Текст книги "Судьба. На острие меча"

Автор книги: Анатолий Гончар

Соавторы: Ольга Гончар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Привет, Дестактион, – шагнув вперёд, я протянула ему свою испачканную подземной плесенью руку. Его ладонь была теплой и слегка шершавой.

– Какими судьбами, воительница? – между нами не было дружеских отношений, но по-своему мы друг друга уважали.

– Хочу взглянуть на своих мучителей, – не к чему ему знать, к кому конкретно я направляюсь. Совершенно не к чему.

– Сатраф, – Дестактион повернулся в сторону одного из стражников, – проводи!

– Благодарю, – я не стала отказываться от сопровождения. В этих переплетениях коридоров и всевозможных лазов и в самом деле не долго заблудиться.

– Там, – Сатраф ткнул пальцем в направлении узкого, ведущего в темноту коридора. Кажется, на счёт комфортности наших тюрем я малость погорячилась… – Камеры смертников – первый поворот направо. Возьмите, – он протянул мне толстый витиеватый ключ (коридор запирался на огромный висячий замок), – отдадите охраннику на выходе.

– Да-да, обязательно, – я благодарно кивнула, и Сатраф тут же поспешил в обратную сторону – догонять своего начальника. Я же втиснула ключ в узкую щель замка. Внутри него что-то скрипнуло, и толстая дужка с тяжким грохотом откинулась в сторону. Я сняла замок и открыла страшно заскрипевшую своими несмазанными петлями дверь. Одинокий факел висел у самого входа. Шипя и потрескивая, он чадил оранжево-красным пламенем, вытягивая к потолку черные дурно-пахнувшие щупальца копоти. Вытащив факел из зажимов, я шагнула в черноту коридора. Из него дохнуло ужасающим смрадом. Чтобы не упасть в обморок от ужасных запахов, я старалась дышать ртом. Мрачные, не несущие ничего, кроме отвращения и страха звуки – стоны, рассерженное шипение и просто ругань – неслись со всех сторон. В многочисленных узких камерах, где и одному человеку должно было быть тесно, находилось по три-четыре пленника. Я старалась не смотреть по сторонам, чтобы не видеть их лиц. Под ногами хрустели, шуршали и отлетали в стороны белые, ещё не изржавленные временем кости. Мне не надо было смотреть вниз, чтобы понять, кому они принадлежали. Вряд ли узников стали бы кормить мясом, и потому валящиеся под ногами кости, могли принадлежать только таким же, как и они, несчастным… Ужасная мысль пронзила моё сознание… и я всё же не смогла удержаться, чтобы не взглянуть под ноги – коридор буквально белел от человеческих костей и черепов. А я-то всегда думала, что страшные истории о Рустанских тюрьмах, рассказываемые шёпотом и с оглядкой по сторонам, – всего лишь злобные слухи, раздуваемые врагами её величества.

…а преступникам против короны хода из тюрьмы нет, – сидевший на телеге крестьянин низко склонился к уху своего собеседника, такого же крестьянина из ближайшей деревни. Говоривший едва шевелил губами, но это не мешало мне его слушать – заклинание обострённого слуха здорово уменьшало разделявшее нас расстояние.

– Прям-таки в тюрьме и сидят? – недоверчиво покосился тот, – их бы на каменоломни, чтобы хоть кормить не задаром. Только надысь за одну облаву вона сколько вероломцев повязали, разве ж всех укормишь?

– А что властям корм-то, – крестьянин победно усмехнулся, мол, я-то в отличие от тебя в таких делах сведущ, – бросят их десятка три в одну камеру, воду подведут, чтобы, значит, от жажды не подохли, да так и оставят.

– И чё? – я даже не удивилась такой непонятливости второго, намёк и до меня дошёл не сразу. Нет, такого говоруна надо вязать…

– А ни чё, – казалось, клеветник даже обиделся, – не дай тебе неделю-другую есть, ты сам что выберешь?

– Да неушто? – кажется, до него дошло.

– Вот тебе и «неужто», а как в камере узников мало остаётся, так им новеньких подбрасывают. Говорят, некоторые годами так живут.

– Кто говорит? – хороший вопрос, ну же, мужик, ответь, ну?

Прежде, чем отвечать, крестьянин огляделся по сторонам.

– Люди, – тихо пробормотал он.

"Что ж, тем хуже для тебя," – подумала я, незаметно подавая знак своим. Что ж, мужик, не захочешь сказать за просто так, ответишь на дыбе…

Меня знобило от собственных воспоминаний. Похоже сказанное крестьянином вовсе не было злобной клеветой-наветом на тщательно охраняемую мной власть. Где сейчас этот ни в чём не повинный крестьянин? Где? На каменоломне или среди этих камер, об арестантах которых он с такой осторожностью рассказывал своему другу?

Занятая своими мыслями, я едва не проглядела нужный мне поворот. Покрывшись холодным потом и тяжело дыша, я повернула направо. Коридор стал ещё уже. Теперь я шла прямиком к камерам для особо опасных преступников. Черные, закопченные стены тем не менее блестели отполированные прикосновением тысячи обнаженных тел проходивших здесь узников. В тусклом свете факела привиделось моё изображение, казалось, я гляжу в чёрное, тусклое, но от того не менее реальное зеркало. Измождённые черты лица, узкие исхудавшие плечи, висящая как на шесте одежда. Я не сдержалась, чтобы горько не усмехнуться, за последнее время я действительно изрядно постройнела. Ничего, ничего, нормально выгляжу, были бы кости целы, а мясо нарастёт. "Интересно… – нет, интересно не то слово, но всё же интересно, – а Тёрма они тоже посадили на хлеб и воду? – выскользнувшая из подсознания мысль заставила меня содрогнуться от ужаса, – а если его вообще не кормят? А если…" Думать об этом «если» не хотелось… Я прибавила шаг.

Снова начали попадаться заполненные заключёнными «клетки». Теперь я была вынуждена подходить вплотную к решеткам и, освещая камеры тусклым светом факела, тщательно разглядывать измождённые, потерявшие человеческий облик лица заключённых. Они выли, вопили, лязгали зубами в мою сторону, пытались дотянуться руками. Пару раз мне едва удалось избежать прикосновения скрюченных пальцев…

Знакомая фигура высветилась в тусклых мерцаниях факела, когда я уже почти отчаялась. Тёрм сидел на каменном полу, подобрав под себя ноги и спрятав в широких ладонях своё лицо. В узкой как могильная щель камере полковник был один. На толстых прутьях решетки висело сразу два амбарных замка.

– Здравствуй, – он даже не пошевелился, а мне стало очень неловко и… почему-то стыдно. Я судорожно сглотнула. – Я пришла поблагодарить.

Терм всё же посмотрел на меня. Боже, что с они тобой сделали?! Все его лицо превратилось в единый синяк. Да и на теле, прикрываемом изодранными в клочья лохмотьями, наверняка, нет ни одного живого места, и ещё запах – боже! – тяжелые запахи подземелья не смогли перебить запаха паленой кожи и жженного мяса.

– Зд-ра-вст-вуй, – прохрипел полковник и попытался сглотнуть, но в пересохшем от жажды горле не нашлось ни капли влаги. Мне хотелось плакать. Я чувствовала его боль так, будто это меня прижигали каленым железом, будто это моё тело рвали щипцами и раздирали на части, разрывая в разные стороны наматываемыми на вал канатами.

– Тёрм, – позвала я, снимая с ремня флягу и бросая её в безвольно лежавшие на коленях ладони. Его пальцы мгновенно сжались на обтянутой жёсткой кожей поверхности. Я видела, что ему хочется, неимоверно хочется, мгновенно вырвав пробку, вскинуть фляжку к губам и пить, пить… жадно, обливаясь, всхрапывая, как запалённая в беге лошадь и поглощая драгоценную влагу до тех пор, пока на дне фляги не останется ни капли. Но Тёрм не был бы Тёрмом, которого я знала, если бы поступил именно так. Несмотря ни на что, он оставался собой. Медленно, очень медленно и осторожно, и не только потому, что не хотел пролить ни капли, а словно испытывая свою волю, он вытащил из фляжки тугую пробку и, так же медленно подняв руку, поднёс горлышко к растрескавшимся губам. Первый глоток дался ему с явным трудом – пересохшая гортань никак не желала пропускать вовнутрь драгоценную влагу. Затем он сделал еще один глоток, ещё и, протяжно вздохнув, отстранил флягу в сторону.

– Спасибо, – с трудом выдавил он и, устало откинувшись спиной на стену, закрыл глаза. – Прости…

– За что? Разве ты виноват, что мы родились по разные стороны границы?

– Я должен был предупредить.

– Должен? Почему? Мы же враги…

– Девушке не место на войне, даже если она родилась в доспехах, с оружием в руках…

– Ты считаешь, женщина не способна воевать? – я даже немного разозлилась, – ты думаешь, она не может держать меч так же твёрдо как мужчина?

– Нет, я не это хотел сказать, – каждое слово давалось ему с трудом, – ты доказала, что можешь быть сильнее любого мужчины, но пойми, женщины должны дарить жизнь, а не отнимать её…

– Ты так считаешь?! Ты думаешь, что я должна сидеть и ждать, когда придёт чужой мужчина и уничтожит всё то, что я так любила? Ты считаешь, я должна сидеть сложа руки и наблюдать, как горят наши дома, как убивают дарующих жизнь женщин? Смотреть, как четвертуют наших детей и не брать в руки оружия?

– Авель, остановись, Авель, я думаю, войны вообще не должно быть. На земле достаточно места, чтобы хватило всем и солнца, и воды, и хлеба.

– Если это так, то почему вы всё время стремитесь вторгнуться в нашу страну с войной?

– Мы? – Тёрм удивился вполне искренне, – это вы всё время замышляете планы порабощения нашего государства, зачем нам ваши земли, если наша стада тучнее, а земля плодороднее?

– Не знаю, но разве не вы то и дело вторгаетесь в наши пределы, разоряя приграничные сёла и убивая их жителей?

– Мы всего лишь не оставляем без последствий вылазки ваших войск.

– Стоп, Тёрм, – я решила остановить нашу бессмысленную дискуссию, тем более, что оба мы спорили совершенно искренне, но ведь я пришла в тюрьму не для этого. К тому же за бесплодным спором мы кажется начали упускать что-то важное, – ты сказал должен был меня предупредить, о чём?

– О чём? – Тёрм попытался усмехнуться от чего по его треснутым губам потекла кровь, – ты разве сама не догадалась?

Я отрицательно покачала головой.

– Мы ждали тебя. То есть я не знал, что это будешь именно ты, но мы ждали имперского лазутчика, девушку.

– Ты хочешь сказать вы знали, что я шпионка?

– Да, с самого начала, – он открыл глаза, потом сощурился и на секунду умолк, будто вспоминая и собираясь с мыслями. – Нам было известно, что Рустания подошлет к нам шпиона, точнее наёмного убийцу. Девушку. Нам сказали, что она скажет о необходимости попасть в Вышегорск, а мы должны будем ее взять с собой. Нам приказали оберегать её в дороге. Но мы везли ещё и секретный груз, столь секретный, что об этом было известно лишь королевскому советнику. Смешно, но он бежал, воспользовавшись единственным на всё королевство портальным камнем.

"Секретный груз"?! – вот почему так спешил в Вышегорск караван камерлинцев.

– А почему Вексель не забрал с собой хотя бы часть перевозимого вами груза?

– Ты думаешь, что все те баулы, что мы везли были тем самым грузом?

– Нет.

Бросив это короткое «нет», меня буквально осенило – вьюки были действительно ни при чём, караван вёз меня – человека королевского происхождения, человека который представлял огромную опасность и одновременно ценность для обоих государств. Или я обольщаюсь? Едва ли. Значит, камерлинская власть боится, что я или моя мать предъявим права на трон? Возможно, но тогда такую же опасность мы представляем и для королевы Рустании. Хотя если посмотреть под другим углом, то и для одной и для другой стороны мы могли стать как врагами так и союзниками. Но, кажется, обе стороны нашли компромисс и пришли к соглашению?! Несомненно. Значит они решили как можно быстрее избавиться от возможных наследников Эскалиора? И если всё это так, то становиться понятным, почему Вексель, как только запахло жаренным, предпочёл смыться. Ему уже было необязательно доставлять меня живой. Повернуть назад я не могла, а если бы выжила, то всё равно не миновала бы камерлинской столицы. Теперь понятно, каким образом Вексель собирался устранить мою матушку, он всего лишь сообщил кому надо правду и предоставил доказательства её королевского происхождения. Но знать обо всем этом Терму пока не нужно.

– Так почему же он сразу не переправил этот груз?

– Потому что пройти через портал-камень человек может лишь совершенно голым, и лишь высшие маги способны создавать нечто иное.

– Но… мы же не нашли его одежд?! – Тёрм, глядя на меня, грустно усмехнулся.

– Ты ошибаешься, Ильдарас нашёл всё: и одежду, и оружие, он просто спрятал его подальше от чужих глаз.

– Тёрм, в начале нашего пути ты ведь не считал меня шпионкой, нет? Ты думал, что это ошибка, что это не я?

– Все в точности до наоборот. Я понял, что это ты. Не верили другие.

– Почему же ты тогда не хотел брать меня в обоз? – я почувствовала, что он смутился. Опустив голову, Термарель некоторое время молчал, потом, решительно тряхнув головой, ответил.

– Я боялся к тебе привязаться. Потому что… потому… – я пристально смотрела ему в лицо, измученное лицо смертельно уставшего человека, но находящего в себе силы не унизиться до просьб о снисхождении. Он так и не сказал, почему…

– Тёрм, сколько тебе лет? – глупый вопрос, в странном, нелепом разговоре, разве для этого я сюда шла? Разве мне есть дело до прошлого? Разве это так важно?

– Двадцать первый, – я думала, он чуть старше, – а тебе?

– Двадцать, целая вечность, – ответила я и поняла, что мы говорим не о том, совсем не о том, о чём надо сказать, но не смогла найти в себе силы, чтобы признаться… он мой враг и этого не изменить, не исправить, а ещё… ещё он завтра умрёт, если я не сделаю, что должна сделать…

– Авель, я… я не должен этого говорить, но повторю ещё раз – среди ваших высокопоставленных вельмож есть некто, кто желает тебе смерти. Именно от него наш король узнал о твоей миссии.

– Ваш шпион в нашем дворце?

– Ты не поняла, у нас нет столь высокопоставленного шпиона. Я не знаю, кто этот человек, но он желал смерти именно тебе. Именно тебе и никому другому. И ты чуть не погибла, я не должен был брать тебя с собой.

– Но вы же давали мне шанс уйти? – значит, когда я собиралась в путь, королева уже обо всём догадывалась, но не решалась на открытое убийство, вот почему она отправила меня на столь опасное задание. Тогда возникает вопрос, в её ли интересах было сообщать камерлинцам о моём происхождении? Или это сделал некто другой? Едва ли она стала бы так поступать. Значит, другой. Другой же и предоставил эти самые доказательства. Какую игру он ведёт этот неизвестный некто? Я и леди Амертон, ха, это как яйца в разных корзинах. И мы обе живы. Выиграл он или проиграл?

– Да, никто из нас троих, – он имел ввиду себя, мага и Мейхеля, – не был против твоего бегства.

Я вздохнула. Ну, почему я тогда не ушла, не бежала, оставив свой путь к цели? Разве бы меня кто-нибудь осудил?

Только я сама.

– Тёрм, сейчас тебе уже известно, что за груз вы везли? – я пристально смотрела на сидевшего в неподвижности полковника, он поднял на меня взгляд и отрицательно качнул головой. Значит, он не знает, хорошо. Но сейчас и это не важно. – Мне пора, Тёрм.

Услышав эти слова, он порывисто поднялся и шагнул к разделяющей нас решетке. Каждый шаг ему давался с большим трудом, его лохмотья пропитывались выступившей из ран кровью, но он не проронил ни одного стона, только крепче сжал зубы и, сделав еще шаг, ухватился рукой за железные прутья.

– Спасибо, – он протянул мне флягу.

Я отрицательно качнула головой.

– Оставь себе.

Наши руки соприкоснулись, к моему горлу подкатил сухой ком горечи.

– Авель, мне жаль, если сможешь, прости…

"За что?" – вновь хотела спросить я, но не смогла. Только схватила его запястье своей рукой и застыла, не в силах сдвинуться с места. Но мне действительно было пора. Королева вряд ли станет ждать бывшую воительницу. Я не хотела уходить. Но знала, что если сейчас, вот в этот самый миг не уйду, то вообще не уйду никогда. Я чувствовала, как моя рука соскользнула с его руки. Ни слова о предстоящих пытках, ни слова о предстоящей казни…

– Я должна идти, Тёрм.

– Я знаю, – он смотрел на меня так… он прощался, он не верил, что мы снова увидимся. У него не осталось надежды. "Тёрм, но почему, почему так получилось? Почему?!" – я медленно попятилась в темноту, затем повернулась и пошла прочь, затем побежала… не разбирая дороги, ничего не видя глазами, полными слез. Факел остался там за спиной, но я даже не подумала возвращаться. "Тёрм, я спасу тебя, королева Эвиль дарует тебе жизнь, она… она строгая, но справедливая. Она любит меня, она поймёт и…" Я не знала, что будет дальше, я только надеялась…

Я бежала, не останавливаясь, до самого входа в тайную галерею, по пути бросив ключ оторопевшему охраннику и запинав ногами с десяток не успевших увернуться крыс. Я давилась слезами, не в силах избавиться от заполнявшей меня горечи.

– Меня не вызвали с докладом, – выдавив из себя вопрос-упрёк, я шагнула вперёд и, одновременно склоняя голову, припала на левое колено.

– Встань, встань, девочка моя, – голос королевы звучал подобно весеннему ручейку, но надо мной он уже не имел той силы, что раньше. Сквозь ласковый тембр в нем угадывались нотки страха. Королева боялась… меня?

– Ваше величество не вызвали меня с докладом, – вновь повторила я, давая понять, что мне странно подобное отношение.

– Милая, я не хотела тебя беспокоить, – она не поправила меня, не попросила называть её как прежде Эвиль, – к тому же генерал Ламс описал всё достаточно подробно…

– Да? – переспросила я с издёвкой в голосе, – а доложил ли он, что в нашей ставке завелся предатель?

– Что? Как?! – изумленно воскликнула королева. Надо отдать ей должное, играла она отменно. Я бы ей почти поверила, если бы не знала… Я вздохнула. Как всё же тяжело разрушать собственные иллюзии.

– Камерлинцам с самого начала было известно, что в их отряд попробует затесаться шпион. А вернее, шпионка, – я внимательно посмотрела на Эвиль. Она напряженно слушала. – Просьба взять с собой в Вышегорск была для них своеобразным паролем.

– Невероятно, – королева всплеснула руками, – я прикажу нынче же провести допросы с пристрастием.

– Ни к чему, Ваше величество, я знаю, кто он, – при этих словах лицо королевы побледнело, но губы, как и прежде, были недоуменно сжаты.

– Даже так? – хмыкнув, государыня дернула головой.

– Да, именно так и не иначе. Так мне назвать имя предателя? Или просто сказать, что я обо всём этом думаю?

Королева презрительно подняла бровь:

– Ну и что же ты думаешь? – на ее лице читалось напряженное любопытство, в любую минуту готовое смениться гневом, и, если не ошибаюсь, страх, затаённый страх слабого душой человека. Я хотела, но не смогла взглянуть на её ауру, после беседы с Тёрмом у меня не осталось на это сил. Королева смотрела на меня, но словно не видела, казалось, её взгляд проходил сквозь моё тело и упирался в каменные стены. Она была недовольна. Недовольна до бешенства, но не смела, именно не смела выплеснуть это недовольство наружу.

Я тяжело вздохнула, набирая полную грудь воздуха и готовясь сказать то, что ещё совсем недавно даже не могла бы себе вообразить.

– Не говори ничего, – жест, которым она меня остановила, был поистине королевским. Всё ж магия её величия даже сейчас оказывает своё влияние. Я застыла в неподвижности, искренне надеясь, что первые же слова Эвель каким-нибудь невероятным, непостижимым образом рассеют мои подозрения.

Меж тем Королева притворно, это было понятно, вздохнула. И, помолчав некоторое время, решительно тряхнула своими роскошными кудрями:

– Ладно, Авель, ты умная девочка. Я тебе расскажу, и ты, я думаю, поймешь… всё совсем не так, как думается.

Если она хотела оправдаться, то это было большой неожиданностью. Я уперлась в нее взглядом. Но она лишь только отмахнулась от меня, как отмахиваются от назойливой мухи:

– Ну, Авель, не смотри на меня так. Ты же сама знаешь, как устроен этот мир. Черное – белое. День – ночь. Тепло и холод. Но на самом деле всё не совсем так. И одно сменяет другое, лето перетекает в осень, тепло становиться холодом, холод теплом, между днём и ночью есть время, называемое сумерками. Добро, собственно, как и зло, не может быть абсолютным.

– К чему всё это, Ваше величество? – вопрос прозвучал едко, должно быть даже ядовито, чего от себя я совершенно не ожидала.

– К чему? Действительно, к чему? Может к тому, что поступки великих людей, – это она себя считает великой? – непонятны простым людишкам. Порой мы жертвуем десятками, чтобы спасти сотни и сотнями, чтобы спасти тысячи, мы…

– Всё это софистика, Эвиль, ты хотела, чтобы я что-то поняла, так объясни…

– Мне скучно, Авель, ты даже не представляешь как порой скучно сидеть на троне…

– Ты говоришь загадками.

– Что ты, нет никаких загадок, просто мы с Илактрионом решили поспорить, чьи спецслужбы лучше, и тебя никто не предавал, просто у тебя немного не получилось, – даже признаваясь в этом, она врала, я чувствовала… но какая-то доля правды в этом всё же была. В глазах помутнело. Неужели все, что я делала, зря? Неужели гибель ни в чём не повинного двойника была предрешена с самого начала? Что все это – всего лишь игра сильных мира сего?!

Меж тем королева продолжала убеждать меня в правдивости своей лжи.

– Но неужели ты думаешь, что я бросила бы тебя умирать в Ламкрюнцине? Генерал Ламс просто несколько ускорил события…

– А ты, наверное, хотела дождаться, когда мне вывернут руки и изуродуют тело калёным железом?

– Авель, перестань, всё не так страшно, подумай сама, я сделала тебя героиней. Тебе завидуют все девушки Рустании.

– Все, кроме меня. Так ты говоришь, вы спорили?

– Ну да, просто шутки ради…

– Ну и как?

Она даже скривилась:

– Ничья.

Я развернулась и пошла к выходу. Но у самой двери остановилась и повернула голову. Эвиль все также стояла, не двинувшись ни на йоту.

– А как же война? Сотни загубленных жизней?

– Война? Да не было никакой войны… Да, да, это всего лишь игра. Мои войска – его войска. Немного намяли друг другу косточки, правда, Генерал Ламс, выдвинувшись к городу без моего приказа едва не наломал дров, но так вышло даже веселее. Мы с Илактрионом долго смеялись, вспоминая, как ему в одном нижнем белье пришлось драпать по темному подземелью, полному вонючих крыс.

Она снова лгала, и если раньше я питала хоть какие-то иллюзии, то теперь я совершенно не сомневалась в том, кто меня предал. Но вот зачем? Она изначально знала, кто я есть на самом деле? Должно быть так… Она, как и Илактрион, боялась, что я предъявлю права на ее престол? Вопросы, вопросы… Но сейчас меня волновало нечто другое. Я специально откладывала это напоследок, надеясь, что королева не заметит моей заинтересованности. Но всё же, когда начала говорить мой голос дрогнул:

– А как же пленные? Все те узники, что томятся в наших тюрьмах? Полковник Каннер и другие?

– Ах, милая Авель, ты печёшься о нем. Какая прелесть. Но, увы, я не могу отменить своих указов, иначе враги уверуют в мою мягкость, – королева довольно фальшиво улыбнулась.

– Даже, если об этом попрошу я?

– Деточка, сам бог не в силах заставить меня сделать это.

– А если я расскажу всем о Вашем предательстве? – королева, поджав губы, молчала, – Если я открою, что это Вы, именно Вы хотели спровоцировать нападение Камерлина на наши границы? Если я всё расскажу генералу Ламсу?

– Глупая, – она снова снисходительно улыбалась, – кто тебе поверит? Королева, – она воздела вверх указательный палец, – королева Эвилина Великая строит козни против собственной империи? Ты хочешь, чтобы тебя поместили в сумасшедший дом?

– Но почему? Почему? – я уже поняла, что дело было вовсе не во мне и не в моей смерти. Отправляя меня в стан врага, королева ещё не знала о моём происхождении, она и сейчас не хотела открывать мне эту тайну. Если бы не генерал Ламс, я бы наверное так и осталась в неведении. – Почему Вы так поступаете?

– Народом, – улыбка королевы стала ещё шире, – находящемся в постоянном страхе, легче управлять. Люди, видящие внешнего врага, реже задумываются о проблемах внутри государства, к тому же у меня всегда есть возможность списать просчеты своего правления на вынужденную борьбу с внешним противником. Подумай сама, люди испокон веков живут в страхе. Они привыкли к нему, он стал их сущностью. Отбери у них страх, с чем они останутся? Жизнь станет пуста, они станут искать смысл этой жизни. Им станет казаться, что они живут так плохо потому, что ими плохо управляют, а с такими мыслями недолго додуматься до того, нужны ли им правители вообще… Это ужасно, когда тебя норовят низвергнуть с твоего трона. Я этого не хочу, – она лучезарно улыбнулась. Да, она лишь потом узнала, КОГО избрала пешкой в своей игре, но от этого игра стала лишь азартнее, но и проиграть было бы не так горько…

– Но если всё так плохо, Вы могли бы снарядить экспедицию на поиски священного Корунда.

– Священный Корунд – миф-сказка, – королева поджала губы.

– Но тогда почему почти все правители время от времени стремятся его найти?

– Уж не думаешь ли ты, что для всеобщего счастья?

– А для чего же ещё?

– А тебе, милая, не приходила мысль, что только для того, чтобы уничтожить?

– Зачем?

– Зачем? Неужели ты не понимаешь? Вот скажи, к чему мне Корунд? Я и так имею почти всё, что пожелаю. Власть даёт многое, а если всё люди будут счастливы, зачем им буду нужна я?

– Действительно зачем? – эти два слова были сказаны совсем тихо, королева их услышала, но промолчала. Я гордо вскинула голову, – я ухожу.

Я не ждала ни её ответа, ни согласия. Я уверенно шагала к входной двери и цокот моих каблуков был подобен набату

– …и не ищи генерала Ламса, – донеслось мне в след, – он умер.

Услышав это, я даже не замедлила шага, нечто подобное и следовало ожидать… Умные и решительные вояки не нужны ни одной власти.

Повернув в сторону потайного лаза, я уже нисколько не сомневалась, что буду делать дальше. Она сама не оставила мне выбора. Он не желал мне боли, предпочтя ей смерть, я же не хочу ему ни того, не другого… Я не хочу, чтобы он умер.

– Авель, снова ты? – главный тюремщик уже давно напряжённо всматривался в полутьму коридора, но только сейчас он разглядел в моей руке обнажённый клинок. Лицо его вытянулось в изумлении, а рука потянулась к лежавшему на лавке мечу.

– Не вздумай, – его оружие оказалось в моих руках так быстро, что никто из стражников не успел среагировать, – мечи и ножи на стол, – я хмуро посмотрела на застывших в напряжении стражников, – живо.

– Как бы тебе не пожалеть, – пробормотал один из тюремщиков и тут же получил рукояткой меча в зубы. Зажимая ладонью рот, он с воем отскочил в сторону.

– Не знаю как я, а ты уже жалеешь, – прошипела я и, чтобы окончательно его унизить, пнула ногой под зад. – Падаль. Ключи на стол. А сами вон в ту камеру и пошевелитесь.

– Авель, зачем тебе это? Всё дело в том узнике? Ты могла бы сказать, и я бы тут же освободил его, – Дестактион выглядел ошарашенным и говорил с сочувствием в голосе, но я прочла в его глазах свой смертный приговор и поняла, если ему представится возможность, он убьет меня, не задумываясь.

– Без санкции королевы? – я усмехнулась.

– Под твою ответственность, – он слегка скис, но продолжал хитрить.

– В камеру, – я не собиралась с ним дискутировать. И, чтобы они поторопились, ткнула ближайшего ко мне стражника остриём меча. Дестактион посчитал, что я, подавшись слишком далеко вперёд, допустила ошибку и прыгнул. Зря. Я даже не стала отводить руку для замаха. Просто полоснула остриём по его шее… Остальные тюремщики наперегонки бросились выполнять моё приказание… Начальник тюрьмы некоторое время тщетно пытался зажать рану ладонями, затем обессилено повалился на пол и испустил дух. Мне же было его совершенно не жаль. Я брезгливо вытерла о лежавшую на столе тряпку своё оружие и, подхватив ключи, поспешила в глубину тюремных коридоров. Выбегающих навстречу стражников, я рубила без всякого сожаления. После того, что я видела в дальней пещере, во мне не осталось для них ни капли жалости. Кроме того, после побега пленников смерть – это лучшее, что могло их ждать.

Замок с грохотом шлепнулся на камни пола, дверь, заскрипев ещё пронзительнее, чем в прошлый раз от толчка моей ноги буквально врезалась в стену. Выхватив факел, я, не обращая внимания на трещавшие под ногами кости, поспешила к своей цели. Поворот направо я смогла бы найти даже с завязанными глазами.

Ржавые дужки замка никак не хотели поддаваться, пришлось вдарить по нему рукоятью, чтобы он отвалился вниз. Проснувшийся от звука удара Тёрм со стоном приподнялся на одном локте и поднял на меня глаза, тут же наполнившиеся ужасом:

– Что ты делаешь?

– Устраиваю тебе побег, – сказала я сквозь зубы.

Терм непонимающе посмотрел на меня:

– А как же…

Я наконец-таки подобрала ключ ко второму замку. Дверь отворилась. Я подала ему руку.

– Ты не понял. Я ухожу вместе с тобой.

Я достала из ножен и подала Тёрму узкий кинжал.

– Держи, – он протянул руку с трудом поднимаясь на ноги. Я напряжённо вслушивалась в доносившиеся из коридора звуки.

– Но зачем ты так… – он говорил с трудом, из рассечённых, потрескавшихся губ снова потекла кровь.

– Молчи, потом объясню, – он повиновался, но всё еще никак не мог встать, его шатало, я порывалась помочь ему, но прежде надо было сделать нечто другое, – я сейчас.

Оставив ему факел, я нырнула в темноту коридора. Мои глаза, уже привыкшие к его неяркому свечению, смогли различить дверь ближайшей камеры.

– Камерлинцы? – негромко спросила я, надеясь на положительный ответ. Мне повезло с первого раза.

– Ну и что дальше? – в свою очередь спросил недовольный голос.

– Я хочу помочь вам бежать.

– Каким образом? Перегрызёшь прутья? – за решёткой сдержанно засмеялись.

– Вот ключи, – смех сразу же прекратился.

– Ничего не выйдет, нас тут же переловят снова.

– Не переловят, если вы откроете как можно больше камер.

– Слушай, Креф, а девчонка дело говорит, среди тысяч освободившихся узников нам будет затеряться гораздо легче.

– В коридорах много убитых стражников, можете взять их одежду, и вот ещё что, – я вспомнила о сидящих в соседнем коридоре каннибалах, я боялась выпустить наружу этих «человеков», ставших уже нелюдями, – не открывайте двери соседнего коридора.

– Мы знаем, – ответил мне всё тот же голос.

– А почему ты сама не хочешь открыть двери и выпустить узников?

– У меня другие планы, – я начала понимать, что теряю здесь слишком много драгоценного времени.

– Артын, а если она врёт? Если она специально подослана, чтобы заманить нас в ловуш… – кажется говоривший и сам начал понимать, что морозит глупость, но его безжалостно прервали ещё раньше.

– Заткнись, Креф! О чём ты говоришь? Мы лучше выйдем и погибнем сражаясь, чем будем каждый день терпеть новые пытки, постепенно гнить и, мучительно умирая, жаждать дня казни.

– Держите, – я бросила связку ключей в глубину камеры. И поспешила к Тёрму. Нам надо было выбраться из города, пока ещё не началась основная заварушка. Только в этом случае у нас еще оставался шанс уйти из столицы живыми. Что бы не начало твориться в городе, искать в первую очередь кинуться нас – меня и Тёрма. Нам надо было торопиться, ибо я не знала, подняли тревогу оставшиеся охранники или нет.