Текст книги "5том. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне"

Автор книги: Анатоль Франс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)

Нам известно, что эти большеголовые арийцы были белокуры – ведь белокуры были и боги, сотворенные по их образу и подобию. Волосы Индры [191]191
  Индра – бог неба, грозы в древней индийской мифологии.


[Закрыть]напоминали цветом спелый ячмень, а борода его походила на шерсть тигра. В представлении греков у бессмертных богов были синие или сине-зеленые глаза и золотые кудри. Богиня Рома [192]192
  Богиня Рома – богиня-покровительница города Рима; изображалась в виде воинственной девы. В I в. до н. э. при императоре Августе в честь богини Ромы были воздвигнуты храмы.


[Закрыть]была «flava et candida» [193]193
  «Златовласая и белолицая» (лат.).


[Закрыть]. По латинским преданиям, Ромул и Рем были рыжеволосыми.

Если бы удалось восстановить в прежнем виде эти истлевшие кости, перед вами возникли бы очертания скелетов чисто арийского типа. По этим крупным мощным черепам, по этим головам, квадратным, как первоначальный Рим, который предстояло основать их сынам, вы признали бы предков патрициев времен республики, родоначальников могучей породы, которая поставляла трибунов, верховных жрецов и консулов, вы прикоснулись бы к великолепной оболочке тех сильных умов, что создали религию, семью, войско, публичное право наиболее устроенного из городов, когда-либо существовавших на земле.

Медленно опустив на некрашеный стол глиняную урну, Джакомо Бони склоняется над гробом величиной с колыбель: гроб этот выдолблен из дубового ствола и походит по форме на первобытные лодки. Затем он приподнимает тонкую крышку из коры и заболони, которая прикрывает эту погребальную ладью, и взорам присутствующих предстают хрупкие кости, напоминающие птичий скелет. От покойника не осталось ничего, кроме спинного хребта, и можно бы подумать, что это скелет простейшего из позвоночных, скажем, большой ящерицы, но ширина лба выдает человека. Цветные бусины рассыпавшегося ожерелья смешались с потемневшими костями, омытыми подземными водами и извлеченными из жирной земли.

– А теперь посмотрите на этого ребенка, – сказал Бони – он не был сожжен с надлежащими почестями, его просто погребли, сразу предали земле, из которой он вышел. Это – не сын вождя, не благородный наследник белокурых людей. Он принадлежит к туземной расе, жившей по берегам Средиземного моря и превратившейся позднее в римский плебс; еще сегодня она поставляет Италии ловких адвокатов и сметливых людей. Он родился во властительном городе, расположенном на Семи холмах, в эпоху, затуманенную для нас героическими сказаниями. Этот ребенок жил во времена Ромула. В ту пору долина Семи холмов представляла собой болотистую местность, а склоны Палатина были покрыты лишь хижинами из тростника. На гроб было положено небольшое копье в знак того, что ребенок мужского пола. Он прожил всего лишь четыре года, а затем уснул смертным сном. Мать нарядила умершего сына в красивую тунику и надела ему на шею жемчужное ожерелье. Соплеменники не оставили его без подношений. В сосудах из черной глины они принесли к нему на могилу молоко, бобы, гроздь винограда. Я собрал эти сосуды и вылепил такие же, из такой же глины, обжег их в пламени костра, разведенного ночью на Форуме… Перед тем как попрощаться с усопшим, пришедшие с дарами съели и выпили часть принесенного, и эта поминальная трапеза помогла им забыть свое горе. О дитя, спящее со времен бога Квирина! [194]194
  Квирин. – Под именем бога Квирина римляне почитали Ромула – легендарного основателя Рима и первого римского царя.


[Закрыть]Жизнь государства прошла над твоим простым гробом, но те же звезды, что светили при твоем рождении, зажгутся сейчас над нашей головой. Века, отделяющие твою жизнь от нашей, – всего лишь неуловимый миг в существовании вселенной.

После недолгого молчания заговорил Николь Ланжелье:

– Различить в народе составляющие его расы чаще всего столь же трудно, как проследить в течении реки впадающие в нее воды притоков. Да и что такое расы? Существуют ли на самом деле человеческие расы? Я знаю, есть люди белокожие, краснокожие и чернокожие. Но это – отнюдь не расы, это – разновидности одной и той же расы, одного и того же вида, они вступают в плодотворные союзы и непрестанно перемешиваются. Ученый тем более не признает существования нескольких желтых рас или нескольких белых рас. Но люди измышляют расы на потребу собственной гордости, вражде или алчности. В тысяча восемьсот семьдесят первом году Францию расчленили во имя прав германской расы, а ведь германской расы не существует. Антисемиты распаляют христианские народы гневом против еврейской расы, а ведь еврейской расы не существует.

Обо всем этом я рассуждаю, Бони, совершенно умозрительно, вовсе не из желания вам противоречить. Кто осмелится не верить вам? Вашими устами говорит сама убежденность. И вы соединяете в себе широту научного познания с глубиной познания поэтического. По вашим словам, пастухи, пришедшие из Бактрианы [195]195
  …пастухи, пришедшие из Бактрианы… – Бактриана – восточная провинция древнеперсидской империи, включала в себя часть теперешнего Афганистана и Таджикистана.


[Закрыть], заселили Грецию и Италию. По вашим словам, они застали там коренных жителей. В древности и италийцы и эллины одинаково верили, будто первые люди, жившие в их стране, родились из праха, подобно Эрехтею [196]196
  …верили, будто первые люди… родились из праха подобно Эрехтею. – Согласно древнегреческому мифу Эрехтей, древнейший легендарный царь Афин, был рожден самой Землей.


[Закрыть]. Не спорю, дорогой Бони, можно сквозь столетия проследить и судьбу туземцев вашей Авзонии и судьбу кочевников, пришедших с Памира: одни стали родоначальниками патрициев, исполненных мужества и чести, другие – предками искусных и речистых плебеев. Ибо, если, строго говоря, и не существует нескольких человеческих рас, а уж тем более – нескольких белых рас, то, без сомнения, можно наблюдать многие разновидности человеческого рода, подчас весьма непохожие друг на друга. Вот почему нет ничего невозможного в том, что две или несколько таких разновидностей живут долгое время бок о бок, не сливаясь воедино, и сохраняют каждая свои черты. И более того, порою различия между ними не только не стираются под медленным воздействием преобразующих сил природы, но, напротив, под влиянием неизменных обычаев и социальных установлений сказываются с каждым веком все сильнее.

– E proprio vero [197]197
  Совершенно верно (итал.).


[Закрыть], – прошептал Бони, опуская дубовую крышку на останки ребенка, жившего во времена Ромула.

Затем он предложил гостям стулья и обратился к Николю Ланжелье:

– Пора уж вам выполнить обещание и прочитать нам историю о Галлионе, которую, я видел, вы писали в своей комнатушке на Форо Траяно. В ней у вас беседуют римляне. Ее и надлежит выслушать именно здесь, в этом уголке Форума, возле Священной дороги, меж Капитолием и Палатином. Поторопитесь же, а то еще вас застигнут сумерки и, я боюсь, ваш голос скоро заглушат крики птиц, уведомляющих друг друга о приближении ночи.

Гости Джакомо Бони встретили эти слова одобрительными возгласами, и Николь Ланжелье, не ожидая более настойчивых уговоров, развернул рукопись и прочел нижеследующее.

II. ГАЛЛИОН

В восемьсот четвертом году по основании Рима, на тринадцатом году принципата Клавдия Цезаря [198]198
  В восемьсот четвертом году по основании Рима, на тринадцатом году принципата Клавдия Цезаря… – Правление императора Клавдия падает на 41–54 гг. Следовательно, речь идет о событиях 54 г., последнего года правления Клавдия (Франс относит таким образом основание Рима не точно к 754 г. до н. э., как гласило предание).


[Закрыть], Юний Анней Новат был проконсулом Ахеи [199]199
  Ахея – в древней Греции область на севере Пелопонеса; в римскую эпоху – официальное наименование всей Греции, завоеванной римлянами во II в. до н. э. и превращенной в одну из провинций, управляемых наместником-проконсулом.


[Закрыть]. Отпрыск семьи всадников [200]200
  Всадники – привилегированный класс в древнем Риме, состоявший главным образом из торговцев и ростовщиков. В период Империи из числа всадников формировалась высшая бюрократия.


[Закрыть], вышедшей из Испании, сын ритора Сенеки и добродетельной Гельвии, брат Аннея Мелы и прославленного Луция Аннея [201]201
  …сын… Сенеки… брат Аннея Мелы и прославленного Луция Аннея… – В римской истории известны три брата Сенеки. Наиболее знаменит старший брат Луций Анней Сенека (родился между 6 и 3 г. до н. э. – умер в 65 г. н. э.), философ, драматург, политический оратор. Сенека – крупнейший представитель римского стоицизма – философского учения, возникшего в древней Греции около III в. до н. э. Стоицизм создал этику долга, утверждая, что единственное благо – добродетель. Ради полной свободы человек, по учению стоиков, должен стоять выше страстей и страданий. Во II в. до н. э. учение стоиков распространилось в Риме. Сенека был воспитателем Нерона и с воцарением последнего стал вторым по значению лицом в Империи. Вместе с поэтом Луканом Сенека принял участие в заговоре Гая Кальпурния Пизона против императора (65 г.). По приговору Нерона Сенека вскрыл себе вены.


[Закрыть], он носил имя своего приемного отца, ритора Галлиона, изгнанного Тиберием. Мать его принадлежала к роду Цицерона; от своего отца Юний унаследовал вместе с несметным богатством любовь к изящной словесности и философии. Он читал творения греков с еще большим тщанием, нежели творения латинян. Возвышенные мысли волновали его пытливый ум. Он испытывал влечение к физике и к тому, что следует за физикой [202]202
  … и к тому, что следует за физикой. – Здесь речь идет о том, что Галлион интересовался философией. Согласно принятому в древности порядку, философское сочинение Аристотеля следовало за (по-греч. «мета») трактатом, в котором излагалось учение о природе. Отсюда название «Метафизика» – то есть сочинение, идущее после физики.


[Закрыть]. Любознательность его была столь велика, что, принимая ванну, он приказывал читать себе вслух и даже на охоте не расставался с навощенными дощечками и стилосом [203]203
  Стилос, или стиль – острая железная палочка, которой римляне писали на навощенной дощечке.


[Закрыть]. На досуге, который он умел находить посреди самых серьезных забот и самых важных трудов, он писал книги по естественной истории и сочинял трагедии.

Клиенты [204]204
  Клиенты – социальная прослойка в древнем Риме, неполноправные граждане, лично зависимые от своих патронов – патрициев.


[Закрыть]и вольноотпущенники Галлиона превозносили его мягкость. И в самом деле это был человек благожелательный. Никто не видел, чтоб он давал волю гневу. Вспыльчивость он почитал худшим из недостатков и наименее простительным.

Всякая жестокость внушала ему отвращение, разве только укоренившийся обычай или влияние общественного мнения мешали ему оценить ее по достоинству. И нередко даже в строгостях, освященных обычаями предков и оправданных законами, он усматривал отвратительные крайности, против которых ополчался и которые охотно бы уничтожил, если бы ему постоянно не приводили соображения о пользе государства и общественном благе. В те времена добросовестные судьи и неподкупные должностные лица не были редкостью в Империи. Среди них встречались, конечно, люди не менее честные и справедливые, нежели Галлион, но, пожалуй, ни в ком другом не было столько человечности.

Сделавшись правителем Греции, лишенной былого богатства, растерявшей былую славу и от бурной свободы перешедшей к спокойному прозябанию, он ни на минуту не забывал, что Греция некогда даровала миру мудрость и искусства, и в своем отношении к ней соединял бдительность опекуна с сыновней любовью. Он уважал независимость городов и права людей. Он чтил истинных греков, греков по рождению и образованию, и весьма скорбел, что их осталось так мало и что ему чаще всего приходится проявлять свою власть в отношении низкой толпы, состоящей из иудеев и сирийцев; тем не менее он был справедлив и к этим азиатам, ставя себе это в особую заслугу.

Его резиденцией был Коринф, самый богатый и многолюдный город римской Греции. Вилла Галлиона, построенная во времена Августа и с тех пор расширенная и приукрашенная проконсулами, сменявшими друг друга в управлении провинцией, возвышалась на крайних западных склонах Акрокоринфа [205]205
  Акрокоринф – Верхний Коринф, нагорная часть города с акрополем – укрепленным центром.


[Закрыть], чью косматую вершину венчал храм Венеры, стоявший среди рощ, где жили иеродулы [206]206
  Иеродулы – храмовые проститутки.


[Закрыть]. Просторный дом окружали густолиственные сады, орошенные ключевою водой и украшенные статуями, беседками, гимнастическими залами, купальнями, библиотеками и алтарями богов.

Однажды утром он, по обыкновению, прогуливался в саду со своим братом Аннеем Мелой, беседуя о порядке, царящем в природе, и о превратностях судеб. На розовом небосводе всходило, словно омытое, ослепительно-ясное солнце. Мягкие волнообразные очертания холмов Истма скрывали саронийский берег, ристалище, святилище игр, восточную Кенкрейскую гавань. Но меж бурых склонов Гераниенских гор и двуглавым розовым Геликоном виднелось дремлющее голубое море Алкионов. Вдалеке, на севере, сверкали три снежных вершины Парнаса. Галлион и Мела приблизились к самому краю высокой террасы. У их ног, на широком и светлом песчаном плоскогорье, отлого опускавшемся к пенистым берегам залива, простирался Коринф. Плиты Форума, колонны базилики, арена и расположенные вокруг нее амфитеатром места для зрителей, белоснежные ступени пропилеев – все ослепительно сверкало, и позолоченные крыши храмов отражали солнечные лучи. Обширный и новый город прорезали прямые улицы. Широкая дорога вела к Лекейской гавани, окаймленной складами; на водной глади виднелось множество кораблей. На западе земля была осквернена дымом кузниц и грязной водою, ручьями вытекавшей из красилен, а дальше, до самого горизонта, почти сливаясь с небом, тянулись сосновые леса.

Мало-помалу город просыпался. Пронзительное ржание лошади разорвало утреннюю тишину, и вот уже до слуха стали доноситься глухой шум колес, возгласы возниц и выкрики торговок зеленью. Слепые старухи выходили из своих лачуг и с медными урнами на головах, держась за руки детей, брели между развалин дворца Сизифа, чтобы набрать воды из Пиренского источника. На плоских кровлях домов, тянувшихся вдоль садов проконсула, коринфянки расстилали белье для просушки; одна из них стегала сынишку стеблями лука-порея. На выезженной дороге, подымавшейся к Акрополю, голый до пояса, бронзовый от загара старик осыпал ударами своего осла, нагруженного корзинами с салатом, и щербатым ртом напевал в жесткую бороду песню раба:

 
Работай же, мой ослик,
Как я работал сам,
И можешь мне поверить:
В том польза для тебя.
 

Картина города, пробуждавшегося для своих повседневных трудов, вызвала у Галлиона мысль о прежнем Коринфе – жемчужине Ионического моря, городе, где довольство и радость царили до того самого дня, когда мирные граждане были вырезаны солдатами Муммия [207]207
  …когда мирные граждане были вырезаны солдатами Муммия… – Речь идет о взятии и разгроме Коринфа римскими войсками под предводительством Муммия в 146 г. до н. э. С падением Коринфа было завершено подчинение Греции Риму.


[Закрыть], женщины Коринфа, благородные дочери Сизифа проданы в рабство, дворцы и храмы преданы огню, городские стены разрушены дотла, а сокровища погружены на консульские либурны [208]208
  Либурны – легкие скороходные суда. Во времена Империи стали употребляться как военные корабли.


[Закрыть].

– Всего лишь век назад, – сказал Галлион, – здесь не было ничего, кроме развалин, оставленных Муммием. Побережье, которое ты видишь, брат, было еще более пустынно, нежели пески Ливии. Божественный Юлий восстановил город, разрушенный нашими легионами, и населил его вольноотпущенниками. На взморье, где прославленные Бакхиады [209]209
  Бакхиады – легендарный царский род Коринфа, правление которого относится к IX в. до н. э.


[Закрыть]кичились своей праздностью, обосновались бедные и грубые латиняне, и началось возрождение Коринфа. Город быстро разросся и умело извлекал пользу из своего местоположения. Он взимает дань со всех кораблей, что приходят с востока и с запада и бросают якорь в Лекейской и Кенкрейской гаванях. Население и богатства Коринфа все умножаются благодаря установленному римлянами миру.

Сколько благодеяний принесла всему свету Империя! По ее милости города и деревни вкушают полный покой. Моря очищены от пиратов, а дороги – от разбойников. От мглистого океана до Пермулийского залива, от Гадеса до Евфрата торговля ограждена от каких-либо опасностей. Закон охраняет жизнь и имущество населения. Права каждого человека защищены от чьих бы то ни было посягательств. Отныне пределом свободы служат лишь требования безопасности, и ограничивают свободу лишь для того, чтобы сделать ее надежной. Справедливость и разум управляют миром.

В отличие от своих братьев Анней Мела не домогался почестей. Люди, его любившие, – а их было немало, ибо он неизменно выказывал в обращении приветливость и учтивость, – приписывали такое устранение от дел скромности Мелы, который предпочитал спокойную безвестность и не желал иных забот, помимо занятий философией. Но более холодные наблюдатели полагали, что он на свой лад честолюбив и, по примеру Мецената [210]210
  Меценат Гай Цильний (род. между 79 и 64 – ум. в 8 г. до н. э.) – римский политический деятель, приближенный императора Августа. Покровительствовал кружку поэтов (Вергилий, Гораций и др.). Имя Мецената стало нарицательным для обозначения покровителя наук и искусств.


[Закрыть], жаждет, будучи всего лишь римским всадником, сравниться во влиянии с консулами. Наконец некоторые недоброжелатели утверждали, будто распознают в нем черту, присущую всем из рода Сенеки, – алчность к богатству, которое те якобы презирали: именно этим объясняли то обстоятельство, что Мела долгое время жил в безвестности в Бетике, всецело занятый управлением своими обширными поместьями, а когда позднее был призван в Рим братом-философом, то постарался стать у руководства финансами Империи, вместо того чтобы добиваться высоких судейских или воинских должностей. Было нелегко определить характер Мелы по его речам, ибо изъяснялся он на языке стоиков [211]211
  …на языке стоиков… – Зарождавшееся христианство с его культом покорности человека судьбе многое заимствовало из этики стоиков.


[Закрыть], в равной мере способном скрывать слабости духа и выказывать величие чувств. В ту пору считалось признаком особого изящества вести добродетельные речи. Одно во всяком случае бесспорно: Мела придерживался возвышенного образа мыслей.

Он ответил брату, что, не будучи в отличие от него искушен в делах общественных, все же не раз имел случай восторгаться могуществом и мудростью римлян.

– Эти качества, – сказал он, – проявляются всюду, вплоть до самых отдаленных частей нашей Испании. Но сильнее всего ощутил я благодетельную и величавую роль Империи в одном диком ущелье Фессалийских гор. Я возвращался из Гипаты, города, прославившегося своими сырами и ворожеями; целых четыре часа скакал я по горным тропинкам, не встречая человеческого лица. Сраженный усталостью и зноем, я привязал своего коня к дереву, вблизи дороги, и растянулся под кустом толокнянки. Я отдыхал уже несколько минут, когда невдалеке показался худой старик с вязанкой дров, согнувшийся под тяжестью своей ноши. Силы окончательно оставили его, он зашатался и, едва не упав, воскликнул: «Цезарь!» Когда я услышал этот возглас, слетевший с уст несчастного дровосека в бесплодной скалистой пустыне, сердце мое преисполнилось глубокого почтения к Граду-покровителю, который и в самых отдаленных краях внушает людям со столь грубой душою мысль о своем верховном заступничестве. Но к моему восторгу, брат, примешались скорбь и тревога, едва я помыслил о том, какой терпят урон, каким опасностям подвергаются наследие Августа и благополучие Рима из-за безрассудства людей и пороков нашего века.

– Я наблюдал вблизи те преступления и безумства, что тебя удручают, брат, – отвечал Галлион. – Присутствуя в сенате, я бледнел под взглядами жертв Гая [212]212
  …под взглядами жертв Гая – то есть императора Гая Калигулы (12–41 гг.), известного своей крайней жестокостью и деспотизмом.


[Закрыть]. Я безмолвствовал, лелея в душе надежду увидеть лучшие дни. Полагаю, что хорошие граждане обязаны служить государству и при дурных властителях, а не уклоняться от своего долга, предпочитая бесполезную смерть.

Когда Галлион произносил эти слова, два молодых еще человека, облаченных в тоги, приблизились к нему. Один из них, Луций Кассий, принадлежал хотя и к плебейскому роду, но роду древнему и отмеченному почестями, издавна обосновавшемуся в Риме. Другой, Марк Лоллий, был сыном и внуком консулов, хотя и родился в семье всадников, выходцев из Таррацины, города, сохранившего самоуправление. Оба посещали афинские школы и немало узнали о жизни природы, законы которой оставались совершенно неведомы римлянам, не бывавшим в Греции.

В ту пору они изучали в Коринфе, как надлежит управлять делами общественными, и проконсул держал их при себе для украшения своего судилища. Несколько позади обоих римлян неторопливо двигался плешивый человек с бородой Сократа, в коротком плаще философа; то был грек Аполлодор, который, подняв руку и шевеля пальцами, вел разговор с самим собою.

Галлион благосклонно встретил всех троих.

– Розы утра уже побледнели, – проговорил он, – и солнце начинает метать свои острые стрелы. Пойдемте со мною, друзья! Эти тенистые деревья прольют на нас прохладу.

И вдоль ручья, который своим журчаньем пробуждал безмятежные мысли, он повел их к полукругу, зеленых кустов, окаймлявшему алебастровый бассейн, полный прозрачной воды, где плавало перо голубки, недавно купавшейся здесь, а теперь выводившей свою жалобу в листве. Все опустились на мраморную скамью дугообразной формы с подпорами в виде грифонов. Лавры и мирты оплетали на ней свои тени. Вокруг кустарника возвышались статуи. Раненая амазонка в изнеможении обвивала согнутой рукой свою голову. На ее прекрасном лице даже страдание казалось прекрасным. Косматый сатир забавлялся с козою. Венера, выходя из воды, вытирала влажные бедра, по которым, чудилось, пробегает дрожь удовольствия. Неподалеку юный фавн, улыбаясь, подносил к губам флейту. Лоб у него был наполовину скрыт ветвями, но живот блестел полированным мрамором среди листвы.

– Этот фавн словно дышит, – заметил Марк Лоллий. – Так и кажется, что легкое дыхание вздымает ему грудь.

– Ты прав, Марк. Невольно ждешь, что он извлечет из своей флейты незамысловатую мелодию, – сказал Галлион. – Греческий раб изваял его из мрамора по древнему образцу. Греки некогда были большие мастера по части подобных пустячков. Многие их творения такого рода приобрели заслуженную известность. Всеми признано, что они умели придавать богам царственный облик и выражать в мраморе или бронзе величие владык мира. Кто не восторгается фидиевым Юпитером-Олимпийцем? И, однако, кто хотел бы стать Фидием? [213]213
  Фидий (род. в начале V в. до н. э. – ум. ок. 432 г. до н. э.) – замечательный греческий скульптор, так же как и Мирон (V в. до н. э.).


[Закрыть]

– Уж конечно ни один римлянин не пожелает этого, – вскричал Лоллий, который растрачивал огромное наследство своих предков, заставляя привозить себе из Греции и Азии творения Фидия и Мирона: ими он украшал свою виллу в Павзилиппе.

Луций Кассий согласился с ним. Он решительно заявил, что руки свободного человека не предназначены держать резец скульптора или кисть живописца, и ни один римский гражданин не унизится до такой степени, чтобы плавить бронзу, ваять мрамор или рисовать изображения на стенах.

Он не уставал восторгаться нравами древних и по каждому случаю прославлял добродетели предков.

– Курии и Фабриции [214]214
  Курии и Фабриции – древнейшие римские роды.


[Закрыть], – сказал он, – возделывали латук и спали под соломенной крышей. Им были неведомы статуи, если не считать изображений Приапа [215]215
  Приап – в античной мифологии бог плодородия, полей и садов, покровитель чувственных наслаждений.


[Закрыть], вырезанных из самшита: этот торчащий посреди сада мощный кол угрожал ворам смехотворной и ужасной казнью.

Мела, усердно изучавший анналы Рима, возразил ему, сославшись на пример некоего патриция, жившего в прежние времена.

– В эпоху республики, – сказал он, – прославленный Гай Фабий [216]216
  Гай Фабий (вторая половина IV в. до н. э.) – римский патриций; увлекался живописью, расписал храм, воздвигнутый в честь богини общественного благополучия и здоровья – Салус.


[Закрыть], чей род восходит к Геркулесу и Эвандру, расписал своими руками стены храма, посвященного богине Салус, – и с таким искусством, что утрата этой росписи при недавнем пожаре была сочтена общественным бедствием. Как передают, расписывая стены, он не снимал тоги, желая засвидетельствовать этим, что подобное занятие вполне достойно римского гражданина. Его прозвали «Пиктор» [217]217
  Живописец (лат.).


[Закрыть]и потомки Фабия с гордостью носят это прозвище.

Луций Кассий с живостью возразил:

– Изображая победы на стенах храма, Гай Фабий видел перед собой эти победы, а не живопись. В те времена в Риме не было живописцев. Желая, чтобы великие деяния предков все время были перед глазами его сограждан, он подал пример ремесленникам. Но, подобно тому как верховный жрец или эдил, закладывая первый камень здания, не становится из-за этого каменщиком или архитектором, Гай Фабий – первый римлянин, взявший в руки кисть живописца, – не может быть отнесен к числу тех, кто добывает себе пропитание, разрисовывая стены.

Аполлодор кивком головы одобрил эту речь и сказал, поглаживая свою бороду – бороду философа:

– Сыновья Иула [218]218
  Сыновья Иула. – Иул, он же Асканий – сын героя Энея. Римляне считали Энея и его сына своими предками. Согласно легенде Рем и Ромул также происходили из рода Энея.


[Закрыть]рождены, чтобы править миром. Всякое иное занятие было бы их недостойно.

И он еще долго в пышных выражениях превозносил римлян. Он льстил потому, что боялся их. Но в душе испытывал лишь презрение к этим ограниченным и лишенным тонкости людям. Он рассыпался в похвалах Галлиону:

– Ты украсил наш город великолепными зданиями! Ты утвердил свободу его сената и его народа. Ты ввел прекрасные установления для торговли и мореплавания, ты вершишь правосудие, сочетая доброжелательность со справедливостью. Твоя статуя будет воздвигнута на Форуме. Тебе будет присвоен титул второго основателя Коринфа, а вернее, Коринф в твою честь будет назван Аннеей. Твои деяния достойны римлянина, достойны Галлиона. Но не думай, будто греки почитают сверх меры ремесла. Если многие из них разрисовывают сосуды, красят ткани, лепят изображения, то лишь но необходимости. Одиссей собственноручно сделал себе ложе и корабль. Однако ж греки придерживаются того взгляда, что истинному мудрецу не подобает посвящать себя занятиям грубым и ничтожным. Сократ в молодости был по ремеслу скульптор, он изваял харит, которых и поныне можно видеть на афинском Акрополе. Его мастерство не было заурядным, и, пожелай он только, он мог бы, подобно самым прославленным художникам, изобразить атлета, готового метнуть диск или стягивающего у себя на лбу повязку. Но, следуя велению оракула, Сократ оставил эти занятия, чтобы посвятить себя поискам мудрости. С той поры он приближался к юношам не для того, чтобы уловить пропорции их тела, но единственно для того, чтобы научить их добродетели. В противоположность скульпторам, живописцам и развратникам он предпочитал тому, кто хорошо сложен, того, кто обладает возвышенной душою, меж тем как они восхищаются красотой физической и презирают красоту духовную. Вам ведомо, что Фидий высек на пальце ноги своего Юпитера имя атлета, чью красоту он ценил, не задумываясь, был ли тот чист душою.

– Именно поэтому, – заключил Галлион, – мы и не восхваляем скульпторов даже тогда, когда хвалим их творения.

– Клянусь Геркулесом! – вскричал Лоллий. – Не знаю, кем следует восторгаться более – фавном или Венерой? Богиня еще хранит свежесть воды, увлажнившей ее тело. Воистину она – само вожделение людей и богов, и не боишься ли ты, о Галлион, что однажды ночью какой-нибудь мужлан, проникнув в твои сады, подвергнет ее такому же оскорблению, какое некий юный святотатец нанес, по преданию, Венере Книдской? Как-то утром жрицы храма обнаружили на теле богини следы осквернения, и путешественники передают, что с той поры Венера хранит на себе несмываемое пятно. Следует изумляться дерзости этого человека и снисходительности бессмертной богини.

– Преступление не осталось безнаказанным, – заявил Галлион. – Богохульник кинулся в море и разбился о скалы. Больше его никогда не видели.

– Спору нет, Венера Книдская превосходит красотою всех остальных Венер, – продолжал Лоллий. – Но мастер, который изваял богиню, стоящую в твоем саду, о Галлион, умел вдохнуть жизнь в мрамор. Взгляни на этого фавна: он смеется, зубы его сверкают, уста увлажнены, щеки свежи, как яблоки; все его тело излучает юность. И все-таки этому фавну я предпочитаю твою Венеру.

Аполлодор поднял правую руку и сказал:

– Добрейший Лоллий, подумай немного, и ты согласишься, что такого рода предпочтение простительно невежде, который, не рассуждая, следует своим инстинктам, но непозволительно мудрецу, подобному тебе. Венера не может быть столь же прекрасна, как фавн, ибо тело женщины не столь совершенно, как тело мужчины, а копии предмета менее совершенного не дано сравниться красотою с копией предмета более совершенного. И никто не усомнится, о Лоллий, что тело женщины менее прекрасно, ведь и душа ее не так прекрасна, как душа мужчины! Женщины суетны, сварливы, вздорны, неспособны ни к возвышенному образу мыслей, ни к великим деяниям, и недуг зачастую помрачает их разум.

– Однако ж, – заметил Галлион, – в Риме, равно как и в Афинах, девственниц и матерей семейств почитали достойными принимать участие в священнодействиях и приходить с приношениями и алтарям. Более того, нередко боги избирали девственниц, дабы их устами изрекать свою волю или возвещать людям грядущее. Кассандра [219]219
  Кассандра. – В древнегреческой мифологии Кассандра – дочь троянского царя Приама, пророчица. Наказанная богом Аполлоном, любовь которого она отвергла, Кассандра могла предвещать лишь ужасное и печальное, и в ее пророчества никто не верил.


[Закрыть], обвив себе чело повязками Аполлона, предсказала гибель Трои. Ютурне, которой полюбивший ее бог даровал бессмертие, была поручена охрана источников в Риме.

– Верно, – подтвердил Аполлодор. – Однако боги недешево продают девственницам право возвещать их волю и открывать людям будущее. Позволяя им видеть то, что сокрыто от взоров других, боги в то же время лишают их разума и делают одержимыми. Впрочем, я согласен с тобою, о Галлион, что иные женщины превосходят иных мужчин, а иные мужчины куда хуже иных женщин. И случается так потому, что два пола не столь различны меж собой и не столь противоположны, как принято думать; напротив, во многих женщинах немало мужских качеств, точно так же, как во многих мужчинах немало женских качеств. И вот как это объясняют:

Предки людей, ныне обитающих на земле, вышли из рук Прометея: [220]220
  Предки людей… вышли из рук Прометея… – Согласно древнегреческому мифу людей создал титан Прометей, вылепив их из глины и вдохнув в них жизнь.


[Закрыть]чтобы создать их, он замесил глину, как это делают горшечники. Сотворить своими руками одну-единственную чету ему показалось мало. Он был слишком предусмотрителен и изобретателен, чтобы произвести весь род людской от одних родителей, а потому вознамерился самолично вылепить множество мужчин и женщин и сразу же даровать человечеству все выгоды, связанные с многолюдством. Чтобы лучше справиться со столь трудной задачей, он сначала лепил порознь все те части, которым впоследствии предстояло составить тела как мужчин, так и женщин. Он создал столько сердец, легких, печенок, мозгов, желчных и мочевых пузырей, селезенок, кишок, женских и мужских детородных органов, сколько ему должно было потребоваться, – словом, изготовил с неподражаемым искусством все телесные органы, необходимые людям, чтобы они могли дышать, питаться и производить себе подобных. Не забыл он ни о мышцах, ни о сухожилиях, ни о костях, ни о крови, ни о влаге. Под конец он нарезал нужное количество кож и уже собирался зашить в каждую из них, словно в мешок, приготовленные органы. Все эти части мужских и женских тел были уже совершенно закончены, и оставалось только собрать их вместе, но в это время Прометей был приглашен на ужин к Вакху. Он пришел туда, украсил свое чело розами и весьма усердно осушал чашу бога. Пошатываясь, возвратился он к себе в мастерскую. Мозг его был затуманен винными парами, взор помрачен, руки дрожали; однако, нам на горе, он вновь принялся за прерванное занятие. Правильно распределить органы человеческого тела казалось ему делом нехитрым. Он не ведал что творил и был совершенно доволен собою. Сам того не замечая, он нередко наделял женщину тем, что присуще мужчине, а мужчину тем, что присуще женщине.

Вот почему наши праотцы были составлены из разрозненных кусков, мало соответствовавших друг другу. Сочетаясь между собой по собственной воле или по воле случая, они порождали существа, в такой же мере лишенные цельности, как и они сами. Вот и получилось, что по оплошности Титана мы встречаем столько мужественных женщин и столько женственных мужчин. Это же в равной мере объясняет нам и противоречия, с какими мы сталкиваемся в самом решительном человеке; по той же причине люди с весьма твердым характером то и дело изменяют самим себе. Словом, в силу этого все мы пребываем в состоянии внутренней борьбы.

Луций Кассий осудил этот миф, заметив, что он не помогает человеку побеждать самого себя, а, напротив того, толкает к подчинению природе.

Галлион обратил внимание собеседников на то, что поэты и философы различным образом излагают происхождение мира и сотворение человека.

– Не следует, о Аполлодор, слепо доверяться греческим басням, – сказал он, – не следует, в частности, принимать на веру рассказ греков о камнях, которые будто бы бросала Пирра [221]221
  …рассказ греков о камнях, которые будто бы бросала Пирра. – По древнегреческому мифу, Зевс уничтожил первое поколение людей, наслав на землю потоп. Спаслись лишь Девкалион и Пирра. Из камней, которые они бросали через голову, появились новые люди.


[Закрыть]. Философы весьма разноречиво объясняют возникновение мира и оставляют нас в неуверенности относительно того, как образовалась земля: из воды, из воздуха или – что представляется самым правдоподобным – из летучего огня. Но греки желают все знать и измышляют хитроумные побасенки. Куда лучше прямо сознаться в своем невежестве! Прошлое сокрыто от нас, равно как и будущее; мы живем меж двух густых туч – в забвении того, что было, и в неведении того, что будет. Но мучительное любопытство переполняет нас желанием постичь причину вещей, и жгучая тревога толкает к размышлениям над судьбами человека и мира.

– Мы и вправду непрестанно стремимся проникнуть в непостижимое будущее, – вздохнул Кассий. – Мы прилагаем к тому все силы, добиваемся этого любыми путями. То мы надеемся достичь своей цели размышлением, то исступленными мольбами. Одни вопрошают оракулы богов, другие, не страшась запретов, отправляются к халдейским волхвам или к вавилонским магам. Суетное и нечестивое любопытство! Ибо к чему послужит нам знание того, что произойдет в грядущем, коль скоро избежать этого нельзя? И, однако ж, мудрецов еще сильнее, чем толпу, снедает желание проникнуть в тайну будущего и, так сказать, окунуться в него. И объясняется это, без сомнения, тем, что люди надеются таким путем избегнуть гнета настоящего, которое переполняет их скорбью и отвращением. Да и как людям наших дней не испытывать жгучего желания позабыть о своем жалком времени? Мы живем в век, отмеченный низостью, запятнанный позором, изобилующий преступлениями.