Текст книги "Судьба. На острие меча"

Автор книги: Анатолий Гончар

Соавторы: Ольга Гончар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Живее, – поторопил нас Тёрм, когда мы уже втиснули сумку среди прочих баулов с поклажей.

– "Живее", «живее», будто он куда-то торопится, – с детской интонацией в голосе пробурчал Ластик, – может я ещё и в кустики захотел?

– Садись уж, балагур, – беззлобно подтолкнув мужа к телеге, гномиха взобралась на её край и, дождавшись, когда мы все наконец-то усядемся, обратившись к Терму, скомандовала, – трогай.

– Куда? – камерлинец в задумчивости всматривался в три разделяющиеся дороги, – Авель, кажется, сказала, что мы направляемся к Ногатинской гати…

Да, я и правда так сказала, но теперь оставалось лишь определиться, в какой стороне эта самая Ногатинская гать находится. Как назло я этого не помнила. Не помнила и всё тут! Так, спокойно. Действовать будем методом исключения. Прямо – Куриный Лох и Ряженский перепуток прямо, значит, Ногатинская гать либо направо, либо налево. Только вот куда. Когда я проезжала её последний раз, мы ехали в Великомышинск, а к нему как не поверни, что направо, что налево всё едино вокруг города заворачивать. Вот чёрт.

– Давай направо, – дольше стоять на месте было просто опасно.

– Точно? – переспросил Тёрм, и я отрицательно покачала головой.

– Но, поехали, – вожжи взлетели над головой, и простимулированные надлежащим образом лошадки шустро рванули вперёд. Из-за большого валуна, перепрыгивая с место на место, показалась большая чёрная птица. Дятел – не дятел?.. Впрочем, я не слишком его рассматривала, а занятая предстоящей дорогой погрузилась в свои мысли.

Когда случайно бросивший взгляд за ворота стражник увидел, что повозка поползла в противоположную от гати сторону, у него зачесалось под мышками, но он тут же постарался успокоить собственную совесть. Ну, подумаешь, повернули не туда коней, ну, перепутали, с кем не бывает, покружат часок-другой и возвратятся, а если и наплели чего незнамо, так и что с того? Мало ли почему люди не желают говорить, куда направляются, может у них там тайна какая… Тайна, вот в чём дело… – Лагуст Роголист наконец понял, что его так сильно заинтересовало в узле с посудой, но тогда даже он сам не осознал, что вызвало его подозрения. Котелок. Большой походный котелок. Только теперь он понял, что такого котелка, литого из цельного куска меди, доброй гномьей работы несминаемого и не загрязняющегося, стоившего баснословные деньги просто не могло быть у городского лавочника. А что, если… стражник аж подпрыгнул. Его мысли завертелись вокруг этих двоих – мужа и жены. Он вспомнил портреты государственных преступников, развешанные на стенах по всему городу. Нет, невозможно, лица на рисунках были гораздо моложе… И всё же нечто общее в них присутствовало… А что если это их родители? Пока не поздно нужно пойти и доложить главному уряднику. Может за них даже полагается награда… Стражник сделал шаг к направлении караульного помещения, когда вдруг со всей отчётливостью осознал, что никакой награды не будет, наоборот, он может лишиться всего, даже головы, это же именно он их и пропустил, или же это не считается? Он снова вознамерился продолжить свой путь, но тут совершенно некстати вспомнил двух братьев, бросавшихся глупыми словами и решил не связываться. Награда наградой, а своя голова дороже…

Я смогла спокойно вздохнуть лишь, когда городские ворота окончательно скрылись из виду. Вскоре смешанный (хвойные и лиственные деревья чередовались друг с другом), прореженный топорами городских лесорубов лес сменился роскошными заливными лугами.

– По-моему, здесь где-то поблизости должна протекать речка? – гном вроде бы разговаривал сам с собой, но я поняла в чью сторону дует ветер, – а я где-то, – он сделал паузу, – краем уха, – снова пауза, – слышал, что вокруг Ногатинской гати одни зловонные болота… – он замолчал, молчала и я. А что было нужно сказать? То, что мы двигались отнюдь не в сторону Ногатинской гати мне стало понятно уже давно, и то что за нами до сих пор не было погони можно было рассматривать лишь как ещё одно счастливое везение.

– Куда собственно едем? – Ластику судя по всему не терпелось поговорить, впрочем он был прав, полёт нашей мысли до сих пор не улетал дальше, чем "выбраться за город". Теперь же, когда городские стены остались позади, стоило подумать, куда же мы в конце концов направляемся.

– Тёрм, – позвал полковника никак не желающий успокаиваться гном. Его супруга, удобно устроившись на баулах с вещами, мирно посапывала и в попытках завязать разговор не участвовала, – у вас есть план?

– План? – отозвался он, и я прямо физически почувствовала как у Каннера в голове заработали шестерёнки мыслительного механизма, – ну, у нас, понимаешь… конечно же… – признаваться, что у нас такого плана нет и не было, ему мучительно не хотелось, – в общем, нет.

– Браво, – я не смогла сдержаться от восторга, – героический поступок признаться в собственном легкомыслии…

– Милая моя, ты не права, – гном одарил меня своей обворожительной улыбкой, – легкомыслие – это когда Вы обжиратесь пирожными, а потом говорите, что вас пучит, здесь же не легкомыслие, а элементарная тупость. Любое доброе начинание начинается с построения планов, которые…

– Которые обычно благополучно проваливаются, – вставил своё слово наш неунывающий возница.

– Ну, в общем-то бывает и так, – удивительно легко согласился гном, – но теперь-то нам надо подумать, куда будем топать, хотя бы парочку ближайших суток. У кого будут какие предложения?

– В Камерлин нам нельзя, – высказал своё предположение Тёрм, и с этим было трудно не согласиться, в данный момент все дороги в соседнее государство были перекрыты, – для того, чтобы выбраться в западные страны надо пересечь всю Рустанию, а это при объявленной на нас охоте практически невозможно.

– К тому же в западных странах без золота нам делать нечего, а я последние свои сбережения потратил на одного безмозглого болтунишку.

– И на свою красоту, – не смог удержаться от колкости Тёрм.

– Что красота? Мгновениям утеха, – отмахнулся от него Ластик, – а деньги в вечность открывают путь.

– Что красота? Величию помеха, – продолжил за гнома Тёрм, – лишь в блеске злата познаётся суть.

– Что красота, коль куплена за злато, – гном не унимался, – Что красота, когда несчастен мир?

– За злато брат пойдёт тотчас на брата, – снова вклинился Тёрм, и его тут же перехватил Ластик:

– Не красота, а злато здесь кумир.

М-м-м… Экспромт или выучили заранее?

– Ладно, ладно убедил, – Тёрм поднял вверх правую руку, – но больше о деньгах ни слова.

– Согласен.

– Даже в шутку?

– Даже в шутку, – после этих слов я поняла, что у нас с деньгами действительно проблемы. В моей сумке лежал небольшой кошелёчек, но на долго ли его хватит четырём путешественникам? Но ладно, раз о деньгах договорились не говорить, то я не стану про них даже думать.

– Авель, – мужчины, сокрушительно потерпев поражение с собственными мыслями, вновь обратили внимание на меня, – у тебя нет подходящего местечка, где бы мы смогли переждать хотя бы некоторое время?

– Увы, у меня нет знакомых за пределами столицы, а те, кто меня мог бы запомнить, скорее поднимут на вилы, нежели приютят у себя в доме. Нет, точно нет. Хотя… – мысль, показавшаяся мне в первое мгновение более, чем странной, приобрела зримые очертания, – пожалуй, есть одно место, где я могла бы попросить убежища.

– И где же оно находится? – лениво спросила проснувшаяся от наших разговоров Мардофина.

– В Усманских болотах.

– Где? – они на три голоса рявкнули так, что в воздух поднялись сразу все слепни, облепившие лошадок.

– В Усманских болотах у жаберов, – если я их хотела удивить, то я их удивила.

– Перегрелась, – покрутив пальцем у виска, констатировал Тёрм.

– Девонька, а ты чего сегодня кушала? – участливо поинтересовалась всегда по-доброму относившаяся ко мне Мардофина.

– Грибочков у неё на завтрак не было, это точно, – ответил за меня Ластик.

– Может пока до тайника своего добиралась, где-нибудь по дороге белены малость пожевала? – Тёрм вздохнул и с притворным сочувствием посмотрел в мою сторону.

– Я не шучу, Тёрм, – я сосредоточено посмотрела ему в глаза.

– Они же тебя едва не съели заживо, – он уже был снова серьёзен, – или я что-то упустил?

– Я соврала вам, Тёрм, они не едят людей и не пьют их крови.

– Но как же тогда все эти жуткие рассказы?

– Они – выдумка самих жаберов.

– Постой, постой, – снова вмешалась Мардофина, – они же нападают на караваны и убивают караванщиков, я это знаю точно.

– Да, они это делают, – я вынуждена была согласиться. – Но только для того чтобы защититься.

– Нападают, чтобы защищаться? Это что-то новенькое, – гном, хмыкнув, скривил скептическую рожу и покачал головой.

– Да, именно так, и поверьте, у них есть для этого существенная причина.

– Откуда ты всё это знаешь? – полковник снова отвернулся, уставившись на дорогу.

– Я говорила с жабером.

– Ты говорила с этой тупой, уродливой лягушкой? – Тёрм побагровел от возмущения.

– Эта тупая, уродливая лягушка, – я была возмущена словами камерлинца не меньше, – знает звездную математику и цитирует наших поэтов лучше некоторых аристократов, наизусть помнит древние летописи и прочее. К тому же, если и нападает, то убивает сразу, а не мучает в пыточных подвалах, как это делают «цивилизованные» люди!

– Прости, Авель, я не хотел тебя обидеть.

– Ты обижаешь не меня, ты обижаешь ни в чем не виноватых жаберов!

– Авель, прости меня ещё раз, мне просто тяжело отделаться от мысли, что сталось бы с тобой не подоспей мы тогда вовремя.

– Ни-че-го, – проговорила я по слогам, – ничего бы со мной не случилось, меня бы отпустили. Поверь, Тёрм, жаберы – неплохие ребята, просто им не повезло больше, чем нам…

На этом наш разговор неожиданно прервался, ввиду появления новоявленных разбойников.

То, что они всё же на это отважатся, я не ожидала, ну, никак. Но братья поджидали нас на очередном повороте, перегородив дорогу повозкой и вооружившись огромными, похоже только что выломанными дубинами. У того, что помладше, в руке ещё посвёркивал небольшой плотницкий топорик.

– Тпру, – Клась бросился к нашим лошадям и схватив за уздечки, остановил. Старший, пока ещё не подходя близко, грозился дубиной.

– А ну-кась вы слазьте с телеги! – приказал младший, обвязывая, нарочно отпущенными Тёрмом вожжами ствол ближайшего дерева.

– С чего это нам слазить-то? – начала была гномиха, но Тёрм сердито посмотрел на неё, и она умолкла.

Мы покорно слезли с телеги. Тёрм бросил на землю хлыст и теперь внимательно поглядывал по сторонам. Ни я, ни он не были уверены, что проигрывающий деньги крестьянин – не специально нацепленная маска. Вдруг оба братика давние и успешные грабители? Поэтому спешить и раскрывать свои карты пока не стоило. У братьев могли быть и сидящие по кустам сообщники.

– Лехайн, ну-кась посторожи, а я покуда осмотрю их пожитки, – скомандовал младшенький и, настороженно зыркая по сторонам, направился к нашей телеге. Когда он приблизился, я окончательно убедилась, что к бывалым разбойникам он себя причислить не мог. Ещё бы, если бы я захотела, то могла бы свернуть ему голову в один миг, как курёнку. А он, не подозревая о грозящей ему опасности, важно прошествовал мимо нас, по пути пнув под колено запнувшегося ногами о земляной бугорок – где он только его нашёл? – упавшего и тут же заревевшего Ластика, и оттолкнув плечом Тёрма. Он ничего не боялся: два здоровенных мужика против измождённого худого лавочника с женой и маленькими детьми… Он был уверен в своём превосходстве.

– Отошли от телеги, отошли подальше, – Лехайн оказался более предусмотрительным. Держа дубину наготове, он встал между мной и братом. Тёрм, до того вышедший чуть вперёд, автоматически оказался за моей спиной. Клась тем временем уже гремел нашей посудой. Я решила действовать, когда он доберётся до сумы с оружием. Нет, конечно, можно было б его утихомирить и раньше, но мне просто стала интересна реакция «разбойничка». Тёрм похрустывал костяшками пальцев и похоже вмешиваться пока тоже не собирался. Гномиха благоразумно помалкивала, и лишь Ластик во всю веселился. Сквозь визгливо-плачущие нотки в криках и всхлипах "моего мальчика" явно прорывались смешки. Чёртов гном, закрыв лицо руками, ржал в предвкушении представления.

– Вот подфартило, так подфартило, – младший брат вертел в руках наш котёл. Бронзовые бока сверкали на солнце сусальным золотом, – гномья работа, не подгорит и не закоптится. Тысяч пять фенфинов стоит.

– Да ну… – засомневался осторожный Лехайн, – за какую-то посудину пять тысяч. Брешешь поди…

– Я те что собака цепная, чтобы брехать? Я свою честь блюду. Разве ж я от проигрыша своего когда отказывался?

– Но ведь это… того… ведь это я его всегда выплачивал…

– Дак оно всё едино, не отказывался же?

– Ну, если так…

– Вот и верь мне. Котел старьевщику продадим и заживём. Коней себе заберём, телегу в овраг загоним.

– А с этими что? Что так пешком и пойдут?

– Да ты что белены объелся? Совсем из ума выжил. Куда пойдут? Зачем? На нас ищеек натравливать?! Кончать их будем. Свидетели нам не нужны.

– Да ты что, Клась? Нешто можно так-то?

– Я ж сказал, – младший брат был непреклонен, – свидетели нам не нужны. Или ты всю жизнь по лесам скитаться собираешься?

Старший брат приумолк, но я чувствовала, что он еще борется с собственными слабостями.

– А может шут его с товаром-то? Пущай себе едут? А долги я твои отработаю, ей богу отработаю…

– Да ты шо? От таких деньжищ отказаться хочешь?

– Так ить смертоубийство это, детки ж малые…

– Знать судьба их такая, а судьбу сам знаешь, не изменить.

– Не изменить значит? – я криво улыбнулась и, медленно засучивая рукава, едва уловимым движением руки остановила уже было шагнувшего вперёд Тёрма, – значит, судьбу изменить не дано, да? – злоба на этого прожигателя жизни меня так и разбирала.

– Ага, – довольно осклабился этот негодяй. Он ещё не понял на кого напоролся, зато второй действительно оказался сообразительным: старший брат медленно пятился назад к телеге, не замечая, что там его уже ждёт слегка преобразившийся Ластик. Когда гном перестал ржать и забрался в телегу, даже я не заметила, но сейчас в каждой его руке было по острому мечу, в зубах зажат кривой кухонный нож, а в довершение всего правый глаз завязан узкой чёрной повязкой. Лехайн стал поворачиваться, чтобы пуститься на утек, да так и застыл в полуобороте – острый конец меча уперся в его подбородок, он хотел заорать, но плавное движение из стороны в сторону, совершаемое вторым мечом ясно дало ему понять, что этого делать не стоит.

– Гляди, братан, как я их рубить буду, – Клась широко замахнулся топором и, охнув от моего удара, с разинутым, как у рыбы ртом, начал опускаться на землю. Мигом потяжелевший топор вывалился из ослабевших рук. Я схватила негодяя за чупрун и слегка поватузила по траве. Затем подняла брошенный на землю хлыст и от души врезала негодяю по заднице. Вой поднялся неописуемый, но если любитель дармовщинки надеялся меня этим разжалобить, то он ошибался.

– Спаси-ите, люди добрые, – Клась попытался выскользнуть и убежать, но тяжелая нога Тёрма припечатала начинающего душегуба к земле и удерживала до тех пор, пока он не перестал трепыхаться и лишь только беспомощно поскуливал и подвывал при каждом моём ударе.

– Ну что, как тебе судьба? – уточнила я, носком туфли приподняв его подбородок.

– Пощадите! – на него было жалко смотреть, слезы намыли на грязных щеках целые дорожки, губы дрожали, а зубы постукивали так, что в пору было пуститься в пляс.

– Убейте меня! – невероятным образом извернувшись при этом, исцарапав горло о приставленный к нему меч, старший брат бросился мне в ноги, – прошу пощадите. Это я. Я во всём виноват. Не доглядел, не воспитал, баловал.

– Баловал, – охотно подтвердил младший, – он и виноват, его и убейте.

– Убьем, – спокойно согласился Тёрм, и даже мне от его спокойствия стало не по себе, – обоих убьём.

– Жалко, – Ластик так же спокойно стирал капельку крови с острия меча.

– Жалко – не жалко, а уж такая у них судьба, – уж эти-то два прохиндея понимали друг друга с полуслова.

– Да, судьбу не изменишь, – я тоже решила включиться в эту игру, – придётся убить.

– Да, мамочка, нам свидетели ни к чему, да и их лошади нам не помешают, – по-доброму улыбаясь, Ластик протянул мне меч.

– Ни к чему, – принимая оружие, со страдальческим вздохом согласилась я. Луч солнца, совершенно случайно сверкнувший на лезвии клинка, так же совершено случайно опустился на лицо распростёршегося на земле Клася.

– По-ща-ди-те, – снова пропищал он и, в бесплодной попытке вырваться, загребая ногтями землю, засучил ногами.

– Ты чего, касатик, пыжишься? – я была сама любезность, – сам же говорил – судьба, от судьбы не уйдёшь. Чего ж стараться-то?

– Дурак я, дурак, жил дураком, дураком и умру! Прости, брат, прости, всё о себе думал, – судя по всему Клась понял, что от судьбы ему сегодня и впрямь не отвертеться, – отпустите хоть его, люди добрые, всю жизнь он свою горемычную на меня ишачил, долги отдавал, да и жизни-то той за мной не видел. Меня убейте, а его отпустите… пусть хоть немного как человек поживёт.

– Убьём? Отпустим?! – Терм перевёл тяжелый взгляд с одного брата на другого и обратно. Затем с грозным видом принял протянутый Ластиком меч.

– Пущай энтот идёт, – вальяжно опершись на телегу разрешил наш Ластик, – а энтого руби.

Всё-таки, что не говори, добрый у нас «сынишка».

– Никуда я не пойду, – старший брат, приподнявшись с колен, пристально посмотрел Тёрму в глаза, – если ему не жить, то и мне рубите буйну голову. Всё одно. Как я без брата домой приду? Как покажусь отцу, матери, что ждут нас дома дожидаются, слезами горькими обливаются?

– Так у вас ещё и родители имеются?

– Слава господу нашему, – Лехайн трижды отбил поклоны, – живут – здравствуют.

– Н-да, ситуация, – Тёрм, словно бы раздумывая, почесал затылок, – прикопать бы вас за бугорком, да и вся недолга…

– А вот родителей жалко, – прогнусавил прямо-таки подпрыгивающий от удовольствия гном.

– Жалко, – на этот раз мы согласились всем квартетом.

– Так что же с вами сделать? Отпустить? Так опять разбоем займётесь… – Тёрм в глубокой задумчивости умолк, давая возможность братьям самим найти выход из положения.

– Нет, что ты, господин, что ты, никогда и ни за что. Чёрт попутал, вот с долгами только и хотел рассчитаться, – старший брат в сердцах лягнул младшего ногой, – из-за тебя всё это. Судьба, судьба, вот и накаркал.

– Прости, брат, – понуро повинился Клась, – я только сейчас понял, что не судьба создаёт людей, а люди сами создают свою судьбу.

– Жалко, что ты это понял слишком поздно, брат.

– Что ж, лучше поздно, чем никогда, – меч в руке Терма взлетел вверх и со свистом начал опускаться вниз на подставленную под удар голову Лехайна. Я не поверила своим глазам – неужели… "Тёрм, что ты делаешь?!" – крик застыл в груди, опережённый гортанным криком:

– Брат! – лежавший до того на земле Клась кинулся вперед, подставляя под удар собственные руки, но всё же безнадежно опаздывая. И… сверкающий на солнце меч застыл в паре сантиметров от шеи старшего брата.

– Что с вами будешь делать? – Тёрм словно бы в раздумье почесал бороду.

– Отпустил бы ты их, бать? – Мардофина «ласково» потянула «отца» за локоть "мол, сколько можно с ними возиться? Пора и нам ноги делать".

– Отпущу, так они опять за разбой примутся или ещё каких грабителей на наш след науськают. Про нас или про имущество наше богатое кому-никому расскажут, – я кажется поняла какую линию гнёт Тёрм, – вот если Слово заветное скажут, да землей матушкой поклянутся, тогда другое дело.

– Слово заветное… – в один голос повторили оба и замерли, соображая, стоит ли такая штука, как жизнь, сказанного Слова. Они хорошо знали, что это такое. Заветное Слово дается один раз в жизни, а нарушившему и земля родить перестанет, и потомки прокляты будут. Не каждому дано смелости набраться Слово дать, иные и смерть Слову предпочитают.

– Дадим Слово, – не смея поднять головы, но твердо заверил Лехайн.

– Дадим, – подтвердил Клась. Мы переглянулись, не слишком ли легко они согласились? Хотя почему им его и не дать?

– Клянитесь, – поднявшийся до того Клась снова преклонил колени, – что никогда ни при каких обстоятельствах не поведаете о нашей встрече, никогда не станете промышлять разбоем, никогда не поддадитесь соблазнам города.

– Клянёмся, ированасаим, – родовое слово, как удар молота по железу – земля не вздрогнула, но в ушах зазвенело, – ированасаим, – ещё раз повторили братья, и ветер зашелестел в листве деревьев, что возвышались над нами, – ированасаим, – в небе появилась и растаяла небольшая чёрная тучка. Клятва была услышана и принята, и на земле, и в воздухе, и на небесах теперь не будет прощения нарушившему ее…

– Вы свободны, – Тёрм показал рукой в сторону их уползающей по дороге повозки.

– Стойте, – остановила уже убегающих братьев Мардофина, – возьмите, – она протянула так заинтересовавший их котелок.

– Но мы не можем его принять, – старший брат прижал руки к груди и низко покланился. – Вы и так слишком добры к нам.

– Это не подарок, мы даём его вам в долг на три года, через три года мы вернёмся, всё сполна стребуем. И вот ещё что. Стоит он не пять тысяч, а все десять. Можете продать его за семь, мы с вас потребуем четыре.

– Но как же, – старший брат хотел что-то спросить, но запнулся, затем всё же набрался смелости и поднял взгляд, – но как нам объяснить, откуда у нас такое сокровище?

– Не переживай, про котёлок скажите – нашли на болоте. Хозяин объявляться не станет, и вы объявите его своим.

– Спасибо, госпожа, спасибо, – Лехайн снова принялся кланяться.

– Ступайте, – вновь грозно нахмурив брови, приказал Тёрм и добавил, – пока мы не передумали.

После этих слов братья дунули так, что аж пятки засверкали, и вскоре они уже нахлестывали свою лошадь, удаляясь от нас всё дальше и дальше.

– Что и впрямь больше на деньги играться не станет? – спросила я у Тёрма, имея ввиду младшего Клася.

Тот задумчиво посмотрел в даль.

– Не знаю… – вот и весь ответ. Больше он ничего не сказал, а всё так же продолжил смотреть в глубину леса, пока пылившая по дороге телега братьев окончательно не исчезла из виду, скрывшись за стволами деревьев.

Нам тоже пора была продолжить путь. Словно провожая нас, но не приближаясь настолько близко, чтобы можно было рассмотреть её как следует, по вершинам деревьев с ветки на ветку перелетала большая чёрная птица. Но дорога вильнула вправо и надоедливая пернатая скрылась из виду…

Ночевать мы остановились на вытянутой правильным эллипсом, давно обихоженной путешественниками луговине. Пока мужчины возились с лошадьми, а гномиха занималась приготовлением нехитрого ужина, я разбиралась со своим «кладом». Перво-наперво я переоделась в привычную одежду воительницы, привесила к поясу меч в ножнах, лук и колчан со стрелами открыто положила на телегу, и лишь потом принялась за распределение остального отнюдь не маленького арсенала. Каждому моему спутнику в дополнение к уже подаренному мечу досталось по короткому кинжалу, а Мардофина к тому же ещё выпросила пращу и запас маленьких, метательных звёздочек. Потом мы неторопливо перекусили, и весь оставшийся вечер я рассказывала друзьям историю жаберов, ничего не утаив и, надеюсь, не сильно переврав. Когда я закончила своё повествование была глубокая ночь и вокруг стояла непередаваемая тишина. Раскинувшийся надо мной звездный купол мерцал миллиардами звёзд, где-то вдалеке с едва слышимо несла свои потоки речка Врава, а совсем рядом нет-нет, да и начинал наигрывать мелодию прячущийся в переплетении трав сверчок.

– Тёрм, ты спишь?

– Нет, смотрю на звёзды. А ты?

– Я тоже, – глупый, несуразный разговор, а хочется сказать многое, – мне холодно, Тёрм.

Я услышала, как он поднялся и осторожно перешагнул через разделяющего нас Ластика. Мгновением спустя меня укрыла меховая накидка.

– Спи, – тихо приказал он, и его большая ладонь осторожно коснулась моей щеки.

– А ты?

– Я покараулю. Захочу спать, разбужу Ластика. Спи и ничего не бойся.

– Спасибо, – пробормотала я, подтягивая его накидку к самому подбородку.

– Спи, – снова повторил он, и я, мысленно улыбнувшись, провалилась в ласковые объятья сна.

Проснулась я поздно. Тёрм не захотел нас будить, дав возможность как следует выспаться и набраться сил. Я так и не поняла, спал ли он сам той ночью или нет. Но к моменту моего пробуждения камерлинец как ни в чём не бывало сидел у маленького костерка и готовил нам завтрак…

– Доброе утро, Термарель, – я с наслаждением потянулась.

– Доброе утро, Авель, как спалось?

– Замечательно, – ответила я, нисколечко не покривив душой.

– Вот и отлично, давай поднимайся, умывайся и прошу к столу, – он широко повёл рукой, показывая на окружающее нас травяное покрывало.

– А где все? – спросила я, имея ввиду семейство наших гномов.

– Ушли каждый в свою сторону. Ластикус туда, Мардофина туда.

– Так куда, говоришь, ушла Мардофина? – переспросила я, глядя на его весьма неопределённые размахивания руками.

– Ах, тебе надо поточнее, – он на мгновение задумался, – вот кажется туда.

Его «кажется» меня не очень устраивало, и я глядя в указанную сторону не торопилась вставать, пока наконец из небольшого (как выяснилось потом) овражка не показалось улыбающаяся физиономия… Ластика?!

– Так всё же куда пошла Мардофина? – вставая и грозно притопывая ногой, вновь переспросила я этого поганца.

– А? Что? Вон туда, – Тёрм ткнул пальцев в сторону одиноко стоявшего деревца окруженного небольшим кустарниковым островком.

– Смотри, не ошибись на этот раз, – я грозно кивнула на висевший у меня на поясе меч и с видом оскорбленного достоинства отправилась в указанном направлении. На полпути мне навстречу вышла гномиха… Что ж, в этот раз Тёрм сказал правду. На своё счастье…

На третий день мы почувствовали за собой погоню. Точнее трубный глас егерских горнов, и далекий заливистый лай собак возвестил нам о приближении противника.

– Они нас скоро догоняют. Быстрее в телегу, – скомандовал Тёрм, едва мы, остановившись на живописном, отвесно уходящем краю речного обрыва, ещё только-только собирались расположиться для небольшого отдыха.

– А может кто на охоту выехал? – трясясь на облучке, с надеждой спросил Ластик, но его супруга отрицательно и очень грустно покачала головой.

– А что, если…

– Нет, – категорично возразила она и махнула рукой, отметая всякие возможные сомнения и возражения, – королевские ищейки напали на наш след.

– Может обойдётся? – нашему гному никак не хотелось вступать в схватку. Неспешное путешествие двух последних дней совсем расслабило нашу дружную компанию…

Я прислушалась, пока что лай доносился издалека, собаки находилась от нас как минимум за пару лиг. Но звуки погони приближались.

– Нам надо разделиться, – Мардофина решила взять командование в свои руки, – так вам будет легче от них оторваться.

– Вам – это кому? – Тёрм не оборачивался, усердно нахлёстываемые им кони мчались во весь опор, и приходилось пристально следить за дорогой.

– Вам – это вам, а не нам, – гномиха указала рукой на потихонечку собирающего свои вещи Ластика, – мы уведём их за собой.

– Простите, госпожа… – начал было Тёрм, но был решительно остановлен Мардофиной.

– Никаких возражений! Ты и Авель слишком важны для этого мира, чтобы рисковать вами попусту, – чёрт, да что же вокруг происходит?! Все знают про меня нечто, но почему же одна я ничего не знаю? А Тёрм, знает ли он? Похоже нет, вон сидит такой же пришибленный. – К тому же вдвоём нам будет проще спрятаться когда нас нагонят. Гномы умеют прятаться.

– Я не стану отсиживаться в стороне, когда другие будут спасать меня, рискуя собственной жизнью!

– Разговор окончен, вы берёте коней и уходите, – в голосе Мардофины было столько стали и непреклонности, что я невольно сравнила её со своей матерью. Моя мать сказала бы так же.

Моя мать…

Мама, где ты?

– Тёрм, – гном потянулся вперед и положил руку на плечо другу, – послушай меня… Я приготовилась выслушать то, что скажет Ластик, но ничего не услышала, эти гады общались телепатическим способом. И ведь я уверена, трепались они именно обо мне. Тёрм даже пару раз обернулся и покосился в мою сторону. Будет время обязательно выбью из него "признательные показания". Хотя может статься, что весь этот сыр-бор только из-за того, что я принцесса. Фи, подумаешь. Принцесса без королевства… или… боже мой… неужели они хотят…

На очередной кочке повозку тряхнуло так, что я, невольно вцепившись в край телеги, переключилась на совершенно другие проблемы. Звуки горна, не становились ближе, но и не отставали. Погоня уверенно шла по нашему следу.

– Термарель, останови коней, – жёстко распорядилась Мардофина, и камерлинец тут же натянул вожжи.

– Распрягаем, – гномиха первой бросилась к упряжи, а гном спешно тащил с повозки оба седла.

– Забирайте коней и уходите в лес, – Мардофина говорила торопливо, ни на секунду не останавливаясь и уже затягивая у лошади подпругу, – они уже стали гораздо ближе. С ними сильный маг. Он прикрывает их, – она повела рукой назад, словно раздвигая воздвигнутую вражеским магом пелену обмана.

Вот теперь и я почувствовала приближающуюся магию. Королевский маг был силён, действительно силён. Прикрывать от чужого взора полуторасотенную ораву преследователей было под силу далеко не каждому. А Мардофина, каким образом она… Она – анимаг?! Как мама? Я ни разу в жизни не встречала ещё одного анимага…

– Авель, – окрик Тёрма вывел меня из состояния задумчивости, – садись на коня, уходим.

– А смысл? Нас всё равно выследят по следам. Лучше мы останемся и будем сражаться.

– Уходим, Авель, нас прикроют.

– Но едва преследователи увидят телегу, они поймут, что мы пытаемся их обмануть.

– Они увидят её далеко не сразу, – возразил мне гном, впрягаясь вместо лошадей в оглобли, – я спрячу её в первом же попавшемся на пути овраге. Скачите и не теряйте времени.

– Скачи, дочка, скачи, мы вас догоним, – гномиха подвела мне коня, прильнула щекой к моей щеке и, резко отпрянув, поспешила присоединиться к упирающемуся в землю гному. И в её словах было столько материнской теплоты, а вместе с тем непоколебимой уверенности и силы, что моё сердце невольно наполнилось уверенностью, что мы всё делаем правильно.

– Прощайте, – прошептала я и, уже ни мгновения не медля, вскочила в седло, – но, пошла, – лошадь подо мной прянула ушами и, мигом разогнавшись, поспешила в глубь леса.

Тёрм двигался впереди, уверенно выбирая дорогу. Уже углубившись в лес на несколько десятков метров, я вдруг ощутила магический всплеск, – кто-то укрывал нас магическим пологом. Я бросила взгляд назад, и мне показалось, что в просвете ветвей я вижу стоявшего к нам лицом Ластика, старательно выводившего магические пассы. В следующее мгновение позади меня опустилась густая еловая ветка, закрыв и дорогу, и столь странное видение.