355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Лазарчук » Предчувствие: Антология «шестой волны» » Текст книги (страница 29)
Предчувствие: Антология «шестой волны»
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 19:53

Текст книги "Предчувствие: Антология «шестой волны»"


Автор книги: Андрей Лазарчук


Соавторы: Дмитрий Колодан,Карина Шаинян,Азамат Козаев,Иван Наумов,Николай Желунов,Ирина Бахтина,Дмитрий Захаров,Сергей Ястребов,Юрий Гордиенко,Александр Резов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 44 страниц)

– Дело хорошее, – сказал Игорь, – но чтобы с нами перегной воровать, надо пройти кровавое испытание.

– Это ерунда, – сплюнул Евсей. – Сто раз его проходил. Я ведь мужчина всё-таки.

– Ну что, – подмигнул Игорь, – возьмем его в сатанисты?

– Дело нужное, – сказал Гера, – но есть нюанс. У нас на перегной ходят педрилы со стажем. Признавайся, Евсей, откуда ты стаж возьмёшь?

– А что, – обиделся Евсей, – я не похож на педрилу со стажем?

Пот катился градом и водопадом…

– Давай попробуем ещё раз, – сказал Игорь.

– Ну давай.

– А, вспомнил! – закричал Евсей, снова стучась пальцем в Герину грудь. – Ты же вовсе не Николай.

– Почему?

– Ты же мой двоюродный, – расхохотался Евсей. – А двоюродного совсем по-другому кличут. Ты у нас… а как же тебя зовут? Нет, правда, а как? Помню только, что зовут тебя непонятно.

– Искандер я, – подсказал Гера.

– О, точно, – обрадовался Евсей. – Я ведь помню, главное, что ты у нас почти итальянец. А ты, оказывается, Искандер. Помнишь, Искандер, как мы на Чёрный камень ходили?

– А то!

– А как Маришке под юбку лазили?

– Да-да, – задумчиво кивал Гера, – я помню чудное мгновенье… А помнишь, как мы по Елисейским полям гуляли?

– Такое, брат, хрен забудешь, – сказал Евсей. – Вот поля – так поля. Особенно помню, как дедов мотобот в тех полях утоп.

– А речку-то не забыл?

– Как же нашу речку забудешь? Особенно помню, как тебя Маркиз за задницу покусал, а Варька-то испугалась… Помнишь Варьку-то, невесту свою? Ты её потом на антенну выменял.

– Так отдашь покрышку-то? – строго спросил Гера.

– Я же тебе её вчера отдавал. Или это не ты был? Не-а, не ты.

– Не отдашь, хуже будет.

– Покрышку-то? Её же Николай, сектант, до осени спёр. Или я у него. Точно, я. Вместе с тестем твоим. Забыл, что ли? Ты, Искандер, когда Николая встретишь, морду ему набей, а то мне перед ним стыдно.

– Хорошо, набью обязательно, – сказал Гера.

– Сил нет, – прохрипел Игорь, – так давай или не давай?

– Вот теперь давай, – сказал Гера. – Дармовая покрышка нам, как я понял, уже не светит.

Односекундно выхватили оружие: ПМ – лейтенант, маленький револьвер – майор. И огрызнулись огнём – тоже односекундно. Потом ещё раз. Евсей рухнул на мокрый пол.

Из четырёх дырок, пробуравленных в его теле шустрыми пулями, текла кровь.

– Мёртв, – сказал Игорь, – мертвее не бывает. Ты куда стрелял?

– В сердце.

– А я в голову. Славно поработали. Наливай! Что-то я сегодня алкогольно зависимый…

– Да ты с ума сошёл, – сказал Гера.

– Но-но, лейтенант, – сказал Игорь, расстёгивая свою дорожную сумку и доставая видеокамеру. – Ты мне это самое не устраивай.

Он внимательно отснял весь пейзаж: лавки, берёзовые веники, струйки крови. Обошёл вокруг поверженного Евсея. Снимал, снимал, снимал, сохраняя живописный труп для будущих поколений.

– А на хрена? – спросил Гера.

– Отчётность у нас такая.

– Тогда ладно.

Дверь распахнулась, и в баню влетела баба, некрасивая и смешно раздетая: в рыжей куртке, но без белья.

– Суки, – только и сказала она. – Евсеюшку моего…

– Да мы случайно, – сказал Гера. – Нас Николай за покрышкой сюда послал. А так мы ничего, у нас справки есть. Показать?

– Су-ука ваш Николай!

– Это верно, – согласился Гера. – Сука он порядочная. Мало того, что сектант, так ещё перегной у людей ворует. Что с него взять: педрила…

– Да вы… да вы… – задыхалась женщина.

– Это правильно, – сказал Игорь, закончив съёмку. – Мы вроде масонов, только похуже. Скажи лучше, кто такая?

– Жена, – женщина ткнула пальцем в Евсеевом направлении, – того самого…

– Сколько тебе дать, чтоб не возникала? – деловито спросил майор. – Видишь ли, благоверный твой враг народа. Знаешь, как раньше? Враг народа – и всё, десять лет без права опохмелки. А на самом деле расстрел. Вот и у нас. Жалко, разумеется, аж мочи нет. Да что поделаешь: служба – она не дружба. У тебя выбор: мы тебе денег, и ты молчишь, или ты молчишь, но уже без денег.

– А почему это мне молчать? – подбоченясь, спросила баба. – Я кричать буду!

Игорь подошёл к ней и зашептал в самое ухо. До Геры донеслись обрывки его речей: «блядство тырить»… «комбат на танке»… «дочку надо»… «за грехи, стало быть»…

– Тогда молчу, – сникла баба. – Только денег не предлагайте. С деньгами-то не по-людски.

– Я пошёл, – сказал Игорь, пряча камеру в сумку. – Учись, лейтенант. Называется когнитивная психология.

– Я знаю, – признался Гера. – Только так не умею.

Огородами они дошли до Крапивной, небольшой косорылой улочки. Об улицах так не говорят, но другого слова нет. Крапивная была косорылой…

Полдень висел в разгаре, и солнце нежно лучилось над головами. Они свернули, чтобы выйти к реке и брести дальше, до главной улицы.

– Ты плачешь? – с удивлением спросил Игорь.

– Я плачу, – сказал Гера.

– Но почему? Всё было так здорово.

– Я, – сказал Гера, – убил человека. Понимаешь? Ты ведь знаешь, я раньше не убивал.

– Да, – сказал Игорь, – сегодня ты убил человека. И это значимое событие в твоей жизни. Мы обязательно его обсудим и обязательно его отметим. Всё будет как надо. А пока мы заняты делом.

– Но я ведь теперь убийца, – напомнил Гера.

– Гордись! Ты убил его как настоящий философ.

– Как?

– Я хочу сказать, ты убил его по-нашему: весело и цинично, с улыбкой и без обиды. Ты убил его, усмехаясь, а на такое способен далеко не любой… Ты талантлив и скоро превзойдёшь меня. Убивая, ты любил это мироздание, и мироздание счастливо смеялось, когда ты выбивал жалкий дух из слабого тела… Тьфу, чёрт, опять говорю красивости. Но всё равно – молодец.

– Но он всё-таки человек.

– Он козёл, – отмахнулся Игорь, – и от него нулевая польза. Вот сейчас польза будет – он сгниёт и послужит дивным удобрением для местных земель.

– Но он был жив, – твердил Гера, – а значит, мог измениться. Мог стать великим писателем, художником, музыкантом…

– Великой кучей говна! – рявкнул Игорь. – Прямо не знаю, что с тобой делать. Атак здорово начинал…

– Это самое страшное.

– Мудак, – ласково сказал Игорь. – Ты, видать, начитался этих шиздей: Толстого там, Достоевского… Или Соловьёва с Бердяевым? Ты, лейтенант, шиздей не читай. Они ведь, падлы, русским людям наврали. Сидели в девятнадцатом веке и врали: кто шустрее, кто отвязнее. Соревновались, поди.

– А кого почитать?

– Хороших философов. – сказал Игорь. – И настоящих писателей. Но это потом. Сейчас, как ты понимаешь, надо размяться.

– Я не стану убивать, – сказал Гера.

– Даже свинью-наркомана?

– У тебя нет людей: сплошные козлы и свиньи!

– Если ты хочешь, я буду называть Пиндара соловьем, – сказал Игорь. – Но решать эту проблему надо. И решать по форме цэ-эф один.

Духовная жизнь

Выжрав поутру миску божьей росы, поросёнок Пиндар удобно возлежал на пригорке, подставляя солнцу свой левый бок. На подступах чавкала грязь, слегка прикрытая желтоватыми листьями. Пиндар притворялся, что отдыхал, – он, как все знали, лежал в засаде.

За поросёнком волочилась слава живой легенды. Пиндар вышел ростом с упитанную овцу, говорил – когда в настроении – человеческим языком, а в бою бывал страшен: поросёнок-берсерк, наводивший ужас на местных волков. Главным оружием поросёнка были таранный удар и мёртвая хватка. Также сплетничали, что Пиндар владел магическим словом. Цвета же он был не розового, а чёрного.

Район считал Пиндара золотой серединой между национальной гордостью и ублюдком. Но это – в целом. Мнения же разделялись до матов и хрипоты. Пессимисты ворчали, что Пиндар послан человечеству за грехи. Оптимисты верили, что это смельчак и почти секс-символ. Одно время Пиндара хотели выдвинуть в депутаты. Говорил – харизмой вышел.

Самым философским было воззрение Василия Прелого. Умник судачил, что это дух товарища Сталина принял облик простой свиньи, дабы внедриться в жизнь глубинки, хлебнуть народной беды и знать, за что поквитаться со сволочами. И уж совсем некоторые божились, что Пиндар, если захочет, может пророчествовать.

Стоит заметить, что, когда Пиндара называли «Иосиф Виссарионович», он рычал. Из чего можно сделать вывод, что дух товарища Сталина, к счастью или к беде, но пребывает всё-таки в ином месте… Из пророчеств сбылось одно: по весне Пиндар предрёк, что у деда Исая рухнет стайка, и стайка с треском провалилась. Однако настоящие мессии так не пророчат.

Добыча тянулась словно магнитом. Не прошло и пяти минут охотничьей лёжки, как мимо пригорка пошла девка в цветастой юбке. Девка была румяна, пригожа – прямо загляденье.

«Секс, – подумал Пиндар, – всему голова…» Девка что-то напевала, прыгая по ухабам.

Катерина – а девку случайно звали именно Катериной – приблизилась на расстояние одного прыжка. Тогда Пиндар лениво вышел из-за кустов.

– Ой, – сказала Катерина. – Здравствуйте…

– Здорово, Катька, – сказал Пиндар. – Куда это намылилась? На блядки, поди?

– Да что вы! – испугалась Катерина. – Я к Олесе иду.

– Так вдвоём, что ли, на блядки идти решили?

– Нет!

– А придётся, – вздохнул Пиндар. – Где наша не пропадала? Раздевайся, Кать, раз пришла.

Катерина покраснела.

– Да ты же свинья!

– Знаю, – сказал Пиндар. – Но это ничего не меняет. Недаром дед Исай нарек меня первым имморалистом.

– Пиндар, зачем я тебе? Ты же ещё маленький.

– Да так, – сказал Пиндар. – Давненько голых баб не видал.

– Но зачем? Я ведь женщина, – напомнила Катерина. – А тебе бы крошечку-хаврошечку в самый раз.

– Мне, – сказал Пиндар, – любовные игры по барабану. Ты мне для души понадобилась.

– Это как?

– Душа, Катька, требует, – объяснил поросёнок. – Когда душа хочет, хрен ты её уймёшь. Это, Кать, называется духовная жизнь. Слыхала про такую?

– Слыхала, – обрадовалась Катерина. – Нам про неё в школе много чего рассказывали. Так я тебе, Пиндар, лучше спою что-нибудь, если тебе духовно вздрючиться невтерпёж.

– Кого споёшь? – презрительно сказал Пиндар. – Я, когда выпью, только битлов слушаю и Ерёму. Ерёма – это тебе не хрен чихнул… Ерёма – Чайковского может. Ну раздевайся, дура, чего стоишь? Ждёшь, пока забодаю?

Пиндар угрожающе хрюкнул.

Катя, делать нечего, стянула с себя юбку и кофту. Пиндар поощрительно жмурился и стонал.

– А трусы? – робко спросила Катя.

– И трусы, Катенька, – сказал Пиндар. – Если тебе не трудно, брось их на дерево. И повыше. Вот так, умница… Вот так, моя маленькая…

Бесстыдные глазки буравили её тело. Бесстыдный воздух обдувал её, как хотел, как давно, наверное, мечталось в его фантазиях. А бесстыдный холод лапал её за бедра, за шею, за живот. Катя поёжилась.

– Ну зачем тебе это? – всхлипнула она. – Ты же всего-навсего поросёнок, хоть и крутой.

– Я, – сказал Пиндар, – так прикалываюсь. Шучу я, Кать. Ладно, иди в деревню.

Катя начала собирать раскиданную одежду.

– Ты мне это брось, – сказал Пиндар. – Ты в деревню без одежды иди. Полезешь на дерево – забодаю.

– Но почему?

– По приколу, – усмехнулся Пиндар. – Иди-иди, там тебя, голенькую, Матвей с мужиками встретит. Накормит, согреет и спать уложит. А потом ещё раз уложит. И ещё раз. И так до утра…

Поросёнок завизжал от восторга: так, видать, понравилась мысль.

Катя, размазывая по лицу солёные капли, тихо побрела навстречу Матвею и мужикам. Бесстыдный холод обнял её, лаская всё быстрее и проникая внутрь, почти до сердца. Катя застонала, сначала тихонько… Но холод уже ничего не боялся. Он хотел её. Он получал наслаждение, терзая её, сильнее и яростнее – он дрожал и дрожало Катино тело. Он содрогнулся, счастливый, уже кончая… Катя прикусила губу.

Позади захлёбывался визгом Пиндар-шутник.

Через пять минут мимо пошёл полувековой дядька. Пиндар, нарушив притворный сон, выскочил тому прямо под ноги.

– Здорово, мужик.

– И тебе здорово, животное.

– Ну чего стоишь? Штаны-то снимай.

– Зачем?

– Не твоего ума дела. Снимай, тебе говорят. А не снимешь, горло перегрызу.

– Ну тогда ладно, – покорно сказал мужик. – Так бы сразу и говорил.

Он исполнил просьбу быстро и деловито, не мялся, не переживал, мужчина всё-таки, куда ему до недавней барышни.

– Ты штаны-то на дерево забрось.

– Это ещё на фига?

– Прикол у меня такой, – нетерпеливо объяснил Пиндар. – Ты только повыше швыряй, чтоб воры не унесли.

Делать нечего, зашвырнул… Удачно так, почти до макушки.

– А дальше-то чего?

– А дальше слушай меня, – сказал Пиндар. – Тут недавно девка голая проходила. Совсем голая – ты хоть понимаешь, мужик? Такое, мужик, раз в году бывает, по большим праздникам. Раз-два, на старт, внимание, марш! Догоняй, едрить твою через пень колоду!

Мужик, провожаемый свистом свиньи, потрусил в указанном направлении.

Вождь вернулся

– Иосиф Виссарионович! Иосиф Виссарионович! – донёсся до пригорка отчаянный крик.

Догоняя свой крик, к пригорку подбегал Вася Прелый.

– Ну чего тебе опять, коммунар поганый? – устало спросил Пиндар.

Тот, на подходе растеряв дыхание, молчаливо-обожающе смотрел на Пиндара.

– Плохо тренируешься, коммунар.

– Ы-ых, – возразил Вася Прелый.

– А точнее?

– Иосиф Виссарионович! – сказал Вася. – Докладываю: на селе английские шпионы. Числом двое. Вооружены и очень опасны. Законспирированы под научную экспедицию. Цель приезда пока не выяснена. Пока всё… Жду дальнейших распоряжений.

– Откуда сведения?

– Бабки судачат, Иосиф Виссарионович.

– Если бабки – это серьёзно, – сказал Пиндар. – С бабками шутки плохи. Слушай задание, коммунар: найди и загоняй их сюда. Давненько не хавал я английского шпиона.

– Так точно, Иосиф Виссарионович.

– Сколько раз тебе говорить: забудь это имя. Знаешь, дурак, что про твоего Виссарионыча в газетах пишут? Пишут, что это сраный тиран.

– Вас понял, Иосиф Виссарионович, – сказал Вася. – Они не должны догадаться, что вождь вернулся. А насчёт газет – это вы правильно.

– О-о, – простонал Пиндар. – Я же сказал…

– Так точно, Иосиф Виссарионович, – сказал Вася. – Отныне буду звать вас Оппортунист.

– Это что? – встревожился Пиндар.

– Это тот мужик, которому вы башку свернули. Чай, не помните уже, Оппортунист, как вы суку Оппортуниста на чистую воду вывели?

– Я – сука?! – взревел Пиндар.

– Да нет, вы же его политический противник.

– Кого?

– Да Оппортуниста.

– А я тогда кто?

– Вы теперь, согласно вашему приказу, Оппортунист.

– А ты кто?

– Я Вася.

– Ты не Вася, – задумчиво сказал Пиндар. – Ты куда хуже… А я свинья. Я простая свинья, ты понял?! Но я умная свинья. А ты идиот.

– Так точно, – сказал Вася. – Жду ваших приказаний, товарищ Свинья.

– Катись отсюда, коммунар, – сказал Пиндар. – И чтоб я тебя больше не видел.

– Так точно, товарищ Свинья. Вас понял: отныне поддерживаем отношения через связных. А ловко вы, Иосиф Виссарионович, догадались с партийной кличкой… Сразу видно…

– Катись!

Свинья и Принц

…Наши друзья брели, следуя осторожным подсказкам местного населения.

– Как это – классику не читать? – бормотал себе под нос Гера. – Совсем, что ли?

– Помнишь легенду о Последней Свинье? – спросил его Игорь.

– Откуда?

– Ах да, вы же не проходили… Про Кали Югу-то, надеюсь, слышал?

– А то! – сказал Гера.

– Легенда о Последней Свинье входит в большое предание о Кали Юге. Это, чтоб ты знал, самая страшная её часть. От народа, лейтенант, такие вещи скрывают… Значит, так: когда мир погрязнет в хаосе и распаде, и подлинные ценности будут преданы, и подонки окажутся на коне – вот тогда придёт её время. Ростом она будет с быка, из пасти её будет вырываться пламя. Другие же говорят, что ростом будет до неба, а из пасти будет дуть отравленный ветер. Вытопчет она все посевы, опустошит амбары и погреба. Прошибёт она городские стены. Осквернит она храм. Возляжет на базарной площади и велит себе поклоняться. Потребует она от людей тройную жертву себе – ум, честь и совесть. И отдадут ей люди ум, честь и совесть. А кто усомнится в ней, принесёт ей в жертву первого сына. И будут от неё по всей земле мор и землетрясения. Испражнения её затопят поля. Хохот её сотрясёт основы. И повелит она строить вторую Вавилонскую башню. Но это не главное… Знаешь, зачем Последняя Свинья придёт в мир?

– Мы это не проходили, – ответил Гера.

– Она придёт, чтобы сразить Золотого Принца. Они будут долго биться, но Свинья победит. И как только погибнет Золотой Принц, время повернёт вспять и все люди погибнут в огненном смерче.

– А откуда возьмётся Золотой Принц?

– Многие говорят, что это будет последнее воплощение Будды. Вообще, никто не знает таких вещей: откуда возьмутся Свинья и Принц. Карл Юнг сказал бы тебе, что они возьмутся из коллективного бессознательного, но разве это правда?

– Зато понятно, – сказал Гера.

– Христианство украло эту легенду, – продолжил Игорь, – но многое поменяло в ней. Многие дела Последней Свиньи забылись, но ей тут же приписали новые. Сама она у христиан называется сокращённо – Зверем. Иногда вместо имени называется её статус.

– У неё есть статус?

– Конечно. Библейский статус Последней Свиньи – Антихрист. Как говорится, коротко и со вкусом.

– Неужели ты думаешь, что Пиндар…

– Брось ты, – сказал Игорь. – Пиндар – заурядный пророк Последней Свиньи. Скоро такие будут на каждом шагу: ведь Кали Юга, как ты знаешь, в самом разгаре.

Дурацкий вопрос

Напротив лужи сидела девочка Маша и яростно играла в роддом. Она волновалась: кошка Пицунда, привязанная к берёзе, упрямо не хотела рожать. Сначала девочка её уговаривала, затем стала пинать.

– Рожай, тварь паршивая! – кричала она.

В ответ Пицунда дико орала. Маша заплакала:

– Ну, кошечка, ну миленькая, роди мне кого-нибудь… Хоть серого мышонка… А лучше – ёжика.

Так они и плакали, навзрыд, не стесняясь, две маленькие женщины: Маша и её кошка.

Подошли незаметно. Встали невдалеке. Боясь помешать, говорили тихо.

– Это же садизм, – сказал Гера, рассмотрев такие дела.

– Если бы! Это материнский инстинкт, – вздохнул Игорь. – Он здесь рано просыпается. К шестнадцати годам половина девчонок ходят беременные.

За их спинами на дорогу вышел старик. Поглядел по сторонам и, ласково матернувшись, огладил клочковатую бороду.

Маша рванула из последних девичьих сил, бросив роддом и нерождённого ёжика.

– Батя Иван, проклятие не насылай! – визжала она.

– На тебя не нашлю, – ответил старик. – А к тебе, майор Бондарев, – усмехнулся он, – дело есть.

Игорь, не мигая, смотрел старику в середину лба. Смотрел уверенно, по-мужски. Но он, с удивлением заметил Гера, впервые позволил себе побледнеть.

– Начнём с того, что ты вовсе не майор Бондарев.

– А кто же я? – спросил Игорь.

– Ты знаешь, кто ты. И я знаю, – батя Иван, заостряя внимание, ткнул пальцем в серое небо (проткнул с одного удара). – И я знаю, что ты знаешь о моём знании. И вот тебе мой совет: проваливай ты отсюда к ядрёной фене.

– А если не провалю?

– Шиздец тебе придёт. Заборем мы тебя на ментальном поле.

– На чём заборете? На лопатах?

– Я же сказал: на ментальном поле.

– Извини, не расслышал…

– Так ты понял? – спросил батя Иван. – Я всегда знал, что ты вернёшься. Ясно дело, зачем. Так вот, майор: выкуси! Не получишь ты своего… И чтоб к вечеру убирался. Убей пару дураков местных, побезобразь малёхо, если невмоготу, и проваливай.

– Я тебе провалю, – уныло сказал Игорь. – Я тебе так провалю…

Но батя Иван уже ничего не слышал: исчез за поворотом, только его и видели. Двигался он на удивление быстро и плавно, двигался – для седых лет – вызывающе.

Гера, пользуясь моментом, отвязал кошку. Пицунда, благодарно махнув хвостом, оставила их наедине.

– Что это было? – спросил он.

– Местный ведун, – вздохнул Игорь. – Они все такие. То ли гении, то ли больные, смотря на что посмотреть.

– Игорь, скажи честно: ты Бондарев?

Он флегматично протянул корочки служивого кочана.

– Читай ещё раз.

– Зачем мне ксива? Ты словами ответь: майор или не майор?

– Я отвечу, – сказал Игорь, – но твой вопрос изрядно дурацкий. Представь, что я с самого начала решил выдавать себя за майора КЧН России. Я ведь и дальше буду косить под выбранный образ, так ведь? У меня нет причин раскрываться – лесной батя много трепался, но где его доказательства? Доказательств нет, и ты скорее поверишь мне, чем ему. Так что в любом случае я скажу – конечно Бондарев, и конечно же майор. Если ты умный парень – а ты, как ни странно, умный, – то легко увидишь, что твой вопрос имеет один ответ. Кто бы я ни был, я отвечу одно и то же. А раз я отвечу одно и то же, у тебя не найдётся причин мне верить… Ты задаёшь вопрос, на который невозможен ответ.

– Ты хитёр, – с уважением сказал Гера. – Твой ответ вызвал во мне доверие – не к твоей личности, конечно, а к твоему ответу. Это кристально честный ответ. И подсознательно я сейчас больше поверил в то, что ты майор Бондарев, чем если бы ты назвался майором Бондаревым.

– Говорю же – ты умный, – вздохнул Игорь. – И откуда ты взялся на мою голову?

В молчании они брели по грязно-мокрой дороге.

– Самое хреновое, – сказал Игорь, – что этот старик угрожал мне сегодня ночью.

– Как?

– Во сне, разумеется, как ещё? Это очень сложная техника: зайти в чей-то сон и оставить своё послание. Наши худшие прогнозы сбываются – это край невиданных мастеров.

– Чьи прогнозы?

– Аналитического отдела… Там, конечно, сплошные трутни сидят, но иногда кое-что угадывают.

– Что же делать?

– Нейтрализуем кое-кого. Старик не против, – усмехнулся Игорь. – Я хочу сказать, что активность такого плана не ведёт к глубинному конфликту с реальным центром силы противника, из чего следует временный приоритет данной активности…

– Ясно, как дважды два, – сказал Гера.

Свинству – бой

Над пиндаровским пригорком светило солнце. Это казалось странным: над всей деревней серое небо, а тут почти летнее освещение. Из этого легко делались кое-какие выводы, но нашим друзьям было не до того.

– Свинству – бой! – кричал Игорь, для острастки стреляя в воздух. – Выходи, чудовище, биться будем.

– А человечеству, значит, гёрл? – любезно отозвался Пиндар из-за кустов. – И что значит – биться? Богатырь, что ли, на вороном коне – пальцы веером?

– Ты, видать, образованный поросёнок. Жалко тебя под хреном подавать, да придётся.

– Да тебя, Илья Муромец, местный дистрофик соплёю перешибет. И потреблю я тебя, Муромец, без всякого хрена.

– Не подавишься?

– Может, и подавлюсь: первый раз дерьмом закусываю.

– А мне говорили, что тебе не впервой…

– Заткни пасть, человечье рыло!

– У нас, поросячья душа, нынче свобода слова, – сказал Игорь. – Что хочу, то и говорю. А если тебе не нравится, вали в свой тоталитарный хлев.

– Ты мне поганым языком Отчизну не трожь, – сказал Пиндар. – Кому хлев, а кому и родина.

– То-то и оно, – сказал Игорь. – Как у нас говорится, ноу коммантс.

– Я таких, как ты, за копейку оптовой партией закупал!

– Вовек не поверю, чтоб свинья коммерцией занималась.

– А я вот не верю, что это ты языком ворочаешь. Козлы же безголосые. Может, тебе, дураку, магнитофон с собой дали?

– Ты лучше скажи, свинья, под чью дудку пляшешь.

– Мой девиз – свобода, – ответил Пиндар. – Или вы такого слова не проходили?

– Это тебе, поросёнок, кажется. У свиней-то как? Пока рылом не вышли – вот тебе и свобода. А как подрастут, все идут выполнять свой долг. До ближайшего, – Игорь хохотнул, – мясокомбината. Что ты хочешь? Святой долг перед человечеством.

– Подожди, – пообещал Пиндар. – Придёт ещё наше время.

Так они беседовали минут сорок.

Боясь нарушить течение разговора, Гера шепнул:

– Ты чего, совсем?

– Не мешай, – тихо сказал Игорь. – Это же традиция: на Руси перед боем всегда бранились. Три дня могли браниться, без передыху. Вроде варвары, а толк разумели. Это, чтоб ты знал, называется суггестивная психотехника…

Наконец, доведённый до отчаяния, Пиндар прыгнул из-за кустов. В полёте он одолел метров пять и оказался напротив Игоря.

Тот выдернул из кобуры револьвер, но Пиндар оказался быстрее, прыгнув ему прямо на грудь. Игорь отскочил в сторону, потерял равновесие и покатился вниз по склону.

Пиндар победно хрюкнул и приготовился добить его в третьем, как положено, роковом прыжке. Помешал Гера – выхватив ПМ, он всадил в поросёнка три безотказных пули. Пиндар притормозил, но даже не покачнулся. Игорь, не поднимаясь на ноги, выстрелил с земли. Пуля ударилась в левый бок, но заметного ущерба не причинила.

Пиндар радостно завизжал:

– Не знали, муромцы, про мою броневую шкуру?

– Целься в глаз! – крикнул Игорь.

Гера прицелился и нажал на курок. Пуля, минуя Пиндара, полетела куда-то в лес. Следующая поспешила ей вслед.

Поросёнок повернул и вразвалочку пошёл на него.

– Стреляй, Герка! – крикнул Игорь. – Ближний бой – это кранты.

Пиндар встал на расстоянии метра.

– Ты лучше горло сразу подставь, – сказал он. – Всё равно доберусь, только больнее будет.

Гера, поймав в прицел левый глаз, пальнул с криком: «Ёб твою Богоматерь!»

Пуля оказалась удачнее прежних – Пиндару покарябало ухо. Поросёнок зарычал и напряг мускулы перед прыжком… В зад ему ударил булыжник, посланный Игорем.

Пиндар обернулся – и этого хватило, чтоб майор тренированно прошиб ему правый глаз. Пуля с удовольствием вошла в мозг, творя из него кровавую кашу. Пиндар захрипел, но сумел поднять себя на прыжок. Игорь, не успев вовремя увернуться, рухнул под тушей полумёртвой свиньи.

Грохнул ПМ – это Гера в упор отстрелил Пиндару его симпатичный хвостик.

– Тащи его от меня! – крикнул Игорь.

Пиндар был ни жив, ни мёртв – он не мог говорить и думать, но клыки тянулись к чужому горлу.

Гера навалился сзади, оттягивая Пиндара прочь за задние лапы. Игорь бился под жёсткой тушей, спасая горло. Клыки царапали ему пальцы, рвали кожу на шее и на щеке…

Вдвоём они скинули Пиндара на жёлтые листья.

– Дохлый, – сказал Игорь.

Поросёнок дёрнулся напоследок, норовя цапнуть его за пятку. Майор брезгливо пнул его в рыло, и на этом всё стихло.

– Вот теперь наливай, – сказал он.

– Ага, – согласился Гера.

Правда про 3 октября 1993 года

Вечерело.

Гера и Игорем сидели в подвальной комнате напротив компьютера.

– А ещё, – сказал Игорь, закусывая грибочком, – хочу рассказать тебе одну штуку. Что ты знаешь про путч 1993 года?

– Это который в Москве?

– Он самый.

– То же, что и все, – сказал Гера. – Ну собрались, ну постреляли. Танки ввели. Парламент разнесли в клочья. Одним словом, демократия победила.

– Тогда ты не знаешь самого главного. Значит, с одной стороны – Боря Ельцин и реформаторы, с другой – чечен Хасбулатов и депутаты. Генерал Руцкой – за чечена и депутатов. Народ – хрен знает, за кого народ. Но армия вроде за президента… Хотя и не сразу. За этих самых – боевики. Со свастикой, деревянными автоматами и одной гранатой на четверых. Мы, как всегда, в тени и поддерживаем порядок.

– Чего ты мне травишь? Это все знают.

– Про нас никто не знает, – обиженно сказал Игорь. – Значит, такая ситуация: боевики ломанулись, взяли мэрию, ещё что-то взяли. На подступах к телецентру. В окружении президента – жуткий шухер. Там же трусы все, каких свет ни видывал. Они думают, что режиму конец и скоро их потащат на фонари. Самое главное ведь неясно: за кого армия? Стоит третье октября, боевики шарятся, где хотят. Все ожидают штурма Кремля. Это только ведь потом выяснилось про деревянные автоматы, одну гранату на четверых, бездарное руководство… Руцкой – бездарь, это я тебе как военный могу сказать.

– Почему? – спросил Гера.

– Потому что бестолково делал переворот, – сказал Игорь. – Ты бы сделал его чуть лучше. Я – намного лучше. А они – полные кретины. Во-первых, не то штурмовали. Во-вторых, не так. В-третьих, забыли про народ, а это главное. В девяносто первом про народ не забыли, и Белый дом устоял. В девяносто третьем забыли, и Белый дом расстреляли к хренам собачьим. В-четвёртых, плохо вооружились. В-пятых, взяли не тех союзников. В-шестых, начали переворот военными средствами и лоханулись как дураки. В-седьмых… Да что говорить: наши трутни из аналитического отдела насчитали сорок ошибок.

– А вы сами-то за кого?

– Мы ни за кого, – строго сказал Игорь. – Мы, как нам велено, за порядок. Так вот, кончается воскресенье: в Кремле шухерятся, в Белом доме открыли шампанское. Почему шухерятся? Информации ноль, все сидят на нервах и старых фобиях. Ну ты знаешь: красный террор, коричневая чума, так далее. Общее мнение – страна проиграна, история повернулась вспять. На армию никто не надеется, прошёл слух: армия поддержала мятеж. Но делать что-то надо, и тогда одна сука идёт к Борису Николаевичу… Очень известная сука, могу тебе сказать. Если я скажу фамилию, ты её вспомнишь. Но я тебе, Гер, фамилию не скажу…

– А почему она сука?

– Слушай дальше, – предложил Игорь. – Этот человек пришёл к президенту и предложил ему охеренный способ. Тебе сейчас станет дурно.

– Даты говори, – усмехнулся Гера.

– Он предложил начать третью мировую войну. Самую настоящую, но с предрешённым финалом. Конкретно – нанести три ядерных удара по территории США. Видишь ли, система ядерной безопасности США носит автоматизированный характер. Если нанесены три атомных удара, президент уже ничего не решает. И министр обороны не решает. Всё решает голая автоматика. Я не знаю, зачем американцы так сделали, но это факт. Короче, вся ядерная мощь США бьёт по территории агрессора. Это атака, которую на современном уровне невозможно блокировать. Сука, пришедшая к президенту, это знала. Иными словами, она предложила стереть Россию с карты планеты.

– И себя тоже?

– Нет, он полагал, что уцелеет одна Москва. Это единственный город с системой ПВО, способной отбить ядерную атаку. Остальные погибают – Москва живёт. На самом деле, конечно, гибнет и Москва – в евразийской хиросиме выживших не бывает. Да там не только Россия гибнет, там всем конец, кроме полярников в Антарктиде… Но этот человек считал, что он и его семья уцелеют. Он пытался доказать, что уцелеет и президент.

– Но зачем?

– Он считал, что по-другому человечество не расстанется с коммунизмом. И ради того, чтобы выжечь мировое зло, допустимо пожертвовать одной сверхдержавой. Но это – идеальная сторона… Я же говорю: он чуял, что после переворота его место на фонаре. А в том, что переворот совершён, ребята не сомневались. Это страшный вариант, но для них, как ни странно, это был вариант спасения. Они спасали жизнь и одновременно становились героями – в своих глазах, разумеется.

– Они, по-моему, не правы, – сказал Гера.

– По-моему, тоже, – сказал Игорь. – Вот мы их и урезонили. Это, конечно, не наша функция, но пришлось. Ведь если бы третья мировая случилась, наша функция могла бы такого не пережить.

– А как урезонили-то?

– Это, – сказал Игорь, – станет известно нашим потомкам. Главное – человечество до сих пор живёт. Но недолго ему осталось.

– Это почему?

– Мы уже не можем контролировать всё. Вот, допустим, в 1949 году была ситуация. США, пользуясь перевесом в силах, хотело ухреначить СССР, сбросив бомбы на крупнейшие города. У них уже был потенциал, чтобы устроить Армагеддон. Та же самая евразийская хиросима – и конец всему… Тогда наши коллеги им помешали. Пришлось выйти на ихнего президента, но ничего, вышли как полагается. А потом возник паритет, у СССР тоже появился потенциал, и никто не начал бы первым… «Холодная война» – это годы стабильности на планете. Страшные времена начинаются лишь сейчас. Ядрёна бомба расползается по миру! Наши трутни посчитали, что до 2100 года человечество погибнет в ядерном смерче с вероятностью девяносто один процент. Тут мы ничего не поделаем – если красная кнопка будет в бункере каждого дурака, бессильны КЧН, ФСБ и ЦРУ, вместе взятые. Бессильны даже те силы, что на заре цивилизации создали КЧН.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю