Текст книги "Судьба. На острие меча"

Автор книги: Анатолий Гончар

Соавторы: Ольга Гончар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Мгновением спустя эта добрая парочка ловко подхватила меня под руки и потащила в тюремную камеру.

Всю дорогу, не переставая, палач бил меня кожаной плетью, бил не по службе, бил просто так, от себя, для души. Местный палач любил свою работу…

Меня бросили в камеру и принесли ужин – кусок чёрствого хлеба и кружку холодной воды. Воду я выпила, а хлеб выпал из моих рук, когда я прислонившись к сырой стене закружилась в водовороте беспамятства.

…я убила невинного человека?..

– Невинных не бывает, – ровный монотонный голос не принадлежит никому, он рождается в моей голове, звенит похоронным колоколом, – едва родившийся на свет младенец уже в чём-либо виновен.

– Наверное, – мысленно соглашаюсь я, чувствуя, как постепенно угасает сознание. Меня закружило в омуте времен, стремительно унося в глубины небытия. И сразу становится так тихо, спокойно, но нет…

– …ты должна мне услугу, – уже другой, смутно знакомый голос доносится сквозь пелену забытья.

– Ты должна мне услугу, – мягкая, но упруго-настойчивая магия проникает в сознание, будоража мои мысли.

– Я помню, – произнести эти два слова оказывается тяжелее, чем одолеть вершину Кирхи.

– Выполни договор, час настал, – требует голос.

– Не могу, – я мысленно развожу руками.

– Печать договора поможет тебе.

– Магия надо мной не властна, – я позволяю себе усмехнуться.

– Девочка, ты слишком мало знаешь о магии, она непознаваема и разнообразна. Магия, несущая зло, не имеет над тобой силы, но магия добра всесильна. Она поможет тебе спастись.

У меня нет сил чтобы сопротивляться настойчивости этого голоса.

– Хорошо… Я постараюсь выжить… – каждое слово даётся с трудом, – выжить, чтобы потом выполнить наш договор.

– Ты не поняла задание – ты должна жить. Спасись – выполни договор и живи.

"Живи, живи, живи…", – эхом разносится в моём мозгу. Затем это же слово звучит призывным набатом, пелена, окружающая моё сознание рассеивается, я сжимаю зубы и пытаюсь вынырнуть на поверхность – к грани отделяющей жизнь от смерти…

Я вернулась в реальность с криком неимоверной боли. Всё тело скрутило судорогой, а изо рта хлынула кровь…

– …хорошие сапоги, – открывший дверь охранник бесцеремонно стащил с меня обувку, – тебе они уже всё равно ни к чему, – словно оправдываясь за свой поступок, проговорил он, – пошли.

Добрый пинок в ребра, должный повлиять на мою расторопность, только прибавил мне злости.

"Я еще отомщу".

Ещё один удар. Я закашлялась и поднялась на ноги.

– Топай, топай, – «дружеский» толчок в спину. Под босыми ступнями ледяной пол. Каждый шаг даётся с трудом, меня качает, но я упрямо иду вперёд. А что собственно остаётся делать? "Похоже, сегодня меня ведут куда-то ещё, – сознание машинально анализирует происходящее. Поворот к камере пыток остался позади. – Казнь? Неужели так быстро? Лучше было бы умереть ночью…" Кажется, выход во двор здесь, во дворе плаха, но меня ведут дальше…

Казнь отменяется…

Когда меня втолкнули в кабинет, он стоял у окна.

Связанные за спиной руки уже потеряли всякую чувствительность.

В тишине было слышно, как в ожидании приказа сопит охранник.

– Развяжи.

Мой сопровождающий повиновался.

– Можешь идти, – этот голос не может принадлежать человеку. Голос мраморной статуи – ровный, без тени эмоций. Охранник вышел.

Холодно. "Я не чувствую боли, я не чувствую боли". Только холод и лед, обжигающий босые пятки.

– Почему ты не умерла? – в его голосе прорвалась… боль? Что это? Отзвук сострадания?

Ненависть… Куда делась моя ненависть к камерлинцам? Мой палач, я должна была бы ненавидеть его, но… не могу.

– Почему ты не умерла?

– Ты бы хотел этого? – я попыталась улыбнуться разбитыми губами.

Со стороны улыбка, наверное, показалась жуткой. Его передёрнуло.

– Да, я так хотел.

– Ты приказал подсыпать яд в чашу с водой?

– Нет, это был чай, я сам положил туда листья кусары1, – он отвернулся. Значит кусара… вот почему я не почувствовала вкуса…

– Спасибо, – снова долгая пауза, – но мне пока ещё рано умирать…

– Ты не понимаешь, – полковник стоял ко мне спиной, его шпага лежала на столе, а я уже чувствовала кисти рук. Один шаг вперёд, едва ли он успел бы защититься, – теперь тебя ждут долгие мучительные пытки и ещё более мучительная, ужасная смерть.

Я это знала и без него, но умирать по-прежнему не хотелось.

Он шагнул к окну.

Шансы увеличились.

Схватить шпагу, пронзить своего мучителя и бросится вверх по лестнице. Выйти наружу мне не дадут, но зато я смогу умереть, сражаясь…

Он нервно пожал плечами.

Шпага так близко, протянуть руку и убить…

Именно этого он и хотел. Хотел, чтобы я завладела оружием, а там кто кого. У него на поясе нож, при его ловкости и силе шансы почти равны. Терм хотел меня убить или умереть сам… Нет, я не доставлю ему такого удовольствия, я буду жить столько сколько отведено судьбой, и он будет жить… и пусть… пусть страдает…

– Почему ты не умерла раньше? – он снова повторил свой вопрос. – У тебя было столько возможностей…

– Наверное, потому, что я люблю жизнь… – ответила я тихо, – и потому, что… – я не стала продолжать. Может быть действительно было бы лучше, чтобы я умерла… Он… он мой палач… которого я…

Смешно.

Смешно и страшно.

– Ты не знаешь, на что способны наши палачи, – злость и отчаяние сквозит в его голосе.

– Знаю, – работу их палачей я еще не лицезрела, зато видела работу наших…

– Тогда сделай, как велит Илактрион, возможно он дарует тебе лёгкую смерть.

– Ты печёшься о моей смерти? Так убей меня! Возьми свою шпагу и убей!

Пауза и…

– Не могу.

– У тебя даже на это не хватает мужества, полковник.

– Не называй меня полковником…

– А как же тебя называть? Палач, Тёрм?

– Замолчи!

– Ты призываешь меня к молчанию, ты боишься правды?

– Авель, ты не понимаешь, что значит пробыть один день в пыточной камере. Ты покушалась на жизнь короля. Даже я не смогу защитить тебя.

– А Мейхель?

– И Мейхель тоже, у нас… у нас есть свои обязательства… Сделай, как просит король… тогда он, возможно, дарует тебе лёгкую смерть, – Тёрм повторялся.

– Возможно – слишком неопредёленное слово, чтобы обменивать его на предательство.

– Разве это предательство? Ты только расскажешь правду.

– Правду… Тёрм, а ты сам всегда говоришь правду?

– Я, но…

– Моя правда – это предательство всего того, ради чего я жила. Моя правда – повод к войне. Я не готова поступиться тысячами жизней ради одного лживого «возможно».

– А если король даст твёрдое обещание?

– Ты считаешь, одна легкая смерть – равноценный обмен на право начать войну?

– А если мы сможем уговорить короля отпустить тебя?! – неужели он и в самом деле думает, что я поверю в это и пойду на измену?

– А ты подумал, смогу ли я после этого жить? Мой ответ – нет.

– Авель, я не смогу смотреть, как тебя будут пытать.

– Не смотри.

– Одна мысль об этом раздирает мою душу на части.

– Так отпусти меня или убей.

– Я не могу…

– Тогда нам не о чем больше говорить. Я хочу уйти.

– Куда? В пыточную камеру?

– Куда угодно, лишь бы подальше от тебя.

– Сделай, как приказал король. Не заставляй меня…

– Не заставляй, что? – блин, у меня истерика. Крепись. – Не заставляй бить тебя? Не заставляй вызывать палача, чтобы он тебя пытал?! Или…

– Хватит!!! – закричал он, не выдержав моего напора.

Я закусила губу.

Термарель сел за стол. Закрыл ладонями лицо. Затем поднялся и подошел к двери.

– Охрана, – будто крик сквозь слёзы, – увести.

Я закрыла глаза и вздохнула, так, чтобы мой вздох никто не услышал.

Меня не пытали, видимо, он запретил это. Весь день продержали в пыточной, заставив наблюдать, как пытают других, затем увели и бросили в камеру.

"Клетка", как я ее называла, была очень маленькой. В ней были лишь стены, решетка и каменный пол. Все. Я уже поняла, что нахожусь ни где-нибудь, а именно в Ламкрюнцине – самой страшной тюрьме Камерлина, тюрьме для особо опасных преступников: наемных убийц и лиц, попытавшихся совершить покушение на важные должностные лица, шпионов. Все это могло относиться к моей персоне, поэтому на снисхождение надеяться было бы просто глупо: самое лучшее, что могло ждать узников Ламкрюнцина – это быстрая и не слишком мучительная смерть.

Я пролежала на полу всю ночь, будучи уверенной, что завтра начнутся пытки. Ни Тёрм, ни кто другой не сможет больше отсрочить этого. День-другой истязаний и, не добившись ничего, меня казнят.

Страшно.

Сначала я плакала, потом смирилась. Как права была мама, не нужно было лезть в это дело. Я не справилась, я просчиталась.

Глупо.

Шпион, наёмный убийца – это не для меня. Я – воительница. Мое место рядом с другими воительницами, рядом с королевой…

Как всё неправильно…

Тёрм…

Так не должно быть.

Я достала из-под рубашки цепочку. Маленький кулончик холодил пальцы. Я сдалась. У мамы он всегда был теплым… Жаль, что я не умерла этой ночью…

"Дура! Ты жива! Ты сбежишь. Ты отомстишь им за свой плен и унижение!.."

«Соберись. Боль – естественная спутница жизни. Помни, ты должна молчать и не соглашаться на уговоры. Помни, долг превыше всего».

Меня вели в пыточную. Знакомый кат привычно улыбался, его помощника рядом не было. За столом, я не сразу обратила внимание, сидел Вексель. Я ожидала увидеть здесь кого угодно, только не его.

– Славная девочка. Ты мне сразу понравилась. Жаль видеть тебя в этом мрачном месте…

– Я не понимаю, как Вы… здесь оказались?

– Телепорт, милая, банальный телепорт…

– Телепорт?! Это же невозможно… вы же не обладаете…

– Поверь мне, я – маг и не самый слабый, – на лице Векселя расплылась самодовольная улыбка.

Теперь его пояснения были не нужны. Я уже увидела его ауру. Черную ауру с золотым проблеском. Ауру очень сильного колдуна. Очень…

Хотя, пожалуй, Ильдарас должен был быть сильнее, но, вне сомнений, Вексель старше и опытнее, гораздо опытнее.

– Но порталы – это запрещённая магия! К тому же вы могли спровоцировать разрушение магии древних.

– Я не собирался умирать вместе с вами. А на счёт магии, сковавшей вампиров, то у меня вполне хватило ума выбраться из леса и открыть портал вне его пределов.

– Вы бежали! Струсили!

– Можно сказать и так, но это для глупцов. Истинные мудрецы называют это манёвром. Иногда следует отступить, чтобы сохранить силы. Впрочем, вам всем тоже повезло, особенно тебе.

Вот так бы и врезала по его самодовольной роже. Значит, он воспользовался порталом. Но он не открывается просто так, а требует платы. Чем откупился от Неопознанного Вексель? Отдал часть своей жизни? Но у Непознанного впереди Вечность. Отколол часть силы? Но зачем сила тому, кто и так может практически все? Отдал часть души и тела? Точно! Плоть, вот чего не хватает Непознанному, чтобы проникнуть в наш мир. Значит, он откупился плотью. Я внимательнее присмотрелась к сидевшему за столом толстяку. Его левая рука плетью свешивалась вниз.

Я расхохоталась:

– Лучше бы ты отдал ему голову.

– Ты соображаешь лучше других, но, думаю, мозги тебе больше не пригодятся. После сегодняшних пыток у тебя в башке останется лишь одна мысль и одно желание – умереть! Палач, на дыбу её.

Удивил! Всё повторяется, ничего нового…

Подошедший ко мне кат улыбался. Я плюнула ему в физиономию, хотелось бы Векселю, но до него было далеко, не дотянуться. В ответ палач ударил. Я упала. Из носа потекла кровь.

– Не бей её по лицу, – грозно одёрнул колдун уже вновь занёсшего руку палача, – на эшафот она должна взойти красивой, – Вексель хохотнул, – для пыток у неё вполне достаточно других частей тела.

Кат осклабился и ударил меня ногой под ребра. Я, не в силах вздохнуть, захлебнулась в собственном крике и отключилась.

Пробуждение было ужасным, рук я уже не чувствовала, лишь две уходящие вверх линии боли.

– Она очнулась, – довольный возглас палача вернул меня к действительности.

– А ты оказалась слабее, чем я думал, – Вексель взирал на меня снизу вверх, – Артур, – он обратился к палачу по имени, – можешь готовить щипцы и, пожалуйста, раскали вон то маленькое тавро, я хочу проклеймить собственное имущество. А пока на дыбу.

– Слушаюсь, господин, – похоже, колдуну здешний палач был предан совершенно искренне.

– Что Вы здесь делаете, советник?! – этот строгий голос мог принадлежать только Мейхелю, и я даже не попыталась посмотреть в его сторону, – с каких пор пыточные подвалы стали вотчиной дворцовой крысы?

– А с каких пор я должен отчитываться в своих действиях казарменному генералу? – похоже эти двое особой любви друг к другу не испытывали.

– Такая пора настаёт, – Мёйхель был совершенно спокоен, – как только вы пересекаете подотчётные мне территории. Попрошу покинуть помещение и больше здесь не появляться.

– Кажется, раньше я не замечал за вами такой строгости к моим визитам в славную живодёрню… Может быть все дело лишь в этой прелестной пташке, залетевшей в ваши раскрытые ворота?

– Вон!

– Может стоит шепнуть об этом Его величеству?

– Тогда уже шепни заодно, как ты бежал с поля боя, – сказал генерал сквозь зубы.

– Хорошо, – нехотя проговорил толстяк, – но если с ней случится что-либо непредвиденное, вы оба дорого заплатите.

– Я сказал: вон, – Мейхель ткнул саблей в сторону черного провала. Вексель зашипел словно рассерженная змея и, гордо вскинув голову, удалился. Раздался скрип закрываемой двери, и я услышала громкий окрик генерала. – Кат, опустите девушку.

– Слушаюсь, – без особого энтузиазма отозвался палач и с ленцой принялся крутить рукоятку опускающего дыбу механизма. Я медленно стала опускаться вниз.

Мейхель вновь усадил меня на стул. Как и в прошлый раз пришёл Тёрм. Генерал отослал палача, и оставил нас одних.

Термарель долго умолял меня и просил сознаться. Уговаривал вновь и вновь. Сначала ради матери, потом ради будущих детей. Просил добром, но мы это уже проходили. Знала я такую игру «Плохой и хороший». Он повторялся, упрашивая. Но я только крепче сжимала зубы, потом не выдержала:

– К чему мольбы?

Камерлинец сник.

– Сегодня был последний допрос. Завтра король настойчиво потребовал перейти к пыткам, – внутри похолодело. – Но я убедил Его величество, что они бесполезны, ты не сознаешься. – он внимательно посмотрел на меня. – Я попросил смерть.

Нет!!! Крепись. Крепись, дурочка. Он не услышит от тебя мольбы. Но… нет… неужели…

– Авель, и все же ты будешь молчать? – его голос дрожал.

Я кивнула. Раздались шаги – он уже уходил. Подойдя к двери на мгновение остановился.

– Спасибо, – в моих словах не было фальши, и совсем тихо добавила – за смерть, – но он уже этого не слышал.

Меня оттащили в камеру и на это раз по пути не били. Почему не знаю… Впрочем, в камеру швырнули с прежним энтузиазмом, совершенно не заботясь о сохранности моих костей и рёбер…

Всю ночь я не спала, вспоминая, что было со мной за это время. Допросы. Побои. Ничего хорошего.

По моим прикидкам уже давно наступило утро. Хотелось пить, но вода закончилась ещё вечером. Горло пересохло. Вода… Когда же ее принесут?

Послышались шаги. Не такие, как всегда.

Терм присел на корточки рядом с «клеткой». Подал котелок с водой и внимательно посмотрел на меня, не отводя глаз все то время, пока я пила.

Красавица! Синяки и кровоподтеки по моим ощущениям занимали большую часть лица.

– Зачем пришел? – грубо спросила я, когда вода закончилась.

Камерлинец замялся.

– Я хочу снова попросить тебя…

– О чем? – я сделала вид, что это разговор двух тупых подружек.

– Сознайся, – Терм посмотрел мне в глаза. Сейчас он был таким же как тогда на полянке.

– Ты же знаешь, что я ничего не скажу. Даже, если бы мои слова ничего не значили.

Полковник вздохнул и бросил взгляд на стену:

– Зря ты решила не сознаваться. Может случиться так, что у тебя не останется никого.

– Как у тебя?

У Терма потемнели глаза:

– Как у меня.

И тут до меня до шло. Мама!

– Что они хотят сделать с мамой? – я схватила его за грудки и стала трясти до крови разбивая о решётку свои обнажённые руки.

– Не знаю, мне только передали отрывки слов королевского советника.

– Что он сказал, скажи, что он сказал?

– …"Её мать слишком опасна, чтобы продолжать жить"…

– Сволочи, – я обессилено выпустила его из своих рук, – сволочи! Какие же вы все сволочи!.. – стукнула кулаком, и, зарыдав, опустилась на пол. Каменные плиты показались мне невероятно горячими…

Когда я очнулась, Тёрма рядом уже не было.

Должно быть уже наступил полдень, когда появился как всегда улыбчивый кат со своим помощником.

– Выходи, – в руках они держали обрывок верёвки, – руки за спину.

Смысла сопротивляться не было. Я подставила окровавленные запястья. Тонкие петли больно врезались в израненную кожу. Мы двинулись по хорошо известному мне пути…

– Тебе повезло, смерть будет быстрой, – палач усмехнулся, – король отказался лицезреть твою казнь. Так что тебе не придётся ждать Его величество.

Я молчала.

– И тебе не интересно, что с тобой станет? – удивленно спросил он, вставляя ключ в дверь пыточной.

– Нет. – как можно твёрже отрезала я, – моя душа чиста и после смерти я смогу возвратиться в другое тело, а ты навеки будешь погребён во тьме.

Он снова усмехнулся.

– Зато я умру в теплой постели, а ты будешь пылать ясным факелом.

– Меня сожгут?

– Тебе стало интересно?

– Нет.

– Но я всё равно расскажу, – "Заткнись", – мысленно взмолилась я, но говорить вслух не стала. Скажи я это и его повествование станет многократно длиннее и красочнее. Сжав зубы, я предпочла смолчать. – У меня предписание облить тебя маслом и поджечь.

– Не волнуйся, копоти не будет, – подхватил эстафету весёлости его помощник, – у нас хорошая вытяжка.

– Вы хотите меня сжечь прямо здесь? – как мне всё это надоело, скорей бы уж… Хотя что-то в глубине души не давало мне окончательно смириться с собственной гибелью.

– Ну да, не ты первая, не ты, дай бог, и не последняя, – палач неистово перекрестился. – Брейн, принеси масло, – бросил он своему помощнику и, отвернувшись к горну, принялся ворочать угли.

– Хорошо, мастер, – тупо ответил ученик и поспешил приступить к исполнению приказа.

Пока он возился с ведром, наливая из стоявшей в углу бочки прогорклое масло, я осторожно напрягла запястья и, к своему удивлению, почувствовала, что удерживающая их верёвка лопнула. Странно, но магии на ней не было, перетирая в ладонях оставшийся в пальцах шнур, я прислушалась к своим ощущениям. Материал верёвки хранил на себе прикосновения Тёрма и шершавость какой-то неведомой мне травы. Мейхель?! Значит, они всё-таки предоставили мне шанс. Я не должна его упустить… Не должна.

Державшего ведро помощника я вырубила одним жестоким ударом в подбородок, не потребовалось даже добавочного тычка. Брейн откинулся назад, выплескивая налитое в ведре масло на своего «мастера».

– Все эти дни я мечтала, чтобы ты сгорел на своей работе, – прошипела я, ногой опрокидывая палача на раскалённые камни горна. Облитое маслом тело вспыхнуло оранжево-красным пламенем, и охваченный огненным факелом палач с диким воем кинулся вниз по лестнице, тщётно ища спасения в холодных коридорах подземелья. Я же в поисках выхода побежала наверх. В другое время меня, наверное, тут же бы схватили, но в подземельях царила такая суета, что стражники не обращали на меня никакого внимания. Не думала, что все будет так легко… И с чего бы собственно?

Далеко за стенами прогремели пушки… До слуха донесся звон мечей и сабель. "Наши? Откуда? Как?!" В этот час я больше всего не ожидала и одновременно до безумия хотела увидеть рустанцев.

Уже выбегая из здания, я врезалась в Мейхеля, спешившего во главе взвода солдат на помощь гарнизону тюрьмы, но он сделал вид, что не заметил отскочившей от него фигуры. Спасибо, генерал…

А бой кипел по всему городу. Со всех сторон раздавались крики.

Чтобы добраться до ворот, мне нужно было пересечь огромную площадь, на которой также кипела ожесточённая рубка. Я не раздумывала. Схватив валяющийся подле первого попавшегося на глаза трупа меч, я врезалась в ряды противника и, отчаянно рубя им во все стороны, принялась расчищать дорогу к своим. Камерлинцы дрались яростно, но атака с тыла стала для большинства (учитывая, что рядом с Ламкрюнцином находилась Королевская школа воинов, то в здешнем бою в основном принимали участие ее адепты) своеобразным «откровением». Странно, но я почему-то не старалась убивать, а глушила, отталкивала и даже порой откровенно распихивала локтями. Когда же я практически добралась до ворот, на меня всё же обратили внимание.

– Убью! – взмахнув мечом взревел дородный детина, по-видимому обидевшийся на мой толчок в спину. "Надо было не толкать, а бить", – запоздало прозрела я, принимая его удар на остриё собственного клинка и тут же возвращая его обратно. Он уклонился и начал наседать. Что ж, дрался он действительно неплохо, но вот только ему не хватало настоящего опыта. Схватка шла почти на равных, мы поочередно наносили-отражали удары друг друга, но лишь до тех пор, пока моя распухшая ещё несколько дней назад нога не дала о себе знать пронзительной болью. Я не удержала равновесие и снопом рухнула на каменную мостовую. Подняться я не успела – холодное лезвие коснулось моей шеи. Возвышающийся надо мной противник расплылся в самодовольной улыбке. Но опыта у него и впрямь было слишком мало…

– Ты победил, – тихо, в полголоса произнесла я и подло пнула его ногой в пах. Он согнулся и уронил меч. Рывком я вскочила на ноги и едва заметным ударом руки отправила несчастного юношу в нокаут. Безвольным кулем он свалился на землю. Пусть полежит, поверженных на землю добивать не принято. И, кто знает, может мой удар спасёт ему жизнь? Но мне до него уже не было ни какого дела и, больше не задумываясь о его судьбе, я отошла под прикрытие стены, намереваясь выбираться за город. Лить кровь и дальше, сегодня не входило в мои планы.

Моим благим намерениям не дано было осуществиться. Я только приготовилась шагнуть вперёд, когда за спиной послышался шум, и все окружающие звуки потонули в грохоте осыпающегося камня. Я обернулась. Тяжёлый удар обрушился на голову и сознание потонуло в облаке накатившейся на меня пыли.

…Делер Веннер протер глаза и удивленно уставился на то место, где мгновение назад он сражался с рустанкой, и где сейчас лежал обломок обвалившейся от грохота пушек стены. Он осмотрелся по сторонам. Девушки нигде не было. Значит, она не успела, значит, она… Делер украдкой перекрестился и, мысленно читая молитву, вернулся к все непрекращающемуся бою.

Голова трещала по швам, мир плыл перед глазами. Когда мне все же удалось сфокусировать зрение, то оказалось, что перед кроватью на красном пуфике сидит генерал Ламс в парадном мундире с золотой цепью на шее и оранжевым бантом «Первого рыцаря» на груди. Выглядел он усталым.

– Слава богу, Вы пришли в себя, а то мы уже начинали беспокоиться. Кстати, если хотите, я распоряжусь, и Вам сейчас же принесут свежих фруктов, – он попытался вымучить улыбку, но ничего путного так и не вышло.

– Спасибо, генерал. Скажите, мы победили?

Генерал побледнел и молча покачал головой.

– Но почему? – я попыталась приподняться на локтях, но, ощутив уже знакомую боль, передумала. – Мы же захватили их столицу?!

– Столица – это ещё не государство…

– Это королева послала Вас мне на помощь?

– Нет. К сожалению, принцесса, я сам принял столь скоропалительное решение.

– Принцесса? – поморщилась я. И, с минуту покатав между пальцев комочек оторвавшихся от простыни ниток, добавила, – я, конечно, польщена, но едва ли достойна такого звания даже в шутку.

– В шутку? – генерал выглядел удивлённым, – я не намерен шутить с титулами, – тут он взглянул мне в лицо. – Вы что не знаете?

– Что именно я должна знать?

– О, боже, как всё запутано. Признаться, я удивлен. Получается, Вы до сих пор ничего не знаете?

Я отрицательно покачала головой.

– Тогда я должен Вам сообщить, что Ваша матушка – никто иная, как урожденная принцесса Адевиль, дочь последнего короля Эскалиора Риварда Смелого. В Вашей крови больше древности, чем в сотнях вельмож, отирающихся подле трона Её величества. Моё решение о вторжении было неправильным, скоропалительно поспешным, но я не смел, я не мог оставить Вас в опасности. Если бы я знал правду раньше, то ни за что бы не отпустил Ваше высочество на выполнение столь опасного задания, – генерал побледнел, а я окончательно смутилась и запуталась.

– Генерал, простите меня за дерзость, но, по-моему, это всё-таки какая-то ошибка. Всем доподлинно известно, что у короля Риварда не было детей.

– До последнего времени так думали все, но факты неопровержимо свидетельствуют об обратном. Ребёнок у него был – девочка, но воспитывали её совсем не в королевском дворце. Я, конечно, понимаю короля Риварда, но передать свою дочь на воспитание едва знакомым, хотя и уважаемым людям, на это надо было решиться. Он решился и как показало будущее, это было правильным решением. Даже сейчас, по прошествии стольких лет… – Ламс запнулся, словно раздумывая, продолжать ли ему дальше.

– В чём дело, генерал? Не томите…

– Я не собираюсь что-либо скрывать, только стараюсь правильно формулировать свои мысли. Так вот даже теперь, по прошествии стольких лет, когда тайна неожиданно раскрылась, Ваша мать вынуждена скрываться. Как оказалось, во дворце у нее нашлось слишком много врагов…

Моё тело прошибло холодным потом.

– Но тогда и мне…

– Принцесса Авелия, за свою жизнь Вы можете не опасаться, пока Ваша матушка жива, никто не осмелиться навредить её дочери, даже королева, – последнее слово он выделил, но я не решилась придать этому значения.

– Хорошо, генерал, пусть будет так, но Вы мне до сих пор не рассказали, что же произошло? Было бы лучше, если бы Вы начали всё с самого начала…. И, пожалуйста, зовите меня просто Авель.

– Не возражаю, Ваше высочество.

– Генерал…

– Прошу прощения. Итак, продолжу, сразу заметив, что Вашему спасению способствовало то обстоятельство, что совершенно случайно – действительно случайно и я вынужден на этом настаивать, – маневры нашего войска проходили близ границ Камерлина.

– Так-таки и случайно? – я позволила себе улыбнуться.

– Ещё раз заверяю Вас, выбранное мной место манёвров решительно не имело ни какого отношения к последующим событиям.

– Хорошо, хорошо. Я не возражаю, генерал. Позвольте только вопрос. Вам не приснился какой-нибудь странный сон, подтолкнувший к принятию такого, я бы сказала, весьма опасного решения, как маневры близ чужих границ?

– Какие сны? Я не верю в правдивость сновидений, но, – генерал замялся, – видение мне было… Весьма смутное, но я точно знал, что надлежит делать.

Всё ясно, без моей мамочки тут не обошлось. Видения по её части. Но, пожалуй, не стоит сообщать об этом Ламсу, а то расстроится ещё больше.

– Так Вам стало известно о моём происхождении, когда Вы проводили маневры?

– Не совсем так. Мы ещё только подходили к границе, нам даже не пришлось перестраиваться. И как только мне доставили письмо, я выдвинул войска в направлении Вышегорска, но, как я уже говорил и ещё раз вынужден это заметить, моё решение было скоропалительно и необдуманно.

– Сейчас бы вы всё переменили?

– Не знаю, принцесса. Не знаю. Мне искренне жаль было бы потерять Вас, но даже то, что нам удалось захватить город, уже чудо. Кто-то из находившихся внутри открыл нам ворота. Но на улицах столицы мы потеряли много, слишком много людей и едва успели захватить тюремные казематы, как подошла вражеская регулярная армия. Отступление едва не превратилось в паническое бегство. Если бы не овраги, остановившие их конницу, мы бы потерпели полное поражение. Да, да, милая девушка, увы, в результате моей самонадеянной авантюры, Рустания едва не лишилась армии. К тому же теперь мы практически находимся в состоянии войны с Камерлином. К счастью, в наши руки попало немало вражеских военачальников, и к тому же в столице врагов царит полная неразбериха. Пока им не до нас. Опять же им не до нас и по другой причине: после появления наследницы престола для узурпатора возникла опасность свержения с престола.

– Простите, я что-то забыла?

Эльге Ламс вздохнул и заговорил со мной, как с ребенком.

– Вы помните, – сказал он, хотя уже убедился в обратном, – после войны с Островной Империей Прибрежное Царство разделилось на четыре государства: Вилингория, Салодор, Нубия и Эскалиор. Когда на престол последнего взошел Румбальд Умный, Ваш прадедушка, то страна уже находилась в состоянии гражданской войны. На протяжении несколько десятков лет ему удавалось сдерживать опасные настроения, но затем его убили. Тогда королем стал Ваш дедушка Ривард. Когда у него родилась дочь, на него уже было произведено несколько покушений, и Ривард Смелый решил, что будет лучше, если девочку воспитают другие люди. Где-то через год покушение увенчалось успехом, а еще через пару лет противники (две основные противоборствующие стороны дом Рома, стоявший во главе повстанцев, и дом Юнгра, возглавлявший Эскалиорскую аристократию) подписали мирный договор, по которому одна часть страны доставалась восставшим и становилась Камерлином, а другая – Рустания – оставалась у Временного правительства. Я думал, Вы знаете об этом, – он сокрушённо развел руками.

– Получается, что данная опасность существует и для Рустании…

– Тс-с-с, тише, о таких вещах не говорят вслух. Не думаешь ли ты, что кто-то может быть более достойной престола, чем королева Эвиль?

– Нет, не думаю, – мотнув головой, совершенно искренне ответила я.

– И не думай. Я не хочу, чтобы враги твоей матери начали охоту и за её чересчур смышленой дочерью.

– Скажите, генерал, а что мешает им, захватив меня, принудить мать к сотрудничеству вплоть до отречения от права на престол?

– Не смешите мои тапочки, деточка. Что за мать способна отправить единственного ребёнка на верную гибель? Или Вы скажете, что она не догадывалась о том, куда Вы отправляетесь? Вы не сказали ей об этом? Молчите? Что толку брать в заложники дочь такой матери? Скорее возможно поступить наоборот, но кому нужна сопливая девчонка, считающая себя ура-патриоткой? Если я в чём-то не прав, скажите мне это.

Я молчала. Но не потому, что считала его правым, наоборот, мне вдруг со всей отчётливостью стало понятно, насколько сильно любима своей матерью. Она предвидела всё это. Предвидела и моё пленение, и последующее раскрытие её тайны. Не отговорив меня от «визита» во вражескую столицу, она очень рисковала – вероятия всегда имеют несколько расходящихся линий: меня могли казнить, могли убить при задержании, могли просто до смерти замучить в пыточной, но, судя по всему, остальные версии развития событий выглядели ещё ужаснее – их исход был предопределён. Во всяком случае, сейчас я жива, почти здорова, валяюсь в мягкой постели, жду обещанных фруктов, и пока на меня никто не покушается. Так что можно считать, замысел моей мамы удался на все сто. Мелкие неприятности и ушибы не в счёт.