Текст книги "Часы бьют полночь (СИ)"
Автор книги: Анатолий Даровский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
Прямо как вокруг… Фролова.
Или – чёрного волка, который тоже, возможно, когда-то был человеком.
– Наверное, ты прав… Извини, что сорвалась, – вслух Оля, конечно, сказала совсем другое. – Я… давно тебя не видела и очень переживала. А это всё-таки необычно, в такую погоду даже без шапки.
Неуверенность в голосе вышла почти искренней.
– Даже без шапки, – повторил Женька и вдруг фыркнул. – Нет, уши не отморожу, можешь даже не спрашивать.
Он явно пытался разрядить обстановку, но у Оли на сердце ворочался такой тяжёлый камень, что она даже не смогла заставить себя улыбнуться. Кого он пытается обмануть? Её, которая прекрасно знает, что на тридцатиградусном морозе ни один нормальный человек в такой одежде долго не протянет?
Другое дело – тот, в чьих венах течёт демонический огонь, чужеродная, тёмная сила, чёрный дым с алыми всполохами внутри. Тот, вокруг кого не собираются чудовища, потому что чуют зверя сильнее себя.
Вот куда он пропадал на три дня, сославшись на олимпиаду. Вот почему не мёрз на холоде. Вот что отдал взамен на спасение Оли из лап волка, Оли, не просившей о такой жертве, Оли, не хотевшей, чтобы он в очередной раз оказывался из-за неё в беде.
Если всё это было правдой, у неё оставался лишь один вопрос.
Где в таком случае его фамильяр?
Информации не хватало. Стоило погулять ещё немного. Узнать побольше, использовать каждый шанс. Любым способом – зайти к нему домой, залезть в сумку, расспросить кого угодно! Только чтобы понять, права ли она и можно ли ему ещё хоть как-то помочь.
Можно ли отменить будущее, в котором Женьки не существует, а Оля даже вспомнить его не в состоянии.
– Я поняла, – объявила она наконец, через силу заставив себя улыбнуться. – В таком случае – посмотрим, что ты скажешь на это!
Вспомнились младшеклассники из ранних ноябрьских дней, что любили подкарауливать более старших товарищей на гололёде и швыряться в них снежками, сбивая с ног. Оля младшеклассницей не была, да и гололедицы здесь отродясь не случалось – но лучшего способа разрядить атмосферу она не придумала.
Сугробы по обе стороны дороги виднелись солидные. Она метнулась вбок и запустила руку в снег. Тот, конечно, на таком холоде был недостаточно влажным и плохо комкался, но что мешало подышать на него – а потом подержать в руках чуть подольше?
– Эй, ты что делаешь? – наконец спохватился Женька, но было уже поздно.
Снежок мелькнул в воздухе и ударился о пальто. Несмотря на все Олины усилия, половина от него всё равно отвалилась в полёте.
– А… чего? – Женька недоуменно перевёл взгляд на собственную грудь, где белело, размазавшись по плотной шерсти, снежное пятно. – Это что сейчас было?
Оля усмехнулась. Длинная часть шевелюры падала на щёку, почти закрывая глаз и не давая нормально смотреть. Но лезть в лицо заснеженными варежками – то ещё удовольствие. Она обошлась тем, что махнула головой в попытке убрать мешающие пряди.
– Проверяю, насколько ты не мёрзнешь, – пояснила она и наклонилась за следующей порцией снега. Тот рассыпался в руках, не лепился, оставался на шерсти варежек. Приходилось тратить лишнее время, выгаданное эффектом неожиданности, на борьбу со злосчастным снежком, который никак не хотел формироваться.
– Если всё так, как ты говоришь, – добавила Оля, – то снежки не будут проблемой, прав…
Что-то с силой ударило её в лоб – жёстко, холодно. Точно осколками в кожу вонзилось. Даже мысли на миг угасли, и в голове воцарилась морозная пустота. Глаза залепило белым, колючим, мокрым на ощупь. Не проморгаться, не посмотреть вокруг.
Варежкой по лицу проводить всё-таки пришлось.
Когда Оля смогла разлепить глаза, на ресницах плясали снежинки, а сама она сидела по пояс в снегу в том самом сугробе, над которым недавно склонялась. Щёки, мокрые из-за талого снега, уже начинало адски щипать: здешний мороз быстро схватывал воду.
– Ауч, – произнесла она и посмотрела вверх. Женька был уже тут как тут, в полушаге, протягивал ей руку и смотрел сверху вниз с непонятным выражением лица – то ли тревога, то ли веселье.
– П-прости, – он пытался не смеяться, и у него почти получалось, – не… кхм… не рассчитал немного. Я по шапке хотел вообще-то, по лицу – это уже перебор, некрасиво получилось как-то. Ты в порядке?
И он ещё спрашивает?!
– Это что… снежок был? – едва ли не взвыла она, уже готовая вскочить и в свою очередь окунуть Женьку головой в сугроб. – Хрена себе у тебя сила удара! Ты тут чем занимаешься вообще?
– Ничем таким, о чём тебе стоило бы… эй, прекрати! Что ты…
– С наступающим, – перебила Оля и, набрав полные пригоршни снега, швырнула ему в лицо. – Счастливого, блин, Нового года!
На этот раз лепить ничего не пришлось: снежным хаосом накрыло обоих. Внезапно подувший ветер щедро сыпанул и на Женьку, и на саму Олю, разом превращая их из людей в снежные скульптуры. В волосах, на одежде, на лице – везде застревали надоедливые снежинки, и становилось смешно и отчего-то совсем не страшно. Даже почти не беспокойно.
Если Оля пыталась разрядить обстановку, то у неё, похоже, получилось.
***
– Боже, – Женька скинул насквозь промокшее пальто на спинку сиденья и помотал головой, стряхивая с волос капли, – ну ты даёшь! Как тебе это вообще в голову пришло?
– Ты про снежки или про поездку? – поинтересовалась Оля. Она уже успела снять пуховик и теперь безуспешно пыталась высушить всё остальное. Потянулась было привычным движением к волосам, чтобы отжать воду с косы, но вовремя вспомнила, что косы больше нет, и замерла.
– Я про всё сразу, – он улыбался и в целом выглядел таким умиротворённым, что, если бы не странности в его поведении, Оля бы разом отбросила все подозрения. – Ты меня поражаешь просто. Во-первых, я сто лет так не веселился, во-вторых, серьёзно? Снежки? В пятнадцать лет, а не в девять, да ещё на чёртовом Севере?
– Ну… просто… – Оля пожала плечами, чувствуя себя ужасно неловко. Сейчас, когда они сидели на фудкорте единственного в этом маленьком городе задрипанного торгового центра, собственная идея казалась дурацкой и ребяческой. Да и запала хватило ненадолго: минут десять – и они побежали искать место, где можно согреться и просушить вещи.
А ещё ей есть хотелось. Одними взлётными карамельками сыт не будешь. Пришлось заказать бургер с колой, отстояв в мокрой куртке очередь – хорошо ещё, небольшую.
Оля скосила взгляд на табло, что светилось в стороне – не готово ли? Нет, готово ещё не было.
– Да я не в плохом смысле! Здорово было, – Женька нагнулся к ней и заговорщически понизил голос. – Я в детстве обожал снежки. Хотя бы потому, что ими можно было стрелять в мелких тварей, и тогда они не подлетали ближе.
Настроение разом испортилось. Точно, твари. Она уже успела расслабиться в его обществе и совсем забыла, что необычно мирный пейзаж вокруг – последствие чего-то ужасающего. Чего-то, о чём и думать не хотелось.
Вокруг по-прежнему не летало ни одной тени.
– Я знаю, – пробормотала Оля, чтобы хоть как-то ответить. – Наташа в волка… кидалась. Правда, камнем, а не снегом. Давай… не будем об этом пока.
Только что всё было так хорошо. Только что она почти поверила, будто живёт нормальной человеческой жизнью обычного тинейджера. И снова разговор скатывается к чудовищам.
– Молчу-молчу, – он картинно приподнял руки, и Олю снова резануло ощущением неправильности. Сказка стремительно заканчивалась.
Она знала, что Женька эмоциональнее, чем кажется с первого взгляда – просто привык постоянно держать себя в руках, чтобы не выдавать своё настроение кому не стоит. Но сейчас он вёл себя так, словно никогда не был вынужден скрывать чувства, прятаться и отстраняться. Словно всю жизнь прожил в безопасности и уюте.
Словно был нормальным подростком.
Одежда, эмоции, блестящие глаза и детские игры в пятнадцать лет… В любой другой ситуации подобные метаморфозы Олю бы обрадовали: наверняка так он чувствовал себя счастливее, чем обычно. Но здесь и сейчас…
Перемены не предвещали ничего хорошего. Только беду и забвение. Только тьму, в которой живут чудовища.
– И всё-таки, как вышло, что ты приехала? До сих пор не могу понять, – Женька, как она и попросила, перевёл тему, и Оля подумала, что лучше бы он и дальше говорил о тварях, – откуда ты деньги взяла? Билет сюда стоит дофига, ты же не…
– Родители дали, – перебила Оля. Может, чуть жёстче, чем стоило. – И на билет сюда, и на обратный. А Стасина подруга приютила.
– Вы и с ней помирились, – понял Женька. – Хм. А мне ты об этом не говорила.
«Ты тоже мне многого не говоришь», – хотела едко ответить Оля, но вместо этого сказала другое.
– Да, помирились. Совсем недавно. Потому и не сказала.
Его любимая отмазка. Она всего лишь вернула шпильку, и он, кажется, заметил.
– Что ты им наплела? – поинтересовался Женька. – Родителям, Стасе. Что хочешь провести Новый год с оленями?
– Какой ты самокритичный, – Оля не удержалась от остроты. – Нет, я сказала им правду.
Он разом переменился в лице, утратив всю мнимую безмятежность. Где-то в глубине глаз мелькнул огонёк – не чудовищный, слава богу, не чудовищный, но тревожный. Точно Женька наконец вспомнил о конспирации, о «них», о хрупкой Олиной безопасности, о крючке, на который поймала её неведомая группировка. И о том, что про чудовищ никто не должен знать.
– Не может быть, – произнёс он. – Под правдой ты понимаешь… правду? Всю правду?
– Да, – спокойно кивнула Оля, – всю правду, и о них тоже. Как видишь, сработало.
Наблюдать, как радость на его лице уступает место смятению, было почти больно, но она притворилась, будто не видит причины волноваться.
– Ты… ты с ума сошла, – пробормотал Женька куда-то в столешницу. – Это единственное объяснение. Ты просто сошла с ума, пока меня не было. Извини, но… как это ещё можно понять?
– А так, что они меня поняли и приняли, – твёрдо ответила Оля, – и я поняла, какой дурой была всё это время, что врала направо и налево. По крайней мере, тем, кто мне дорог.
– Но что плохого? Ты же не со зла это делала, так почему нет? Да, это неприятно, но…
– Да потому что, пока я врала, они не могли мне помочь, хотя хотели! В результате я оказалась в тупике, и меня чуть не сожрали к чёртовой матери!
– Но… – начал было он, но она не дала договорить.
– Мой заказ готов. Пойду заберу.
Оля выбралась из-за столика и быстро пошла к фастфуд-точке, стараясь не оборачиваться к Женьке. Её слова были почти признанием, почти намёком. Намёком, который он воспринял верно, судя по тому, как изменилось его лицо.
Подозрения накапливались. Он пришёл сюда и зачем-то не снял перчатки. Почему?
Поднос Оля взяла, почти не чувствуя его веса, и уже по пути назад ей пришла в голову идея.
– Я вернулась, – объявила она, ставя поднос на столик и присаживаясь обратно. Добавила – мягко, намного мягче, чем перед уходом: – Извини, если вдруг прозвучало резко. Просто… ты не представляешь, насколько мне там в одиночку было сложно.
– Представляю, – отозвался Женька, не поднимая головы. – Кто-кто – но я как раз представляю. Поэтому не могу тебя осуждать. Если ты там одна уже не справлялась, то…
Весь его предыдущий энтузиазм испарился, уступив место знакомой подавленности, и Оля на миг ощутила укол совести. Нет. Нельзя. Если она сейчас не сдержится и выдаст своё огорчение – значит, у неё уже никогда ничего не выйдет.
Так подсказывали беспощадные стрелки, замершие внутри тяжёлые стрелки часов, что опять пытались прийти в движение, снова подталкивали её к неминуемой судьбе. Или всё-таки наоборот?
Женька ещё что-то говорил, но она уже не слушала. Пришло время действовать.
Оля медленно потянулась к салфетнице, стоявшей в боковой части столика. Вытащила одну салфетку из стопки, неловко шевельнув рукой. Задела локтем стоявший прямо в центре стола стакан с колой.
Стакан пошатнулся и упал. Газировка хлынула с краёв столешницы.
Добрая половина колы выплеснулась Женьке на одежду.
========== Глава 35. Корень всех зол ==========
– Прости, пожалуйста, я дура криворукая! – воскликнула Оля, вылезая из-за столика. – Блин, это ж надо было… сильно попало?
– Да уж неслабо, – согласился Женька, разглядывая собственную одежду. Выглядело и впрямь плачевно: мокрые бурые пятна расплывались и на рубашке, и на бессменных джинсах. С сиденья он успел вскочить, и оттуда до сих пор капало на пол. – Как ты так умудрилась?
– Говорю же, дура криворукая, – раздражённо фыркнула Оля. – И, как назло, ничего рядом нет, чтобы просушить. У меня разве что салфетки, но они влажные… Извини, пожалуйста. Ещё и пятна, наверное, останутся.
– Ну, предположим, невелика потеря, – успокаивающе отозвался Женька, – тебе повезло залить единственную шмотку, которую я почти не ношу. Но да, сидеть тут мокрым, пока оно не высохнет, как-то не круто. И на улицу хрен выйдешь, обледенеет. Я, конечно, сказал, что перестал мёрзнуть, но… не настолько же.
– Блин. Может, хоть что-то можно сделать, – Оля добавила в голос неуверенности. – У вас в туалетах сушилки есть?
– Есть, но слабые, – кивнул тот. – Ткань вряд ли возьмёт. Хотя… лучше, чем ничего, да. В крайнем случае можно промокать туалетной бумагой, пока не станет посуше.
– Ну, хоть что-то, – нахмурилась Оля. – Правда, прости, у меня руки из…
– Да ладно тебе. Уже случилось, а рубашку мне всё равно не жалко, – Женька отмахнулся и глянул в сторону, туда, где виднелась табличка с неприметной надписью WC. – Подождёшь? Я быстро. До конца, может, и не высохнет, но попробовать стоит.
– Куда я денусь, – усмехнулась она. – Спешить не обязательно, если что. Мне всё равно ещё поесть надо.
Пока Женька удалялся к туалетам, лавируя среди столиков и нагромождения стульев, Оля для верности провожала его взглядом. Расслабилась она, только когда он скрылся за дверью. Кажется, сработало. Справляться с мокрыми пятнами с помощью слабенькой сушилки да туалетной бумаги – дело долгое.
Быстро он точно не выйдет, значит, время у неё есть. Хорошо ещё, что не додумался взять с собой рюкзак и пальто, оставив Олю с носом и порушив весь план.
Вот видишь, он доверяет тебе, кольнула внутри совесть. Оля в очередной раз отогнала назойливые мысли: не время предаваться самобичеванию. Пора было приступать.
Женьку она знала хорошо и прекрасно помнила: важные вещи он предпочитал таскать с собой. Если и существовало место, где Оля могла найти скрытые улики, этим местом был его рюкзак. Чёрный и массивный, хранивший в себе невесть сколько разгадок.
Когда она потянулась к застёжке, руки предательски задрожали. Вот чёрт! Как ей не хотелось действовать у него за спиной, как не хотелось обманывать его доверие! Но если Женька и сам пошёл на такое – значит, сумеет и она.
Должна суметь, если хочет добраться до правды.
Пальцы нырнули внутрь раззявленной пасти рюкзака и почти сразу наткнулись на что-то твёрдое. Слишком непохожее на учебник, толстое, на кольцах… Дневник!
Дневник Марины, Женькиной матери. Тот, что он всегда носил с собой. Тот, где были зашифрованы последние её послания сыну.
Оля осторожно вытащила на свет массивную тетрадь с пожелтевшими страницами. Бордовая обложка как будто ещё потемнела, с тех пор как Женька уехал на Север. И сам дневник… стал толще?
Может, он сам тоже что-то туда записывал? Вклеивал новые странички?
Проверять не понадобилось. Едва Оля раскрыла тетрадь, как из той, шурша, вывалилось несколько листов, что скрывались между страниц. Явно добавленных недавно – чистых, белых. Исписанных уже совсем по-другому, быстрым и неловким почерком человека, который печатает чаще, чем пишет от руки.
И очень знакомым.
Оля потянулась к листам, пробежалась взглядом по буквам. Сердце обеспокоенно бухало – что, ну что он там писал? Может, описывал случившееся? Оставлял подсказки? Отмечал наблюдения?
Всё оказалось совсем иначе.
«Дорогой дневник, – прочитала Оля, – эту запись я пишу шифровкой на случай, если тетрадь попадёт не в те руки. Наконец смогла подобрать такую, чтобы писать можно было свободно. Это значит…».
Почерк был Женькин. Определённо. Но слова, написанные на листах, явно принадлежали не ему.
Марина! Таинственный шифр, за которым скрывались самые длинные и сложные записи в её дневнике! Тот, над которым они с Женькой ломали головы всю осень и так и не смогли докопаться до правды. Тот, о котором Оля уже давно забыла, увлечённая более насущными проблемами. Выходит, он расшифровал его здесь, на Севере? Узнал, что всё-таки скрывала от посторонних глаз Марина?
И не сказал ни слова?
– Какой же ты иногда идиот, – пробормотала она себе под нос. Записей, судя по мимолётному взгляду, было много. Слишком много, чтобы прочитать их за время, которое он проведёт в уборной.
Оля покосилась на двери туалета. Нет, пока не вышел. А заметки Марины – вещь полезная, ознакомиться стоило. Не зря же он скрывал их! Наверняка там что-то важное. Но пытаться читать записи сейчас, когда Женька в любой момент может вернуться и обнаружить её…
Так рисковать Оля не могла. Поэтому, поколебавшись пару мгновений, схватила разрозненные листы и разложила на ближайшем свободном столике. Сделала несколько быстрых снимков на камеру телефона. А потом собрала стопку обратно и поспешно засунула листочки уже в свою сумку, поглубже, на самое дно.
Почитает на досуге, после того как попрощается с Женькой. А сейчас есть и более важные дела. Например, целый неисследованный рюкзак.
Но, кроме Марининых заметок, в Женькином ранце не оказалось ничего интересного. Пара школьных тетрадей, испещрённых уже знакомым быстрым почерком, да другой дневник – школьный, в унылой казённой обложке. Мятные драже, паспорт с дурацкой фотографией, провод для зарядки мобильного телефона…
Мобильник! Вот что Оля ещё не проверила. В карманах его джинсов она смартфона точно не видела, а в рубашке карманов и вовсе не имелось. Значит, раз телефона нет в рюкзаке, он может быть только…
Оля метнулась к пальто, которое теперь лежало на другом стуле – перевесил подальше от луж газировки. Быстро пошарила в карманах, нащупав связку ключей и металлический брелок. Не то, не то… да где он?
Пальцы наткнулись на гладкое и прохладное, и Оля с облегчением вздохнула. Нашла-таки.
Простой чёрный смартфон темнел выключенным экраном, не спеша раскрывать тайны переписки владельца. Уже предвкушая разгадки, она ткнула в кнопку разблокировки.
«Введите пароль», – холодно сообщил интерфейс.
Оля выругалась. Пароль? Чёрт, как она об этом-то могла не подумать? Видела же, что Женька всегда набирает какую-то комбинацию, когда включает телефон.
«Марина», – безнадёжно ввела она в поле, понимая, что он никогда бы не опустился до такой банальщины.
«Неверный пароль, – ответило окно. – Показать подсказку?».
– А покажи, – пробормотала Оля и ткнула в высветившуюся кнопку. Картинка изменилась.
Теперь на фоне заставки рядом с полем для ввода пароля красовалось математическое условие. Совершенно ей незнакомое.
***
– Так, здесь, наверное, нужно найти производную… – бормотала Оля, пытаясь собрать в кучу разрозненные сведения. – Блин, я плохо их знаю, но, судя по штриху, – да… И что за уравнение такое? Какие-то жуткие степени, переменных дофига… Как это считать?
По отдельности понятия казались знакомыми: учёба в физмат-лицее не прошла даром. Но такую формулу она видела впервые. Привычные символы складывались в совсем уж неудобоваримое условие, и, как решать подобные примеры, они точно не изучали.
Здесь явно нужно было применить некий особый алгоритм, но как до него докопаться, не зная, что это за тип задачи? Она ломала голову уже кучу времени, минуты утекали сквозь пальцы, стрелки внутри тревожно подёргивались, а до разгадки было всё так же далеко, как и в миг, когда Оля взглянула на «подсказку о пароле» впервые. Даже интернет толком не давал наводок.
Нет, бесполезно. За такое короткое время она точно не разберётся.
– Чёрт бы тебя побрал со своей олимпиадной программой! – с бессильной злостью воскликнула Оля, роняя телефон на столик. И едва не подскочила, когда из-за спины вдруг раздалось:
– Это не олимпиадная.
Сердце подпрыгнуло в груди, только чтобы ухнуть в пропасть. Она дёрнулась, похолодев. Голос звучал странно. Так знакомо и в то же время совсем чужеродно. Как будто он говорил… не сам.
Как будто…
Когда Оля наконец решилась обернуться, Женька стоял прямо у неё за спиной. Протяни он руку – смог бы коснуться её плеча. Она ведь даже не услышала, как подошёл!
– А… я… – язык заплетался, сказать ничего не выходило.
– Это не олимпиадная, – повторил он всё тем же непонятным отстранённым тоном, из-за которого по коже мурашки шли, – это вузовская. Когда-то учил интереса ради… блин. Так и знал, что этим всё кончится.
– Как… давно ты здесь стоишь? – выдавила Оля, борясь с желанием вскочить из-за стола, схватить куртку и бежать, бежать как можно дальше отсюда, бежать от правды и от судьбы, от всего страшного, что могло открыться перед ней. От подозрений, которые становились истиной. От этих жутких интонаций в его голосе.
– Да уж пару минут как, – Женька вздохнул и шагнул к столику, опустился на свободное сиденье. – Дай-ка сюда.
Телефон у неё из пальцев он выдернул так плавно и стремительно, что Оля с трудом заметила движение его рук.
Лишь отстранённо отметила: перчаток на нём больше нет.
– На самом деле, если знать схему решения – ничего сложного, – бесстрастно продолжил тот, быстро набирая что-то на экране. – Стандартное задание на полный дифференциал, прямо с первых страниц учебника. Не то чтобы я сам хорошо их знал, но конкретно этот пример – довольно простой.
В другой день Оля обязательно отшутилась бы, что снова чувствует себя идиоткой рядом с ним. Или – что он наверняка просто хотел выпендриться, загнав в пароль максимально сложно выглядящую формулу. Но не сегодня.
Сейчас единственное, чего ей хотелось, – провалиться сквозь землю. Сделать так, чтобы этот момент никогда не наступил. Отмотать время назад и вообще не притрагиваться к его телефону.
– Держи, – Женька протянул ей разблокированный смартфон, и Оля глазам своим не поверила. – Ты ведь это искала?
Быть не может. Вот так просто сам отдаёт ей все доказательства? А как же…
Это что, какая-то ловушка? Попытка сбить её с толку?
– Да бери уже, – он махнул свободной рукой. – Какой смысл скрывать, если ты всё равно не отстанешь? Да и к тому же… не получится же прятать это от тебя вечно. Ты сама заметила, что за тобой не шпионят, а я поначалу настолько охренел, что даже не сделал вид, будто опасаюсь слежки. А сейчас отпираться поздно. Так что бери.
Оля нахмурилась. Осторожно, стараясь даже не дышать лишний раз, взяла смартфон, где вместо окна для ввода пароля высвечивалась переписка с незнакомым ей контактом.
Она успела заметить ещё кое-что. Правую ладонь Женьки, что протягивала ей телефон, перечертил причудливый порез. Длинный, глубокий, он тянулся от основания мизинца к большому пальцу, рассекая надвое линии жизни и сердца.
В хиромантию Оля не верила, но названия помнила. Порез выглядел так, словно Женька недавно схватился за что-то острое или…
Вот, значит, зачем перчатки.
Он отследил её взгляд и сжал руку, прикрывая порез. А потом и вовсе убрал ладонь. Похоже, Оля в очередной раз оказалась права: след явно что-то значил.
Причём ничего хорошего.
Не стоило сейчас строить догадки. Нужно было заглянуть в смартфон, пока он не передумал. Узнать наконец, что произошло.
Пальцы тряслись от волнения, и она едва не выронила аппарат, чуть не грохнула его об пол, как собственный телефон в судьбоносных снах о московской подземке. Хотя нет, тот в итоге оказался цел… или всё же разбит?
Насчёт этого Оля до сих пор не была уверена.
Она быстро пролистала переписку в начало и, не говоря ни слова, углубилась в текст.
Первым сообщением, отправленным неизвестным собеседником, оказалась знакомая уже фотография. Подмосковная забегаловка, люди, бургеры, Оля за столиком рядом с девочкой в шапке с помпоном. То самое фото, с которого началась «их» охота.
– Это тогда… – пробормотала она и подняла голову на Женьку. Тот кивнул, упрямо глядя в сторону. Взгляд на неё он так и не переводил.
На сообщение с фотографией ответ не пришёл, и неведомый собеседник попытался снова – уже в другой день:
«Почему бы тебе не позвонить ей? У неё всё хорошо?».
Оля быстро прикинула дату и время и тихо скрипнула зубами. По всему выходило, что «их» человек написал Женьке ровно в то время, когда они с Наташей столкнулись с волком. То есть следил за ними с самого начала и заранее намекнул, что происходит неладное. Чтобы вывести из равновесия и заставить нервничать. Чтобы он связался с ней и услышал от неё правду.
Ответное сообщение пришло не скоро. Время отправления – минут через сорок после предыдущего. Видимо, Женька прочёл входящее не сразу, а когда всё-таки прочёл, ринулся звонить Оле – и попал на тот самый момент, когда она тряслась от ужаса, загнанная в угол на девятом этаже незнакомого дома.
«Что вы сделали? Что с ней?».
Ни капса, ни гневных восклицательных знаков – ничего. Но собеседника мнимая уравновешенность Женьки явно не убедила.
«Заговорил наконец-то. Отлично. Давно хотел пообщаться.
Она в порядке. Пока.
Если ты понимаешь, о чём я говорю».
Похоже, провокация сработала. Да и как могла не сработать? Опасность Оле угрожала реальная, и она сама это подтвердила. Любой бы на его месте…
«Что вы собираетесь делать?» – отписал Женька, и ответ пришёл незамедлительно.
«Зависит от того, что собираешься делать ты.
Может быть, с ней всё будет хорошо.
Может быть, не очень».
«Вы же не собираетесь её убивать, – даже в такой ситуации он не растерял остатков здравого смысла. – Вам это ни к чему. Не знаю, кто вы. Но такие, как мы, вам нужны живыми».
Оля вспомнила, как думала о том же, стоя посреди подъезда и слушая, как ходит снаружи волк. И свои выводы тоже вспомнила: убийство – не единственное, что «они» могут с ней сделать.
«Их» представитель подтвердил её догадки следующим же сообщением.
«Это правда. Не собираемся.
Убивать не обязательно.
Что, если эта встреча окончится для неё чем-то… плохим?
А потом такое повторится снова? И снова?
Как долго она продержится?».
Они делали ровно то же самое, что пытался когда-то сделать Фролов за гаражами, – выбить согласие на сотрудничество силой. И, в отличие от Гошиных, их методы действительно могли сработать. Одно дело – избивать и унижать: после такого на их условия согласился бы только очень слабый человек.
Совсем другое – медленно, планомерно доводить до отчаяния, загонять в угол, продолжать методично травить, пока жертва не потеряет всякую надежду и волю. Оля содрогнулась, представив себе такую перспективу.
И что значит «чем-то плохим»? Что они собирались с ней сделать, пока она лежала без сознания? Ранить? Поуродовать? Что именно?
Оле не хотелось знать. И читать дальше, понимая, что она там увидит, – тоже не хотелось.
Но она продолжила, сглотнув комок в горле и поёжившись в очередном приступе мурашек.
«Почему ты молчишь? – следующее сообщение пришло через пять минут после предыдущего, когда Женька так и не ответил. – Хочешь оставить всё как есть? Хочешь, чтобы мы продолжили?
Имей в виду, всё будет происходить у тебя на глазах.
Мы даже можем прислать видео».
Это было уж слишком.
– Я не могу это читать, – пробормотала Оля и положила телефон на столик. – Ужасно. И ты молчал?..
Женька ничего не сказал, всё так же глядя в сторону. Рука, лежавшая на столешнице и до сих пор сжатая в кулак, едва заметно подрагивала.
Не ответит, поняла Оля. Так и будет молчать, пока она не дочитает до конца. Значит, придётся дочитывать.
Остальные сообщения она пролистала быстро, почти не вчитываясь. В глазах стояла влага, и буквы расплывались, теряли очертания. Вроде бы Женька спросил, что «они» хотят взамен на Олину безопасность. Вроде бы ему ответили, и ответ оказался ожидаемым – согласие. Раскрытие всех карт.
Он должен был сдаться им, чтобы «они» прекратили слежку за Олей и Наташей. Перестали мучить их и пугать. Оставили в покое. Женька подчеркнул это отдельно: даже не следить и не пытаться больше завербовать.
Интересное дело. Он один взамен на двоих «видящих»? Выходило неравноценно. К чему «им» такая сделка?
Встречное условие неведомых кукловодов расставило всё на места. Оля разом поняла, зачем он ей врал.
«Девочкам ничего не будет угрожать. Но только если они и впредь будут держаться подальше от этой истории. Не вмешиваются они – не вмешаемся мы», – гласило одно из последних сообщений.
Оля представила, как в таком случае смотрелся для Женьки её приезд, и ей захотелось выть от отчаяния.
Вот почему он так себя повёл. Вот почему колебался, когда она спросила, рад ли он её видеть.
Из просто плохой ситуация стремительно становилась ужасной.
«Они» ожидали, что Оля заподозрит неладное. Что решит вмешаться, нарушит выставленные ими условия и вновь попадёт под прицел.
И она сыграла в точности по их нотам.
Жертва оказалась напрасной. Всё вернулось на свои места. И теперь уже – без возможности исправить положение.
Пытаясь помочь, она сделала им обоим только хуже.
Оля попыталась что-то сказать, но из горла не вырвалось ни звука. Душили, клокоча внутри, сдавленные рыдания, захлёстывало отчаяние, возвращался страх. Даже не страх – ужас. Реальность оказалась куда жутче, чем она могла себе вообразить.
– Дочитала, да? – всё тем же отстранённым тоном отозвался Женька. – И как? Сама уже небось жалеешь, что влезла?
Оля не ответила, пытаясь совладать с бьющимися внутри эмоциями, и он продолжил:
– Я догадывался, что ты можешь что-то заподозрить. Особенно если приедешь. Но надеялся, что до этого не дойдёт, – он вздохнул. – Похоже, «они» разбираются в людях всё-таки лучше меня.
Она попыталась справиться хотя бы со спазмом, перехватывающим горло. Восстановить дыхание. Получалось с трудом: неожиданная истина била под дых болевым ударом и рвала на части остатки здравомыслия.
– Тебе изначально… стоило мне рассказать, – проговорила Оля, когда дар речи наконец вернулся. – Может, так я бы поняла… и не стала…
– Конечно, стала бы, – ответил Женька, так и не поднимая на неё глаз. – Я и сам, если бы узнал о подобном, стал бы.
Он был прав. Узнав, что кто-то пошёл ради неё на такое, она не смогла бы сидеть сложа руки. Никто бы не смог. И всё-таки!
– Что они с тобой сделали? – Оля почти шептала, как будто звуки голоса могли окончательно уничтожить и без того хрупкое самообладание. – Что ты… такое?
– Я уже говорил тебе. Я – это я. И я тебе не враг. Просто… есть ещё кое-кто.
Женька наконец обернулся в её сторону, и Оля едва не вскрикнула, встретившись с ним глазами.
В глубине зрачков горели алые всполохи. Как у Фролова – только цвет не тот. Более яркий, более тревожный, напоминающий не радугу – но искры. Искры внутри тьмы, что клубилась в теле зловещего волка.
