Текст книги "Большая восьмерка: цена вхождения"
Автор книги: Анатолий Уткин
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 44 страниц)
Все это происходило в период наращивания американских сил в районе Персидского залива. По мнению посла Мэтлока, «это был умный способ привлечь внимание Горбачева к тому, что сотрудничество с Соединенными Штатами может быть выгодно для СССР. В наших руках был рычаг воздействия на Горбачева для его движения в верном направлении»316.
Попыткой оказать косвенную помощь Горбачеву было заявление Бейкера 10 сентября 1990 г. относительно того, что Соединенные Штаты «не будут стремиться использовать дезинтеграцию Советского Союза в своих целях». А взамен потребовали ускорения переговоров по обычным вооружениям – Ограничение вооруженных сил в Европе (ОВСЕ). Шеварднадзе пообещал ускорить процесс ОВСЕ через две недели во время встреч в Нью-Йорке.
На этом этапе американское посольство в Москве начало оказывать весомую поддержку так называемому «плану Шаталина», плану перехода к капитализму за 500 дней. Мэтлок предложил своему президенту и государственному секретарю отложить визит крупных бизнесменов до одобрения Горбачевым «плана 500 дней».
Одновременно посол Мэтлок путешествовал по стране, чтобы точнее знать о силах, ее разваливающих. В ноябре 1990 г. он посетил Киев, где председатель украинской Верховной Рады Кравчук сказал ему, что, хотя он и будет участвовать в обсуждениях, но не подпишет новый Союзный договор, проект которого был опубликован 24 ноября 1990 г. В те же дни в Киев прибыл Ельцин и между Украиной и Россией был подписан договор. Посол Мэтлок пригласил на обед руководителей ук-
267
раинского «Руха» («Я считал важным привлечь к ним общественное внимание…Они считали, что любой союзный договор будет лишь промежуточным пунктом на пути к независимости»317. Мэтлок считал ошибкой обращение Горбачева к автономным республикам и придание им статуса «субъектов» нового союза. «Горбачев терял в своей гонке с Ельциным в деле создания федерального союза на добровольной основе. Пытаясь приложить тактику «разделяй и властвуй» к России, он терял время – чего он уже не мог себе позволить»318.
Глава 15
ГОРБАЧЕВ СДАЕТ ПОЗИЦИИ
Горбачев начинает говорить как обманутый жених, которого покинули у алтаря.
Дж. Бейкер,1995
Последнее ура Горбачева
15 октября 1990 г. норвежский Нобелевский комитет присудил Горбачеву Премию мира за 1990-й год. А 1б октября министра обороны СССР Язова посетил американский министр обороны Ричард Чейни. Общение не сделало их друзьями. Ничего похожего на особые отношения Шеварднадзе и Бейкера. Да как могло быть иначе, учитывая задачи обоих министров? Язов мог иметь любые особенности характера, но сознательно разрушать оборонительную систему страны у него не поднималась рука.
Вот как пишут американские исследователи: «Язов полагал, что его задачей является сохранить советскую военную мощь от заклания на алтаре перестройки. Он не скрывал, что ничего хорошего не вышло из дружбы Горбачева с Бушем, или Шеварднадзе с Бейкером, и он не хотел составить подобной пары с американским министром обороны. Язов продолжал жаловаться Дику Чейни на упадок советской военной мощи, на ослабление Советского Союза. Чейни знал, что ему полагается сочувствовать Язову, но он никак не мог даже имитировать это. В частных беседах он называл Язова человеком, лишенным теплоты. Язов ужинал с Чейни на даче министерства обороны под Москвой. В своем хосте Чейни восславил присуждение в 1990 году Нобелевской премии мира Михаилу Горбачеву. «И в зале наступила тишина, словно я сказал что-то неприличное». Присутствующие никак не выражали своего восхищения Нобелевской наградой да и самим Горбачевыми19. Интересно, восхищался бы Чейни Нобелевской премией своего президента, если бы тот разрушил американскую оборонительную систему?
В Кремле Чейни нашел Горбачева «в своей обычной агрессивной форме, но было видно, что бремя власти становится все тяжелее». Чейни поздравил советского президента с присуждением Нобелевской премии, а тот, зная, что министр прибыл от Язова, усомнился в искренности комплимента.
18 октября 1990 г. главный противник битвы в Заливе Примаков прибыл в Вашингтон. Бейкер, «избалованный общением с Шеварднадзе, быстро утомился от Примакова и «отослал» его к президенту Бушу. Президент никак не хотел видеть Примакова, но не принять его могло означать скандал, все-таки он был посланцем Горбачева. Примаков убеждал: «Не загоняйте Саддама в угол… Мы должны оставить ему тропу для отхода». Буш опять перечислил список преступлений Саддама. Примаков предложил сообщить Саддаму, что Вашингтон и Москва собираются сделать в отношении палестино-израильского конфликта – позитивным виделось предложение о созыве конференции по Ближнему Востоку. Буш ответил так: «Я ничего не собираюсь давать Саддаму… Идите и скажите ему, что встретили здесь глухую стену». Через неполный час после прощания Роберт Гейтс (ЦРУ) передал Примакову: «Президент поручил мне сказать, что вы сами выберете время отлета». Посланнику Горбачева без всякого политеса указали на дверь.
Итак, параллельная дипломатическая инициатива оказалась бесплодной, и дело снова взял в свои руки Шеварднадзе. Он спросил в Москве Бейкера 8 ноября: «Какова будет продолжительность войны? Уверены ли вы в успехе?» Затем он выехал на дачу Горбачева в Ново-Огарево. Здесь они вместе с Горбачевым встретили ведомую Бейкером американскую делегацию. Желтого цвета дом едва вместил всех прибывших, среди которых было много американских военных. Беседа была весьма жаркой. Проводив гостей, Горбачев еще долго беседовал с Шеварднадзе. Версии этого разговора отличаются друг от друга. Но утром Шеварднадзе на вопрос корреспондента ответил «округлой» фразой: «Разворачивающаяся ситуация может призвать к действиям». Бейкер мог быть доволен. Миссия Примакова получила удар в спину, советская сторона не выразила даже оговорок.
Ужас потери властиВо второй половине ноября 1990 г. стало казаться, что ужас потери власти пробудит мужскую твердость в президенте Горбачеве. Он бросился в Верховный Совет СССР с предложениями о реорганизации органов государственной власти. Созданный совсем недавно Президентский совет был распущен. Его фактически заменил Совет Безопасности. Большие полномочия были даны Совету Федерации (состоявшему из председателей Верховных советов союзных республик). Явно реализовывалась президентская форма правления. Не было лишь достойного этого поста президента. Царь имел все царские атрибуты, кроме характера. Речь зашла о создании «президентских префектов», которые представляли бы президента в отдельных регионах, возвращая утерянную власть центру. Горбачев, возможно, впервые был похож на вождя, который овладевает секретом власти. 23 ноября он представил проект Союзного договора, в котором власть республик была существенно увеличена, а их лидеры автоматически включались в Совет Федерации.
Но – грозный знак – Украина обусловила свое подписание Союзного договора принятием конституции республики. Четыре республики оставили за собой право создать собственные вооруженные силы (Россия, Украина, Белоруссия, Армения). И все зарезервировали за собой право вести собственную внешнюю политику. Украина, Белоруссия и Молдавия объявили о своем принципиальном нейтралитете; Украина и Белоруссия – о безъядерном статусе. Возможно, критическим ударом нового феодализма по поникшей великой стране был договор, подписанный Россией и Украиной в противодействие Центру. Ельцин специально ездил в Киев, чтобы подписать этот документ, в котором не поминался ни Советский Союз, ни Союзный Договор.
Левые не дремали тоже. 18 ноября группа депутатов-демократов призвала Горбачева либо начать реформы, либо уйти в отставку. На следующий день 53 депутата – консерватора (включая секретаря ЦК по ВПК Бакланова, маршала Куликова (23 года командовавшего войсками ОВД), начальника генерального штаба генерала Моисеева, командующего ВМФ адмирала Чернавина, командующего сухопутными войсками генерала Варенникова, командующего внутренними войсками генерала Шаталина, несколько членов Академии наук (к ним примыкал и патриарх Алексий Второй) потребовали осторожного отношения к оборонительной системе страны.
Задыхающийся Горбачев 23 ноября предупредил о надвигающемся «параличе власти». Не поздно ли он понял это? Полугодом ранее такая оценка имела бы, возможно, решающее значение. Сейчас же силы развала оседлали гоголевскую тройку обезумевшей России. Несколько недель злосчастный вождь пытался обратиться к силе. 27 июня 1990 г. маршал Язов в телевизионном обращении объявил о поручении Горбачева использовать, в случае необходимости, воинскую силу с целью защиты государственных учреждений, памятников, коммуникаций и охраны жизнедеятельности военнослужащих. Верховный Совет осудил государственный саботаж. В январе 1991 г. КГБ получил дополнительные полномочия. 2 декабря 1990 г. вместо хитрого игрока Бакатина министром внутренних дел стал глава Латвийской компартии Борис Пуго. Его заместителем стал генерал Борис Громов – герой афганской войны, жестко критиковавший Эдуарда Шеварднадзе на партийном съезде в июле. Патриотов Советского Союза стало охватывать отчаяние. В конце ноября 1990 г. министр обороны Язов появился на национальном телевидении с предостережением, что советские войска прибегнут в случае нападения на них к самозащите. Через несколько дней глава КГБ Владимир Крючков выступил по национальному телевидению с предупреждением: Советский Союз находится под угрозой дезинтеграции. «Быть иль не быть – вот выбор для великого государства».
Самые сильные слова Михаил Горбачев сказал 17 декабря 1990 г. на Съезде народных депутатов. Казалось, что наконец-то он прозрел. Горбачев предупредил депутатов о «темных силах» национализма и потребовал проведения народного референдума в каждой из отдельно взятых республик, будучи уверенным, что народная масса стоит за Союз. Горбачев сказал, что страна нуждается в 12–18 месяцах твердого политического правления, чтобы избежать дезинтеграции320.
Буквально посередине этих приготовлений к государственной жесткости ведущий соратник Горбачева Шеварднадзе 20 декабря 1990 г. сделал неожиданный для всех, включая Горбачева, жест – ушел в отставку, пугая присутствующих наступающей диктатурой.
Согласно одной из версий (реалистичной) Горбачев начал испытывать очевидную ревность в отношении постоянной популярности Шеварднадзе и намеревался нейтрализовать его посредством «повышения» своего грузинского друга до поста вице-президента СССР – чтобы увести его от внешней политики и из центра общественного внимания. Шеварднадзе слышал об этом от многих третьих лиц, пока Горбачев сам не сказал ему об этом. Шеварднадзе решил не дожидаться того, что он считал моментом унижения и предвосхитить горбачевское решение своим поступком. Другой источник говорит, что Горбачев предложил Шеварднадзе пост вице-президента, но Шеварднадзе усмотрел в этом «западню» и, зная, что Горбачев более не считает его полезным, решил предвосхитить события321.
Президент Буш тем временем был занят событиями на Ближнем Востоке. Возможно, что именно эта занятость исключила его раннее вмешательство во внутрисоветский разлад этапа ельцинского подъема. В условиях войны Буш должен был сдерживать Горбачева и держаться его, не соблазняясь контактами с теми, кто уже был готов начать терзать великую страну. Но и бездействие действовало на престиж Горбачева негативно: что дала Советскому Союзу мнимая доброжелательность Запада, когда ситуация в самой стране становилась все более грозной. В июле Ельцин совещался с прибалтийскими раскольниками в Юрмале, теперь – с помощью Ельцина – определенно устремившимися прочь из Советского Союза. Украина объявила о своем суверенитете. Армянское национальное собрание отвергло по видимости суровый декрет Горбачева, требовавший разоружения армянской армии.
А с противоположного политического фланга Александр Яковлев предупреждал о грядущем наступлении «консервативных и реакционных сил». «Московские новости» писали о «ползучем военном путче».
Как погибла Советская армияРешающим обстоятельством стало подписание на встрече глав стран-членов ОБСЕ в Париже Договора об обычных вооруженных сих и вооружениях в Европе (ОВСЕ). Речь шла об огромных сокращениях обычных вооружений и вооруженных сил на территории от Атлантики до Урала. Советское превосходство на территории, дважды в течение одного столетия подвергавшейся варварскому нашествию, обескровившему Россию, было решением Горбачева, Шеварднадзе и найденных ими военных спецов низведено на нет.
В истории ограничений вооружений, в мировой истории ничего подобного не имело места никогда. Согласно этому неслыханному Договору, Москва согласилась сократить численность своих танков, орудий и бронетранспортеров на 70 процентов.
К моменту подписания этого Договора в ноябре 1990 г. Москва уже выводила части Советской армии из Венгрии и Чехословакии (вывод завершится в 1991 г) и из восточных земель Германии (здесь вывод войск завершался в 1994 г.).
У западных законников, обсуждавших проблему сокращения войск, сложилось странное впечатление, что «противоположная сторона попросту умерла»322. Ко времени подписания Договора ОВСЕ одна из держав – ГДР – канула в лету, а пять других членов ОВД изменили свое наименование.
Перед подписанием договора ОВСЕ в ноябре 1990 г. советские военные на свой страх и риск переместили танки и артиллерийские установки за Урал, в Азию, что «не соответствовало духу договора». Маршал Язов пытался спасти хотя бы часть отечественных вооружений, хотя бы несколько тысяч из десятков тысяч, предназначенных к уничтожению. Некоторые части были названы военно-морской обороной государства. Думаете, Шеварднадзе стоял на стороне своего большого отечества, которое он номинально представлял?
Представлявший Вашингтон глава американской делегации на переговорах Джеймс Вулси встретил в Москве всю верхушку советского военного командования, начиная с министра обороны маршала Язова и генерала Моисеева (начальника Генерального Штаба). Они стояли в Министерстве обороны на фоне гигантского панно, изображавшего Александра Невского после победы над крестоносцами на Чудском озере.
Язов объявил, что не собирается ограничивать военно-морские войска. Маша рукой перед Вулси, Язов сказал, что столь огромные ограничения возможны только в будущем, когда можно будет ограничить численность американских авианосных соединений и подводных лодок. Пришедший в неистовство Вулси отвел руку Язова и сказал: «Только через мой труп!» Когда это перевели на русский, маршал усмехнулся: «Возможно, что и так». Тогда Вулси обвинил советское военное руководство в «сознательно ложной интерпретации» подписанного договора. Язов постучал по груди и сказал: «Только через мой труп!»
Шеварднадзе с 10 декабря 1990 г. грелся под техасским солнцем, встречаясь в 23-й раз с госсекретарем Бейкером. Вулси, вернувшись в Техас, стал жаловаться на поведение советских военных. Догадайтесь, кому? Он жаловался Шеварднадзе: советские военные, мол, переводят оружие за Урал, в азиатскую часть. «Вы должны уничтожить это оружие в Европе». Бейкер был раздражен этими стенаниями. Он, а не советский министр, резко остановил Вулси: сейчас у Бейкера накануне войны в Персидском заливе, были более важные дела. Бейкер произнес сквозь сжатые губы: «Вулси, заткнитесь. Вы заставляете нас терять время».
Даже Объединенный комитет начальников штабов не мог с поощрением смотреть на самоубийство второй армии мира, совершаемое Шеварднадзе и ему подобными. А Бейкер сказал, что у него осталась горечь во рту.
Никогда еще он не выглядел столь отвратительно. Пепельный цвет лица и темные круги под глазами. Прислуживание другим стоит дорого. Довольно неожиданно Шеварднадзе потребовал созыва конференции по Ближнему Востоку. Бейкер ответил, что «не время». Едва ли украшает министра иностранных дел СССР откровенность во время частной беседы с Бейкером: разве Бейкер не понимает, под каким давлением Шеварднадзе находится в Москве в свете поддержки американцев в Персидском заливе? Вот почему он вынужден требовать созыва конференции по региону. При этом Шеварднадзе выбросил вперед обе руки: «Я понимаю вашу позицию! Я не пытаюсь вас отговорить». И приказал представителю СССР в Совете Безопасности ООН Юлию Воронцову отложить выдвижение советского предложения, замедляющего американские военные действия в Персидском заливе.
Бейкер пытался отвлечь жалкого министра от горестных дум и показал ему центр космической связи имени Джонсона. Выслуживавшийся перед американцами, Шеварднадзе протестовал перед президентом Горбачевым, а тот поручил изучить дело выполнения Договора ОВСЕ маршалу Ахромееву. Тот доложил, что указанные действия не противоречат договору. Горбачев потерял к делу интерес, что вызвало негодование Шеварднадзе123. Министр посетил Белый дом 12 декабря 1990 г. Он потрогал рождественские украшения на елке и договорился о трехдневном визите в США Горбачева в феврале наступающего года. В качестве рождественского подарка президент Буш подписал кредитную гарантию на один миллиард долларов для закупок сельхозпродуктов в Америке.
Кульминацией процесса сближения «новой» Европы была встреча глав стран ОБСЕ в Париже 19–21 ноября 1990 г. с ее финальным документом – Декларацией о безблоковой Европе, в которой были такие слова: «Конец эры конфронтации… – Нет больше противников…Будет построено новое партнерство… Безопасность неделима»324.
Безблоковая Европа. Восток выполнил свое обещание и уничтожил свой блок – ОВД. А что же Запад? Никто в НАТО и не думал здесь реализовывать безблоковую Европу. Признаемся в собственной глупости.
Горечь общественного негодованияВ своих воспоминаниях Шеварднадзе пишет: «Год 1990 был равен нескольким десятилетиям. Мы жили, не успевая отдышаться, занятые многочисленными внешними заботами и находясь под постоянным внутренним давлением». Если задача
275
высокооплачиваемых дипломатов – защитить свою страну, то в этом, 1990-м году советская дипломатия проиграла все, что только можно было проиграть. И пыталась при этом придать своим диким поражениям некую маску триумфа, оцененного Нобелевским комитетом в Осло.
Внутри страны дипломатическая служба всегда пользовалась уважением. Но отходы и поражения стали столь очевидны, что никакая риторика не могла их скрыть. Начинается массовое разочарование в людях со Смоленской площади. Первые удары по ней были нанесены на Пленуме Центрального Комитета КПСС в феврале 1990 г. и достигли качеств общественного урагана на июльском пленуме ЦК, где гневом была встречена потеря Восточной Европы. Шеварднадзе: «Теперь я стал козлом отпущения. Создатель и охранитель этой системы, достигший ее вершины, я был теперь изгоем, обреченным на безжалостное третирование». В последние месяцы Шеварднадзе жил с ощущением, что требования прибалтов, германское объединение. кризис в Персидском заливе и растущие другие проблемы стали «столь интенсивными», что Шеварднадзе решил для себя «не отвлекаться на критическую защиту своих деяний. Караван идет…»
Но у него появилось четкое ощущение того, что приближается некий финиш, который сокрушит его бесславные дела. «Мне стало трудно смотреть моим партнерам в глаза. Я не мог объяснить им неожиданного осложнения всего происходящего, возникающую опасность крушения уже достигнутых соглашений». Шеварднадзе теряет доверие и Горбачева, предлагающего ему, как уже говорилось, уйти на пост вице-президента. Западные авторы называют это предложение «шагом, достойным Макиавелли»325: Став вице-президентом, он уйдет отвечать за внутренние дела и очень быстро станет всеобщим «козлом отпущения».
17 декабря 1990 г. Горбачев открыл сессию Съезда народных депутатов. «Мы недооценили глубину кризиса нашего общества». Горбачев потребовал дополнительных полномочий. Все тогда думали, что эти полномочия ему нужны.
Исторический фарсЧеловек с рабской душой, министр иностранных дел Шеварднадзе предупреждал посла Мэтлока, что в случае кризиса уйдет в отставку – ведь на июльском съезде уже восемьсот человек проголосовали против него. «Днем ранее несколько товарищей предложили выпустить декларацию, «запрещающую руководству страны посылать войска в Персидский залив…. Это переполнило мою чашу терпения». Рано утром 20 декабря 1990 года, едва встав с постели, он наметил тезисы своего выступления. Тарасенко сообщил американскому послу, что Шеварднадзе заранее ни с кем не советовался, только с женой, детьми и двумя помощниками – Теймуразом Степановым и Сергеем Тарасенко. Все согласились, что Шеварднадзе лучше уйти. При этом ни слова Горбачеву. Один из заместителей Шеварднадзе – Александр Белоногов прибыл к американскому послу в Спасо-хауз, где его спросили: может ли Шеварднадзе передумать?
На трибуне Шеварднадзе оценил требование Горбачева в отношении новых полномочий как «грядущий приход диктатуры. Никто не знает, какой будет эта диктатура и каким будет тип диктатора…. Я хочу сделать следующее заявление: я ухожу в отставку…Это мой долг как коммуниста».
Выйдя на трибуну Дворца съездов, Горбачев сказал, что его более всего обидело то обстоятельство, что Шеварднадзе не оповестил о своем решении его. Горбачев может только осудить выходку Шеварднадзе и манеру, в которой она была сделана. Он высмеял «страхи перед диктатурой» – «У меня нет о ней сведений». Мэтлок считал, что драматизм происходящего требовал своего Шекспира. С точки зрения американского посла, Шеварднадзе «достиг блестящих успехов во внешней политике перестройки». Призванный к американскому послу помощник Шеварднадзе Сергей Тарасенко сообщил, что его босс рассматривал возможность ухода в течение года. Его возмутило отсутствие поддержки со стороны Горбачева, когда военные начали критиковать его договоренности с Западом. Речь шла о Договоре по обычным вооруженным силам в Европе, о возможности перемещения обычных вооруженных сил за Урал. Конечно же, июньский Договор об обычных вооруженных силах в Европе потряс многих, как военных, так и невоенных. Шеварднадзе был жестко нелюбим высшими военными авторитетами за свою небрежную и легкомысленную готовность сделать «приятное» западным партнерам за счет своей страны.
Американцы интересовались прежде всего тем, о каком заговоре говорил Шеварднадзе. Выяснилось, что ни о каком конкретном он не говорил, он имел в виду общую атмосферу в стране, когда казалось, что Горбачев поворачивает вправо.
Бейкеру сообщили об уходе Шеварднадзе в половине шестого утра. Госсекретарь немедленно позвонил в Москву, но Шеварднадзе не подходил к телефону. Они поговорили чуть позже, и Шеварднадзе согласился не оставлять свой пост во время февральской встречи Горбачева – Буша. Буш и Скаукрофт увидели в происходящем «попытку Горбачева найти путь посреди – между «реформаторами и реакционерами, словно такой путь существует». Буш из Кэмп-Дэвида звонил очень многим, но Горбачева среди его собеседников не было очень долго. И все же Скаукрофт убедил его сделать звонок в Москву. Президенты говорили тринадцать минут, ограничивая себя пожеланиями счастливого Нового года.
Посол Бессмертных написал министру от руки: «Дорогой Эдуард Амвросиевич, я предлагаю вам забрать назад ваше заявление. Это было бы лучше для нашей внешней политики и для всей международной ситуации. Я в этом твердо уверен. Держитесь за ваш пост. Саша».
На той же трибуне, где стоял Шеварднадзе, глава КГБ Крючков 22 декабря обвинил западные разведки в попытках осуществить коллапс Советского Союза. Он признал вероятие кровопролития в расстроенной стране. Конкретно в текущий момент речь шла о предотвращении создания Молдавией своей собственной армии. На Днестре складывалась грозовая ситуация.
25 декабря 1990 г. Съезд народных депутатов одобрил расширение президентских полномочий Горбачева; он согласился с необходимостью проведения национального референдума по вопросу о Союзном договоре. 27 декабря под давлением Горбачева вице-президентом во втором голосовании был избран выдвинутый Горбачевым Янаев.
Накануне 1991 года Буш и Горбачев обменялись посланиями. Горбачев посчитал нужным послать президенту Бушу-старшему специальное письмо с уверениями, что никакого изменения во внешнеполитичском курсе не произойдет326. Горбачев назвал 1990-й год как «один из самых тяжелых в нашей истории». В этом году противостояние в Европе сменилось полным американским преобладанием. Шеварднадзе уведомил американцев, что изменения курса в отношении Соединенных Штатов не предвидится. Американцы поверили в это, когда узнали тремя неделями позже, что на пост министра иностранных дел назначен хорошо им известный посол СССР в США Александр Бессмертных.
Президент Буш посчитал нужным позвонить Горбачеву в первый день нового года. Они обсуждали ход переговоров по стратегическим вооружениям и ситуацию в Персидском заливе. Государственный секретарь Бейкер 4 февраля 1991 г. послал Шеварднадзе (еще временно занимавшему свой пост) соображения о проблемах стратегических вооружений. Контроль над вооружениями и операция в Персидском заливе затмили все прочее.
Но более существенным уже было следующее. Еще в 1989 г. Брент Скаукрофт тихо создал специальную группу по наблюдению за национальными проблемами в Советском Союзе. Он дал инструкцию ветерану ЦРУ Роберту Гейтсу «взять на себя функции наблюдателя за Кремлем, сдуть пыль с магического шара предсказаний и начать задавать себе вопросы о различных вариантах возможного кошмара»127. Гейтс создал два межведомственных комитета; первый возглавил он сам, второй – Кондолиза Райс. Самым главным был вопрос о будущем советских ядерных сил. ЦРУ знало о механизмах сдерживания попыток завладения этим оружием посредством сложных кодов и идентификационных приспособлений.
Американцев больше волновала возможность овладения тактическим ядерным оружием некими региональными национальными деятелями, способы использования которого были гораздо проще. Что же касается общей оценки «антисецессионного» курса Горбачева в Прибалтике и повсюду, то 24 января 1991 г. ЦРУ давало такую оценку: «Горбачев начал конфликт без явственно просматриваемой программы и с малоощутимыми шансами на успех. Едва ли ему удастся избежать расплаты за процесс, который он сам же и начал и главной жертвой которого он, вероятнее всего, и будет»328.
Американская разведка уже тогда определила то, чего советские либералы не желали (и не желают) признавать долгие годы – тогда и потом. Роберт Гейтс «Ежедневная жизнь во многих отношениях была счастливее при старом сталинском режиме. В будущем русские оценят либерализацию как хаос. Чем дальше зайдет Горбачев, тем сложнее будет для последующего лидера, более решительного и более умелого, чем Горбачев, призвать население снова помогать проводить реформы». Найдите либеральный мыслительный центр в России, оценки и выводы которого хотя бы немного напоминают выводы ЦРУ.