перед глазами.

Через несколько секунд ему удалось усилием воли вернуть себе способность ориентироваться в пространстве. Поняв, что валяется на земле, и поморгав глазами, он смог разглядеть, что над ним стоят двое грабителей, в ожидании, когда он привстанет, чтобы удобнее было нанести завершающий удар дубиной по голове. Тенг оставался в неподвижности еще с минуту, ощущая, как постепенно вновь начинает обретать чувствительность его тело, как наливается свинцовой болью голова, как становятся послушными мускулы. Наконец, напружинившись, он резким ударом ноги под колено, зацепив другой ногой пятку, опрокинул ближайшего к нему противника. Тут же перекатившись в сторону, он вскочил, дотянулся до своей палки, и перехватив ее двумя руками, ловким движением выкрутил дубинку из рук наскочившего на него дюжего бритого грабителя. Тело его как бы само собой вспоминало тренировки на островке, где расположился «Клён-2» – руки коротко качнулись назад и резко послали палку концом вперед. Тенг почти физически ощутил, как палка ударяет в солнечное сплетение (ибо ему самому довелось изведать это в тренировочных схватках). Грабитель, получив удар, сипло простонал, согнулся в поясе, но тут же разогнулся и прянул в сторону, разворачиваясь спиной к Тенгу и положившись на быстроту своих ног. А за ним и последний оставшийся противник поспешил скрыться в темноте.

Прохожий, подвергшийся нападению, сидел на земле, опершись на руки, и не делал попыток подняться. По лицу его текла кровь. Тенг подошел к нему и, подхватив за подмышки, попытался поставить на ноги. Прохожий, стиснув зубы, застонал, затем пошарил вокруг руками и подобрал валявшийся на земле короткий меч. Лишь затем он присоединился к усилиям Тенга. Кое-как поднявшись, он пошатнулся, прислонился к стене и снова застонал, а потом шепотом, не разжимая стиснутые зубы, стал посылать неразборчивые проклятья, неуверенными движениями засовывая меч за пояс. Тенг закинул его руку себе на плечи: