Текст книги "Часы бьют полночь (СИ)"

Автор книги: Анатолий Даровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Они продолжали общаться: через соцсети, через видеозвонки. Женька оставил ей сканы страниц дневника своей матери, и иногда по вечерам Оля перечитывала записи Марины, уже особенно не скрываясь. Самостоятельно пыталась углубиться в шифровку – но не находила зацепок.

Он писал, что на Севере всё почти так же, как и у них – только снега больше. А ещё расстояние между населёнными пунктами огромное. Так просто из города в город не добраться. Это эфемерное общение отчасти заменяло реальное – но только отчасти.

Сначала Оля боялась говорить о чудовищах по телефону, но потом осмелела. Другого пути всё равно не оставалось. Всё, о чём они беспокоились раньше – заметят, начнут задавать дурацкие вопросы – стало неважным, и теперь прятаться толку не было.

Её начали считать даже более странной, чем когда-то считали его, и друзей у Оли практически не осталось.

Нужно было что-то делать. Искать зацепки, разговаривать с людьми, пытаться добраться до правды и выйти на тех, кто послал Гошу по их души. Не выходило. Оля чувствовала себя так, будто с Женькой на Север отправились все её силы и желание что-то менять.

Отправились – и замёрзли там, превращённые в глыбу льда. Эта глыба порой шевелилась внутри, неумолимо царапалась в нежную плоть зловещими стрелками, которые больше ничего не останавливало. Порой Оля как будто наяву слышала тиканье часов, что отсчитывали время до неизбежного.

«Они» на горизонте не появлялись.

Вовка, Глеб и Лена вернулись в класс через три недели после инцидента. Непривычно тихие, бледные и грустные, с потухшими, словно мёртвыми глазами. Они так и не сказали ничего внятного по поводу Фролова и его ручной змеи. Молчали, будто не понимали, что происходит.

Они сходили на занятия всего пару раз, а потом исчезли. Поговаривали, что родители забили тревогу и настояли на госпитализации в психиатрическую клинику.

Олю забрали бы туда же, расскажи она правду о том, что её гложет. И она молчала.

– Ты стала какой-то печальной, – говорил папа вечером, когда Оля вяло ковырялась ложкой в ужине и старалась не смотреть родителям в глаза. – Не заболела?

– Нет, – отвечала она и уходила в свою комнату.

Они проиграли. Выиграли у Фролова – но проиграли судьбе, проиграли снам, проиграли расстоянию. Маленькая победа над Гошей таяла в череде этих поражений, как мираж. К тому же…

Оле ужасно не хотелось этого признавать, но они с Женькой действительно были виноваты в смерти Фролова. Фролова, который, если бы не змея на его плече, как знать, мог бы быть хорошим человеком.

Она примирилась с убийством монстров, но беспощадное осознание убийства человека будило по ночам, не давало как следует заснуть, преследовало в школе липким прозвищем «ведьма» и пустыми глазами Глеба, Ленки и Вована, которые виделись Оле в кошмарах. Без Вовы в классе стало ужасно тихо и скучно.

Сколько Оля ни убеждала себя, что ничего особенно плохого они не сделали – Гоша, как-никак, был чудовищем, захватившим разумы троих одноклассников и бог знает скольких ещё людей – в глубине души продолжало ныть и болеть.

Кто знает, может, сбывающаяся судьба стала их расплатой за расправу над Фроловым?

Как бы то ни было, прошёл месяц – а за Олей никто не пришёл. Не появлялся зловещий полуволк, хриплый вой которого она до сих пор вспоминала с содроганием. Исчезли с улиц трупы кошек, окончательно убедив ребят: кошачьим маньяком был либо Фролов, либо Женька. Таинственные покровители Гоши, которые якобы хотели видеть их в своих рядах – о них тоже не было слышно ни слова.

Жизнь потеряла смысл и вкус. Оля попыталась было сунуться в олимпиадный кружок, но её там не приняли. Из всех олимпиадников более-менее доброжелательно на неё смотрел только Никитка. Будто помнил, что она когда-то для него сделала.

Так что оставалось сидеть на уроках и наблюдать, как ритмично, почти механически подёргиваются губы Вивлы, когда она рассказывает очередной скучный материал. Разводить руками серое марево и продолжать существовать в ожидании то ли чуда, то ли сигнала.

Сигнал всё-таки пришёл. Оттуда, откуда Оля его точно не ждала.

Стояли холода, и ребята спешили разбежаться по домам, чтобы не отморозить уши. Оля же за последний месяц успела свыкнуться со стужей и почти не чувствовала, как ноют пальцы и кончик носа. Вместо того чтобы идти домой, где сами стены давили и напоминали обо всём, что случилось и чему ещё только предстоит произойти, она пошла гулять.

Ноги сами принесли Олю на памятную детскую площадку. Здесь они с Женькой впервые после злополучной экскурсии заговорили о чудовищах. Сюда же он позвал её однажды ночью, когда ему нужна была помощь.

В тот раз им обоим помогла мать Женьки. Марина. Уже тогда скорее призрак, чем реальный человек. Сильная и добрая даже после смерти, она назвала Олю храброй и посоветовала им держаться вместе. И исчезла. Сейчас им обоим пригодился бы добрый совет, но Марина больше не могла его дать.

В тот день Оля начала видеть чудовищ. Она знала о них и раньше, с самой экскурсии, но знание само по себе не было опасным. Лишь когда ты сам видишь тварей, они начинают видеть тебя.

Как хорошо, что Женька успел научить её вести себя естественно, даже когда вокруг творится безумие, и пляшут тени по мостовой, и из открытого канализационного люка скалится и лезет тёмное, страшное. Как сейчас.

Оля не сразу поняла, что кажется ей неправильным в окружающей картине. Вот многоэтажки блестят многочисленными окнами, и дубеет бельё на балконах. Вот какая-то призрачная мелочь ползает по детской площадке и негромко шипит. Неопасная. А вот девочка лет двенадцати идёт по тротуару сбоку от площадки, осторожно огибая попадающихся по пути чудовищ.

Огибая?!

Неожиданная догадка молотом ударила по морозному оцепенению, что сковывало её все эти дни.

– Девочка, – хрипло позвала Оля, сама не понимая, что говорит. – Девочка, подойди сюда.

Та приблизилась. Невысокая, плотная, со странно знакомыми грубоватыми чертами лица, одетая в цветастую зимнюю куртку и смешную розовую шапочку с пушистым помпоном. Русые волосёнки выбивались из-под шапки и красиво обрамляли лицо.

– Ты… очень необычно шла, – тихо произнесла Оля. – Я просто хочу спросить – тебе помощь не нужна?

Девочка моргнула и пристально посмотрела на неё. Эти серые глаза точно были Оле знакомы – но нет, не Женькины, не такие.

– Нормально я шла, – серьёзно ответила девочка. – Если тебе интересно, почему именно так – можешь просто считать, что я обходила воображаемых драконов.

– Я их вижу.

Признание слетело с губ раньше, чем Оля успела решить, стоит ли рассказывать незнакомой девочке правду.

– Правда? – та хлопнула глазами и вдруг улыбнулась, становясь ещё более неуловимо знакомой. – Да ладно! Серьёзно?

– Серьёзно, – Оля кивнула. Девочка, которая тоже видит? Такое знакомство не стоит упускать.

– Ну… – та смешно сощурилась. – Что-то лезет оттуда, из канализации. Как оно выглядит?

– Чёрное, бесформенное и скользкое, с кучей зубов, – машинально отозвалась Оля, даже не понимая толком, к чему ей вдруг отчитываться перед малолеткой. Но сердце бухало в груди: впервые за месяц с ней что-то случилось, причём, похоже, что-то неплохое. – Но туда лучше не смотреть. А то оно тоже на тебя посмотрит.

– Точно! – возликовала девочка. На удивление беззаботная для человека, окружённого толпой чудовищ, она протянула Оле ладошку, затянутую в розовую варежку, и с достоинством произнесла:

– Будем знакомы. Я Наташа. Наташа Фролова. И я очень рада встретить человека, который тоже их видит.

========== Глава 22. Эффект попутчика ==========

Вечером того же дня Оля и её новая юная знакомая сидели в памятной забегаловке на главной улице города и ели мороженое. Оля великодушно согласилась заплатить за Наташу: у той при себе не было карманных денег.

– Я их с рождения вижу, – делилась девочка, с аппетитом уплетая пломбир. – Вот сколько себя помню, столько и вижу. Это от мамы досталось, брат говорил.

– У тебя есть брат? – с деланым интересом поинтересовалась Оля. Она очень надеялась, что Наташа не заметит, как она напряжена.

Фролова. Однофамилица – или?..

Вряд ли. Теперь Оля понимала, почему облик Наташи показался ей таким знакомым. Точно: нежные девичьи черты неуловимо повторяли вечно насупленное лицо Гоши. Разве что выражение было более приятным, открытым и весёлым.

– Был, – пояснила девочка и вдруг вздохнула. – Жора. Он не любил это имя, говорил, что звучит так, будто жрёт много.

– И называл себя Гоша, – на автомате закончила Оля. Наташа осеклась.

– Точно. Ты что, его знала?

– Да так, – Оля неопределённо пожала плечами, – просто додумалась. Как ему ещё себя называть, если не Жора? Только Гоша и приходит на ум.

– Тоже верно.

Нет, всё-таки стоило держать ухо востро. Конечно, до сих пор от «них» не было ни слуху ни духу, но кто сказал, что юная Наташа Фролова не может быть их агентом?

Вспомнились слова Женьки: «они» придут как помощники. Приветливые взрослые или милая доброжелательная девочка. Не эта ли девочка?

Даже если так, поговорить с ней стоило. Вдруг новая знакомая сболтнёт что-то важное?

Тень, пробежавшая было по лицу Наташи при упоминании брата, быстро рассеялась, и вскоре девочка продолжила болтать обо всякой всячине. Ей недавно исполнилось двенадцать, и, похоже, она была рада, что смогла найти себе взрослую подругу аж из девятого класса. Видящую к тому же.

– Так вот, я никогда не могла понять, что в них такого страшного и почему я должна их бояться.

– Ты как раз не должна, – заметила Оля. – Потому что бояться опаснее всего.

– Знаю я! – вспыхнула Наташа, снова став похожей на Гошу. – Не маленькая! Я их двенадцать лет вижу, что, не привыкла, что ли?

Оля одёрнула себя. Верно, она права. Какой бы беззащитной и нуждающейся в опеке Наташа ни выглядела, она всё-таки видела тварей с рождения. Как Женька. Опыта у неё было явно побольше, чем у некоторых. Не учить же её такую.

О собственной истории Оля решила промолчать. Наташе она не доверяла. Не стоило раскрывать ей карт. Тем более – говорить о Женьке и о том, куда он уехал.

И уж точно нельзя было упоминать, что это они убили её брата.

– Так вот, – продолжила Наташа, – все считали их страшными, а я – нет. Я вообще не понимаю, с чего бояться. Они же… ну, обычные. Как собачки бродячие.

Оля поёжилась. Упоминание бродячих собак неприятно давило на нервы.

– Кто это – все? – на всякий случай спросила она. – Мама и брат?

– Ага. Мама, брат. Жалко, бабушка не видит. Она нас воспитывает, с тех пор как мама ушла, а папа нас с Гошей себе отсудил.

– В смысле – ушла? – не поняла Оля. – Твои родители в разводе?

– Уже больше года как. – Наташа вновь погрустнела и неловко ковырнула ложечкой мороженое. – Я пережила, а вот Гоша… очень расстраивался.

Оля задумалась. Ей странно было представлять Фролова, шумного, грубоватого и агрессивного – расстроенным. Искренне переживающим из-за развода родителей.

«Что, папочка тебя больше не любит?!» – эхом прозвенело в голове злое, брошенное в отчаянии. Она всё ещё не жалела: если бы не эти жестокие слова, кто знает, где сейчас были бы они с Женькой. Но…

Неужели невольно попала в точку?

– Плохие отношения с отцом? – предположила Оля, стараясь не выдать волнения.

– Как сказать, – вздохнула Наташа. – У них всё было с виду нормально. Но только с первого взгляда. А вообще Гоша винил папу в том, что они развелись, и злился на него, и… я не понимаю, зачем тебе это всё рассказываю.

Девочка выглядела совершенно искренней, и Оля немного расслабилась. Не была она похожа на «их» приспешника! Никаких тварей на плечах, никакой нелюдской тягучести в голосе, никакой агрессивности, знакомой по Гоше. Да и разве стали бы они подсылать сестру того, кто уже спалился?

Она улыбнулась.

– Это называется «эффект попутчика». Незнакомому человеку проще открыться, чем близкому другу, потому что он тебя не знает и не будет судить. А что… сейчас с твоим братом?

Оля очень старалась, чтобы вопрос прозвучал естественно. Но то ли мельчайшая фальшь выдала истинные намерения, то ли Наташу просто задевала эта тема – девочка вздрогнула и опустила голову.

Какое-то время она молчала, и Оля успела пожалеть, что задала вопрос. Может, не стоило так, в лоб? Она ведь и без того знает, что случилось с Гошей. Что нового расскажет этот ребёнок?

Когда Наташа наконец заговорила, сказала она совсем не то, что Оля ожидала услышать.

– Он… связался с плохой компанией. Очень плохой. Если ты тоже можешь видеть, пожалуйста, никогда не связывайся с этими людьми! Они ничего хорошего не сделают, хотя поначалу тебе будет казаться, что всё идеально!

Вот оно! Осознание ударило электрошоком. Вот те люди, о которых говорил Фролов. Те, с кого всё началось. Те, что с нечеловеческой старательностью схлопывали вокруг Оли и Женьки невидимые тиски.

Но, если Наташа говорит держаться от них подальше… значит, она точно не их агент?

– Вот с этого момента поподробнее, – Оле даже не пришлось играть: серьёзность в её голосе была настоящей. – Что за компания? Что они делают? Что с ним случилось? Почему их нужно опасаться?

Наташа внимательно посмотрела ей в глаза. Напряжённо, слишком напряжённо, чтобы это выражение можно было списать на тоску по брату, окинула Олю холодным серым взглядом. Почти таким же, как у Гоши, пусть и не лишённым пока детской наивности. И куда делась недавняя весёлость?

А потом она наконец заговорила. Монотонно и ровно, почти не подпуская в голос эмоций. Точно урок отвечала. Так разговаривают не дети – автоматы. Поневоле вспомнился Женька: тот тоже, когда его что-то беспокоило, начинал морозиться и притворяться бесчувственной машиной.

Вот, значит, как это выглядело в детстве?

Все видящие с рождения вынуждены становиться такими?

Оле оставалось порадоваться, что росла она обычным ребёнком, без необходимости постоянно сковывать эмоции стальным корсетом. Она вся обратилась в слух.

***

Семья Фроловых была довольно зажиточной. По меркам здешнего дальнего Подмосковья – даже богатой. Отец – бизнесмен средней руки, мать – спокойная домашняя хозяйка без права голоса. Тихая и бесцветная, вечно мелькавшая туда-сюда серой мышью. Гости, приходившие к ним, воспринимали её скорее как предмет интерьера.

Но дети маму любили. Оба: и Гоша, задиристый и громкий, и маленькая Наташа. Видимо, для матери они были единственной отдушиной – и она отдавала себя детям так же страстно и беззаветно, как их отец отдавал себя работе. У них всегда были самые интересные сказки, самые весёлые игры и самые вкусные пирожные на десерт. Ранние годы своей жизни Наташа вспоминала, как сказку.

В этой сказке, как и в любой другой, было место драконам.

Драконов Наташа не боялась. Большие и маленькие, чёрные и белые, они летали вокруг её кровати по ночам с самого раннего детства и ни разу не пытались напасть. Пусть мама советовала не играть с ними и вообще не обращать внимания, живое детское любопытство тянуло её к существам, так не похожим на неё саму. Она бы многое отдала, лишь бы узнать о них побольше.

Но, когда Наташа попыталась рассказать о них отцу, тот только нахмурился, грозно и странно, а потом целый вечер негромко о чём-то разговаривал с мамой. Они с братом провели целый вечер в коридоре, вслушиваясь в обрывки слов. Не помогло: из-за двери фраз было не разобрать.

Когда родители закончили разговаривать, мама зашла в их комнату и попросила Наташу никогда, никогда больше не рассказывать о драконах отцу. Или кому-нибудь ещё, кроме брата и неё самой. Тогда её это удивило: существа казались частью привычного мира, такой же обыденной, как занавески над окном или червяк, копошащийся в осенней луже. Но мама запретила – и Наташа умолкла.

Мама объяснила им: другие люди не могут видеть того, что видят они. Существа, которых Наташа называла драконами, были реальны, но только для них с Гошей. Для остальных их откровения звучали как симптомы болезни – и, если они не хотели, чтобы их надолго положили в больницу, лучше было молчать.

Наташа замолчала. Брат – тоже. Папа успокоился и перестал подозрительно коситься на детей.

Через несколько лет Гоша начал сторониться «драконов». Он больше не разглядывал их увлечённо, не строил теории, не обсуждал с сестрой. Смотрел косо, а когда они появлялись неподалёку – вздрагивал.

Она спросила об этом маму. Та только покачала головой и стала вдруг грустной-грустной, такой, что Наташа пожалела о вопросе. Тогда ей впервые подумалось: что-то не так.

Уже позже брат рассказал о жуткой картине, которой он стал свидетелем. Тварь, выскочившая из мусорного бака, напала на кошку и в один бросок перекусила ей хребет. Прохожие ничего не заметили и прошли мимо, будто так и надо, будто эта кошка уже час лежала там вся переломанная и корчилась, страшно мяукая.

Первый его урок оказался слишком жестоким. Те, кого они принимали за волшебных существ, на самом деле – опасные хищники. Не нападали они до сих пор только потому, что Гоша и Наташа их не боялись.

Теперь он не мог не бояться – и решил себя защитить.

Сначала Гоша пытался заниматься единоборствами. Потом выпросил у отца абонемент в стрелковый клуб, на фехтование, куда-то ещё… Наташа думала, что сражаться с существами – глупая идея, но брат только отмахивался от её доводов. Он стал другим. Серьёзным и замкнутым, а потом – грубым и колючим.

Пока мама была рядом, она хоть как-то сглаживала острые углы в характере Гоши. Потом исчезла и она. Ушла быстро и как-то внезапно: просто однажды вместо знакомой хрупкой фигурки, заходящей в коридор школы, Наташа увидела грузный силуэт отца и услышала за дверями рычание его машины. Он долго осматривал холл в поисках родной дочери, точно не мог отличить её от десятка других детей – и очнулся, только когда она сама побежала к папе, распихивая руками приставучих маленьких существ.

Она всё ещё их не боялась, а они всё ещё её не трогали. Подумаешь, когти и клыки, думала Наташа. У кошек тоже есть клыки – но их-то все любят.

Брат в ответ на это хмыкал и отвечал, что ей повезло.

Мама ушла, и с её уходом дом опустел. Больше не было ни пирожных по вечерам, ни сказок на ночь, ни проникновенных рассказов о природе существ вокруг них. Вместо матери в доме появилась тётя Люда, шумная, яркая и пахнущая резкими духами.

Тётю Люду не полюбили ни Наташа, ни Гоша, но отец говорил: вам лучше остаться со мной. У мамы вашей, мол, нет ни кола ни двора, а я вам дам самое лучшее. Уяснили?

Наташа не понимала, что такое это «самое лучшее», если не мамины пирожные. Папа уходил затемно и возвращался вечером, а тётя Люда после нескольких безуспешных попыток наладить отношения с детьми махнула на них рукой. С тех пор её чаще можно было увидеть за монитором, чем в детской.

Их это устраивало. Лучше уж так, чем терпеть её общество.

Атмосфера в доме стала напряжённой. Гоша, без того постоянно мрачный, окончательно замкнулся в себе. Забросил занятия, волком зыркал на пролетавших мимо существ и до ужаса пугал тётю Люду, иногда вырастая у неё за спиной. Хамил отцу в лицо и запирался в комнате, убегал куда-то с пацанами по вечерам, начал курить и брить голову. Наташа перестала его узнавать.

А несколько месяцев назад он неожиданно успокоился, и из его взгляда ушла вечная колючая тревожность. Наташа тогда обрадовалась, решив, что он наконец-то научился не бояться.

Но радость была недолгой.

========== Глава 23. Сильный ==========

Когда она рискнула спросить у брата, почему тот последние несколько дней ходит такой довольный и улыбается про себя, Гоша только снисходительно посмотрел на неё сверху вниз и хрипло, прокуренно хмыкнул. Наташа сморщила нос и отвернулась.

Раньше она любила брата, но с тех пор как он стал хулиганом, любовь поутихла. Хоть сестру он и не трогал, ограничиваясь постоянными ссорами с отцом и тётей Людой.

И всё-таки Наташа за него волновалась. Поэтому несколько дней спустя спросила ещё раз – и на этот раз получила ответ.

– Знаешь, мелкая, – протянул он, – я походу наконец нашёл то, что меня реально защитит, а не эту всю пургу.

– Защитит? – не поняла Наташа. – От чего?

– Сама знаешь, от чего, – рыкнул Гоша в ответ, – не притворяйся тупой. Или ты их развидела?

Она покачала головой, лишний раз удивившись, как много внимания он уделяет тварям. Мама рассказывала, что большинство из них могут навредить лишь тем, кто боится. А от существ, что опасны не только для трусишек, и смысла прятаться нет: редкие они. Даже если и встретишь, сделать ничего не успеешь.

– Так вот, – продолжил брат, лениво разваливаясь на диване и демонстративно кладя ногу на стол, прямо на Людину любимую кружевную салфетку, – недавно я нашёл кое-каких людей, и они пообещали мне, что я стану намного сильнее. Сильнее, чем любая из этих тварей.

Он обвёл рукой окружающее пространство, давая понять, кого имеет в виду.

– Зачем? – не поняла Наташа. – Каких людей?

– Видящих, – довольно протянул Гоша. Голос у него в последние дни изменился, стал вкрадчивым и липким, как конфета-тянучка. Ей это не нравилось. Звучало непривычно и почему-то тревожило. – Таких же, как мы, только собранных в группу. И у них есть… свои методы борьбы.

– Борьбы с ними?

– Да. Сама подумай. Как таким, как мы, жить? Пока школьники, норм ещё, а потом? Всю жизнь от них шарахаться, как дебилы, ещё и фиг найдёшь работу, фиг с кем закорешишь, сдохнуть можно в любой момент… Мешают. Сожрать могут. А эти решили собраться в кучу, искать таких же, как мы, и пытаться избавить от опасности.

Наташа вздохнула. Опасности она по-прежнему не видела. По крайней мере – такой опасности, чтобы избавляться от неё подозрительными методами.

– И как ты их нашёл? – спросила она. – Мама же говорила никому не рассказывать, потому что нас посчитают больными… Я вообще не думала, что кто-то вроде нас ещё существует.

– Дослушай, – прервал Гоша. – Короче, они сделали просто офигенно, гениально. Группы в соцсетях, опросы на сайтах всяких, даже книжки. И везде даётся типа, ну, посыл: если вы знаете, о чём мы говорим, заходите к нам. И сайт. И на сайте тест, где картинки с этими тварями, если отвечаешь про них правильно, тебя признают видящим и дают доступ.

– Как-то сложно… – Наташа окончательно перестала что-то понимать. Какой ещё сайт? Зачем картинки?

– А как иначе? – хмыкнул брат. – Избавляются от случайных людей. Чтобы те, кто видеть не может, не пришли случайно и не узнали. Хотя они и не поймут изначально. Примут за какую-нибудь секту. Или сообщество этих… ролевиков. Или ещё какую хе… ерунду.

Рядом с сестрой он пытался разговаривать более-менее культурно, не вставляя в речь сленговые словечки, матерок и «уличный» жаргон. Не всегда успешно – но Наташа привыкла.

– И всё равно – зачем? – протянула она. – Цель у них какая?

– Они говорят, что хотят «помочь юным видящим пережить самые сложные годы», – пояснил Гоша. – Это цитата. Типа, слишком многие фейлят, и они не хотят лишних смертей, потому что сами прошли через всё это и теперь пытаются, чтобы оно больше не повторялось. Типа того. У них есть форум с советами, куча народу, конфы свои, чатики… Их дохрена. В крупных городах вроде даже тусы устраивают. Вживую.

Похоже, брат был в восторге от незнакомцев, обещавших «помочь» ему с диковинным даром.

– Просто помочь? – не поверила Наташа. – И всё?

– Ну да. А чо такого? Я бы на их месте поступил так же.

Наташа ненадолго прервала рассказ, отхлёбывая колу из бумажного стакана. Оля не сдержалась и хмыкнула. Это Фролов-то «поступил бы так же» и помог бы другим видящим? Тот самый Фролов, который обещал превратить их с Женькой жизнь в ад – и, пусть и посмертно, всё-таки превратил?

Что-то внутри неприятно шепнуло: «вот видишь, и он был хорошим человеком» – и исчезло, когда Оля усилием воли переключила мысли на другой лад.

– Как я понимаю, эти ребята оказались не такими дружелюбными, какими притворялись? – уточнила она. Наташа вздохнула – серьёзно, по-взрослому.

– Не такими. Я с самого начала решила, что это как-то чудно, но сперва порадовалась. Надеялась, Гоша хоть с чужой помощью перестанет бояться. А ещё… ну, думала, что с их помощью и я смогу узнать о существах побольше. Мне же тоже было интересно!

Но всякий раз, когда Наташа начинала расспрашивать Гошу, тот отмалчивался или ограничивался общими фразами. Конкретики она так и не получила. А потом брат и вовсе перестал общаться с сестрой на эту тему. Не твоего, мол, ума дело. Вырастешь – поймёшь.

Её это ужасно обижало. Раньше у них не было друг от друга секретов. И то, каким скрытным стал Гоша, ей не нравилось. Влияла так на него новая компания, или он просто посчитал себя слишком «крутым» для общения с сестрой – Наташа так и не поняла.

Но в один ужасный день брат вернулся домой странным.

Ей уже приходилось видеть Гошу пьяным. В таком состоянии его охватывали то буйная весёлость, то приступы гнева. Он покачивался на ногах, очень много говорил и иногда угощал Наташу конфетами и осыпал комплиментами – а иногда смотрел, как на врага и обузу. Поэтому от нетрезвого брата она пыталась держаться подальше.

Но в тот день его состояние не было похоже на опьянение. Оно вообще ни на что не походило. Брата шатало, точно он и впрямь выпил, но мертвенная бледность и трясущиеся, как у больного, губы, подсказывали: алкоголь ни при чём. Гоша смотрел по сторонам совершенно дикими, безумными глазами и долго не мог повернуть дрожащими руками ключ в замке.

– Ты что принял? – капризно спросила Люда, когда он прошёл мимо неё, зыркая по сторонам, как не в себе. – Отцу расскажу, что ты наркотой начал баловаться! Совсем от рук отбился…

Брат не обратил на мачеху никакого внимания. Обычно он бы тут же вызверился в ответ, облил бы её словесными помоями – а потом отвечал бы перед отцом, который, как всегда, встал бы на сторону новой жены. Но сейчас ядовитая Людина реплика пролетела мимо его ушей.

Наташа успела догнать Гошу прямо у входа в его комнату, но тот хлопнул дверью перед её носом и закрылся на замок.

Следующие несколько дней он не выходил. Люда стучала было, пытаясь проявить хотя бы формальную заботу о пасынке, но от всех её попыток выкурить Гошу из комнаты веяло такой фальшью, что на неё не купилась бы даже Наташа. Отцу было всё равно. Он появлялся дома чуть ли не за полночь, а уходил раньше, чем дети обычно просыпались в школу. Вряд ли папа вообще заметил, что с сыном творится неладное.

– А как же ваша мама? – не выдержала Оля. История Наташи становилась всё более неприятной с каждым новым словом. Вечно занятой отец, равнодушная мачеха, полное отчуждение… Неудивительно, что дети в семье Фроловых росли странноватыми. Озлобленность Гоши, равнодушие его сестры по отношению к опаснейшим тварям – всё становилось ясным. В такой ситуации любой бы отбился от рук. Ничего удивительного. Но…

– А что мама? – непонимающе переспросила девочка. – Мама ушла.

– Как будто это что-то меняет! – воскликнула Оля. – Вы же могли её найти! Могли послать отца и уехать к ней, раз уж дома было так плохо. Или хотя бы разговаривать по телефону, советоваться там или…

Наташа снова вздохнула, став похожей на взрослую.

– А папа нам её нового телефона не дал, – погрустнела она. – Мы пытались её найти, но она как будто пропала. Даже в интернете ничего. В соцсетях. И когда мы спрашивали, он не отвечал. Так что… я даже не знаю, жива ли она. Папа говорил, что жива, но я не знаю, можно ли ему верить.

– Ужас какой, – протянула Оля. Ей было невыносимо это осознавать, но рассказ девочки будил внутри сочувствие к Фролову, непрошеное, жестокое. Уходила ненависть, сменяясь стыдом и растерянностью.

А с ними приходило сожаление. Впервые за эти дни она подумала: что, если они с Женькой были неправы?

Что, если Фролов вовсе не был монстром – и ему можно было помочь?

– Мне тоже жаль, что мы не смогли найти маму, – протянула Наташа. – Наверное, она бы смогла отговорить его. Но её не было рядом. И случилось… плохое.

Наташе Гоша тоже не открывал. Иногда она слышала из-за закрытых створок то ли стоны, то ли всхлипы, и ей ужасно хотелось оказаться там, внутри, хоть как-то помочь брату с происходившим. А происходило, судя по звукам, что-то ужасное.

В эти дни ей впервые за недолгую жизнь стало по-настоящему страшно. Не за себя: за брата.

До сих пор Наташа полагала, что бояться совершенно не умеет. Теперь – с изумлением прислушивалась к собственным ночным рыданиям, что смешивались со стонами брата за стеной, и чувствовала, как обмирает сердце.

Она поняла, что он ощущал. Поняла, когда «драконы», что раньше были лишь забавными декорациями на фоне повседневной жизни, вдруг превратились в хищников, диких и опасных, приходивших к ней каждую ночь, голодно скалившихся из углов. Она начала бояться – и они чуяли этот страх и тянулись к нему, как к изысканному лакомству.

Пусть причиной её страха были не чудовища, их нелюдскую жажду это не останавливало. Они шли на её тревогу.

Наташа поняла брата – но поняла слишком поздно.

Когда двери его комнаты наконец распахнулись, и Гоша, похудевший и осунувшийся, выглянул на свет, она не сразу его узнала. И не отросшие волосы, не многодневная щетина на лице, не синяки под глазами стали тому причиной. Нет: что-то в нём неуловимо изменилось, будто за несколько дней затворничества угрюмый и замкнутый одиночка превратился в малолетнего лидера с железными кулаками.

И змея. Существо, похожее на игрушку, настолько оно было маленьким и забавным, росло из его плеча, как причудливый гриб растёт из ствола векового дерева.

Когда Наташа увидела брата, она на миг потеряла дар речи. А Гоша только улыбнулся и тягуче, почти нараспев произнёс:

– Видишь, мелкая. Теперь я сильный. Теперь у меня есть фамильяр.

========== Глава 24. Ненависть ==========

– Чёрт возьми! – вырвалось у Оли. До сих пор она слушала Наташу почти спокойно, догадываясь, что случится дальше – но преображение Фролова в симбионта всё равно ударило по нервам.

– Да, – грустно кивнула девочка. – С того дня он уже не был прежним.

Через несколько дней Гоша избил Люду. Они с мачехой и до того были на ножах, ругаясь по каждому поводу, но их ссоры никогда не выходили за пределы словесных перепалок. А теперь всё было не как раньше, точно неведомая дикая сила, проснувшаяся в нём, искала выхода в неуёмной жестокости.

– Я должен был сдать тебя ментам, – говорил отец вечером, сидя на кухне. – Ты понимаешь, что натворил, ублюдок? Люда в больнице, у неё выкидыш. Ты не просто избил её – ты убил свою будущую сестру!

– У меня уже есть одна сестра, – шипел Гоша в ответ. – Других мне не надо. Ты сам хорош. Плодишь отродье от каких-то шлюх…

Наташа подслушивала разговор, тихой тенью прижавшись к закрытым дверям кухни. Она не должна была этого слышать. Но тревога за брата оказалась сильнее отцовского запрета.