Текст книги "Большая восьмерка: цена вхождения"
Автор книги: Анатолий Уткин
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 44 страниц)
Горбачев подстраховался. 28 августа 1989 года Политбюро ЦК КПСС приняло примечательный документ – «О стратегической линии СССР в отношении ООН и связанных с ней международных организаций»227. На 24 страницах этого сверхсекретного документа создается новая концепция генеральной политики всех советских институтов (в координации с ролью Министерства иностранных дел). Видна рука команды Шеварднадзе: как можно скорее покончить с курсом предшествующих 45 лет. Наивные и злые в своей наивности люди. Их дальнейшая судьба полностью проявила дефицит зрелого мировоззрения и отсутствие преданности по отношению к вскормившей их стране.
Жестокий в своей глупости документ. Выше Библии и национальной истории ставится в нем… Хартия ООН, определившая якобы «основные человеческие ценности». Советская политика (утверждает документ) смотрела на ООН сугубо «с пропагандистской точки зрения… Советский Союз не сумел оценить потенциал Организации Объединенных наций».
Страна, потерявшая в двадцатом веке семьдесят миллионов своих сынов и дочерей, вдруг увидела защиту в организации, которая никогда не охраняла ее от военных угроз и изоляции. Скупые умы в окружении Шеварднадзе запели невероятные гимны абстрактной схеме. В соответствии с этим документом «признание необходимости защиты национальной безопасности как компонента международной безопасности постоянно укрепляется». Более того. «С постоянным уменьшением роли военной силы в мировой политике, значимость политических средств разрешения наиболее важных международных вопросов, роль и значение ООН растет». Уход СССР из Афганистана укрепил ООН и ее роль в международных конфликтах. Теперь ООН возьмется за сокращение вооружений, в том числе и стратегических.
В мягком определении это идеализм, в жестком – это неумное саморазоружение, провозглашение вечного мира в бушующем ввиду неравенства и несправедливости мире. Горе стране, в которой власть получили неумные слепцы. ООН потеряла необходимую степень уважения в Соединенных Штатах, не имела механизма реализации своих решений, ее характеризовал глубокий раскол между Севером и Югом, между представителями самых различных цивилизаций, между великими и алыми странами. Но Шеварднадзе с сотоварищами это не смущало. Они исходили из несуществующей картины ооновской идиллии, в которой механизм ООН изображался как наилучший из имеющихся инструментов модернизации международных отношений. Документ утверждал, что следует в полной мере использовать статус постоянного члена ООН, имеющийся у СССР. Примечательна следующая сентенция авторов документа: да, придется платить за операции ООН, но это значительно меньше, чем помощь одному из участников конфликта – и, ведь это – «вклад в нашу безопасность… Это будут инвестиции в наш социально-экономический и научно-технический прогресс». Последует необходимая деидеологизация международных отношений, переход от конфронтации к нахождению баланса интересов между отдельными странами. Целями стран будут разоружение, меры по укреплению доверия, неиспользование силы, мирная конверсия военной индустрии, уменьшение военных расходов в условиях господства разумной достаточности, ликвидация «синдрома секретности».
Ключевая роль принадлежит улучшению отношений с США, без чего многосторонние усилия могут лишиться смысла. В документе нет ни единого слова о братской помощи революционным и «братским» режимам. Слова о «солидарности стран социалистического сообщества» звучат привычным и малозначимым оборотом – дань традиции. Зато «плюрализму» интересов пелся гимн. В документе осуждались ГДР, Румыния и Куба, как отстающие в сфере «деидеологизации и демократизации политики»228.
Самоубийцы из кабинетов Шеварднадзе и Горбачева призывали усилить международную роль Украинской Советской Социалистической Республики и Белорусской Советской Социалистической Республики, поддерживать международные инициативы других союзных республик.
Друг «Джека Дэниэлса»12 сентября 1989 г., опоздав на тридцать минут, к западному (рабочему) крылу Белого дома прибыл Б.Н. Ельцин, призванный организацией по борьбе со СПИДом за 25 тыс. долл. прочитать лекции в США. На протяжении восьми дней Ельцин выступил в Нью-Йорке, Вашингтоне, Балтиморе, Чикаго, Филадельфии, Миннеаполисе, Индианаполисе, Сан-Франциско и Лос-Анжелесе. Буш опасался принимать Ельцина: какой будет реакция Горбачева? В представлении президента Буша Ельцин был «отвязавшейся пушкой» на скользкой, колеблющейся палубе советской политики. Приверженец крепких напитков, угрюмо-мрачный параноик, лишенный внутренней дисциплины, он способен только на спектакль, который дискредитирует и Горбачева и Буша.
Но уже сложившаяся группа экспертов в США стала приходить к мнению, что Ельцин «даст больше, быстрее и надежнее», чем Горбачев. Лидером был заместитель главы ЦРУ Роберт Гейтс – главный противник «горбоцентризма» в американской политике, который считал, что Горби ненадежен, что пик его влияния в России уже пройден, что подлинно радикальные перемены произведет лишь бесшабашный Ельцин. Вторым «проельцинистом» в американском руководстве был Фриц Эрмарт, председатель Национального комитета по разведке. Он сказал Кондолизе Райс, что, хотя Ельцин эксцентричен и склонен к авантюре, он осмелится на то, на что Горбачев уже не осмелится.
Советник президента по национальной безопасности Брент Скаукрофт постепенно склонялся к мысли о полезности Ельцина для Америки. Встреча с ним дала бы президенту Бушу дополнительные возможности воздействовать на руководство СССР. Будучи в той же должности, Скаукрофт в 1975 г. отказался от встречи с Солженицыным; нынешняя обстановка в Советском Союзе, полагал Скаукрофт, не позволяла замыкаться на Горбачеве.
Встречу нужно представить как «случайную», президент и вице-президент как бы случайно зайдут в комнату, в которой по немыслимой случайности будет находиться Ельцин.
Когда Кондолиза Райс встретила Ельцина у входа, Ельцин буркнул: «Это не то место, через которое посетители приходят к президенту». Райс «У вас назначена встреча с генералом Скаукрофтом». Ельцин скрестил руки на груди и ответил: «Я не пойду никуда, если вы не дадите мне гарантий, что я встречу президента!» Говоря по-русски, Райс пыталась завести Ельцина в Белый дом, но тот буквально уперся. Наконец Райс неожиданно сказала: «Боюсь, что генерал Скаукрофт слишком занят, и если мы не собираемся увидеть его, мы должны сообщить об этом ему». Ельцин обмяк «Тогда пошли».
Райс завела Ельцина в кабинет Скаукрофта – большую комнату с французскими окнами, выходящими на север. Буш зашел сюда примерно на пятнадцать минут. Ельцин обрел свою лучшую форму. Когда президент ушел, Скаукрофт задал Ельцину лишь один вопрос: «Каковы цели этой поездки?» Ответ Ельцина длился безостановочно более часа. «Я отдам 15 процентов советской экономики в частные руки» и т. п. Как утверждают очевидцы, Скаукрофт заснул, чего Ельцин, к счастью, не заметил. К концу ельцинского монолога заглянул вице-президент Дэн Куэйл: «Я читаю обзоры прессы о вас. Читаете ли вы обо мне?» Ельцин хмыкнул229.
Кто-то сказал, что самым важным американцем, встреченным Ельциным в США, был «Джек Дэниэлс», исконно американское виски. Но Ельцин был не так прост. Обращаясь к прессе, он сказал, что предоставил американскому президенту план из десяти пунктов «как спасти перестройку». В Москве Горбачев был несказанно огорчен встречей Ельцина с президентом Бушем. А тут еще выступление известного дипломата Лоуренса Иглбергера в Джорджтаунском университете: «При всех своих рисках и неясностях, «холодная война» была замечательно стабильным периодом в отношениях между великими державами. Внезапное окончание противостояния Востока и Запада может привести к краху правительств, к хаосу, к переходу к диктатуре».
Глава 10
ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА
Не будет ли превосходной новостью полный развал Советской империи?
Президент Дж. Буш, 21 сентября 1989 г. 230
Беседуя с Маргарет Тэтчер, Горбачев вспомнил слова де Голля о сложности управления страной, в которой 120 сортов сыра. Что же тогда говорить о стране, в которой 120 национальностей? «И совсем нет сыра», – добавил вице-премьер Леонид Абалкин.
В ноябре – декабре 1989 г., когда Горбачев упивался предвкушениями предстоящей встречи с президентом Бушем на Мальте, Москва позволила разрушение берлинской стены, а восточноевропейские союзники начали выходить из орбиты ее влияния.
Горбачев сметает руководство Восточной ЕвропыВ Польше президент Ярузельский в очередной раз поручил представителю правящей Польской Объединенной Рабочей партии организовать правительство – и эта попытка снова не удалась. Горбачев целенаправленно стимулировал декоммунизацию пояса восточноевропейских стран в критическом 1989 году. Как уже говорилось, в заглавной стране – Польше – президент Ярузельский в апреле 1989 г. начал переговоры с оппозицией. Тогда был призван деятель «Солидарности» Тадеуш Мазовецкий для создания коалиционного правительства Деятели ПОРП пытались блокировать этот переход власти. И тут в дело вмешался Горбачев. 22 августа 1989 г. Горбачев позвонил главе польских коммунистов Мечиславу Раковскому и убедил того в необходимости сотрудничать в переходе власти к «Солидарности». В решающем телефонном разговоре с главой польских коммунистов Мечиславом Раковским Горбачев призвал «вести дело к национальному примирению». Именно это стало санкционированием мирного перехода от коммунистического режима к демократическому строю в Польше231. Узнав о событиях в Варшаве, Бейкер свистнул и сказал: «Горбачев оседлал тигра, и представляется, что он даже пришпоривает его».
То, за что Советский Союз готов был сражаться с западными союзниками, то, что являлось поясом безопасности СССР, было отдано Горбачевым на ветер как некое побочное явление. Та самая «легкость в мыслях необыкновенная», о которой писал в свое время Гоголь.
И в Венгрии базовые перемены не вызвали противодействия горбачевского руководства. Критически важной была Германская Демократическая Республика. Горбачев своей рукой оттолкнул этого союзника, когда добился нейтрального отношения правительства ГДР к 130 жителям ГДР, укрывшимся в западногерманской миссии в Восточном Берлине в августе 1989 г. В сентябре 55 тысяч восточных немцев запросили убежища в Чехословакии. Затем Венгрия открыла свою границу с Австрией, и желающие того жители Восточной Германии начали переходить в Австрию. Окончательные перемены в ГДР последовали сразу после визита Горбачева по случаю сорокалетия ГДР в начале октября 1989 г. Визит готовил Александр Бессмертных. Хонеккер встретился с Бессмертных в загородном доме и представил ему цифры, свидетельствующие о значительном росте ГДР. Один из поклонников Горбачева в окружении Хонеккера сказал Бессмертных, что часть представленных данных не соответствует действительности – о чем Бессмертных и сообщил Шеварднадзе и Горбачеву: Хонеккер живет в мире грез, а кроме того, против Хонеккера выступают уже и чиновники.
Прибыв в Восточный Берлин, Горбачев заговорил с Хонеккером в конфронтационном духе. Единственный способ остановить демонстрации по всей Германии – взять на вооружение перестройку. Только так Хонеккер может спасти свой режим. Хонеккер не мог сдержаться. Во время последнего визита в СССР он был шокирован пустотой полок в магазинах. Советская экономика в коллапсе, в то время как в Германской Демократической республике живут самые процветающие в социалистическом мире люди. И им еще указывают, как вести дела! На официальной церемонии Горбачев призвал восточных немцев имитировать советские реформы. И он сказал, что восточногерманская политика должна делаться «не в Москве, а в Берлине». Стоявший рядом Хонеккер был своего рода воплощением недоумения.
По возвращении в Москву Горбачев сказал, что Хонеккер должен уйти – и как можно скорее. «Восточногерманское руководство не может контролировать ситуацию». Горбачев приказал Генеральному Штабу, чтобы советские войска в ГДР (почти полмиллиона) не вмешивались во внутригерманские события.
7 октября Хонеккер приказал секретной полиции ГДР использовать оружие и слезоточивый газ для разгона демонстраций в городах. Но оппортунистически настроенный шеф секретной полиции Эгон Кренц, зная о позиции Горбачева, выступил против приказа Хонеккера. Тогда 50 тысяч протестующих вышли на улицы в Лейпциге. 25 октября, во время визита в Финляндию, Горбачев заявил, что СССР «не имел права, ни морального, ни политического», вмешиваться в дела Восточной Европы. Его пресс-атташе Герасимов провозгласил смерть «доктрины Брежнева». Вместо нее, сказал он, вводится «Доктрина Синатры»: «I did it my way» («Я иду своим путем»). Так Советский Союз, содержавший еще войска в ряде восточноевропейских стран, лишился «пояса безопасности», который через несколько лет станет чужой зоной влияния, с натовскими базами в часе автомобильной езды от Петербурга. Максим Максимыч русской истории в своей беспечности открыл дорогу в страну, прежде стремившуюся обеспечить свою безопасность после войны, на которой она потеряла 27 миллионов своих граждан.
Возвратившийся к работе после серьезной операции глава Социалистической Единой Партии Германии Эрих Хонеккер потребовал остановить бегство восточных немцев. Советский посол Вячеслав Кочемасов в своих телеграммах передавал просьбу о помощи в критический час, свой совет спасти Хонеккера. Горбачев сказал своим помощникам, что он «возмущен» некомпетентностью Хонеккера в решении данной проблемы. Тысяча немцев в Дрездене остановила поезд, идущий на Запад и взобралась на него. Негативное отношение Горбачева к Хонеккеру привело к тому, что немецкие коллеги воспрепятствовали использованию силы против демонстрантов-оппозиционеров и в конечном счете заменили его на посту главы СЕПГ, после консультаций с Горбачевым, Эгоном Кренцом. Чувствующее, куда дует ветер, окружение отставило Хонеккера и сделало партийным вождем Кренца – немецкого Горбачева.
31 октября Кренц прибыл к Горбачеву в Кремль. Он отнюдь не выглядел триумфатором, его, карьериста, более всего волновало соперничество политика из Дрездена – Ганса Модрова. Кренц знал, что просить помощи советских войск не стоит, но как относительно политической поддержки? Горбачев обещал. После встречи Кренц сказал журналистам, что демонстрации по всей ГДР являются «хорошим знаком», это обновление социализма. Но при этом он добавил, что «та или иная форма защитного щита между ФРГ и ГДР необходима – ведь речь идет о двух социальных системах и двух военных блоках». Кренц вступил на опасную политически тропу – и он уволил две трети членов Политбюро СЕПГ и весь кабинет министров. Руководство ГДР было в агонии. Верные немцы не знали, куда им идти. Кренц открыто спросил Горбачева, что делать. Что делать, знал только один Шеварднадзе – он рекомендовал открыть границы Германской Демократической республики и настоятельно советовал это Горбачеву. Горбачев посоветовал это Кренцу: это «выпустит пар» и «поможет избежать взрыва».
Тот 9 ноября 1989 г. открыл знаменитую берлинскую стену.
В тот день правительство Германской Демократической республики объявило своим гражданам, что они могут без особых разрешений покидать свою страну. После наступления темноты десятки тысяч берлинцев двинулись к берлинской стене. Прожекторы шарили по стене, а оркестры играли безостановочно. Многие «осси» и «весси» еще не знали, что они такие различные. Удивленный мир смотрел на новый сюрприз Горбачева, погрузившегося в «планетарное» мышление.
В этот же день, 9 ноября, Тодора Живкова сменил Петр Младенов. Неделей позже пал лидер чехословацких коммунистов Милош Якеш. И в случае с Младеновым и в ситуации с Якешем именно Горбачев дал зеленый свет переменам.
Первоначальная реакция президента Буша на происходящее в Восточной Европе была на удивление сдержанной. Он не выразил особых эмоций по поводу крушения Берлинской стены. Складывалось впечатление, что он не хотел усугублять травму, нанесенную московским вождям. Буш сделал вид, что относится к происходящему в ГДР как к свидетельству «уверенности социализма в себе».
А в Белом доме Брент Скаукрофт еще не верил в этот маразм, он говорил, что не верит в то, что Горбачев позволит Восточной Германии выйти из Варшавского Договора. Здесь же Роберт Блеквилл предложил называть происходящее «уточнением карты Европы».
Но этого уточнения – за счет воссоединения Большой Германии – не хотели не только, скажем, в Польше. Премьер Маргарет Тэтчер в Москве сказала, что «ни один разумный человек» не может не почувствовать беспокойство, видя перспективу огромной объединенной германской мощи в сердце Европы. Англичане, как и русские, пострадали от Германии. И ныне процесс перемен в Германии идет слишком быстро, «так что мы должны очень осторожно отнестись к происходящему». В этой обстановке даже Эгон Кренц отверг, будучи в Москве, воссоединение Германии как «иллюзию». А Герасимов выпустил коммюнике, в котором утверждал, что Восточная Германия останется членом Организации Варшавского Договора и «стратегическим союзником» СССР.
Письмо, посланное в эти дни Горбачевым Бушу, звучит нехарактерно обеспокоенно. Советский Союз, – пишет Горбачев, – жизненно заинтересован в будущем Германии, и Соединенные Штаты не должны ослаблять внимания на данном направлении, если они желают видеть Германию «спокойной и мирной».
13 ноября 1989 г. президент пригласил на ужин в Белый дом Генри Киссинджера. Бежавший когда-то из Германии Киссинджер испытывал в отношении Германии особые чувства, но сейчас он выступал как старейшина американской дипломатии: «Объединение Германии стало неизбежным… И если немцы увидят нас препятствующими их целям, они заставят нас заплатить цену за это». Принятие курса на существование «двух Германий» в этой ситуации было бы «опасным». Буш ответил, что у Горбачева должны быть несколько красных линий, которые даже он не может переступить. Одна из них – «потеря Восточной Германии – особенно в том случае, если единое германское государство останется в НАТО». Но заплатить за объединение Германии ее нейтралитетом Буш, как и его предшественники в Белом доме, не готов. И потом, он не хотел бы, чтобы ФРГ использовала все свои ресурсы на подъем своих восточных земель.
Скаукрофт и его окружение в Белом доме полагали, что у США нет рычагов воздействия на Восточную Германию. Но Вашингтон реально может воздействовать на Москву. Один из пунктов обсуждения – на предстоящей встрече на Мальте.
ТяньаньмыньВ мае того же года китайские коммунисты решили не сдавать власть, за чем последовала жестокая расправа над студентами на площади Тяньаньмынь. Нет сомнения в том, что Горбачева остро интересовала реакция американцев и Запада в целом: не воспользуются ли они ослаблением позиций СССР в Европе? Для такой обеспокоенности были все основания. Президент Буш заявил о своей заинтересованности событиями в Восточной Европе 17 апреля 1989 г. – в тот самый день, когда «Солидарность» в Польше была легализована. Сразу за этим последовал визит президента Буша в Польшу и Венгрию (июль 1989 г.). И Буш и Бейкер предупреждали относительно негативного эффекта попыток СССР остановить сползание Восточной Европы в западный лагерь.
Глава 11
МАЛЬТА
Целью американской политики должно быть не оказание «помощи» Горбачеву, а взаимодействие с Советским Союзом таким образом, чтобы подталкивать его в направлении, желательном для нас
СНБ США, 13 марта 1989 г.
Волна перемен требует
Советская и американская стороны в сентябре 1989 г. договорились о саммите в середине 1990 г., но Горбачеву не терпелось за счет привлечения внимания к фанфарам встречи на высшем уровне уйти от убийственных вопросов внутреннего разлада. Тем более, что группы специалистов продолжали работать над проблемами обоюдного значения. События в Восточной Европе поражали всех. Нужен был предварительный финиш. Отдышаться. По дипломатическим каналам 31 октября 1989 г. было решено организовать «промежуточную встречу» на полпути 2–3 декабря 1989 г. Такой серединой виделась средиземноморская Мальта. Буш определил эту встречу как «неформальную встречу перед фактическим саммитом в июне 1990 г.»232.
Фантастические перемены в Восточной Европе торопили Горбачева и его американского партнера. Прежний пейзаж «холодной войны» ушел в прошлое. Мальту Горбачев воспринял с величайшим энтузиазмом. Это было, помимо прочего, и удобно: после визита в Италию нужно было проделать незначительный путь, чтобы оказаться на средиземноморском острове. Итак, Милан и Рим в начале декабря 1989 г., а затем саммит на Мальте.