Текст книги "Большая восьмерка: цена вхождения"

Автор книги: Анатолий Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 44 страниц)

На пути к объединению Германии

Вставала угроза полного изменения баланса сил в Европе – особенно если объединенная Европа останется в рядах НАТО. В Советском Союзе возникло мощное течение сил, обеспокоенное отходом Восточной Европы от Советской России. Оно впервые создало ощутимую оппозицию внешней политике Горбачева, основанной на «новом мышлении». Заместитель Громыко Корниенко, ведущий советский германист Валентин Фалин, его заместитель в секретариате ЦК Николай Португалов – все требовали от Яковлева и других «остановить» Горбачева и Шеварднадзе от этой передачи Германии американцам.

Со времени крушения Берлинской стены в ноябре 1989 г. Горбачев и Шеварднадзе – никто не тянул их за язык – оба сделали заявления, что «Германия когда-нибудь может осуществить объединение». Делу придавал экстренность поток мигрантов. Только в январе 1990 г. на Запад перешли 75 тысяч восточных немцев. На предстоящих в марте 1990 г. в ГДР выборах победителями будут сторонники германского объединения, это было достаточно ясно. Чтобы не оказаться позади событий, американцы постарались выработать свой собственный план. Ялтинский процесс четырех победителей уже не подходил, а приглашение 35 стран ОБСЕ делало процесс громоздким. В Государственном департаменте (Росс и Зеллик) решено было, что к двум германским государствам должны присоединиться четыре державы победительницы, т. е. 2+4. Этот план создавал у Горбачева иллюзию того, что СССР является частью общего механизма. Это была иллюзия; но не были иллюзией огромные вооруженные силы державы-победительницы.

Накануне Мальты Горбачев выступал перед представителями тридцати пяти стран членов Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, собравшимися в Риме. Он говорил о том, что «существование двух германских государств явилось решением истории». И все же, фактически впервые, он не сказал, что перемены в этом вопросе невозможны²⁷³.

Именно тогда, на рубеже 1989-1990-х годов, идея объединения Германии и сохранения ее в Североатлантическом союзе – а все это возможно было лишь с советского согласия – стала осевым замыслом администрации Джорджа Буша. Но что, если СССР сделает выход из НАТО ценой германского объединения? Не поддадутся ли немцы?

В послании конгрессу в январе 1990 г. президент Буш предложил значительные сокращения американских и советских войск в Европе. Две сверхдержавы будут иметь по 195 тысяч человек в униформе, при этом Соединенные Штаты будут иметь право держать еще 30 тысяч своих военнослужащих в других местах Европы²⁷⁴. Дальнейшие переговоры привели американскую сторону к признанию права СССР иметь 370 тысяч солдат в Центральной Европе, но у СССР не будет права иметь войска в других частях Европы. Имелось в виду, что Москва уже вела переговоры о выводе своих войск из Чехословакии и Венгрии к 1 июля 1991 года (75 тыс. в Чехословакии и 50 тысяч в Венгрии).

Созданное в 1945–1955 годах стало слабеть. Москва не ощутила живучести НАТО как американского инструмента, она стала жить иллюзиями замены обоих блоков Организацией по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Судьба единого восточного военного блока была уже предрешена. На встрече 7 июня 1990 г. Политического консультативного комитета Организации Варшавского Договора были созданы новые комиссии для рассмотрения возможности новой роли пакта. Но Венгрия уже подала заявление о своем желании покинуть военный союз к концу 1991 г. Поразительно было то, что Польша с президентом-коммунистом и доминирующими в нижней палате коммунистами, опасаясь последствий объединения Германии, отвергла предложение о выводе советских войск. Оставалось вероятие того, что Организация Варшавского Договора сохранит свое существование в модернизированной форме.

Американец Гартхоф удивляется тому, что «гораздо большие сокращения советских войск не представляли, казалось, проблемы для Москвы»²⁷⁵. Фактически позволяя поглощение Бонном Восточного Берлина, вожди Советского Союза хотели максимально долго продлить состояние наличия «двух Германий». Это позволяло надеяться на еще долгое пребывание советских войск на территории Восточной Германии. Но в январе 1990 г. Горбачев и Шеварднадзе решили проститься с иллюзией, что объединение Германии представляет собой вопрос отдаленного будущего. Они должны были на каком-то этапе все же обратиться к этому роковому вопросу.

Западные немцы категорически выступали против такого хода событий. Они требовали, чтобы объединение Германии произошло на основе статьи XXIII западногерманской конституции. Канцлер Гельмут Коль был твердым сторонником этого варианта. Согласно его плану пять восточногерманских земель индивидуально вступали в ФРГ, что просто растворяло ГДР в западногерманском соседе.

В начале 1990 г. государственный секретарь Джеймс Бейкер решительно взялся за дело. Он поставил задачу «затащить» Советский Союз в такую интернациональную систему, которая замаскировала бы геополитическое падение. В феврале, во время визита в Москву, Бейкер предложил Шеварднадзе создать переговорную систему, которую госсекретарь назвал «два плюс четыре», систему, в которой два германских государства договаривались между собой, а затем к ним присоединялись державы-победительницы. Неизбежен вопрос: что, Шеварднадзе не видел, что страдающая сторона – СССР прячется за частокол, где ее особые интересы не видны и не ощутимы. Речь идет о стране, потерявшей в Великой отечественной войне 27 млн. человек От рук немцев, в результате неспровоцированного нападения Германии.

Шеварднадзе пытался шутить: «Почему не четыре плюс два». Бейкер ответил, что порядок цифр не имеет значения в математике, но в политике этот порядок важен. Пусть немцы прежде всего решают свои проблемы. Все это было рассчитано на дураков. СССР имел в Европе войска, которые прикрывали его с Запада; о них «хитрые» американцы предпочитали не говорить. В решающий момент беседы Горбачев кивнул. Бедная Россия, чье будущее зависит от таких «Иванов непомнящих», от недалеких вождей, более всего желающих удовлетворить заморских гостей. Шеварднадзе принял формулу Бейкера, за ним глухо и слепо стоял Горбачев. Эти двое и похоронили 1945 год.

Бейкер решил взяться за германскую проблему во время визита в Москву 7–9 февраля 1990 г. Горбачев изложил все свои страхи и опасения и в отношении объединенной Германии, и по поводу членства в НАТО. Горбачев сразу сказал, что объединение Германии может дестабилизировать Европу. Германия не всегда будет удовлетворена своими нынешними границами. Как можно быть уверенным в том, что руководители Германии не отвергнут нынешних умиротворяющих позиций, как только они поглотят восточные части Германии? Уроки истории не дают успокоиться. При этом объединение Германии имеет не только политический, но и эмоциональный аспект. Нацисты оккупировали его собственный, семьи Горбачевых дом в конце 1942 года. Вынужденные отдать свой мизерный урожай оккупационным властям, многие крестьяне практически погибали от голода. Отец Горбачева воевал на Украинском фронте в течение четырех лет, а пятеро его дядьев погибли в этой войне.

Бейкер сказал, что объединение «неизбежно». События разворачиваются быстро. Объединение Германии является целью американской внешней политики. Никаких опасений или заверений Бейкер не произносил – и не считал нужным. Признавая легитимность советских опасений в отношении советской безопасности, он пообещал, что американцы не намереваются использовать сложившуюся ситуацию вопреки советским интересам безопасности. Он утверждал, что ОБСЕ способно служить главным основанием европейской безопасности.

При этом объединенная Германия должна оставаться в поле ответственности Североатлантического договора. Умелый прием: Бейкер разделил проблемы, которые могут быть решены великими государствами, и проблемы, входящие в компетенцию собственно двух германских государств. И поскольку Бейкер собственно, уже договорился с ФРГ, Британией и Францией, он уже начал готовить ведение параллельных переговоров по формуле 2+4.

Чтобы достичь единства в этом вопросе, западные министры активно контактировали между собой. Англичанам план не понравился. Они предпочитали «Четыре плюс ноль». Пусть немцы отдохнут. Маргарет Тэтчер послала своего министра иностранных дел Дугласа Херда в Москву: «Русские! Вы не можете дистиллировать из истории необходимые уроки! Остановитесь». Было ясно, что Лондон не жаждет видеть 82-миллионную Германию в качестве лидера Европы. Перечеркнувшую результаты двух мировых войн, во время которых погибли полтора миллиона англичан. Примерно то же чувствовали – и соответственно вели себя – французы. Миттеран дважды летал в Москву, призывая Горбачева к осторожности. Все напрасно, если президент Горбачев жил в умозрительном, а не реальном мире.

Но американское давление сказалось, и министр иностранных дел Дуглас Херд, равно как и Кэ д'Орсэ был вынужден перейти на «4+2». В Вашингтоне западногерманский министр иностранных дел Ганс-Дитрих Геншер полностью воспринял идею, но ему не нравился порядок цифр. Он предпочитал «2+4». Пусть немцы ощущают, что они решают свою судьбу. Именно тогда, в Вашингтоне, было решено, что Америка теснейшим образом поможет Германии в деле воссоединения и членства в НАТО. Одновременно американские дипломаты убеждали своих советских коллег, что не имеют намерения «распространять НАТО на Восток».

В январе и 9 февраля 1990 г. Бейкер предложил Горбачеву механизм 2+4 как оптимальный для решения внешнеполитических аспектов германского объединения²⁷⁶. Немцы, мол, никогда не примут решения, навязанного им четырьмя странами-победительницами. Горбачев задумчиво сказал, что «сам механизм, возможно, и хорош для решения трудной проблемы, но «я отказываюсь принять его». Бейкер сказал, что Советскому Союзу не стоило бы так, с порога отвергать эту идею, это «нереалистично» ожидать, что страна размеров и мощи Германии останется нейтральной. И все же Горбачев на этом этапе определенно сказал, что «расширение зоны действия НАТО неприемлемо». Возможно, он вспомнил о миллионах погибших.

Американцы не знали, какая свирепая борьба развернулась в политических центрах России. Лигачев не мог простить Горбачеву сдачу ГДР. Перспектива объединения Германии пожирала окружение Горбачева живьем. Один из самых близких Горбачеву сотрудников – его пресс-атташе Андрей Грачев горько жаловался на то, что сдача лояльного германского руководства, «возникновение здесь антикоммунизма, антисоветские чувства в Западной Европе, разрушение скульптурных изображений Ленина, акты варварства на кладбищах советских солдат делают всякое рассмотрение положения здесь болезненно невозможным… Наши европейские соседи не желают отягощать сознание немцев, стремятся не повторить ошибку Версаля. Но им следует быть осторожными с превращением Советского Союза в новую Веймарскую республику – особенно учитывая то обстоятельство, что мы не терпели поражения в войне».

Коль

10 февраля 1990 г. канцлер ФРГ Гельмут Коль и его министр иностранных дел Ганс-Дитрих Геншер вылетели в Москву. Бейкер сознательно воздержался от встречи с немцами, чтобы не создавать впечатления, что США, СССР и ФРГ вместе решают германское будущее, в отсутствие англичан и французов. Бейкер уведомил Буша о серьезной обеспокоенности Гельмута Коля переговорами Бейкер – Горбачев. Немцы боятся договоренности США – СССР за их спиной. Следует успокоить западногерманского канцлера. Президент Буш написал канцлеру Колю обширное письмо: его сердце – с Колем в этот момент, когда тот принимает самое серьезное в послевоенной германской истории решение. Буш настоятельно советовал Колю не отступать от идеи безусловного членства Германии в Североатлантическом союзе.

Желая помочь Колю, Бейкер предоставил для передачи ему трехстраничный документ – сугубо секретный – только для глаз германского канцлера. (Позже Коль пришлет Бейкеру благодарственное письмо, в котором признает, что использовал «подсказку» Бейкера для подготовки встречи с Горбачевым). Бейкер советовал воспользоваться открытостью Горбачева в отношении механизма 2+4, успокоить советское руководство декларацией окончательности существующих границ.

В американской истории возник своего рода обрыв традиции. Предшественники – Трумэн, Эйзенхауэр, Кеннеди, Никсон – были весьма начитанными и сведущими в истории людьми и твердо полагали, что, даже не будучи «антигерманцем», следовало опасаться германского милитаризма и экспансионизма, уже погружавших мир в две мировые войны. В отличие от своих предшественников в Белом доме, Буш не мог похвастаться широтой своих взглядов. Он, собственно, был к истории безразличен. У него был один – но главный утешительный аргумент: немцы 1990 года не имеют особого отношения к немцам 1914 и 1939 годов. Немецкое объединение видится неизбежным, и Буш хотел войти в учебники его покровителем. Когда Германия станет мировым гигантом, она вспомнит, кто ей открыл дорогу в будущее.

Канцлер Коль был в восхищении от письма Буша. Он назвал это письмо «одним из важнейших документов американо-германских отношений». Михаил Горбачев об этой американо-германской слаженности ничего не знал. Его виной было молчание в ответ на слова Коля о том, что «единственно германский народ обладает правом решать самому, желает ли он жить в национальном единстве». Горбачев обязан был вспомнить об исторической вине немцев, первыми вступивших в войну в 1914 и 1939 годах, о 27 миллионах погибших граждан нашей страны – их жертва дает нам право на участие в германской истории. Но Горбачев желал быть приятным, он смолчал.

А немцы стали раздавать обещания. Бонн поможет организовать цивилизованный уход 400 тысяч советских солдат; все коммерческие контракты ГДР с СССР будут выполнены; армия ФРГ будет сокращена; германские инвестиции в Советском Союзе увеличатся; германо-советская торговля переживет новый бум.

Американцы более всего боялись оставить немцев наедине с Советским Союзом. Как сказал советник Буша Блэквил, «если возникнет выбор между выходом из НАТО и обрывом связей с русскими, Коль должен быть в зоне нашего влияния. Позади него должен стоять Западный хор и петь: «Мы с тобой». Мы напомним ему, что, что бы ни случилось с Германией, она должна смотреть на Бисмарка, Аденауэра и Коля как на лидеров единой формации».

Что же касается Горбачева, то американцы решили «по его приезде в Вашингтон в этом году устроить ему самый шикарный прием»²⁷⁷. Это будет «Рождество в июне» для Горбачева. Он обратится к объединенной сессии конгресса США. Он заключит соглашения по стратегическим вооружениям, по обычным вооружениям, по Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, по химическому оружию, подпишет коммерческое соглашение – чтобы, возвратясь в Москву, он мог рассказать своим людям, как много он получил благодаря сотрудничеству с Западом. (Если, конечно, он будет себя хорошо вести и конгресс ратифицирует все эти соглашения). А в исторической перспективе американские войска будут присматривать за Германией.

Читатель, вы чувствуете, нас считают продажными идиотами, готовыми за хлопки и банкет продать свое стратегическое лидерство в Европе, обменять свою безопасность на Нобелевскую медаль, предать своих друзей и союзников за высокопарную чушь о мнимых правах!

Пока Горбачев еще не был готов к очередным уступкам и предложил общий паритет. Часть чиновников в Вашингтоне была склонна согласиться с предложениями Горбачева, но Буш, наконец, понял восприимчивость души своего контрпартнера и перестал миндальничать. Он 11 февраля отверг слабое «контрнаступление» Горбачева, которое длилось только два дня. 13 февраля 1990 г. президент СССР показал, чего он стоит на самом деле, и полностью подписался под американскими предложениями. Блистательный Гартхоф кратко и внятно оценивает эти предложения как «одностороннюю американскую выгоду»²⁷⁸.

Помутнение в Москве

23 министра стран НАТО и ОВД встретились 11 февраля 1990 г. в Оттаве для обсуждения американского предложения об «открытом небе». Бейкер предложил Шеварднадзе сделать общее заявление о плане 2+4. Словно вспомнив нечто забытое, Шеварднадзе довольно неожиданно выпалил: «Да, кстати, Горбачев готов снять свое возражение касательно его желания симметричных уровней вооруженных сил в Европе – если американское превосходство не превысит 30 тысяч солдат». Пораженный Бейкер усмехнулся и сказал: «Нет проблем». Пока Шеварднадзе звонил Горбачеву, Бейкер радостно сообщил Бушу, который был в ступоре от удивления и восторга.

Дорогой читатель, вам не жмет большой палец ноги? Вам не стыдно за лидера большой и жертвенной страны, чьими интересами стали распоряжаться так легко? Приятен ли вам восторг тех, кто увидел в русских толпу идиотов, чьим коронным номером стала выдача подарков в счет интересов всего лишенного подлинного руководства народа?

Шеварнадзе информировал Бейкера, что Горбачев принял идею формата 2+4. Канцлер Коль сразу же объявил, что сделан большой шаг к германскому воссоединению. «Мы никогда не были столь близки к цели». Пока Коль ликовал, Валентин Фалин пытался скрыть свой ужас (Между прочим, так же были настроены жертвы германского динамизма в Париже и в Лондоне.) Фалин сказал репортерам: «Если Западный альянс жестко выдвинет требование членства объединенной Германии в НАТО, то воссоединения Германии не произойдет». Он не знал степени сервильности своих непосредственных руководителей.

24 февраля Гельмут и Ханнелоре Коль прибыли в Кэмп-Дэвид к чете Бушей и их большой семье. Буш занимался джоггингом, но Гельмута Коля он подвиг только на то, чтобы развязать галстук Джордж и Барбара рано ложились спать – где бы они ни были и как бы ни складывались обстоятельства. Вечером президентская чета смотрела кино и покидала зал в случае (ужасно, ужасно!) ненормативной лексики актеров.

Решалась проблема мирового значения. Оба лидера решили, что американские войска останутся в Германии в любом случае. А советские войска? Или Россия пострадала от германского фашизма меньше Америки? Решено было также предоставить Восточной Германии «особый военный статус». Интересно, где он сейчас? Более того. На совместной пресс-конференции канцлер Коль отказался пообещать, что восточные границы объединенной Германии будут неизменны. Он сказал, что проблемы будут решены «свободно избранным общегерманским правительством».

А Горбачев в эти дни был более всего занят расширением своих новых президентских функций. Огромное большинство Верховного Совета проголосовало за расширение его президентских прерогатив (Встает вопрос, зачем? Что еще было нужно Горбачеву для реализации планов этого говорливого человека, севшего на трон Петра Великого?)

Печальная судьба ГДР

Критическое решение советской стороны огласил 13 февраля 1990 г. в Оттаве Шеварднадзе: СССР принимает предложенные Западом ограничения на центральном театре, дающие Соединенным Штатам дополнительные 30 тысяч войск помимо центрального сектора. Далее события развивались стремительно. В тоне, не терпящем прекословия, президент Буш 28 февраля 1990 г. позвонил Горбачеву и сообщил, что он и канцлер Коль, находившийся в это время с визитом в Вашингтоне, решительно полагают, что объединенная Германия должна оставаться в Североатлантическом союзе. Буш по телефону рассказал Горбачеву об уик-энде, проведенном с Колем. Оба они считают, что Германия должна оставаться в НАТО. А Ваше мнение? Горбачев: «Я подумаю». То, что не прозвучало безоговорочное «нет», окрылило Буша. И то, что Горбачев перевел разговор на Никарагуа, где советская сторона только что сделала очередную уступку американцам – признала победивших на выборах противников сандинистов. Буш поблагодарил советских перебежчиков²⁷⁹. Горби обещал поддержку новому правительству Никарагуа под руководством Виолетты Чаморро.

Но даже Горбачев не был готов столь быстро сдать главную внешнеполитическую карту России. На этот раз возникла оппозиция внутри КПСС и в среде военной элиты. А глава международного отдела ЦК Валентин Фалин, некогда посол в Западной Германии, считал, что на данном этапе остановить поглощение Восточной Германии Западной уже невозможно. Следует добиться хотя бы того, чтобы объединенная Германия покинула Североатлантический союз. И когда премьер-министр ГДР Ганс Модров посетил Москву 5–6 марта 1990 года, Горбачев сказал репортерам, что любая форма участия объединенной Германии в НАТО «абсолютно исключена». Это взбодрило восточных немцев. Пресса ГДР стала говорить о том, что объединение на основе статьи XXIII западногерманской конституции неприемлемо.

Тогда на своих заседаниях Координационный комитет по многостроннему экспортному контрою (КОКОМ) провозгласил создание специальной программы помощи странам Восточной Европы, опуская планку экспорта высокотехнологичных товаров, намекая на возможный поток на европейский Восток

Выделенные в особую связку канцлер Коль и новый восточногерманский руководитель Лотар де Мезьер, лидер восточногерманского Христианско-демократического союза, работали в самом тесном контакте. Их цель и не скрывалась – объединение. Теперь, через две недели после мартовского визита в Москву Модрова, стало ясно, что германское воссоединение произойдет посредством вливания восточных земель в западную ФРГ. ГДР как независимый субъект мировой политики была списана Горбачевым в «мусорную корзину истории». Теперь Москва убедилась в том, в чем были уверены все остальные: СССР потерял канал воздействия на ГДР, он сделал это собственными руками. Выборы в ГДР подавили и политического союзника СССР – партию германских коммунистов.

Не зажигая еще зеленый огонь, весьма весомые советские официальные лица стали делать намеки на то что советская позиция (пока негативная) далека от окончательной. Новые силы внутри советского руководства стали убеждать себя, свой народ и Запад в том, что Советский Союз может многое получить от германского объединения.

Им вторили «соловьи» на Западе. Выступая перед комиссиями американского конгресса 18 апреля 1990 г., Джеймс Бейкер провозгласил необходимость выработки более солидарной экономической политики в отношении Советского Союза²⁸⁰.

В апреле 1990 года новый директор Института мировой экономики и международных отношений Владлен Мартынов сказал во время обеда в Спасо-хаузе послу Мэтлоку, что «некоторые западные страны (было ясно, что речь идет о Британии и Франции. – А.У.) испытывают большие сомнения в отношении перспектив германского единства, чем Советский Союз, но они рассчитывают на то, что именно СССР возьмет на себя всю тяжесть предотвращения объединения». По мнению Мартынова, «сами они не пойдут на блокирование естественного германского порыва к единению».

В те времена и американцы сомневались в том, что Горбачев просто погубит своего немецкого союзника. Что он пойдет на растворение ГДР, на вхождение объединенной Германии в Североатлантический союз. Ему не позволит следование интересам своей страны и боязнь полностью похоронить в результате свой политический престиж.

И тут американцы рьяно взялись за дело, начав убеждать Горбачева, что «объединенная Германия не будет представлять собой угрозы Советскому Союзу». Мэтлок признает, что «продать эту идею людям Горбачева было сложным делом»²⁸¹, хотя Организация Варшавского Договора была на смертном одре. «Образ расширяющегося на новые пространства НАТО, включающего в себя всю Германию, в то время как советские войска оказывались изолированными, а прежние советские союзники оказывались нейтральными и потенциально враждебным, и все это выглядело как советское поражение, равное поражению в войне»²⁸².

Инструкции Политбюро

Политбюро соглашалось посмотреть на дело более благожелательно только в том случае, если Америка поможет Москве урегулировать противоречия с прибалтийскими республиками. Именно так были составлены инструкции Шеварднадзе, отправляющемуся за океан: «Оградить американцев от намерений более открыто поощрять сепаратистские силы в балтийских государствах». В шестистраничном абсолютно секретном меморандуме Политбюро и в 44-страничных инструкциях говорилось о необходимости подготовить Буша к «предваряющим» демаршам советского руководства на балтийском направлении. (Горбачев готовился к встрече с Казимирой Прунскене). Инструкции Политбюро категорически запрещали соглашаться с пребыванием объединенной Германии в НАТО.

Однако оставались другие предварительные условия: значительный переходный период; критически воспринимался аншлюсе Германской Демократической Республики. Вот центральное место инструкций: «Поместите вопрос о военно-политическом статусе будущей Германии в центр дискуссий. Подчеркните, что для нас вступление объединенной Германии в НАТО неприемлемо – ни политически, ни психологически. Мы не можем согласиться с тем, что неизбежно вызовет разрушение мощи и стабильности в Европе. Объединенная Германия должна иметь равные обязательства перед США и другими членами НАТО, равно как и перед СССР и странами Восточной Европы».

Инструкции были одобрены Политбюро, но созданы они были у Шеварднадзе, в его Министерстве иностранных дел. «Мидовские патриоты» с легкостью смотрели на завоеванный их отцами мир, у которого в реальности не осталось защитников.

Важное значение имела встреча Бейкера с Шеварднадзе 4–6 апреля в Вашингтоне. Оба обязаны были сформулировать повестку дня следующей встречи на высшем уровне, планируемой на 30 мая – 3 июня 1990 г. (Горбачев просил, чтобы встреча предшествовала очередному партийному съезду). 3 апреля Шеварднадзе прибыл в Вашингтон вместе с Ахромеевым и генералом Генерального штаба Александром Пересокиным. Тарасенко рассказал американцам, что Шеварднадзе занимает более мягкую позицию, чем Горбачев. Но на этот раз Ахромеев не скрывал своего недовольства: американское руководство извлекает прибыль из советских сложностей. Он говорил, что с него достаточно – «американцы всегда получают все, чего хотят именно они»²⁸³. Адмиралу Кроу маршал Ахромеев говорил, что он и его друзья офицеры «очень разочарованы» политикой Горбачева. «Я не знал, что политика гласности принесет советским людям столько недовольства. Для этого нет основания. Это демонстрирует незрелость и отсутствие дисциплины у наших людей». Когда Шеварднадзе и Бейкер обратились к разоруженческим переговорам, стало ясно, что советское военное руководство находится в состоянии почти мятежа против гражданского руководства. Шеварднадзе был вынужден сделать несколько уступок относительно крылатых ракет во время встречи Шеварднадзе-Бейкер в феврале. Лицо Бейкера стало белым. Тарасенко сказал, что советские генералы недовольны потерей своего положения в обществе. Их приводит в ярость потеря Восточной Европы и особенно Восточной Германии. Они в ярости от уступок прибалтам.

Апрельские инструкции Политбюро призывали настаивать на германском мирном договоре. Но к середине мая 1990 г. это требование исчезло из инструкций Политбюро.

4 мая Бейкер встретил Шеварднадзе в Бонне, где начались дискуссии по схеме 2+4.

Настроение Шеварднадзе передает его цитата этого дня: «Холодная война окончена. Наша планета, наш мир, вся Европа направились к новой дороге. Наступает период мира».

Мог ли представить себе этот многолетни министр внутренних дел и грузинский партийный лидер, что в ближайшие годы покончит с собой Гамсахурдия, Грузия окажется в состоянии гражданской войны, взорвется Югославия – унеся с собой 400 тысяч человек, превратив полтора миллиона в перемещенных лиц, из Грузии «исчезнут» 40 тысяч турок-месхетинцев. И все из-за благоглупости грузинского талейрана и неудач его российского патрона-миротворца. Шеварднадзе сказал пятерым партнерам по переговорам, что Советский Союз готов на быстрое германское объединение, если проблема членства Германии в НАТО будет отложена на несколько лет. Коль назвал это «покером».

В Кремле на Горбачева произвел негативное впечатление новый премьер-министр Лотар де Мезьер, сказавший, что желает видеть объединенную Германию в НАТО, если сам Североатлантический блок претерпит изменения. Во время секретной двустороней встречи Бейкер в лоб спросил Шеварднадзе: «Что может изменить вашу позицию?» У Шеварднадзе не было ответа. Он не был патриотом великой страны. Будь на то его воля, он уже принял бы все западные предложения. Бейкер спросил Шеварднадзе о вероятии погромов в Москве. Бейкер: «Нас очень это волнует». В отличие от февраля, теперь Шеварднадзе не мог гарантировать блокирования подъема недовольства Горбачевым и его сторонниками.