Текст книги "Предчувствие: Антология «шестой волны»"
Автор книги: Андрей Лазарчук
Соавторы: Дмитрий Колодан,Карина Шаинян,Азамат Козаев,Иван Наумов,Николай Желунов,Ирина Бахтина,Дмитрий Захаров,Сергей Ястребов,Юрий Гордиенко,Александр Резов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 44 страниц)
Иван Наумов
Гарлем – Детройт
Солнечный Джош
Нет прошлого – только мешанина размытых образов, наслоение аномалий в нейронных цепочках внутри бесценной черепной коробки. Тонкая химия, тонкая физика, хороший бизнес.
И будущего нет. Лишь слабоумные связывают свои фантазии и предчувствия с реальным положением дел на следующем делении бесконечной временной оси. Высокие помыслы, шаткая логика, плохой бизнес.
Скольким-то там миллиардам божьих тварей досталось всего одно настоящее – одно на всех, да и то второсортное, – и кто успел, тот успел. Или ты в обойме, или на помойке. Копаешься в мусоре и провожаешь взглядом платиновые дирижабли, в закатных лучах скользящие над гладью Эри, Гурона или Сент-Клера в сторону мифического канадского рая.
Джошуа в свои четырнадцать работал больше, чем взрослый. День походил на день – конвейерная штамповка. Шесть-тридцать. Убить будильник. Прийти в себя, проглотить хоть что-то и успеть разобрать почту. Простые запросы сбросить сестре, а закавыки закачать в наладонник. По дороге в школу созвониться с поставщиками и, главное, озадачить Рича спецзаказами.
На большой перемене вместо завтрака можно состряпать несколько ответов. Обычно клиенты разбрасывают запросы сразу на несколько адресов, даже не утруждая себя прятать список в «скрытую копию». Если не ответить до полудня, шансы зацапать заказ падают до нуля.
Шаблоны писем отполированы до буквы. Стиль увеличивает шансы. А по сути – вариантов ответа три. «Есть именно то, что вы ищете», «Заказали вчера, потерпите до завтра» и «Можем предложить кое-что ещё лучше, чем вы хотели» – это когда уже совсем безвыходная ситуация.
Подпись всегда одинаковая – «До скорой встречи! Солнечный Джош». Слова о встрече на многих клиентов действуют магически.
Наоми, тридцатилетнюю безмозглую сестрицу, накрыл очередной приступ беременности – будто в этом мире кому-то нужен ещё один черномазый! Теперь она скорбно сидит в салоне только до прихода Джоша, и ему остаётся всего ничего – в одиночку часов десять, до глубокой ночи. А по воскресеньям ей, видите ли, надо всем выводком переться в церковь, рвать связки и оттаптывать пятки. Пятый племянник подсядет на госпел ещё в утробе. И догадайтесь, кому тем временем дежурить в салоне.
От такого режима можно слететь с катушек, но Джош не в обиде. Эльдорадо – понятие преходящее. Особенно в хай-теке. Поймал волну – плыви. Ещё год, три, пять – и корпорации раздербанят частные лавки, а брейнинг из экзотического новшества превратится в полноценную индустрию. И до этого времени надо успеть заработать – если не на всю оставшуюся жизнь, то хотя бы близко к тому.
То утро началось с неожиданности – тихо сдохла младшая вирусоловка. Не системная, а «спамоедка». Пока Джош искал дистрибутив, во «Входящие» навалило всякого.
«Гороскоп на сегодня, – прочёл он. – Тема дня – правильное решение». В корзину.
«Джош! Спасибо за Таити! А есть сафари или что-то африканское? Желательно женское…» Сестре.
«Здравствуйте! У вас есть спортивные ролики?…» Туда же.
«Сколько вы знаете женских имён на „А“…» В мусор.
«Если ты ещё раз подсунешь мне „мазо“ вместо „садо“, тупая скотина…» Упс. В наладонник. Нет, Наоми просто редкая дура! Придётся извиняться за её ошибку – совсем нехорошо получилось.
«Никто не знает, где скачать „Русские идут“? Только в нормальном качестве…» Это ещё что за хрень? Придётся целиком читать – не поймёшь, о чём и речь. А уже совсем пора бежать.
Рюкзак. Бутерброд, наладонник, ствол, ключи, бабки для Рича, ничего не забыл?
Посмотреть в глазок, у дверей чисто, выключить сигнализацию на пять секунд, «Всем пока!», выйти, захлопнуть дверь.
Здравствуй, Детройт!
Мистер Адамс
– Хотела пожелать удачи! – Директор, мумиеобразная кореянка пенсионного возраста, цепко стиснула его локоть. – Первый урок – как первое свидание! Я уверена, вы им понравитесь!
Коридоры школы ещё пустовали. Преподаватели спешили разойтись по кабинетам.
– Надеюсь. – Адамс осторожно высвободился.
– Провожу вас, – по-своему восприняла его движение та. – Волнуюсь, будто сама иду. Конечно, белых учителей у нас давно не было. Кстати, не вздумайте представляться «учителем». У нас с этим строго, здесь не Нью-Йорк. Много адвокатских детей, быстро привлекут за моральное давление.
Ненатурально улыбнулась – мимическая композиция «Ну, мы-то с вами всё понимаем, вот и не стоит лезть на рожон».
– Также поосторожнее с пристальными взглядами. Нет, я сейчас не про домогательства. Южные мальчики – очень мнительные и скорые в принятии решений. Тем более, вы сразу со старшего класса начинаете. На первое время – минимум диалогов, больше рассказывайте. Будут шуметь – не обращайте внимания. Микрофон вам новый поставили, не фонит, не шуршит. Колесико громкости выведено под стол, сможете прибавить-убавить абсолютно незаметно.
Остановились у дверей его класса.
– Спасибо! – Адамс попытался сразу войти внутрь.
– И загляните ко мне завтра утром! – Директор снова схватила его за рукав. – Поделитесь впечатлениями!
Аксиния
Конечно, такой подставы, как смена школы, она от предков никак не ожидала. После того как отец потерял работу в редакции, ясно было: где предложат место, туда и придётся ехать. Детройт – не Аляска, что уж.
Город поразил Аксинию. Их фургончик – гигантский лось с привязанным на крыше бабушкиным креслом-качалкой вместо рогов – въехал в пустынные кварталы центра. Из-за опущенных ставень, из полутёмных арок – отовсюду по чуть-чуть сочились рваные такты рэг-рэпа. Нет людей на улицах – лишь там и тут мелькнёт закапюшоненная тень, рыкнет мотоцикл, блеснут отсветы невидимых фар. После кипящего Нью-Йорка этот город казался призраком.
Хорошо, если в одном здании из пяти угадывалось присутствие жизни. Свежая побелка, незапылившиеся тарелки антенн, подметенные пятачки перед входами. В одном из таких домов жила тётя Софи, мамина сестра, там же нашёлся и свободный этаж под заселение. «Группироваться» здесь считалось выгодным, безопасным и престижным.
Почти неделю с мамой и бабушкой распаковывали вещи – отец уже на следующий день погрузился в новую работу и выныривал лишь дважды в сутки – за утренним кофе и во время ужина, изливая на домочадцев впечатления.
– Как можно ограничивать писательскую свободу? – Взмах свёрнутой в рулон газетой. – Неужели они думают, что, сидя в отсеке как радист подводной лодки, я напишу больше или лучше, чем дома?
Бабушка невозмутимо покачивалась в кресле, попыхивая сувенирной индейской трубочкой. Мама сочувственно кивала – получалось, в такт креслу.
– И как нам прикажете себя называть? – кричал отец в другой раз. – Великий романист может публиковать по восемь томов в год – ему пишем мы вчетвером! Кто – мы? Литературные афроамериканцы! Чёрная четвёрка! Ах, тсс! Даже слово «чёрный» может быть использовано против вас! Белый, знай свою «миранду»!
Отец болезненно относился ко всем этническим вопросам – отработав без сна и отдыха всю нью-йоркскую Олимпиаду и вернувшись в редакцию героем – шестьдесят репортажей, восемнадцать интервью – одно эксклюзивное! – он обнаружил за своим рабочим столом симпатичного эфиопа из корректорского отдела. Обвинение в пропаганде расизма, позволившее вскоре уволить отца без выходного пособия, сначала казалось глупой шуткой, потом чудовищной провокацией, потом циничной рокировкой.
– Это всё из-за того интервью, – снова и снова повторял отец своей безмолвной аудитории. – Бедняга Смит, он думал, что поделится со мной славой!
Когда встал вопрос о необходимости переезда в Детройт, выбирали между отдельным домиком в относительно тихом пригороде и квартирой рядом с Софи в совсем не спокойном центре. Отец бравировал врождённым интернационализмом:
– Нам не привыкать!
И вот они оказались здесь. Впрочем, им действительно было не привыкать.
День первого похода в школу неумолимо приближался. Срочно требовался «анализ местности».
Кто владеет информацией, владеет миром. Проведя полжизни в сети, Аксиния – ник «Сова» – любила работать с разобщёнными данными. Ей нравилось представлять себя бесшумной ночной птицей, планирующей над едва видимыми цепочками огней.
Она давно уже не тратила на Интернет карманных денег – в маленьком большом мире можно жить и без них. На второй день в Детройте знакомые украинцы скинули ей в знак уважения коды для безымянного коннекта. К концу первой недели – не для славы, а сугубо в бытовых целях – Сова хакнула местный сервер министерства образования. Аккуратно, вежливо, незаметно.
Теперь у неё появились полные досье на всех учеников школы, преподавателей, административный штат вплоть до уборщиц. Предстояло посмотреть, какой след в сети тянется за будущими одноклассниками, узнать о каждом из них всё возможное и организовать самооборону без оружия. Маленьким белым девочкам всегда лучше рассчитывать только на себя.
Оставалась ещё неделя. И этого времени хватило.
Солнечный Джош
Второе по значимости событие того дня – новенький в «клетке». Преподавательскую часть класса – стол, кафедру и доску – здесь называли так же, как и в других школах, хотя металлические выгородки давно уже были сменены на пуленепробиваемый триплекс.
Адамса в «серьёзные перцы» Джош записал не сразу. В первый день они все серьёзные. Прошлого преподавателя угостили свинчаткой по затылку, и месяца три вместо истории шли тренировки по бейсболу.
Новый парень явно знал о педагогике маловато. По крайней мере, ни один из его предшественников не пытался предлагать деньги в обмен на знания. А Адамс с этого и начал.
– Привет, народ! – такими были его первые слова. Некоторые школьники даже прекратили разговоры, чтобы посмотреть на продвинутого препа. – Меня зовут мистер Адамс, и вам придётся так меня называть. Я никого не собираюсь убеждать в том, какой интересный предмет преподаю.
– Так зачем мы здесь сидим? – подал голос Хосе-Койот.
– Вот за этим. – Адамс вынул из внутреннего кармана и плюхнул на стол перед собой толстую пачку десятидолларовых. – Это стимулятор для ваших малотренированных мозгов. Награждаются правильные ответы и – иногда! – правильные вопросы. Первый прозвучал только что. Подойди!
Хосе, помешкав для приличия пару секунд, вразвалочку подошёл к щели для сдачи письменных работ и получил десятку. Класс зашумел.
– Вы сейчас не катаетесь в Швейцарии на горных лыжах. Не смотрите на облака через иллюминатор папиного самолёта. Даже не гуляете с фотоаппаратом по Большому Каньону. Потому что все вы в той или иной степени находитесь в заднице. Ваши родители сидят на пособии. Из таких школ не берут в престижные колледжи. В этом городе уже вряд ли будут делать машины. Если бы ваша семья могла уехать, то уже сделала бы это сотню раз. Кто-то возразит?
Класс молчал.
– Так вот. История – это наука о том, как мы все оказались в заднице. И тем, кто сможет разобраться в этом вопросе, светит шанс найти обратную дорогу. Но не толпой и не строем, а поодиночке. Приступим к лекции?
После уроков старшеклассники обычно застревали у школы – покурить-поболтать. У Джоша было около получаса до встречи с Ричем, и он смотрел, как усевшийся на заборчик Энрике подтягивает струны, касается их тонкими пальцами, пробует на ощупь тревожные и звонкие аккорды. Хосе, уже хорошо попыхтев самокруткой, пристально разглядывал солнечные блики на лезвии своей бритвы. Родриго и Мигель, чуть отвернувшись от остальных, переругивались и делили какие-то деньги. Лейла флегматично отталкивала Мустафу, пытавшегося поцеловать её в шею.
Бронированный преподавательский автобус отъехал от крыльца, натужно кашляя слабеньким спиртовым движком, и скрылся за поворотом. Минут пять спустя с парадного крыльца спустился сутулый человек, одетый в стиле «охота на ведьм» – длинный светлый плащ, низко надвинутая на глаза шляпа. В руке – нелепый портфельчик.
– Он больной, что ли? – Койот аж пропустил затяжку.
– Это кто? – Мигель сунул скрученную вязанку мелких купюр в безразмерный карман и обернулся тоже.
– Наш историк, – сказала Лейла. – Видно, ищет новых историй на свою филейную часть. Или не успел кэш на уроке раздать.
Родриго и Мигель, недоумённо переглянувшись, потянулись за Адамсом. Хосе, чуть подумав, аккуратно потушил папиросу и поспешил следом.
Аксиния
Неожиданностей не было. Ладно скроенный мексиканец – Энрике, клички нет, балуется гитарой и стихами, полицией не привлекался, семейный бизнес – ультразвуковая прачечная около бывшего Уэйнского университета, старший брат отбывает срок за торговлю химией, что там ещё? – с размаху уселся на её парту чуть ли не раньше, чем Аксиния подошла к своему месту в классе.
– Посмотрите, амигос, какая славная белая чикапосетила наш гостеприимный уголок! Наверное, девочка-гринго будет рада подружиться с цветными мальчиками. Ке колор тэ густан мас? [3]3
Какой цвет тебе больше нравится? ( исп.)
[Закрыть]
– Эль верде [4]4
Зелёный ( исп.).
[Закрыть] , —улыбнулась Аксиния.
– Ответ неверный, – констатировал Энрике, слегка разворачиваясь к ней. – Как твоё имя, безумный ангел? Чем увлекаешься? Много ли мама с папой дают на бутерброды? Говори громче, интересно всем!
Тридцать пар глаз будто красными лазерными точками водили по её лицу и телу. Оценивающе, изучающе, провоцируя, раздевая, ожидая её реакции. Можно сделать вид, что ничего не происходит, и через неделю превратиться в белую моль, уподобившись сидящему рядом носом в парту конопатому очкарику. Можно разъяриться и развести свару, но это, по сути, ничего не даст. Наконец, можно выставить парня в глупом виде, откровенно посмеяться над ним – способностей хватит, – но где гарантия, что по дороге домой не получишь бритвой по лицу от случайного прохожего?
Аксиния аккуратно повесила рюкзак на спинку стула. До начала урока оставалось минут пять, стоило поспешить.
– Всё по порядку, – громко сказала она, обращаясь ко всем и ни к кому, как в театральном кружке, – моё имя – Аксиния…
– Что за диковина? – развеселился маленький смешной перуанец с последней парты. Мутный, непредсказуемый, опасный.
– А вы знаете много имён на букву «А»? – теперь уже обводя взглядом класс, Аксиния остановилась на долговязом чёрном антильского типа парне по имени Джош. Тот поймал её взгляд, чуть прищурился и встряхнул головой, словно пытаясь избавиться от наваждения. – Имя русское, так что насчёт «гринго» Энрике погорячился.
– Я вроде бы не говорил тебе, как меня зовут…
– Итак, моё имя Аксиния, а зовут меня «Сова». Можете не представляться, я уже с вами знакома.
Она прошла к перегородке, за которой неторопливо раскладывала ноутбук темнокожая преподавательница математики, и размашисто вывела губной помадой на толстом стекле девятизначный код.
– Кто в курсе, что это такое, могут свериться.
Энрике смотрел на неё, по-прежнему ухмыляясь недобро:
– Так ты ещё и не простая пташка, А-Кси-Ни-Я? Где нахваталась премудростей? Там учили только ковыряться в кодах или чему полезному? Я слышал, хакерши изобретательны в постели – другая логика, другие эмоции…
Теперь Аксиния повернулась лицом к нему и медленно, сопровождая каждый шаг порцией информации, направилась к мексиканцу.
– Видишь ли, чико, —сказала она, делая первый шаг, – если тебе много рассказывали о хакерах, то ты знаешь, что это не те люди, с кем имеет смысл портить отношения. Чокнутые мстительные существа не от мира сего. Ты цепляешь одного из них, а потом в прачечной сбивается режим стирки и даже самые крепкие ткани расползаются на отдельные нити. Ты приходишь домой и находишь в холодильнике закипевшее пиво. А счета за телефон и свет в конце месяца стирают тебя с лица земли.
Теперь она уже стояла в полушаге от Энрике.
– А дружелюбный хакер – такой, которому ты оставляешь шанс следовать своей дорогой. Я родилась и прожила четырнадцать лет в Гарлеме, там любой подтвердит это правило.
Здесь можно было бы добавить о «пользе дружбы» – маленький рекламный ролик о бесплатных билетах на концерты, вскрытых экзаменационных программах, скидочных картах на машинный спирт… Но в Гарлеме её успели научить не прогибаться.
– И мне не хотелось бы с тобой ссориться. Потому что тогда ты не сыграешь мне «Детройтадо», – широко улыбнувшись, Аксиния забила в эту беседу последний гвоздь. Ни один музыкант не устоит, когда просят исполнить его лучшую песню.
– Оставь её, Энрике, – вмешался Джош. – Русская из Гарлема – это, по крайней мере, прикольно. – И, уже обращаясь к Аксинии, не издеваясь, а, скорее, возвращая должок, добавил: – Никуда от них не спрячешься. Всюду русские идут.
И ослепительно осклабился в тридцать два зуба.
Рич «Белее Белого»
«Хантер-Люкс» – турбоводородный двигатель, удлинённая база, сверхлёгкая керамическая броня, динамическое затемнение стёкол, символ неспокойного успеха и агрессивной надёжности – остановился перед ржавым шлагбаумом на въезде в Совсем Цветную. Эта часть Детройта уже давно жила как бы сама по себе, и здесь Рич держал одну из своих лучших точек.
Из-за обрушенной кирпичной стены завода, ставшей форпостом, появилась чёрная фигура стража порядка. Последнего белого полицейского здесь видели лет десять назад. Толстым и хищным стволом новенького «АК – двадцать первого» страж показал, что надо открыть окно.
На переднем сиденье «хантера» застыли, как богомолы, водитель и телохранитель – намибийцы. Даже не шевельнулись, когда страж провёл по их лицам лучом фонарика.
– Привет, ребята, – тем не менее сказал тот. – Привет, Рич! – в заднее окошко, открытое ровно настолько, чтобы стала различима нереальная белизна кожи пассажира. – До сих пор в толк не возьму, как белый смог приручить таких зомби.
Рич усмехнулся:
– Там, где не справится белый, нужен супербелый.
Шутка была старой и известной, но нравилась всем, передавалась как анекдот и, в целом положительно, работала на имидж хозяина брейн-студий восточного побережья.
Страж поднял шлагбаум, машина бесшумно двинулась вперёд, лишь похрустывая стираемой под колёсами в порошок кирпичной крошкой.
Совсем Цветная не имела чёткой границы – в центре города не было ни блокпостов, ни заброшенных баррикад. Салон, куда ехал Рич, стоял как раз на границе «совсем» и «не совсем» цветной зоны.
Безмолвный телохранитель на время превратился в носильщика – тяжеленный металлический кейс оттянул его руку до земли. Лифт-клеть вознёс их на самый верх полузаброшенной многоэтажки. Рядом с кнопкой последнего, тридцатого, этажа была аккуратно приклеена цветная бирочка-указатель: «Брейнинг-салон „Другое Прошлое“».
Мальчишка ждал у себя – как всегда, жизнерадостный и возбуждённый встречей. Ему работа до сих пор казалась романтикой.
Стены салона прятались за бесконечными стеллажами. Флэш-плакаты с рекламой лучших роликов отвлекали взгляд, как виды из окон скорого поезда. Две брейнинг-установки, собранные на основе старых стоматологических кресел, с тяжёлыми колпаками трансмиттеров, придавали салону вид парикмахерской. Беременная негритянка, сестра Джоша, по-утиному прошлёпала к лифту, невнятно поздоровавшись и попрощавшись одновременно. Рич вёл дела только с мальчишкой.
Обычно Белее Белого сам не приезжал – только передавал новые записи с курьером. Но сегодня у них был повод пообщаться лично.
Сначала «махнулись чемоданами». Телохранитель положил на стол и открыл кейс. В пенопластовой противоударной форме ровными рядами лежали бруски тёмного коньячного стекла, каждый размером с сигаретную пачку – брейн-карты с записанными роликами. Заказ клиентов салона.
Такой же кейс уже стоял в собранном виде и у Джоша. Возврат. Давно не продававшиеся записи либо, наоборот, срочно запрошенные другим салоном Рича.
Брейн-бизнес уникален тем, что каждый ролик существует в единственном экземпляре – как восковые валики дограммофонной эры. Никто ещё не научился дублировать аналоговую запись потока памяти. Да будет так, считал Рич. Штучное всегда лучше фабричного.
Чтобы впаять себе в память какой-нибудь раскрученный ролик, клиенты строились в очередь за месяцы. Они щедро оплачивали возможность почувствовать себя в шкуре тех немногих артистов, политиков, звёзд рекламы и прочих «людей на виду», кто согласился отказаться от кусочка своих воспоминаний и сделать его достоянием общественности.
Но основную часть оборота любого салона составляли тематические записи совершенно неизвестных людей. За карманные деньги можно завладеть кусочком воспоминаний чужого человека – разве не здорово? Проскакать на лошади, даже если у тебя нет ног, нырнуть к коралловому великолепию полинезийских атоллов, пригубить эспрессо, сидя в тени Колизея… Сделать или почувствовать что-то, недоступное тебе в этой жизни, потому что твоя жизнь просто этого не предполагает. Примерить на себя то, чего боялся, испробовать запретное, узнать недоступное. В полном спектре чувств, ощущений, эмоций, настроений – но не поглощая чужое, а укладывая его в память на отдельную полочку.
Ричу нравился брейнинг. И как работа, и как философия. Он не брезговал роликами и регулярно впаивал себе то, что казалось достойным внимания. В конце концов, он же не наркодилер, собственный товар нужно пробовать.
Пока Джош расставлял поступившие брейн-карты по стеллажам, а телохранитель проверял возврат, Рич стоял у окна, пытаясь в далёком тумане разглядеть, как за тёмной рыбьей спиной острова Беллайл река превращается в озеро Сент-Клер. В Детройте он чувствовал себя лучше, чем где-либо. Мёртвые улицы, выбитые окна и расписанные заборы – основа постиндустриальной эстетики. Красота умирания и перерождения.
– Теперь расскажи о девчонке, – сказал Рич, видя, что Джош закончил. – Ты ей всё грамотно объяснил? Неожиданностей не будет?
Мальчишка не ответил, давая понять неуместность вопроса.
– Контракт читала? Вопросы есть?
– Да, – ответил Джош. – Нет.
– Она здесь?
Джош кивнул в сторону подсобки.
– Только, пока я её не позвал, Рич… Ты заявку про спорт видел?
У мальчишки был отличный нюх на провокацию – письмо, которое он перекинул перед обедом, выглядело невинно и скучно, запрос как запрос. Только в нём шла речь о Джоне Смите, а с этим именем была связана история странная и незаконченная.
Знаменитый спринтер из Иллинойса – чистокровный ирландец, что делало его дар уникальным в абсолютно «чёрном» виде спорта, – установил новый рекорд мира на стометровке во время недавней нью-йоркской Олимпиады. Обогнав пятерых своих товарищей по команде, хотя до финального забега показывал только седьмое время.
Сообщение о положительном тесте на допинг прозвучало лишь сутки спустя. Смит, как водится, от всего отказывался и даже ссылался на подмену пробирок – якобы стимулятор принял прибежавший вторым Аткинс-«Носорог», тоже показавший лучшее персональное время. Уже лишившись медали и членства в Федерации, Смит продолжал упорствовать. Дал совершенно неполиткорректное интервью в «Нью-Йорк Таймс», где обвинял тренера сборной в желании видеть на пьедестале «американскую чёрную троицу», и всё в том же духе.
И история эта постепенно забылась бы, поросла мхом и уползла в архивы, если бы не…
Если бы не разбился в лаборатории лоток с пробами крови того злополучного забега. Если бы представитель антидопингового комитета, курировавший лёгкую атлетику, не был найден месяцем позже на дне Гудзона. И если бы Джон Смит не пустил себе в голову пулю сорок пятого калибра у ворот Белого Дома.
А потом на брейн-рынке одна за другой стали всплывать записи забегов Смита за два-три последних года. А это означало, что сумасшедший бегун, до того как покончить с собой, стёр из памяти, перенеся на брейн-карты, все лучшие моменты своей жизни. Все, кроме финального олимпийского забега.
В поисках недостающей записи – если таковая вообще существовала – федералы перетряхнули всех брейнеров. С нулевым результатом. И теперь анонимный автор пришедшей заявки совершенно не внушал Ричу доверия.
– Просто не отвечай. Этому парню нам предложить нечего.
– Оʼкей, – мальчишка кивнул. – Вести?
Рич сел в расшатанное кресло, достал сигарету, покрутил в пальцах и спрятал обратно в пачку. Джош открыл нараспашку дверь в соседнюю комнату.
– Познакомься, Рич…
– … Это Лейла.
В комнату вошла симпатичная турчаночка, напряжённая и заранее напуганная.
– Лейла, это Рич. Лучший продюсер брейн-роликов в Америке – по крайней мере, изо всех, кого я знаю.
Девушка улыбнулась. Рич внимательно следил за её мимикой, повадками, движениями. Если у объекта плохая пластика, клиенту передастся ощущение неудобства и неуклюжести, и ролик будет обречён. Брейнеры давно объединили данные о своём «имуществе», и оценка ролика каждым клиентом влияла на его последующие продажи и цену.
Рич знал, что внешность альбиноса, как правило, людей поначалу отпугивает. Он научился преодолевать это за счёт обаяния и остроумия.
– Привет, Лейла! Садись! Джош сказал, что ты хотела бы попробоваться в сюжетных роликах. – Рич считал себя обязанным лично беседовать с каждым, кому предстояло калечить память. – Ты наверняка слышала, как проходит брейнинг. Расскажи мне.
Лейла чуть нахмурилась, будто в школе на уроке:
– Мне нужно будет просто проехать куда-то. Внимательно всё разглядывать, стараться получить удовольствие. Не думать о своих домашних делах. А потом вы сделаете мне брейнинг, и я всё забуду.
– Всё правильно, – сказал Рич. – Цепочки в твоём мозгу, где сохранятся воспоминания о путешествии, разрушатся под воздействием брейнинг-установки, а резонансные волны будут записаны на брейн-карту – аналоговый носитель памяти. Ты не просто забудешь то, что делала, – этих событий вообще не останется в твоей голове.
Лейла согласно кивнула.
– И ещё. Помни, что одна брейн-карта стоит почти полтысячи. За пустую болванку! Только от тебя зависит, насколько яркой и красивой получится запись. Не меньше ста человек должны захотеть взглянуть на мир твоими глазами, почувствовать его твоим телом, запомнить твоими ощущениями. Это минимум, оправдывающий расходы. Чтобы застраховать себя от рисков, мы обязаны сделать пробник. Ты придумала, каким событием своей жизни готова поделиться?
Девушка снова торопливо закивала. Ничего из этого хорошего не получится. Рич встал, слегка потянулся. Он редко ошибался в своих прогнозах. Но всё равно надо пробовать и пробовать. Хороший объект для брейнинга – это камень в основании пирамиды. Турчанка тоже поднялась. Рич улыбнулся:
– Тогда пойдём.
Солнечный Джош
О странной новенькой – «событии номер один» того дня – Джош Ричу не сказал ни слова. Наверное, должен был – девчонка вполне могла покопаться в их переписке, – но что-то помешало.
Аксиния утвердилась в классе за считанные дни. «В темноте я бы принял тебя за цветную», – как-то сказал ей Энрике, и это было комплиментом. Джош и сам видел, что те мелочи, которые всегда мешали белым перестать бояться чёрных, а чёрным – почувствовать себя наравне с белыми, для Аксинии словно бы и не существовали. Она понимала «респект», слушала и знача рэг-рэп, могла поспорить о вудуизме или о стрелковом оружии.
Джош косился на неё украдкой, опасаясь, что его внимание будет замечено. Ему нравилось смотреть, как её невесомые пальцы танцуют над клавиатурой, как спадает на лицо золотистая прядь, как…
Вскоре Аксиния легко и непринуждённо вошла в их небольшую компашку. Зависала вместе со всеми у школы, рылась у Джоша в салоне в поисках интересных и дешёвых роликов, стояла на шухере, когда Мустафа раскрашивал в цвета национального флага случайно заехавшую в квартал полицейскую машину.
Но что-то всё равно шло не так. И касалось это не только Аксинии.
Прежде всего, в классе стало на трёх человек меньше. Ни Хосе-Койота, ни Родриго, ни Мигеля в школе больше не видели, и одни слышали от родственников, что парни, переломанные, лежат в больнице, другие утверждали, что видели всех троих на пароме, перевозящем эмигрантов в Канаду, а третьи ссылались на тюремных дружков и плели совсем уж небылицы с криминальным уклоном. Джош склонялся к мысли, что если даже родители Койота молчат, это значит, что на всех здорово надавили.
И тем внимательнее присматривался к мистеру Адамсу.
А тот как ни в чём не бывало продолжал уроки истории и делал это неплохо. Разбазаривал каждый урок по сто долларов, а то и больше. Никому из школьников не пришло в голову рассказать о нововведении кому-либо из старших.
Впрочем, история Адамса была интересна не этим – он умудрялся каждый раз привязать какие-то древние события к сегодняшнему дню. Если говорили о племенах, заселявших Америку до Колумба, то разбирали их обычаи, традиции и различия. И становилась понятнее возможная причина поножовщины в одной из резерваций на прошлой неделе. Если вспоминали вывоз рабов из Африки, то опять-таки разделяли Африку на зоны и смотрели, что где происходило и какими народами была заселена Америка. У Адамса обнаружился редкий дар рассказчика. Джош, как и все остальные, вроде бы отчётливо понимал, что все эти знания не пригодятся никогда и никому, но снова и снова, как кролик перед питоном, застывал, слушая преподавателя.
Адамс никогда подолгу не останавливал взгляд на ком-либо из учеников, кроме Аксинии. Её он изучал пристально, но исподтишка, также как Джош. Словно ждал чего-то. Она не замечала этого – или делала вид, что не замечает.
Однажды Джош не выдержал и спросил Аксинию напрямую, что мистеру-чёртову-Адамсу от неё нужно. Вместо ответа получил вопрос:
– А почему тебя это беспокоит?
Растерялся только на секунду:
– Потому что… Потому что он похож на маньяка!
– Видел многих? – Её явно забавлял разговор.
– Я-то? – Джош аж задрал подбородок. – Ты забыла, где я работаю?
– Расскажи! – тут же навострила уши Лейла, сама на себя не похожая, с новой причёской, в модном колье и серьгах из искусственно заржавленных пластин, – видимо, работа с Ричем давала положительный результат.
– Правда, расскажи! – подключились Энрике и Мустафа.
– Маньяки, – со значением начал Джош, – бывают трёх типов. Самые простые – помешанные на сексе и физиологии. Впаивают себе бессюжетную лабуду, типа «Натали скачет на ослике» или «Первая ночь Барбары». Вторым подавай экстрим – побольше кровищи, боли и грязи. В основном бывшие рейнджеры, ветераны – воевать уже не берут а агрессия осталась. Такие могут ходить зимой в тапках на босу ногу, а пособие спускать на ролики. Недавно загребли одного мафиози, так он, до того как его взяли, чуть не полмозга себе зачистил. Там тебе и тазики с цементом, и стрельба-пальба, и иглы под ногти, и утюги на спину. А на суде говорит – не помню! Ничего, говорит, не помню, клянусь Мадонной!
Все засмеялись. Лейла наморщила нос:
– Неужели кто-то покупает пытки?
Джош цокнул языком:
– Ты удивишься! И о том, как ты, и о том, как тебя. Но самые жуткие маньяки – это третий тип – наподобие нашего мистера Адамса. Ходят, бродят по салону, прицениваются, а что им надо – непонятно!
