Текст книги "Точка (СИ)"

Автор книги: Андрей Кокоулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– Ах, во-от… – Берштайн, не договорив, нажал кнопку вклинившегося своим писком в разговор коммутатора. – Да, что там?

– К вам поднимаются мать с дочкой, – сказала Труди. – Но девочке, кажется, нехорошо.

– Понял.

Берштайн поднялся.

– Лем, давай, готовь биопак. Я встречу.

Глава 3

Он вышел на лестницу, исказился в изгибе стекла и пропал. Искин повращал правую руку, разгоняя кровь и выстраивая из юнитов новую спираль. Позавтракали, мальчики? Теперь за работу. Нам дали сто марок.

Искин успел вновь протереть ложе и обработать дезинфицирующим гелем иглы и ладони прежде, чем в помещение ввалился Берштайн с девочкой лет пятнадцати, повисшей у него на плече. Мать девочки с подобранной сумочкой и беретиком, слетевшим с головы дочери, маячила за его спиной. На одуловатом лице женщины в испуге кривился рот.

– Здесь, кажется, все серьезно, – прохрипел Берштайн, укладывая пациентку под «Сюрпейн».

Девчонка была длинноногая, нескладная, прорезиненный плащик на ней был коротковат. Искин поймал себя на том, что в ней есть какое-то трудноуловимое сходство со Стеф. Или у всех пятнадцатилетних так?

– Давай.

Они вместе подтянули девчонку к изголовью. Она была уже без сознания. Голова, украшенная высветленными волосами, болталась на тонкой шее. Губы сухие. Глаза вяло двигаются под веками. Ага, заметил Искин, на шее – ребристый бугорок, такой тронешь пальцем, тут же уходит под кожу. Неужто и здесь вторая стадия с намеком на третью?

Мать девчонки встала рядом.

– Вы в бахилах? – спросил ее Берштайн, заглядывая на ноги.

– Да-да, я в бахилах, – мелко закивала женщина. – Что с ней?

– Как зовут девочку? – обернулся Искин, ощупывая безвольную руку с тонкими, музыкальными пальцами.

Ногти на пальцах были выкрашены в черный цвет.

– Паулина.

– Прекрасно.

Берштайн посадил Паулину и снял с нее плащик.

– Держите, – он передал плащик матери и взялся расстегивать на девочке кофту.

– Что… – женщина задохнулась от возмущения, глаза ее вытаращились. – Что вы делаете? Вы в своем уме?

Она схватила Берштайна за запястье. Тот оскалился.

– Мы будем вашу девочку лечить! – прошипел он, стряхивая чужие пальцы. – А биопак в одежде не работает!

Кофточка присоединилась к плащику.

Далее Берштайн взялся за обнаружившийся под кофтой полосатый топик. Женщина следила за его движениями с таким выражением, будто на ее глазах совершалось святотатство. Щеки ее побагровели, когда из-под топика выглянула слабо развитая женская грудь.

– Я…

– Вон! – крикнул на нее Берштайн. Из-за порывистых движений он стал всколочен и страшен. – Посидите на лавке в коридоре.

Топик он кинул женщине чуть ли не в лицо.

– Но вы…

– Вон! – проорал Берштайн.

– У вашей дочки третья стадия, – сказал Искин, приподнимая девочке веко. Был виден один белок. – Самое начало.

– Третья стадия чего? – произнесла женщина.

– Юнит-заражения.

– Ю…

Женщину качнуло. Она побледнела и, наверное, упала бы в обморок, если бы Берштайн не подхватил ее за талию.

– Сюда, сюда, – он довольно грубо выпроводил ее за стеклянную дверь и усадил на лавку в узком коридорчике. – Здесь будет видно.

– Но откуда она… – прошептала женщина, подняв на доктора глаза.

– Вам лучше знать, – отрезал Берштайн.

Он вернулся в досмотровую. Искин вытягивал из отделений «Сюрпейна» витые шнуры магнитных ловушек.

– Хочешь сразу дать импульс? – спросил Берштайн.

– Девочка уже без сознания. Протянем, и, возможно, юнитов без тонкого вмешательства будет уже не вытянуть. Счет на минуты.

– Это если наше чудо не забарахлит.

– Посмотрим.

Искин обернулся. Женщина сидела на лавке за стеклом, стиснув, прижав к животу одежду дочери. Берштайн сдвинул к стене биопак, прошел к щитку с выключателями. Несколько щелчков – и «Сюрпейн» замигал подсветкой по круглому, выступающему изголовью.

– Как там? – спросил от щитка Берштайн.

Искин, присев, посмотрел на матовое окошко с тусклыми цифрами.

– Тест идет, сорок процентов, сорок два, – сказал он.

Берштайн закрыл щиток, но остался там, пока «Сюрпейн», загудев, не вспыхнул светом над ложем и не раскрыл тонкие, серебристые створки.

– Семьдесят пять, – сказал Искин.

Он выцепил из боковины панель на кронштейне, поднял ее повыше, под левую руку, легко пробежал пальцами по верньерам, регулируя параметры. «Сюрпейн» изменил тональность. Берштайн, встав у девочки с другой стороны, выбрал из ниши шлем с белыми кружками датчиков и электродов.

– Сканирование опустим? – спросил он у Искина.

– Лучше не рисковать, – ответил Искин. – Еще заглючит.

Берштайн кивнул и посмотрел на девочку.

– Она, кстати, местная, – сказал он, одевая шлем на обесцвеченные волосы. – Как тебе такая новость?

– Может, выезжала в Фольдланд?

– На экскурсию? – Берштайн усмехнулся, затягивая ремешки у девчонки под подбородком. – Думаешь, это практикуют? Проверь.

Искин бросил взгляд на панель.

– Да, сигнал четкий.

Он стукнул по клавише на панели пальцем. Сверху, сквозь створки, выдвинулись блестящие иглы магнитонного излучателя.

– Ты направляй там, – сказал Берштайн.

– У всех колоний – стандартный алгоритм, – сказал Искин. – По крайней мере, не менялся до смерти Кинбауэра. Сердце, легкие, продолговатый мозг и мостики перехвата сигналов центральной нервной системы. Думаю, этот же алгоритм остался и в дальнейшем, в Киле не стали бы менять работающую модель.

– Тем более, если не имели понятия о том, как делать следующую.

– Именно.

– Все равно вслепую, – вздохнул Берштайн.

– Я дам половинную мощность на лобные доли, – сказал Искин.

– Будь любезен.

– Разумеется, – Искин отступил, выходя из-под поля действия «Сюрпейна» – Три… два… разряд.

«Сюрпейн» мигнул.

Запахло озоном. Раздались клацающие звуки. Крошек в Искине слегка оглушило, во всяком случае, он на несколько мгновений почувствовал, как куда-то отрывается и плывет голова. Впрочем, тише, тише, папочка в порядке.

На теле девочки завибрировали электромагнитные ловушки, похожие на продолговатых пиявок. На панели обозначилось число извлеченных юнитов. Триста семьдесят четыре. Не много. Колонии, собственно, начинаются от пятисот.

Тут же заработал сканер, формируя над пациенткой полноразмерную схему. Казалось, будто энергетический двойник прорисовывается над ложем, разделенный на золотистые сектора. За стеклом приглушенно вскрикнула женщина.

– Что она там? – спросил, поворачивая схему, Берштайн.

Вглядываясь в рисунок, он движением колесика увеличил грудную клетку. Искин скосил глаза.

– Ничего, сидит, – сказал он.

– И пусть сидит, – кивнул Берштайн. – Смотри.

Он показал на мерцающие точки, облепившие на схеме трахею, шейные позвонки и сердце.

– Надо увеличивать разряд, – сказал Искин. – Это третья стадия. Без мощного разряда колонии уже не распадутся.

– Может, точечно?

– Я не знаю.

– У «Сюрпейна» есть тонкая калибровка.

– Ага-ага. Только в ней как раз было дело, когда нам пришлось вызывать техников.

Берштайн поморщился.

– Ты можешь взять это на себя?

– Знаешь, – сказал Искин, потирая правое плечо, – девчонку лучше определить в один из карантинных центров. Там оборудование не в пример лучше.

– За ней и так приедут.

– Уже?

– Ну, на третью стадию выезжают быстро.

Искин отсоединил разъемы, выложил ловушки на тумбу и взял из ящичка ниже пустые емкости. Снова защелкнул разъемы на шнурах.

– Тогда я предлагаю почистить легкие, сердце и трассы, а остальное оставить санслужбе, – сказал он. – Мы не сможем вывести девчонку из комы.

– Ты уверен?

– С амнезией и прочими поражения мозга – да, сможем. Но нормальной, вменяемой – нет.

– Что ж, я понял, – кивнул Берштайн. – Тогда я намечу участки, а ты попробуй нацелить излучатели.

– Голову не трогаем?

– Нет.

– Хорошо.

Искин налепил новые ловушки. Одну в подвздошье, одну – у сердца, и две – у ключиц. Девчонка никак не отреагировала. Дыхание ее было слабым.

С наведением пришлось повозиться. Оно у «Сюрпейна» присутствовало для «галочки». Дать импульс выжигающей мощности он был готов всегда. Но в аккуратных и хирургически точных, точечных операциях предсказуемо плыл. Для таких работ вообще мало какой аппарат годился. Разве что «Эскаль-Бюро» или профессиональный комплекс вроде «Сименс-Тиг суперМагнито 036». Только где их взять?

Минут десять Искин упорно совмещал на командной панели магнитонные области излучателей и участки на схеме. Добивался совпадения, фиксировал, укрупнял, выключал лишнее, корректировал. Берштайн безмолвно наблюдал. Мать девочки встала и смотрела, стоя. Ладонь ее упиралась в стекло.

– Готово.

Искин облизнул губы и удивился, что они соленые от пота. Совершенно не понятно было, как так можно вспотеть. Точки наведения подрагивали на коже девочки, будто живые пятнышки, собравшиеся у домиков-ловушек.

– Даю импульс.

«Сюрпейн» снова мигнул.

В изголовье ложа опасно заскрежетало, Берштайн ощерился – звук выводил его из себя. Запах озона стал гуще. Зашипел стравливаемый воздух. Точки наведения погасли. Искин, отступивший подальше, не почувствовал ничего. Но ловушки исправно замигали, собирая урожай колонистов. Общий счетчик сначала перевалил за пять сотен, потом подобрался к тысяче, замер на девятьсот семидесяти трех.

– Дьявол, – сказал Берштайн, посмотрев на цифры.

– Вот и я думаю, откуда? – сказал Искин.

Он принялся отсоединять разъемы, пока «Сюрпейн» обновлял схему.

Запиликал коммутатор. Не успел подойти к нему Берштайн, как в помещение с лестницы поднялись четыре человека в темно-зеленой санитарной форме и двое в гражданских костюмах. Санитары вкатили носилки.

– Мы должны изъять девушку.

Мужчина в костюме развернул, предъявляя, ордер. Он был где-то одного возраста с Искиным, носил усы и баки, вид имел равнодушно-усталый. Его жест с ордером был рутинным, многократно повторенным движением.

– Вы оперативно, – сказал Берштайн, отжимая клавишу на коммутаторе.

– Куда? – вскрикнула мать девочки. – Куда вы ее забираете?

Санитар и второй гражданский преградили ей путь.

– В стационар. В карантинный центр.

– А мое согласие? – спросила женщина, почему-то глядя на Искина. – Паулина – несовершеннолетняя. Вы должны спросить моего согласия.

– Это – третья стадия, – с сожалением произнес мужчина в костюме. – Мы имеем право, руководствуясь здоровьем пациента, принимать все необходимые меры без разрешения родителей или опекунов.

– Но я…

– Вы можете поехать с нами.

– Могу?

– Я вас провожу. У нас небольшой микроавтобус.

Мужчина повел женщину из досмотровой. Топик из ее рук выпал, и он, присев, его поднял. Паулину переложили на носилки, закрепили эластичными ремнями и повезли. Лица санитаров ничего не выражали.

– Попрошу сдать ловушки, – сказал мужчина, предъявивший ордер.

Оставшийся с ним санитар раскрыл принесенный с собой чемоданчик.

– Под опись, – сказал Берштайн.

– Разумеется, – последовал кивок.

Берштайн сел за стол, достал чистый лист бумаги и вооружился ручкой.

– Сколько их? – спросил он у Искина.

– Четыре.

– Замечательно.

С минуту Берштайн писал, сводя брови и двигая губой. Санитар и мужчина в костюме переминались с ноги на ногу.

– Можно было и по виссеру, – сказал мужчина. – Я бы заверил…

– Заверите, – кивнул Берштайн. Он тряхнул листком и зачитал: – У отделения «Альтшауэр-клиник», Декстра-гассе, три, изъято четыре электромагнитных ловушки от комплекса магнитонной терапии «Сюрпейн». Изъятие совершил… мне необходимо вписать.

Он поднял взгляд.

– Санитарный инспектор Бозен, – представился мужчина в костюме. – Николас Бозен, номер три-семь-двенадцать.

Берштайн снова заводил ручкой.

– Ну вот, – сказал он спустя несколько секунд, – теперь можете заверить.

Инспектор расписался, потом, подышав на извлеченный из кармана пиджака оттиск, приложил его к подписи.

– Устроит?

Берштайн повернул лист к себе.

– Да.

– Мы можем получить?

– Лем, будь добр, – обратился к Искину Берштайн.

Санитар раскрыл чемоданчик. Искин сложил в него ловушки от второго прогона.

– Четыре.

– Все, – сказал санитар.

– Благодарю за сотрудничество, – сказал инспектор Бозен.

Он пожал руки Берштайну и Искину.

– Простите, – остановил его в дверях Искин, – раньше ловушки не изымали. Что-то изменилось?

Инспектор почесал красноватую кожу щеки.

– Мы исследуем юнит-колонии, – сказал он неохотно. – Есть обстоятельства.

– Какие?

– Иди, Юрген, – отослал застывшего на лестнице санитара инспектор. – Я приеду позже. И скажи Майнриху, чтобы девчонку сразу поместили в отдельный бокс.

– Хорошо, господин инспектор.

Санитар исчез внизу.

Инспектор Бозен вернулся в досмотровую и несколько секунд, словно прикидывая, какую часть правды говорить, занимался леденцом в обертке – развернул желтый фантик, аккуратно, двумя пальцами взял конфету, повертел ее так и сяк.

– Хотите? – предложил Искину.

– Извините, – отказался тот, – это плохо для пищеварения.

– Плохо? – удивился Бозен и с сомнением посмотрел на леденец. – Хорошо, – замотав конфету обратно в фантик, он опустил ее в недра пиджака. – Вы знаете, что неделю назад ограбили отделение сберегательного банка на Линден-штросс?

– Что-то слышал, – кивнул Берштайн.

– Я – нет, – сказал Искин.

– А две недели назад пострадало ювелирное ателье «Хоппер и Меншольц». На Равензее. Были разбиты витрины и вынесено бижутерии на несколько сотен марок.

Искин поставил инспектору стул, сам притащил из угла небольшую банкетку.

– Есть связь? – спросил он, усаживаясь.

– Определенно, – кивнул Бозен. Он качнулся на стуле, видимо, выдерживая драматическую паузу. – Грабители действовали группами.

– Две группы грабителей?

– Четыре, – сказал Бозен. – Четыре группы по пять человек. Еще были взломаны кассы на автовокзале и разгромлено кафе на Фюнтен-плас.

Берштайн помял нижнюю губу.

– Замечательно. Причем здесь мы и причем здесь санитарная служба?

– Те грабители, что были пойманы, в основном, молодые юноши и девушки, все они были инфицированы. Собственно, это выяснилось случайно.

– Какая стадия? – спросил Искин.

– Четвертая. Полный контроль.

Берштайн стукнул указательным пальцем в столешницу.

– Здесь, в городе?

– Это пока ни широко, ни узко не афишируется, – сказал Бозен, – и я говорю это вам лишь для того, чтобы вы своевременно информировали нас, если в вашу клинику вдруг обратятся с любыми признаками юнит-заражения.

– На четвертой стадии уже не обратятся, – сказал Искин.

– Я знаю. Но ограбления и разгром кафе, как мы считаем, произошли именно под юнит-контролем. Поэтому любая стадия, любой зараженный помогут нам выявить, кто и с какой целью производит данные манипуляции.

– Разве не Фольдланд?

– Фольдланд уже полгода, как свернул свои юнит-программы, – сказал Бозен. – Международные наблюдатели, приглашенные в Киле, это подтвердили. Там остались одни корпуса. Шмиц-Эрхаузен законсервирован. Через месяц планируется подписание совместной декларации.

Искин потер лицо ладонями.

– Погодите, технология была только у Фольдланда. Кажется, ни в Европе, ни за океаном существенных успехов в юнит-индустрии достигнуто не было. Вроде максимум, что было заявлено институтом микроники Шлезвига где-то год назад, это то, что их программируемый юнит стал размером с ладонь.

Бозен сухо улыбнулся.

– Со смертью Кинбауэра успехов не было и у Фольдланда. Хотя там, как водится, предпочитали это скрывать.

– Тогда я не понимаю, – сказал Искин. – Зараженные – местные?

– В какой-то части. Большинство являются беженцами, прибыли к нам от полугода до трех лет назад.

– Значит, Штерншайссер водит всех за нос! Скорее всего, юниты просто были недавно активированы.

– Возможно, это сейчас выясняют, – Бозен поднялся. – Я должен идти.

Он еще раз пожал руки Искину и Берштайну.

– Да, – он выложил визитку, – вот номер моего виссера.

Искин проводил его за стеклянную дверь.

– Извините, – сказал он уже на лестнице, – а что вы делаете с юнитами, извлеченными из ловушек? У вас есть оборудование для исследований?

– М-м-м… – замялся Бозен. – Скажем так, пока мы их только складируем. С такими технологиями мало кто знаком. Передовой край. Периодически мы отсылаем материалы в научные центры. Но сейчас, думаю, любая информация будет очень востребована, поэтому и за этих юнитов тоже возьмутся. Сейчас несколько стран открыли финансирование, разрабатываются особые микроскопы. С другой стороны, они ведь не испортятся, пока лежат, не правда ли?

– Я слышал о магнитонном сопряжении…

– Вы – специалист? – остро спросил инспектор.

– Нет, – сказал Искин, – но я работаю с магнитонными аппаратами…

– До свидания, – сказал Бозен.

Он спустился в холл и быстрым шагом покинул клинику. Искин вернулся в досмотровую.

– Знаешь, что мы упустили? – сразу спросил его Берштайн.

– Что?

– Мать Паулины нам так и не заплатила. – Лицо у Берштайна сделалось скорбным. – Представь, мы возились с ее дочерью, наверное, около часа, извлекли две, и то и три колонии юнитов, дважды прогнали через «Сюрпейн», а он одного электричества жрет на пол-марки за сеанс, и где благодарность?

Искин пожал плечами.

– Знаешь, что я думаю? – сказал Иосиф. – Деньги все-таки надо брать вперед.

Искин выключил панель и сложил ее обратно под ложе, еще хранящее отпечаток тела девушки. Схема погасла. Иглы пульсаторов с едва слышным жужжанием принялись втягиваться в серебристую глазницу.

– Мы все на сегодня? – спросил Искин, обесточивая биопак у стены.

– Сейчас узнаю, – Берштайн нажал кнопку коммутатора. – Труди, у нас есть еще пациенты по записи?

– На вечер записана госпожа Ингрид Эгерсон, – ответил голосок секретарши. – Она будет после шести.

– И все?

– Да, господин Берштайн.

– А что у нее?

– Магнитонная терапия по рекомендации доктора Меера.

– А, понял, – Берштайн поднял голову. – С этим я разберусь сам, – сказал он Искину. – Спасибо, Труди. Вы можете взять перерыв.

Он отключился.

– Ты веришь в магнитонную терапию? – спросил Искин.

Берштайн пожал плечами.

– Многие люди верят. Это популярно. Как искусственный загар. Потом – лечат же ультразвуком. Ультрафиолетом. Здесь то же самое. Какой-то оздоровительный эффект наверняка есть.

– Неисследованный.

Искин достал из ящичка тумбы две спрятанные ловушки.

– Ага, – улыбнулся Берштайн, – я-то гадал, почему ты записываешь четыре ловушки, когда их было шесть.

– Эти я, с твоего разрешения, возьму с собой, – сказал Искин, упаковывая ловушки в пленку.

– Куда? Домой?

– В подпольную лабораторию.

Берштайн удивленно поднял брови.

– У тебя и такая есть?

– Есть многое на свете, друг Иосиф, что и не снилось меншлихе-фабрик.

Берштайн хмыкнул.

– Но ловушки ты вернешь?

– Послезавтра, – сказал Искин. – Завтра у меня продление пособия на карту беженца. Это, насколько я убедился в прошлом году, процедура не быстрая. Анкета, собеседование, сверка по базам данных.

– Слушай, серьезно – у тебя есть лаборатория?

– Нет, у меня есть выход на институт микробиологии в Замплине. Они для меня посмотрят юнитов хотя бы на номер серии.

– И зачем тебе это надо?

Искин спрятал обмотанные пленкой ловушки в портфель.

– Это не первая девчонка, у которой я диагностировал заражение в последние двадцать четыре часа.

– Ага, – сказал Берштайн.

Взгляд его стал внимательным.

– Рано утром я проводил сеанс в общежитии, – сказал Искин. – Там была вторая стадия. И вместе с рассказом Бозена это не может не настораживать. У Аннет, кстати, тоже было несколько юнитов.

Берштайн изменился в лице.

– Те не сказал мне…

– Они были мертвые, застряли в трахее. Важно, что в городе, похоже, кто-то отрабатывает технологию юнит-заражения.

– Это может быть только Фольдланд, – прошептал Берштайн и откинулся в кресле. – Думаешь, они хотят оттяпать еще одну область?

В его глазах промелькнул страх. Защелкнув портфель, Искин качнул головой.

– И поэтому грабят ювелирные ателье? По-моему, глупо.

– Почему нет?

– Имея глобальную цель, станешь ли ты заниматься банальными налетами? Тем более, что это разные группы юнитов, Иосиф. Орднунг-юниты и саботаж-юниты.

– А в чем разница?

Искин вздохнул.

– В программах.

– Погоди, но саботаж и ограбление – это разные вещи.

– Разницы как раз нет. Указывается предмет, время, начальная и конечная точки работы программы. Необходима просто настройка.

– Возможно, – сказал Берштайн. – Ты больше моего знаешь. Ты же, кажется, имел дело с этим в Фольдланде? Но, прости, разве это не выглядит подозрительным? Допуск наблюдателей в Киле и юниты здесь?

– Я подумаю, – сказал Искин.

– Подумай, подумай, – Берштайн поднялся. – Про деньги не забудь.

Он показал на нагрудный карман.

– Да, хорошо. До послезавтра.

Искин спустился по лестнице в холл.

– Труди, – обратился он к секретарше, которая сидела за стойкой, уткнувшись в газетный кроссворд, – у вас есть мелкая монета?

– А сколько вам нужно? – спросила Труди, поднимая глаза.

– Мне бы разменять десять марок.

– Ой, найду!

Труди достала сумочку и установила ее на стол. Щелкнула застежка, разъехалась молния, открывая внутренние отделения. Искин слегка отстранился, избегая смотреть в недра чужой вещи. Любопытно, конечно, но все равно, что в чужую жизнь заглядывать. Нет, он предпочел просто глазеть на Труди.

Ей было к тридцати. У нее были черные волосы, сколотые заколками. С правой стороны топорщился венчик. На левом виске серебрился тонкий узорчатый диск – Искин так и не понял, украшение это илирисунок. Крохотные морщинки, легкиетени под глазами, закушенная в поисковом раже губа. Крыло носа было проколото, в нем сверкал прозрачный камешек. Африканская мода.

Почему-то Искин поневоле начал сравнивать Труди сначала со Стеф, потом с Аннет. Обеим она проигрывала.

– Вот.

Секретарша выложила на стойку монеты в пять и две марки. Затем к ним присоединились еще четыре монеты – по двадцать пять грошей.

– Восемь марок, – сказал Искин.

– Да-да, я знаю.

Труди выдвинула ящик стола. Мелькнули зеркальце, расческа, какая-то книжка мелкого формата с золотистым крестом на темной обложке. Такие распространял тот же «Спасающий Христос».

– Сейчас.

Она мимолетно улыбнулась Искину. Коричневые монетки в один, пять и десять грошей добавились к предыдущим.

– Этого хватит, – сказал Искин, достав из кармана халата купюру. – Это вам, Труди.

Секретарша растеряно взяла банкноту.

– Но у меня, похоже, не набирается адекватной суммы. Погодите, я посмотрю в пальто.

– Не стоит, – жестом остановил ее движение Искин. Зажав портфель между колен, он сгреб мелочь в ладонь. – Я же должен вам марку за кофе, не так ли? А остальное будет авансом. За следующую чашку.

– Тоже сверхсладкого? – улыбнулась Труди.

– Непременно!

– Спасибо.

Искин кивнул.

В коридоре он переоделся, запихнув халат в пластиковую корзину, а бахилы – в урну. Вспомнив, достал из халата деньги. Теперь следовало где-нибудь пообедать. И лучше всего подошло бы какое-нибудь тихое место. Лем чувствовал необходимость серьезно обдумать новости от Бозена. Значит, никаких навязчивых официантов и толкотни.

– Труди, – он снова вышел в холл, подворачивая ворот на куртке, – вы не знаете, где здесь можно перекусить?

– Это приглашение?

Искин смутился.

– Нет. Я… Извините, Труди, я не имел ввиду…

Он умолк. Возникла неловкая пауза. Искин и не думал приглашать Труди на обед, но фраза, надо признать, получилась двусмысленная. Обижать женщину отказом, объясняя, что она не так его поняла, Искину не хотелось.

Несколько секунд Труди смотрела ему в лицо.

– То есть, вы не приглашаете меня, а просто хотели узнать, имеется ли поблизости недорогое, но приличное кафе?

Искин подумал, что сформулировать точнее, наверное, не смог бы и сам.

– Да, – с облегчением выдохнул он. – Именно это! Я сразу прошу прощения, если как-то вас задел своим неуклюжим предложением.

Труди фыркнула.

– Никак не задели. Видели бы вы себя! – сказала она весело. – У вас такая озабоченная складка на лбу сразу появилась!

– Серьезно?

Секретарша кивнула.

– А я думаю: как же я с ним пойду? У меня – другие дела. Есть более интересные мне люди. Я вовсе не хочу…

Она осеклась.

– А вы прелестно краснеете, – сказал Искин.

– Простите.

– Давайте с самого начала? – предложил Искин. – Иначе, чувствую, нам обоим станет неловко, и мы с вами отправимся куда-нибудь вдвоем, вовсе не намереваясь этого делать. Психологическая ловушка.

Труди рассмеялась.

– Значит, вам нужно кафе?

Искин кивнул.

– Да.

– В этом районе? Этот район, извините, достаточно дорогой.

– Можно у Штиль-плац.

– Ой, нет, я там не бываю, – сказала Труди. Она задумалась. – Знаете, за Зиман-аллее есть хорошее кафе. Там тихо.

– Это далеко?

– Отсюда – метров двести. Сразу пересекаете улицу и проходите через сквозной дворик дома с автоматической прачечной в цоколе.

– Я увижу? – спросил Искин.

– Да, конечно, – кивнула Труди, – это «Олимпик», у них с десяток прачечных по городу, на углу дома стиральный автомат в тоге – их вывеска.

– Кажется, что-то подобное я видел.

– Тогда не заблудитесь. По дворику выходите на аллею, а наискосок будет кафе.

– У него есть название?

– Ой, какое-то простое… – Труди, вспоминая, приложила палец к диску на виске. – Сейчас, постойте… – она заблуждала глазами по холлу. Взгляд ее уткнулся в дешевую картонную репродукцию. Древесные стволы, плющ. Кажется, это была картина Ван Гога. – «Пихта»! Нет, что-то похожее. «Кипарис»! Кафе называется «Кипарис»!

– Спасибо.

Искин толкнул массивную – стекло, светлое дерево, позолота – дверь. Отражение холла с темным пятном головы Труди поплыло и смазалось. Звуки города накатили на Искина урчанием двигателей и турбин, гудками, свистками, пощелкиваниями табло, звонками и трелями электрического трамвая. Он, честно говоря, даже несколько ошалел от акустической атаки, пожалев, что не вышел через тихий боковой ход. Буквально в двух шагах от узкого тротуара текли желтые капли такси, полупрозрачные громадины омнибусов, мелькали стройные силуэты люксовых моделей. Горели огни реклам, пестрели зонтики и маркизы, двумя не пересекающимися, плотными, локоть в локоть, потоками умудрялись идти люди.

Час пик.

Застывшему на ступеньке крыльца Искину стало понятно, почему Труди, отпущенная Берштайном на перерыв, не спешила покидать клинику. Узники деловых кварталов, менеджеры, агенты, клерки и муниципальные служащие, заполонили улицы, перекрестки и все места в ресторанчиках и кофейнях. Темные пиджаки. Белые рубашки. Узкие галстуки-шнурки. Спортивные фигуры. Идеальные зубы. За витринами они смотрелись как манекены, рекламирующие корпоративную моду.

Искин в своем коричневом, мешковатом пиджаке с вытертыми локтями и с портфелем, нескладный и неловкий, никак не вписывался в общую картину нашествия, тем не менее, шагнул в поток, текущий к ближайшему переходу, и даже приспособился к его скорости. Во всяком случае, никому на туфли от Визеншталя не наступил.

Поток перенес его через на мгновение замершую улицу, завернутый в тогу стиральный автомат подмигнул зеленым над головой, окаймленный оградой дворик сунул под ноги дорожку из красноватой плитки.

Кусты, несколько тонких японских осин, как-то прижившихся в тесном пространстве, детская площадка с одиноким ребенком. Все четыре скамейки дворика были заняты. Клерки пили кофе из бумажных стаканчиков и ели сосиски в тесте. Кто-то, кажется, спал, запрокинув лицо к стиснутому домами синему небу.

Искин прошел дворик насквозь, чувствуя себя случайным путешественником по чужому миру. Клерки синхронно поворачивали головы, провожали странными, равнодушными взглядами. Другая цивилизация. Ему вдруг подумалось, что вопросы, которые так терзали Кинбауэра, о специализации, о восприимчивости команд, о программировании отдельных групп населения, можно было прекрасно решить и без юнитов.

Он переступил через вытянутые ноги.

– Прошу прощения.

Вот армия, сосредоточенная на узких задачах. В программе – приказы и планы, продвижение по карьерной лестнице, премии, графики, часы «Барко», сеансы и тренинги. Увольнение – конец программы. Корпорации, бюрократический аппарат, вообще, мир давно уже освоил то, что Кинбауэр пытался добиться от юнитов.

И сделал это проще, дешевле, надежнее.

В локте заломило. Искин переменил руку под портфель, прислушиваясь к покалываниям в предплечье. Ну-ну-ну, мальчики.

На Зиман-аллее тянулись вверх буки.

Улочка была пешеходной, но с узкой дорожкой для транспорта, ажурные тени посаженных в два ряда деревьев создавали приятную прохладу и ощущение ленивого спокойствия, что казалось совсем удивительным в виду соседства с деловыми кварталами, где все куда-то бежало, текло, звенело, сияло, стремительно мчалось, боясь с остановкой, видимо, познать смерть.

Кафе «Кипарис» располагалось в невысоком, трехэтажном, светло-желтом здании, мирно сосуществуя с винным магазинчиком, пошивочным ателье и семейным пансионом. Сбоку, в полуподвале, под вычурным козырьком, кажется, находилась букинистическая лавка, во всяком случае, Искин заметил там лоток с книгами.

Он пересек аллею.

Часть столиков была вынесена из кафе на площадку под тентом. Несмотря на вполне светлый день, там царила уютная полутьма и качались разноцветные бусины лампочек. Народу было совсем немного. На крытых кремовыми скатертями столиках лежали электрические планшеты с меню.

Искин сначала хотел зайти в само кафе, но, подумав, решил, что на свежем воздухе персонал и случайные посетители будут меньше мозолить ему глаза. Он сел на приятно скрипнувший плетеный стул, поставил портфель в ногах и взял в руки планшет, который с легким усилием отсоединился от магнитной базы.

Выбор блюд был невелик, но Искина это даже обрадовало. Он находился в твердом убеждении, что меньшее количество предлагаемых блюд означает лишь лучшее качество их приготовления. И почти всегда находил этому подтверждение.

В виду того, что его завтрак почти целиком слопала Стеф, Искин решил подкрепиться основательно. Тем более, что «Кипарис» предлагал баранье жаркое в горшочках и хорошо прожаренные бифштексы. К бифштексу прилагалась рассыпчатая картошка, украшенная зеленым горошком и веточками укропа, сметанный соус и грамм пять сливочного масла, которым предназначено было медленно стаять в золотое озерцо.

В горшочке же, судя по строчкам описания, вместе с мясом около получаса томились четыре вида круп, сладкий перец, чеснок, тонкие ломтики бекона, кнедли и местные травяные приправы.

Честно говоря, Искин хотел и то, и то. Но все же остановился на бифштексе. Блюдо было и подешевле, четыре пятьдесят вместо шести сорока, и можно было с уверенность сказать, что он его одолеет. Отмечая свой выбор пальцем, Искин заказал еще кофе и небольшой кусок штруделя с черничной начинкой на десерт. В пять марок не уложился, и это заставило его несколько раз огорченно пересчитать в уме, сколько марок после обеда останется в распоряжении. Сумма не билась, пока Искин не вспомнил о неполноценном размене десятки. Тогда все сошлось.

С салфеткой и корзинкой с хлебом к его столику пришел официант в сиреневом жилете, с серьгой в ухе, выразил пожелание, что Искину понравится заказанный бифштекс, и взял десять марок.