Текст книги "Часы бьют полночь (СИ)"
Автор книги: Анатолий Даровский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
Молча, стремительно, как хищник, она метнулась вперёд. Одним уверенным движением – туда, в гущу событий. Чтобы остановить, не позволить. Чтобы хотя бы перенести на себя огонь.
Ленка тонко взвизгнула и отшатнулась. Наверное, лицо у Оли сейчас было уж очень пугающее.
– О, смотрите, – завопил Вовка, – ручная крыса живодёра пожаловала!
Оля их не слушала. Она продолжала нестись, минуя их всех, в сторону Гоши. К его плечу, туда, где всё это время покачивалась и шипела, сверкала радужными глазами полупрозрачная игрушечная змейка.
========== Глава 18. Бешеная ==========
– Вот блин, – пробормотала Ленка, – а крыска-то бешеная оказалась.
Её всё ещё потряхивало, а голос, обычно нарочито хрипловатый и капризный, то и дело сбивался на фальцет. Что ж, как минимум, злорадно подумалось Оле, я смогла их как следует напугать. И отвлечь.
Конечно же, ничего не получилось. Стоило ей кинуться на Фролова, как сбоку каменной глыбой вырос Глеб. Здоровый и мощный, мощнее даже самого Гоши: если в «новеньком» хватало и мышц, и жира, то его приятель мог похвастаться сухим телом атлета.
Оле до телосложения одноклассника не было никакого дела. Точнее, не было бы, если бы не пришлось испытать его силу на себе. Глеб схватил её за воротник и отшвырнул от Фролова легко, как тряпичную куклу.
Осколок из пальцев выбила уже Лена, презрительно морщась, словно и впрямь увидела крысу.
– И что нам теперь с тобой делать? – поинтересовался Гоша. Обращался он, конечно, не к Оле: жадно вслушивался в аудиторию, стремясь услышать их версии. – Я баб не бью, но ты заслужила. Совсем уже поехала, со стекляшками кидаться.
– Не лучше дружка своего, – выплюнула Ленка. Вовка молчал и усмехался. Женьку теперь держал он: Глеб был занят Олей. Несмотря на Вовину щуплость, сейчас хватало даже его невеликих усилий. Вряд ли Женька мог встать без посторонней помощи. Вряд ли он вообще был в сознании: с того момента, как Лена наступила ему на руку, он не произнёс ни слова и даже не шевельнулся, когда Оля метнулась вперёд.
Она старалась не смотреть в сторону Женьки. Вместо этого уставилась на Гошу, с радостью осознавая: пусть у неё и не вышло, понервничал он знатно. Фролов жевал сигарету, ронял пепел на снег, а губы у него дрожали. Змея обвилась вокруг шеи и в свою очередь пялилась на Олю. Если раньше той и удавалось притворяться, сегодня она окончательно выдала в себе «видящую».
Неважно. Всё равно Гоша и так её подозревал.
– Значит, так, – решил наконец он. – Ленка тоже баба, вот как баба с бабой и решайте.
Лена улыбнулась, и от недавних слёз не осталось и следа. Она разом прекратила выглядеть человеком, недавно потерявшим любимую кошку. Теперь в глазах горело злое и радостное, как у маленьких детей, когда они взахлёб пинают собачат и целой гурьбой дразнят одного, забитого и слабого. Оле начало казаться, что Женька был прав: сейчас между Ленкой и тварями, что летали вокруг, не было никакой разницы.
Твари! Точно! Она настолько погрузилась в происходящее, что почти забыла следить за ними, и поняла лишь теперь. Вокруг Гоши не виднелось ни единого чудовища. Здесь, на пятачке, их должно было пастись множество. Привлечённые запахом страха, гнева и боли тех, кто может их видеть, твари не упустили бы своего. Но их не было.
Оля вспомнила: когда он только пришёл к ним, в классе разом стало меньше теней. Видимо, «сила» Фролова, чем бы она ни была, позволяла их отгонять. Полезно – но всё равно не стоит того, чтобы пускать в своё тело монстра.
– Даже не знаю… – жеманно протянула Ленка. – Может, притащить реальных крыс, пусть её покусают, и она потом сдохнет от бешенства? Ну, или тридцать уколов в живот. Тоже неплохо.
– Как ты сюда дикую крысу притащишь? – флегматично заметил Вовка. – Она тебя первая цапнет, сама же понимаешь.
– Да шучу я, – Ленка раздражённо махнула рукой. – Не дебилка же. О, точно! Она у нас кто? Шлюха живодёрская. А шлюх раньше остригали, чтобы показать, что они шлюхи. Давайте для начала косищу эту ей отрежем! А потом уже всё остальное.
Оля похолодела. До сих пор она была готова ко всему: жестокому избиению, порче вещей, доносу родителям. Даже к тому, что Лена решит намеренно изуродовать ей лицо. Но волосы?
Пыльный запах креозота. Визг тормозов метро. Телефон, падающий в проём между вагоном и платформой, а на следующий день лежащий в сумке как ни в чём не бывало. Лицо, которое она никак не может вспомнить во сне и которое видит каждый день наяву. Короткие волосы. Её странные ноябрьские сны.
Позабытые было часы, замершие внутри, дёрнулись и вновь начали отсчитывать безжалостные минуты. Ничего она не изменила. Если сейчас они отрежут ей косу, та не успеет отрасти к моменту поступления в вуз – и Оле придётся ходить с короткой стрижкой.
Волосы у неё всегда росли медленно. Шанса отпустить косу заново не будет.
«Значит, не стригись. Вообще не стригись больше – и это будущее никогда не наступит», – сказал далёкий Женька, Женька из мирного прошлого, где ещё не было Фролова. Из того сонного вечера, когда Оля лежала в кровати с сотрясением, а он читал ей отрывки из дневника матери. Она помнила его слова и не собиралась стричься.
Но сейчас никого не волновало, что она там хотела.
– Нет, пожалуйста! – вырвалось из груди жалобное, жалкое. – Что угодно!.. Хоть реально крысу принесите – но не волосы! Их нельзя… трогать.
Вспышка испуга прошла, и Оля запоздало поняла: о, чёрт. Ей не следовало об этом говорить. Не сейчас, не им. Она только что подписала себе приговор.
Ленка победно усмехнулась и потянулась к брошенному в снег осколку бутылки.
– Боишься, значит? Так тебе и надо, сука.
Олю поставили на колени, как приговорённую к обезглавливанию. Дёргаться было бесполезно: Глеб держал прочно. Не руки – тиски. Толстая коса упала набок, свесилась почти до самой земли. Ленка, нависшая сбоку, перехватила её у самого основания.
Как лезвие касается волос, Оля уже не ощутила: кусала губу и изо всех сил старалась не плакать перед этими ушлёпками. Момент, когда Женька шевельнулся и поднял голову, она пропустила.
– Стойте, – раздалось вдруг с его стороны. – Хватит уже… не трогайте её, а.
Ленка замерла с осколком в руках и отпустила Олину косу. Целую. Слава всем святым, пока целую. Оля даже смогла приподняться: Глеб ослабил хватку.
– О, вот как, – ожил Гоша, до того молча наблюдавший за Леной и Олей. – С каких это пор живодёр вступается за крысу?
– С таких, с каких чудовище диктует людям условия, – огрызнулся в ответ Женька. – Кончай уже. Она ничего не знает.
– Да ну? Хорош уже её выгораживать, она точно целилась в фами… – начал было Фролов и осёкся: змея нервно дёрнулась. Точно, отметила Оля. Остальные ребята сейчас не под гипнозом, и им не стоит слышать ни про тварей, ни про симбионтов. А особенно – про настоящую сущность Гоши.
– В кого? – приподнял брови Вовка.
– В меня, – поспешно исправился Фролов. – Осколком. А, ну да, ты ж, как баба, отрубился и даже не видел. Долго ещё будешь её выгораживать? Она такая же, как и ты. Во всех сраных смыслах.
Женька хмыкнул и устало закрыл глаза. Сейчас, вблизи, Оля увидела, насколько измученным он выглядит, и лишний раз пожалела, что не набросилась на Гошу раньше.
– Кажется, изначально ты хотел испортить жизнь мне, а не ей, – заметил он. – Так вперёд. Что ты там хотел, чтобы я сказал на камеру?
Фролов осклабился и шагнул вперёд. Похоже, у него и впрямь был зуб на Женьку: про Олю новенький тут же забыл.
– «Я признаюсь, что я обоссанный живодёр и убил всех этих кошек». И про Ленкину не забудь. И про меня.
– Ладно, – без выражения отозвался Женька. – Отпустите её сначала, и я всё скажу.
– Чего? – Ленка наморщила нос. – Чтобы эта психованная опять на кого-то кинулась? Да щас! Ладно, хрен с тобой, волосы я ей отрезать не буду, доволен? Придумаю что-то ещё, раз уж ей так важна косища. Но это максимум.
– Идёт, – быстро сказал Фролов, не дожидаясь Женькиного ответа. – Тогда скиньте её Вовану, что ли, пусть держит. Вы тогда этого, а я камеру возьму.
Олю потянули вверх, поставили на ноги. Глеб грубо оттолкнул её в сторону, швырнул Вовке, перехватившему руки. Она попыталась дёрнуться – скорее для виду. Вовка держал слабее, но сейчас вырываться было бессмысленно. В любом случае поймают.
Глеб и Ленка вдвоём держали Женьку. Для чего такие предосторожности, вяло подумала Оля. Всё равно никуда не убежит, вы его видели?
– Эй, народ, – поморщился Гоша, – вы как-нибудь уйдите из кадра, чтоб не так палевно было.
Те послушно отодвинулись назад. Фролов вытащил из кармана смартфон и навёл камеру на лицо Женьки.
– Я слушаю, – одними губами произнёс он.
– Хочу признаться, – начал Женька, что я… обоссанный живодёр. Я убил всех этих кошек… и кошку Лены Свистковой из девятого «Б» – тоже.
Он запинался. Оля глотала слёзы, не позволяя им политься по щекам. Вся эта сцена выглядела настолько унизительной, что, казалось, хуже просто невозможно. Оставалось одно: надеяться, что Вовка ненадолго отвлечётся, и она сможет…
Сможет что? Неважно. Что-нибудь. Хотя бы разбить телефон Фролова, чтобы отвратительное «признание» никогда не увидело свет.
– А я? – шёпотом поинтересовался Гоша, отвернув голову от динамика телефона.
– И Фролов… ему угрожал тоже я. И ножом, и… булавкой. И часовня двенадцатого века – это тоже я, – неожиданно закончил Женька и вскинул взгляд выше камеры, в бешеные глаза «новенького».
Гоша выключил запись и грязно выругался.
– Нарываешься, да? Дохрена уверен в себе? – рыкнул он. – Думал, всё запорол? Хрен с тобой, обрежу потом.
– Обоссанный, говоришь? – подала голос Ленка. – Слушай, кажется, у меня сейчас возникла неплохая идея…
Оля прикусила губу так сильно, что выступила кровь. Женька, который, казалось, смог было взять себя в руки, разом переменился в лице – но лишь на мгновение.
– Делай что хочешь, – почти равнодушно произнёс он и уронил голову обратно в снег. – Вот только вряд ли «им» понравится твоя самодеятельность.
Теперь вздрогнул уже Фролов. Торопливо убрал телефон и присел на корточки рядом с Женькой.
– Что ты?..
– А, так я всё же прав, – как ни в чём не бывало улыбнулся Женька. Оля глазам поверить не могла. – Слишком уж натянуто всё выглядело. Особенно на фоне… остального. Ты ведь сейчас тайком от «них» действуешь, да? Тебя о таком не просили.
– Поразительно, – пробормотала Оля про себя. – Как ты вообще…
Ей казалось, будто он сейчас и двух слов связать не сможет. А поди ж ты. То ли терять было уже нечего, то ли грядущее унижение придало сил.
Гоша молчал. Похоже, Женька угадал: то, что происходило сейчас, не имело ничего общего с планом тех, кто стоял у него за спиной. Избиение и издевательства были чистой воды самодеятельностью.
Кто в здравом уме будет отдавать приказ унижать тех, кого хочет видеть в рядах союзников? Запугать – возможно. Подтолкнуть к сотрудничеству – да. Но не переходить черту. А то, что планировал Фролов, любого отвратило бы от союза. Насовсем.
– Я полагаю, дело было так, – негромко продолжил Женька. – «Они» помогли тебе выставить меня убийцей. С помощью волка или кого-то ещё – неважно. «Они» же дали тебе силу контролировать остальных через… что? Не так важно. Когда в классе развернулся скандал, ты смог перехватить власть, а остальное оказалось несложно. А вот потом… ты посчитал себя всесильным, верно? Решил, что можешь всё сам? Или… о, может, ты с самого начала не хотел, чтобы я соглашался? Поэтому организовал всё так бездарно?
Фролов ожил. Потянулся к карману, выудил очередную сигарету. Мрачно чиркнул зажигалкой.
– Какая в жопу разница? Мы не в киношке тупой, чтобы я тебе всё рассказывал. Хватить хрень пороть.
Гошины приятели наблюдали за диалогом, недоумённо хлопая глазами, но не решаясь вмешаться.
– Вы о чём? – наконец не выдержала Лена. – Контролировать… выставлять убийцей… «они» какие-то. Гош, что это значит? Он головой, что ли, ударился? Что за шпионские романы?
Фролов хмыкнул и затянулся.
– Вроде того, Лен. Не бери в голову. Он просто тянет время.
Он потянулся вперёд, свободной рукой схватил Женьку за волосы и приблизил его лицо к своему. Тихо-тихо прошептал что-то ему на ухо. Оля не смогла расслышать, что именно, но увидела, как разом застыло, превращаясь в ледяную маску, лицо друга.
– Понял теперь? – Гоша отпустил его и поднял голову к остальным. – Лады, ребят, держите его! Ленка только что подала мне офигительную идею…
Оля тихонько скрипнула зубами. Всё-таки не забыл. Она не могла ничего сделать – разве что снова переключить на себя его внимание.
Фролов расстёгивал ширинку медленно, мучительно медленно, явно наслаждаясь замершим лицом Женьки. Ленка хихикала, Глеб сдержанно ухмылялся. Вовка подался вперёд и потащил вместе с собой Олю, и теперь она стояла совсем рядом с Гошей. Так близко, что, будь у неё свободны руки, смогла бы дотронуться до змеи на его плече.
Это был последний шанс. Сейчас или никогда.
Никто не догадался держать её ноги.
Оля не стала вырываться. Наоборот, подалась корпусом назад – и изо всех сил лягнула Фролова, целясь прямо под ягодицы, метко, болезненно и обидно.
– Обо мне не забыл, дырявый?
Оскорбление слетело с языка само собой. Ей даже не пришлось подбирать слова: кстати вспомнилась Стаська с её рассуждениями по поводу «хрупкой маскулинности» новенького.
Вовка потащил её прочь, но было поздно. Ленка фыркнула в последний раз и поспешно заткнулась. Глеб отвёл глаза.
Удар достиг цели: Гоша охнул и дёрнулся. А потом медленно-медленно повернулся к Оле, на ходу натягивая трусы и застёгивая ширинку.
– Чо сказала? Поехавшая тварь, – медленно произнёс он. – Я баб не бью, но ты уже не баба. Ты животное.
Что-то в его голосе подсказало Оле: всё, конец. Теперь ей достанется не лучше Женьки – а то и хуже. Тот хотя бы не пытался унижать Фролова прилюдно, перед Леной, Глебом и Вовкой. Перед теми, кто должен был считать его лидером и альфой.
Она оказалась права. Ударов по самолюбию Гоша не переносил.
Всё, что ей оставалось – продолжать хамить. Хуже уже не будет. Что мешает напоследок высказать слова, что копились в душе долгие дни? Попировать во время чумы, сдохнуть избитой в этих гаражах, но сдохнуть довольной, зная, что поставила эту тварь на место.
Страх куда-то ушёл. Оле стало весело и почти легко.
– А что ты мне сделаешь?! – выпалила она. – Только и можешь, что пороть чушь перед окружающими, чтобы показаться круче! К чему всё это? Компенсируешь? Папочка тебя больше не любит, да?
Гошу перекосило, и Оля поняла, что неосознанно попала в цель.
– Точно, – радостно продолжила она, – папочка тебя не любит! Настолько, что ты потащился к каким-то левым утыркам, чтобы тебя полюбил хоть кто-то! Даже если этот кто-то – вонючая тварь, которая сидит у тебя на плече!
Он уже догадался, что она видит. Ни к чему было скрывать правду дальше.
– Тварь на плече?.. – непонимающе заметил Вовка. – Это она о чём? Эй, ты что несёшь?
Фролов вопрос проигнорировал.
– Заткнись, – прошипел он, придвигаясь к Оле поближе и сжимая кулаки. – Заткнись, пока я сам тебя не заткнул. Навечно!
– И не подумаю, – бросила она и, подобрав момент, смачно плюнула прямо Гоше в лицо.
Ненависть, кипевшая внутри, наконец нашла выход. Злиться на него, смотреть на его побагровевшую рожу, дрожащую от ярости, было почти приятно. Плевок перечертил эту рожу склизкой светлой линией, и Фролов даже забыл утереться.
– Ленка, Глеб, – напряжённо произнёс он. – Идите сюда. Давайте сломаем эту падаль.
– А как же… – начал кто-то.
– Да потом! Он на ногах не держится, а эта сволочь слишком много о себе думает!
Что-то ударило Олю по голове, и в глаза стремительно метнулся грязный истоптанный снег. Кто именно повалил её наземь, она уже не заметила. Постаралась только закрыть лицо, чтобы шальной тычок не прилетел по зубам или по носу. Похоже, своего она добилась. Все четверо были здесь, обступили её: кто-то держал за руки и ноги, не давая брыкаться, кто-то примерялся, чтобы ударить. О Женьке забыли, словно его тут и не было.
Оля почему-то не боялась. Вместо страха пришло невозможное, почти дикое ликование. Она оказалась права! Сделала ставку на его вспыльчивость – и оказалась права!
Гоша действительно обладал невероятным авторитетом среди этих троих. Они не осмелились ослушаться его, даже когда он пошёл на поводу у эмоций. И ошиблись, все четверо. А теперь – пусть делают с ней, что хотят. Она отвлекла от него внимание, а уж Женька-то точно что-нибудь придумает. Раз у него ещё остались силы, пусть сделает что-то, пока на него не смотрят.
Даже если не сможет – других вариантов у неё всё равно не было.
Оля не сразу поняла, что жуткий гортанный смех, который разносится по пятачку, вырывается из её горла.
Носок чьего-то ботинка ударил в затылок, и на миг в голове всё смешалось, а перед глазами расцвели радужные пятна. Давнишнее сотрясение давало о себе знать. Как давно они начали бить её? Она совсем не чувствовала боли.
Сколько прошло времени? Всего несколько секунд?
В мешанине рук и ног Ленка всё-таки потянула её за косу. Успела чиркнуть осколком или нет – Оля не заметила. А, плевать уже. На всё плевать. Если сейчас её изобьют до полусмерти, им обоимстанет не до будущего.
Оля зажмурилась и подтянула колени к груди. В голове звенело. Звуки пробивались как сквозь вату: злобный голос Фролова, смех его шавок, хруст снега, вопль…
Вопль?
Оля ничего не успела понять – но бить её вдруг перестали. Воздух разорвал истерический визг. Хватка на руках и ногах ослабла, а потом и вовсе исчезла.
Что произошло?!
Она осторожно приподняла голову в сторону крика. Вопил Фролов: держался пальцами за плечо, точно зажимал рану, и тонко, истерично верещал. Оле показалось, что из плеча льётся прозрачная жидкость с радужным отливом – но, может быть, у неё просто мелькало в глазах.
Опасным он больше не выглядел. Даже не пытался сдвинуться с места: стоял на коленях в грязном снегу и дёргался, точно ударенный током.
Разрубленное тело змеи корчилось на снегу в последних конвульсиях. Ленка, Вовка и Глеб застыли, точно сломанные куклы, и глаза у них были совершенно пустые и бессмысленные. Ребята больше не держали её, медленно оседая на снег.
– Что… – выдохнула Оля. Тело болело, в голове взрывались фейерверки, но встать на ноги удалось относительно легко.
Женька в ответ судорожно выдохнул, вытирая о штанину тонкое металлическое лезвие – и опустился обратно на снег. Она кинулась к нему. Тело слушалось на удивление хорошо. Похоже, сильно избить её ещё не успели.
– Говорил же… что не самая плохая идея – носить с собой нож.
– Что они с тобой сделали, – пробормотала Оля, падая на колени рядом с ним и обнимая. – Ну что за сволочи…
– Убью! – взвизгнул вдруг Фролов, рванувшись к ним. Сейчас, без змеи, он растерял всю свою суровость и начал выглядеть как обыкновенный обозлённый мальчишка. Оля отшатнулась – но тот не стал их преследовать.
– Нам надо уходить, – пробормотала она. – Вот прямо сейчас, срочно, пока они в себя не пришли или что там у них… ты встать можешь?
Не дожидаясь ответа, Оля вскочила на ноги и потянула Женьку за собой к выходу из гаражей, туда, где нагромождение металлических громадин прерывалось двором.
За двором была людная улица. А за той улицей – её дом.
========== Глава 19. Внутренний огонь ==========
– Ну ты даёшь, конечно, – пробормотал Женька, тяжело опускаясь на холодный ламинат коридора. Оля упала рядом: сил встать не было. Боль и усталость, приглушённые было эмоциями, понемногу возвращались, и теперь она чувствовала, насколько изнеможена.
Вспышки адреналина хватило только на то, чтобы добраться до улицы. Уже там Оля ощутила, как начинает ныть всё тело, как бешено, почти до боли колотится сердце – и с трудом подавила желание сесть в сугроб и больше не вставать.
Чем она вообще думала, когда добровольно подставляла себя под кулаки Фролова и компании? Спасибо ещё, что всё закончилось хорошо. Не приди Женька на помощь, сегодняшняя стычка могла обернуться куда более печальным образом.
– Сама в шоке, – призналась Оля. – Не знаю, что на меня нашло. Просто… что-то нужно было сделать.
До её дома они плелись медленно, то и дело останавливаясь. Прохожие странно косились на двух избитых, перемазанных снегом и грязью подростков – но молчали. Парочка особенно сердобольных спросила, не нужна ли помощь, но Оля вежливо отказалась. Не хотелось вмешивать посторонних.
Хорошо, что в доме был лифт. Хорошо, что мама сегодня работала и не могла подслушать разговор. Хорошо, что у них оставалось время, чтобы прийти в себя. Никаких на сегодня больше репетиторов и кружков. Не в таком виде.
– Похоже, – неловко улыбнулась Оля, – я становлюсь постоянным посетителем травмпункта. И тебя заодно прихватила.
– Не та ачивка, которой стоит гордиться, – откликнулся Женька, не открывая глаз. – Но, чёрт. Мы это сделали.
– Да… Интересно, что теперь будет с Гошей?
– Понятия не имею. Есть подозрения, что ничего хорошего, но… давай не будем об этом сейчас, а? И без того хреново.
Оля прикусила язык и замолчала. Время тянулось медленно, как кисель, с грязной одежды на пол текла мутная вода – снег растаял и теперь пачкал пол, стекал на джинсы жирными серыми каплями. Надо бы встать. Переодеться, умыться, достать аптечку – словом, хоть немного привести себя в порядок.
И поговорить о том, что они узнали. А узнали они, хоть и невольно, многое.
Но сил хватало только на то, чтобы бороться с подступающими волнами изнеможения, не давать себе закрыть глаза и провалиться в тревожную дрёму. Наверняка приснится что-то плохое. Да и оставаться так – не вариант.
Мыслей отчего-то почти не было. Казалось бы, после того, что они узнали и сделали, голова должна была взрываться фейерверками идей и догадок – а вместо этого в голове засел только визг Фролова. Надрывный, болезненный и отчаянный.
Так кричит не обиженный ребёнок. Так кричит человек, у которого навсегда отняли что-то дорогое.
Интересно, в каких отношениях он состоял со своим «фамильяром»? Неужели Гоша и тварь с радужными глазами были так близки?
Оля распахнула глаза, поняв, что уже с минуту сидит на полу, клюёт носом и никак не решит: вставать или падать. Она поднялась на ноги и оглянулась на Женьку.
– Ты сам-то как? Может, скорую вызвать? Выглядишь просто ужасно.
– Да не надо, – отмахнулся тот свободной рукой. – Я… мало что ненавижу так же, как скорую. Сама понимаешь, почему. Ты лучше скажи – у тебя можно, ну… одежду постирать хотя бы? А то у них ботинки все в грязи и дерьме каком-то, так что…
Вот ублюдки.
Секундное сочувствие к Гоше улетучилось, и на его место в грудь вернулась привычная ненависть. Никакой «любовью» к своему фамильяру не получится оправдать издевательство над другими. Такое изощрённое вдобавок.
Он ведь делал это не потому, что служил какой-то цели. Всё верно – самодеятельность. Он просто хотел их помучить. Ни Оля, ни Женька не трогали бы Фролова и его ручную тварь, если бы он первым не полез к ним и не попытался превратить их жизнь в ад.
Но он попытался. А значит, заслужил.
– Конечно, можно, – кивнула Оля, стряхивая с себя болезненное оцепенение. – Погоди, сейчас всё будет. И… пойдём на кухню. Не сидеть же тут вечно. А там и аптечка, и… остальное.
Женька рассеянно мотнул головой. Приподнялся было на руках – и с болезненным вскриком рухнул обратно.
– Ауч… Эта сука с её каблуком!
Оля запоздало вспомнила: вот Ленка зло улыбается, вот ударяет каблуком сапога по беззащитно выставленному запястью. Даже если обошлось без переломов – всё равно ничего хорошего.
Спасибо хоть, что левая.
– Может, тебе помочь? – позвала она. Женька в ответ мотнул головой и снова попытался встать.
Всю дорогу до дома Оля фактически тащила его на себе, сама удивляясь, откуда взялись силы. Она понятия не имела, что случилось до того, как она отыскала их, и сколько времени Женька успел провести в обществе Фролова и компании – но решила не задавать вопросов. И без того нашлось чем заняться.
Наблюдать, как он медленно поднимается, опираясь о стену, было невыносимо, но что-то внутри подсказывало ей: не вмешивайся. Она бы и сама на его месте отказалась от помощи.
И всё-таки, когда Женька сделал первый осторожный шаг на кухню и опасно качнулся, едва не грохнувшись на пол снова, Оля не выдержала: одним прыжком оказалась рядом с ним и обняла, позволив снова повиснуть на ней, как на спасательном круге.
– Ну и зачем, – пробурчал он куда-то в воротник её кардигана, – я же весь в… этом дерьме.
– Неважно. Отстираю, – ответила Оля. – Пойдём. И… не волнуйся обо всём этом, хорошо? Мы отдохнём, поговорим, потом, если тебе не срочно, подождём моих родителей, и они на машине довезут куда надо. Можешь чувствовать себя как дома, если тебе так проще.
– То есть, раскидывать вещи, писать маркером по столу и всё прочее? – не удержавшись, поинтересовался Женька, и она фыркнула в ответ.
Кажется, он медленно, но верно приходил в себя.
***
Стиральная машина из ванной рычала, как голодная тварь. Настоящих тварей, к счастью, не было: бились в окно, шипели на фиалку в горшке, но в квартиру не залетали. Домашний уют не нравился им, и в квартире Оля чувствовала себя в относительной безопасности.
– Итак, что мы узнали? – вздохнула она, осторожно протирая смоченной в перекиси ваткой очередную ссадину на лице Женьки. – Во-первых, что за Фроловым ещё кто-то стоит…
– Это разве не было очевидно с самого начала? Он же кретин, – вяло поинтересовался тот и поморщился. Оля могла его понять: у неё тоже всё болело, а ведь ей досталось не в пример меньше.
– Было, но теперь у нас есть подтверждение. А ещё, во-вторых, мы знаем, что «сделать человека сильнее», как он говорит, просто так нельзя. Ему же понадобилось твоё согласие. В-третьих, он так оговаривался, что я подумала, будто это не особо безопасно. А то и вообще смертельно опасно. К тому же он знает про меня! Так что я тоже на мушке. И ещё эта «самодеятельность». Как ты догадался, что…
– Слушай, помедленнее! – взмолился Женька. – Ты как-то слишком разошлась. Я всё понимаю, но… сейчас у меня большая часть мозговых ресурсов уходит на то, чтобы не отключиться прямо здесь, а ты ещё что-то рассказывать пытаешься.
Оля осеклась. Пару минут назад она повторяла себе, что важные разговоры лучше оставить на потом – и вот, пожалуйста, грузит их обоих информацией, которую они сейчас вряд ли будут в состоянии воспринять. Молодец.
– Прости, – она вздохнула. – Прибеги я чуть раньше…
– …ничего бы не изменилось, – закончил Женька. – Всё прошло бы совершенно так же.
– Но рука…
– Да пофиг, пройдёт. Вот об этом точно не стоит волноваться, – он махнул забинтованной ладонью, но Олю не обманула его мнимая небрежность.
– Ну сколько можно, – погрустнела она, – хватит, расслабься уже. Передо мной-то не нужно в крутого играть.
– А я и не играю, – Женька моргнул, будто сам не понял сути претензии, а потом уже тише добавил. – Не в этом дело, правда.
Он опустил голову на здоровую руку, лежавшую на столе, и устало выдохнул.
– Спасибо. Не хочется этого признавать, но, если бы ты не пришла, я не знаю, что было бы. Скорее всего, всё бы прошло намного хуже. Я ведь ничего не мог сделать.
– Если бы я не попалась им, тебе бы не пришлось…
– Не пришлось бы? Я не идиот и между унижением и реанимацией выберу унижение. Так что и без тебя собирался в конце концов сдаться и сказать эту чушь на камеру. Рано или поздно. Ты, по сути, ничего не изменила. Разве что позволила нам не остаться инвалидами. И ещё убить змею. Хотя… я уже не уверен, хорошо ли это.
Оля молчала. Даже сейчас, понимая, что по их следам может пойти нечто намного более могущественное, чем Гоша Фролов со змеёй на плече и его приспешники, она не жалела. Не жалела ни о едином сказанном слове.
И о том, что они бросили одноклассника там, за гаражами – тоже не жалела.
Женька помолчал и продолжил.
– Но я не о том, Оль. Рука – это действительно мелочь… по сравнению с остальным. Есть у меня кое-какие догадки, и мне они совсем не нравятся.
– Что ты узнал? – напряглась Оля. Она вспомнила: точно, Гоша же что-то сказал ему на ухо, когда Женька обвинил его в самодеятельности! Ей всё хотелось об этом спросить, но случай никак не представлялся. Да и из головы вылетало. Столько всего случилось.
– Ты правда хочешь говорить сейчас? – тот вздохнул. – Второй раз прошу, дай в себя прийти. Там… действительно много всего. Голова кругом идёт, серьёзно. Хотя бы десять минут – и я весь твой.
Оля вскинула руки: сдаюсь, мол.
– Ладно-ладно, я подожду. Чайник поставить?
Женька молча кивнул и прикрыл глаза.
***
Ждать пришлось дольше, чем десять минут. Когда вскипел чайник, Оля обнаружила одноклассника спящим. Прямо так, на столе. Будить его она не рискнула: просто спихнула со столешницы на диванчик и накрыла принесённым пледом. А потом и сама провалилась в дрёму, прикорнув в кухонном кресле – хоть тело и болело, усталость оказалась сильнее.
Женька разбудил её, когда на улице уже темнело.
– Ау? Мы вроде поговорить хотели… – Оля сперва не поняла, что за тень возвышается над ней, и запоздало вздрогнула. После отдыха стало едва ли не хуже: ныла голова, каждый вдох отдавался болью где-то между рёбрами. Но в голове прояснилось.
Наверное, надо было с самого начала идти в травмпункт, вяло подумала она и выпрямилась в кресле.
– Хотели, – со сна не сразу вспоминалось, о чём именно. Но стоило ухватить за хвост пролетавшую мысль – и воспоминания нахлынули водопадом. – А, да, точно! Хотели! Ты что-то узнал, верно?
Тот усмехнулся.
– Ну, не то чтобы узнал… Но у меня есть догадки.
Оля потянулась к выключателю – уже смеркалось, а оставаться в полумраке не хотелось – и превратилась в слух.
– Помнишь, что я говорил недавно? Про то, что, может быть, люди и чудовища – одно и то же?
– Помню, – Оля кивнула. – И что? При чём тут…
– Я тут подумал, что в этом, похоже, и была их цель, – Женька досадливо поморщился, когда неловким движением потревожил больную руку. Та опухла и теперь выглядела совсем уж неприглядно даже сквозь слой бинта: похоже, и впрямь перелом. – Если они планировали довести меня до отчаяния, то у них, блин, почти получилось. Думаю, всё бы развивалось как-то так: сначала слухи разлетаются по одной школе, потом, если я решу перевестись, – по другой… В конечном итоге надо мной нависает угроза уголовного дела, и тут-то они и появляются.
– Они? – переспросила Оля.
Подумать только! То есть, Женька всё-таки не пустил дело на самотёк? Как давно он молчал о своих догадках, говоря, что ему не хватает данных? Почему скрывал от неё?
Она же почти поверила, что он сдался и пассивно ждёт их хода!
– Да, они, – кивнул Женька. – Не знаю, кто. Может, взрослые. Может, приятная отзывчивая девочка. Предложили бы помощь, но уже не с чудовищами, а с людьми. К тому моменту для меня бы уже разницы, наверное, не было. Возможно, они даже не упоминали бы о тварях, чтобы я не понял, кто они такие. А дальше – дело техники. Либо ты принимаешь нашу помощь, либо попадаешь в тюрьму. Думаю, согласие можно получить и так.
