Текст книги "Судьба. На острие меча"

Автор книги: Анатолий Гончар

Соавторы: Ольга Гончар
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Мы быстро, насколько позволяло истерзанное тело Тёрма, добрались до главного коридора. Неподалеку от дверей на каменном полу по-прежнему лежал оглушенный мной охранник.

– Одевай, – скомандовала я, стаскивая с тюремщика доспехи и отдавая их Тёрму. Тот повиновался и начал одевать на себя тяжёлую боевую амуницию. В свете тусклого освещения факелов я видела, как исказилось его лицо от боли, но он не издал ни звука. Доспехи ударами тяжёлых камней ложились на израненное тело…

Мы осторожно двигались по коридору, а за нашими спинами постепенно разрастался шум, издаваемый освобождавшимися узниками. Я, закусывая губу от злости на саму себя, нещадно торопила и без того тяжело дышавшего Тёрма.

– Быстрее, Тёрм, быстрее, – он не отвечал, но я почти слышала как расползается короста на многочисленных ранах и ссадинах, как из открывшихся ран не останавливаясь течёт по его телу кровь. Но всё же мы двигались медленно, слишком медленно, чтобы успеть вовремя покинуть взбунтовавшуюся по моей милости темницу.

Топот ног и грохот плохо подогнанных кольчуг я услышала, когда мы только начали подниматься по лестнице, ведущей с нижнего тюремного уровня. Видимо кто-то из тюремщиков обнаружил трупы и поднял тревогу.

– Обопрись на моё плечо.

– Что? – переспросил Тёрм, не сразу сообразив, что именно от него требуется.

– Обопрись, спрячь лицо, – объяснять и рассусоливать, что к чему у меня не было времени.

Тёрм, наконец-то поняв, что от него требуется, обхватил меня за плечи и, опустив лицо вниз, тут же повис на мне всем своим весом. Я даже подумала, что он потерял сознание, но нет он нашёл в себе силы подниматься дальше.

– За нами гонятся, внизу бунт, преступники сбивают замки, нам едва удалось спастись! – выпалила я скороговоркой, решительно протискиваясь сквозь ряды бегущей вниз стражи.

– За мной! – гордо подняв над головой палицу, выкрикнул мчавшийся впереди всех десятник. И не удосужившись даже расспросить, кто я такая, побежал вдоль по коридору. Надеюсь, пленникам удалось освободить достаточно много народа, чтобы этому десятнику не пришлось долго мучиться. В том, что озлобившиеся люди сомнут эту немногочисленную группу, я не сомневалась.

Лестница кончилась, но не успел стихнуть топот ног от первого отряда стражников, когда из широкого верхнего тоннеля прямо на нас вывернула такая же немногочисленная, но уже гораздо лучше вооружённая орава. Командовали ими два дюжих мужика одинаково одетых, с одинаковыми капральскими наклёпками на нагрудных латах.

– Пропустите воительницу с раненым, – скомандовал первый, разглядев одетую на мне форму. Второй оказался сообразительнее. Он наклонился к повисшему на моём плечу Тёрму.

– А ну кось покажи своё лицо? – эти слова стоили ему жизни. Мой клинок войдя в капральский живот чуть ниже брони распорол вздрогнувшее от боли сердце. Крик замер на губах капрала. Рывок вверх, и распарывая брюшину, меч взлетел в направлении стражника, следовавшего за капралом. Незадачливый командир в последних судорогах, хватая ртом воздух, повалился на пол. Рубанув по рукам ближайшего стражника, я шагнула вправо, прижимаясь к стене и оттесняя камерлинца за свою спину. Рассчитывать на обессилевшего Тёрма не приходилось. Мне повезло лишь в одном – привыкшие к вялому сопротивлению пленников и не видевшие шишек даже в учебных боях стражники бросились на меня всем скопом, совершенно не заботясь о собственной защите. Двумя взмахами меча мне удалось уменьшить их силы на треть. Оставшиеся шесть стражей во главе со спрятавшимся за их спины начальником, напуганные участью своих товарищей отступили назад и теперь молча таращились на трупы своих товарищей, не спеша ни отступить, но и не решаясь напасть.

– Послушайте, – Тёрм говорил негромко, но отчётливо, – вы вольны как и прежде пытаться нас задержать и умереть. А вольны и следовать тем же путём, каким следовали раньше, – я внимательно слушала полковника, не понимая, к чему он клонит, – мы ведь могли и не встретиться, ваши товарищи погибли в схватке с другими заключёнными. А что касается нас, то пусть другие, а не вы испытают своё счастье…

Я понимала, что он несёт полную ерунду, но они послушались. Не сговариваясь, стражники шагнули к противоположной стороне лестницы и, едва не задавив спинами своего командира, освободили нам проход. Тёрм умел убеждать, но с другой стороны и пять окровавленных трупов за считанные секунды боя кого угодно могли сделать сговорчивее.

– Уходите, – я указала кончиком меча на ведущую вниз лестницу. Стоявший впереди всех тюремщик нервно икнул и, наращивая скорость, загромыхал сапогами по каменным ступенькам лестницы. Остальные последовали его примеру. Придавленный и выглядевший весьма помятым капрал, ковыляя, последним опасливо покосился на мой окровавленный меч и прибавил скорости. Нам тоже надо было спешить. Судя по всему, по тревоге поднялся весь гарнизон тюрьмы.

– Сам сможешь идти?

Тёрм кивнул и, хромая сразу на обе ноги, двинулся за мной следом. Тяжелая палица, притороченная к поясу, больно била его по колену при каждом шаге, но даже на то, чтобы просто придерживать её рукой у него уже не хватало сил. Я могла бы помочь нести её, если бы не одно но: ни один воин, ни один стражник никогда добровольно не расстанется со своим оружием, даже будучи при смерти. Выпустившего оружие из руки ждало неминуемое наказание. Попытку прорваться тайным ходом через дворец я не держала даже в мыслях – это чистое безумие. Появись я во дворцовых коридорах с подобным оборванцем, каким выглядел сейчас Тёрм, к нам тут же бы сбежалось сотня-другая стражниц. Уж кому, как не мне, было это знать? И потому мы бежали дальше по тюремным коридорам, постепенно поднимаясь к верхним ярусам, где я надеялась выбраться на свободу через одно из ответвлений главной галереи – Ворота скорби. Место не самое охраняемое, ибо далеко не каждый проходящий через эти ворота радовался своему выходу. Дорога ведущая из этих ворот прямиком вела к длинным рядам виселиц и плах, густо усеивавших лобную площадь. За побег из тюрьмы наказание было только одно – смерть. И потому нормальный человек инстинктивно избегал этого направления. Бежать туда, где всё напоминало о смерти, психика истерзанного в тюрьме человека отказывалась начисто.

Я всегда думала, что десяток стражников, охранявших эти ворота, набирался в основном из старых, заслуженных тюремщиков, обрюзгших и растолстевших от безделья и обильной выпивки. Я точно помнила, что обычно на посту оставалось не больше двух часовых, остальные либо дрыхли, либо резались в карты в расположенном в полусотне метров от ворот караульном помещении. На это я и рассчитывала, надеясь справиться с этими двумя без лишнего шума и смертоубийства. Но сегодня нам не повезло с самого начала – у выхода поджидал почти весь десяток полностью вооружённых и одетых в броню стражников. И это были не желторотые юнцы, впервые взявшие в руки оружие, и не скороспелые вояки, твердо уверовавшие в свою неуязвимость, передо мной стояли настоящие ветераны, убелённые сединами, располневшие и от того слегка неуклюжие, но опытные, взматеревшие не в одном десятке схваток с совсем не игрушечным противником. Они не спешили нападать, понимая, что отступать нам некуда и, значит, мы будем драться, до последнего прорываясь вперёд. И пока центр оставался на месте, фланги начали своё неспешное продвижение, охватывая и замыкая нас в кольцо. Всё это они делали спокойно, без единого лишнего движения, стеной монолитного строя, страшного в своей молчаливой угрюмости.

– Атакуй, – шепнул Тёрм, и я почувствовала, как он осторожно, едва видимым движением отнял руку от моего плеча, давая тем самым свободу движения. Я прыгнула. Огромным скачком преодолев разделяющее с противником расстояние, ударила ближайшего остриём меча, метя в незащищенную бронёй шею. Но мой удар не достиг цели. Толстый, морщинистый солдат, назвать его тюремщиком не поворачивался язык, резко наклонился вправо, и я едва удержалась, чтобы не пролететь дальше, напарываясь на остриё его короткого валигримского меча. Мне повезло, я сумела остановиться. Отпрыгивая назад, я ожидала удара, но его не последовало. Нет, они не игрались со мной, как играется с пойманной мышью сытая кошка, нет, они прекрасно видели, что перед ними королевская воительница, лучшая из лучших и, отдавая себе отчёт в моей силе, ни в коей мере не хотели рисковать. И вместо того, чтобы сразу же атаковать, неспешно дожидались, когда фланги сомкнуться за моей спиной. На рухнувшего Тёрма они не обращали никакого внимания.

Итак, они ждали, но я-то не собиралась дожидаться собственной смерти. Нас учили многому, в том числе и как противостоять воинам легиона, а в том, что передо мной бывшие легионеры, можно было не сомневаться. Я уже не рассчитывала вырваться из этой схватки живой, но я привыкла бороться. Бросок к земле стал для них неожиданностью. Ближайший ко мне легионер рухнул, не удержавшись на подрубленных ногах, ещё одного удалось ударить по кисти, наполовину ее перерубив, но он даже не выпустил из руки меч. Не обращая внимания на хлеставшую из раны кровь, легионер переложил оружие в левую руку и с жесткой ухмылкой на лице первым шагнул вперёд, смыкая сжимающие меня тиски. Одновременный шаг десятка ног как удар набата, предвещающий мою гибель. Я снова попыталась ударить, но тщетно, ни одно моё движение не ускользало от их внимания. Меж тем они сами атаковали меня, одновременно и сразу с нескольких сторон.

Полдесятка молниеносных движений, и на моём теле появились неглубокие колотые раны, недостаточные, чтобы убить, но вполне достаточные, чтобы ослабить. Я почувствовала, как кровь горячими струями потекла по плечам, спине, запястьям, но заставила своё сознание не обращать на это внимания и, превратившись в безмолвную боевую машину, закрутилась как юла, защищаясь и нанося ответные удары, увы, урона почти не причиняющие и большей частью отбиваемые. Противники же атаковали беспрестанно. Казалось, всё моё тело пылает точечными ожогами. Я поняла, что ещё немного и не смогу стоять на ногах. Они почувствовали мою слабость и, подходя всё ближе и ближе, по-прежнему не обращали внимания на неподвижно сидевшего Тёрма, а зря. То ли его слабость была самого начала лишь хитроумной уловкой, то ли он и в самом деле не устоял на ногах, но нашёл в себе силы подняться, во всяком случае теперь Термарель без всяких угрызений совести, обрушился на наших противников со спины. Здоровенная палица засвистела в воздухе, сминая тяжелые шлемы и кроша черепа. Броневая защита, неуязвимая для меча легко сминалась от сильных ударов окованного железом дерева. И они дрогнули, нет, не побежали, не стали метаться в панике, кто куда, подставляясь под наши удары, а начали слажено отступать к дверям казармы, отбиваясь от наших ударов и время от времени делая не менее опасные выпады. Теперь их было всего трое, но это были самые сильные, самые опытные вояки, до поры до времени приберегавшие свои силы для решающего момента. Будь они чуть помоложе, я бы заранее запасла цветов на собственную могилку, а так им не хватило дыхания. Мы сбили оставшихся в живых легионеров с ног и крепко связали их же собственными поясами. Путь к желанным воротам преграждали лишь тела убитых и раненых, но увы и у нас уже совсем не оставалось времени – тюрьма гудела от рева восставших узников.

И мы побежали. Ха, побежали… Побежали – это сильно сказано. Мы поковыляли, опираясь друг на друга. И уже было непонятно кто кого тащил: я – Тёрма или Тёрм – меня. Наверное, он, потому что я, кажется, на некоторое время потеряла сознание, во всяком случае, как мы оказались за воротами, я не помнила.

– Сюда, – Тёрм кивнул в сторону ближайшего эшафота. Он тяжело дышал, в его правой руке вместо палицы блестел тот самый валигорский меч.

Я мотнула головой.

– Бежим, нам нельзя останавливаться, – мой голос едва слышался.

– Если мы не перевяжем твои раны, ловить уже будет некого.

Чёртов полковник бесцеремонно втолкнул меня под деревянный настил. Я плюхнулась на сырую землю – под настилами рустанских эшафотов почва, чтобы впитывать вытекающую из тел казнённых кровь, никогда не застилалась камнем – рядом со стоном повалился Тёрм. В его руках я увидела узкие полосы довольно чистой тряпицы, надранной из белья валяющихся за воротами стражников.

– Я… долго… была без памяти?

– Нет, – Тёрм не собирался тратить силы на бесполезные разговоры, и правильно. Я и так не понимала, каким образом он ещё до сих пор держится.

Бинтовал он быстро и сноровисто. Я же тем временем огляделась по сторонам: в самом тёмном углу виднелся довольно большой свёрток.

– Тёрм, – я кивнула в сторону свёртка.

– Сейчас, – он затянул последний узел и, проползя немного вперед, дотянулся, ухватил пальцами и бросил под ноги так заинтересовавший меня предмет.

Хватило одного взгляда, чтобы понять, что это такое. Я брезгливо поморщилась, пододвинула сверток к себе и потянула за концы связывающей его бечёвки. Узел рассыпался. Нашим глазам предстали два красных балахона – одежда палача и его помощника.

– Уходим, – Термарель настойчиво потянул меня за руку.

– Постой, у меня есть идея.

– Авель, нам надо спешить.

– Я знаю, Тёрм… Но нам надо одеть вот это…

– Думаешь, два палача, разгуливающие по городу, не привлекут ничьего внимания? – с сарказмом заметил полковник и ткнул остриём меча в развалившиеся по земле одежды.

– Ты плохо знаешь нашу страну. Балахон палача и одеяние путешествующего пилигрима мало чем отличаются друг от друга. Всё отличие: вот такая маска, – я показала пальцем на узкую ленту с двумя прорезями для глаз, – вот и вся разница

– Авель, ты хочешь сказать что твоё милое – ого! – девичье личико можно спутать с лицом измученного дальними дорогами подвижника?

– Во-первых, я не думаю, что моё лицо сейчас выглядит менее измученным, во-вторых, пилигримы низко опускают голову, будто бы поклоняясь, покоряясь судьбе и отдавая себя в руки всевидящему провидению. Моего лица никто не увидит.

– Тогда чего мы ждём? – Тёрм попытался сказать эти слова бодро, но при его хрипоте выглядело это весьма жалко.

Спустя пару минут из узкой двери, выходящей с пустующего в данный момент лобного места, поддерживая друг друга, вышли два пошатывающихся от усталости пилигрима.

Народ почти не обращал на нас внимания. Когда же почти в центре города занялось пламя пожара, а из ворот тюрьмы валом повалили вооруженные кто чем свободные узники, обывателям и подавно стало не до нас. Зазвенел набат, поднимая городскую стражу. Я понимала, что сейчас в городе начнётся резня, но было уже поздно жалеть о совершённых поступках.

– Тёрм, – мы остановились, – я не знаю, куда идти. Ворота теперь уже наверняка перекрыты. Нас не пропустят. Ко мне тоже нельзя. Друзья были бы рады меня принять, но боюсь нас будут ждать и там.

– Идём, – Тёрм взял меня за локоть и настойчиво потянул вперёд.

– Куда? – мне не хотелось быть глупой лошадью, которую тащат на поводу заблудившиеся в лесу хозяева.

– У нас, – он посмотрел мне в лицо и пояснил, – у тайной полиции здесь есть свой человек.

– Тёрм, – голос звучал совершенно безжизненно, – а ты не боишься, что мы, королева и я, разыграли спектакль с единственной целью найти этого агента?

– Королева могла бы это сделать, но не ты.

– Тебя убедили трупы убитых мной стражников?

– Нет, меня убедили твои глаза…

– ???

– Ещё там, у камеры. Такие глаза не могут лгать… – он говорил очень и очень тихо.

Захотелось плакать. Чтобы не выдать себя, я, опустив голову, ещё ниже спросила.

– Думаешь, ваш человек тебя не предаст?

Он кивнул.

– Уверен?

– Уверен, – тихо, почти без эмоций, но именно это предавало убедительности его словам. – Этот агент – мой названный брат.

– Веди, – наконец выдавила я, и мы двинулись вперед, петляя среди узких улочек и пугая своим видом разбегающихся при нашем появлении прохожих.

Ворота усадьбы открылись раньше, чем мы подошли к окружающему её забору. Наверное, это был скрытый от посторонних механизм, ибо я никакого привратника, открывающего и закрывающего двери, не заметила. И магии тоже не почувствовала. Прямо от ворот к порогу дома вела неширокая, выложенная из просмоленных брусьев дорожка. Сам дом я не рассматривала. Было не до этого, я едва переставляла ноги.

– Если я не ошибаюсь, то попав в плен, ты стал для своего государя преступником, – едва за нами закрылась дверь, я обессилено опустилась на широкую стоявшую у стены скамью.

– Я стал им ещё когда приказал открыть ворота наступающей армии Рустании.

– Что? Так это был ты? Но ведь, говорят, ты сражался как лев и схватили тебя с мечом в руках?!

– Так и было. Я хотел спасти тебя, но не желал, чтобы грабили мой город.

– Тёрм, – мне снова хотелось плакать, – из-за меня пролито столько невинной крови…

– Авель, разве ты не поняла? Это сражение всё равно бы состоялось. И крови было бы пролито во много крат больше. Всё произошло по меркам войны почти бескровно, потому что ни одна армия ещё не была готова к войне. Решение Ламса оказалось слишком неожиданным и непредсказуемым и потому обречённым на успех.

– Неожиданным? – я могла бы позволить себе усмехнуться. Кто-то слишком хорошо предвидел эту неожиданность, чтобы подтолкнуть генерала к непредсказуемости, но Эльге Ламс был хорошим человеком, он вполне мог бы совершить этот шаг и самостоятельно. Я провела рукой по мокрым щекам и пристально всмотрелась в лицо камерлинца. Что-то в его облике заставило меня насторожиться…

– Да, Авель, всё было предрешено. Даже не открой я ворота, ваши войска всё равно бы захватили город. В столице в тот момент было слишком мало защитников. А так пока мы удерживали центр города, ваши войска почти беспрепятственно ворвались в тюрьму и вывели тебя на свободу. Теперь мне оставалось лишь распустить слух о наступающей к городу армии Камерлина и посеять в ваших рядах панику.

– И тебе это удалось? – я чувствовала, что каждое новое слово даётся мне с большим и большим трудом.

– Да, – с гордостью подтвердил он, – Два эскадрона городской гвардии, заранее выведенные за стены были приняты за конницу наступающей армии.

Два эскадрона? Ха-ха, но не смешно… По-прежнему хочется плакать.

– А как же тогда ты, всё просчитавший, оказался в нашем плену? – кажется, я уже начала догадываться, что происходит с лицом Тёрма. Если это так, надо срочно что-то делать, а хозяина дома по-прежнему не видно.

– Трагическое стечение обстоятельств, – пояснять, какое именно он не стал, точнее уже не смог. Силы стремительно покидали его измождённое тело.

– "Воитель Смерти"? – прошептала я, и он согласно кивнул. Вот почему он вдруг так легко расправился с опытными стражами, вот откуда у него взялись силы тащить меня на себе по улицам города. Маленькое, величиной с горошину, семечко агравы, выдержанное в потоке магической силы, невидимое ни одному магическому взору и легко скрываемое в складках одежды. Магическая отрава "Воитель Смерти", иногда называемая "Величественный шаг в пропасть", очень ценим шпионами и наёмными убийцами всех мастей, в случае неудачи у них всегда есть выбор – закончить жизнь на плахе или умереть героем. Будучи проглоченным, оно на некоторое время делает вас нечувствительным к боли и невероятно сильным, а ко всему прочему ещё и практически неуязвимым в бою. Но за всё нужно платить, а расплачиваться приходиться своей жизнью, если не принять противоядие… Принять противоядие. Ха-ха, представляю себе шпиона увешанного многочисленными бутылями с целебной жидкостью. Дело в том, что противоядие только одно – проглотившему "Воителя смерти" необходимо погрузиться всем телом в перебродивший сок янтарного актерикса, очень ценного омолаживающего напитка, одна бутыль которого стоит целое состояние. Мне доводилось слышать об употребивших "Воителя смерти" и творивших невероятные подвиги, но ни разу до моего уха не доносилось даже намёка на выживших после этого. Тёрм был обречён. С каждой минутой он старел на годы. Лицо осунулось и покрылось трещинами морщин, волосы стали белее январского снега. Немощное тело больше не могло удержать веса тяжелых доспехов, и он рухнул на пол. Я осталась сидеть. Чем-либо помочь или хотя бы утёшить Тёрма я не могла, а видеть, как он превращается в бездыханную мумию, было выше моих сил. Неужели всё было напрасно? Неужели я затеяла весь этот поход в тюрьму только для того, чтобы увидеть смерть самого лю…

– Что вы ещё здесь делаете? – вбежавший в наш тёмный закуток пухленький карлик выглядел одновременно и встревоженным, и рассеянным. Он схватил Тёрма за руку и попытался потащить вперёд, и тут же повернул ко мне разгневанное лицо, – чего сидишь? Мне одному его не дотащить, помогай, живо.

Я вскочила со скамьи так резко, что почувствовала, как она пошатнулась или это меня повело в сторону?

– Живее, – визгливый, противный голос… Карлик и есть названный брат Тёрма? – Живее!

Я наклонилась и попробовала оторвать полковника от пола. К несчастью, он сам и надетые на тело боевые доспехи были слишком тяжелы для моих ослабевших мышц. Я опустилась на колени и начала расстегивать стягивающие доспехи ремни.

– Нет времени. У нас его почти не осталось, – строгий окрик заставил меня отпустить очередную лямку. – Он умирает, – уже тише повторил карлик.

Да я и сама видела это. Этот дурак, вместо того, чтобы болтать тут со мной, мог бы дойти до купальной комнаты. Я, стиснув зубы, поднялась на ноги.

– Быстрее, – вновь крикнул карлик, и только тут до меня дошло, что не всё еще потеряно, что Тёрма ещё можно спасти. Собственное бессилие, отчаяние, злость и ненависть я постаралась превратить в силу и с трудом, едва переставляя дрожащие от натуги ноги, двинулась вперёд, таща за собой безвольное тело умирающего друга.

– Сюда, – карлик указал рукой на распахнутую настежь дверь.

Сразу же за порогом я увидела уходящие вниз ступени, но даже и не подумала замедлить шага. Мне было не до неудобств причиняемых полковнику, я боялась лишь, что, остановившись, не смогу двигаться дальше, что нам может не хватить какой-нибудь несчастной секунды…

Большая лохань стояла посреди комнаты, налитая в ней жидкость янтарно отсвечивала, наполняя комнату отблеском солнечного света.

– Живее, – в который раз поторопил меня карлик, будто бы это не я пыхтела с ним рядом, изо всех сил упираясь в каменные плиты пола.

Осталось совсем немного.

Но дотащить Тёрма – еще не значило спасти его, теперь камерлинца надо было поместить в лохань с противоядием. Приподнять, оторвать от пола… Я снова кинулась развязывать ремешки.

– Поднимай так, в одежде.

Карлик, подхватив Тёрма под мышки, поднатужился, его лицо и без того красное, стало почти багровым, и тело полковника медленно стало отрываться от пола. Я кинулась на помощь. Кое-как нам удалось приподнять над краем лохани плечи умирающего, а затем буквально опрокинуть-перевернуть Термареля вовнутрь посудины. Янтарная жидкость с плеском полетела в разные стороны. Я никак не могла угомонить бешено колотившееся в груди сердце, а хозяин дома, сев в позе лотоса подле ванны, уже зачерпывал деревянной миской и лил на голову камерлинца маслянистый сок актерикса. Брызги драгоценной жидкости летели во все стороны, но он не обращал на это совершенно никакого внимания, а я стояла и плакала, хотя уже давно думала, что в моей душе не осталось слез.

– Не плачь. Теперь всё будет в порядке, – карлик отложил в сторону уже ставшую ненужной миску, – всё будет в порядке.

Я незаметно вздохнула, смахнув слезы, взглянула на постепенно разглаживающиеся морщины на лице Тёрма, затем перевела взгляд на лицо устало улыбающегося карлика, и мы, не сговариваясь опустились на пол.

– Почему Вы всё делаете сами? – меня потянуло на разговор, наверное, капли янтарной жидкости случайно попавшие на лицо и руки придали немного бодрости. – Такой большой дом… Разве у Вас нет слуг?

– А ты бы хотела, чтобы слуги увидели всё это? – он обвёл взглядом ванную комнату.

Вопрос был чисто риторическим, ответа на него не требовалось.

– Кстати, меня зовут Ластикус Патрицус Ифанов сан, – после минутного молчания представился карлик и, ужасно смущаясь, добавил, – для друзей просто Ластик.

– Авель, просто Авель, – ни добавить, ни прибавить. Гордое – воительница – осталось в прошлом.

– Наслышан, весьма наслышан и польщён знакомством, – Ластик, всё так же сидя, сделал реверанс в мою сторону.

– Увы, сейчас знакомство со мной может быть очень опасно.

– Что поделаешь, мы живём в жестоком мире, – Ластикус Патрицус сокрушённо развел руками.

Мы так и сидели, неспешно переговариваясь, до тех пор, пока со стороны лохани не послышался приглушенный стон и следом за ним звук поднимающегося над водой тела. Мы снова одновременно, как по команде, вскочили на ноги. С Тёрма потоками стекала пропитавшая его насквозь влага. Полковник глядел на нас слегка затуманенным взором, но был вполне живым. Его дыхание было слегка тяжелым, но ровным. Остатки жидкости в лохани казались кроваво-красными.

– Я жив? – он скорее констатировал, чем спрашивал.

– Жив, жив, – бросаясь к нему в объятия, подтвердил хозяин дома. Мне тоже хотелось прижаться к нему, мокрому и такому родному, но я не смела, и лишь когда Тёрм, притянул меня к себе, качнулась к его плечу и… рухнула в обморок…

Очнулась я в просторной, светлой комнате, чувствуя, что буквально всю меня стягивают бинты. Одетая поверх бинтов одежда выглядела абсолютно свежей. Значит, я была раздета, отмыта, перебинтована и одета. И судя по правильно завязанным ленточкам здесь не обошлось без умелой женской руки. Ещё бы! Попробовали бы они прикоснуться ко мне без разрешения! Но чувствовала я себя неважно, даже не надо было прислушиваться к своим ощущениям, чтобы понять это. Голова ужасно болела, а во всем теле чувствовалась противная слабость. И ещё безумно хотелось есть.

– Эй, кто-нибудь, – тихо позвала я, но на мой писклявый оклик никто не отозвался. Я попробовала приподняться, но почти сразу же снова откинулась на подушку. Голова пошла кругом, веки сами собой опустились вниз. Полежав некоторое время с закрытыми глазами, я повторила попытку, но результат оказался тем же.

Мучительно хотелось есть. Чтобы забыть о еде, я стала думать о том, как выбраться из города. Стало ещё хуже: голова заболела сильнее, а кушать не расхотелось. Странно, раньше, в былые времена, когда у меня болела голова я и думать не могла о приёме пищи, а теперь голод был прямо-таки нестерпимым. Что это? Может я умираю? Эта мысль была столь идиотской, что я невольно рассмеялась. Но тут же приняла серьезный вид и попробовала отрешиться от всего. В какой-то мере это удалось. Во всяком случае, когда я осмелилась открыть глаза, комната уже не расплывалась, и голова не шла кругом. Теперь прежде, чем вновь попробовать приподняться, я внимательно огляделась по сторонам. Большое окно, расположенное от меня по правую руку, было задёрнуто тонкими, почти прозрачными занавесями; прямо подле него в огромной деревянной кадке росло цитрусовое дерево, сплошь увешанное крупными желтыми плодами; по левую руку у стены стоял огромный трёхстворчатый шкаф; в дальнем углу расположилось огромное трюмо; прямо около кровати стояла тумбочка, на ней изящный бронзовый колокольчик; а посреди комнаты разместились маленький столик и пара стульев. На одном из стульев сидел Тёрм. Его голова, склонённая набок, опиралась на подставленную ладонь. Он спал. Выглядел Тёрм как прежде, даже, наверное, чуть моложе, только похудел, да и вид его был очень измученным.

Моя рука потянулась к стоявшему на тумбочке колокольчику, но, ещё раз взглянув на спящего Тёрма, передумала. Пусть поспит, я потерплю…

– Авель, ты не спишь? – он словно почувствовал мои мысли.

– Сплю, – я заставила себя улыбнуться.

Термарель, со скрипом отставив стул, вскочил на ноги.

– Авель, я уже начал опасаться, что мои дежурства у твоей постели никогда не закончатся, – он, глядя на меня, ехидно улыбался, и от этой его улыбки мне стало как-то совсем тепло и спокойно.

– У меня такое чувство будто я не ела по крайней мере неделю.

– Всего три дня, – без всякого сочувствия констатировал он и, вынув из кармана маленький сухарик, захрустел им прямо на моих глазах.

– Эй, ты, – всё во мне взбунтовалось от злости, – прекрати жевать, изверг.

– Счас.

Этот у-у-у… негодяй открыто надо мной издевался, я уже подумывала не запустить ли в него колокольчиком, когда в дверь осторожно постучали.

– Войдите, – царственно разрешил Тёрм, и в тут же распахнувшуюся дверь протиснулась довольно улыбающаяся физиономия Ластика. В правой руке он держал здоровенный деревянный поднос, уставленный разномастными горшочками. От них изумительно пахло.

– А, так рад Вас видеть, госпожа Авель, так рад, так рад, – щебетал хозяин дома, расставляя на поспешно придвинутый к кровати стол принесённую с собой снедь.

– Я тоже рада, Ластик, но всё это потом. Если я сейчас чего-нибудь не съем, то просто умру с голоду.

– Так за чем же дело стало? Садись и ешь, – нет, судя по тому, как ко мне относятся, на умирающую я не похожа.

– Не могу, голова кругом идёт… – пожаловалась я на своё состояние.

– Да? – Ластик задумчиво почесал нос, и только теперь я поняла, что карлик на самом деле гном. Обыкновенный гном-поверхностник, коих во множестве приютила наша столица, – наверное, это побочное действие супостатки. Ну это дело поправимое, сейчас отварчику из чарбёрыша попьешь, и через пару минут всю боль и головокружение как рукой снимет.

– Супостатки? – переспросила я, переводя взгляд с Тёрма на Ластика и обратно. Траву супостатку применяли только когда других способов спасти раненого уже не было. Стоила она неимоверно дорого, к тому же от неё всегда можно было ждать неожиданного побочного эффекта. – Так что же со мной было, раз я обошлась вам столь дорого?

– Ты потеряла слишком много крови.

– И что из этого?

– К тому же один из мечей, оставивших на твоём теле раны оказался смазан ядом мазамбуки.

– Мазамбука, – одними губами повторила я, и спину покрыла холодная россыпь разбегающихся во все стороны мурашек. Только мазамбуки-падальщицы мне для полного счастья и не хватало…

– Не переживай, – Тёрм как всегда был полон оптимизма, – супостатка выжигает яд мазамбуки начисто.

– Ага, представляю какую дозу этой травки вы в меня вбухали.

– И на какую сумму, – с удовольствием добавил добренький Тёрм.

– Кто платил? – я не могла не выяснить столь принципиального вопроса.

– Он, – они ткнули пальцами в сторону друг друга одновременно.

– Замечательно, но если вы рассчитываете, что стану вам их отдавать, – оба синхронно кивнули, – то вы ошибаетесь. Всё моё имущество теперь уже поди конфисковано, так что извините…