Текст книги "Судьба. На острие меча"

Автор книги: Анатолий Гончар

Соавторы: Ольга Гончар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Перво-наперво меня отмыли. Десяток служанок натаскали ведрами горячую воду в огромную лохань. Две девушки сбивали душистую пену, ещё одна беспрестанно распыляла в воздухе благовония. Всё было просто прекрасно, но… не слишком ли много чести для дочери простого кузнеца?

Затем меня долго собирали на прием. В конце концов, запихнув мое похудевшее тело в узкое бирюзовое платье, сделав макияж и смастерив на голове прическу (при этом вырвав едва ли не половину моих волос) служанки откланялись, а я, дождавшись когда стихнет шорох их шагов, осмелилась встать с табурета. Жесткий, непривычный корсет (в своей стране я на всех приемах могла позволить себе удобный костюм воительницы) давил на живот и грудь, длинные юбки платья мешались и путались под ногами, которые и так шатались, не в силах устоять на высоченной шпильке одетых на ноги туфель. А взглянув в зеркало, я и вовсе ужаснулась: губы, отливая перламутровым блеском, розовели на и без того сияющем от пудры лице, а длиннющие накладные ресницы делали меня похожей на куклу, при этом ещё и сильно закрывая обзор. Но больше всего беспокоило то, что мне совершенно некуда было спрятать оружие. Ну, не нашивать же в самом деле в складках платья карманы и петли?!

Кстати, об оружии. Его у меня изъяли. Так что из всего походного разнообразия у меня остался лишь костяной гребень, легко преобразовываемый в широкий и острый нож. Но гребень в высокую, сбитую причёску не воткнёшь. Вздохнув, я оставила его на своём столике, и, взглянув на часы, поспешила вниз.

Прежде, чем спуститься в залу, я выглянула из-за свисающей вниз портьеры. Все приглашенные гости уже были здесь, по крайней мере так мне подумалось, ибо всё пространство помещения было заполнено людьми. Стоять наверху и дальше не имело смысла, и я, стараясь не привлекать внимания, опираясь на перила, стала осторожно спускаться вниз по винтовой лестнице. Но пройти незамеченной мне не удалось. Кто-то из приглашенных (чёрт, это оказался стоящий прямо под лестницей Тёрм) бросил взгляд в мою сторону, похлопал по плечу своего товарища (оказавшегося ни кем иным как Мейхелем), тот в свою очередь уставившись на меня так, как будто в первые видел, восхищенно поцокал языком. Вскоре вся зала смотрела только на меня. Не знаю, чем бы это закончилось, не заиграй медные трубы. Народ, стоявший внизу, напрягся, и начал старательно выворачивать свои толстые шеи, выискивая глазами того, кого так торжественно приветствовали королевские музыканты. Я проследила за направлением ищущих взглядов: на точно такой же лестнице по другую сторону залы появилась фигурка в королевской мантии.

– Его Величество король!

Крик церемониймейстера – и все взоры, к моему несказанному облегчению обратились в другую сторону. Я тоже захотела удовлетворить свое любопытство, как следует рассмотрев короля Камерлина, за что и поплатилась. Разглядывая короля, я совсем забыла, что нахожусь на лестнице и неосмотрительно делая еще один шажок, споткнулась и, падая, повалилась прямо на Терма. Не ожидав от меня такой подлости, он взмахнул руками и в свою очередь начал заваливаться на спину. Мы бы наверняка грохнулись на пол, если бы не подхвативший нас Мейхель. Мы остались стоять на ногах, но шуму наделали немало. Во всяком случае, стоявшие вокруг господа вперили в нас свои гневно-испепеляющие взгляды. Мне не оставалось ничего другого, как только опустить очи и скорчить невинную рожицу. Удовлетворившись этим не слишком убедительным извинением, гости вернулись к своим прежним занятиям, а именно к разглядыванию его величества.

Я облегченно вздохнула.

– Авель… – Терм, в голосе которого сквозило плохо скрытое недовольство, наконец-таки обратил внимание на то, что само упало ему в руки.

– Извини, – в пол голоса произнесла я и, пытаясь сгладить нарастающий конфликт, улыбнулась.

– Авель, но почему каждый раз, когда ты вляпываешься в неприятности, я должен тебя спасать?! – негодуя спросил камерлинец, тем самым сообщив мне столь любопытную новость.

– Ты?! Спасать?! Меня?! – от неожиданности подобного заявления я сказала это чересчур громко.

– Да замолчите вы оба! – цыкнул стоящий справа от Терма Мейхель, на мгновение опередив своего собиравшегося что-то ответить товарища.

Мы пристыжено смолкли. И только тогда поняли, что, пожалуй, помолчать действительно стоило. Как выяснилось, мы многое пропустили – несколькими минутами раньше король Камерлина Илактрион Первый начал свое приветственное слово, и теперь его, позёвывая, слушала добрая половина гостей. Другая же не менее добрая их половина до сего момента с гораздо большим интересом внимала нашей перебранке, а это было по крайней мере невежливо по отношению к Его Величеству. Когда же мы с Тёрмом прекратили выяснение отношений, наши слушатели вынуждено примкнули ко всем прочим, но, увы, не ухватывая сути освещаемых королём проблем, стали кивать не там и хлопать не в том месте, где требовалось. В конце концов, осознав свою ошибку, эти господа опустили головы и ушли в глубокомысленное молчание. К чести Его Величества он это понял и, откашлявшись, начал своё выступление с самого начала. Когда он на мгновение умолк, зал огласился бурными и, что самое главное, искренними аплодисментами. Толпа восторженно рукоплескала, а я, позабыв о том, что врага нужно знать в лицо, а не только по портретам и на словах, вернулась к интересующему меня разговору.

– Да я вообще не припомню, чтобы ты меня спасал! – шепотом набросилась я на уже было успокоившегося камерлинца.

– Даже так? – ответил Терм елейным голоском, – а жаберы, каргариты, березка-липовка наконец?!

– Ах, значит, сейчас это называется "спасением"? – в тон ему промурлыкала я. – Значит, когда ты пол часа измывался над моим бессилием, а потом в лоскуты искромсал моё лучшее платье, это ты меня спасал?! А на болотах ты меня от кого спасал, от комаров?

Люди, вновь забывая о короле, стали заинтересованно оборачиваться в нашу сторону, а Терм тем временем возмутился:

– Да, действительно было бы лучше, если бы я оставил тебя в том болоте!

– Ну и оставил бы!

– И пусть бы жабер выпил всю твою кровь!

– Это мы еще бы посмотрели, кто у кого выпил!

– Хотя тут ты, пожалуй, права, всю кровь он бы у тебя не выпил – отравился! – хихикнул этот паршивец.

– Да как ты смеешь? – не помня себя от злости, прошипела я. – Ты меня что совсем за дуру держишь?!

Тем временем в зале заиграла музыка и кажется собравшиеся пустились в пляс.

– О, не-ет, – глядя на танцующие пары, камерлинец нахмурился, – к сожалению, ты намного умнее, чем хочешь казаться…

Я собралась ответить ему что-нибудь резкое, но подошедший к нам статный мужчина меня опередил:

– Вместо того, чтобы ругаться, молодой человек, пригласили бы свою даму танцевать, – спокойно сказал он Терму.

– Она не моя дама!

– Я не его дама! – в один голос рявкнули мы, но, увидев, что перед нами ни кто иной, как сам король, заткнулись. На своих портретах он был другим совершенно на себя не похож, единственное, что роднило государя и его изображения – это тонкие усы, даже бородка клинышком на рисунках выглядела совершенно иначе. Илактрион с довольным видом отхлебнул вина и, сжав бокал, пошел дальше, ловко лавируя между танцующими парами. "Молодой человек", скривившись, протянул «даме» руку. «Дама» с таким же выражением лица ее приняла. И больше не проронив ни слова, мы закружились по зале.

Когда наконец-то объявили следующий танец, Терм склонил голову в знак мнимой благодарности. Я же согласно этикету, присела в реверансе и пошла в противоположную от его движения сторону, к столу. Мне безумно хотелось есть, и я не собиралась морить себя голодом там, где можно было перекусить.

В гордом одиночестве откушав несколько блюд, я загрустила окончательно. Зачем нас позвали на прием, было непонятно. Сложилось впечатление, что мы здесь вообще никому не нужны. Возможно, это было широким жестом для народа, мол, смотрите, и простолюдин, если покажет себя героем, может быть удостоен королевской милости. Скорее всего, именно так и оно было. Утолив свой голод и хорошенько изучив внешность Илактриона и его охранников, «незаметно» трущихся в толпе, я пребывала в скуке. Заняться было совершенно нечем. С Термом мы больше не общались (он увлёкся разговорами и мириться со своей спутницей, то бишь со мной, не спешил); Мейхель по его словам "был очень занят"; других знакомых у меня не было, а подслушивание чужих разговоров никакой полезной информации не приносило, их местные сплетни интереса для меня не представляли. Поэтому, предварительно оттанцевав еще один танец с бородатым вельможей лет сорока, весьма галантно пригласившим меня, я вернулась в свои покои.

Разбудили меня ни свет, ни заря.

– Ваши одежды, – толстуха даже не пыталась казаться вежливой, – тебе надлежит сию же минуту покинуть дворец.

Гордо задранный вверх нос говорил: "Что ты, и что я? Я – это не какая-то девушка с улицы, чей-то прихотью обряженная на бал, а настоящая королевская горничная!". Она собрала постель и, презрительно глянув на меня, вышла из комнаты. "Не больно и хотелось", – показала я язык уже закрывшейся за толстым задом двери и, покинув постель, стала неторопливо одеваться…

Своё оружие я получила на выходе из королевского дворца. Стражник, выдававший мне всё это великолепие, всё то время, пока я раскладывала и распределяла своё богатство, косился в мою сторону, но так ничего и не сказал. Я получила назад почти всё, не вернули мне только лук, запрещенный к ношению в городе, объяснив, что я смогу забрать его в любой момент, как только захочу покинуть их благословенную столицу. Но покидать оную в мои планы пока не входило. Итак, хорошо выспавшаяся, почти не голодная я неторопливым шагом удалялась от столь гостеприимного дворца. На сегодня особых дел не планировалось, оставалось лишь забрать Верного из конюшни, оплатить визу пребывания в стольном граде и найти подходящее для проживания жильё. А вот завтра мне предстоит начать всё сначала. Мелькнувшая легкость осуществления задуманного оказалась лишь туманной дымкой, развеянной слабым дуновением ветерка. Но вряд ли стоило роптать на судьбу, а торопить её и тем более. Медяков в карманах предостаточно, а время обычно само всё расстанавливает на свои места.

Так и случилось.

Двумя днями спустя, когда я ещё только входила в несуетную жизнь Вышегорска, герольд на белом коне, проскакав по улицам города, протрубил:

– Слушайте, люди! Наш великий и славный король Илактрион Первый хочет явить милость своему народу! Слушайте и внемлите. В полдень он проедет по улицам города, чтобы одарить и выслушать! Радуйтесь, горожане и гости, веселитесь, ваш король будет говорить с вами!

И народ поспешил радоваться и веселиться, а уж как ликовала я можно только представить. Зверь сам спешил в смертельные объятья охотника. К сожалению смертельные для нас обоих…

А на утро под дверью своей комнаты я обнаружила короткую записку. Всего одно слово – «уезжай». А в дополнение – остатки до боли знакомой ауры… Руки дрогнули, но повиновались, и мелкие кусочки бумаги снежинками полетели вниз.

"Дела нужно доводить до конца, а не убегать, когда запахло жареным".

* * *

Короткий узкий клинок идеально подходил для того, чтобы спрятать его под рукавом простого, неброского платья. Я специально подобрала наиболее популярные в столице и её окрестностях фасон и расцветку. Так будет легче затеряться в окружающей толпе. Время тянулось как канат бесконечности наверчиваемый на вертел, страх ожидания, захлестнувший мою душу, торопил его течение и тем самым ещё более замедлял. «Скорее бы это случилось», – не в силах выдерживать тяжесть неизвестности, молил и кричал мой разум. Но время не спешило потворствовать моим желаниям, но и оно когда-нибудь истекает…

В самый первый ряд я не полезла – ни к чему чтобы охрана заметила движение моей руки – а пристроилась за спиной тощего, унылого коротышки, всё время лузгавшего семечки и что-то приглушенно бормотавшего. Похоже, мужик был слегка не в себе. Справа от меня стоял высокий, но хилый субъект неопределенного возраста, по виду типичный крестьянин, слева – его жена или даже скорее соседка, толстая рябая крестьянка, с которой он нет-нет да переглядывался многозначительными и весьма красноречивыми взглядами. Они определённо должны были стоять рядом, но я не собиралась уступать им мою с таким трудом завоёванную позицию. Соседи не настаивали, и потому мы пребывали в мире и добром согласии.

Время близилось к полудню. Столь «интересное» занятие, как стояние на одном месте, уже весьма поднадоело, но выбирать не приходилось.

Наконец, площадь взревела стотысячным приветствием. Орали все: и мужчины, и женщины, и старики, и старухи, и дети. Уши закладывало от их криков, и было не понять, то ли люди так чрезвычайно любили своего короля, то ли точно так же сильно боялись и ненавидели.

Время испытания приближалось.

Теперь предстояло свершить самое великое деяние из всех, что было мне дано.

Венец и конец жизни.

Сердце бешено колотилось, руки тихонько подрагивали. Следовало успокоиться, причём немедленно. Я опустила взгляд и сосредоточилась…

Худая девочка-подросток вбежала в комнату и бросилась на кровать. От рыданий ее трясло.

– Милая, что случилось? – мать ласково погладила по головке свою единственную дочь.

Та села и, глотая текущие по лицу злые слезы, ответила:

– Она сказала, что из меня никогда не выйдет воительницы! – выкрикнула девочка и снова принялась рыдать.

Лицо матери помрачнело, но уже через мгновение приняло слегка озабоченное, но спокойное выражение.

– Кто «она»?

– Адамита. – девочка стукнула кулаком по влажной от слез подушке, и, казалось, слезы в её глазах высохли. – Она сказала Мааре, что я не достойна учиться в Академии, и что ее здесь держат лишь из жалости. Я стала спорить с ней, тогда она предложила разрешить разногласие в бою на деревянных мечах. Я согласилась… и… Она… Она просто меня разозлила, наговорила кучу гадостей, а я… я слишком опрометчиво кинулась в атаку и пропустила удар! – на подушке снова появилась вмятина от опустившегося на неё кулака, – после этого Адамита сказала, что хорошая воительница всегда должна держать себя в руках, и что меня не возьмут не то, что на королевскую службу, но и даже охранять харчевню! – она снова закрыла лицо ладонями, – Я должна уйти из Академии…

– Почему?

– Она права, мама, я никогда не смогу держать себя так, как подобает достойной воительнице, никогда не смогу стать той, кем хочу…

– Ты всю жизнь мечтаешь стать воительницей, и вот теперь, когда твои грёзы начинают сбываться, из-за слов какой-то вздорной девчонки ты хочешь расстаться со своей мечтой? – сведя брови, медленно проговорила мать.

Дочь не ответила, а лишь сглотнула вновь набежавшие слезы.

Женщина вздохнула.

– Девочка моя, жизнь наша похожа на розу. Да-да, именно на свежую и благоухающую розу. А розы без шипов не бывает. Представь себе, что путь к цели идет от корня к цветку, корень – это то, с чего мы начинаем, а цветок – о чем мы смеем грезить. По-твоему получается так, что поранившись однажды, мы должны отказаться от своей мечты ради того, чтобы навек остаться жить среди шипов?

– Но, мама, я… – по щекам вновь заструились слезы.

– Да, путь к цели труден, но цветок стоит того, чтобы уколоть пальцы.

Мать поцеловала плачущую девочку в лоб и вышла.

А несколько лет спустя ее дочь была назначена на место ушедшей в отставку главной воительницы Ее Величества…

Приблизившиеся крики вывели меня из состояния задумчивости. Королевская карета была совсем рядом. Я невольно высунулась из-за спины стоявшего впереди мужичонки, с наивностью ребенка высматривая королевскую особу. Ах, ты, лесная барабашка – и что же мне так не везёт-то сегодня? Его величество укрывала прозрачная, но тем не менее непреодолимая для метательного ножа сетка. Я уже подумывала над тем, чтобы отшвырнуть в сторону загораживающего мне дорогу мужичонку и отчаянным рывком попытаться добраться до короля, когда вожжи повозки натянулись, и она медленно остановилась. Мешающая сетка откинулась в сторону, и на меня уставилась улыбающаяся рожа Илактриона.

– О, храбрая девушка из славного Мирска, – громко сказал король и, поднявшись во весь рост, шагнул навстречу своей смерти.

– Цветок стоит того, чтобы уколоть пальцы… – тихо произнесла я, и взмахнула кистью.

Тяжелый, но тонкий нож взвился в воздух.

У узурпатора не было ни малейшего шанса. Он не успел даже испугаться, а лишь в удивлении раскрыл рот.

На мгновение передо мной мелькнула его аура – не чёрно-багровая, какая должна быть у законченного злодея, – а серая, испуганно-растерянная. Но и она предстала моему взору лишь на долю секунды, пока нож преодолевал последнюю четверть разделяющего нас расстояния. Затем ауру захлестнуло ало-красной полосой боли, и серые всполохи, окружающие государя, быстро затухая, померкли. Многотысячный вопль пронесся над площадью. Я подалась назад, но меня тут же схватили под локти стоявшие по бокам люди. Я попыталась освободиться, но, почувствовав, как профессионально они выворачивают руки, поняла: мужик и его баба такие же крестьяне, как и я. Точечный удар по печени, и мои возможности к сопротивлению оказались моментально сломлены. Маячивший передо мной все это время мужичок привычным, отточенным движением вбил в рот кляп. Всё было кончено. Теперь я не могла себя даже убить. От собственного бессилия хотелось выть и стонать, но я, сцепив зубы, заставила себя не впадать в панику, а задуматься над тем, что я ещё жива, а, значит, ещё не всё потеряно.

Меня ещё несколько раз ударили и, накинув на голову мешок, под крики ревущей, волнующейся толпы потащили куда-то вдоль улицы. А очередной удар по голове поверг меня в бессознательное состояние…

Мир кружился, голова раскалывалась на части, тусклый огонёк свечного огарка освещал прокопченноё до черноты помещение. Где-то за моей спиной весело потрескивал печной огонёк. Я лежала лицом вниз и почти не чувствовала ни скрученных за спиной рук, ни спеленатых толстыми верёвками ног. Попробовала пошевелить пальцами. Слава богу, они ещё не утратили чувствительности и тогда, заскрежетав зубами, я повернулась набок.

– Ваше величество, она очнулась. – звук голоса как удары колокола.

Вновь заскрежетав зубами, я заставила себя приподнять веки. В сыром подвальном помещении, судя по убранству стен являвшем собой пыточную, медленно фокусировались три мужские фигуры. Голос принадлежал тому, кто топтался подле меня и время от времени немилосердно пинал в бочину носком ботинка. Второй, понуро опустив голову, сидел за столом, я сразу же его узнала, но что с того? Мне даже не хотелось о нём думать, его нет, он пустое место, а вот рядом, широко улыбаясь и покручивая в руках короткий охотничий хлыст, стоял король Камерлина Илактрион Первый.

– Ваше величество, что прикажете? – заискивающе спросил пинающий меня изверг.

Меня словно ударило разрядом молнии. "Ваше величество?!" Как?! Почему?! Но это же невозможно, я же убила его, вот прямо сейчас перед глазами стоят и стремительно летящий в него нож, и недоумённо вытаращенное лицо, и хлещущая из горла кровь… Я не могла ошибиться. Он умер. Король умер. Я это знала. Получается… передо мной теперь стоял совершенно другой человек. Он просто не мог быть королём. И вместе с тем это был именно он. И тоненькие усики, и бородка клинышком, и статная, но неуловимо неуклюжая фигура. Что-то в её очертаниях показалось мне до отвращения знакомым. Вспомнила – именно с ним я танцевала прежде, чем выйти из залы. Неужели меня провели как глупого цыплёнка? Король жив… Я сосредоточила на нем свой расплывающийся от обиды и боли взгляд и внезапно увидела его ауру… чёрно-багровую ауру законченного негодяя.

– Сволочи, – я скорее выплюнула, чем произнесла это слово.

– Ага, она ещё и лается, – Его Величество щелкнул пальцами, – палач, на дыбу её.

За моей спиной раздались торопливые шаги, выскочившие из какой-то ниши кат и его помощник, подхватив меня под руки, спешили выполнить приказание.

– Хороший у вас палач, – чтобы не кричать, я была вынуждена всё время говорить, – исполнительный.

– А, – Илактрион небрежно махнул рукой, – лишняя похвала портит людей, а палач… – король сделал вид, что задумался, – палач как палач: ни плохой, ни хороший, просто человек на своём месте. Другие от эго ремесла нос воротят, а ему, вот видишь, нравится.

– Да уж, – выдохнула я, когда терпеть боль уже не было мочи, – сразу видно, что это человек, работающий с душой, всегда думающий, как сделать приятное своему ближнему.

– Это точно, – улыбаясь, согласилось со мной Его Величество, – а ты весёлая девчонка. Если сразу согласишься рассказать о кознях своей королевы, то я может быть придумаю для тебя легкую смерть. В душе-то я тоже очень добрый…

– Ты?! – страшный, истерический смех вырвался из груди. Я могла бы рассказать ему про чёрно-багровую ауру зла, вьющуюся над его головой, но остереглась. Такие, как он строго берегут свои тайны. Не смотря ни на что, я бы не хотела, чтобы пострадал Тёрм… Но бросить в лицо якобы своё предположение я могла. – Да у тебя на лице написана кровь! Ты, не задумываясь, уничтожишь тысячи людей, если решишь, что это принесёт тебе выгоду.

– Ты смешна, я не палач, а даже ему иногда бывает жалко свою жертву. Но что поделать, такова его работа.

– Палачу может быть бывает и жалко, – спорить не хотелось, – но не тебе. Ты гораздо хуже любого палача.

– Ты глупа. Ты думаешь, что твоя королева хоть чем-то лучше? – Илактрион отвернулся, давая понять, что разговор со мной окончен. – Я ухожу, – его взгляд скользнул по стенам и вперился в сидевшего за столом Тёрма, – вы хорошо поработали, полковник, но дело ещё не завершено, мне нужно её признание, и чем скорее, тем лучше. Я буду ждать доклада, но, помни, моё терпение не безгранично, – король развернулся и вышел через раскрывшуюся перед ним потайную дверь.

– Вы свободны, – голос моего недавнего спутника был безжизнен.

– Но Его величество… – кат беспомощно развёл руками.

– Я сказал, свободны! – тяжёлый кулак с грохотом опустился на стол.

– Есть, – палач, схватив своего помощника за шиворот выскочил за дверь.

Закусив губу, я взглянула на сидевшего за столом Термареля, и слезы обиды, ярости и боли были готовы политься из глаз. Как я хотела, чтобы это был кто-то другой, но, увы, безукоризненная, темно-синяя форма офицера тайной полиции почти ни сколько не изменила его внешности. А вот без стука появившегося из-за дверей Мейхеля, разнаряженного в белый камзол и чисто выбритого, было не узнать. На левом плече шутника и балагура красовались генеральские нашивки.

Терм привстал с места и приподнял правую руку к виску.

Мейхель кивком поприветствовал полковника.

– Висит? – генерал небрежно махнул рукой в мою сторону.

– Висит, – в голосе ни единой эмоции, а мне так хочется кричать и плакать.

– Как я ненавижу, как я тебя ненавижу… – похоже, последнюю мысль я произнесла вслух, взоры мужчин полностью обратились в мою сторону. – Сволочи, – выдохнула я, стараясь выдавить с этим словом всю сдерживаемую боль, – палачи, убийцы, сатрапы.

– И это говорит она, убийца нашего правителя? – Мейхель, покопавшись у себя в кармане, достал и бросил в рот сахарную конфетку. Но я не обратила на него никакого внимания. Его для меня словно не было. Только Тёрм, только он один стоял сейчас перед моими глазами.

– Палач… я думала… я не знала… я считала… палач… Где Термарель, не желающий бросать несчастных пленников, готовый жертвовать своей жизнью ради других? Где ты, Тёрм, которого я знала? – я готова была разрыдаться от переполнявшей тело и душу боли…

– А где ты? – он поднялся из-за стола, и его грозный взгляд метнулся в мою сторону, – где та смелая, но беззащитная девушка с наивными изумительно-голубыми глазами? Где? В какой день пути она потерялась, заблудившись в переплетении дорог, а на её место пришла расчетливая, жестокая убийца? Или той девушки никогда и не было?

Его голос, его слова били хлыстом, оставляя кровавые следы. И если права я, защищая свою страну, тогда почему же не прав он? Да будь оно всё проклято, один резкий удар кинжала и всё будет кончено. Я не хочу больше его видеть… У меня осталась гребёнка… Вот только дотянуться до неё рукой не было никакой возможности.

– Она так и будет висеть? – Мейхель горько усмехнулся, – вполне подходящий способ беседы с дамой, но боюсь мало принятый в цивилизованном обществе. Уж извини, но я предлагаю тебе спустить её вниз и посадить на стул.

– Боже мой, да, да, конечно, – Терм, словно выйдя из оцепенения, бросился опускать дыбу.

Ноги меня не держали, но я всё же устояла. Падать на землю, чтобы он ещё бросился меня поднимать? Нет, и не подумаю так унижаться перед ним, перед этим… перед…

– Терм, я далек от мысли, что ты не разглядел её гребенку, но дать ей умереть от собственной руки – это подставить нас всех.

– Я… я не могу и не хочу видеть её страдания, – так этот гад ещё делает вид, что жалеет меня. Сволочь. – Как мне поступить, генерал?

– Как поступить? Она сама выбрала свой путь, – если бы не подставленный Мейхелем стул, я бы всё же не выдержала и упала, – если не ошибаюсь, мы оба давали ей шанс спастись. Она их отвергла.

Генерал сделал шаг вперёд и вытащил из моих спутавшихся волос костяной гребень. Небрежное движение пальцами и в его руках оказался тонкий и острый стилет.

– Хорошая вещица, – еще одно движение, такое же небрежное и на пол посыпались костяные осколки.

– Сволочь.

– Ты повторяешься. Что ж, Термарель Бернард Каннер, мне пора. – генерал, прощаясь, ободряюще хлопнул Тёрма по плечу. – Ах да, полковник, совсем забыл, я принёс тебе пару листочков салодорского чая. – Мейхель повернулся лицом к Тёрму, – но мне почему-то кажется, что ты захочешь угостить им даму, – борясь со своей болью, я не уловила прозвучавшего в этих словах подтекста.

– Я… я не могу… – Тёрм даже попятился от протягивавшего ему маленькую коробочку генерала.

– Бери, полковник, напои даму чаем в последний раз. Может кружка доброго напитка поможет ей избежать рук палача, – с улыбкой на лице Мейхель повернулся в мою сторону, – Авель, может попьёшь чайку и без пыток выполнишь просьбу нашего государя, а?

– Мразь, – других слов для него у меня не было.

Генерал весело расхохотался, но я-то видела его насквозь, видела его ауру, пронзаемую тяжелыми лиловыми полосами сочувствия. Кого он жалел: меня или Тёрма?

– Хорошо, – тусклым голосом проговорил полковник Каннер. Мейхель молча положил коробочку с чайными листьями на стол и вышёл прочь.

– Будешь… – Тёрм запнулся, – чай?

Я задумчиво подняла на него взгляд. А почему бы и нет? И согласно кивнула:

– Если развяжешь руки.

Мой бывший товарищ буквально бегом бросился выполнять моё требование-просьбу. Минутой спустя путы на руках ослабли и соскочили вниз, ноги я развязала сама. Левая ступня ужасно распухла и неимоверно ныла. Если до этого мгновения я всё еще на что-то надеялась, тешась мыслью о побеге, то теперь надежда оставила меня окончательно. С такой ногой далеко не убежишь. Задержавшие меня крестьяне были ребятами ушлыми, один удар тупым концом копья в ступню мгновенно решал проблему побега. Теперь мне оставалось только попить чайку и доползти до плахи.

Как оказалось, в пыточной было всё: и котелок, и глиняная кружка, и большая бадья с водой. А вскипятить немного воды на ярко пылающих углях горна – дело одной минуты.

Когда он протягивал мне чашку, руки его дрожали. Можно было бы взглянуть на его ауру, чтобы увидеть, что он чувствует, но я больше не желала этого делать.

– А себе? – страшно хотелось вернуться в тот наполненный вампирами лес или вновь тонуть в глубинах проклятого болота…

– Пей. Салодорский чай не дёшев, а он должен быть крепок. Здесь только на одну кружку.

– Тогда пей со мной, – предложила я и сама смутилась своему предложению. Палач и жертва… чай из одной кружки… страшно и горько. Слава богу, что он отрицательно покачал головой.

Я выпила весь напиток до дна, но вкуса даже и не почувствовала. На губах остался лишь привкус горечи, такой же, что и на душе.

– Тёрм, я же видела, как нож пронзил его горло… – я так и не смогла понять, почему король остался жив, но хотела знать почему.

– Многое из того, что мы видим – не то, что есть на самом деле.

– Ты, наверное, не знаешь, – я даже выдавила из себя пренебрежительную улыбку, – магия на меня не действует.

– А кто сказал, что это была магия? – горько усмехнулся полковник. – Магии не было. Был двойник…

Боже, я едва не схватилась за голову. Получается, что я убила ни в чём не повинного человека?! Дура, какая же я дура, надо было заранее присмотреться к его ауре…

– Я знаю, о чём ты думаешь, – Терм едва удерживался от желания коснуться моих волос, – не мучай себя. Он был достоин смерти не меньше, чем Илактрион.

– Ты смеешь таким вот образом отзываться о своём государе? – я постаралась, чтобы это прозвучало как можно насмешливее. – Странная преданность.

– Я не сказал ничего порочащего нашего правителя. Нет ничего странного в том, что с точки зрения врагов наш король заслуживает смерти.

– Возможно, – я решила согласиться, всё равно спор не привел бы ни к чему.

– Мне надо связать тебе руки, – камерлинец ополоснул кружку и вылил остатки заварки на тут же зашипевшие угли. В воздухе пахнуло незнакомой пряностью.

– Надо – вяжи, – мне уже было совершенно безразлично, что будет. Я провалила свою миссию. Король жив. Смерть – спасение от позора, надеюсь, я смогу принять её достойно… – Терм, вы подозревали меня с самого начала?

– Мы знали…

– Что?!

– Мы знали, Авель…

– Но я… но никто, кроме…

– Среди Ваших высокопоставленных чиновников – предатель…

– Но это невозможно… – неужели генерал Ламс нас предал? Как такое возможно? Но теперь думать об этом поздно, хотя и горько осознавать. Как говорит королева, враг лучше друга, потому что он никогда не сможет вас предать. Я была готова расплакаться, но нет у меня ещё достаточно сил, чтобы не делать этого, – Тёрм, позаботься о Верном…

– Хорошо… Прощай, Авель, – он всё же провёл рукой по моим волосам…

– Меня завтра снова поведут к палачу… – я не пыталась вызвать сочувствие, а всего лишь констатировала факт.

– Завтра может и не быть, – Терм отступил к столу, и его сразу словно бы не стало. На его месте стоял грозный полковник тайной полиции. – Стража, – на громкий окрик выглянул всё тот же палач, – увести заключённую.

– Есть, увести, – кат и его помощник быстро вошли в помещение, – непорядок, – глянув на мои освобождённые от пут ноги, пробормотал помощник, но громко выразить своё неудовольствие не осмелился.