Текст книги "Предчувствие: Антология «шестой волны»"
Автор книги: Андрей Лазарчук
Соавторы: Дмитрий Колодан,Карина Шаинян,Азамат Козаев,Иван Наумов,Николай Желунов,Ирина Бахтина,Дмитрий Захаров,Сергей Ястребов,Юрий Гордиенко,Александр Резов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 44 страниц)
Антон Васильевич Туркул. Обычный клерк из какой-то провинциальной конторы, ушедший добровольцем на ту войну, которую на моей родине до сих пор запрещено называть Гражданской. Участник фантастического «марша в никуда» от Вологды к Белому морю – там он и получил первое офицерское звание. А через четыре весьма насыщенных года, дослужившись до генерала, он принял командование легендарной Дроздовской дивизией. После эвакуации дивизии вместе со всей Северной армией в Шотландию Туркул остался в строю, пытаясь продолжать борьбу из-за границы всеми доступными методами. До сих пор, правда, почти безрезультатно…
Старые эмигранты, почти все как один, не любили Туркула, считая его недалёким человеком и авантюристом. Видимо, они были правы.
Я вдруг понял с ослепительной ясностью: вот именно такие люди, как он, нам и нужны. Ох, как они нужны. И как их не хватает.
Разумеется, только идиот способен плюнуть на всяческую логику и поставить перед собой заведомо невыполнимую задачу. Например, совершить с группой в пятьсот человек тысячекилометровый пеший переход через территорию, занятую противником, при этом не имея впереди вообще никакой конкретной цели. Полагаясь только на везение. Невыполнимая задача, ведь правда?…
Моё желание встретиться с Антоном Васильевичем было настолько жгучим, что я в какой-то момент просто с трудом усидел на стуле.
Всё-таки возникло несколько соображений, которые меня удержали. Во-первых, ехать было физически не на чем. Воспользоваться мотоциклом я не мог – его дали мне только на сегодняшний день: к тому же имеющиеся отметки в документах не позволяли мне слишком удаляться от Сплита, иначе я рисковал быть арестованным как дезертир. Во-вторых, к Туркулу могли уже послать кого-то другого – по крайней мере, я изо всех сил на это надеялся. Ну и в-третьих – а что я, собственно, ему скажу? Ведь никаких полномочий для разговора с ним у меня не было. Выданное мне письмо Молчанова было адресовано персонально Линдбергу, вот ведь в чём дело. Чёрт побери…
Но главное – я должен вернуться, чтобы доложить майору Беляеву обстановку в зоне «Паннония». Я помнил, что основная часть моего задания состоит в этом. И вот тут уже совсем никуда не деться.
Больше всего я опасался, что моё решение отложить поездку к Туркулу кто-нибудь истолкует неправильно. Будто мной двигало рассудочное соображение, что один белогвардейский генерал с отрядом в несколько тысяч сабель ничего не сделает против надвигающейся с востока десятимиллионной сверхсовременной армии.
Ну не думал я так. И если, даст Бог, я всё-таки вернусь в эти края и успею присоединиться к Бригаде либо к туркуловскому отряду – и секунды раздумывать не стану.
Думать сейчас вредно. Может, главная беда моей страны в нынешнем веке как раз в том и была, что в ней развелось слишком много умников…
Ладно. Не будем. Чего я не люблю – так это апокалиптических обобщений. Интеллектуалы раньше любили поболтать о предчувствии конца света. Некоторые, особо одарённые, даже писали на эту тему кое-что. Зря. К чему писать о понятных и неинтересных вещах? Конец света случился в мае тридцать четвёртого года, когда прежний европейский мир – мир стабильных монархий, открытых границ и нарядных армий, годных в основном для парадов, – этот мир рухнул. И продолжает рушиться каждый день, если не каждую минуту.
До сих пор.
Мы вырулили с горного серпантина на прямую дорогу к городу, которая шла по приморскому карнизу. У меня над головой в тёмно-синем небе чётко рисовались экзотические силуэты сосен, над которыми повис узенький бледно-жёлтый завиток луны. Это было справа, а слева было море – просто море, бескрайнее и глухое, как вата, расстелившееся тёмной проблёскивающей гладью, – и там, вдали, что-то светилось. Я присмотрелся: это было не отражение звезды, как я сначала подумал, а огни парохода. Да, он шёл с непогашенными огнями. Чудо из чудес. Неужели нейтрал? Но как его, интересно, сюда занесло?…
Вот и город. Мы проехали по широкой тёмной улице, тянувшейся среди садов, и у первого перекрёстка притормозили.
– Куда вас теперь? – спросил мотоциклист.
– Давай на вокзал, – сказал я. Бронепоезд должен был уйти не раньше трёх часов утра – я пока имел все шансы вернуться с ним обратно. Иначе гарантированы проблемы.
Проблемы… Заспанный унтер-офицер в вокзальной конторе сначала вообще не хотел отвечать на мои вопросы, а потом, после некоторого нажима, сообщил, что «Фафнир» не стоит ни на каком пути, потому что уже ушёл. Час назад.
Я даже не успел выругаться, а ноги уже сами несли меня обратно, на привокзальную площадь, на стоянку машин. Зачем? Искать моего мотоциклиста. Чёрт меня дёрнул раньше времени его отпустить. Хорошо бы он ещё не уехал…
Он не уехал. Он припарковал мотоцикл под самым фонарем и теперь не торопясь копался в моторе, что-то прочищая. На меня он взглянул чуть удивлённо, но и только.
Я извинился и попросил его оказать мне последнюю услугу: отвезти меня в то же место, откуда он днём меня забрал.
– Хорошо, – сказал мотоциклист. – Вы очень торопитесь?
Я покачал головой. Я, конечно, торопился, но мне не хотелось вновь подгонять потратившего на меня весь день человека. И даже не то что было совестно, а просто – незачем.
Что теперь могли решить какие-то пять минут…
…Автостанция, на которой мы затормозили, была почти пуста. Только у самого въезда на неё небрежно приткнулся чёрный «сателлит», около которого дымил папиросой какой-то штаб-офицер. Я отсалютовал ему с трёх шагов.
– Поручик Рославлев? – спросил офицер внезапно.
Мою фамилию он выговорил хотя и с натугой, но правильно поставив ударение, – помнится, именно это меня тогда удивило больше всего.
Я подошёл и представился, одновременно стараясь разглядеть собеседника. Темнота, вероятно, скрывала мелкие черты, но общий образ складывался вполне: подполковник, лет тридцати пяти, с плохо запоминающимся, но чётким и оформившимся лицом… характерный облик – не солдафон, а скорее военный интеллигент – в Империи, где армия никогда не была прибежищем бездарностей, такие не редкость… на груди, тем не менее, знак за Зимнюю кампанию… о, даже за две Зимние кампании!.. и нашивки за ранения… такое не подделаешь: это не информатор ГТП и не тыловая крыса, а боевой офицер, вполне, по-видимому, приличный парень… но чего же он, интересно, от меня хочет?…
– Не удивляйтесь, пожалуйста, – сказал подполковник. – Я сегодня имел беседу с его превосходительством фельдмаршалом, и он назвал мне ваше имя. А моё имя – Виктор фон Браге. Сотрудник штаба группы армий, ныне ликвидированного.
– И чем же я могу вам помочь?
Браге позволил себе улыбнуться.
– Помочь, кажется, могу я вам. Дело в том, что я выезжаю на север – в штаб-квартиру Реншельда. Везу доклад и ожидаю нового назначения. – Показалось мне в темноте или действительно на последних словах промелькнула ироническая усмешка? – Я отправляюсь не позже чем через полчаса. Предлагаю вам поехать вместе.
Я помедлил, прежде чем ответить. Надо же: я приехал на станцию, чтобы искать попутную машину, и – вот, пожалуйста. Не бывает. Слишком повезло. Ох, странный оттенок у такого везения, странный душок… Это был вывод, основанный на чистейшей интуиции, – но я был уверен, что не ошибся. Не так тут всё просто. Прошлогодней авантюрой с военным переворотом тут отдавало, планом «Молния»… Отсиделся фельдмаршал Линдберг, проконсул Балкан, у себя на периферии – вот и не попал под расследование. И очень похоже, что не он один так отсиделся… А, собственно, чего уж теперь-то бояться: если даже и заговорщики, всё равно – так только интереснее…
Я ещё чуть-чуть подумал – и кивнул.
…Итак, ровно через сутки после моего прибытия в Сплит штабной «сателлит» миновал на выезде из этого города последнюю заставу, полным ходом унося меня обратно на север.
Именно сейчас дала себя знать усталость. Ведь все эти сутки я провёл на ногах.
Подполковник фон Браге пока не обращал на меня особого внимания, и я решил, что ничего плохого не случится, если я позволю себе расслабиться. Может быть, даже заснуть.
Чёрта с два – заснуть. Мысли вертелись в голове ураганом, и разветвлялись, и порождали новые мысли; и было совершенно непонятно, что со всей этой оравой мыслей делать…
Сейчас главное – это вернуться, напомнил я себе.
За окна я старался не смотреть, чувствуя, что пейзажей с меня хватит. Слишком эта страна красивая. Просто картинка золотого века – если не вспоминать про то, что здесь происходит с людьми.
Если на время забыть об этом.
Вдоль дороги тянулись телеграфные столбы. Интересно, не на этих ли самых столбах украинцы из вспомогательных гвардейских частей генерала Шютте прошлой зимой вешали заложников?…
А ещё интересно: как ко всем этим делам относится мой нынешний спутник? Ведь если он находился здесь, то не быть в курсе просто не мог.
Занятная штука – психология имперских офицеров… Впрочем, вся их страна – занятная. Там человеческая жизнь, как весь мир, подчинена сетке законов. Причём жители страны в это реально верят. И именно их вера даёт законам настоящую силу. Там ещё пару веков назад простой крестьянин мог подать в суд на короля и выиграть дело. Я не поверил, когда прочитал такое в книге, но, увидев этот народ воочию, – поверил. Так могло быть. Это логично.
Как логично и то, что за эту правильность, за эту подчинённость законам приходилось время от времени платить прорывами чудовищного, невиданного на нашем континенте варварства.
Всё на свете имеет оборотную сторону. Воля равновесия.
Почему? Почему нельзя просто творить добро – без оглядки на тех, кому ты этим сделаешь хуже? Почему нельзя просто испытывать любовь – без примеси ненависти?…
Потому что таковы законы мира. Мира, в котором невозможно правое без левого и свет без тени.
Будь проклят тот, кто сотворил такие законы.
Что ж, воля твоя…
Даже бунтуя против богов, ты всё равно тем самым служишь им. Вот в чём дело. Вот почему Им наплевать – бунтуешь ты или нет.
И вот почему Третья Империя – обречена.
Эти их ублюдочные вожди – они ведь действительно титаны. Точнее – отражения титанов в осколке зеркала…
Кажется, я сейчас впервые осознал, насколько всё-таки безнадёжно дело проклятых адептов Империи. Каждый удар молота, которым они пытаются разрушить старый мир, одновременно служит постройке мира нового – в котором будут править не они, а их противники, смотрящие на вещи зеркально иначе. Служащие Богам сознательно. Империя послужит им инструментом и будет отброшена. От неё не останется даже пепла.
Впрочем, пепел-то на её месте как раз останется…
Раздумывая обо всём этом, я упустил из виду, что фон Браге перестал притворяться рассеянным и уже некоторое время за мной наблюдает. Неужели пытается угадать, о чём я думаю? Ну-ну… Я постарался ответить ему прямым взглядом.
– Скучно? – спросил он.
Я кивнул, сам не поняв, что имею в виду.
– Очень скучно. Скорей бы доехать хоть куда-нибудь…
– Ну, это я вам могу гарантировать, – он усмехнулся. – Доедете.
– И вам того же желаю, – сказал я.
Наступила пауза. Нам явно было что сказать друг другу, но мы оба не решались начать первыми – боясь, видимо, загрузить собеседника тем, что ему не нужно. Или вредно. Бывает ведь вредная для здоровья информация, а вы как думали…
– Вы читали письмо, которое я привёз фельдмаршалу? – спросил я в упор. Такая постановка вопроса заключала в себе некоторый риск, но риск оправданный. Ведь Браге сослался на фельдмаршала, когда заговаривал со мной. Эта ссылка не могла быть сделана по обязанности. Фельдмаршал теперь в отставке, следовательно, он – лицо неофициальное; и если о нём продолжают говорить как о начальнике, то это уж никак не случайность…
– Читал. Сказать честно – вы опоздали. В этих краях положиться уже практически не на кого. Ваш единственный шанс теперь…
– Знаю, – прервал его я. И добавил: – Интересно, в чём теперь вашединственный шанс…
Он неожиданно открыто улыбнулся. И кивнул:
– Нам это тоже интересно…
«Сателлит» нёсся на север ровно, со скоростью примерно семьдесят километров в час. Дорога была практически пустая, так что опасаться столкновений с другими машинами не приходилось.
Скоро уже доедем.
– Странно, – сказал я. – Очень многое хочется спросить…
– Спрашивайте, – сказал Браге.
– Очень многое хочется спросить – но вопросы не формируются. С одной стороны, всё так запутано – непонятно, что и спрашивать… а с другой – карты открыты. И тоже непонятно, что спрашивать. Похоже, что никакой важной информации, которой мы могли бы обменяться, просто не осталось… – Я усмехнулся.
Он тоже усмехнулся – как-то виновато.
– Чёрт знает, за что мы всё ещё воюем… – Он подумал. – Вот за что, например, воюете вы?
Я даже вздрогнул. Этот собеседник умел держать удар. Сразу и прямо задать тот единственный вопрос, на который никто из нас толком не знает ответа…
Шведы, да и не только они, вообще довольно часто задавали вопросы типа: почему мы изменили? Ну как объяснить – почему? Меня ещё не было на свете, когда после московских волнений царь Алексей Павлович, власть которого к тому времени была почти номинальной, отрёкся от престола, и в Ярославле был созван чрезвычайный сейм, провозгласивший Российскую республику. И на первых же выборах в этой республике – на свободных выборах! – победила партия «друзей народа». И всё, с тех пор она у власти. Я при этой власти родился. Помню, в детстве я долго не мог понять: как это человек может взять и поехать из одной страны в другую? Разве можно по своему желанию пересечь границу? Граница, закрытая наглухо, на которой беглецов убивают. Социалистическая философия, возведённая в ранг религии – самой настоящей религии Древнего Востока, с грандиозными каменными и металлическими идолами. Мудрецы много веков ломали головы: можно ли воплотить платоновский «город Солнца»? Да, можно. Но он может существовать только в своей особой реальности, которая не должна смешиваться с остальным миром – так же как масло не смешивается с водой. «Сделаем добро из зла, потому что его больше не из чего сделать». Если нельзя построить государство абсолютной правды – построим для начала государство абсолютной лжи. Очень остроумное решение. Оказалось, что, захватив монополию на всюинформацию, можно управлять сознанием людей как угодно. Можно, например, заставить их убивать друг друга – всех подряд или выборочно, по заранее составленной программе. Можно заставить их друг друга мучить, и не просто мучить, а получать от этого процесса удовольствие. Чтобы сохранить за собой все эти возможности, государство контролирует каждое высказывание и каждую написанную строчку так, как это не снилось не только испанской инквизиции, но даже мэтру Кальвину. И – никаких точек опоры. Ты не то что не знаешь иных мнений, а не можешь даже предположить, что они возможны. Тебе просто не дают это узнать. И в результате – вырастают сто миллионов людей с необратимо искалеченным рассудком…
Концлагерь размером в половину Евразии. Евроазиатский Союз.
И пятиконечная звезда на гербе – символ всех пяти частей света. Обозначение перспективы, так сказать.
Всё это удалось построить за какие-то двадцать лет. И теперь разрушить ЕАС изнутри уже невозможно. Наверное, надо немало пережить и узнать, чтобы принять для себя такую вот вроде бы простенькую идею: есть на свете вещи, которые делаются только грубой силой…
– …Скажу вам так. Я не знаю, за чтоя воюю, – но зато очень хорошо знаю, против чего.И я знаю много людей, которым здесь гораздо легче сдохнуть, чем примириться. Если вас интересуют подробности, то как-нибудь после войны я их вам с удовольствием расскажу. В цветах и красках. А сейчас, с вашего позволения, меня интересуют всё-таки более практические вещи…
Браге ничего не сказал, но всем видом показал, что слушает.
– Какие у нас шансы на Юге?
Тут он ответил не сразу.
– С вашим проектом плана я знаком. Вам помогут… чем могут. Хотя возможностей у нас теперь совсем мало…
Я не стал спрашивать, у кого это – «у нас».
– Дело в том, – продолжал Браге, – что построить единый фронт всё равно невозможно. Так что, собственно… Наша часть плана в основном сводится к аккуратной сдаче. Прекратить оборону рубежей… кроме тех случаев, когда это тактически необходимо. Объявлять города открытыми, не допуская их превращения в «крепости» согласно приказам этого идиота…
Он не назвал «идиота» по имени, но я был уверен, что это замечание он допустил намеренно: чтобы промаркировать уровень разговора. Он предлагал максимальную, не зависящую ни от каких формальных условий откровенность. И призывал меня к тому же.
Откровенность… За откровенность – спасибо. Значит, нам сочувствуют, но на военную помощь нам рассчитывать нечего.
– …А ваша часть плана… Если вы хотите обороняться – то, вероятно, вам действительно следует заключать союз с Бонавентурой и уходить в горы. Лучше поздно, чем никогда. Мы не будем мешать, а чем сможем – поможем.
– Господин подполковник, – сказал я. – Когда мы приедем на место – вы берётесь побеседовать на ту же самую тему не со мной, а с моим командованием?
– Вы считаете, что это имеет смысл?
Практического – никакого, согласился я мысленно. Когда же вы наконец поймёте…
– Да. Я считаю, что имеет.
Он ничего больше не спросил, а я не стал торопить его. В конце концов, он ведь сам пошёл на контакт. До финиша у нас ещё будет время, чтобы обо всём договориться.
Когда надо – я умею быть очень настойчивым.
Вот ведь как интересно. Похоже, что моя беседа с фельдмаршалом всё-таки не прошла даром. Хотя сразу он мне этого и не показал, но… Так что тут мне, пожалуй, можно поставить пятёрку. Другое дело, что в имеющей место ситуации наши действия – любые действия – сами по себе бесполезны…
Ладно. Будем считать, что последнее неважно.
Почему-то именно после этого вывода я наконец смог расслабиться. Чего, в самом деле, волноваться. Съездил. Задание выполнил. Теперь вот возвращаюсь – причём с комфортом, что особо приятно…
Я даже заснул.
– Подъезжаем…
Браге сказал это тихо, как бы про себя, – но я проснулся сразу. Хотя вообще-то я сплю отнюдь не чутко.
Я огляделся и встряхнул головой, пытаясь окончательно понять, где я нахожусь. Потом надел фуражку.
Да, мы подъезжали. Гор больше не было – только холмы на горизонте. И вообще, эти места я уже узнавал.
По мере нашего продвижения к северу погода начала портиться. Сейчас небо опять было почти всё затянуто белой пеленой, и шёл мелкий дождик.
Кроме того, здесь было довольно холодно. А если ещё учесть, что три последние ночи я провёл почти без сна, – неудивительно, что чашка горячего кофе встала перед моими глазами, как вожделенное видение.
Ничего, подбодрил я себя. Скоро доберёмся и до кофе.
Мы уже были на окраине города. Вот замелькали первые двухэтажные дома. Вот знакомый железнодорожный мост, под которым мы сейчас проедем. Вот остаток крепостной стены с двумя маленькими сторожевыми башенками… Потом мы свернули на боковую улицу, соединявшую Старый город с лабиринтом здешних жилых кварталов, – и сразу за этим поворотом нас перехватили. От припаркованного к тротуару легкового «бофорса» отделился человек и сделал жест рукой: к обочине.
Мы затормозили. Браге сразу щёлкнул замком дверцы и вышел из машины прямо под дождь, а за ним, слегка помедлив, вышел я. С надеждой на то, что событие меня не затронет, следовало распрощаться. Стоявший на мостовой человек поприветствовал нас салютом – нам пришлось ответить. Кажется, это сбило заготовленную у Браге реплику, и человек заговорил первым.
– Извините, господин подполковник. В наши планы не входило вас беспокоить. Господин поручик, – он повернулся ко мне, – хочу попросить вас проехать со мной. Это недалеко и ненадолго.
– Кто вы? – спросил я, вдруг почувствовав очень противную сухость во рту.
– Моя фамилия Кроль. Франц Кроль.
Он чуть-чуть кивнул, обозначая поклон. Молодой человек, примерно мой ровесник, в тёмном пальто и чёрной с опущенными полями шляпе. Он всё время говорил очень вежливо, и уголки его губ были растянуты в лёгкую, едва намеченную улыбку.
Мотор «бофорса» работал, а на его номере рядом с цифрами виднелся знак: сдвоенные молнии. Две объединённые солнечные руны – эмблема Гвардии.
Кроль спокойно разглядывал нас.
– Вы не волнуйтесь так, – посоветовал он. – Вы отнюдь не арестованы.
– Объясните, в чём дело, – подал наконец голос Браге.
– Да я и сам не знаю, – сказал Кроль. – Знаю только, что это срочно… Так что не будем терять время.
Он распахнул передо мной дверцу автомобиля.
Я покосился на Браге – Кроль явно перехватил мой взгляд, и я разозлился на себя. Что подполковник может сделать? Что мы все можем сделать? Потребовать у Кроля документы? Ну, покажет он мне своё удостоверение – и что дальше? Можно подумать, мы приняли его за другого. За бандита, прикидывающегося полицейским. Ах, как это было бы здорово, если бы он оказался всего-навсего бандитом… Не глядя больше по сторонам, я влез в салон «бофорса». Кроме меня, здесь был ещё только водитель. Неужели они настолько нас не боятся? Мы ведь тоже вооружены…
Кроль захлопнул за мной дверцу, обошёл машину и сел впереди.
«Бофорс» тронулся.
