Текст книги "Большая восьмерка: цена вхождения"

Автор книги: Анатолий Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 44 страниц)

Ложные ценности

А Горбачев спал и видел себя в Лондоне творцом нового мира, сопровождаемого овациями, в огнях мировой рампы. За это он готов был отдать все. Как жалко, что события дома не позволяли забыться в этой сладкой дреме. Испрашиваемые дополнительные полномочия главе кабинета министров Валентину Павлову даются только президенту. Павлов, произнося свою речь на открытом форуме, объяснял желающим, что предварительного согласия с Горбачевым он не достиг. Обсуждение было закрытым. Требование особых полномочий было поддержано министром обороны Язовым, председателем КГБ Крючковым, министром внутренних дел Пуго. Выдержки из их речей немедленно попали в прессу. Горбачев был в своей прежней манере, осененный неистребимой верой, что трудности развеются, так или иначе. Его завидный характер не допускал поражения даже в мыслях; он и не пытался встать на сторону своих четырех наиболее важных министров. У наблюдателей сложилось впечатление, что министры находятся в тайном сговоре со своим президентом (который, как назначил их на их высокие посты, так и волен был уволить их).

Американское посольство не верило в сговор. Мэтлок и его подчиненные знали, насколько ревнив Горбачев в отношении посягательств на верховную власть. Они не верили, что Горбачев по собственной воле собирается резко увеличить полномочия своего премьер-министра. Американские дипломаты бросились к своим советским информантам в поисках ответа на необъяснимую для них ситуацию. Политики, дипломаты и журналисты приглашались в квартиры американцев, в рестораны, в резиденцию посла. Мэтлок пригласил в Спасо-хауз нескольких политических деятелей, включая мэра Москвы Попова, только что победившего на выборах – в один день с Ельциным – 12 июня 1991 года. (Только что избранный президентом Ельцин находился с визитом в Соединенных Штатах. Президент Буш пригласил его на завтрак.)

Демократический мэр Москвы Попов, нарушив этикет, задержался с прибытием в Спасо-хауз и прибыл в московскую резиденцию американского посла в час дня. Он принял поздравления с избранием, но пить ничего не стал. Слуга принес в библиотеку кофе. Попов был явно взволнован, он ждал, когда слуга затворит дверь и, не прекращая разговор, взял лист бумаги и написал на нем заглавными русскими буквами: «ОРГАНИЗОВАН ЗАГОВОР С ЦЕЛЬЮ СВЕРЖЕНИЯ ГОРБАЧЕВА. МЫ ДОЛЖНЫ СВЯЗАТЬСЯ С БОРИСОМ НИКОЛАЕВИЧЕМ». Он вручил бумагу послу Мэтлоку. Не меняя тембра голоса, Мэтлок написал на том же листе бумаги: «Я ПОШЛЮ СООБЩЕНИЕ. НО КТО СТОИТ ЗА ЗАГОВОРОМ?» Попов взглянул на слова посла и начертал: «ПАВЛОВ, КРЮЧКОВ, ЯЗОВ, ЛУКЬЯНОВ». После этого Попов порвал бумагу на мелкие части и быстро отбыл.

Посол Мэтлок быстро написал сообщение, поместил его в конверт и отправил с нарочным своему заместителю Джиму Коллинзу с приказом немедленно переслать сообщение в Вашингтон самым быстрым и надежным способом. Оно отправилось наиболее совершенной американской системой STU-3 Лоуренсу Иглбергеру а от того – в Берлин к гостившему там государственному секретарю Джеймсу Бейкеру затем к помощнику президента по национальной безопасности Бренту Скаукрофту и, наконец, к президенту Джорджу Бушу-старшему До встречи Буша с Ельциным оставалось несколько часов. Заполдень в Спасо-Хаузе зазвенел звонок специального телефона. Заместитель госсекретаря Роберт Киммит сказал Мэтлоку что Ельцин получит сообщение, но президент приказывает своему послу немедленно навестить Горбачева и предупредить его. Мэтлок просил никому не сообщать источник его информации. Условились не сообщать Горбачеву об источнике, предупреждающем его об опасности.

В это время Бейкер и Бессмертных проводили совместную пресс-конференцию в саду резиденции американского посла в Берлине. Как только Бессмертных покинул помещение, Деннис Росс прочитал телеграмму, отвел Бейкера в сторону и показал ему текст. Бейкер воспринял предупреждение Попова серьезно – у того, как у мэра Москвы, были обширные связи в партии, КГБ, среди военных. Американцы оказались в непростом положении. Если четко следовать просьбе Попова, нужно было спешно искать Ельцина. Но не лучше ли предупредить Горбачева прежде всего? А как? Бейкер полагал, что лучше всего через Бессмертных. Буш также считал, что нужно оповестить Горбачева.

Бейкер позвонил Бессмертных: «У меня к вам есть нечто срочное». Сумев обойти своих телохранителей, Бессмертных прибыл к Бейкеру на посольской, а не министерской машине в отель «Интерконтиненталь».

Мэтлок считает, что в данной ситуации «и президент и госсекретарь» действовали наивно и по-любительски. Так, государственный секретарь Бейкер настоял на экстренной встрече с министром иностранных дел СССР Бессмертных. «Каждому, имеющему элементарные знания о советской системе, должно было быть ясно, что Бессмертных не мог предупредить Горбачева. Все советские официальные коммуникации контролировались КГБ, а одним из главных заговорщиков в данном случае был сам шеф КГБ… Предупреждать Бессмертных было вершиной глупости. Как мог Бессмертных, не имея конкретных доказательств, обвинять ближайшего коллегу по кабинету министров?» ³⁸³ Бейкер был беспечен, а президент Буш неосторожен. Когда он звонил по телефону Горбачеву, то «доложил», что Ельцин «не сделал ничего нелояльного в Вашингтоне». Эта телефонная линия контролировалась КГБ.

А в Москве Мэтлок позвонил Черняеву, указывая на экстренную важность того, с чем он готов прийти к Горбачеву. Через несколько минут из Кремля последовало сообщение, что посол Мэтлок может прибыть немедленно – и пусть поспешит, Горбачев собирается отбывать. В кабинет президента СССР Мэтлок зашел вместе с Черняевым, который, пребывая в легком настроении, представил его как «товарища посла». Большим диссонансом всему этому был переход к столь грозным предупреждениям. Все сели за длинный стол кабинета, к которому посол, собственно, уже привык Мэтлок сидел лицом к окну, Горбачев и Черняев – напротив. Горбачев спросил, зачем президент Буш послал в Кремль своего посла.

Именно тогда Мэтлок начал заготовленную короткую речь. «Господин президент, президент Буш попросил меня уведомить вас о недавно полученном нами докладе, который очень обеспокоил нас, хотя мы еще не нашли ему подтверждения. Доклад основан более чем на слухах, но менее, чем на определенной информации. Речь идет о том, что предпринимаются усилия по вашему свержению, это может произойти в любое время даже на этой неделе»³⁸⁴.

Горбачев покачал головой, усмехнулся, затем снова стал серьезным. «Скажите президенту Бушу, что я тронут. В течение некоторого времени я чувствовал, что мы просто партнеры, но сейчас он доказал свою дружбу. Спасибо за его заботу. Он сделал то, что должен сделать друг. Но скажите ему, чтобы он не беспокоился. Я держу все в руках. Вы увидите это завтра». Мэтлок сказал ему, что рад узнать, что предостережения не имеют под собой оснований. «Как я уже сказал, мы не можем в настоящее время подтвердить свои слова, хотя дело кажется серьезным и стоящим внимания». Дальнейшее Горбачев посвятил тому, что он любил более всего, – нескончаемому монологу. Да, ходят слухи о возможности свержения правительства. Времена неспокойные. Павлов – компетентный экономист, но неопытный политик, и еще учится на своем посту. Он уже осознал сделанную им ошибку. Наметилось (тут Горбачев был в своей тарелке. – А. У.) движение к консенсусу. Подходы к примирению найдены даже с Ельциным. Общество своим голосованием за Ельцина выразило желание экономических реформ, но никто в обществе не желает политического противостояния.

При этом Горбачев признал, что у него есть противники, как в обществе, так и в парламенте. Часть этих противников входила во фракцию «Союз». Многие из них несдержанны на язык. Горбачев предполагал, что именно они послужили источником для американцев. Горбачев в очередной раз повторял, что «держит ситуацию под контролем». И действительно, на следующий день, своим выступлением в Верховном Совете СССР против инициативы Павлова Горбачев добился отказа в предоставлении Павлову дополнительных полномочий.

Буш «неосторожно» обмолвился об источнике. Заметим, что эту ошибку сделал прежний глава ЦРУ. Когда Горбачев встретил Попова во время визита Буша в Москву, он указал на него пальцем и строго спросил: «Почему вы рассказываете сказки американцам?»

С точки зрения Мэтлока, высшие государственные лица США допустили ошибки, а Горбачев при этом «вел себя как сомнамбула». Министр Бессмертных возвратился в Москву 21 июня 1991 г. и шествовал рядом с Горбачевым при возложении венков. Стоя рядом в процессии, в течение нескольких секунд он рассказал Горбачеву о своей беседе в Берлине с Бейкером и спросил, получил ли президент его предупреждение? Горбачев заверил, что имел «соответствующую беседу». Горбачев при этом задал вопрос, говорил ли Бейкер об определенной дате? Бессмертных ответил, что нет, но что речь шла о событиях, которые могут произойти в любое время».

Лондонский саммит

Заместитель советника по национальной безопасности Роберт Гейтс накануне саммита сказал, что Соединенные Штаты уже не имеют соперников в экономической, политической, военной и культурной сферах. «Сегодня никто не оспаривает реальность существования лишь одной сверхдержавы и ее лидерства в мире»³⁸⁵. Гартхоф полагает, что, сказанные в Канаде, эти слова были «кричаще недипломатичными визави Советский Союз и очень сомнительны для американского официального лица, выступающего в Канаде»³⁸⁶.

В середине июня 1991 г. хозяин встречи – британский премьер Джон Мейджор пригласил Горбачева встретиться с семью западными лидерами как гость, после окончания формольных заседаний, а не как член группы. Это означает, что Горбачева сдали не только англичане, но президент Буш, президент Миттеран и канцлер Коль. «Группа семи утерла нос Горбачеву»³⁸⁷.

Боясь ответа, посол Мэтлок все же спросил Горбачева, столько мечтавшего о полнокровном участии в «клубе восьми», как он себя чувствует перед лондонской встречей 17–18 июля 1991 г. Посол ожидал потока обид. Ничего подобного. «Горбачев ответил, что чувствует себя очень хорошо: программа, которую он получил, сверстана весьма умело, он ожидает очень важные дискуссии, некоторые критические по важности решения». Удовольствие от предвкушения казалось подлинным; наконец-то он играет в высшей лиге мировой политики даже в обсуждении экономических проблем. Он выглядел превосходно отдохнувшим и уверенным в себе – несмотря на все испытания последних месяцев… Когда я отъезжал из Волынского, я был уверен в успехе решений по стратегическим вопросам ядерной сферы» – Горбачев поправит кого надо среди военных, специалистов и дипломатов.

Нет сомнений в том, что, пожертвовав стольким в пользу Запада, Горбачев хотел быть принятым на встрече G-7 как равный среди равных. Этого в 1991 г. не получилось. Мировая пресса писала, что Горбачев прибыл в Лондон со шляпой в руке, с протянутой рукой, просящим западной помощи. Сформировался, мол, новый тип: «нищий коммунист». Горбачев немало усилий потратил, чтобы не обращать внимания на обидные образы. Еще до формального начала встречи президент Буш постарался предупредить своего советского партнера не просить о крупномасштабной помощи – в форме ли стабилизационного фонда рубля, реструктуризации общего советского долга, займов на закупки западных потребительских товаров. В начале июня 1991 г. в Кремль было послано специальное письмо на этот счет.

Эд Хьюэтт встретился с Андреем Кокошиным из Института США и Канады, готовившим президента к Лондону: «Андрей, ради бога, не просите денег». Накануне поездки Горбачев говорил помощникам, что, наверное, не следует ехать вообще; он не хочет, чтобы его «учили как школьника» Все это в конечном счете заставляло Горбачева «ощетиниться» и «двигаться вперед». Уже накануне встречи Горбачев попросил экономической помощи. За день до начала встречи он выдвинул просьбу о членстве СССР в Международном валютном фонде. (Между прочим, Горбачев знал об отрицательном отношении к этому американцев, но, как часто бывало с ним, пошел напролом³⁸⁸.)

Решающей видится встреча Горбачева с Бушем в полдень 17 июля 1991 года. Горбачев, судя по всему, решил «обязать» президента Буша уступками в сфере стратегических вооружений. Последние детали Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ) были согласованы как раз к тому моменту, когда бронированный лимузин «ЗиЛ-117» въехал в Винфилд-Хауз – резиденцию американского посла в Лондоне, где остановился президент Буш. (Теперь было ясно, что визит американского президента в Москву состоится – решено главное). И дальнейшее американские специалисты живописуют как накат бестактности Горбачева. Да, он был мил еще несколько минут назад, когда уступал в стратегической сфере, но теперь становился бестактным, потому что принял позу просителя, да еще готового к укорам.

Во время первого же ланча с Бушем в Винфилд-Хаузе Горбачев пошел в атаку, задав присутствующим вопрос: Каким они хотят видеть Советский Союз в будущем? Он и его помощники долгое время считали, что в долговременных интересах Советского Союза иметь Соединенные Штаты здоровыми и процветающими. «А вот теперь не ясно, желают ли того же Соединенные Штаты нам».

Заметки за ланчем делал Черняев: «Я знаю, что президент Соединенных Штатов – серьезный человек. Он думает о политической приложимости своих решений и не склонен к импровизациям. Что касается политики в области безопасности, мы уже совершили немало. В то же время у меня сложилось впечатление, что мой друг, президент Соединенных Штатов еще не пришел к окончательному ответу на вопрос: Каким Соединенные Штаты желают видеть Советский Союз? Пока мы не дадим ответа на этот вопрос, многие проблемы в наших отношениях невозможно будет прояснить». В этом пункте Черняев отмечает гримасу неудовольствия на лице Буша, кровь прилила к лицу американского президента. Горбачев стал видеться как слон в посудной лавке. Но остановить Горбачева было уже невозможно.

«Итак, я спрашиваю: чего Джордж Буш желает от меня? Если мои коллеги по «семерке» говорят мне при встрече, что им нравится то, что я делаю и они хотят помочь мне, но вначале я должен сам решить свои собственные задачи, я обязан сказать им, что мы решаем общие задачи. Не странно ли, что сто миллиардов долларов было истрачено на решение регионального конфликта. На эти программы деньги нашли. Но вот перед нами проект трансформации всего Советского Союза, придание ему совершенно нового качества, введение его в мировую экономику⁷ с тем, чтобы он перестал быть разрушительной силой и источником угроз. Не было еще задачи более великой и важной!»

Буш ответил, что вопрос действительно неясен. Соединенные Штаты желают видеть Советский Союз «демократическим и ориентированным на рынок».

В этом месте Черняев отмечает чрезвычайную холодность Буша. Он говорит, что, видимо недостаточно четко изложил свое понимание насущных проблем. Не все в США разделяют благорасположение к СССР. Но США не хотят коллапса Советского Союза. И ясно, что Буш задет и разозлен. Они уже смотрели на Горбачева почти как на политического покойника, а тот щебетал, словно сам не ослабил свою страну. По возвращении в Вашингтон Буш сказал о Горбачеве-. «Он потерял связь с реальностью»³⁸⁹.

Что же касается Горбачева, то он словно просыпается от долгого сна веры в то, что его уступки дают ему право на невероятную дружбу могучей заокеанской державы. Мэтлок немало рассуждает о том, как то, что казалось Горбачеву «глубокой дружбой, в большинстве решающих случаев просто разочаровывало»³⁹⁰. По мнению Черняева, в Лондоне Горбачев испытал подлинно глубокое разочарование³⁹¹. Чем объяснить все это? Сам Горбачев, столь словоохотливый, на эту тему обычно просто молчит. По мнению Мэтлока, Горбачев «психологически не был способен выразить свои глубокие, возможно полуосознанные желания, а если бы смог – то подписал бы себе смертный приговор».

Во время встреч с другими лидерами «семерки» Горбачев слышал многократно, что он сделал много хорошего для Запада, но это вовсе не основание для того, чтобы надеяться на поток денег, поддерживающий рубль и наполняющий полки советских магазинов товарами.

Выступая как бы от лица Горбачева, Мэтлок признает: «Я взял на себя советских военных руководителей и заставлял их – иногда обманывал их, – чтобы заставить их делать то, что мне казалось необходимым. Я отказался использовать угрозу применения силы в Восточной Европе. Я создал философию, утверждающую, что окончание «холодной войны» в наших интересах. Я не заметил того, чтобы американский президент очень уж помог мне в этом³⁹². Более того, признает Мэтлок, «в 1991 г. Буш искал причины не помогать Советскому Союзу. Горбачев ощущал это нежелание».

Историческим фактом является, что в час отчаяния Горбачева «великолепная семерка» западных государств не создала пакета общей помощи, а в МВФ Советскому Союзу был предоставлен только статус специального ассоциативного членства. Такова была благодарность Запада на еще дымящихся останках Восточного блока: в феврале 1991 г. страны Организации Варшавского Договора согласились на роспуск военной организации союза, а 1 июля 1991 г. Варшавский Договор был по всеобщему согласию распущен. Советские войска завершили выход из Чехословакии и Венгрии, вывод войск из ГДР и Польши шел своим ходом. Советские войска покидали даже Монголию.

Маршал Язов был первым советским министром обороны, который посетил КНР с официальным визитом.

Горбачев покинул Лондон обиженным и уязвленным. На эту тему Скаукрофт говорил Бушу: «Горбачев приехал собирать то, что он – совершенно очевидно – чувствовал, что мы должны ему, но он не смог представить свое дело убедительным образом. Складывается впечатление, что он не понимает сложности проблемы»³⁹³. На что Буш ответил: «Он всегда был наилучшим продавцом самого себя, он умело себя подавал. Но не в этот раз». Так Горбачев, при всей гибкости хребта, не сумел добиться своего в столь желанном для него приобщении к «группе семи».

Тем временем настоящий прорыв в переговорах об ограничении стратегических вооружений произошел во время визита в Вашингтон министра иностранных дел Бессмертных и начальника генерального штаба генерала армии Моисеева 11–14 июля 1991 г. Тогда были разрешены первые два пункта разногласий. Третий, последний пункт бы разрешен 17 июля того же года во время встречи президентов Буша и Горбачева. Президенты встречались в Лондоне на экономическом форуме «большой семерки».

Американцы предлагали помочь в конверсии военных отраслей промышленности. Президент Буш именно это предложил Горбачеву в Лондоне летом 1991 года. Взамен они обещали помочь в реструктурировании советского долга. Если он хотел политически «убить» Горбачева, то, похоже, это ему удалось. Клеймо предателя на Руси позорно не в меньшей степени, чем в США или Британии.

Лондонская встреча «семерки» в июле 1991 г. – один из памятников наивности советского президента, ищущего во внутреннем смятении друзей и помощи только в стороне заката солнца. Телега была поставлена впереди лошади, уступки СССР в стратегической сфере – перед пожеланиями руководства страны относительно экономической помощи внезапно ставшего скупым Запада.

Буш в Москве

Самолет американского президента приземлялся во Внукове-2 вечером 29 июля 1991 г., когда Горбачев, Ельцин и президент Казахстана Назарбаев разрешали одно из главных противоречий проекта – корреляцию полномочий между центром и республиками по поводу налогообложения. Компромисс был достигнут в три часа ночи, за несколько часов до первой официальной встречи Горбачева с Бушем. Казалось, это доброе предзнаменование для сохранения страны. Но когда президент Горбачев пригласил – жест доброй воли – Ельцина и Назарбаева втроем встретить американского президента, Ельцин отказался. В конечном счете, после первоначальной встречи с глазу на глаз Горбачев и Буш встретили в Кремле председателя совета министров Павлова, министра иностранных дел Бессмертных, министра обороны Язова и президента Казахстана Нурсултана Назарбаева.

Президент Буш прибыл в Москву: впервые он был в советской столице в качестве президента США. На этот раз его встречал вице-президент Геннадий Янаев. В Сенате США находился посланный для ратификации Бушем «Договор об обычных вооруженных силах в Европе». Но венцом визита президента Буша в СССР в июле-августе 1991 г. было подписание Договора о стратегических наступательных вооружениях (СНВ-1). За спиной были десять лет переговоров о сокращении стратегических вооружений.

Напомним, что переговоры по разрешению оставшихся трудностей в подходе к подписанию Договора об ограничении стратегических вооружений (СНВ) возобновились 19 апреля 1991 г. Американский исследователь Раймонд Гартхоф уверенно оценивает советский подход: «Советская решимость решить оставшиеся проблемы была очевидной»³⁹⁴. Особенно глубокой проработке проблемы СНВ подверглись во время встреч Бессмертных и Бейкера в середине марта и середине мая 1991 г. (встреча в Каире), телефонного разговора Буша и Горбачева 27 мая и дипломатических встреч в Лиссабоне, Женеве и Берлине в июне 1991 г. К концу июля, к визиту в СССР президента Буша, неразрешенными остались три вопроса: 1) как фиксировать телеметрические атомные подземные испытания; 2) как засчитывать численность мирвированных боеголовок; 3) какие типы модифицированного оружия считать новыми³⁹⁵.

Утром 30 июля 1991 г. Буш и Горбачев встретились в Екатерининском зале Кремля. Именно здесь они впервые встретились шесть лет назад. Итак, спустя две недели после встречи в Лондоне президенты Горбачев и Буш встретились в Москве. Было ощутимо, что недовольство встречей «семерки» в Лондоне еще живет в нем: «Вы привыкли произносить все эти прекрасные слова о том, как сильно вы желаете нам помочь. Но когда речь заходит о конкретных делах, вам что-то постоянно мешает»³⁹⁶. Горбачева обидело то, что «большая семерка» предложила Советскому Союзу только «статус особой ассоциации» в Международном валютном фонде. Что это означает? Это звучит как гражданство второго сорта. Как «первоклассная держава № 2» Советский Союз имеет право на полнокровное членство.

Президент Горбачев так или иначе связал решение советских проблем с широкомасштабной помощью России. Он назвал конкретную цифру нового «плана Маршалла» – 100 млрд. дол. В это время Явлинский был восстановлен в ранге экономического советника президента СССР. Советское правительство сделало несколько желательных для Запада шагов. 20 мая 1991 г. Верховный Совет СССР провел закон, согласно которому обеспечивалась свобода эмиграции, путешествий и прочих перемещений.

Буш постарался подсластить многие горькие пилюли. Так, он объявил в Москве, что Соединенные Штаты собираются ратифицировать двусторонние торговые соглашения и предоставить Советскому Союзу статус наибольшего благоприятствования в торговле. Президенты согласились, что реформирование столь огромной страны, как СССР, представляет собой невероятную по сложности задачу³⁹⁷.

Американские специалисты отметили, что команда Буша «держалась скромно, и Буш был чрезвычайно осторожен в выдвижении новых предложений чего-либо, что шло за пределы гарантирования недискриминационного статуса Международного валютного фонда – обещание чего было сделано уже год назад. Подлинного западного пакета предложений с американским лидерством в их выдвижении не обнаружилось»³⁹⁸. Госсекретарь Бейкер предложил разместить в Советском Союзе американских добровольцев «Корпуса мира». Это было одно из немногих предложений, с порога отвергнутых советской стороной как заведомо унизительное. Пока американцам удалось уговорить в этом отношении только растерявшуюся Монголию. (Пройдет время, и Ельцин с Кравчуком пригласят добровольцев «Корпуса мира» в Россию и Украину).

Горбачев на встрече всячески стремился сократить список запрещенных для экспорта в СССР товаров, подпадающих под контрольный список КОКОМ. Горбачев не переставал повторять, что соображения безопасности для Запада потеряли прежний смысл. Буш не дал конкретных обещаний. Все же был подписан ряд двусторонних соглашений, таких, как безопасность авиационных полетов, взаимопомощь в случае стихийных бедствий. Среди региональных конфликтов не был решен вопрос о помощи обеих сторон противоборствующим силам в Афганистане. Буш стремился вытолкнуть СССР с Кубы³⁹⁹. Оба президента осудили проявления насилия в Югославии, решили вдвоем председательствовать на Конференции по Ближнему Востоку. Буш поблагодарил Горбачева за помощь в войне с Ираком.

Буш отметил, что его сотрудничество с Горбачевым уже привело к местным выборам в Намибии, Анголе, Никарагуа; подобные же надежды возникли в отношении Камбоджи и Афганистана. Бейкер и Шеварднадзе подписали соглашение о сотрудничестве в Сальвадоре и Гватемале. И все же образ погрузившейся в пучину гражданской войны Югославии наиболее наглядным способом стоял перед обоими президентами.

Неожиданным для Горбачева ударом в спину было заявление президента Буша по поводу Дальнего Востока, связанное с пожеланиями к советской стороне «удовлетворить требования Японии – которые мы поддерживаем – относительно возврата Японии Северных территорий… Этот спор затрудняет ваше возвращение, вашу интеграцию в мировую экономику»⁴⁰⁰. Это было беспрецедентное американское вмешательство в проблему, которую сами же американцы и создали, подписав в 1951 г. односторонний Американо-японский мирный договор. Гартхоф полагает, что это было «не мудро и никому не оказало помощь. Позиция Японии не была безупречной»⁴⁰¹. Президент Буш явно не знал, что он преступает грань, когда обращение с Советским Союзом становилось неотличимым от отношения к побежденной стране. Он явно игнорировал советского союзника в войне против Японии, не заботясь о мнении советского народа, видевшего проблему в ином свете.

Помимо Кубы и островов Южнокурильской гряды, оставалось три препятствия в американо-советских отношениях, и все они касались проблем внутренней эволюции СССР.

1) Прибалтийские республики (конгресс признал их независимость).

2) Военные расходы Советского Союза. «Для вашей военной системы наступило время перейти на мирные рельсы. Наступило время сократить военные расходы». Американский президент предложил помощь «в конвертации вашей военно-индустриальной мощи в производительную, направленную на мирные цели»⁴⁰².

Строго говоря, Горбачев, находясь под давлением американцев, уже двигался в этом направлении в 1990–1991 гг.

3) Пути развития советской экономики и общества. Президент Буш: «Главный вызов – наиболее существенный фактор в формировании нового партнерства между нашими нациями – остается исход эксперимента, ныне производимого с советской экономикой – и советским обществом». Не чувствуя ни малейшего стеснения, американский президент живописал, как «моя страна может помочь этой новой советской революции»⁴⁰³. Если это не вмешательство во внутренние дела суверенной страны, то что это?

Не будет ошибкой сказать, что, в отличие от прежних лет, центр политической гравитации, безусловно, переместился во внутреннюю сферу. Но одновременно «государство, которое возглавлял Горбачев, распадалось на глазах»⁴⁰⁴. Горбачев уже не мог говорить ни о чем более.

Президента Буша интересовал ход работы над союзным договором. А работа эта достигла кульминационных высот. Президент Украины Кравчук не был включен в эти встречи, потому что Украина в данный момент не участвовала в переговорах по Союзному договору, ожидая результата национального референдума, намеченного на 1 декабря 1991 г.

Американская дипломатия, которую в данном случае олицетворял Джордж Буш, уже начинала искать путь сближения с Ельциным, обещавшим уже больше, чем слабеющий Горбачев: полный развал страны, оставлявший Соединенные Штаты единственной сверхдержавой мира. Президент Буш встретился с Ельциным в его кремлевском кабинете во второй половине первого дня визита. То был огромный по значимости шаг – союзные республики самая мощная держава мира начала принимать как суверенные от Союзного Центра. Горбачев был вынужден делать хорошую мину при плохой игре, а Ельцин спинным хребтом понимал, что он становится все более интересен для американцев. Мэтлок именно в этом духе настраивал Буша, хотя тот еще клялся Горбачеву в вечной благодарности за снос советского могущества.

Президент Буш открыто объявил, что все его «большие дела» с президентом Советского Союза не закрывают дороги контактам с президентами отдельных республик. Буш только не сделал последнего шага (на который его толкал Борис Ельцин) – не приравнял по важности союзного президента с региональными президентами. Когда Ельцин призвал Буша к формированию непосредственных двусторонних связей, Буш призвал «подождать» подписания Союзного договора – еще не зафиксированного на бумаге. В то же время – читатель, обрати на это внимание – президент Буш несомненно стимулировал ельцинскую сепаратистскую «гордыню», сказав тому, что визит Ельцина в США «произвел огромное впечатление»⁴⁰⁵. И это после того как брутальный Ельцин заставил американского президента прождать семь минут в своей приемной. Буш согласился (после этого) увеличить срок беседы в 15 минут до сорока плюс импровизированная пресс-конференция⁴⁰⁶. Дело того стоило, это понимал и Буш и Ельцин.

И действовали обе стороны соответственно. Президент Буш официально навестил Ельцина, постарался оценить настроение республиканских властей на Украине, пригласил на официальный обед глав нескольких республик