Текст книги "Точка (СИ)"

Автор книги: Андрей Кокоулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– Я ничего не сделал!

Тут бы Искин, наверное, и выстрелил. В душе он уже вынес приговор ублюдку, тот был виновен, никаких апелляций, никаких задержек процесса, ничего. Палец на спусковом крючке. Стеф, девочка моя!

Остановило его то, что рядом с Хансом-Хорстом-Хайрихом произошло движение, и из-за его плеча выглянула женская голова.

– Что происхо…

Искин опустил пистолет. Голова, тряхнув пышными, чуть сбившимися набок волосами заинтересованно проследила за его движением. Вслед за головой появились плечи, пухлая рука белой змеей легла Хансу-Хорсту-Хайнриху на голый живот.

– Мальчики, это, конечно, не мое дело, – произнесла женщина, – но если это из-за меня…

Искин издал горлом звук, оборвавший нелепые слова.

– Стеф, – прохрипел он.

– Я – Дитта, мальчик, – сказала женщина. Отерман за стойкой как-то спрашивал ее про воду на этажах. – Ты ошибся.

– Я не то… – сказал Искин, скрипнув зубами. – Я ищу девчонку, он видел…

«Вальтер» качнулся в его руке, и Ханс-Хорст-Хайнрих поспешил выставить ладони.

– Стой-стой-стой! – быстро заговорил он. – Я твою девчонку не трогал. Клянусь! Я усвоил урок, я усваиваю уроки, я не контуженный.

– Где? – выдохнул Искин.

Ханс-Хорст-Хайнрих едва не подскочил.

– Да я-то откуда знаю? Я вот с ней, – он наощупь занес руку, неловко пытаясь обнять Дитту. – Я с ней сплю.

– Странно, – сказал Искин.

Горечь пронзила его. Он оглядел комнату. Нет, Стеф здесь не было. Господи, Стеф, дочка, где ты? Может, стоит на все общежитие…

– Простите.

…завыть?

Искин повернулся и вышел в коридор. Заглянул обратно, вызвав испуганную оторопь на рыжеусом лице.

– Я тут замок…

Он махнул рукой, понимая, что важность выбитого замка ничего не значит. Вообще ничто ничего не значит, кроме Стеф. Качнулись сиреневые стены. Ноги привели его обратно в его номер. Он был пуст. Стеф не вернулась, хотя у него была мысль, что она решила его попугать и на время спряталась. Искин сел на кровать. Покрывало было холодное, в его складках уже не чувствовалось тепла человеческого тела, как если бы Стеф лежала здесь пять, десять минут назад. Куда она могла выбежать? В туалет? На кухню?

Искин посмотрел на вещевой мешок. Он с усилием встал и подошел к столу, а затем принялся разбирать продукты, что Стеф так и не успела выложить. Сахарин. Свинина. Чай. Зубной порошок и бритвенные лезвия, наверно, стоит сразу… Он задумался. Стиснул губы. Брусок мыла выпал из руки. Что-то отвлекло Стеф, когда она сложила рис в одну горку, а пшенную кашу – в другую, понял он. Поэтому мешок и остался разобран лишь наполовину. Что-то отвлекло. Что-то или кто-то. Кто-то вошел в комнату…

Искин развернулся, стараясь заметить хоть что-то, что натолкнет его на правильный ответ. Этот кто-то – что? Позвал с собой? Или…

«Wir können zeigen», – вдруг возникли слова в голове. Мальчики могли что-то показать ему. Искин уловил желание сахарина и, вскрыв банку, торопливо высыпал едва ли не треть емкости в рот. Давайте, мои родные! Сколько угодно. Помогите, помогите мне! Он запил сахарин водой из чайника. До противного сладкая волна прокатилась по пищеводу.

Искин замер.

Левый глаз его задергался, зачесался, он зажмурил его, но юниты не дали ему поднять руку, чтобы проверить его состояние. Через минуту все в глазу поплыло, комната смазалась, и предметы стали трудноразличимы. Оказалось, что правый глаз все это время был слеп. Боль прошила мозг и словно отрикошетила от затылка, щелкнула по зубам.

Челюсти свело. Искин с трудом вытолкнул воздух из легких. Стеф, вот все, о чем он мог думать. Стеф, Стеф, Стеф.

«Sieh», – возникло вдруг прямо посреди мутного пятна, в которое превратилась комната. Правый глаз все также ничего не видел, но к левому неожиданно вернулось зрение, из ряби, из марева проступили стены, обрели четкость, окружающее пространство, хоть и окрасилось в голубоватые тона, но обзавелось деталями.

Искин повернул голову и увидел бледно-желтое, вытянутое пятно на кровати. Мальчики дали понять, что это тепловой отпечаток лежавшего человека. Очень слабый, почти трехчасовой давности. Вещевой мешок и рисовый концентрат хранили следы рук. Пальцы Стеф оставили едва видимые пятнышки на столе, на тумбочке, на чайнике. Следы ее ног…

Боль вспыхнула под черепом, и темнота прыгнула в глаз. Искин скрючился, упал на пол. Пришлось закинуть в себя еще пол-банки сахарина. Мальчикам необходима была подпитка.

Стеф.

Искин встал на четвереньки. Прямо от двери шли бледные отпечатки узеньких подошв. Их было много. Они накладывались друг на друга вокруг стола, слабо желтели у окна и у кровати. Следы тяжелых ребристых ботинок проступили чуть позже. Два человека побывали в комнате вместе или в одно и то же время со Стеф. Сорок третий и сорок пятый размер. Следы сорок третьего размера топтались у двери. Следы сорок пятого…

Искин поднялся, чувствуя, как каменеет, смерзается лицо.

Ботинки сорок пятого размера вплотную подбирались к узеньким туфелькам, замершим у стола. Похоже, разбирая продуктовый набор, Стеф и не подозревала, что происходит у нее за спиной. Ох, девочка.

Он не мог ни крикнуть ей: «Обернись!», ни сделать что-либо еще. Все это было в трехчасовом прошлом. Отпечатки ботинок приблизились, отпечатки туфелек сдвинулись, сделались прерывистыми, нечеткими и пропали. Ладонь на столе прочертила исчезающую тепловую линию.

А дальше человек в ботинках сорок пятого размера, постояв, двинулся в сторону шкафа. Там, за дверцей, в душной и вонючей утробе мальчики показали странное, неясное пятно. Медленно теряющее свой цвет.

Стеф!

На деревянных ногах Искин заковылял к шкафу. Девочка моя! Дочка! Пальцы не сразу уцепились за тонкую металлическую скобу, служащую ручкой.

– Стеф!

Тот, кто помещал ее в шкаф, втиснул Стеф между матрасом и боковой стенкой, и для этого вытащил и поставил ей на голову биопак. Всем лицом она уткнулась в ткань матраса. Колени к груди, руки между колен. Кому-то, видимо, показалось смешным попробовать сложить человека, как вещи укладывают в чемодан, в тесное, ограниченное пространство.

Она не сказала, обиделась, хотела к морю…

– Стеф!

Искин с трудом, дрожащими руками выковырял ее из темноты, из вонючих недр. Скатился на пол и треснул биопак. Повалилась перекладина с «плечиками». Хоть сто, хоть двести тысяч раз. Плевать. Девчонка уже затвердела, он со стоном подхватил ее на руки. Сжавшийся, захолодевший комочек.

– Что ж ты, дочка…

Искин не помнил, сколько просидел со Стеф на кровати. Руки баюкали, гладили, перебирали прядки. Губы шептали. Слезы катились по щекам и падали вниз. В груди звенела боль, которой не было выхода. Надо было не ходить с Балем тогда, думал Искин. Вызвали бы санитарную службу, осталась бы жива…

Стеф.

Тонкая, коричневато-бурая странгуляционная борозда обвивала ее шею. Убийца, подкравшись со спины, задушил девчонку крепким шнуром. Он был силен. Держал ее, прогнувшись, на себе, пока она не перестала дышать. Стеф, должно быть, успела испугаться, но всплеск страха был короток, потому что довольно быстро пришла тьма. Закрыла глаза, успокоила стук сердца, потянула за собой.

К морю, к морю, к морю…

Извини, сказал он ей. Я не смог быть рядом. Я не смог защитить. И простились неправильно. Я все понимаю, дочка. Ты можешь злиться. А такому, как я, стоит быть мудрее. И мягче. Только понять это получается не сразу. Ведь ты теперь очень далеко от меня. Прости. Прости, Стеф. Я очень люблю тебя.

– Лем.

Подняв голову, Искин увидел Ирму и удивился, откуда она взялась в его номере. Разве он не закрыл дверь?

– Уйди, – сказал он.

– Это Стеф? – тихо спросила Ирма.

Искин хотел прогнать ее, но лишь кивнул. Света стало мало, а боли много. Где-то внутри, позвякивая, родилась дрожь.

– Она… мертва?

Искин зарычал. У него затряслись колени и плечи. Нет, она жива! Жива! – хотел закричать он. Но слова застряли в горле.

– Тише, Лем, тише, – сказала Ирма, обнимая его голову. От нее пахло кофе и сигаретами. – Кто это был? Ты знаешь, кто это был?

Искин убрал волосы со лба Стеф. Несколько секунд, через чужие руки, он всматривался в ее лицо, спокойное и равнодушное ко всему. Нет, Стеф до сих пор казалась хмурой.

– Хайматшутц.

– Что? – Ирма склонилась, впилась в его глаза своими. – Здесь? Откуда?

– Приходили за мной, нашли ее, – мертво ответил Искин.

– Подожди. Как? Их никто не видел.

– Двое.

Он вдруг вспомнил: в «Вейзинге». Аннет-Лилиан будет ждать агентов в «Вейзинге». Возможно, он еще успеет. Не уедут же они сегодня же ночью? Вряд ли. Скорее всего, возвращение в Киле или даже Берлин запланировано на утро.

– Лем, – сказала Ирма, – я сейчас разбужу наших…

– Не надо, – сказал Искин.

Он осторожно переложил Стеф на кровать. Она так и осталась съеженной, сложенной, беззащитной.

– Побудешь с ней? – спросил Искин Ирму.

– А ты?

– Прогуляюсь.

– Куда? – с беспокойством спросила Ирма. – Лем, пожалуйста, не глупи.

Она попыталась поймать его за отвороты, рукава, полу плаща. Искин был неостановим.

– Я же сказал, я со всем разберусь.

Он спускался, угрюмо повторяя про себя: никто из вас не попадет на море. Стеф попадет, а вы нет. У меня с вами счеты. Поэтому никто из вас не попадет на море…

У стойки Искин тронул за плечо задремавшего Финна.

– Зиги.

– Что? – поднял голову Финн, одновременно стирая платком слюну с подбородка.

Лампа освещала участок стола, расчищенный от бумаг. Из темноты зала доносились похрапывания и тихий голос, поющий колыбельную.

– Ты знаешь такой отель – «Вейзинг»? – спросил Искин.

– Нет, не слышал. Но у меня есть справочник.

– Посмотри, пожалуйста.

– Именно сейчас?

Искин кивнул. Финн со вздохом наклонился к ящикам стола.

– Вот, – он сунул тонкий, потрепанный журнал под свет лампы. – Ищи сам.

– Спасибо.

Искин зашелестел страницами. Отели шли в алфавитном порядке и сопровождались фото и короткими картографическими вставками с обозначениями районов и улиц.

«Вейзинг» шел в самом конце. Высокий дом в шесть этажей с некоторым намеком на готичность. Мельберг-штросс, тридцать, в северо-западной части города. Минут пятнадцать на автомобиле.

– Зиги, откроешь мне? – спросил Искин, возвращая справочник.

Финн сердито стукнул ящиком стола.

– Тебе именно сейчас?

– Да.

– Ты дочку-то нашел?

Искин на мгновение зажмурился.

– Нашел. С ней сейчас Ирма.

В груди зудело. Боль гуляла по телу, отзываясь то в скрюченных пальцах, то в раненом бедре, то в сердце.

– А когда вернешься? – поинтересовался Финн.

– Утром, – сказал Искин.

– Учти, через час или два я не открою.

– Выпусти меня, Зиги.

– Ладно.

Финн нажал кнопку, Искин вышел на крыльцо. Электрические запоры со щелчком сработали за его спиной.

Мельберг-штросс, тридцать.

Выйдя за ограду, Искин добрался до «Олимпии», сел в салон и какое-то время тупо смотрел на бумажный пакет на пассажирском сиденье. Откуда это здесь? Кто-то подбросил? Послание от хайматшутц? Только через минуту или две он с усилием вспомнил, что это, должно быть, второй кусок яблочного пирога.

Так и оказалось.

Ночной город оживал ближе к центру, вся Бушелен была в огнях, из здания театра по широким ступенькам сходили мужчины во фраках и женщины в вечерних платьях. Почти все платья были с блестками. Мода. Искину казалось, что он слышит довольный смех и щебет провожаемых певичек.

Он подумал, что все это разметет скорая война. Нет, сначала будут восторги по поводу присоединения, шляпки, цилиндры, перчатки в воздухе, букеты цветов, да здравствует Штерншайссер, Асфольд, Асфольд, мы – твои сыны. Но через два-три года, через пять лет от восторгов не останется и следа. Глупые, глупые люди.

Ведя «Олимпию» по городским улицам на запад, Искин обнаружил вдруг, что совершенно спокоен. Даже отстранен. Мальчики были тому виной или же сработал какой-то внутренний защитный механизм, он не знал. Холодно отмечал знаки и повороты, крутил рулевое колесо, жевал остатки пирога, притормаживал под указателями.

Думал Искин о том, что поступки Аннет-Лилиан отражают суть не только хайматшутц, но и всего Фольдланда, который строит Штерншайссер и его партия. Зачем было убивать Стеф? Разве имелась в этом необходимость? Так просто – оставить человека в живых. Но нет. Все вокруг должно быть изгажено, уничтожено, стерто в пыль. Потому что идеалы нации зовут, Асфольд брезжит, и новый мир не терпит слабости к тем, кто не хочет в нем оказаться. Кто не с нами, тот против нас. И даже просто попавший под руку, под кованый сапог, не достоин жалости. Собственно, что значит Стеф против возрождающегося величия? Что значит девчонка, бежавшая из деревушки по соседству с Кинцерлеерном, против грозных армий, готовых пройтись по Европе завоевателями? Ничего.

За центром улицы снова становились темны. Редкие фонари на перекрестках освещали углы домов. Покружив по незнакомому кварталу, Искин со второй попытки выбрался-таки на Мельберг-штросс. «Олимпия» миновала небольшой садик, кирху и приземистое одноэтажное здание. «Вейзинг» открылся слева, пророс серым камнем, декоративной угловой башенкой.

Искин остановил автомобиль. Какое-то время он смотрел на окна, гадая, за каким из них существует Аннет-Лилиан. Должно быть, спать она еще не ложилась, ожидая доклада Эрика с Петером. Значит, в окнах ее номера должен гореть свет. Таких окон со стороны фасада он насчитал три штуки. Второй этаж, третий и шестой, под самой крышей. Для себя Искин решил, что его неудавшаяся пассия находится на втором этаже.

Двери отеля не были закрыты. За тяжелой дубовой створкой дремал на стульчике пухлый швейцар. Стоило воздуху с улицы проникнуть внутрь, как швейцар, подобрав живот, вытянулся перед посетителем.

– Доброй ночи, господин.

Тараща глаза, он придержал дверь и получил несколько грошей в ладонь.

Искин прошел к стойке администратора, за которой темнела доска с ключами от свободных номеров. Звонить в звонок не потребовалось – за стойкой сидел подтянутый мужчина при жилетке и галстуке и читал какую-то книгу. Он поднял глаза на незнакомца в грязном плаще, только когда тот остановился напротив.

– Чем могу служить?

– У вас остановилась женщина по имени Лилиан, – сказал Искин и улыбнулся одними губами, не собираясь продолжать.

У него не было плана действий.

– Возможно, – сказал администратор.

– Вы можете позвонить к ней в номер?

– В такое позднее время?

Искин коснулся «вальтера» в кармане плаща.

– Он должна была предупредить вас о том, что кое-кого ждет, – сымпровизировал он.

Администратор склонил голову, разглядывая Искина умными глазами.

– И как вас представить? Ну, если я вдруг решусь позвонить?

– Петер, – сказал Искин.

– Хм, – мужчина сел и, полистав записную книжечку, придвинул к себе телефонный аппарат. – То есть, вы – Петер?

Искин кивнул. Администратор прижал трубку к уху. Набрав двухзначный номер, какое-то время он прислушивался к гудкам, затем сказал: «Алло?». Искин не слышал ответа. «Прощу прощения за поздний звонок, – сказал администратор, – но вы сами просили…». «Да, здесь Петер, – сказал он, взяв паузу, и добавил: – Хорошо».

Искин еще раз улыбнулся.

– Ну, что?

– Номер девятнадцать, вас ждут, – сказал администратор.

Как он и думал, второй этаж.

Поднимался Искин медленно. В голове толклись холодные, как волны северного моря, мысли. Лампы в виде ромба светили со стен, ковровая дорожка бежала вверх по ступенькам. Он не знал, что скажет Аннет-Лилиан. Может, убить ее сразу? – подумалось ему. Убить и уехать. Администратор запомнил его как Петера. Значит, будут искать Петера. Он предупредит Ирму и отправится в Грецию, на какой-нибудь маленький островок, где его никто не станет искать. А оттуда уже пошлет телеграмму Берштайну. «Дорогой Иосиф, ко всем чертям вали подальше из Остмарка. Жду».

Искин на мгновение помедлил с шагом. Нет, он должен посмотреть ей в глаза. Он должен спросить ее. Простой вопрос, на который часто не находится ответа. Зачем? Девчонку – зачем? Она-то здесь причем?

Мальчики разгоняли спираль и, он чувствовал, выстраивали под кожей что-то вроде тонкой металлической сетки. Это должно было уберечь от ранений жизненно важные органы. Искин не мешал им. Иногда юниты знали лучше, что ему необходимо. Словно видели ситуацию наперед.

Половинная мощность, сказал он им, останавливаясь у двери девятнадцатого номера. На короткий стук раздался голос Аннет-Лилиан:

– Я слышу, Петер, входи.

Искин вошел.

Номер состоял из небольшой прихожей и комнаты с двуспальной кроватью, круглым столиком у окна и тумбочки с лампой и телефонным аппаратом. Горел верхний свет.

– Вы все сделали с Фо…

Аннет-Лилиан в халате из китайского шелка выглянула в проем, и слова застряли у нее в горле. С изменившимся лицом, с каким-то задушенным криком она рванула обратно в спальню. Видимо, под подушкой или в ящике тумбочки у нее был пистолет. Искин, конечно, не дал ей возможности до него добраться. Разряд магнитонной спирали опрокинул Аннет-Лилиан на кровать. К ее чести, она нашла в себе силы со стоном перевернуться на спину и выпростать руку в сторону изголовья.

– Простите, Лилиан, – сказал Искин, доставая из-под подушки карманный «браунинг».

– Тварь, – выдохнула женщина.

Она попыталась пошевелиться, но все ее усилия пропали даром. Несколько секунд Искин смотрел, как лицо Аннет-Лилиан краснеет от приливающей крови, затем пошел за стулом. Вернулся, подставил, сел. Нет, так разговаривать было неудобно. Искин подтащил женщину к спинке кровати и посадил ее, придав подушкой устойчивости. Халат на ее теле сбился, открыв некрасивые ноги.

– Чем это вы меня? – выдавила Аннет-Лилиан.

– Магнитонный разряд, – объяснил Искин, усаживаясь обратно на стул. – Вы не сможете шевелиться два или три часа.

– Компактное устройство?

– Да.

– Разработка Кинбауэра?

– В каком-то смысле, – сказал Искин.

– Все-таки я была права, – усмехнулась Аннет-Лилиан.

Искин наклонился.

– Это не важно, – сказал он. – Сейчас меня интересует один вопрос, и от ответа на него будет зависеть ваша жизнь.

– Я слушаю.

– Зачем? – спросил Искин.

У Аннет-Лилиан дрогнула губа.

– Я не могла оставить вас в живых, Фодер. Вы сами по себе были утечкой секретной информации. И вы – наш враг. Мне жалко, что я вас недооценила. Поддалась аргументам Дитриха. Надо было избавиться от вас сразу, без этого идиотского допроса. Эрик и Петер мертвы?

– Мертвы.

– Что ж, наслаждайтесь победой.

– Речь не обо мне, – сказал Искин.

– Не понимаю.

– Стеф.

– Что?

Искин скрипнул зубами.

– Зачем вы убили девчонку?

– Какую девчонку?

Искин не сдержался и влепил женщине пощечину.

– Которую я приютил. Неужели она вам так помешала?

Аннет-Лилиан шумно втянула в себя воздух.

– Вы что-то путаете, Фодер, – сказала она. – Я никого не посылала к вам в общежитие. И не знаю ни про какую Стеф.

Искин улыбнулся.

– Вы не умеете врать.

– Я не вру! – повысила голос Аннет-Лилиан, и Искин был вынужден стиснуть горло женщины пальцами.

– Тише.

– Я не вру, Фодер, – захрипела Аннет-Лилиан. – Можете убить меня, но соваться к вам в общежитие не было никакого смысла.

– А документация?

– Разве она есть?

– Нет.

– Я подумала также, – сказала Аннет-Лилиан.

Искин убрал пальцы с ее горла. Он задумался. Если не хайматшутц, то кто? Версий не было. Странно, сейчас ему хотелось, чтобы это была хайматшутц. Двое, про себя проговорил он. Один стоял у двери. Другой душил. А потом спрятал в шкаф. Может ли так быть, что эти люди охотились именно за Стеф?

Интересно.

Аннет-Лилиан жадно всматривалась в его лицо.

– Я вижу, вы мне поверили, – сказала она.

– Теперь я не могу вас отпустить, – сказал Искин.

– Само собой.

Искин выставил руку.

– Давайте, – подначила его Аннет-Лилиан. – Я беззащитна.

Он не решился. Вместо него все решили юниты. Иксин почувствовал, как разрядилась спираль, и услышал хруст в шейных позвонках Аннет-Лилиан. Ему почудилось, будто в последний момент в ее глазах мелькнуло удивление.

Рамбаума он искать не стал.

Убивать его Искину не хотелось, да и как его найти, он не знал. Возможно, Рамбаум снимал один из соседних номеров, но… Бог с ним.

Осталась последняя зацепка. Искин спустился с этажа, поблагодарил администратора и вышел из отеля. Швейцар открыл ему дверь. «Олимпия» ждала его у тротуара через улицу. На углу, выведя из подъезда, сажали кого-то в фургон санитарной службы. Метался по стенам свет фонариков.

Искин сел в автомобиль. Ему подумалось, что методы карантинных работников удивительно похожи на методы хайматшутц. Тоже по ночам, когда все спят, тоже с фонариками, предупреждая возможный побег в дверях и под окнами.

Он склонился, уткнулся лбом в рулевое колесо.

Что у него осталось? Только Греган. Греган, которого Стеф опознала в колонне хаймвера, марширующей по Редлиг-штросс. Дальше – пустота. Узнал ли ее Греган? Допустим, узнал. В шляпе, одетую под мальчишку. Некоторым хватает мгновения, чтобы мельком увидеть лицо. Но мог ли он как-то проследить за ними? Вполне, решил Искин. Они же не прятались. Какой-нибудь парень из колонны, не вызывая подозрений, вполне мог проехаться с ними в одном омнибусе. Или вовсе нанять такси. Марок в тридцать все путешествие и обошлось бы. Центр беженцев на Бюргер-плац – миграционное бюро – Гроэке.

Насколько Искин знал таких, как Греган, ребят, они не останавливались ни перед чем, чтобы наказать кого-то, кто уронил их авторитет. В их полубандитской или даже целиком криминальной среде сбежавшая из-под контроля девчонка вполне могла пошатнуть лидерство главаря. Во всяком случае вопросы у подчиненных «шестерок» обязательно возникли бы. А где вопросы, там и сомнения, так ли хорош главарь.

Искин завел «Олимпию».

Даже если он ошибется с Греганом, подумалось ему, он сможет выручить Кати. Стеф бы этого хотела.

Где находится улица герцога Вады, Искин знал. Он надеялся, что студенческую коммуну обнаружить там будет просто. К тому же у него был еще один ориентир – зоомагазин и бар «Старый Фридрих». От них он и начнет плясать, если что. Искин усмехнулся. Как много он помнит! Казалось, пропускал мимо ушей Стефину болтовню, но каждое слово, каждый жест, взгляд осели в памяти. Горчат только.

Он выехал с Мельберг-штросс и углубился в переплетение улочек и аллей старых районов, в которых то там, то здесь прорастали новые здания. Один раз его остановил полицейский и поинтересовался, в чем причина столь поздней поездки. Искин сказал вахмистру, что возвращается от друзей. Этого хватило. Полицейский посоветовал ему следить за временем и быть осторожным – впереди разобрали часть брусчатки.

– Спасибо, – сказал Искин.

Он выехал на улицу герцога Вады уже после часа ночи и понял, что в темноте никакого общежития не найдет. Редкие фонари лишь усугубляли чернильный мрак арок, подворотен и дворов. Как-то не верилось, что на настойчивый стук любопытного ночного гостя высыпет толпа доброжелательного народу и отведет к дверям коммуны. Скорее, выстрелят из ружья. А потом и мальчики подали ему сигнал, что им необходимо время для восполнения колонии и каких-то своих дел. Искин, вздохнув, сдался и переполз на заднее сиденье. Я отложу Грегана до утра, прошептал он, подбирая ноги, ты не против, Стеф?

Стеф была не против. Она теперь почти всегда согласно молчала. Даже внутри Искин не слышал ее голоса.

Он скрючился на сиденье. «Вальтер» врезался в бедро, но эта была не та боль, которую невозможно было вытерпеть. Искин попытался представить себе, каково это, когда тебя душат. Должно быть, все время не хватает воздуха.

– Нет, – сказала Стеф, – так ты не попадешь к морю.

– Почему? – спросил Искин.

– Я о таком способе не знаю.

Стеф повернулась к нему с переднего пассажирского сиденья.

Она была в пальто, подобранном ей Ирмой, тонкая шея пряталась в вороте рубашки, карие глаза смотрели с грустинкой.

– Что произошло? – спросил Искин.

Стеф легко пожала плечом.

– Я умерла, – улыбнулась она.

– Это неправильно, – сказал Искин.

Он попытался сесть, но не смог. Пришлось изучать девчонку лежа. Света не хватало разглядеть ее четко.

– Я хотела спросить тебя, – сказала Стеф.

– Да, дочка, – сказал Искин.

– Ты не знаешь, где моя шляпа?

– Шляпа?

– Да.

– Зачем тебе шляпа?

– Кажется, я ее потеряла.

– Я поищу, – сказал Искин. – Все, что смогу. Прости меня.

– Ты очень добрый, – сказала Стеф.

Она наклонилась поцеловать его. Искин смутился.

– Я грязный.

– Это ничего, – сказала Стеф.

Ее губы коснулись его бритой щеки.

– Тепло, – сказал Искин и открыл глаза.

Было уже утро, солнце било в лобовое стекло, поблескивало в окнах, заливало светом близкую кирпичную стену. Прозвенев звонком, проехал велосипедист. Мелькнули силуэты мальчишек, заглядывавших внутрь салона и прыснувших прочь.

Искин сел. Мышцы спины отозвались болью.

Наверное, Аннет-Лилиан уже нашли в своем номере. Вызвана полиция, названо имя Петер. Интересно, допрошен ли Рамбаум? Впрочем, Людвиг Фодер для него мертв и вряд ли он что-то определенное сможет сказать по описанию. Администратор же, скорее всего, запомнил лишь то, что Петер был в плаще и имел царапину на лбу. Мог ли настоящий Петер иметь царапину? Без сомнения.

Правда, швейцар мог заметить, как он садился в автомобиль. Опознал ли швейцар марку? В любом случае, «Олимпия» была Искину уже не нужна. Он отогнал ее на соседнюю улочку и приткнул в глубине двора какого-то неопрятного дома к дощатому забору. Ключи выкинул в канаву. Бензина в «Олимпии» оставалось – чуть.

Скоро он нашел и зоомагазин, и бар. Через проулок от «Старого Фридриха» в цоколе старого, обросшего мхом здания располагалась кондитерская, и Искин зашел туда, чтобы понаблюдать за домом на противоположной стороне улицы. Стеф рассказывала, что стояла там у скамейки, продавая себя. Скамейка имелась. И окна начинались со второго этажа. То самое место. Искин надеялся, что Греган, как сутенер, не дал пустовать такому перспективному объекту получения выручки.

Он провел в кондитерской, наверное, полчаса, пока не сообразил, что ранним утром надеяться на появление кого-то из девушек – глупость несусветная. Те, кто всю ночь работали на Грегана, сейчас наверняка дрыхли без задних ног. Пожалуй, стоило дождаться вечера, но Искин был убежден, что времени у него мало. Все же если не хайматшутц, то местная безопасность могла взяться за убийство Аннет-Лилиан всерьез.

Он доел пирожное с кремом, допил кофе и, чувствуя, как благодарным теплом дышат под кожей мальчики, перешел улицу.

Весь глухой первый этаж за скамейкой был оклеен плакатами с рекламой фольдландовского кинофильма. С плакатов улыбалась нарисованная Марика Рекк.

«Гаспароне», прочитал Искин. Он вдруг подумал, видела ли фильм Стеф. Она, кажется, любила фильмы.

За домом был проход, который через вытоптанный двор вывел его на грязную улочку, а она в свою очередь, как ручей, впадающий в реку, вывела его на улицу герцога Вады. Обшарпанные дома, двух и трехэтажные, надвинулись на него. Каждый по своему виду годился в студенческие коммуны. Висело, лениво култыхаясь, белье. Курил табак старик в старом военном мундире. На пустыре за одним из домов уже гоняли мяч мальчишки. Ворота обозначали сложенные друг на друга кирпичи.

Искин дождался, когда один из ребят окажется поблизости.

– Парень, – позвал он, – пятьдесят грошей хочешь?

Вихрастый мальчишка лет двенадцати, уже себе на уме, выпнул откатившийся мяч к приятелям и, щурясь, назвал свою цену:

– Марка.

– Хорошо, – сказал Искин, доставая купюру. – Марка так марка.

– Девочки там, – показал пальцем на блекло-синий двухэтажный, длинный, с загибом дом мальчишка.

Он сделал попытку выхватить купюру, но Искин отвел руку.

– Не торопись. Мне нужна коммуна.

– Я и говорю, – мальчишка дернул подбородком, – это она самая коммуна и есть. А в ней – девчонки. Вы не первый их ищете.

Он выжидательно шмыгнул носом, и Лем разжал пальцы. Купюра в одну марку сменила хозяина.

– А Греган?

Мальчишка, уже было развернувшийся бежать к воротам, посмотрел на Искина, словно оценивая его платежеспособность.

– Две марки, – сказал он.

– Марка, – сказал Искин. – Еще одна марка.

– А вы не этот? – подозрительно спросил мальчишка.

– Кто?

– Не из полиции?

– Я похож на полицейского? – спросил Искин, складывая марку в пальцах.

– Не-а.

– Так что?

– Греган там же, – выпалил мальчишка, схватил купюру и через секунду уже влился в игру.

– Греган там же, – повторил Искин.

Двери в здание были открыты. Левая створка висела на одной петле и имела все признаки тяжелой судьбы – часть филенки была выломана, часть чернела сажей. Искин шагнул в сумрачное, кисло пахнущее нутро тамбура и толкнул еще одну дверь. Направо и налево уходили рукава коридора с плохими полами и зелеными, шелушащимися стенами, прямо открывался небольшой холл с продавленными диванами, низким столом, стульями и барьерной стойкой, за которой виднелся пролет лестницы на второй этаж.

– Куда? – незамеченный Искиным парень в темных штанах и зеленой куртке отделился от стены сбоку.

– Так я… – сказал Искин. – Мне сказали…

– Рано еще, – парень, видимо, принял его за клиента. – Приходите после четырех. Мы после четырех работаем.

Ему было не больше двадцати. На круглом лице выделялись светлые, будто льняные усики. Коротко стриженные волосы тоже были светлыми. Из него бы вышел прекрасный остдойч для плаката. С одной стороны – он. С другой – такой же парень, но представитель Фольдланда. Возродим древний Асфольд!

– А Греган? – спросил Искин.

– Спит.

Искин показал на лестницу.

– Там?

– У вас что, дело к нему? – спросил парень.

– Да.

– Важное?

– Личное, – сказал Искин.

– Ну, это… – парень почесал затылок, не зная, как поступить. – Вы посидите пока, я посмотрю, может наш шарфюрер уже проснулся.

– Кто?

Парень улыбнулся.

– Грегану дали звание шарфюрера! – гордо сообщил он. – Ну, в хаймвере.

– А тебе?

– Не, – смутился парень, – я еще шутце. Вот сюда, пожалуйста. – Он провел Искина к дивану и стукнул ладонью по стойке. – Тимо!

Из-за стойки показалась всклокоченная голова.

– Что?

– Здесь господин к Эмилю.

– А я причем? – спросила голова, видимо, терзаемая похмельем.

Один глаз у нее был закрыт, а второй болезненно щурился на свет.

– Ну, как бы… За порядком на этаже следить поручено, вообще-то, тебе. А я пойду Эмиля проверю.

– А-а, в этом смысле. Ладно.

Встретивший Искина парень быстро взбежал по лестнице. Шаги прозвенели и затихли. Лем сел, подвинув брошенную на диван куртку. Голова Тимо нашла его взглядом.

– Что, за девочками? – спросила она.

– Нет, – ответил Искин.

На лбу головы нарисовались, напружинились складки.

– За мальчиками?

– Не пользуюсь.

– Это хорошо.

Выбравшись из-за стойки, Тимо проявился весь – крепкий, плечистый парень в майке и мышиного цвета штанах, раза в два моложе Искина. Его тоже можно было хоть сейчас помещать на плакат. Он покрутил шеей, несколько раз, широко расставив ноги, повернул торс направо и налево и сел напротив посетителя на противоположный диван. В пальцах его возник тонкий мятый цилиндрик сигареты.