Текст книги "Багряный декаданс (СИ)"
Автор книги: Анастасия Солнцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)
Глава 41
Дернув к себе, отец обнял меня, как обнимал раньше, когда я была совсем маленькой, и заговорил, целуя в макушку.
– Мира, он тебя не любит, он никого не любит, – я хотела сказать, что чья бы корова мычала, но не смогла разжать зубы, которые стиснула так крепко, что услышала, как стирается эмаль. – Все, что ты знаешь, все, во что ты веришь – ложь. Как настоящий демон он знает, что силен только тогда, когда больше не будет никого, кто сможет его победить. В тебе то, что ему не хватает, но, девочка моя, это не любовь. Что угодно, но только не любовь.
Я сморгнула горячие слезы, прокатившиеся вниз и упавшие на складки отцовской одежды, а после подняла больные глаза ему навстречу и спросила:
– Разве не тоже самое ты сделал с мамой?
Отец запнулся и замолчал.
– Да, – выдержав паузу, подтвердил он с холодной суровостью. – И поэтому я знаю, о чем говорю. И не хочу, чтобы тоже самое случилось с моей дочерью!
Шмыгнула носом, отерев лицо ладонью и прогундосила, чувствуя, как Сатус неотрывно сверлит взглядом мой затылок:
– Дочь? Именно так ты обо мне думал, когда пытался задушить? Когда швырялся в меня заклятиями в ночь гибели Милены! Ты убил ту, в которой текла твоя собственная кровь! Ты хоть знаешь это?
Отец замер.
– Теперь знаю. Но правда открылась мне слишком поздно, когда уже ничего нельзя было изменить. Милена мешала мне, особенно после того, как она затеяла самостоятельно меня выследить по остаточным следам магии. Поэтому проще всего было убить её и с помощью Эйсона назначить хозяйкой заставы своего человека. Я не знал, что Милена мать Мерулы. Милена отказалась от дочери, отдав в чужие руки. Считала, что будет плохой матерью для ребенка, которого никогда не хотела. Меруле же было все известно, она ненавидела родившую её женщину и мечтала отомстить. Рула – умная девочка, и была очень полезной для меня. Наша встреча стала большой удачей.
Злой, сосредоточенный, далекий. Я смотрела на оцта и понимала, что не могу выбрать. Не могу выбрать из двух его личностей какую-то одну, как не могу заставить себя поверить в то, что хотя бы одному из ни не наплевать на меня.
– Но я не намеревался причинять непоправимый вред тебе. Тогда, в переулке, я просто устранял помеху, которой ты была. Но я не знал, что это ты. Я даже помыслить не мог, что моя дочь оказалась в заставе, куда я пытался прорваться. Когда же мы встретились второй раз… я желал быть достаточно пугающим, чтобы вынудить тебя отступить, вернуться домой, туда, где до тебя не смогли бы дотянуться мои враги. Я готов воевать с братом и его сыном, но не с тобой. Ты должна быть на моей стороне, Мира!
И он вновь попытался меня обнять, но я начала вырываться, сперва неуверенно и слабо, но с каждым вздохом все сильнее, намереваясь доказать, что я не шахматная фигура, которую так легко двигать по доске.
– Мира… Мира, послушай меня! Я никогда не желал тебе зла. Ты должна поверить мне! Он же убьет тебя! Убьет даже не поморщившись, пожертвует ради достижения цели! Переступит и пойдет дальше!
– Как и ты…
– Нет… Нет! Мы столько лет были вместе, только мы вдвоем! – торопливо заговорил отец, не разжимая кольца рук. – А ты… помнишь… помнишь, как мы всегда ходили в один и тот же парк на воскресный пикник? Местные мальчишки запускали там воздушных змеев, и ты хотела играть вместе с ними. Просила у меня купить такой же, но я боялся. Боялся, что тебя, такую маленькую и хрупкую, унесет ветром, а я не успею поймать. А помнишь, как ты вскакивала по ночам от кошмаров и звала меня, чтобы убедиться, что я рядом? В некоторые ночи я оставлял тебя и ты, проснувшись и не докричавшись, понимала, что рядом никого нет, и ты одна. Спустя года, ты все еще ненавидишь просыпаться в пустой квартире. Уходя на работу я всегда тебя будил, потому что знал, проснувшись и ощутив пустоты квартиры, ты вновь испугаешься, – отец заглядывал в мои глаза и искал в них понимание. – А помнишь, помнишь, как мы ходили смотреть на салют каждый год? Маленькая, ты засыпала у меня на руках, и я тихонько нес тебя обратно домой, стараясь не разбудить. А потом ты повзрослела и стала злиться всякий раз, как я пытался взять посадить тебя себе на плечо. Ты так быстро выросла… И обижалась на любую попытку ограничить твою свободу, поставить под сомнению твою самостоятельность. «Я сама», – так ты мне говорила… Ты всегда была такой сильной. И такой смелой.
Злой смех был тихим, но таким, что зашевелились волосы. Наверное, будь я кошкой, то тот час же ощетинилась бы, вздыбив шерсть.
Даже Луан запнулся и умолк, посмотрев на Сатуса.
– Сколь трогательная встреча! – продолжил откровенно насмехаться принц, который сейчас как никогда был похож на героя плохой сказки. С несчастливым концом. – И такие пылкие речи… Но мне это начинает надоедать. Луан! Верни мне моё!
– Папа…, – почти простонала я с мольбой.
– Эйсон, – одного короткого слова было достаточно, чтобы рыцарь метнулся ко мне, обхватил сзади руками и поволок к повозке. Я брыкалась и сопротивлялась как могла, крича, кусаясь и пытаясь ударить его ногами, потому что руки были прижаты к груди, которую к тому же оцарапал взвизгнувший Сократ, когда его грубо схватили за шкирку и, отодрав от меня, не глядя швырнули в сторону.
В какой-то момент мне удалось вывернуться, чтобы оглянуться.
Разум объял невыносимый ужас, обострив до предела, потому что я поняла. Схватка между Сатусом и Луаном состоится прямо сейчас.
Все произойдет здесь и сегодня.
Мир стал необычайно четким. Я видела так хорошо, словно зрение у меня было не стопроцентным, а трехсот.
Я видела шмыгнувшего под повозку Сократа, у которого на спине теперь недоставало густоты в шерсти, ведь часть её застряла между пальцами Эйсона. Видела выступивших из плывущего между деревьями тумана лошадей, а вот Квэ нигде не было. Эльф как будто растворился в пространстве, но скорее всего просто трусливо сбежал.
Я видела, как исказилось от злости лицо Сатуса, неотрывно следящего за Эйсоном и за тем, как рыцарь волок меня, грубо стискивая рот. А я орала ему в ладонь, не имея возможности ни на что другое.
– Отойди от неё! – рявкнул Тай, черные глаза начали сужаться, растягиваться к висками. По начавшей грубеть, плотнеть и сереть коже заструились узоры цвета крови, будто кто-то пустил рубиновое вино по венам.
Завораживающе прекрасные. Ошеломляюще ужасные.
– Кажется, наш черноглазый мальчик решил сыграть по-крупному, – самодовольно процедил над ухом все еще не отпускающий меня Эйсон. – Но у него ничего не получится. Сегодня он умрет. А ты будешь на это смотреть.
Сатус начал обращаться в боевую форму. Я уже видела подобное единожды, но от того это действо не стало менее впечатляющим. Наоборот, его превращение настолько поглотило меня, что я даже перестала вырываться. Рвущаяся ткань, набухающие бугрящиеся мускулы, расширяющийся торс, вытягивающийся рост. Тай превращался в настоящего демона, которым и был всегда. В демона, готового крушить и убивать.
А потом тот же самое начало происходить и с двумя другими мужчинами.
Кан и Луан избавлялись от человеческого облика, от одежды, от всего, что делало их похожими на меня, превращаясь в огромных, крылатых существ.
В боевой форме они все были похожи, и все же имелись отличия.
У Кана кожа была темнее, чем у двух других, и спина шире, и голова массивнее, и шипы, тянувшиеся вдоль спины острее. Но глаза Сатуса пылали алым огнем, чем не обдала Ферай, и черные рога на его голове казались длиннее и крепче. Тот же алый огонь вырывался из пасти, оснащенной рядом зубов. Утробно, оглушающе зарычав Тай, или тот, кто сейчас был вместо него, стиснул когтистые лапы, выпрямился, словно разминаясь, расправил кожистые крылья, сделав это с изяществом, о наличии которого трудно было догадаться. А после рванул вперед, прямо на Луана, который так же обзавелся новым обликом.
Земля задрожала под тяжелыми лапами, а вместе с ней задрожала и я, потому что видела – Луан ничуть не испугался, наоборот, он был готов к этой схватке.
– Папа! – сумев отодрать липкую противную ладонь Эйсона от своего лица прокричала я. – Папа, не надо!
Но меня уже никто не слышал и не слушал, потому что Луан не стал дожидаться, пока Тай до него добежит, а бросился навстречу. Доли секунды хватило, чтобы понять – Кан и Сатус сильные, но Луан не просто сильный, но и чертовски быстрый.
Скорость – это то, чего не хватало могучему Кану, поэтому он не только не успел догнать Сатуса, но не смог даже прийти ему на помощь, когда неуловимым движение Луан ударил принца в грудь, снося с ног.
Еще раз вздрогнула и отдаленным эхом завибрировала земля, когда Тай с размаху повалился на спину, проскользил несколько десятков метров, перекатился, подхватился и бросился в новую атаку. Пользуясь тем, что Луана отвлекал Кан, Сатус попытался зайти врагу за спину, и у него это даже получилось в какой-то момент. Но потом Луан извернулся, ускользнув от удара, перекувыркнулся, отскочил в сторону и начал сражаться с двумя молодыми демонами одновременно. Его способностей на это хватало, пусть я и видела, что прикладываемые усилия заставляли его ноздри широко раздуваться, а грудь вибрировать от подавляемого рыка, который просто не было времени выпустить. А вот парням, хоть и действующим слаженно, и прикрывающим спины друг друга не хватало опыта. Они работали как единый механизм – когда один брал инициативу на себя, другой отступал и наоборот, когда первому требовалась передышка, второй подхватывал. Это могло длиться вечно. Или до того момента, пока одна из сторон в удачно подвернувшийся момент не окажется сильнее.
И почему-то я была уверена, что сильнее окажется отец, ведь с ним был его меч, пусть Луан и оставил его под беспорядочно сваленными в кучу лоскутами, в которые превратилась его одежда в результате превращения.
Мелькание тел в воздухе, звуки ударов, сотрясание земли – всё слились воедино, в одну жуткую, вынимающую душу какофонию, которую я больше не могла выносить.
«Нужно это остановить, – прозвучала в голове отстраненная мысль, словно произнесенная кем-то со стороны, но абсолютно точно резонирующая с моим собственными желаниями. – Нужно было что-то делать».
Но у меня не было никаких идей, кроме одной, практически самоубийственной – добраться до меча и, подгадав момент, швырнуть его одному из ребят. Однако существовала одна маленькая загвоздка – в виде Эйсона, который все еще стоял за моей спиной. Почти как в боксе, обхватив и облокотившись, он навесил на мои плечи почти весь свой вес, чтобы не допустить даже мысли рыпнуться с места.
Мои руки были прижаты к туловищу и единственное, что я могла – это засунуть их в карманы накидки, что я и сделала в глупой надежде найти там хоть что-то. Зубочистку, обломок стекла, какую-нибудь черепушку. Хоть что-нибудь.
Пальцы судорожно ощупывали ткань, а глаза не могли оторваться от демонов.
Вот Сатус разбежался, замахнулся и в прыжке нанес удар, впечатав кулак прямо в глаз Луана. Но тот не упал, даже не вскрикнул, лишь попятился, потрясая головой, а после отразил следующий удар, которые должен был стать добивающим, но не стал, потому что демон вновь был в строю. Уже было очевидно, что его что-то подпитывает. Даже Кан, который не спешил расточать силы, снизил интенсивность, стараясь работать не на количество, а на качество, попеременно то уходя от атаки Луана, то начиная свою серию подсечек и комбинаций.
И когда я почти потеряла надежду, пальцы наткнулись на что-то металлическое, холодное. Наморщив лоб, я попыталась представить, что это, не доставая, но после некоторых мысленных мучения поняла, что иного выхода, как вытащить и посмотреть просто нет.
Аккуратно, стараясь не привлечь внимания увлеченного битвой Эйсона, взирающего на отца с раскрытым ртом и немым обожанием, я извлекла находку и, опустив глаза, увидела на своей ладони… секиру. Маленькую, почти что игрушечную медную секиру. Сразу вспомнился разговор с Сатусом. Его требование выкрасть книгу. Кабинет мистера Элиота. Минотавр, устрашающе вырастающий из двери. Это была его секира, которую магический страж обронил и которую я забыла вернуть. Но каким образом она оказалась здесь, в кармане накидки?
Думать над этим не было времени.
Я понятия не имела, что с делать с секирой и как ею пользоваться, но импровизация всегда удавалась мне лучше запланированных действий, а потому я просто стиснула её изо всех сил и крикнула:
– Эйсон, смотри! – мне удалось привлечь внимание рыцаря настолько, что он даже ослабил хватку.
– Что такое?
В рывок я вложила большую часть своих сил, в разворот – то, что осталось, нужно было сделать лишь замах, чтобы воткнуть секиру рыцарю в глаз. Но неожиданно эта почти игрушечная вещица обрела вес и объем, увеличившись в размерах так стремительно, что я, не ожидавшая ничего подобного, не справилась и… просто выронила её на ногу Эйсону.
Отборные заковыристые ругательства распугали птиц на ближайших ветках, и они с недовольными противными вскриками, похожими на скрип старых половиц, шумными потревоженными стаями выпорхнули в небо.
На мгновение замешкавшись, я сделала первое, что пришло в голову – отпустив рукоять внезапно превратившейся в настоящую секиры, ткнула рыцарю локтем в нос, подкрепив удар желанием сделать очень-очень больно.
Когда повторно завопивший Эйсон схватился за сломанный нос, с протяжной влажностью хрустнувший под моей рукой, я бросилась к мечу… но не успела.
За произошедшим далее я наблюдала с ощущением стремительно надвигающейся трагедии, словно бы оказавшись на пути у грузовика, видя его неумолимое приближение, чувствуя, зная, что сбежать уже не удастся. Ведь столкновение неизбежно.
Развернувшись на месте, Кан высоко вскинул руку и в ней блеснул появившийся меч. Крепко ухватив, он сделал шаг назад и показалось, что сейчас демон вонзит лезвие в странно застывшего Луана, который почему-то смотрел не на него, а на Сатуса, даже не пытаясь защититься.
Острие смертоносного орудия рассекло воздух, мелькнув линией, очертив дугу и оставив серебристый след, а после… вонзилось под ребра принца, погружаясь по самую рукоять и протыкая тело демона насквозь.
Изумленно округлившиеся глаза, надсадный вздох, окончившийся бульканьем, и тонкая струйка крови потекла из клыкастого рта, сбегая на подбородок. Воздух вокруг него зарябил, словно сходящая вода, и боевой облик начал меняться на обычный, но слишком стремительно. Пошатнувшись, Сатус рухнул на одно колено, хватаясь за рану. Из-под сжатых пальцев заструилась кровь, показавшаяся мне ослепительно красной, в то время, как все вокруг сделалось серым.
Когда земля под ногами разломилась, и я провалилась вниз, последнее, что увидела – бегущих ко мне отца и Кана, а за их спинами медленно и безвольно оседал Сатус.
Глава 42
Ужас и отчаяние оглушили настолько, что я больше ничего не чувствовала, не слышала, не видела. В груди запекло и там же начала разрастаться огромная дыра. Дыра, которая начала поглощать, пожирать все вокруг. Кажется, я что-то кричала. Вопль вырывался из горла, но вопило сердце. Отчаянно, безостановочно, до хрипоты, до сорванного голоса, пока в один момент его просто не стало. А может быть, это не стало меня…
Что такое истинное горе? Это что-то простое, понятное, состоящее из слез и стенаний плакальщиц на похоронах? Или это что-то необъяснимое, необъятное, невыразимое? Что-то, что отбирает всё.
На первый взгляд все остается прежним, и все же… все же мир меняется.
Навсегда. Он становится ядовитым, расплавляющим кожу, плоть, кости и дальше, глубже… душу. И даже если в какой-то момент природное стремление к выживанию заставит тебя вдохнуть… тебе придется дышать, заглатывая куски липкой боли.
Больно. Как же больно… мамочка…
– Давно она в таком состоянии? – как сквозь вату услышала я вопрос.
– Понятия не имею. Мы нашли ее бредущей сквозь чащу в лесу, – начал торопливо и взволнованно рассказывать кто-то, стоящий совсем близко. А мне было так плохо, горло сдавило невидимой петлей, все тело болело, словно я повисла на веревке, и кто-то выбил из-под меня стул. И я медленно, но верно умирала. – Кажется, она немного не в себе.
– Немного? – переспросили говорящего и перед глазами закачалось чье-то лицо. Оно казалось знакомым, но думать и вспоминать было непосильной задачей. Потом на лоб легла приятно прохладная ладонь. – Да… плохи твои дела, девочка.
Он говорил что-то еще и, кажется, не мне. Но его голос заглушил этот звук.
Тиканье часов.
Сперва оно было почти незаметным, ненавязчивым, звучащим где-то на фоне. Но постепенно звук становился громче, звонче, требовательнее, привлекая к себе мое внимание.
Именно мое, а не чье-то еще. Только мое.
Заставляя думать о нем. Думать через силу, через боль, через отчаяние, продираясь к нему сквозь мрак, оторопь и безысходность. Он звал к себе, наращивая обороты, ходко отмеряя время и звеня уже не только снаружи, но и в моей голове.
Кто-то застонал, и я смутно сообразила, что это я.
– Кажется, она начала соображать… Эй, ты как? – мистер Элиот, которого я, наконец, узнала, защелкал у меня пальцами перед глазами. – Что с тобой произошло?
– Ваши часы, – промолвила я, уставившись в одну точку – прямо в центр невысокого морщинистого лба преподавателя.
– Что? – он выпрямился, уперев руки в полные боки.
– Ваши часы, – повторила я, слабо ворочая языком. – Достаньте их.
Недоуменно моргнув, он полез в карман коричневой жилетки, плотно обтягивающей выпуклый живот и вынул карманный хронометр на тонкой цепочке. Взглянув на циферблат под стеклянной крышкой, он пробормотал:
– Что такое?
А мне и смотреть на надо было, я уже знала, что там – стрелки кружили вокруг своей оси в диком танце, выдавая оборот за оборотом, словно пытались вырваться из тесноты, а вместо этого приближали момент конца.
Но не только они. Я слышала глухие удары гирей в кабинете истории колдовства, разгоняя пыль внутри громоздких напольных часов, где все четыре стрелки объединились и теперь издавали громкий, протяжный «тииииик!». И если раньше каждая из стрелок выводила собственную партию, то теперь разноголосье слилось в единую мелодию, которая возрастала, восходила к вершине… до тех пор, пока часы не замерли, показав правильное время.
Вскочив на слабые ноги и не слушая несущиеся мне в спину окрики, я выбежала из Академии, сбежала по ступенькам и застыла, потому что поняла – началось. Вот он, момент истины. Точка сингулярности, в которой сошлись вчера, сегодня и завтра.
Я медленно подняла глаза к небу.
Оно приобрело такой насыщенный оранжево-красный оттенок, что резало глаза. Я никогда не думала, что облака умеют гореть и плавиться словно пластилин, опадая крупными тягучими каплями вниз, расплавляя все на своем пути, но именно это и происходило. И оно превосходило в разы всё, что я могла описать словами. Разрываемое, раздираемое, опаляемое, прямо в этот момент небо переставало существовать как часть этого мира. Мира, который ломался, трескался, умирал…
А потом на нас сверху начали падать монстры. Я сразу их узнала, это были те самые эцитоны, с одним из которых я уже успела познакомиться. Они падали, будто десантировались, приземляясь на упругие лапы и сразу же бросались в бой. Отчаянно, бесстрашно, зная, что идут убивать и убивать кроваво, намереваясь искупать нас всех в собственной крови. Они кидались в разные стороны, не имея иной цели, кроме как уничтожить всех и вся. И ничто не могло их удержать, наполненных бессмысленной жестокостью, ненавистью и злобой…
Воздух прорезать дикий вопль, окончившийся задушенным всхлипом. Поведя глазами, словно испуганная лошадь, я увидела, как один из эцитонов бросается вперед, хватает вышедшую из-за угла девушку в синей форме и разрывает её пополам. Мотнув сильным туловищем, он небрежно откинул две части, принадлежавшие еще секунду назад живому человеку, и они разлетелись в разные стороны. Часть с головой рухнула сбоку от меня, и я уставилась в синие распахнутые в стылом ужасе глаза погибшей, чье искаженное лицо навеки сковала уродливая гримаса.
– Что происходит? – это вынесся из дверей Академии мистер Элиот. И застыл на месте, криво распахнув рот и уставившись куда-то за мою спину. За его спиной мельтешили и подпрыгивали студенты, также привлеченные криком. – О, Богиня-Мать…
И вопль повторился. Один, потом другой, потом послышался шум и топот, словно кто-то прорывался, расталкивая толпу. Что там происходило позади я больше не смотрела, лишь слышала. И, судя по тому, что я слышала, народ в отчаянии разбегался, истерично голося невпопад.
Развернувшись, я увидела эциотона, что приземлился на упругие лапы прямо передо мной. Сперва застыл на несколько долгих секунд, принюхался, хотя я не была до конца уверена в наличии у мутантов обонятельных органов, но выступающие на морде отростки задергались и это было очень похоже на то, как шевелится нос у зверей, опознавая новый запах. Эцитон напряг все свои паучьи лапы, готовясь к следующему пряжку, подобрался, пригибаясь ниже к земле, а после кинулся… на меня.
Я не закричала, даже не попыталась броситься на утек, я просто стояла и смотрела, как оно, это создание, летит на меня, растопырив когтистые конечности и обнажив выпуклое брюхо.
«Вот и конец», – подумала я, без сожаления, да и страх куда-то делся. Как вдруг передо мной смазанной полосой вылетела тень и заступила собой смерть, уже наточившую косу.
Я была готова увидеть кого угодно, только не узкую девичью спину, напряженную настолько, что тонкие, так не похожие на мужские, но все же хорошо тренированные мускулы перекатывались под тесной рубашкой школьной формы.
Широкий взмах руки – и она породила волну ударной магии, которая полетела в эциотона и сбила того на подлете. Перекувыркнувшись в воздухе, мутант упал, смешно дергая лапками и оттого напоминая букашку… чрезмерно огромную букашку. Но вот, сильный толчок, еще один кувырок, и эцитон вновь в боевой готовности, перебирая лапами, готовясь нападать.
Видимо, он нас застолбил, застолбил меня, потому все остальные чудовище, продолжавшие проникать в мир Академии черными полчищами, не обращали на меня и вставшую передо мной Тату никакого внимания. Они носились вокруг Академии, хватали все живое, что попадалось на пути и либо сжирали, либо разрывали на ошметки, устилая кровоточащими кусками свой хаотичный путь. Несколько эцитонов рванули прямо мимо нас внутрь школы, но там успели забаррикадировать дверь, нарастив поверх прочных створок огромный магический щит. Который не заставил созданий Луана сдаться. Нет, они оказались умными, умнее, чем можно было предположить, сосредоточив внимание на окнах. Совершая пружинящие, выверенные толчки, они в скачках пробивали собой стекла и вламывались внутрь, попутно снося часть проемов.
Звон бьющихся стекол, треск магического щита, топот сотен лап, гул безнадежно сопротивляющегося смерти неба… Все это било по ушам тяжелыми молотками.
Раздался отчаянный визг. А за ним еще один. И еще один. Вопли ужаса и крики о помощи метались между этажами и факультетами, образуя неблагозвучную симфонию. Шабаш смерти, которая сегодня собиралась отлично попировать.
– Беги, – приказала мне Тата, оглянувшись на мгновение. – Беги!
И она оттолкнула меня рукой, чтобы новым заклинанием встретить эцитона.
Я отвлеклась, потеряла равновесие и рухнула на землю. И уже оттуда наблюдала происходящим.
Мир ломался и вместе с ним ломалась я, потому что невозможно отделить причину от следствия, невозможно видеть трагедию отдельно от того, кто к ней подвел и столкнул вниз. В какой-то миг всего этого стало слишком много.
Все происходило так быстро, что мозг лишь успевал вспышками фиксировать отдельные моменты, будто выдранные из полотна времени и событий.
Вот вылетела, будто была взорвана изнутри, часть передней стены школы в месте почти у самой крыши, осыпаясь вниз лавиной сломанных деревянных балок и битых камней. Из проема, на ходу окутывая себя магией вылетали студенты боевого факультета, сразу же встречаясь с эцитонами, приметные в своей черной форме. Сбоку к ним на помощь спешили их коллеги, верхом на конях ветра, чьи сильные крылья с хлопающим шумом рассекали воздух, уходя от столкновений с вражеским нашествием.
Вскрики, от победы над очередным эцитоном и от боли, когда следующего победить не удалось. Толчки и сотрясание земли от прыжков, падений и приземлений. Лошадиное ржание и топот копыт от галопа. Стоны и плач. Щелкающие звуки, с которыми мутанты выбирали новую цель.
И размеренный грохот, с которым папины зверушки бились в магический щит, обороняющий первый этаж с совершеннейшим отсутствием какого-либо чувства самосохранения. У них его просто не было.
Треск на мгновение заглушил всё остальные звуки, и я увидела, как цепочка монстров прорвалась в вестибюль, который больше не защищали ни выкорчеванная вместе в частью обвалившейся внутрь стены дверь, ни магический щит. Последний сломался, потому что погиб его создатель.
В образовавшейся дыре я увидела мистера Элиота, который лежал на полу, широко раскинув руки и ноги, а на его груди, погрузив во внутренности лапу, стоял эцитон, громко щелкая загнутыми клешнями. Над ладонью учителя медленно потухало голубоватое свечение…
В проломе наверху появилась фигура леди Элеонор, которая с холодной беспристрастностью оглядела двор, подвергшуюся атаке Академию, сражающихся студентов, взмывающих в небо и утягивающих за собой сразу парочку эцитонов крылатых коней, свой разрушенный кабинет, а после… взмах изящной тонкой руки и её массивный письменный стол начал оживать, превращаясь в дракона.
Далеко вытягивая длинную шею, разминая затекшие лапы, которые буквально только что были ножками мебели, разгибая спину, с которой посыпались бумаги, свитки, книги и письменные принадлежности, дракон дернул хвостом, пробив в полу дыру и пригнулся. Миг – и безупречная колдунья вспрыгнула на дракона, чтобы вылететь на нем верхом и броситься в схватку. Дракон с рычащим наслаждением развернув крылья, которые заслонили продолжающее пылать небо, отбросив на него густую тень. А после он был атакован… посыпавшимися на него сверху мутантами.
Я оглянулась вокруг, весь двор был усеян телами студентов. Девушками и парнями, теми, кто бросились защищать Академию и теми, кто просто пытался спастись, потому что драться не умели – целители, алхимики, артефакторы. Были среди них и некроманты, которые пытались поднять мертвецов и отправить в бой вместо себя, но они не учли одну проблему – трудно сражаться, когда тело собрано из кусков как дешевый конструктор. Поэтому некроманты полегли также быстро, как и проклятийники, чьи старания были бессмысленны против мутантов, невосприимчивых к столь узконаправленной магии. Среди общей груди тел виднелись и те, которые были в красной форме, студентки с факультета колдовства. Они тоже не справились, хотя и бесстрашно сражались, порой образуя достойный тандем с боевиками.
– Тата! – вспомнила я, подхватилась и начала оглядываться. Но практически невозможно было что-либо рассмотреть в общей суматохе битвы, которая с каждой минутой становилась все более непредсказуемой и беспорядочной, когда уже не понятно, где свой, а где чужой, где раненные, а где мертвые, потому что кричат, стонут, бьют и режут со всех сторон. И единственное желание, которое в этот момент владеет разумом – выбраться живой.
Но Тата… Она защитила меня. Я не могла сбежать, оставив её здесь одну.
– Тата! – кричала я, пытаясь перекрыть все остальные звуки. – Тата!
Поняла, что зря привлекаю к себе внимание только в тот момент, когда один из эцитонов, вынув окровавленные клешни из развороченной спины распростертого на земле студента-боевика, медленно развернулся ко мне.
– Ой, – выдохнула я и попятилась.
Шаг, и я бросаюсь бежать, сломя голову, но, конечно же, мутант быстрее. Настигнув в один прыжок, мохнатая лапа перехватывает меня поперек живота. Над ухом я слышу приближающиеся клацающие звуки и сжимаюсь, но… последнего удара не случилось. Никто не вгрызся в меня, как в кусок говядины. Отвратная морда приблизилась, обнюхала мою голову с одной стороны, потом с другой, потом клацнула как-то уж очень довольно и потащила прочь. Кажется, он захотел сожрать меня в одиночестве, и чтобы никто не отвлекал от трапезы.
Но до обеда не дожил.
Что-то сильное с разбегу врезалось в держащего меня эциотона, я вылетела из его захвата, пролетела дугой и грохнулась на землю, ударившись головой о камень. Перед глазами рассыпались искры, сквозь которые я рассмотрела громадное туловище… Даркера.
– Хааашшшш, – выдохнул демон, недвусмысленно разводя шире плечи в воинственной демонстрации собственной силы.
Короткая заминка, а потом эти двое сошлись в схватке. Не успел Даркер выхваченным из пустоты мечом порубить того, что пытался утащить меня, как ему на смену прыгнул второй, потом подоспел третий, за ним четвертый. Мутанты в мгновение ока облепили демона со всех сторон, будто облепившие соты пчелы. Уже очень скоро я перестала его видеть, лишь слышала ритмичные рубящие звуки, свист меча, рассекающего воздух, и тяжелые вздохи.
Пристав, попыталась сесть, получилось не сразу, но получилось. Потом я поползла, потому что поняла, что оказалась на границе с лесом и решила искать временно укрытие там. Добравшись до ближайшего дерева, я заползла за его широкий ствол и обессиленно откинулась на него спиной. Дыхание было сбитым, ненадежным, лицо и шея мокрыми от пота, а в голове стоял церковный перезвон. Почти сразу меня стошнило. Из-за того, что давно не ела тошнило водой, а потом и её не осталось, лишь желудочный сок, разъедающий рот, настойчиво полз вверх. Так плохо мне не было… да, наверное, никогда!
Усиливалось ощущение, что я заболеваю. Это напоминало грипп, которым довелось переболеть лет в восемь, только сейчас состояние было хуже в миллион раз. Ныла каждая косточка, выворачивало каждый сустав, ломило каждую мышцу, трещала голова. Я поняла, что согласна на что угодно, лишь бы все это прекратилось.
Просто прекратилось.
А потом сознание взорвалось, словно где-то там, внутри, давным-давно была заложена отсчитывавшая время бомба. И перед закатывающимися под череп глазами полетел вихрь сцен, каждая из которых была со звуком, но один кадр накладывался на другой, создавая какую-то парализующую галлюцинацию, превращающуюся в неразборчивый ретроспективный поток, почти сразу же распадающийся на отдельные частицы.
– Шейн, не надо! Ты же не хочешь этого делать! Ты лучше, чем он…, – убеждала мадам Мелинда, отступая под натиском надвигающегося на неё демона. Парень глядел на женщину из-под низко опущенного лба, который прикрывали блестящие пряди волос. Глядел смело и беспощадно. Кривая ухмылка опровергала все утверждения колдуньи – он хочет. И сделает.
