Текст книги "Большая восьмерка: цена вхождения"
Автор книги: Анатолий Уткин
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 44 страниц)
Администрацией Р. Рейгана активно осуществлялось строительство и в сфере обычных вооружений и вооруженных сил. Численность вооруженных сил была увеличена более чем на 200 тыс., число армейских дивизий к 1991 г. достигло 25 (увеличение числа имеющихся на вооружении авианосных групп – с 13 до 22 – исключая резерв). Увеличилось число эскадрилий истребительной авиации ВВС с 24 до 38. Развернуто в войсках к 1988 г.7058 танков типаМ-1 «Абрамс», что привело к увеличению общего танкового парка на 40 %. В ВМС увеличено число основных боевых кораблей на 1/3, до 610 единиц (133 новых корабля, в том числе 33 подводные лодки обычного назначения, 2 атомных авианосца класса «Нимиц», 18 ракетных крейсеров, 5 эсминцев).
Следует отметить, что переговоры по ограничению стратегических вооружений были начаты лишь спустя 18 месяцев после прихода администрации Р. Рейгана к власти. Были подвергнуты сомнению содержавшиеся в основе прежних переговоров по ОСВ идеи равной безопасности. Переговоры по ограничению экспорта оружия в развивающиеся страны оказались неприемлемыми для руководства Р. Рейгана, которое, в отличие от своих предшественников-демократов, не усмотрело опасности для себя в «насыщении» развивающихся стран оружием, напротив, увидело в экспорте вооружений эффективный путь расширения зоны своего влияния.
«Мог ли СССР, – пишет американский исследователь С Браун, – поверить в искренность желания США вести переговоры, если детали американских предложений вырабатывались Ю. Ростоу, бывшим председателем комитета по существующей опасности, помощником министра обороны Р. Перлом – многолетним врагом советско– американских договоренностей, П. Нитце – вождем враждебных ОСВ сил?»51 Позиция республиканской администрации привела к срыву советско-американских переговоров об ограничении и сокращении стратегических вооружений и ракетах средней дальности. Лишь в марте 1985 г. были начаты новые переговоры о ядерных и космических вооружениях. Ключевыми элементами экономической стратегии США, направленной против СССР, стали «координирование» в сторону ужесточения политики стран Запада по передаче СССР новейшей техники и технологии, имеющей «двойное применение», и аналогичная «координация» финансово-кредитной политики развитых западных стран в отношении Советского Союза с целью лишить его доступа к источникам «твердой» валюты.
К 1984 г. по инициативе республиканской администрации, было ликвидировано пять важных соглашений с СССР о сотрудничестве в различных областях и одновременно снижена степень американского участия, как минимум, по четырем другим соглашениям о сотрудничестве с СССР (в области использования мирового океана, сельского хозяйства, мирного использования атомной энергии, жилищного и других видов строительства). В результате американского подхода объем советско-американской торговли оказался на уровне 1976–1978 гг. Так, в 1981 г. он составил 1,8 млрд. рублей, в 1982 – 2,2, а в 1983 г. – 1,9 млрд. рублей.
Американская сторона сохранила введенные в ходе «холодной войны» дискриминационные ограничения, которые заметно препятствовали взаимовыгодному развитию советско-американской торговли. То был своего рода «реванш» за некоторый отход предшествующих лет «холодной войны». Воинствующее противостояние заняло центральное место во внешней политике администрации Рейгана.
Именно тогда, когда советская делегация неожиданно для американцев изменила, как минимум, языковый стиль в Женеве, американская сторона пришла к выводу о необходимости значительно увеличить помощь афганским моджахедам. Именно в эти месяцы и дни Усама бен Ладен получает «Стингеры», которые начинают нивелировать советское превосходство в небе Афганистана.
Новый стильНа этом этапе, а особенно в 1986 г., американцы отчетливо обнаружили безусловное свойство Горбачева: он нуждался в результатах, он как бы обменивал неудачи в одной сфере своей деятельности продвижением (явным или мнимым) в другой
52
сфере. Американцев буквально поразило (Мэтлок и другие), что Генерального секретаря меньше волнует конкретный результат, чем его видимость. Так обе стороны договорились в Женеве, в ноябре 1985 г., о двух встречах на высшем уровне в 1986 году – одна в Вашингтоне, другая в Москве. Но первая встреча затягивалась, так как Горбачев буквально требовал гарантий конкретных позитивных результатов от данной встречи.
Вначале это воспринималось как похвальная деловитость, и только со временем американцам стало ясно, что Горбачев согласится и на видимость продвижения вперед, если увидит возможность «разменять» эту видимость на пропагандистском внутреннем или внешнем фронте. Ради мнимых достижений новый советский Генеральный секретарь смело «бил горшки» прежних, выработанных годами правил и позиций. Часть советских переговорщиков недоумевала, часть кипела несогласием, но обе части так или иначе следовали дисциплине, тем более, что до сих пор пара Горбачев-Шеварднадзе еще не сделала ощутимых уступок своему партнеру по переговорам,
Но уже начала делать. Уже весной 1985 года Горбачев объявляет о шестимесячном одностороннем моратории на развертывание ракет средней дальности действия в Европе; если американцы согласятся на аналогичные действия, мораторий превратится в постоянный. Через десять дней Горбачев предложил мораторий на все испытания ядерного оружия.
На апрельском пленуме 1985 года новый генеральный секретарь провозгласил нечто новое: необходимость «цивилизованных отношений» между государствами. Что он имел в виду – не было раскрыто (коме объяснения, что это означает «подлинное уважение к нормам международного права»), но сама постановка вопроса имела презумпцией, что прежние отношения периода «холодной войны» были нецивилизованными.
2 июля 1985 года близкий друг Горбачева – глава Коммунистической партии Грузии Эдуард Шеварднадзе стал вместо А.А. Громыко министром иностранных дел СССР. В конце июля советская сторона уже выступила с инициативой одностороннего моратория на ядерные испытания до конца текущего года. Впоследствии этот мораторий продлевался еще два раза.
Как бы ответная речь советника президента по национальной безопасности Роберта Макфарлейна 19 августа 1985 года интересна. Он признает, что многое в Кремле пришло в движение, но твердо утверждает свою позицию: именно советская сторона должна сделать уступки. Послушаем: «Без некоторых перемен в советском подходе к вопросам безопасности, а фактически в мыслительном подходе, предшествующем политике, будет трудно добиться даже не очень значительных результатов… Мы имеем в виду такие практические меры изменения в отношении Афганистана, Кубы и Ливии»52. Американская сторона впервые делает намек на внутренние перемены в Советском Союзе.
На следующий день Белый дом объявил, что Соединенные Штаты начинают испытания в космосе противоспутникового оружия, не обращая при этом внимания на односторонний советский мораторий на противоспутниковые испытания, действовавший фактически с 1982 года. Одновременно американская сторона объявила о том, что Советский Союз использует невидимые химические вещества для слежки за американскими дипломатами, «потенциально вредные» для человеческого здоровья. Как утверждает американский дипломат и исследователь Раймонд Гартхоф, «эта химическая технология была известна в Соединенных Штатах в течение более десяти лет, и насколько она была вредна человеку, известно не было»53.
19 сентября 1985 года в Женеве продолжились переговоры по контролю над вооружениями. В процессе подготовки к этим переговорам Горбачев собрал специальное совещание на самом высоком уровне. В этом совещании принимали участие члены Политбюро Громыко, Шеварднадзе, министр обороны С. Л. Соколов и три главных члена советской делегации на переговорах в Женеве.
Многое стало поворачиваться иначе с приходом в МИД Шеварднадзе, который пользовался полным доверием Генерального секретаря. 28 сентября 1985 года министр иностранных дел Шеварднадзе был принят президентом Рейганом. Именно тогда он передал американскому президенту письмо от Горбачева, в котором он развил новую тактику односторонних уступок. В данном конкретном случае Горбачев пошел значительно дальше прежних советских предложений. Он предложил сократить на 50 процентов стратегические наступательные вооружения до уровня 6000 ядерных боезарядов. Наряду с соглашением не развивать, не испытывать и не разворачивать базирующееся в космосе оружие. Госсекретарь Шульц немедленно обратил внимание на быстро сложившиеся хорошие отношения между президентом Рейганом и министром Шеварднадзе54.
Государственный секретарь Шульц пообещал приехать в Москву в начале ноября 1985 года. «Известия» впервые опубликовали интервью с вице-президентом Бушем. Американский госсекретарь, к своему удивлению, довольно легко нашел общий язык с новым советским министром иностранных дел, но конкретных результатов они не достигли. Взаимное непонимание ощущалось и во время встречи Шульца с Генеральным секретарем Горбачевым. Американца удивили нападки Горбачева на «военно-промышленный комплекс» США, а советскую сторону – упор американцев на то, что казалось второстепенным, – гражданские права, двустороннее культурное соглашение. Шеварднадзе и Горбачев отстаивали Договор о запрете на создание противоракетной обороны от 1972 года.
Неожиданными для американцев были новые односторонние советские предложения о «быстром» сокращении численности межконтинентальных баллистических ракет на 200–300 единиц. Замечено было, что Горбачева раздражает обыденность, что он психологически стремится к значительным поворотам и значимым результатам. У Шульца не было даже полномочий рассматривать указанные соглашения. Американцы гадали – готов ли Горбачев пойти еще дальше, в случае согласия американской стороны? Как теперь оказывается, Шульц имел полномочия обсуждать идею совместного термоядерного исследовательского проекта стоимостью 3,5 млрд. долл. Эту идею Белый дом поддерживал. Но Шульц не рискнул ее выдвинуть. Он еще не понял своих новых советских коллег.
Не менее существенным в эти основополагающие 1985–1986 годы было следующее. Американская сторона никогда не соглашалась дать обещание не использовать первой ядерное оружие в Европе, ссылаясь на то, что СССР превосходит здесь Запад в количестве обычных вооружений. Советская же сторона настаивала на американском обязательстве не применять первой (как и Советский Союз) ядерное оружие на европейском театре.
Глава 3
НА БЕРЕГУ ОЗЕРА ЛЕМАН
Сорок лет моей службы в годы «холодной войны» говорят мне, что наступило время перехитрить русских.
Пол Нитце, 1986 55
Горбачев в июле 1985 года убрал из Политбюро Романова, председателя совета министров Тихонова в сентябре 1985 года, главу московской партийной организации Гришина в феврале 1986 года. Наступила пора человека, выдвинувшего Горбачева на его главенствующий пост, – пора кремлевского долгожителя Андрея Андреевича Громыко. Пик его влияния на советскую внешнюю политику пришелся на 1984 год – это было видно по тому, как Громыко представлял СССР перед американцами в сентябре 1984 и в январе 1985 года. Именно тогда Молотов (поднявший в свое время Громыко на невиданные высоты) был реабилитирован как член КПСС. О Горбачеве Громыко сказал знаменитые слова: «У него мягкая улыбка, но железные зубы».
Ослабление влияния Громыко было ощутимо для американцев в Вене в мае 1985 г. Шульц пишет, что встретил «другого Громыко, человека, чья власть резко сузилась; видимо он уже ощутил укус железных зубов». 3 июля Политбюро переместило Громыко на преимущественно декоративный пост Председателя президиума Верховного Совета СССР. Американцы, думая о новом министре – Эдуарде Шеварднадзе, думали о том, что провинциалы обычно более прагматичны и меньше внимания обращают на идеологию. Добрынин, которого Шульц спрашивал о Шеварднадзе, явно видел в нем неопытного новичка, никогда не занимавшегося внешней политикой.
ШеварднадзеАмериканские участники переговоров по разоружению были избалованы, пока весьма обходительный Шеварднадзе занимал свой пост и когда практически каждый спорный вопрос решался таким образом, когда русские уступали 80 %, а американцы – лишь 20 %.
«Нью-Йорк Таймс», 31 марта 1991 г.
Как справедливо полагал Добрынин, «Горбачев знал, что в личном плане он мог полностью рассчитывать на Шеварднадзе. Они были хорошо знакомы и даже дружили, когда были секретарями партийных организаций больших соседних регионов на юге страны. То, что Шеварнадзе не входил в состав кремлевского руководства, также устраивало Горбачева, так как это лишь усиливало личную преданность нового министра Генеральному секретарю. Они быстро сработались в Москве. Вскоре тандем Горбачев – Шеварнадзе стал фактически полностью определять внешнеполитический курс страны, постепенно оттесняя на задний план весь остальной состав Политбюро, коллективное мнение которого уже не очень-то спрашивали. Это особенно ясно было видно в последние годы правления Горбачева, вплоть до ухода Шеварнадзе со своего поста в 1990 году… – Шеварднадзе сыграл в этом свою негативную роль»37.
Государственный секретарь Джордж Шульц заметил, что «в лице Горбачева мы имеем новый тип политика, готового на радикальные перемены… Данное предложение было радикальным прорывом». Еще удивительнее для американской стороны была личность Эдуарда Шеварднадзе. «Рональду Рейгану понравилось рассказывать Эдуарду Шеварднадзе шутки и анекдоты о коммунистах – и Шеварднадзе смеялся. Вот это перемена!»58
По-своему был счастлив и Джордж Шульц. Когда они впервые остались наедине с Шеварднадзе, Шульц сказал, что проблема гражданских прав создает общую атмосферу в американо-советских отношениях. Если Советский Союз не примет новую позицию в гуманитарных вопросах, трудно будет искать удовлетворительные решения в прочих вопросах. «Вместо того, чтобы выразить возмущение или гнев, Шеварднадзе спросил с улыбкой: «Теперь, прибывая в Соединенные Штаты, я должен говорить о безработных и черных?» – «Как вам будет угодно», – ответил я…. Важно было изменение в тоне Шеварднадзе, он стал значительно менее полемичным. Возможно, это было изменение в стиле, но, возможно, это был новый взгляд на проблемы и на себя. На следующий день я слышал о словах одного из советских дипломатов: Шеварднадзе намерен отставить все заранее подготовленные бумаги и говорить с Шульцем неформально. Добрынин просто выходил из себя, стараясь держать Шеварднадзе ближе к своим текстам. Все это вызывало у меня улыбку. Это был хороший знак»59. Для американской стороны.
Шеварднадзе вспоминал об этом эпизоде в мае 1991 г., выступая в Гуверовском институте Стэнфордского университета: «Предполагалась моя твердость, но я – следуя собственной природе – смягчил несколько абзацев в моей речи». В конце речи Шеварднадзе сказал: «На вашей стороне опыт, но на моей стороне – правда». Я помню как Шеварднадзе засмеялся, сказав это. Эти места нашей встречи привлекли особое внимание членов Политбюро. Смеющийся Шеварднадзе: «По этому поводу они говорили мне комплименты. Эта ремарка создала мне репутацию человека, который может быть твердым и кто может найти подходящую фразу»60.
Двойной стандарт создавался на самой вершине советской дипломатии, и смех Шеварднадзе весьма горько обернулся для советской стороны. Словами бывшего посла Анатолия Добрынина: «Начался дренаж советской дипломатии».
Американцы правильно зафиксировали стратегию Шеварднадзе: «Шеварднадзе довел до совершенства свою практику обращения к своим собственным экспертам по контролю над вооружениями; именно они выдвигали свои собственные новые инициативы, которые Шеварднадзе затем лично предлагал американцам. После очевидного очередного прорыва он обращался к Горбачеву за одобрением – и только тогда представлял их официальным военным специалистам – как уже свершившийся факт. Именно потому, что этот гамбит работал так часто и так удачно, высшие круги советских военных ненавидели Шеварднадзе»61.
Именно в этой «смелой» манере, пользуясь тесными отношениями с Горбачевым, Шеварднадзе (он сам рассказывал об этом своим ближайшим помощникам) решил – не в пользу СССР – такие проблемы, как закрытие радара в Красноярске.
2 ноября 1985 г., находясь в самолете, летящем в Москву, государственный секретарь Джордж Шульц читал секретный доклад Центрального разведывательного управления о стране,
58
в которую он направлялся: «Советский Союз никогда не сможет измениться, какими бы ни были внешние или внутренние обстоятельства». Но Шульц уже ощутил новые черты Горбачева и Шеварднадзе, никак не напоминавшие предшествующее поколение. «Я был полон решимости обрушить на них все соображения относительно наступившего «века информатики». Компьютер и технология молниеносных сообщений уже трансформируют мир финансов, производства, политики, научных исследований, дипломатии – фактически всего. Советский Союз безнадежно отстает и будет плестись за всем миром в этой новой эре, если не изменит своей экономической и политической системы. Я сказал Горбачеву: «Оглядитесь вокруг себя. Успешные общества – это открытые общества»62.
Шульц решил поставить в центр дискуссий проблему прав отдельного индивидуума. Закрытое общество не может воспользоваться плодами новой технологии. «Я почувствовал, что эти Советы можно убедить в том, что изолирование своего общества ведет к его отсталости». Далеко не все согласились с Шульцем даже внутри самой американской делегации. Один советолог сказал, что «если американцы «устроят в Кремле школьный класс, нас отбросят назад к нашим собственным принципам, находя наши собственные недостатки в реализации гражданских прав». Заместитель помощника государственного секретаря по европейским делам Марк Палмер возмутился устроенным Шульцем «классом по информатике в Кремле». Палмер полагал, что призывать коммунистов к социальному совершенству нелепо и бессмысленно. Советы будут делать то, что необходимо их обществу, а не то, что диктуют американские пропагандисты. Палмер не знал, что Шульц готов пойти еще дальше, обещая волны прогресса в случае роспуска советских учреждений и идейного перерождения Кремля.
Шульц решил рискнуть в реализации идеи, которую он сам назвал «рискованной». Он был убежден, что поколение Горбачева уже забыло о социальных принципах. О достижениях России в этой сфере. И не ошибся. Он нашел в лице Горбачева внимательного ученика класса, переставшего ценить социальное равенство. И просьба взять с собой диссидента Анатолия Щаранского с супругой не показалась Горбачеву бессмысленной и нелепой.
По прибытии в Москву 4 ноября 1985 г. госсекретарь Шульц первым делом встретился с министром иностранных дел Шеварднадзе. По свидетельству Шульца, Шеварднадзе слушал лекцию о гражданских правах «внимательно, без особого собственного участия, но и без раздражения. Это Шульца вдохновляло. В области стратегических вооружений советская сторона словно зациклилась на проблеме СОИ – стратегической оборонной инициативы. Президент Рейган выдвинул ее лично, выступая перед нацией 23 марта 1983 г. Он убедил свой кабинет, и американский конгресс вотировал деньги на ее осуществление. Можно ли было переубедить американскую сторону? Видя президентскую руку Рейгана ей бы лучше перейти к более осязаемым проблемам, но узкий угол видения толкал советских дипломатов в сторону бессмысленного ворчания.
Складывалась действительно парадоксальная ситуация: с одной стороны, советские дипломаты утверждали, что советской военной системе будет нетрудно найти достаточно дешевое оружие, обессмысливающее СОИ; с другой стороны, эти дипломаты создали из СОИ некий барьер, не позволяющий достигать реальных результатов на более многообещающих направлениях. Можно ли было представить себе Рейгана, на глазах у советской делегации переосмысливающего главную идею своего президентства и признающего фантастический характер всех этих «звездных войн»?
Нерациональность сложившейся ситуации, увы, не покоробила Горбачева и его команду. Из девяти часов бесед в Женеве они посвятят «священному убеждению» американцев в их неправоте более семи часов. Плохой комплимент для сложившегося интеллектуального уровня советской дипломатии. Их предшественники – вожди в кожанках – знали силу своего социального подхода; Сталин видел силу Запада и играл в геополитику; Хрущев интуитивно обратился к огромному освобождающемуся «третьему миру». Брежнев достиг стратегического баланса, который говорил больше, чем нелепые перепалки двух групп людей, общим среди которых была лишь новая приверженность советских коммунистов третьего поколения к галстукам и добротным костюмам. Что вдохновляло этих вождей России? Все более очевидным становилось, что они просто не знали, зачем взяли в руки власть. История России – в том скудном объеме, в котором они ее знали, их явно не вдохновляла. Им все больше нравился выработанный столетиями блеск Запада и всего от него производного. На том западная дипломатия и сыграла.
Шульц смотрел в окно Спасо-хауза и размышлял над степенью убежденности и софистичности советских коллег. Русские не очень изменились за столетия знакомства с Западом: только этой ночью, накануне прибытия американского государственного секретаря, они прямо по ноябрьской грязи заасфальтировали площадь перед резиденцией американского посла. Пол Нитце, главный переговорщик в сфере стратегических вооружений, сказал, что «они покрасили даже грязь». Над ужинающей американской делегацией попугай лихо насвистывал «Марсельезу». Вокруг все говорили о предстоящем праздновании тысячелетия крещения Руси. И о новом, необычном капитане, вставшем у руля советского корабля.