Текст книги "Большая восьмерка: цена вхождения"
Автор книги: Анатолий Уткин
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 44 страниц)
1 января 1991 г. страны – члены Совета экономической взаимопомощи решили осуществлять взаиморасчет в твердой валюте мирового рынка, и через несколько дней Исполком СЭВ решил распустить эту экономическую организацию. Восточноевропейские страны повернули на запад. У СССР не осталось союзников. А Горбачев думал только о встрече с американским президентом. Ему и в голову не приходило, что это будет последний его саммит с американским президентом.
Отдав все американскому партнеру, Москва уже не могла рассчитывать на прежнее внимание остающейся в одиночестве американской сверхдержавы. Кто-то говорил об этом прямо, кто-то (как Мэтлок) предлагал вести себя сдержанно.
23 января 1991 года президент Буш-старший прислал Горбачеву детальное послание, в котором объяснял, что он будет делать, если Горбачев не примет смиренно падение своей державы. Посол Мэтлок немедленно запросил аудиенцию. Горбачев назначил встречу на 1 час дня. Мэтлок выехал на бронированном посольском «Кадиллаке» сквозь толпу иракцев и палестинцев, протестовавших против американской политики на Ближнем Востоке.
Теперь президент СССР занимал в Кремле прежнее здание Совета министров. Посол пришел один – содержание письма не терпело чужих глаз и ушей. Горбачев встретил посла традиционной улыбкой, хотя и казался несколько утомленным. Они сидели друг против друга в уютных креслах, несколько слева сидел Черняев. После стандартных приветствий Мэтлок достал письмо, оно было на английском языке, и посол перевел его предложение за предложением. Буш писал, что находится под давлением внутри США и обязан что-то сделать для Литвы. «Он помнил данные в 1990-м году уверения Горбачева о неприменении силы и сделал немалое для оказания экономической помощи Советскому Союзу. Но продолжение этих программ невозможно в свете событий в Прибалтике».
Горбачев обратился к Мэтлоку: «Джек, как вы оцениваете текущую ситуацию?» Мэтлок ответил, что замечает изменения в политике Горбачева. Военное вмешательство поляризовало ситуацию и увеличило потенциал насилия. Интересам всех послужил бы референдум в отношении сецессии. Горбачев выслушал посла и сказал: «Постарайтесь помочь вашему президенту понять, что мы находимся на грани гражданской войны. Как президент, я обязан предотвратить ее. Впереди лежит период зигзагов. Многие вопросы имеют взрывной характер и очень трудны для контроля. Мы страдаем из-за низкой политической культуры, в стране нет традиции компромисса». Горбачев пообещал «своему другу Джорджу», что он поддержит его в войне против Ирака, в отношении Германии, соглашения по обычным вооружениям в Европе. Этой политике он будет следовать при любых обстоятельствах. Мэтлок решил не пугать его санкциями.
Но американцы решили все же нажать в том месте, которое для Горбачева всегда было чувствительным: встреча в верхах в феврале 1991 года не состоится. Официальным объяснением была Война в Заливе.
В Российской Федерации Ельцин воспользовался референдумом. Он добился внесения в вопросник положения о посте президента Российской Федерации. Теперь, если он выигрывал, то, по мнению, в частности, американского поста, «вопрос о рсзссийском президентстве имел большое значение. Если это вело к конституционной поправке и голосованию за российского президента, то Борис Ельцин выигрывал многое. Его власть по сравнению с властью Михаила Горбачева – неизбранного президента качающейся государственной машины – возрастала»344. В телевизионной передаче, транслировавшейся на всю страну, Ельцин 19 февраля 1991 года сказал, что Горбачев «ведет страну к собственной диктатуре». Теперь стало ясно, что союз Горбачева и Ельцина невозможен, и американцам следует выбирать.
Американцев же на данном этапе раздражала тактика Горбачева в Войне в Заливе. Горбачев, видимо, полагал, что ему удастся «уговорить» Саддама Хусейна отойти из Кувейта и таким образом не допустить наземной войны. Американцы полагали, что «победа ведомой американцами коалиции в войне, где противник коалиции был вооружен преимущественно советским оружием, затронет советский престиж и военную гордость». Американцев немыслимо раздражали жалобы горбачевских дипломатов на «жестокие бомбардировки» гражданских объектов в Ираке (представитель СССР в ООН Белоногов – послу Мэтлоку 12 февраля 1991 года).
Именно здесь умирает поддержка американцев политику, сделавшему Америку единственной сверхдержавой. Мэтлок выговаривает: «Американцы не могут терпеть подобных комментариев. Соединенные Штаты взяли на себя основное бремя осуществления резолюций Совета Безопасности ООН, хотя это было делом всего мирового сообщества. Мы пожертвовали жизнями наших молодых людей в этом деле… Наше общество никогда не понимало неучастия, обвинений в неправильных действиях, попыток преуменьшить значимость наших потерь»345. С быстрой победой американцев в наземной войне против Ирака у Горбачева исчез и без того не очень весомый рычаг воздействия на Буша-старшего.
Горбачев расслабляет кулакРазумеется, это вызвало вихрь эйфории и самоутверждения. 9 февраля Литва проголосовала за независимость, а 3 марта это сделали Латвия и Эстония. Горбачев не признал результатов, но он позволил провести плебисциты.
Горбачев ощущал необходимость ослабить строго проамериканскую линию Шеварднадзе. В день, когда американская авиация нанесла самый суровый удар по Багдаду (12 февраля 1991 г.), туда прилетел Примаков. Телевизионные камеры зафиксировали его объятия с Саддамом. Центральный Комитет КПСС выступал за введение перемирия, рядом раздавалась критика в адрес шеварднадзевской линии. Журнал «Вопросы военной истории» утверждал, что при «другой внешней политике» и при «другом министре иностранных дел» Войны в Заливе можно было бы избежать. Газета «Советская Россия» утверждала, что решение советского правительства в 1990 г. поддержать коалицию ООН «прекратило существование СССР как сверхдержавы», Уильям Сэфайр написал в «Нью-Йорк таймс», что «холодная война № 2 началась». В Восточной Европе прозападные круги забили тревогу относительно «возврата» Советского Союза. Андрей Козырев внутри страны дублировал те же мысли: «Если силы тьмы возобладают в Советском Союзе, Центральная Европа будет следующей жертвой».
Когда 23 февраля операция «Буря в пустыне» началась, Горбачев поддержал ее. Еще до рассвета вокруг овального стола в кабинете Горбачева собрались члены Совета национальной безопасности: вице-президент Янаев, министр иностранных дел Бессмертных, министр обороны Язов, председатель КГБ Крючков, заведующий международным отделом ЦК Фалин, советники Примаков, Черняев и пресс-атташе Игнатенко.
Язов разложил карты и указал на расположение основных американских сил. Особенностью Горбачева было то, что его моральный дух в условиях кризиса поднимался. Он рассуждал просто безостановочно. Поставленная им задача – избежать полного уничтожения Ирака. Советские войска на юге были приведены в состояние повышенной боевой готовности. Саддаму Горбачев сообщил, что пытался остановить начало атаки, но не смог. В Министерстве обороны СССР все смотрели передаваемую CNN картинку и неведомый майор переводил американский комментарий.
11 марта 1991 г. Горбачев написал главам всех стран-членов Организации Варшавского Договора, что структура ОВД будет распущена к 1 апреля текущего года.
Тарик Азиз в Москве объявил, что Ирак готов выполнить резолюцию № 660 и вывести все войска из Кувейта. Но американцы 24 февраля начали активную наземную войну. Маршал Язов писал о превышении полномочий ООН. Генерал Моисеев писал в «Красной звезде», что американцы в Ираке опробуют оружие, которое будет передано НАТО и направлено против СССР. 26 февраля Горбачев, выступая в Минске, сказал, что советско-американские отношения «очень хрупки». Растущее насилие меняет к худшему атмосферу на планете.
В Вашингтоне к середине марта стало ясно, что Горбачев не собирается вводить президентское правление346. Прочнее всего американцы убедились в этом после визита в Москву государственного секретаря Бейкера 14–17 марта 1991 г. и встречи Бейкер-Бессмертных в Кисловодске 24–25 апреля 1991 г.
Не события в Прибалтике, а попытка Горбачева в последний момент остановить армаду, нависшую над Ираком, вызвала самое большое раздражение в Вашингтоне. Здесь эти маневры восприняли почти как предательство. Представлявший Американский предпринимательский институт Патрик Глин сказал, что «гораздо легче иметь дело с тем миром, где Советский Союз является Советским Союзом»347.
В начале года Советский Союз выставил на экспозиции в США компактный ядерный реактор для исследования космоса «Топаз-2», а Комиссия по ядерной регуляции США абсурдно запретила экспорт подобной техники в СССР.
Глядя на разворачивающуюся в СССР драму, американцы были твердо уверены, что Горбачев в высшей степени нежелательно относится к роспуску – не говоря уже об аресте – прибалтийских парламентов и введению собственного прямого правления.
Глава 16
НОВЫЙ ФАВОРИТ ЗАПАДА
Почему Джордж Колт (ЦРУ) не упростит дело и просто не пойдет работать на Ельцина?
Брент Скаукрофт, 1991
Вероятие сецессии
Во время кризиса в Персидском заливе Буш по необходимости опирался на Горбачева, но как только окончились боевые действия, стала ощутимой разделенность администрации по вопросу об американском фаворите в СССР.
В администрации не было единства. Сам президент намеревался по возможности дольше ориентироваться на президента Горбачева. Оборотиться спиной к Горбачеву ему не казалось мудрой политикой. Силы, выступающие за самоопределение, с легкостью меняли политический курс. Покорные сегодня, они могут выступить против американских планов завтра. Его главный советник Скаукрофт был менее инерционен, менее привязан к Горбачеву, но и он на довольно долгое время не желал «трогать то, что хорошо лежит». Однако на определенном этапе Брент Скаукрофт начал исследовать новые возможности.
Но самый большой интерес к возможностям сецессионизма проявила Кондолиза Райс. Она готовилась возвратиться в Стэнфордский университет, но до того написала весьма специфический меморандум президенту Бушу: «Горбачев становится самой непопулярной фигурой в Советском Союзе». Кондолиза Райс и стоящие за ней советологи среднего звена в течение уже нескольких месяцев оказывали давление в пользу «диверсификации наших инвестиций», имея в виду более благожелательное отношение к Ельцину и другим сецессионистским лидерам. Райс советовала Скаукрофту обратить внимание на диффузию политического внимания, ныне происходящую в Москве.
Место Райс в СНБ занял Эд Хьюэт, долгие годы бывший научным сотрудником в Институте Брукингса. Он был выбором Райс, когда Буш потребовал в 1989 г. мнение ведущих специалистов по СССР. Он много путешествовал по стране. Он был избран на свой пост главного специалиста по СССР именно потому что был экономистом, а Кондолиза Райс предсказала на вторую половину 1991 г. суровые экономические испытания для Советского Союза, грозящие распадом огромной страны. СССР «распадется на части окончательно», – сказала Кондолиза Райс ранней весной 1991 г.
Ее выбор совпал с мнением Брента Скаукрофта: «В наступающей сложной обстановке будет правильным, когда с президентом будет разговаривать первоклассный специалист по советской экономике». Среди бумаг, которые Райс, с присущей ей тщательностью, приготовила для Хьюэтта, была папки с документами об особо больших возможностях США, о тех проблемах, «которые могут осложнить твою жизнь». Особенно была выделена папка под названием «Взаимоотношения с Ельциным».
Впервые Америка начинает искать нового фаворита на советской политической сцене. Стороны ищут друг друга. Ельцин дал знать, что хотел бы видеть американского посла Мэтлока 12 января 1991 года. «Я хотел знать, что российское правительство готово было сделать, чтобы отвести угрозу от прибалтов». Ельцин опоздал на десять минуг. Извинением послужил рассказ о только что написанном протесте президиума Верховного Совета РСФСР по поводу действий Центра в Литве. Мобилизованные в России солдаты не будут использованы в Литовской республике. Ельцин бил Горбачева под дых и одновременно укладывал на лопатки Советский Союз. Американцы не сразу определили разрушительный заряд Ельцина. Увлеченные Горбачевым, они не сразу пришли к тому, что Ельцин «склонен обещать больше, чем способен выполнить, часто, находясь под давлением, меняет свою точку зрения, не выполняет обещанного, склонен к иррациональному поведению, иногда исчезает из поля зрения буквально на недели»349. Но позднее, видя, что разрушительный запас Горбачева уже иссякает, Запад обнаружил нового «великого крушителя».
Тут-то и наступил час Ельцина. В то самое время, когда Латвия готова была вернуться в лоно советской власти, Ельцин вылетел в Прибалтику. Вот тогда-то министр обороны США Ричард Чейни и заявил, что лучше полагаться на Ельцина, чем на колеблющегося Горбачева350.
Российский президент: «Если они (Центр) способны использовать силу против избранной литовцами ассамблеи, то они могут это же сделать и против российского парламента. Если в борьбе против прибалтов им будет сопутствовать успех, то следующими на очереди будем мы». Посол Мэтлок в полной мере ощутил полезность нового фаворита. Этот пойдет на крушение всего. Против Горбачева Мэтлок использовал знакомый аргумент: президент Буш не приедет в Москву, если Горбачев будет удерживать союз силовыми методами. Такой заход неизменно производил на себялюбивого Горбачева страшное действие.
Но сцена все больше перемещалась к буйному лидеру российского парламента. На встрече Старого нового 1991 г. Мэтлок ожидал только Ельцина. Тот прибыл с телохранителем Коржаковым, услужливо сдвинувшим два кресла. Ельцин был в эйфорическом состоянии и делал все возможные знаки, свидетельствующие о его новой близости с американцами. «В тот вечер он, – пишет Мэтлок, – использовал меня в политических целях, а я в той же мере использовал его, как и он меня. Он воздействовал на публику тем, что имеет дело с представителем великой державы; моя же выгода заключалась в том, что в этот полдень он предпринял усилия в пользу Литвы»351. Мэтлок и Ельцин сошлись в неодобрении кандидатуры Валентина Павлова на пост Председателя Совета Министров СССР. Ельцин недобро ухмылялся, когда говорил Мэтлоку, что Горбачев и его окружение находятся в растерянности: «Они не знают, что делать».
Золотые дни массовой популярности и признания – для Горбачева в СССР окончились. Вера в молодого политика, характерная для несравненных 1985–1987 годов со сдачей внешнеполитических позиций и пробуждением зверя национализма иссякла. Общесоюзный Центр общественного мнения Юрия Левады зафиксировал начавшийся путь в пропасть. В декабре 1989 года 52 процента опрошенных полностью поддерживали деятельность Горбачева. К январю 1990 года эта цифра упала до 44 процентов, к маю – до 39 процентов, июлю – 28 процентов, а к октябрю – до 21 процента. Опрос в конце 1990 года назвал человеком года Ельцина (32 процента против горбачевских 19 процентов). А ведь годом ранее Ельцина поддерживали лишь б процентов против внушительных 46 процентов Горбачева.
Теперь, по мнению американцев, единственная надежда Горбачева на политическое выживание заключалась в желании и способности объединиться с Ельциным и демократическими противниками социализма. Американцы подсказывали: нужно сокрушить партийный аппарат, выйти из КПСС, создать антикоммунистическую коалицию реформ. Для недавнего первого секретаря крайкома это была, пожалуй, «запредельная» задача. На многие политические кульбиты был готов Михаил Сергеевич Горбачев, но не на отрицание всего, чем была его жизнь до сих пор. Но в этом случае даже Мэтлок отказывался «понимать» Горбачева. «Лжесозидатель» нашей истории начал терять очки не только у Юрия Левады, но и в Вашингтоне.
Мэтлок позвонил Бейкеру в январе 1991 г. с предложением дать Ельцину шанс повидаться с президентом Бушем. Указав при этом, что Ельцин, выезжая в США, требует определенных гарантий приема американским президентом. И не просто приема, а «достойного приема». При этом следовало избежать неудовольствия Горбачева; пусть Ельцина официально пригласит одна из неправительственных организаций, скажем, Конференция конгресса национальных губернаторов.
Мэтлок провел немалую подготовительную работу. Он обедал вместе с Ельциным в Спасо-хаузе. В ответ Ельцин приглашал Мэтлока на многочисленные приемы и концерты. Но особенно «полюбило» Ельцина Центральное Разведывательное Управление. В нем Джордж Колт, заведующий отделом советского анализа стал уже на очень ранней стадии приверженцем свердловского самодура. На что Скаукрофт сказал директору ЦРУ Уильяму Уэбстеру: «Почему бы Джорджу Колту просто не перейти на работу к Ельцину?» Уэбстер постарался отрицать, что ЦРУ «толкает вперед Ельцина. ЦРУ просто делает свое дело»352.
Фриц Эрмарт (оттуда же, что и Джордж Колт), работая при Белом доме, был прозван «поклонником Ельцина». Он оправдывался: «Я просто наблюдаю за Ельциным. Речь идет о конкурирующих перспективах для Советского Союза. И есть больший смысл помогать Ельцину». Скаукрофту пришлось утихомиривать тех, кого он называл «членами клуба поклонников Ельцина».
Мэтлок настаивал, что Америке гораздо более выгодно культивировать отношения с обоими выделившимися лидерами. Да, они ненавидели друг друга. Но, в определенном смысле, они дополняют друг друга. Мэтлок говорил, что Ельцин необходим для массовой поддержки прозападной линии, а Горбачев нужен для охраны этой линии справа. Пусть никто в Вашингтоне не воспринимает поддержку Ельцина как удар по Горбачеву. Они нужны Америке оба. В конце концов, это же устоявшаяся международная практика приглашать лидеров оппозиции. Нила Киннока, главу оппозиционных британских лейбористов, принимают в Вашингтоне, а Марио Куомо и Теда Кеннеди – в Москве. Время созрело для приема российского оппозиционера в Белом доме. Пусть это не звучит официально – и госдепартамент добавил в приглашении, что он будет принят «на высшем уровне». Но Белый дом убоялся гнева «Горби» и вычеркнул эти слова из приглашения.
Возникающее двоевластиеВ начале февраля 1991 г. в Вашингтоне появился министр иностранных дел Российской Федерации Андрей Козырев. Немыслимо, но он был лучше даже неподражаемого Эдуарда Шеварднадзе. (К слову, он был рекомендован в МИД РСФСР именно Эдуардом Шеварднадзе). Владея английским, обходительный дипломат-профессионал нес в себе, увы, худшие черты беспринципного чиновничества.
Во время встречи в Джеймсом Бейкером Козырев предупредил, что «успех консервативных элементов в Советском Союзе приведет к глобальному наступлению консерватизма». Козырев словно забыл, какую страну он представляет. Он убеждал Бейкера, что в американских интересах было бы опереться на Ельцина и Российскую Федерацию против реакционеров, оказывающих давление на Горбачева. Козырев знал, чем соблазнить администрацию, во многом уже связавшую себя с Горбачевым. Он предложил американцам поддержать блок Горбачев-Ельцин как залог демократического развития страны. Это было своего рода музыкой для Бейкера. Отныне тот видел решение американских проблем в «спаривании Горбачева с Ельциным», в создании левоцентристской коалиции в Советском Союзе. Дэнис Росс наряду с Бейкером стал поклонником этого «младошеварднадзе».
Но отныне превозносимый Ельцин с трудом поддавался дрессировке. Нарушая планы Бейкера-Козырева, – окрепший Ельцин в середине февраля 1991 г. нанес первый из наиболее чувствительных ударов по Горбачеву. Он обвинил его в стремлении к диктатуре и 19 февраля призвал к его свержению. Ельцин призвал Горбачева передать власть Совету Федерации – межреспубликанскому органу, в котором гигантский вес РСФСР был ощутим более всего. Поразительная воинственность Ельцина говорила только об одном – он идет своей дорогой к сепаратной власти; всякое ограничение этой власти воспринимается им в штыки. Управлять таким болидом сложно, если не невозможно. Ельцин безоговорочно обвинил Горбачева в предательстве им же выдвинутых идей перестройки, в принятии «антинародной политики».
Ответный удар Горбачева был неизбежен. Президент СССР обвинил Ельцина в «объявлении войны» руководству Советского Союза. Президент Буш спросил помощников: «Этот парень, Ельцин, действительно дикарь?»
Четырьмя днями позже 40 тысяч демонстрантов под флагом «Демократической России» продефилировали по Москве. Выступая в Белоруссии в этот день, президент Горбачев указал на угрозу гражданской войны. К середине мая в стране бастовали 300 тысяч шахтеров.