Текст книги "Часы бьют полночь (СИ)"
Автор книги: Анатолий Даровский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
То, что мы с О. разобрали в школе, было не тем, о чём мы думали, лол.
Убить фамильяра равно убить человека. Но он может умереть сам, если попадёт внутрь невидящего. Что это нам даёт? Ничего, оно туда изначально не полезет.
Можно попытаться как-то вытащить его наружу (как? В моём случае – пересадить в другого видящего?).
Если пережить симбиоз или одержимость – это работает как вакцина, и больше твари в тебя не полезут. То есть, способ избавиться от «них» есть.
Способ избавиться от этой штуки внутри меня (спасибо, что оно не умеет читать!) тоже есть. Какой? Найти видящего и передать ему монстра? Как и нахрена?
…О.? Исключено.
Нет, другие люди – исключено в принципе.
А без них вариантов и нет. Само оно не вылезет. Вне тела существовать не может. Свет не помогает, только хуже становится.
Надо думать дальше. И следить, чтобы О. не узнала.
Дошло. Если я избавлюсь от этой штуки, то стану им неинтересен. Но и договор нарушу. И они переключатся на неё. И смысл тогда во всём этом?
А на мне самом эта способность работает, интересно? Наверное, тоже считается за нарушение договора.
Даже если не считается, вряд ли на такое стоит идти. Потерять контроль над ситуацией для меня опаснее, чем просто жить с этой штукой в одном теле.
А ещё мама тогда ночью добровольно согласилась отдать себя монстру взамен на меня. Значит ли это, что она ни дня не была одержимой?
Они говорят, что Новый год – время чудес. Я бы скорее сказал, что чудовищ. Интересно, бывает ли вообще ХУЖЕ?
Нет, я не хочу узнавать.
========== Глава 38. Время чу… ==========
Оля так и застыла с последним листом в руке. Внутри всё мешалось и горело, мысли накладывались на эмоции, догадки мешались с воспоминаниями.
Она начала вспоминать, ещё пока читала первые записи. Марина, улыбчивая светлоглазая Марина, которая так старалась оставить тем, кто придёт после неё, хотя бы крупицы собственного опыта. Марина, мать мальчика из Олиного класса, мать Женьки.
Женьки, который…
Ближе к середине заметок воспоминания полились нескончаемым потоком. Каждое новое слово будило внутри всё больше и больше эмоций, возвращая потерянное, связывая оборванные нити внутри привычной картины мира. Пробуждая то, что должно было остаться похоронено в закромах подсознания.
Их первая встреча – там, на экскурсии, когда Оля впервые узнала, что мир не такой, каким она считала его всю жизнь. Когда впервые посмотрела в глаза чудовищу.
И то, что было дальше… Ночная детская площадка, вышедшая из комы Марина, в теле которой пробудилось существо, слишком сильное и жестокое, чтобы с ним можно было справиться в одиночку.
Странная резь в глазах. Тени и блики, обретающие объём и цвет, превращающиеся из простого обмана зрения в настоящих чудовищ. Чудовищ, которые с тех пор окружали её всегда.
Следы на снегу. Чёрный волк с оборванной шкурой. Фролов и змея на его плече. Симбионты. Север. Забвение.
Теперь Оля всё понимала. И про многолапую жуть за окном, которую не видел никто, кроме неё самой, и про незнакомый северный город. И про то, почему была не в силах, не в состоянии вспомнить, что же происходило вчера.
Всё верно: кое-кто очень не хотел, чтобы она вспоминала. Но просчитался, не заметив листов в отделении сумки, листов, украденных из его рюкзака. Листов с записями, что могли всё изменить.
Воспоминания о прошлом дне пришли последними, когда Оля уже минут десять как пыталась осмыслить остальное. Как-никак, целый пласт выпал из памяти – и его возвращение шокировало.
Последняя заметка явно принадлежала не Марине. Не тот стиль, совсем другое изложение: краткое, тезисное. Как при доказательстве теоремы или мозговом штурме. И содержание…
О. – это наверняка она, Оля. А значит, автор записок на последней странице – Женька.
В таком случае «эта штука», о которой он писал…
Воспоминание пришло вспышкой. Алые всполохи в глазах, нелюдская зловещая улыбка, пальцы, что смыкаются на её горле. Сильно: даже сейчас наверняка остались синяки, скрытые горловиной свитера.
Оля как наяву ощутила на своей шее смертоносную хватку и невольно приложила пальцы к гортани. Та отозвалась болью – да, следы ощущались. С какой же силой оно душило её, раз даже спустя сутки горло саднит и покалывает?
«Через несколько минут тебе будет уже всё равно».
Она наконец-то вспомнила. Всё вплоть до последних Женькиных слов. До прохладных пальцев на её виске.
Остальное домыслила фантазия: вот Оля падает, усыплённая его прикосновением, вот он вытаскивает из кармана её сумки телефон и снимает блокировку, приложив палец Олиной руки к сенсору сканера отпечатков пальцев. Вот пролистывает переписку и фотографии, удаляя всё, что могло бы напомнить Оле о прошлом. Вот находит сообщения Рэны и узнаёт, куда нести спящее тело.
Вот притаскивает Олю, всё ещё бесчувственную, по нужному адресу. И, когда Рэна открывает дверь, – точно так же прикасается к её виску, лишая воспоминаний о собственном приходе.
Всё складывалось. Вот, значит, как Женька решил избавить Олю от опасности.
Звонить родителям она больше не хотела. Нужно было действовать. Быстро. Желательно – прямо сейчас. Нужно было увидеть его, сказать, что она всё вспомнила, а потом…
Нет. Нет, обречённо поняла Оля. Нельзя. Нельзя, потому что её невмешательство – плата за безопасность. Потому что он просто сотрёт ей память снова и будет продолжать, пока она не забудет окончательно или пока не сдастся, оставив попытки.
И тогда станет правдой то будущее, что она видела? Те сны? Дойдут до двенадцати стрелки, стрелки на часах, застывших внутри, и наступит бесконечная полночь?
А может, всё не так? А может, наоборот? Будущее наступит, если она ничего не сделает? Она забудет Женьку снова, но уже не потому, что он сотрёт ей память…
…а потому что сотрётся из этого мира сам? Как Марина? Марина, которую Оля видела в последнем сне про московское метро, Марина, что назвала себя «не привидением, а воспоминанием»?
«Ты ещё можешь всё исправить, и это будущее не наступит»? Так она, кажется, сказала?..
Но что делать? Как исправлять-то?
– У тебя такой вид, будто ты призрака увидела, – раздалось со стороны двери. Оля вздрогнула и подняла глаза. Рэна. Всего лишь Рэна вылезла из душа и теперь стояла в проёме: в домашней футболке, с полотенцем на мокрых волосах. – Что случилось?
– Ничего, я… – Оля растерялась. И что ей сказать? Что воспоминания вернулись, что её близкому другу угрожает опасность, что она не должна вмешиваться, потому что иначе сделает его жертву напрасной? Что она при этом не может не вмешаться, ведь всё это началось из-за неё?
Говорить ничего не пришлось.
– Ты вспомнила, – поняла Рэна, подходя к ней и садясь рядом на диван. – И, судя по лицу, вспомнила что-то плохое. Я права?
Оля кивнула и опустила голову. Новый год наступал неотвратимо, как призрачное мрачное будущее, и стрелки, что дрожали внутри, накладывались на стрелки часов Спасской башни, которые сегодня пробьют полночь.
Отсчитают начало нового цикла и навсегда похоронят её возможность что-то изменить.
– Скажи, – тихо произнесла Оля, – скажи мне такую вещь. Если есть что-то плохое, что должно случиться… и я знаю, что оно случится, но не знаю, из-за чего – как быть, чтобы не ошибиться?
Рэна не ответила, и она продолжила – быстро, пока не сбилась с мысли.
– Если я могу попытаться что-то сделать, но есть вероятность, что станет только хуже… А могу ничего не делать, и в таком случае точно произойдёт что-то ужасное. Но не факт, что такое же ужасное… как то, что случится, если я попробую и облажаюсь. И что делать-то?
Оля умолкла, бессильно кусая губу. Вернувшаяся память не принесла облегчения – только тревогу и осознание собственной слабости. Невозможности что-нибудь сделать. Придумать ответ. Даже если она решит действовать – откуда ей вообще знать, где Женька сейчас! Она ведь адреса не спросила!
– Послушай, – вымолвила вдруг Рэна. – Ты помнишь, какое сегодня число?
А это тут при чём?
– Тридцать первое, – вздохнула Оля. – Новый год скоро, да. Не успею решиться до него – вообще ничего уже не смогу. Да и вообще, подумаешь, праздник…
– Не просто праздник, – улыбнулась девушка. – Время чудес. Я это к чему: если хочешь что-то попробовать, лучше пробуй сейчас. Не знаю, что у тебя там произошло, но…
– Кое-кто говорит, что не чудес, а чудовищ, – мрачно заметила Оля. – Даже звучит похоже. Но это ничего не значит. Просто игра слов. А я… вроде и хочу попытаться помочь, но не знаю, стоит ли.
– Лучше сделать и жалеть, – покачала головой Рэна и вдруг предложила. – Хочешь, историю расскажу?
– О чём?
– О… чудесах и чудовищах, если можно так сказать, – усмехнулась та. – Только в роли чудовищ люди. Вот представь: живёт на свете девочка, и вокруг неё одни монстры…
Оля насторожилась. Слова Рэны неожиданно гармонировали с тем, что происходило внутри неё самой. В её жизни. В жизни Женьки. Да и Наташи – всех, с кем она успела познакомиться за то недолгое время, что видела тварей.
– Продолжай, – медленно произнесла Оля. – Что с этой девочкой?
Рэна улыбнулась – легко, одними уголками губ. Задумчиво и совсем не радостно.
– Живёт на свете эта девочка, и все вокруг говорят ей: да что ты выдумываешь, все так живут. Подумаешь, монстры вокруг – да так и должно быть! Сама такой же станешь, когда вырастешь. Это неизбежно. Потом сама будешь смеяться над собой, непутёвой.
У Оли внутри что-то протяжно заныло: вспомнилось, что сказал Женька тогда, на фудкорте. Потом он, конечно, уверял, что на самом деле так не думает, но…
– А девочка так не хочет, – продолжила Рэна. – Не хочет становиться монстром, не хочет делаться такими же, как они. И думает – может, к чёрту чудовищ? Может, просто уйти от них и жить самой? Сделать что-то, чтобы мир перестал быть полон демонов?
Да. Это было очень похоже, невероятно похоже на то, что сейчас испытывала Оля.
Вот только речь же шла не о настоящих чудовищах, верно? О людях?
Снова вспомнился Женька: теперь, когда воспоминания вернулись, его образ приходил на ум постоянно. «Может, между ними не такая уж и большая разница?» – так он, кажется, сказал? Давно, в школе ещё.
– Но она боялась, эта девочка, – тихо произнесла Рэна. – Потому что мириться с демонами вокруг себя было привычно и просто. А шаг в неизвестность… казался чем-то сложным и страшным, чем-то, что может сделать только хуже. И вариантов не было. Совсем не было.
Она умолкла и вздохнула, глядя куда-то сквозь Олю, в пустоту, в окно, где до сих пор покачивалась невидимая для посторонних глаз тварь. Тварь, что не нападала, потому что больше не чувствовала страха.
Страха и вправду не было.
В одном девушка оказалась неправа. Мириться с демонами вокруг себя Оля так и не научилась. Как бы ни старалась убедить себя в обратном, привычно ей до сих пор не стало. Иначе не приходила бы в редкие минуты слабости липкая жалость к себе, не вспыхивали бы внутри злость и обида: зря решилась, зря приняла этот жуткий дар.
Хотя, наверное, всё же не зря?..
– И что? – поторопила Оля. – Что в итоге случилось:
Рэна странно усмехнулась.
– Чудеса. Случились чудеса.
Она ведь о себе говорила, верно? Оля вспомнила: вроде бы эта девушка, такая с виду хрупкая, сбежала из дома, чтобы жить отдельно. В девятнадцать лет, одна, без профессии и связей, в маленьком северном городке, с одной лишь сумкой с вещами. И в результате – живёт здесь, работает и, судя по количеству рисунков вокруг, занимается любимым делом. Устроилась.
Да, пожалуй, это тянуло на чудо.
– Ты говоришь об удачных обстоятельствах? – пробормотала Оля. – Но у меня таких нет, и я…
– Я говорю, – прервала её Рэна, – что никогда не стоит сдаваться. Да, когда я сейчас смотрю назад, я воспринимаю это как чудо… Но на самом деле настоящим чудом было – решиться. Всё остальное приложилось потом. Дорогу осилит идущий, или как там было?
Никогда не стоит сдаваться. Кто-то однажды уже говорил Оле эти слова. Кто-то, кто однажды сдался и погиб.
Оля не хотела, чтобы кому-то ещё пришлось погибать. И сдаваться тоже не хотела. Но червячок сомнения грыз изнутри, не давая покоя.
– А если не приложится? – всё-таки спросила она. – А если я только хуже сделаю?
– Тогда ты будешь знать, что как минимум попыталась, – ответила Рэна. – Я не знаю твоей ситуации, конечно, так что не уверена, могу ли советовать, но по опыту – попробовать стоит.
Звучало логично, но… это ведь было не только её решение. Что насчёт Женьки, который отдал слишком многое ради её безопасности – а теперь она собирается разрушить это всё? Разве она не обязана перед ним?
Разве «они» не рассчитывают, что она попытается снова?
– Есть один человек, – медленно произнесла Оля. – Я… не думаю, что ему это понравится. Он очень много для меня сделал, и, если я сейчас начну действовать, то всё это умножу на ноль.
– А ты просила его об этом? – вопросом на вопрос ответила Рэна. – Монстры этой девочки… тоже так говорили. Мы, мол, для тебя столько сделали, ты обязана поступать так, как сказано. Но девочка не просила, чтобы для неё это делали. И, как только это осознала, стала свободной.
И добавила уже тише:
– Делать что-то для тебя – решение этого человека. А сейчас речь о твоём. Попробуй на миг забыть о «долге» и подумать, что будет, если у тебя всё получится.
– Но я даже не знаю, что делать, чтобы всё получилось! – воскликнула Оля. – Как я могу об этом подумать? Вариантов нет!
– А вариантов никогда нет, – отозвалась девушка, – пока не решишься. И только когда начинаешь всерьёз задумываться, внезапно осеняет. Так мозги работают, ничего не могу поделать.
Оля закрыла глаза. Голова взрывалась. Саднило горло. Женька был далеко, и она не знала, где. Как ему помочь, не нарвавшись самой, тоже не знала.
Но Рэна говорила разумные вещи. Нельзя было пускать ситуацию на самотёк. Самое невыносимое из всех возможных решений – сидеть сложа руки и не делать ничего. Добровольно ждать, пока чудовища возьмут своё, пока «они» возьмут своё.
Такой исход претил Оле до глубины души, и, будь она менее задолбанной и затравленной после всех злоключений этих месяцев, ей бы и самой в голову не пришло сдаться.
Нужно было искать выход.
Почему-то вспомнилась Марина. Не та Марина, что умирала на полу Женькиной спальни, а та, которую Оля недавно видела во сне. Лёгкая, воздушная, с прохладными руками и знакомыми тревожными глазами. Приторный запах винограда, что исходил от неё. И последние слова: просыпайся. Ты ещё можешь всё изменить. А я помогу, как всегда помогала.
Интересно, это всё-таки был глюк? Или призрак Марины действительно существовал в этом мире в какой-то неясной форме? После чудовищ и вещих снов Оля ничему бы уже не удивилась.
Она перевела взгляд на листы, которые всё ещё в беспорядке валялись на диване. Марина ведь их имела в виду? Дневник с подсказками? С историей о «них», о том, как она общалась с «ними» на заре создания группировки? Как узнала важные вещи?
Оля снова выудила из нагромождения бумаг последний лист. Рэна выжидающе смотрела на неё.
Краткие тезисы, выжимка из всего полезного, что было в дневнике: некоторые чудовища не могут существовать вне человеческих тел и погибают, если окажутся внутри невидящего. Тот, кто сможет избавиться от одержимости, получит иммунитет – чёрт, а ведь о таким никто из них даже не подозревал!
И сила. Сила, которую получает каждый симбионт. Сила, что появляется сразу, ещё до трёх дней метаморфоз. У Фролова – подчинять других, у Женьки – стирать воспоминания.
Сила Гоши не действовала на тех, кто мог видеть. Сила Женьки сработала на неё – но, видимо, не до конца, раз Оля смогла вспомнить.
Что это ей давало?
Она ещё раз прокрутила в голове события сегодняшнего утра. Пробуждение, внезапное осознание, попытки понять, что случилось… Чудовище в окне. Смутные воспоминания о моменте, когда Оля начала их видеть – давно, ещё в октябре.
Что это ей давало?
Мысль вертелась в голове, ускользая, и ухватить её за хвост никак не получалось.
Выходит, миг, в который она начала видеть чудовищ, остался в её памяти. Этот момент никто не стирал – наверное, Женька просто не догадался. Или не смог. В конце концов, не факт, что он как следует контролирует себя и свою силу.
Что это ей давало?
Что будет, если отменить самое первое воспоминание? Тот миг, когда она впервые увидела? Что это даст? Останется ли всё как есть – или вместе с памятью уйдут и демоны? Она снова станет нормальной? Невидящей?
Вряд ли ему могло прийти в голову такое решение. Он-то видит их с рождения и даже не задумывался о том, что чёртову способность можно… отменить.
«Эта штука» не может существовать вне тела человека. Причём видящего человека. Единственный способ избавить от неё Женьку – пересадить в другого видящего. А единственный способ убить её – пересадить в невидящего.
Олю осенило.
– Рэна, – быстро произнесла она, рывком вскакивая с дивана, – Рэна, скажи. Можно узнать адрес человека, если ты в курсе, где он учится и как его зовут?
Девушка моргнула. Вопрос явно застал её врасплох.
– Э… в теории, можно. Если фамилия есть в телефонной базе.
– Они живут на съёме, отпадает, – резко перебила Оля. – Ещё варианты?
– Разве что через знакомых, – протянула она. – А что? Ты, похоже, таки решила действовать?
Оля кивнула, погрузившись в размышления. Знакомые. Знакомые, знакомые… кажется, с кем-то из них она уже имела дело.
Точно! Мальчик из Женькиной параллели! Тот, которому она так и не написала, решив не палить контору лишний раз! Сейчас, когда всё стало понятно, о конспирации думать уже не приходилось.
Её ничего не останавливало.
– Спасибо, Рэна, ты гений, – искренне произнесла Оля. – И за то, что пнула и заставила решиться… тоже спасибо.
Девушка рассмеялась и вполглаза глянула на неё.
– Всегда пожалуйста! Считай это новогодним подарком. Видишь, говорила же, что хорошие идеи всегда приходят, когда решаешься. Наверное, это и есть чудеса.
Оля кивнула ещё раз и отложила листы. Чудеса или чудовища – уже неважно. Она знала, что делать.
Знала, как убить всех зайцев одним махом, отменить судьбу, вернуть всё на круги своя. Знала, что и как делать, чтобы никто больше не погиб. И не исчез. И не превратился в монстра.
Хватит с неё бестолковой жертвенности, хватит историй, где кто-нибудь обязательно должен умереть в конце во имя спасения остальных: то Игорь, то Марина, то ещё кто. Хватит. Она спасёт их обоих, и себя, и Женьку, чего бы ей это ни стоило. Пусть даже воспоминаний. Пусть даже способности.
Если Новый год ни при чём, и сегодняшний день принадлежит не чудесам, а чудовищам…
Значит, чудеса она создаст сама.
========== Глава 39. Гори огнём ==========
– Бенгальские огни, пожалуйста, – произнесла Оля, заглядывая в окошко киоска.
Фонарика в сумке не оказалось: видимо, Женька забрал как ещё одно напоминание о том, чего ей вспоминать не стоило. Ну, он считал, что не стоило. Так что света, который помог бы разогнать монстров, у неё больше не было.
А их всё прибывало. Вечерело, и тварей становилось больше, ещё больше, слишком много для обычной зимней ночи.
Это он, что ли, имел в виду, когда писал, будто Новый год – время чудовищ?
– Сколько пачек? – хмуро поинтересовалась женщина за прилавком. Толстая, с дурацкой химической завивкой. Понятно, почему злится: праздник на носу, а она в киоске торчит.
В геенну продавщицу. Не в ней дело.
– Все, – ответила Оля. – Сдачи не нужно.
Если фонарика нет, придётся справляться подручными средствами. Благо, Новый год наступает на пятки, и атрибуты для праздника продаются на каждом углу. Купить их намного быстрее, чем искать новый фонарь в предновогодней магазинной суматохе.
– Всего две осталось, – буркнула та. – Брать будете?
Ожидаемо. Разобрали всё уже небось. Вон и салюты где-то начинают бухать… Хорошо, хотя бы две пачки удалось добыть: в предыдущих двух ларьках и того не оказалось.
– Конечно, – кивнула Оля и улыбнулась. – С наступающим. Счастья вам.
Женщина в киоске недоумевающе нахмурилась и вдруг расплылась в ответной улыбке.
– И вас с наступающим. Пусть всё сбудется.
Принимая из обветренных рук две пачки бенгальских огней, Оля усмехнулась про себя. Слова продавщицы неожиданно хорошо легли на её собственное настроение.
Сбудется. Не может не сбыться. Время чудес, как-никак.
Чудес – и решений.
***
– Куда собираетесь, деушка? – спросили сбоку. – На ёлку небось? А давайте… ик!… вместе!
Как и ожидалось. Уже начали праздновать. Десять часов вечера, до Нового года ещё два часа, но этим только повод дай. А там выдумают, что хотят.
Хорошо ещё, до дома, на который ей указал парень из Женькиной параллели, рукой подать. Хотя в этом маленьком городишке докуда угодно рукой подать. Даже такси брать не пришлось – да и откуда его возьмёшь в этом захолустье вечером тридцать первого числа?
Будь у Оли возможность, такси бы она взяла. Не только пьяных ей стоило опасаться.
– Не интересует, – осторожно увернулась она от покачивающейся фигуры в чёрном пуховике. – И я не на ёлку.
– А зря! – отозвалась фигура. – Ёлка в этом году такая прям! Самое светлое, знаете, ик!.. место в городе! Если захотите, то в Дом культуры местный, там такое… ик!.. представление! Ровно в полночь врубят эту, как её… иллюминацию, во! Такое будет…
– Ага-ага, – вежливо покивала Оля и мышью прошмыгнула под рукой пьяницы, который всё пытался загородить ей дорогу. Не хватало ещё вляпаться в неприятности по пути. Нет у неё времени ни на ёлки, ни на Дома культуры.
Стрелки внутри вращались как одержимые.
***
Первая улица, вторая улица, поворот. Отлично! Она не заблудилась! Ещё пара домов – и Оля окажется в нужном месте.
Она остановилась на мгновение, чиркнула зажигалкой, запалила бенгальскую свечу. Поводила ею по сторонам, отгоняя полупрозрачные лапы, шипастые щупальца, муть, похожую на волосы. Те подступали со всех сторон, но огонь – огонь держал их на расстоянии.
– Так, теперь налево, – пробормотала она про себя и развернулась к переулку. Тот смотрелся раззявленной пастью очередной твари: фонари не горели. Вдали что-то хлюпало.
Прогрохотал сбоку очередной фейерверк. Истошно завыла сирена машины, залаяла в истерике чья-то мелкая псинка, вызвав у Оли нервный озноб: не надо сейчас собак.
Она шумно выдохнула, оставив за собой облачко пара, и нырнула во дворы. Темно, да, страшно, да, но по улице здесь не обойдёшь. Пьяные вроде не орут. А у неё как минимум есть бенгальские огни.
Лучше, чем ничего, хоть и помогают слабо.
Со стороны Оля наверняка смотрелась обычным празднующим подростком: бенгальский огонь в руке, ошалевший взгляд. Блуждающая по лицу улыбка – не радостная, скорее взволнованная. Ситуация напрягала нервы и будила внутри сомнения. А если не получится? А если не доберётся, или не сможет, или не сработает?
Плевать. Должно получиться. Слишком много всего произошло, чтобы она могла отступить. Слишком многое ещё предстояло сделать.
Темнота переулка лизнула лицо и после освещённой салютами улицы показалась особенно кромешной. Только бенгальский огонь и освещал дорогу. Искры шипели, сыпались на снег, наверняка оставляли в нём талые дыры – но этого Оля уже не могла увидеть.
Она сама не поняла, в какой момент зазевалась. До нужного подъезда оставалось несколько быстрых шагов. Ничего не предвещало проблем, ничего не загораживало путь, даже лампочка над входной дверью горела.
И тут над ней нависла туша. Огромная, жирная, истекающая какой-то мерзкой слизью, что не замерзала на морозе. Больше всего похожая на ком грязи, припорошенной снегом, если у грязи, конечно, бывают бесформенные щупальца и широко распахнутые глаза.
От туши пахло хвоей, а грязноватая плоть ощерилась иглами, похожими на еловые.
Щупальце схватило её за лодыжку, и Оля потеряла равновесие. На миг картинка перед глазами расплылась в стремительном движении: её потянули в сторону и вверх. Дёрнули за ногу, перевернули вниз головой.
Кровь прилила к вискам, и внутри запульсировала боль. Боже, да когда ж она избавится от последствий этого злосчастного сотрясения?
Бенгальский огонь выпал из пальцев, ударился о снег и зашипел, угасая.
Чудовище булькнуло. Рассмотреть его Оля толком не могла, но прямо перед глазами вздулся и лопнул налитый вонючей слизью пузырь. Забрызгал лицо: кожу тут же начало мерзко щипать.
– Пусти! – она рванулась, пытаясь лягнуть бесформенную тушу свободной ногой. Не вышло. Ещё одно щупальце вырвалось из тела, стремительно перехватывая вторую лодыжку. Теперь свободными оставались только руки. Но из-за толстого пуховика шевелить ими толком не получалось.
Тварь встряхнула её, как котёнка, и Оля ощутила, как вылетают из карманов безделушки. Звякнули о землю ключи. Грохнулся в снег телефон. Зажигалка, пакетик с бенгальскими огнями…
О, чёрт. Как ей выбираться-то?
Существо снова забулькало. Глаза начали привыкать к темноте, и теперь Оля видела, как медленно, но верно раскрывается внутри туши бездонный чёрный рот. С краёв рта капало.
Ну уж нет. Сожрать себя здесь, на полпути к желанной цели, она не позволит. Нужно как-то освободиться, пока оно не разинуло рот окончательно и не заглотило её к чёртовой матери!
Оля лихорадочно осмотрелась. Содержимое карманов лежало на земле – рукой подать. Но рука как раз не доставала. Не хватало нескольких жалких сантиметров.
Сбоку, на уровне её глаз, виднелась кривоватая металлическая оградка.
– Вот так! – выдохнула Оля, хватаясь обеими руками за прутья. Ладони обожгло морозом – сняла рукавицы, пока зажигала бенгальский огонь, а потом так и не надела. Пофиг. Главное – зацепилась.
Существо недоумевающе уркнуло и потянуло её вверх. Оля попыталась перехватить пониже и одновременно задрыгала ногами, стремясь вырваться из хватки. Щупальце качнулось. Заснеженная дорога бросилась в глаза.
Кажется, получилось. Она явно висела ниже, чем раньше. Можно попытаться дотянуться до вещей на земле и…
Одно из щупалец отпустило её ногу и перехватило руку, что всё ещё цеплялась за заборчик. С силой дёрнуло на себя. Одним движением заставило оторваться от оградки.
На лице выступил пот, несмотря на жуткий мороз. Ну же, ещё чуть-чуть, ещё… есть!
Её снова дёрнули вверх. На этот раз – за руку и за ногу, гармошкой складывая вдвое. Оля затравленно уставилась на тушу – огромная пасть, где щуплая девочка-подросток поместилась бы целиком, раскрылась полностью. Обнажила мелкие частые зубы, похожие на обломки костей.
Щупальца потянули её к этой пасти.
Времени почти не оставалось. Вдали громыхал фейерверк. С улицы доносились вопли: орала новогодние песни нетрезвая компания.
Люди праздновали, а ей приходилось бороться со смертью.
В свободной руке Оля сжимала зажигалку и бенгальскую свечу. Вторую ладонь обмотало щупальце, до боли стискивая запястье – не шевельнуть. Чёртов рот был совсем уже близко.
Рот! Точно! За миг до того, как щупальца разжались, отправляя её в пасть твари, Оля перехватила свечу губами. Чиркнула зажигалкой. Зажмурилась, чтобы не попало в глаза.
Свеча вспыхнула, осыпав лицо искрами. Зажигалка вновь выпала из пальцев, лишь для того чтобы Оля перехватила бенгальский огонь освободившейся рукой. Вовремя: существо хлюпнуло, хватка разжалась, и она рухнула прямо внутрь клокочущего гигантского рта с частоколом костей-зубов.
В нос ударил невыносимый смрад. В голове зашумело. Пасть начала закрываться так же медленно, как и открылась, истекая грязной слизью и пульсируя со всех сторон. Сейчас оно сожмёт зубы – и всё, конец.
Нет уж, не дождётся. Не для того она сюда шла, не затем боролась и рвалась! Из последних сил Оля выбросила вперёд руку с бенгальским огнём и вбила сияющую свечу прямо в глотку монстра.
Металл оглушительно зашипел. Туша содрогнулась. Бульканье стало невыносимым.
Тварь замерла, и Оля поспешила воспользоваться преимуществом. Рванулась назад, выталкивая себя изо рта чудовища, оттолкнулась ногами от склизких боков. Рухнула на снег, стремительно отползла в сторону – быстро, быстро, пока щупальца снова не перехватили!..
Щупальца не перехватывали. Тварь надсадно булькала, сотрясаясь всем телом, и нападать не спешила. Оля окинула тушу взглядом и нахмурилась. Похоже, ранила – но не убила, так?
Пора было с этим кончать. Куда там их нужно бить, чтоб наверняка? В глаза?
Она неловко поднялась на ноги, поморщилась от боли в сдавленных лодыжках – наверняка останутся синяки. Подобрала зажигалку и початый пакетик огней. Оставалось несколько штук.
Пальцы подрагивали, а рука, которую до того сжимало щупальце, противно ныла. Оля была не в том состоянии, чтобы перебирать – запалила все оставшиеся в пачке свечи. Одним движением, чтобы не тратить время.
Огни затрещали, разгораясь. Туша дёрнулась и попыталась отползти от яркого света. Действовать нужно было быстро.
– Гори огнём, – прошипела Оля. – Гори, мать твою!
И, рванувшись вперёд, вонзила связку бенгальских огней в вылупившийся на неё глаз твари.
Бульканье стало невыносимым. В нос ударил уже привычный смрад, мешаясь с запахом горелой хвои.
– Гори!.. Ёлочка сраная, – повторила она и нервно, истерично расхохоталась.
******
Лифта в доме не оказалось. Пришлось забираться наверх по ступенькам, прислушиваясь к звуку собственных шагов и надеясь, что на лестнице не водятся какие-нибудь твари покруче сегодняшней.
Подъём навевал воспоминания. Кажется, точно так же она брела наверх, когда её загонял волк. Но, если тогда Олю вело отчаяние, то сейчас вперёд толкала надежда.
Надежда и уверенность, что всё будет хорошо. В конце концов, даже в подъезд попасть удалось с лёгкостью: когда она подошла, внутрь как раз заходила незнакомая парочка навеселе.
Парочка скрылась за дверью квартиры на первом этаже, а ей пришлось идти наверх. На пятый. Разумеется, из пяти.
Женька вроде говорил, что живут они невысоко? Отличное у него «невысоко»!
Перед нужной дверью Оля долго пыталась привести себя в порядок. Пачка влажных салфеток немного спасла положение – как минимум на лице не осталось пятен – но в остальном она выглядела живописно. Подтёки слизи на бордовом пуховике, изгвазданные волосы… великолепно.
Оставалось надеяться, что Женькин отец уже начал праздновать и ничего не заметит. А самому Женьке не привыкать.
Она перевела дух и вдавила кнопку звонка.
Из-за двери раздались шаги, сменившиеся лязгом открываемых замков.
– Что случилось?.. – из квартиры высунулся мужчина, и, пусть Оля видела его вживую пару раз в жизни, лицо она узнала. Невозможно было не узнать: Женька многое перенял от отца. Да и фотографии видела не раз, когда задерживалась у одноклассника на чай и во время разговоров бездумно скользила взглядом по пыльным полкам.
– Здравствуйте, – нервно улыбнулась Оля. – Дмитрий, кажется? Я… я к вашему сыну. Извините, что так внезапно. Меня Оля зовут, может, даже узнали.
