Текст книги "Судьба. На острие меча"

Автор книги: Анатолий Гончар

Соавторы: Ольга Гончар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Ну, в принципе мою долю можешь отработать. Сейчас очень в цене хорошие служанки, если будешь усердно работать и не есть, то лет так через полтораста от твоего долга почти ничего не останется, так, сущие пустяки – лет на тридцать.

– Постой, Тёрм, – я мило улыбнулась, – кажется, у меня есть ещё один вариант отдачи долга. До меня дошли слухи, что некое лицо – лицо весьма богатое и в определённых кругах влиятельное – недавно написало завещание… – Тёрм притворно прикусил губу. – Так вот я и думаю, может лучше вместо полуторасотлетней отработки помочь этому завещанию вступить в законную силу, и отдать все деньги сразу?

– Так ты что же всё своё имущество по завещанию отдаешь ей? – лицо гнома сморщилось в притворной обиде, – а мне лучшему другу и благодетелю не оставил ни осьмушки?

– Оставил, оставил, – Тёрм так же притворно начал его успокаивать, – и осьмушку оставил, и четвертушку, и ещё кучу чёрствого хлеба в подсобке специально для тебя отложил. На пенсион выйдешь, приезжай, пользуйся.

Кажется, они увлеклись…

– Господа, господа, – голова моя по-прежнему продолжала болеть, – вы так и будете издеваться над бедной девушкой или всё же станете её лечить?

– Ах, да, – Ластик потянулся рукой к высокой, стоявшей посредине стола бутыли и в мгновение ока набулькал в бокал добрую порцию напитка, – отварчику из чарбёрыша хлобыстнёшь и враз ноженьками затопаешь.

– Ага, ага, так и будет, – Терм так и светился от оптимизма, – гномья медицина самая лучшая, мы так и лечим: мазамбуку – травкой супостаткой; от побочных эффектов супостаки – отваричиком чарбёрыша; от прыщей, что обязательно повылазят после этого лечения, какой-нибудь колючей медуницей или болотной ядрицей, от сыпи…

– Не слушай этого балабола, пей, – гном осторожно приподнял мою голову от подушки и поднёс кружку к моим губам. Вязкая прохладная жидкость потекла в рот. Я сделала глоток, другой, третий и как будто огненный шар разорвался в моём желудке. Не отдерни Ластик кружку, она бы полетела на пол. Мне стало не хватать воздуха, горло обожгло пламя, и… вдруг всё кончилось. Я лежала совершенно обессиленная, мокрая как мышь от мгновенно выступившего пота и совершенно не чувствовала ни боли, ни головокружения.

– Ну как отварчик? – вкрадчиво спросил Тёрм, – понравилось?

"Иди ты к чёрту", – хотела сказать я, но глядя на вытянувшееся в ожидании ответа лицо гнома, сжалилась над его страданиями. К тому же мне хотелось хоть немного отомстить Тёрму:

– Замечательно, – я даже постаралась улыбнуться, – мне бы теперь только переодеться.

– Да, да, точно, переодеться, – Ластик схватил стоявший на столе колокольчик и весело затрезвонил. Почти тотчас в двери влетела дородная, на голову выше Ластика гномиха.

– Девочка моя… – начала она с порога, но увидев сидящего у моей кровати гнома, остановилась и уперев руки в боки грозно нахмурила брови, – ну и к чему этот трезвон? Что мой любимый супруг не смог подать бедной девочке тарелку с супом?

– Да… я… вот она, – гном растерянно повёл рукой в мою сторону.

– Уважаемая Мардофина, – кажется Тёрм решил спасти друга от преждевременной смерти, – Авель пришлось напоить отваром чарбёрыша, – шутить с хозяйкой не рисковал даже он.

– Ага, понятно, так чего же вы всё еще тут стоите? А ну брысь!

Мужчины поспешно ретировались, а хозяйка подошла к встроенному в стену шкафу и, немного покопавшись у него внутри, извлекла на свет божий целую стопку чистых рубах, рубашек и целую кипу простеньких, крестьянских платьишек.

– Ну, милая моя, будем переодеваться?! – я не поняла, предлагает она или утверждает, но на всякий случай кивнула…

– Всё было очень вкусно, – отложив в сторону ложку, я в знак благодарности склонила голову.

Разок-другой показывавшиеся в дверях мужчины были обращены в бегство грозными шиками гномихи. Так что кушать и разговаривать нам никто не мешал.

– Ну так что же вы собираетесь делать дальше? – ласково поинтересовалась Мардофина, громко хлебая из кружки.

– Я… я не знаю, – смущенно пролепетала я, задумчиво размешивая сахар. Вопрос застигнул меня врасплох, что делать дальше, я действительно не знала. – Нам нужно как-то выбраться из города…

– И как вы собираетесь это сделать? – все так же вкрадчиво спросила она, глядя мне прямо в глаза. Я не ответила, а уперлась взглядом в стол. Она вздохнула. – Ну, что ж, девочка моя… Для начала, я думаю, вам все-таки следует денёк-другой отлежаться у нас в доме. Вы еще недостаточно здоровы. А потом будем глядеть по муке…

– То есть? – не поняла я.

– Как дела пойдут, – пояснила Мардофина и, попутно убирая с него грязную посуду встала из-за стола. Я попыталась ей помочь. – Не стоит, милая, иди отдыхай, – и она, указав пальцем на мою кровать, поспешила покинуть комнату. Я же, опершись спиной на подушку, задумалась о своём, о женском…

В гордом одиночестве я долго не насидела. И не потому, что кто-то нарушил покой моей знатной особы. Скорее наоборот. Увы, никто не порадовал меня своим вниманием, мне стало безумно скучно, и я отправилась на поиски этого «никто».

Как выяснилось, домик гномов был совсем не так мал, как показалось с самого начала; не дом, а какой-то лабиринт из коридоров, комнат, переходов и опять комнат. Бессмысленно проходив по нему более получаса, я, уже едва кондыляя, наконец-таки набрела на искомых мной личностей. Терм и Ластик сидели перед столом, и о чем-то ожесточенно спорили. Целиком поглощенные своим занятием, моего прихода никто из них не заметил.

– Мой офицер стоял здесь, а твоя дама здесь, – тыча пальцем в доску, доказывал Ластик, – она не могла его убить!

Я встала сзади камерлинца, с любопытством заглядывая ему через плечо.

– Да нет же, твой офицер был на две клетки ближе, чем ты говоришь, – ответил Терм. Глаза его весело блестели. – К тому же моя дама может убить кого захочет и когда захочет, – с этими словами он дернул меня за рукав, одновременно посадив меня на подлокотник кожаного кресла.

– Э-эй, так нечестно! – он, гад, меня оказывается давно уже держал под контролем. – Разве можно так обращаться с дамой? – обиженно запротестовало моё «я».

Вышло, разумеется, фальшиво. Терм рассмеялся.

– Вдруг ты захочешь совершить на меня покушение? А так хотя бы будешь в зоне видимости…

– Ты там не отвлекайся, – усердно сопя, Ластик сделал очередной ход.

– Хорошо, – весело проговорил Терм и сдул у названного брата еще одного офицера, – шаг и мат.

Лицо гнома стало багрово-красным. Он скинул с доски оставшиеся фигуры.

– Да чтобы я еще раз сел с тобой играть! – буркнул он и, тяжело ступая, вышел из комнаты.

Мы рассмеялись.

– Не обращай внимания, – тепло улыбнулся Терм, – он всегда так. Уже завтра прибежит, чтобы отыграться.

Тут он совершенно неожиданно взял мою руку и поцеловал шершавую, изодранную и исцарапанную ладошку.

– Он всегда проигрывает? – едва ли мне удалось скрыть за этим вопросом своё смущение.

– Ну, скажем так, почти всегда… – встав, он посмотрел в окно, – уже темнеет… тебе пора идти спать.

Я не успела ничего ответить, как сильные руки подхватили меня в воздух. Термарель отворил ногой дверь и неся меня на руках направился в мою комнату.

Там он сгрузил меня на кровать.

– Наконец-то, – распрямившись, он улыбнулся, – как гора с плеч. А то я уже думал, что у меня не хватит сил таскать такую тяжесть.

Я возмущенно фыркнула. Да во мне сейчас пятьдесят килограмм максимум, да его никто не просил, да мог бы и не надрываться, я прекрасно бы дошла сама. И вообще я обиделась.

Заметив перемену в моем настроении, Терм покачал головой и, подойдя, поцеловал меня в лоб.

– Я, пожалуй, пойду…

– У-у… Не уходи, давай еще поговорим… – тихо попросила я.

– О чем? – как всегда весело спросил камерлинец.

– О чем хочешь, – я улыбнулась. – Ты говори, я буду слушать.

– О-о, какая хитрая, – он рассмеялся. – Что ж, слушай…

И он стал рассказывать о забавных случаях из жизни, о великих воинах прошлого, о тайных сокровищах и чудесных странах. Быль и небыль сплетались в единое повествование, изредка перемежаемое короткими анекдотами и высокомудрыми изречениями. Потом он приплел ко всему этому Ластика, и пошло-поехало… Я лежала в кровати, накрывшись одеялом, подобрав под себя ноги, лениво наслаждаясь сытостью и покоем. В эти мгновения мне казалось, что я снова обрела свой дом. Беседа была неспешной и ни к чему не обязывающей, и я, плывя по волнам её плавного течения, не почувствовала, как веки налились свинцом и сами собой опустились вниз.

– Авель, просыпайся, просыпайся, Авель, – кто-то настойчиво тормошил меня за плечо. Кто-то. Хм, кто же осмелился поступать столь бестактно?

– Что случилось? – я хотя и возмутилась столь явной бесцеремонностью, но голова моя работала правильно.

– Они обыскивают дом за домом. Нам пора уходить, – Тёрмарель нервно закусил нижнюю губу.

– Когда?

– Как можно скорее, королевская охранка уже прочёсывает соседнюю улицу.

– Хорошо, я буду готова через пять минут. Только где мое снаряжение?

– Никакого снаряжения, – распахнув дверь, решительно возразила Мардофина.

– Я не привыкла уходить в поход без оружия.

– Ну, какое-никакое оружие мы возьмём…

– Мы? – одновременно воскликнули я и Тёрм.

– Да, именно мы. Что вы на меня так уставились? Неужели вы думали, что я отпущу вас одних?

– Но если Вас заподозрят в связях с государственными преступниками… – я не закончила фразу, внезапно осознав, что оставаться в своём доме им едва ли не более опасно, чем путешествовать вместе с нами. Даже самый мало-мальки сведущий маг-практик при обыске в доме обнаружит следы чужого пребывания, а уж в подвалах пыточной не станут разбираться, кому они помогали: нам или удачливому городскому жулику.

– Обязательно заподозрят, – вставил своё слово появившийся вслед за своей женой Ластик, – как только пройдёт слух о сделанных мной закупках, половина городской стражи ломанётся к нашему дому.

– А… а они не могут сделать этого сейчас? – я наконец-то выползла из-под одеяла и встала на пол.

– Я заплатил контрабандисту достаточно, чтобы он держал язык за зубами как минимум неделю, хотя через неделю ничто не помешает ему явиться в местную жандармерию, чтобы получить свою награду за "любые сведения о бежавших из тюрьмы государственных преступниках". Поверьте мне, уже сейчас все стены города оклеены вашими портретами с описанием особых примет и перечислением многочисленных преступлений. Ещё денёк-другой и какую-нибудь светлую голову посетит мысль, что у ворот тюрьмы не обошлось без магического вмешательства, а уж додуматься до того, что бдительной охранкой было просмотрено мелкое семечко агравы не составит большого труда. Еще несколько дней, и на стенах тех же самых домов появится портрет личности, в огромном количестве купившей сок актерикса. Конечно, по этому портрету найти меня будет сложно, но нет ничего невозможного. Оставаясь здесь, я бы не чувствовал себя в безопасности.

– Кстати, – я повернула голову Тёрму, – а как Ластик узнал, что мы скоро появимся в его доме? – в том, что нас ждали, я не сомневалась.

Тёрм на какое-то время замялся.

– Понимаешь, тут такое дело, – кажется, он мучительно придумывал отговорку, чтобы не раскрывать существующей меж ними тайны, но, так ничего и не придумав, решил не врать, – изредка мы слышим мысли друг друга, – ни фига себе "ментальная связь"! – Правда, на довольно близком расстоянии. Когда я смог до него достучаться, мы были ещё на лобной площади, и он спровадил прислугу. А уже потом сбегал, закупил и приготовил требующееся противоядие.

– Так ты знал, что тебе готовится противоядие?

– Да, – Тёрм согласно кивнул.

– Тогда какого же чёрта ты болтал со мной вместо того, чтобы своим ходом дотопать до приготовленной для тебя лохани?

– Я не мог, ноги отказали, – вот так просто и буднично, – только разговаривая с тобой, я ещё мог как-то держаться, чтобы не потерять сознание.

– Да, похоже он говорит правду, – подтвердила его слова не имеющая склонности защищать мужчин Мардофина.

– Спасибо, госпожа, – Тёрм склонил голову в благодарном поклоне, но на его лице было написано всё что угодно, кроме той самой благодарности, – кстати, – это он обратился уже ко мне, – да будет тебе известно, но героиня Авель убита и под её маской скрывается беглая преступница. Да, да, Мардофина может тебе это подтвердить. И я вот тут думаю, не проверить с помощью испытания огнём, а кто скрывается под этой очаровательной маской? Может, самая настоящая ведьма?

Я всё же запустила в него колокольчиком. Жаль, что он успел пригнуться, а колокольчик, пролетев мимо, ударился о стену и с жалобным бренчанием покатился по полу.

– Прямо как дети, – Ластик нагнулся и взял в руку незаслуженно обиженное изделие неизвестного мастера, – нам пора уже уходить, а они тут устраивают семейные разборки, – он тяжело вздохнул. Похоже подобные разборки в этом доме случались довольно часто.

– Да, действительно пора собираться, – уже совсем другим тоном согласился с ним Тёрм. – Авель, жаль, но оружие нам придётся оставить – стража на воротах досматривает каждый баул.

– Без меча я буду чувствовать себя голой.

– Лучше без оружия голой, чем с оружием мёртвой.

– А что мы будем делать, если они обнаружат что мы – это мы?

– Если мы будем распознаны, то нам не поможет никакое оружие, – Тёрм даже не скрывал своего пессимизма, – около ворот тройное оцепление стражи, на стенах дежурят лучники. Нас сомнут как мешающуюся под ногами былинку.

– Я так понимаю, что здесь мне придется оставить и свои личные вещи?

– Не волнуйся, они будут в сохранности.

– А подарок матери я могу взять с собой?

– Подарок матери?! – гном потянулся ко мне всем телом, я подняла и показала ему кулон. Он отвёл взгляд и тихо почти не слышно сказал, – пожалуй, ты можешь его оставить при себе.

– Спасибо, – поблагодарила я, хотя можно подумать, скажи он оставить кулон здесь, я бы его послушалась. Ага, как же…

– Хорошо, друзья, мы с Авель выходим через полчаса и ждём вас за стенами города.

– А кто тебе сказал, что вы станете проходить через ворота вдвоём?

– Но если нас обнаружат, то…

– Если Вас обнаружат, то у меня не останется ни единого шанса заполучить обратно потраченные на противоядие денежки, – Ластик пытался острить, – идя вместе с вами, мы ничего не теряем, к тому же, я думаю, у солидной семейной пары с двумя пухленькими ребятишками будет гораздо больше шансов, чем у двух разыскиваемых преступников.

– Ты хочешь превратить нас в детей? – Тёрм оторопело уставился на стоявшего перед ним гнома.

– Магию такой силы обнаружат сразу же, как только мы станем приближаться к городским воротам, – я не смогла сдержать своего сарказма.

– Что вы, – гномиха широко улыбнулась, – никакой магии, только косметика и травы, травы и косметика.

– Но разве мы сможем сойти за ваших детей? – скепсиса в моём голосе даже прибавилось.

– А кто вам сказал, что детьми будете именно вы? – Ластик улыбался ещё шире своей супруги, – это вы станете нашими родителями.

При этих словах мы с Тёрмом недоверчиво переглянулись. Но всё оказалось гораздо проще, чем думалось.

С моей худобой состарить меня лет на двадцать не составило труда. А вот с Тёрмом пришлось повозиться, купание в соке актерикса сказывалось до сих пор, и кожа его лица ни в какую не желала сжиматься в морщинистые складки. Пришлось ограничиться парой-тройкой противных бородавок и коротенькой козлиной бородкой. Тетка Мардофина и дядька Ластик как следует пополоскавши лицо и руки в остатках чудодейственного сока совершенно преобразились, теперь их было абсолютно не узнать. Ни дать, ни взять шестилетний карапуз и пухленькая, довольно симпатичная девочка-подросток. Я начинала верить, что авантюра удастся. Только действовать надо было быстро. Ластик предупредил – снадобье будет действовать пару-тройку часов, после чего они примут свой первоначальный облик. Нам снова, уже в который раз, надо было поторопиться.

– Как мне надоело постоянная спешка, и когда же всё это кончится? – в сердцах высказала я пробегающему мимо меня Тёрму.

– Поверь, сидение на месте зачастую бывает гораздо хуже. Вспомни свою камеру, – добренький «папочка», мог бы и не напоминать. Но всё же в одном он прав, пожалуй, лучше ещё немного побегать, чем потом долго сидеть.

– Ты готова? – ласково спросила подошедшая ко мне Мардофина, голос её и без того мягкий теперь шелестел совсем по-детски.

– Давно, – меня, незнакомую с расположением дома, к сборам не привлекали и не оставалось ничего иного, как в полном безделье дожидаться, когда же всё будет найдено, сложено и упаковано в большие баулы, стоявшие возле запасного выхода.

– Вот и хорошо, тогда я побегу соберу с собой немного продуктов, – она весело подмигнула и, подскакивая то на одной, то на другой ножке, скрылась в направлении кухни.

Наконец всё было собрано и уложено. Мы вытащили баулы на улицу и огляделись по сторонам. Оказалось, что ещё только раннее утро. Значит, эти изверги разбудили меня в полночь. Всё было тихо. Народ, предчувствуя неприятности, прятался по домам. Хотя нам было бы на руку, если бы по улицам бегали толпы людей.

Господин Ластикус Патрицус Ифанов сан повесил на двери тройной крест, означающий, что хозяева в отъезде, и двумя довольно профессиональными движениями наложил на неё заклятие неприступности, снять которое мог только хозяин или хозяйка дома, прибывшие с дальней дороги. За что, за что, а за открытие дверей по возвращении можно было не волноваться, дорога нам предстояла действительно дальняя. Заклятие неприступности не из самых трудных, в принципе его мог наложить любой крестьянин, купивший у государственного мага подобающий амулет и зарядивший магией отпирающий заклинание ключ. А вот открыть подобную дверь без спросу было под силу разве что величайшему магу. И потому в городе уже давно пустовало десятка четыре домов, по какой-то причине покинутых своими хозяевами. Охранявшая их магия с каждым годом слабела, но должны были пройти ещё долгие десятилетия прежде, чем двери этих домов можно будет открыть без риска для жизни открывающего их мага. Дома ветшали, в огораживающих их изгородях появлялись дыры, но никто не смел проникнуть через охраняющие заклятия. Одно время Эвиль хотела запретить продажу охранных амулетов, но, встретив возмущенный ропот горожан, (здесь наверняка не обошлось без наущения зарабатывающих на их продаже магов) отказалась от своих планов.

Закончив с дверью, мы двинулись вдоль по улице. Забавно, наверное, было наблюдать невысокую девчушку, тащившую на своей горбушке огромный баул, и маленького мальчика, шествовавшего впереди всех словно заправский проводник и от нечего делать помахивающего отнюдь не мальчишеской дубиной. Мы шли с нарочитой неспешностью, хотя следовало спешить. Но прежде чем покидать город нам ещё предстояло добыть коней, и потому мы шествовали прямиком к тому месту, где оные были всегда. А именно к городской конюшне.

Нашей компании снова повезло, крестьянских лошадок в Мирске крали редко, и потому стражник, который должен был нести дежурство, спал. Удар по голове только укрепил его сон. Я стояла в дверях, пока наша дружная компания выбирала лошадей из множества стоявших в загоне. Именно сегодня в городе должен был состояться большой праздник, и поэтому Ластик повел нас к третьей городской конюшне, где стояли в стойлах исключительно рабочие лошади крестьян, а не к первой с изящными скакунами городской знати или на худой конец ко второй, где содержало своих лошадей купечество и среди которых порой попадались совершенно удивительные экземпляры. Но гном был прав и хотя лошади в третьей конюшне не отличались изящностью и скоростью бега, они были выносливы, неприхотливы и послушны. К тому же они меньше всего могли привлечь к нам внимание, а самое главное в связи с праздником именно эти лошади на сегодня оставались не у дел. Если нам повезёт, пропажу заметят только вечером, когда конюхи придут задавать корм. В идеале следовало бы найти подходящую лошадь для каждого, но брать четырёх коней было слишком рискованно. Семейная пара при двух детях, покидающая город на запряженной в телегу паре не должна была вызвать особого внимания, а вот имеющая с собой ещё и двух сменных лошадей… Четыре лошади слишком большая роскошь для простых горожан, чтобы на это не обратили внимания.

В конце концов лошади были выбраны и выведены из стойла, и пока мужчины запрягали их в телегу и сваливали туда наши узлы и баулы, мы с Мардофиной для верности скрутили оглушённого охранника верёвками и кинули его в ясли. Так что можно было не беспокоиться, раньше вечера его не найдут.

– Сёдла взять не забыли? – спросила Мардофина, но укладывающий последний баул Ластик лишь отмахнулся, мол, сами с усами. Гномиха только усмехнулась. Мы уселись на приготовленные для нас места и отправились в путь. Ни дать, ни взять, семья мелкого лавочника выбралась на праздничную поездку к родственникам. Почему-то именно в этот момент я стала верить в успех нашего предприятия.

На улицах царило непривычное затишье, даже к базарной площади, где должно было проходить главное торжество, тянулись лишь одиночные горожане, чуть позже их станет не в пример больше, но ощущения настоящего празднества не было. Хорошо хоть поток выезжающих из города был всё же достаточно велик, чтобы наша компания не выглядела белой вороной. Впереди нас на гнедой, чуть прихрамывающей лошади спешил куда-то, наверное, к деревенским внучатам, пожилой зажиточный горожанин. Новая, казалось только сшитая рубаха, широкие зелёные шаровары, подпоясанные красным атласным поясом и высокая в вензелях шапка говорили о его принадлежности к цеху ремесленников. А вот яловые сапожки со шпорами указывали, что в прошлом ему пришлось потянуть армейскую лямку и немало потаскать тяжелый меч в войсках Её Величества. Судя по всему, после какого-то ранения бравый солдат был списан в отставку с правом ношения сапог отдельного егерского полка. Вот такой гражданин ехал впереди нас, сзади напирали ретивые кони спешившего по делам приказчика, а слева тянулась жутко скрипящая телега, тащимая сухопарой клячей неопределённой масти. В ней сидели два крестьянина, по виду совершеннейшие бандиты, угрюмые, со всклоченными немытыми бородами, в изодранной, давно не стиранной одежде. При этом один, державший вожжи, всё время что-то выговаривал второму, понуро опустившему голову и время от времени согласно кивавшему. Я невольно прислушалась.

– …и до коли я буду тебя бестолкового из кабаков да питейных лавок вытаскивать. Ить убьют ведь, как пить убьют.

– Убьют, – обреченно согласился второй.

– Ох, горюшко ты моё луковое, – крестьянин замахнулся и вдарил ни в чём не повинную животину вожжами. Та правда и ухом не повела, то ли не оставалось сил обращать внимания, то ли и так шла ходче некуда, – последний раз говорю тебе, пошли к бабке-ворожейке, она все твои слабости на раз отшепчет.

– И не пойду, знать такова судьба наша и менять её неча.

– Так что ж ты, гад, всю жизнь в игры проигрываться будешь, а я на твои долги горбатиться?

– Ну так и получается, что ж с того. Судьба… – при этих словах мне захотелось слезть с повозки и накостылять оборзевшему негоднику по шее, но, увы, что могла сделать королевская воительница, едва ли могла себе позволить простая горожаночка. Они умолкли, подавленные собственными мыслями, а я с задумчивым видом начала смотреть вперёд, выглядывая пока ещё далекие очертания городских ворот. Мы ехали неторопливо, как и положено отправляющимся в неблизкую поездку путникам. Постепенно сухопарая кляча пошла чуть шибче и втёрлась в двигающуюся цепочку впереди нас. Я, глядя на спокойствие спутников, не слишком озаботившихся их наглостью, тоже не придала этому значения.

– Здорово, Лехайн. Опять что ли этого остолопа из долгов вытаскивал? – спросил стражник, неспешно перебирая нехитрые пожитки, выложенные перед ним на телеге. Похоже, в городе их знали хорошо.

– Опять, – согласился старший и, тяжело вздохнув, сердито покосился на придавленного горем младшего братца.

– И где твой Клась, в этот раз проиграться сподобился?

– Да за базарней в лукошко магическое до полудня пузырился.

– Много на сей раз-то?

– Много, даже не знаю, как из долгов выберусь, хоть на большую дорогу становись.

– Но-но, – сразу же подобрался часовой, – ты шуткуй, шуткуй, да меру знай.

– Да знаю я меру, знаю, всё одно тошно, хоть вешайся.

– Вот и вешайся, коль жизнь невмоготу, – после слов про большую дорогу у стражника пропало всякое желание общаться. Вдруг рядом где королевский соглядатай прячется, тут недолго и на каторгу загреметь. Если не за соучастие, так за недонос, но всё же какую-никакую совесть стражник имел, сам доносить начальнику не спешил, только как можно быстрее осмотрел телегу и отпустил угрюмых братьев от греха подальше из города.

Наступила и наша очередь.

– Куда едем? – без всяких эмоций спросил тот же стражник

– К сестре на дальний хутор, – как можно убедительнее соврала я. Не то, чтобы стражника действительно интересовала цель нашей поездки, но лгать надо было так, чтобы эту ложь было труднее всего проверить.

– Это тот, что за Куриным Лохом стоит? – эта сволочь пыталась поймать меня на вранье. Не было там никакого хутора. Что-что, а эти места я знала хорошо.

– Да с какей же это пор за Куриным Лохом хутора-то водятся? Ты чего же это плетёшь? С толку решил меня сбить, окаянный? Люди, да что это делается? Служивый люд на людей мирных напраслинами кидается!

– Помолчи, гражданочка, помолчи, перепутал я, перепутал. Не за Куриным Лохом, а за Ряженским перепутком.

– За Ряженским ему… перепутал он… да нам совсем в другую сторону, по Ногатинской гати…

– А-а-а, – протянул служивый, – ну тогда понятно, – похоже в этой стороне он ни разу не был…

Пока я так вот мило беседовала со стражником, мой драгоценный «супруг» сидел на другом краю телеги и пожалуй чересчур усердно лузгал семечки.

– Ох, мужик, ну и баба у тебя, сам черт связываться не станет, ты давай вот что: слязай с «козлов», товар твой смотреть будем. А ты, баба, бери себе ребятишек и ступай в сторону.

– "Бери ребятишек", «ступай», ишь раскомандовался! Дома у себя командуй! Был бы у меня муж, а не баба деревенская, ужо бы он тебе покомандовал!

– Иди гражданка, отсюда иди, – и уже "мужу", – и как ты её терпишь?!

"Супруг" пожал плечами, и я тоже решила покамест помолчать.

Брошенные в повозку сёдла подозрений не вызвали. Многие, отправляясь в путь, брали их с собой. Мало ли что могло случиться в дороге, а вот сложенной в один баул посудой стражник заинтересовался основательно. Что уж он хотел там увидеть, не знаю, но сей труженик таможни не упокоился до тех пор, пока не перерыл всё сверху донизу. Пока нас досматривали, пару раз мимо проходили какие-то невзрачные личности, и тогда я ощущала на себе прикосновение магического взгляда, но оба раза мы их не заинтересовали, и они проходили дальше. Время шло, стражник лениво копался в наших пожитках. Оставался последний, самый маленький баул, когда я со страхом заметила, что черты лица нашего гнома стали стремительно преображаться.

– Плачь, Ластик.

– Что? – гном непонимающе уставился в мою сторону.

– Плачь, – уже сама чуть не плача прошептала я. Кажется он наконец понял, что от него требуется и, скуксив стареющее лицо, разразился пронзительным воплем.

– А-а-а, мамочка, меня кусака кусюкнула! А-а-а, – слезы стремительно потекли из его глаз. Чтобы хоть как-то утешить своего "укушенного пчелой ребёнка" мне пришлось взять его на руки. Ластик, изображая судорожные рыдания, уткнулся в моё плечо. Ну и тяжелым же оказался этот гном! Если бы не физическая подготовка, я бы ни за что не удержала его на руках. Я начала гладить его по голове, настойчиво прижимая курчавые гномьи волосы. А старый проныра успокоился и, пригревшись на моей груди, тут же захрустел неизвестно откуда взявшейся луковицей.

– Проезжайте, – так ничего и не найдя, стражник махнул рукой в сторону ворот, – трогай, трогай, – поторопил он моего «супруга», вознамерившегося было подсадить меня с сыном в телегу.

– Езжай, – тихо шепнула я, опасаясь, что при посадке стражник всё же обратит внимание на неестественно курчавые для рустанца волосы моего «сына». Тёрм кивнул и, дернув вожжами, погнал телегу вперёд. «Дочь» и я с «сыном» на руках поспешили следом за всё убыстряющей ход телегой. Несколько десятков шагов, и ворота города остались позади. Подъемный мост мы пересекли, не сбавляя скорости, Тёрм даже несколько пришпорил лошадь, спеша поскорее достигнуть развилки дорог, где за большими валунами можно было укрыться от глаз всевидящей городской стражи.

– Стой! – крикнула я, когда уже устала тащить и дальше нашего общего «ребёнка».

– Тпру, – крикнул Тёрм. Я едва не врезалась в моментально остановившуюся телегу и с облегчением опустила на землю "чуть не уснувшего" у меня на руках гнома.

– Ну ты и тяжел, – только и сказала я, чувствуя, что поясница сейчас сломается надвое.

– Мы, гномы, народ тяжеловесный, – с гордостью ответил тот, взъерошивая приглаженные мной волосы.

– На, протри лицо, – Мардофина протянула ему бутыль с остатками драгоценной жидкости.

– Эх, так всю красоту смоешь, – недовольно пробурчал Ластик, но бутыль взял и, аккуратно вылив янтарный сок на ладонь, размазал по всему лицу. Прежнего эффекта не получилось, но издали его всё еще вполне можно было принять за человеческого ребёнка.

В то время пока он размазывал дорожную пыль по своей наглой морде, я подошла к нагромождению гранитных валунов и, присев на корточки, откатила в сторону большой овальный камень.

– Авель, что ты делаешь? Ты же обрушишь всю эту кучу вниз, – всплеснула руками Мардофина, – и на грохот сбегутся все окрестные стражники.

– Наш путь не близок, а у нас нечем обороняться от нападения лихих людей. Кухонные ножи – это не оружие.

– Ты собираешься набрать полную повозку камней? – гном, подумав, выплеснул последние остатки сока и принялся натирать им руки.

– Нет, не собираюсь, но вы должны будете согласиться, что иметь запасливого спутника – это здорово.

– Что ты этим хочешь сказать? – Ластик заподозрил, что в моих словах таиться какой-то подвох или тайный смысл.

– Дело в том, что у меня здесь уже давно был оборудован тайничок с оружием, – я далеко запустила руку в открывшееся на месте валуна отверстие и, ухватив край тяжелогруженой холщёвой сумки, потащила её на себя. Слава богу, схоронка моя была на месте. Не знаю почему я её сделала: то ли мысль об этом пришла мне в голову в мгновения величайшего предвидения, то ли в приступе очередной паранойи, но как теперь оказалось, сделано это было весьма кстати. Мгновением спустя здоровенная сумка с оружием и запасным костюмом воительницы оказалась в моих руках. Я ухватила её за ручки и медленно, сгибаясь под тяжестью поковыляла к телеге. Ластик и Мардофина бросились мне помогать.