355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Черкасов » Человек находит себя (первое издание) » Текст книги (страница 2)
Человек находит себя (первое издание)
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 19:52

Текст книги "Человек находит себя (первое издание)"


Автор книги: Андрей Черкасов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Вот мы и договорились! – В глазах Токарева промелькнул решительный огонек. – В таком случае и мне вы помощник плохой! – повысил он голос.

– Не кричите на меня, – спокойно произнес Гречаник, – Я сижу ночами, чтобы подготовить переход на другую мебель, разве это не помощь?

– О чем спор? – неожиданно раздался возглас из дверей.

В кабинет быстрой походкой вошел секретарь партийной организации фабрики Мирон Кондратьевич Ярцев, худощавый и очень подвижной человек с высоким лбом и непослушными волосами, тронутыми на висках сединой. В руках его была газета. По выражению лица главного инженера, по сведенным бровям директора парторг быстро оценил обстановку.

– Все шумим? – спросил он.

– Есть из-за чего, – хмуро ответил Токарев.

– Ну и прибыло что-то в результате шума?

– Пока ничего. – Токарев опустился в кресло.

– Зря, значит, шумели, – сказал Ярцев. Он сел на диван и развернул газету. – Одним словом, хорошо, что вы оба здесь. Статью, конечно, читали? Так вот, товарищи коммунисты, завтра созываю партийное собрание с вашим докладом, Александр Степанович, о мерах по улучшению качества.

– Доклада я делать не смогу, – возразил Гречаник, – Высказывать в докладе чужие убеждения?.. Зачем это? А высказывание моих собственных только затянет полемику. Кроме того, мне кажется, вы тоже придерживаетесь позиции директора, так ведь?

– Александр Степанович, дорогой! Я придерживаюсь позиции совершенно ясной: нельзя продавать трудящимся дрянь! А мы с вами делаем это!

– Я сделаю доклад, товарищ парторг, – решительно сказал Токарев. – Главный инженер может выступить, это его право, но, полагаю, завтра у нас должен быть принципиальный и откровенный разговор.

Гречаник ушел. Черный жучок залетел в окно и, ударившись с разгону о матовый абажур настольной лампы, упал на стол и долго, беспомощно барахтался на скользком стекле. Токарев смахнул жучка газетой и задумчиво проговорил:

– Скажи мне, Мирон, по совести, как ты лично смотришь на все это?

– Как смотрю я? Сегодня у меня был разговор кое с кем из коммунистов. Большинство считает, что начато правильно, но сделано не все. Чтобы мастера справлялись, нужен рабочий общественный контроль, контроль со стороны тех, кто своими руками создает вещи. Вот об этом завтра и будем говорить. Ты сейчас куда, Михаил?

– На фабрику зайду. А ты?

– Я тоже, пошли!

6

В станочном цехе кончала работу вечерняя смена, На второй линии у фрезерных станков столпились рабочие. Сменный мастер Шпульников, коренастый и вечно небритый человек, отчитывал кого-то.

Токарев и Ярцев подошли. Им дали дорогу.

На стеллаже у станка сидел молодой широкоротый парень с удивительно плоским лицом и заплывшим левым глазом. Поодаль, отвернувшись лицом к стене, стоял другой – рослый, крепкого телосложения, с подстриженным ежиком волосами.

– Я тебе, Новиков, говорю, – с нудной назидательностью тянул мастер Шпульников, – еще раз говорю, вот… должен был мне заявить, а кулаки в ход пускать это тебе не трудколония, понял? Вот… Не с блатным народом дело имеешь, вот…

Тот, кого называли Новиковым, вдруг круто повернулся и сжал кулаки. Черные, немного раскосые глаза его горели гневом и ненавистью. Он сделал шаг вперед. Стоявшие поблизости посторонились. Шпульников переступил с ноги на ногу и попятился.

– Что здесь происходит? – строго спросил Токарев.

– Нюрка Боков «норму перевыполнил!» – раздался чей-то тоненький девичий голосок. Послышался смех. Все посмотрели на парня, сидевшего на стеллаже. Вперед выступила пожилая женщина в халате и серой косынке.

– Разделить их, товарищ директор, надо, в разных сменах пущай работают, – сказала она, показывая сначала на Новикова, потом на Бокова. – Мы давно Костылеву говорим, а он внимания не обращает. Этот вон, тоже… недаром Нюркой прозвали. Харя бабья, а повадки как у хомяка. У Новикова у Ильи две сотни без малого ножек стульных от фрезера к своему стеллажу переволок. На браке прогорел, так чужим горбом наверстать думал. А тот Аника-воин тоже самовольно разделывается, ишь разукрасил как: кулачище-то словно утюг.

– Уберите вы от меня этих двух, Михаил Сергеевич, – взмолился Шпульников, – только вот и делаю, что дрязги ихние разбираю.

Токарев подошел к Бокову. Тот отвернулся, прикрывая рукою подбитый глаз.

– Ну-ка, поднимитесь, Боков, – строго сказал директор.

Боков неохотно повиновался, все еще закрывая глаз рукой.

– Объясните, за что это Новиков вас ударил?..

– Известно, хулиганская привычка, – не поднимая головы, пробубнил Боков, – все время лезет ко мне из зависти… А я-то виноват, что больше его зарабатываю?

– Но вы же украли у Новикова детали!

– Не крал я, а свое взял.

– Позвольте, Михаил Сергеевич, я все разъясню, – вмешался Шпульников. – Заваруха эта у них еще вчера началась, вот… Боков по первому копиру фрезеровал и напортил сотни две, вот… А Новиков порченые откидал от своего фрезера, не стал пропускать. Мне не сказал ничего, сам распорядился, тоже мне хозяин!.. Вот… Я только недавно про это узнал. Ну само собой у Бокова заработок за вчерашнюю смену слетел. Он и потащил от Новикова сегодня, благо оба по одному копиру фрезеруют, вот…

– Значит, Боков считает, что взял свое? – Токарев сделал ударение на последнем слове.

– Натурально, – буркнул в ответ Нюрка.

– А ну покажите свою работу. – Токарев подошел к стеллажу, на котором были сложены березовые ножки стула, осмотрел несколько штук. Обработаны они были неряшливо, наспех.

В это время Ярцев перебирал такие же ножки у фрезера Новикова. Подал несколько штук директору:

– Сравни, Михаил Сергеевич!

Детали, обработанные Новиковым, были гладкие, без малейшего изъяна. Директор подозвал Шпульникова и Бокова:

– Скажите-ка, товарищ мастер, и вы, Боков, есть разница?

Боков искоса глядел на детали и молчал. Шпульников стал объяснять:

– У них ведь и в выполнении разница, Михаил Сергеевич, Новикову больше семисот за смену нипочем не сделать, а Боков до девятисот прогоняет.

– А норма какая? – спросил Токарев.

– Шестьсот двадцать.

– Вот видите! Значит, перевыполняют оба, только Новиков обрабатывает, а Боков прогоняет, ясно вам?! Так вот, пишите обо всей этой истории докладную и завтра перед сменой зайдите ко мне вместе с Новиковым и Боковым. – А ты, Новиков, запомни: руки не распускать! А то, знаешь, что за это полагается? Последний раз предупреждаю.

Токарев хотел идти, но вдруг вспомнил что-то:

– Да, а кто в этих ножках будет гнезда высверливать?

– Я, – отозвалась пожилая работница в серой косынке.

– Подойдите сюда, пожалуйста, и скажите, какие из этих вы возьмете в обработку, а какие отбросите?

– Как это? – не поняла женщина. – Если не поколоты и без сучков, все возьму.

– Все? А ведь боковские-то не годятся. Выходит, вы их тоже будете прогонять, а? Вот хоть эти… – директор подал работнице две ножки.

Покраснев, женщина растерянно молчала.

– А зачем бракеров отменили? – раздался тоненький голосок. Вперед выдвинулась маленькая круглолицая девушка с озорными глазами. – Мастер-то не поспевает разбраковывать, ну мы и берем, не спрашиваем!

– А вы-то сами? совесть ваша? разве не подскажет, что отбросить надо? – спросил ее Токарев.

– Пф-ф! – фыркнула девушка. – Что я, дура, что ли? Мне заработать надо! – и на всякий случай скрылась за чьей-то спиной.

– Как ваша фамилия? – отыскивая ее глазами, спросил директор. Но девушка промолчала. За нее ответила пожилая женщина:

– Козырькова ее фамилия, Нюрой звать. На шипорезе работает… А я, товарищ директор, вот что сказать хочу: совесть-то нам подскажет, это без сомнения, да мы еще мебельщики-то без году неделя. Кабы знать, что годится, что нет…

Токарев спросил, как фамилия женщины. Она ответила: «Федотова я».

– Хорошо. Спасибо за честный ответ, товарищ Федотова.

Из цеха директор и парторг пошли через лесобиржу. Посредине ее проходил железнодорожный путь. Он вел через западные ворота к лесозаводской ветке, протянувшейся на десяток километров и соединявшей Ольховский лесопильный завод с Северной горой. За веткой, отделенная стеною высоких елей и пихт, протекала Елонь. Туда и направились Ярцев с Токаревым.

Путь был знакомый. Не раз хаживали они этой дорогой после того, как совсем неожиданно встретились здесь – закадычные друзья школьных лет и старые институтские товарищи – Мишка Токарев и Миронка Ярцев. Радостный был тот день. А поскольку на работе за множеством дел успели переброситься лишь несколькими короткими фразами, вечером они уединились на берегу Елони. Долго бродили по береговым кручам, спускались к воде, сидели на старой коряге в густом ракитничке. В теплой воде дробилось розовое закатное небо, где-то на том берегу кричали коростели…

Вспоминали всё – от первой драки в школе до последней встречи в сорок четвертом, когда Ярцев, раненый, ехал в санитарном поезде на Урал, а Токарев после выздоровления возвращался в свою часть на Белорусский фронт. Встреча была короткой. Дороги, скрестившиеся на несколько минут, вновь разбежались на целых одиннадцать лет.

Ярцев приехал в Северную гору в мае 1955 года, на месяц раньше Токарева. Недавно он перевез из Новогорска семью – жену и троих сыновей – «боевой комплект», как любовно называл он мальчишек, старшему из которых шел десятый год.

Токарев жил один в небольшом флигеле возле конторы. Жена с восьмилетней дочкой осталась пока в Москве. Дома он бывал редко, приходил с фабрики только поздно ночью. Утром задолго до гудка его уже видели в цехах. Работе отдавал он все свое время, а если к вечеру особенно сильно начинала гудеть голова, уходил на берег Елони, всякий раз уводя с собою и Ярцева, с которым любил поговорить о фабричных делах или вспомнить далекие годы давней дружбы и беззаботной мальчишеской жизни в любимом городе на берегу старого Волхова.

Ярцев от этих прогулок никогда не отказывался, хотя и ворчал шутливо на своего друга, что тот не дает ему покоя, таскает за собой по ночам черт знает куда.

Вот и сейчас… Они остановились на высоком берегу, Ярцев тронул Токарева за плечо:

– Ну вот, опять с разговорами к реке приволок, товарищ директор!

– Я тебя насильно вроде не тащил, – невозмутимо ответил Токарев. – Хочешь – обратно пойдем.

– Черта с два! сам знаешь, что отсюда не скоро меня утащишь. Эх! Скорей бы ты, старый бобыль, семью сюда вез, а то брожу тут с тобой по ночам, как неприкаянный. Опять Лиза на меня ворчать будет…

Токарев не ответил. Ярцев легонько толкнул его и сказал:

– Смотри, красота какая!

Над Елонью клубился и медленно плыл вдоль русла голубоватый туман. Он скрадывал очертания заросшего кустарником берега, который казался совсем черным. Внизу слышалось осторожное, как будто сонное журчание воды.

Перехватываясь за кусты и тонкие стволы низкорослых осинок, друзья спустились к самой воде. Здесь было тепло и сыро. Токарев закурил трубку. Красноватый отсвет скользнул по его лицу.

– Скажи, Мирон, какое у тебя впечатление от Гречаника? – спросил он, присаживаясь на большую корягу.

– Что это ты сегодня о нем заговорил?

– Так… Ты скажи.

– Ну… опытный инженер. Труженик, привык не считаться со временем.

– Добавь: не в меру упрямый и однобокий.

– То есть как это однобокий?

– Очень просто. Уперся в свою нейтральную систему контроля и никаких чертей! А я вот походил сегодня по фабрике, посмотрел и вижу, что поступил совершенно правильно насчет контроля. Надо бы, чтобы и он не был в стороне. Ему-то здесь больше всех дела!

– Не бойся, не усидит в стороне.

– Да, – усмехнулся Токарев, – вот посмотришь, «преподнесет» он завтра на партсобрании…

– Не будем гадать, Михаил. Во всяком случае, сообща как-нибудь разберемся…

Наступило молчание. Потом Токарев выколотил трубку и поднялся.

– Хорошо здесь, – задумчиво произнес он. – Кабы не ждали тебя дома, честное слово, до утра не ушел бы.

– Ну утром-то тебя отсюда, пожалуй, и трактором не утянуть. Нигде я не видел таких рассветов, как здесь, над Елонью.

– А я всё новгородские вспоминаю… над Волховом, помнишь… Ну ладно, пошли! Дождусь же я, наверно, когда-нибудь от твоей жены выговора с предупреждением.

Ярцев рассмеялся. Они медленно поднялись наверх и пошли к фабрике.

ГЛАВА ВТОРАЯ
1

Перед Токаревым лежали Танины документы: путевка, диплом, экзаменационный лист.

Таня ждала, сидя в кресле перед его столом, и волновалась. Куда-то поставят?!

А Токарев задумался о чем-то и, по-видимому, не торопился с ответом. Наконец, он вернул документы и медленно проговорил:

– Значит, будем работать. Ну, и на какой бы участок вы хотели?

– Туда, где не слишком легко, – просто ответила Таня.

– Но и не слишком трудно? – с едва заметной улыбкой спросил Токарев.

– Если мне доверят самый трудный, я буду благодарна.

– Нам нужна не благодарность, а работа, товарищ Озерцова.

– Я понимаю…

Директор некоторое время думал, потом нажал кнопку звонка.

– Попросите главного инженера, – сказал он появившейся в дверях секретарше.

На лице Токарева застыло недовольство. В самом деле, фабрике нужны опытные инженерные кадры, а министерство посылает девчонок, едва успевших окончить институт. И это называется практической помощью!

Вошел Гречаник и сухо поздоровался с Таней.

– Вот, знакомьтесь, Александр Степанович, – сказал Токарев, – инженер Озерцова. Куда ставить будем?

– Мне бы хотелось в цех, – робко попросила Таня.

– А в самом деле, Александр Степанович, если сменным мастером в станочный, а? Костылева надо разгружать…

Гречаник молча пожал плечами. По его лицу Токарев понял, что главный инженер в душе не соглашается с ним. Не дождавшись ответа, директор обратился к Тане:

– Вы просите не очень легкую работу. Там, в станочном, будет трудно. – Подумав, он добавил: – И даже очень трудно. Видите ли, с качеством обработки у нас плохо, а отвечает за это качество сам мастер, никаких бракеров у нас теперь нет. И спрос, надо сказать, будет строгий. Так вот…

Глаза Тани просияли. Тихо, но твердо она проговорила:

– Я буду стараться, товарищ Токарев, пусть только вначале мне помогут.

– Это будет сделано.

Токарев вызвал начальника станочного цеха Костылева. Это был человек высокого роста, с узким угловатым лицом и тонким прямым ртом. Его маленькие, широко посаженные глаза произвели на Таню неприятное впечатление. Чего только в них не было: и любезность, и настороженность, и холодное безразличие.

Токарев велел пообстоятельнее ознакомить Таню с производством и помочь на первых порах. Костылей понимающе наклонил голову. Его маленькие темные усики чуть заметно дернулись.

Когда Таня ушла с ним, Гречаник сказал:

– Я и тут не согласен с вами, Михаил Сергеевич.

– Да? – Токарев приподнял брови.

– Вы не жалеете девушку. Сразу в цех, в такие условия! Я бы на вашем месте…

– Чертежницей назначили бы? – перебивая, спросил Токарев.

– Во всяком случае, дал бы осмотреться вначале.

– Если бы я не жалел молодого инженера, я сделал бы то же самое: месяца на два-три поручил бы какую-нибудь архиспокойную работенку: пусть присматривается. Нет! Солдат проверяется в бою. И мне нужно знать, кого нам прислали, понимаете?

– Вот увидите, она не справится.

– Вы же, помнится, говорили мне, что Костылев опытный, знающий работник. Так вот, пусть он и поможет.

2

Костылев повел Таню по фабрике. Он подробно рассказывал о работе разных цехов. И все время лицо его не покидало выражение любезной предупредительности и готовности ответить на любой вопрос. И в движениях, и в уверенном тоне его угадывалось самодовольство. В его пространных объяснениях Таня не нуждалась, однако из вежливости терпеливо выслушивала их.

В станочном цехе – просторном, светлом помещении – Таню приятно поразило обилие нового оборудования. Здесь она увидела даже станки, каких не было на московской фабрике.

В проходе между станками двое слесарей собирали электромотор. Уступая Тане дорогу, черноволосый красивый паренек с цыганскими глазами нечаянно задел ее замасленным рукавом комбинезона. Он извинился, обнажая в улыбке ровные белые зубы:

– Просим прощения… – На минуту оставив работу, он смотрел вслед удалявшейся девушке, потом восхищенно проговорил: – Ананас!..

– Да не про вас, – в тон ему сказал товарищ и спросил:

– А ты, Васька, признайся, кроме редьки-то, фрукты видывал?

– Фрукт вроде редьки для слесаря Федьки, – не растерявшись, залпом продекламировал Васька и довольно рассмеялся.

Таня прошла за Костылевым в фанеровочный цех, посредине которого возвышался корпус нового гидравлического пресса.

– Этот участок не ваш будет, – сказал Костылев, – здесь отдельный мастер. Вам только за последующую обработку отвечать. Обрежете, отфрезеруете на станках и на промежуточный склад, вот так…

В дверях к Костылеву подошла пожилая работница из вечерней смены:

– Николай Иванович, – сказала она, – мне бы вас ненадолго.

– Ну что у тебя, Федотова? – поморщился Костылев.

– Переведите меня в первую смену… ребенок заболел… всю ночь не спала сегодня… – Женщина всхлипнула и утерла ладонью глаза.

– Никаких переводов! – отрезал Костылев. – У меня не детский сад.

– Так я же не из-за себя, Николай Иванович. Иначе-то мне безвыходно. Днем соседка с мальчонкой побудет, а вечером-то кто останется? Денька бы натри мне…

– Я сказал, и конец! Пойдемте дальше, товарищ Озерцова.

Женщина расплакалась. Таня, нахмурившись, сказала:

– Неужели нельзя помочь ей?

– Да вы не беспокойтесь, это так, – каприз, – махнул рукой Костылев, – людей у меня больше сотни, все равно на каждого не уноровишь… – И Костылев повел Таню дальше. И чем дольше она ходила с ним, тем все больше обращала внимание на то, что с рабочими он говорит резко и с оттенком высокомерия, в то время как с нею предупредителен и вежлив. И ей было неприятно, что придется работать в его подчинении. Разговаривая с Таней, Костылев как бы между прочим обмолвился несколькими словами и о себе. На фабрике он работает с первого дня ее пуска. Дел ему всегда по горло. Вот и сейчас он совмещает две должности: начальника цеха и сменного мастера, и вроде бы успевает неплохо.

– Во всяком случае, на мою смену никто из начальства не обижается, впереди идем, вот так… – похвалился он и добавил: – Так что можете не беспокоиться, трудно вам не будет. Ну, а в случае чего, где подзаест, поможем по мере сил, сколько вот здесь хватит, – и постучал себя пальцем по лбу.

Закончив обход, Костылев посоветовал Тане еще побродить по цехам, поближе познакомиться с фабрикой.

– Вон туда, в гарнитурный загляните, – сказал он, показывая на дверь в соседний цех, – а я пойду, дела!

Таня вошла. То, что она увидела здесь, поразило ее. Два почти законченных спальных гарнитура ласкали глаз причудливым рисунком ореха и карельской березы, зеркальным блеском полировки. Пахло политурой, лампадным маслом и дорогим деревом. В цехе работало несколько «старичков».

– Вам, друг-товаришш, кого? – спросил Таню сутулый старик с очень подвижными глазками, глубоко спрятанными в покрасневших веках.

– На работу вашу посмотреть зашла, – ответила Таня.

– А что рядом-то не смотрите? – старик показал на дверь. – Аль не глянется? Хе-хе! Там у нас для рядовых лепят, ну а мы для начальства…

Глазки старика вдруг стали колючими и забегали еще быстрее, словно изнутри кто-то дергал их за ниточку.

– Что, внучка, работой любуемся? – спросил Таню другой столяр. И обращаясь к старику с бегающими глазками, сказал: – Ты бы, Ярыгин, взял да по цеху девушку провел, со всеми бы познакомил. А ты только и знаешь, что шипишь, как пила в кренёвой доске… Посмотрите, посмотрите на художество наше, – снова обратился он к Тане.

Новый собеседник был постарше Ярыгина. У него было доброе простое лицо со светлыми, глубоко запавшими глазами и совсем белой реденькой бородкой, которую он то и дело подергивал пальцами.

Таня подошла поближе к ореховому гарнитуру и долго стояла возле, как очарованная, хотя и не впервые видела такое.

– Не хотите ли купить гарнитурчик? – спросил старый столяр, улыбаясь и подергивая бородку.

– Не отказалась бы, только…

– Чего там! Не стесняйтесь, – подбодрил старик. – Тыщонок двенадцать свободных найдется?

– Это столько стоит! – ужаснулась Таня. – У нас на московской фабрике…

Три рубля семь гривен такие игрушки? – посмеиваясь, прищурился собеседник. – Нет уж, милая, все равно басням не поверю. Чуть получше да почище – тут тебе и тыщи! Так-то вот. Я худого не скажу, только мы, мебельщики, за последнее время вовсе совесть потеряли… Вы работать к нам или так, наездом?

– Работать…

Вернувшись в станочный цех, Таня долго еще присматривалась к работе. Шесть лет провела она на московской фабрике, и добрых пять из них прошли возле станков. Таню тянуло к ним. Возле них она чувствовала себя как в родной стихии.

Таня заметила: многие работают небрежно, не интересуясь тем, что у них получается. «Неужели это у них принимают? – подумала Таня. – Ведь здесь добрая треть – брак».

Позже, подходя к приотворенной двери с надписью: «Промежуточный склад», она услышала знакомый голос Костылева.

– Ерунда! Всё придется пропустить, Сысоев, – говорил он тоном, не допускающим возражения. – Иначе у сборщиков срыв, вот так.

– Да ты сам посмотри, можно или нет пускать, – отвечал тот, кого назвали Сысоевым. – Любченко-то я такие же обратно вернул, чего ж ради от тебя-то принимать буду?

– Да ладно, подумаешь, большое дело! – продолжал наседать Костылев. – Принимай. Пойми, сборщики остановятся. Конец месяца… неужели план заваливать?!

– Беда просто с вами! – с досадой произнес Сысоев. – Не принять – план сорвешь, примешь – фабрика дрянь выпустит… Башка кругом идет!

Таня вошла в склад.

– Вот, кстати, познакомьтесь, – обращаясь к ней, сказал Костылев. – Я вам не успел показать, здесь у нас полуфабрикат хранится. А это вот контролер – приемщик Сысоев. Работать будете – детали сдавать ему придется, вот так.

Костылев ушел. Таня назвала себя, протянула Сысоеву руку:

– Будем знакомы.

Светлые глаза Сысоева, да и само лицо чем-то напоминали Тане лицо старого столяра, недавно в шутку предлагавшего ей купить гарнитур. На вид Сысоеву было лет сорок. Халат его и надвинутая на лоб кепка были обильно припудрены древесной пылью.

Сысоев показал Тане свои владения. В несколько рядов стояли здесь трехъярусные стеллажи. На полках аккуратными стопками лежали мебельные детали: бруски, стульные ножки, оклеенные фанерой стенки шкафов и буфетов…

Сысоев рассказал Тане о новом порядке контроля, который ввел Токарев.

– Только все равно браку не убавилось, – закончил разговор приемщик, – валят и валят, разбираться не поспеваешь. До чего дошло, в газете про нас пишут. Не читали? Могу познакомить. – Достав с полки газету, он протянул ее Тане.

– Беда, – заключил он, когда девушка вернула ему газету. – Вот посмотрите, вам полезно, ежели собираетесь мастером работать у нас.

Он повел Таню в конец помещения и толчком отворил невысокую дверь. Всё за ней было завалено испорченными деталями, которые покрылись уже толстым слоем древесной пыли.

– Это всё брак?! – воскликнула Таня.

– Стопроцентный, – ответил Сысоев, – списывать надо. А сколько добра погублено! Лесоводы по сосенке в землю, ровно цветы, сажают, как ребятишек берегут, а мы? Э, да что там говорить!

«Да, трудно будет, ой как трудно! – думала Таня, возвращаясь в этот день с фабрики, – Даже подумать страшно!»

3

Алексей выключил карусельный фрезер за полчаса до вечернего гудка: пневматические прижимы продолжали отказывать. Давление все время колебалось. На половине прохода фреза выбрасывала бруски. Они со свистом летели на середину цеха. Один едва не задел Костылева, на беду проходившего мимо как раз в эту минуту.

– А экспериментики-то придется прекратить, Соловьев, – с язвительной улыбочкой процедил Костылев, – а то как бы вовсе не пришлось запретить тебе станок включать.

Запретишь, и только! – буркнул Алексей, не оборачиваясь. – Другой помог бы давно, а ты только ходишь да каркаешь. Видно, толку в тебе ни на что, кроме запрета, нет.

– Поговори у меня! – меняя тон, резко сказал Костылев и добавил, уходя из цеха: – Я под твою машинку быстренько технику безопасности подведу, вот так!

– В чем дело, не понимаю, – озадаченно произнес Алексей, совсем не обращая внимания на Костылева. – Неужели золотник барахлит? – Он осмотрел выброшенные из-под прижимов бруски и задумался.

Подумать в самом деле было над чем. С тех пор как Алексей стал к карусельному фрезеру, его не оставляла мысль заменить ручное включение прижимов автоматическим. Ручное утомляет даже на малых скоростях. Попробуй успеть, особенно на коротких деталях, и освободить, и уложить новую и включить прижим! Алексей подсчитал: станок даст в полтора, даже в два раза больше. Да, за это стоило бороться!..

Возвращаясь со смены, он наспех ужинал, а то и вовсе ничего не ел, и принимался рисовать на чем попало, порою на полях газеты, детали переключателя. Иной раз просиживал до утра с гудящей, ничего не соображающей головой, в которой вое перепутывалось. Тревожный сон его прерывался фабричным гудком. Алексей шел на фабрику, включал станок, но работал почти механически. А перед глазами неотвязно стояла запутанная, неясная и до нестерпимой боли желанная идея.

Наконец, удачно решив конструкцию распределительного золотника, Алексей сделал деревянную модель и принес ее главному инженеру. Гречаник назвал идею интересной, сказал, что всё нужно проверить расчетом, по-настоящему конструктивно разработать, но сам практически помочь не смог. Не было времени.

Помог главный механик фабрики Александр Иванович Горн. Он разрешил Алексею в неурочное время пользоваться станками ремонтно-механического цеха, подсказал несколько конструктивных изменений. Алексей принялся за работу. Сутками не выходил из «механички», являлся домой за полночь и снова уходил с рассветом.

Дежурный слесарь Вася Трефелов, черноволосый паренек с цыганскими глазами, которого товарищи прозвали «стихоплетом» за его страсть к рифмованной речи, помогал Алексею изо всех сил: идея друга увлекла его.

Наконец, автомат был готов. Гречаник разрешил испытание.

Смонтировали автомат на фрезере Алексея как раз в тот вечер, когда Токарев ездил в Ольховку. Несчастья начались сразу же: автомат сбрасывал давление, бруски вылетали из-под прижимов.

«Неужели придется переделывать? – с горечью думал Алексей. – Да это бы черт с ним! Хуже другое – никак не поймешь, в чем дело!»

А посоветоваться было не с кем. Гречаник был вечно занят, Горн уехал.

Но если бы только этим кончались неприятности Алексея! В столе у главного инженера хранилось предложение Алексея создать небольшую полуавтоматическую линию для обработки деталей стула. Вставить в эту линию карусельный станок было невозможно без автоматического переключателя прижимов. А теперь? Теперь всё рушилось…

Стиснув в руке гаечный ключ, Алексей начал снимать со станка свою «хитрую машинку», как он мысленно окрестил ее.

– Алеш, ты что это? – спросил Вася Трефелов, под ходя к станку.

– Что! Видишь, снимаю свою гармонь к чертовой бабушке, – угрюмо произнес Алексей. – Мозги мне окаянная закрутила!

– Чего с ней?

– Давление сбрасывает. Детали фрезой как из миномета швыряет. В Костылева едва не угодил…

– Тогда верно, дрянь машинка, – вздохнул Вася, – добрая бы обязательно по самому абажуру ему треснула. Может, в сальниках сосет, а? Ты не проверял?

– Там всё плотно. Другое здесь… Эх! Вадька, Васька, плохо, брат, дураком быть! Руки вот, кажется, всё могут, а башка, как лапоть!

– Ничего себе лапоть! – глубокомысленно произнес Вася, – я бы за такой лапоток свою башку без раздумья отдал, да еще с придачей.

Вася облокотился на стол фрезера, помолчал, потом спросил:

– А ты, Алеш, видал, дивчина днем по цеху с Костылевым ходила? – Он вытер руки о комбинезон и загадочно прищурил правый глаз.

– Ну видал, а что? – ответил Алексей, собирая отвернутые гайки. – Ты чего, познакомиться хочешь?

– Познакомиться! Смеешься? Это ж корреспондент из Москвы!..

– Дурак ты, Васяга, вот что, – спокойно ответил Алексей, снимая головку автомата.

– Как это? – не понял Вася.

– Очень просто, самый обыкновенный дурак!

– Постой, мне ведь Федор сказал.

– Ну, значит, два вас дурака. Задержи втулку, укатится…

Вася задержал втулку и, передавая ее Алексею, спросил:

– Кто ж она, по-твоему?

– Инженер; работать у нас будет.

Трефелов протяжно и звонко свистнул:

– Вот это зря, – разочарованно проговорил он, – вовсе это не девчоночье дело – инженерия. Тоже вроде Валентины Светловой, наверно, сперва попыжится, потом поревет, а там, глядишь, в контору или в библиотеку заберется… Да-а… А я-то думал, верно – корреспондент.

Алексей внезапно задумался, глядя куда-то в сторону. Потом, подняв корпус освобожденного автомата, сунул его в руки Трефелову:

– На, держи. Отнесешь в механичку. Утром я пораньше приду – займусь. А сейчас до партсобрания дело одно надо успеть сделать… Постой! – удержал он собиравшегося уходить Васю. – Гайки захвати.

Алексей собрал гайки и другие мелкие детали автомата, рассовал их по карманам Васиного комбинезона.

– Смотри, не растеряй только, ясен вопрос?

– А сам-то куда? – поинтересовался Вася.

– В библиотеку, – коротко ответил Алексей, направляясь к двери.

4

«Только бы достать!» – думал Алексей, шагая к маленькому домику, в котором помещалась фабричная библиотека.

Название книги он помнил: «Пневматические приборы и инструменты». Мельком видел он ее весной, когда заходил за свежими журналами. Запомнился и цвет обложки, и рисунок на ней, и формат – всё, кроме фамилии автора.

– И как я, пустая голова, раньше про нее не вспомнил! – вслух упрекал себя Алексей. – Только бы найти!

В библиотеке было только двое посетителей. Близорукий чертежник из технического отдела, низко склонясь над столом, рассматривал свежий номер «Крокодила». У барьера сосредоточенно рылся в каталоге парнишка лет шестнадцати в форменной фуражке ремесленного училища – Саша Лебедь.

Библиотекарша, «бывший инженер» Валя Светлова, голубоглазая девушка с русыми вьющимися волосами, перебирала на полке книги. Когда вошел Алексей, она обернулась. Глаза ее засветились радостью, которая сразу погасла, уступив место растерянности. Волнуясь, Валя нервно перебирала пальцами листы только что взятой книги.

– Привет, Валя, – просто сказал Алексей и, подойдя к барьеру, протянул руку.

– Здравствуйте, Алеша, – тихо ответила Валя.

Алексей пожал ее холодную дрожащую руку и, оглядывая стопку книг на столе, спросил:

– Валя, помнишь, я в апреле, кажется, заходил… Книга здесь так же вот на столе лежала? Рисунок еще во всю обложку. «Пневматические приборы и инструменты» называется… Она у тебя далеко?

– А кто автор, Алеша?

– Вот в том-то и дело, что не знаю. Только мне она вот как нужна! – Алексей провел по горлу указательным пальцем. – У нее еще корешок такой… сероватый.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю