Текст книги "Большая восьмерка: цена вхождения"

Автор книги: Анатолий Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 44 страниц)

Как отмечает историк Дж. Л. Геддис, «американская политика стала излишне настойчивой, самососредоточенной, нечувствительной к интересам других»⁴⁷¹. Не забудем отметить, что окончание Россией «холодной войны» сберегло Соединенным Штатам, по западным оценкам, 1,3 трлн. долл.⁴⁷². Теперь, вместо того, чтобы сражаться посредством союзников друг против друга во Вьетнаме и Анголе, американские и российские вооруженные силы сотрудничают друг с другом в Боснии и Косово. В прошедшее десятилетие американская помощь России концентрировалась в области ядерного разоружения, экономических реформ и гуманитарных проектов. Россия получила за последнее десятилетие XX в. 5,45 млрд. долл. в виде помощи. Основная направленность этих средств – сокращение бывшего ядерного потенциала СССР. (И почти ничего не сделано в сфере сближения двух народов. В Америке учатся лишь 5,3 тысячи российских студентов – сравните со 100 тысячами китайцев – и лишь небольшая доля этих студентов поддерживается американским правительством. Международные обмены между двумя странами увяли). Все дело сводится к уменьшению российского стратегического потенциала, уменьшению его примерно на пять тысяч единиц.

Профессор Колумбийского университета Роберт Легвольд уверен, что Россия восстановит, по крайней мере, часть своего могущества. Сейчас Москва спасает единство российского государства, укрепляет государственный механизм, увеличивает базу своей поддержки. Главное: Россия попросту нужна Америке, оказавшейся в сложном положении. Разве может мало значить союзник, в руках которого 45 процентов мирового ядерного оружия? Последнее все больше привлекает к себе внимание. Значительный отклик получило мнение председателя комитета по международным делам американского сената Байдена. Сенатор видит в качестве самой большой проблемы будущего распространение оружия массового поражения, а самым большим «распространителем» – современную Россию. В этом плане для Соединенных Штатов и для Запада в целом нет более важной задачи, чем установление рабочих отношений с Москвой. Именно здесь будет решаться американское будущее, и высокомерное пренебрежение в данном случае неизбежно обратится против самих американцев.

Итак, развернулась борьба. Сторонники воспользоваться новой дружественностью России указывают, что «возникающее партнерство между Соединенными Штатами и Россией является самым значительным геополитическим перегруппированием со времен Второй мировой войны»⁴⁷³. Но это перегруппирование встретило жесткое внутреннее противодействие в США и в России. В США сторонниками новых союзных отношений с Россией выступил государственный департамент и министерство торговли. Но основная масса американских потенциальных инвесторов колеблется. В то же время министр обороны Д. Рамсфелд и государственный секретарь К. Райс открыто выразили скептицизм относительно новоявленного союза с Россией.

Поначалу казалось, что даже в умах самых больших противников России происходят большие перемены. Как пишут сами американцы, «Буш и его команда должны теперь воздержаться от чтения лекций Путину о превосходстве политической системы Америки и, вместо этого, сконцентрировать свои усилия на том, чтобы показать преимущества интеграции с Западом… Буш должен возглавить усилия, упрощающие эту интеграцию. Хорошим стартом было бы членство России во Всемирной торговой организации. Действуя еще смелее, Буш должен был бы определить конкретные этапы вступления России в НАТО»⁴⁷⁴. В условиях процветающего «черного рынка» в сфере расщепляющихся материалов выброс туда российского урана и плутония несложен.

Россия уже никак не может строить свою внешнюю политику на шатком основании полузабытого Содружества Независимых Государств, и когда российская элита рассуждает о некоей реконкисте, о некоем восстановлении имперских основ, она уже сама все меньше верит в это.

Американские специалисты полагают, что следует поощрять Россию и Украину в их стремлении интегрироваться в структуры Европейского Союза. В который их все равно не примут. Не существует никаких признаков, утверждают американцы, что оба славянских государства способны на радикальные структурные реформы. Пусть цель манит Москву и Киев, а пока она их манит, американские компании займутся нефтью и другими природными богатствами. Американские эксперты по России приветствуют ее желание войти во Всемирную торговую организацию. Это вхождение может дать позитивные результаты, но, скорее всего оно разорит последние острова индустриализации. Американцы могут словесно призывать Россию к примирению с Японией, но втайне они испытывают удовлетворение от того, что два тихоокеанских гиганта создали между собой непреодолимое пространство. Что подлинно интересует Америку в России – все, что касается Каспийского моря. Здесь лежит единственный путь спасения, если кто-то вроде Усамы бен Ладена захватит власть в Эр-Рияде. Проблема энергетических поставок имеет большое будущее.

Самый большой рычаг Америки в отношениях с Россией – предоставление ей части своего самого богатого в мире рынка (как это было сделано в отношении коммунистического Китая). Только эта долговременная стратегия может обеспечить перемены, которые благотворны как для России, так и США. Проблема расширения НАТО, видимо, потеряет свое значение в будущем, а подлинно важной проблемой между Вашингтоном и Москвой будет проблема распространения оружия массового уничтожения. В данном случае слова не играют большой роли – лежит ли впереди партнерство или дружба. Здесь затронуты самые чувствительные жизненные интересы. Итак, подведем баланс: первое, ни одна страна в мире, кроме России не может заменить Саудовскую Аравию в процессе насыщения энергией; второе, ни одна страна, кроме России, не имеет потенциала вооружить страны-изгои средствами массового поражения, то есть стать крушителем статус-кво одновременно в Европе, Центральной Азии и на Дальнем Востоке.

Россия осуществила больше структурных реформ, чем ее соседи. Но ее стабильность нарушает чеченская война и зло коррупции. У России до сих пор нет банковской системы, у нее отсталая военная система и нерешенный земельный вопрос. В свете этого американские эксперты приходят к выводу, что несмотря на общие трудности России удалось все же получить больше, чем другим от крушения Советского Союза – вывод, разделяемый далеко не всеми в Москве.

Центральная Азия

Во все пять центральноазиатских республик независимость пришла как природный катаклизм. Центральноазиатские элиты не мечтали об увеличении своей региональной власти и, будь на то их воля, до сих пор продолжали бы быть клиентами Москвы. Если бы это зависело от них, они бы спасли Советский Союз. Но вытолкнутым из Союза, им пришлось находить новый модус вивенди. Они нашли очень советские методы закрепления своей власти – плебисцитарная диктатура и руководимая государством система ограбления населения. Пожалуй, ни один из американских специалистов не сказал об экономической системе этих стран ни одного хорошего слова. Даже если некоторые впечатлительные наблюдатели и видели некоторые признаки «демократизаций» и рыночной «реформы», в реальной жизни только небольшая сельскохозяйственная Киргизия произвела некоторую либерализацию своего рынка и системы, чтобы уже на следующий день убедиться в опасности уменьшения государственных полномочий, чтобы горько убедиться, что встречи с вооруженными исламистами грозят крушением режима без малейших надежд на выживание прежней солидаризированной элиты. И Киргизии ничего не осталось, как пойти вровень со своими четырьмя центрально-азиатскими соседями, где крайняя форма диктатуры царит в Туркмении. США ныне отмечают, что говорить о политической стабильности здесь невозможно.

Сразу же после получения центральноазиатскими республиками независимости в регион бросились турки и персы, они надеялись на живое наследие прежней общей культуры, они считали, что освободившиеся от российского ярма народы, жившие в некогда независимых государствах, пойдут на быстрое сближение. Ничего подобного не случилось. Как пишет американская исследовательница М. Олкотт, «пятьдесят лет правления русских царей и последовавшие семьдесят лет советского доминирования решающим образом изолировали Центральную Азию от Турции и Ирана»⁴⁷⁵. Несколько лет активной политики ничего особенного не дали. Анкара и Тегеран обвиняют местный коррумпированный бизнес. Самым большим торговым партнером стал Китай, несмотря на всю боязнь «китайского империализма». Ваххабитская Саудовская Аравия не желает инвестировать сюда. Она знает, что деньги попадут постсоветским неверующим чиновникам, менее всего склонным исламизировать голодные массы населения.

С почти неумолимой неизбежностью Россия к концу пятнадцати лет независимости частично вернулась сюда. Олкотт называет Россию «единственным надежным союзником» местных секулярных режимов. При всем повороте к традициям и исламу полтораста лет общей судьбы не прошли даром. Встречаясь, лидеры местных республик говорят по-русски, а русские офицеры занимают важные позиции в национальных армиях. Множество коммуникаций (скажем, телефон) остались с советских времен. Что более существенно: пока местные энергетические ресурсы не могут быть использованы без больших частных российских компаний. Как это ни странно, целый ряд серьезных попыток внедрения ислама часто с саудовскими деньгами только укрепил позиции России в этом регионе. Москве помогает и геополитический расклад сил в этом регионе. По мнению американских специалистов, в Центральной Азии обозначилась явственная экспансионистская угроза. Она исходит со стороны Узбекистана, страны с преобладающим 25-миллионным населением, имеющей анклавы узбекского населения в Таджикистане, Киргизии и Туркмении. До тех пор, пока Узбекистаном правит постсоветское поколение политиков и глав силовых ведомств, соседи будут трепетать. По американским оценкам прибытие относительно небольшого контингента американских войск было воспринято ташкентским режимом как уникальная возможность модернизировать свои вооруженные силы за чужой счет.

Наблюдая одним глазом за Узбекистаном, Киргизия, Таджикистан и большой Казахстан постарались улучшить свои отношения с Россией, которая, по оценке американских экспертов, стремится воспользоваться местными природными ресурсами, не беря на себя ответственность за местное управление и социальную напряженность. Вот как оценивает ситуацию М. Олкотт: «Новые московские правители обращаются с центральноазиатскими республиками даже более жестко, чем советские правители недавнего прошлого. Вместо экономических субсидий и приглашения центральноазиатских студентов в российские университеты, местным правителям просто дают сумму в твердой валюте и периодически напоминают, в чьих руках стратегический рычаг. В результате многие центрально-азиатские государства «координируют» свою внешнюю и военную политику с Москвой, стараясь взамен получить максимально возможные суммы»⁴⁷⁶. По мнению американских специалистов, Центральная Азия в будущем будет менее русифицирована, но она волею географии и истории всегда будет соседом России.

Что важно отметить: сами американцы сомневаются и не уверены, что Соединенные Штаты при всей их мощи могут успешно заменить российское влияние, учитывая цивилизационные, экономические и военные связи между Москвой и столицами среднеазиатских республик. Фактом текущей реальности является то, что именно российские войска стоят на горных перевалах Таджикистана и, может быть самое главное, предотвращают взаимные склоки недавно оперившихся государств в регионе, где центральноазиатские республики с великим подозрением относятся друг к другу. Отсюда – помимо нефтегазовых связей определенный вывод. Россия останется в регионе, и конкурировать с ней даже такой могучей стране, как Америка, будет трудно.

Северный Кавказ

В чем причина чеченской войны, которая сотрясает Северный Кавказ? Лучше многих на этот вопрос ответил, по мнению ряда американских специалистов, первый чеченский президент Джохар Дудаев: «Я нуждаюсь в войне больше, чем Россия… Что мне делать, если русские уйдут? Под моим началом 300 000 человек в возрасте от 17 до 50 лет, бездомных, безработных, озлобленных, которым нечего делать. Единственное, что они могут, – это сражаться. Я нуждаюсь в небольшой войне, чтобы послать этих людей на фронт»⁴⁷⁷. Три года мирного существования независимой Чеченской республики между 1996–1999 гг. добавили много несчастий жителям этой горной страны – равно как и сторонникам международной помощи им. Все это время арабские наемники оплачивали партию войны. Политический гангстеризм и экстремизм дошел до такой степени, что летом 1999 года новый чеченский президент вынужден был поступить по вышеприведенному совету Дудаева. Западный журналист спрашивает повстанцев: «В течение двух столетий вы умираете и умираете. Не настало ли время начать жить?»⁴⁷⁸ Так совершается поворот в оценке виновности России в чеченской войне. Американские специалисты начинают подчеркивать, что многочисленные малые народы Кавказа не могут сообщаться между собой никаким другим способом, кроме как по-русски. Поразительный для многих американских специалистов факт: почти все они испытывают ностальгию в отношении Советского Союза. Специалист по Кавказу Карни не может скрыть своего удивления, кто может призывать к независимости Балкарской республики, учитывая колоссальную смесь всевозможных национальностей. Хотят ли этого сами балкарцы? Хотят ли этого простые жители Балкарии? Ведь они не показали своей способности к управлению даже в нынешнем состоянии. Один из дагестанских знакомых Карни – лакец Гусейн Абуев учился в Московском и Петербургском университетах, и он с печалью смотрит на современную молодежь из своих родных аулов, которых посылают получать образование в пакистанские медресе.

Большой новый поворот отмечается в освещении американцами событий в Грузии, всегдашнем фаворите американской политологии. Некогда цветущая советская республика объединяет на своей территории более десятка национальностей. В начале века американские специалисты по региону приходят к печальному выводу: Грузия – государство-банкрот. Она спровоцировала и не сумела победить в вооруженных конфликтах в Южной Осетии и в Абхазии. Старинный Тбилиси переполнен беженцами, и военные нападения совершаются среди бела дня, не говоря уже о ночах, которые здесь так темны из-за отсутствия электричества уже на протяжении пятнадцати лет. Не меньшую катастрофу внезапно прозревшие американцы видят в Армении. Здесь победа в Нагорном Карабахе привела к тому, что не Армения аннексировала Карабах, а Карабах аннексировал Армению – в форме полной милитаризации параноидальной внутренней политики, убийства происходят прямо в стенах парламента, а экономика страны рухнула в небытие. Восемьсот тысяч армян из менее чем четырех миллионов общего населения проголосовали своими ногами, выехав либо в Россию, либо в Соединенные Штаты. В соседнем потенциальном Кувейте – Азербайджане ютятся более миллиона перемещенных войной лиц, ставших бездомными. А в это время Гейдар Алиев создал новую династию, передав власть своему сыну Ильхану⁴⁷⁹.

Молдавия

Судьба Молдавии в точности повторила бы судьбу центральноазиатских республик, но она находится в Европе. Тем больше, отмечают американские исследователи, доказательства трашной беды, обрушившейся с неожиданной независимостью. Пауперизация и криминализация этой республики достигла верхних пределов: страна распалась на три части, а жизненный уровень еще на большее число частей. Теперь каждый, пересекающий Днестр, платит таможенный сбор в пользу республики Транснистрии – Приднестровской республики. После пятнадцати лет независимого существования валовой национальный продукт на душу населения составляет одну треть от уровня 1989 года, вырубаются леса, потому что зимой не хватает топлива. Не менее 750 000 человек – одна треть работоспособного населения – разбрелись по всей Европе, от Португалии до Волги, повсюду, где есть возможность не умереть с голоду. Многие молдаване рассказывают американским наблюдателям о том времени, когда республика снабжала Советский Союз сельскохозяйственными продуктами и вином. Стивен Коткин называет Молдавию самой типичной страной мусоростана. Особенно убедительно и детально описывает ситуацию в этой стране Ч. Кинг из Гуверовского Института⁴⁸⁰. После получения независимости эта маленькая страна стала главным поставщиком молодых девушек в Европейский Союз⁴⁸¹. Анализ Кинга тем более интересен, что он говорит и читает на всех основных языках проживающих в Молдавии национальностей. По его мнению, те самые интеллектуалы, которые в 1960—70-х годах яростно отстаивали свое отличие от Румынии, внезапно стали идеологами Большой Румынии. Получив независимость, а с нею и власть, они утвердили в качестве государственного языка только один – румынский, на котором говорят 60 % населения. И хотя эти горячие головы в конечном счете потеряли свой престиж даже среди молдаван, многие тысячи студентов по сию пору выходят на главную площадь Кишинева с их лозунгами. Эта настойчивость сторонников Румынии гальванизировала 150 000 гагаузов, которые немедленно создали автономную республику Гагаузии, бедность в которой потрясает даже на фоне общего неблагополучия региона. Чтобы избежать нищеты в Транснистрии, живущие здесь молдаване поддержали русских и украинцев. Все вместе они обратились к 14-й бывшей советской армии, что не позволило кишиневским молдаванам кровью вернуть заднестровские земли. На самом деле здесь битва идет за сохранение тех островков индустрии советского периода, которые должны были исчезнуть с лица земли в случае победы молдавского большинства. И здесь та же история: тысячи убитых и 130 000 перемещенных лиц. Над Тирасполем развивается флаг независимой Приднестровской республики, а Молдавия лишилась своей промышленности. Как мрачно заключает Кинг, в своем фундаментальном основании новейшая история Молдавии – это битва между малыми политическими элитами – пропанрумынскими и приднестровскими, и народами, которые они претендуют представлять. Нужно ли говорить, что во всех трех молдавских случаях мы имеем дело с нелиберальными режимами, и хотя на поверхности суть проблемы – выяснение этнических отношений, на самом деле речь идет о царстве криминала и политической беспринципности.

А ведь казалось, что Молдавия могла быть классическим примером образования небольшой новой нации. Искусственность проекта привела к тому, что обязательное всеобщее образование и прочие атрибуты строительства нации оказались самыми большими жертвами. Американцы ныне отмечают, что молдаване довольно решительно утверждают, что они не румыны, также ими отмечается, что практически все молдаване говорят по-русски, и в этом отношении, а также психологически ввиду огромного числа смешанных браков, местное население никак не напоминает румынское. Упомянутый Кинг говорит, что полмиллиона русских и полмиллиона украинцев, живущих здесь, не идентифицируют себя с русским или украинским государством. Но они категорически отказываются видеть различия между украинцами и русскими в Молдавии. Сами себя они называют осколком советской нации – понятие, которое якобы исчезло 15 лет назад. Это приводит американских специалистов к выводу, что практически все созданные 15 лет назад государства в поразительной степени являются советскими. Особенно это относится к так называемым национальным меньшинствам во внезапно созданных независимых странах⁴⁸².

«Молдавия, не говоря уже о Приднестровской республике, как представляется, не служит ничьим интересам за исключением официального рэкета и благоденствующих официальных чиновников. Молдавия приобрела большое число политических партий, систему выборов и парламент. Но вся эта система покрыта сверху козырным тузом советской административной системы, прочно укоренившейся здесь. Общество – дезорганизованное, бедное, не имеющее независимой судебной системы, является подчиненным элементом. Не зря неокоммунисты, которые снова завоевали на всеобщих выборах пост молдавского президента, сделали это простым способом: они пообещали «оживить» социализм и «укрепить» связи с Россией, которой Молдавия должна 700 млн. долл. за природный газ»⁴⁸³.