Текст книги "Память Древних (СИ)"
Автор книги: Анастасия Машевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)
– Большую часть гномского колдовства составляют артефакторы разных мастей, зачаровывающие то свитки, то оружие, то сферы, то еще что-нибудь, – безотчетно проговорил Хольфстенн.
– Так что делаем? – напомнил о происходящем Жал. На него покосились неодобрительно.
– Действуем по ситуации. Вы все поймете, когда спуститесь вниз, – сказал командующий лагерем.
– Вы отправитесь с нами? – спросила Данан. Гном кивнул: частично.
– И когда выступать?
– Передохните несколько часов и продолжим.
– Несколько часов? – уточнил Фирин. – К ночи? – Его светлые брови поползли вверх.
– Поверь, остроушек, – процедил главный в лагере, одним видом спрашивая: да что с тебя взять, белорукий? – там время дня не имеет значения.
– Располагайтесь, – поддержал Дагор прибывших. – Силы нам понадобятся, как и мужество.
Из запасенного провианта больше всего оказалось солонины, из питья – разбавленного эля. Черствый хлеб должен был по замыслу насытить силами, но грызть его оказалось непросто. Впрочем, солонина тоже шла так себе, отметила Данан, оглядываясь. Остальных она пока не брала в расчет, но Борво на её памяти впервые воротил нос от еды.
– Кажется, наш здоровяк приуныл, – заметил Стенн, подсаживаясь.
– Могу его понять, – страдальчески протянула Данан.
Хольфстенн, чуть наклонившись, заглянул Данан в лицо:
– Что-то не так?
– Да, – отозвался вместо чародейки Борво. Данан взглянула на него с сочувствием и действительно с неожиданным пониманием. Архонт свербел в голове, чуя близость смотрителей, как без конца жужжащее в голове насекомое, которое с силой бьется по стенкам черепа, надеясь вылететь, а вместо этого только тычет жалом то в висок, то в затылок. В виски – особенно больно.
– Я думаю, – мучительно пояснила Данан, – у гномов мало своих смотрителей, потому что в такой близи от исчадий в пору удавиться.
Гном потер подбородок и, покумекав, протянул Данан фляжку с элем.
– Не то, чтобы это яд, но…
– Смелость мне пригодится, – перебила чародейка, рывком отнимая питье и наскоро прикладываясь. Хольфстенн подождал, пока женщина утрет губы и протянет флягу ему в ответ.
– Предыдущее зелье было вкуснее, – заметила Данан.
– Да, и мне так показалось. – Гном не стал спорить, и тоже сделал пару глотков. Закупорил кожаный мешок, медля. Потом спросил:
– Думаешь, он поймет?
Данан обернулась на гнома с безмолвным вопросом.
– Дей, – подсказал Стенн.
Данан глубоко вздохнула. Поймет ли Дей, как понял Стенн, почему он гарантировано должен выжить? Жал и Эдорта, Данан не сомневалась, уже сообразили, к чему все идет. Жал – понял бы и сам по себе, но не так давно Данан выдала ему напрямую. Эдорте наверняка хотя бы намекнул на происходящее Ллейд, тот точно в курсе. Да и его комментарий в письме насчет Доры – «говоря откровенно, она вообще не мечница», – наводил на любопытные соображения. Например, что из-за осведомленности и участия в их общем секвентском замысле, Ллейд и отправил с сестрой именно Дору, а никого другого.
Данан пока толком ничего не смыслила в Эдорте, не знала, какими талантами та обладает, но была уверена, что она справится с ролью компаньонки Диармайда лучше любого из них. С Фирином Дей сможет ничего не делать – маг наверняка прекрасно со всем разберется и сам. Со Стенном – споется до закадычной дружбы, и свалит на него всю работу. С Борво возьмется ностальгировать по временам, когда был жив Ред, с Жалом просто подерется, причем насмерть, а с ней самой станет без конца выяснять отношения, пока голос в его голове не победит, повелев завалить Данан на кровать или пол…
С Эдортой Дею не сойтись накоротке и у Эдорты ему ничего не выведать. Ему придется учиться быть одному, учиться полагаться на себя и быть равным товарищем, а не отдающим или принимающим распоряжения. А уж понимает ли он, зачем ему это надо?
Данан оглянулась на Хольфстенна:
– Мне плевать, Стенн, поймет или нет. Главное, чтобы выжил.
Гном задержал взгляд на черных от мрака глазах чародейки и также молча кивнул: действительно, Смотрители Пустоты ведь не ввязываются в политику. Если законный король доберется до королевства и вскарабкается на трон, что он будет с ним делать, Смотрителей уже не касается. Как и последствия любых королевских игр.
Хольфстенн потрепал Данан по плечу, поднялся и прошел в центр лагеря, где шумели руамардцы. Тут он расположился действительно по-свойски. Его что-то заинтересовало у командира отряда, назвавшегося Кордом, поэтому Стенн, бросив пару невнятных фраз Дагору, приютился среди местных и затараторил на гномском. Данан не лезла и у Фирина тоже не спрашивала, хотя было видно, что колдун одним ухом прислушивается. Вскоре, впрочем, он по старому обыкновению выставил перед собой посох, вытянув промеж согнутых ног один конец и положив на левое плечо другой, и навалился. По тому, как мерно в скором времени стала расширяться и опадать эльфийская спина, чародейка поняла, что маг спит.
– Ей-богу, – протянула она под нос завистливо. Закрыла глаза и прислонилась спиной к холодной каменной стене помещения в надежде заснуть.
Сон не шел, Данан ворочалась так и эдак, подпирая стену то одним плечом, то другим. Борво, заметив, не выдержал. Приблизился.
– Когда Редгар ворчал насчет кошмаров, это казалось шуткой, – пробубнил он, садясь рядом с чародейкой плечо в плечо. – Мы даже смеялись.
Данан приоткрыла глаза, не сразу скосила взгляд вбок, на товарища.
– Изверги, – отозвалась она с теплотой. Борво улыбнулся коротко. Потом также запрокинул голову, уперевшись темечком в опору, и надолго замолк. Данан перевела взгляд на остальных. Отряд, приведенный Дагором, укладывался спать, как по команде, несмотря на неподходящее для сна время. Даже Хольфстенн, шепчущийся с Кордом, тоже вскоре стал устраиваться на земле. Жал сопел неподалеку. Данан вдруг поймала себя на мысли, что никогда прежде не обращала внимания на то, как эльф спит. В начале их знакомства было важнее, чтобы он просто спал, поэтому по первости чародейка нередко накладывала на него Усыпление, дабы наверняка беспробудно дрых. Потом они нередко спали в одно и то же дозорное время. Потом сблизились, но Жал никогда не оставался с ней в шатре до утра.
Проклиная, что не может заколдовать Усыплением сама себя, Данан разглядывала любовника. Жал спал на спине, полностью одетый и частично вооруженный. Парные одноручные клинки он снял с перевязи и, не вынимая из ножен, положил на землю по бокам туловища так, что ляжками придавил клинки. Пальцы левой руки сжимали рукоять кинжала, воткнутого в какую-то, явно с трудом найденную, щель меж каменных плит пещеры. Данан прикинула, что в идеале лезвие не торчит на пол-ладони вверх, а скрывается до гарды – в матрацах, в земле или песке, в любой другой поверхности, на которой выпало спать Жалу. В правой руке эльфа тоже был кинжал – он прижимал его прямо к груди. Левую ногу убийца согнул в колене и подложил под правую так, чтобы стопа упиралась во впадину.
Все, чтобы в случае опасности мгновенно вскочить с оружием на изготовку.
Жал все-таки правша, определила чародейка, потому что в случае нападения он бы использовал воткнутый кинжал как дополнительную опору для удержания равновесия со сна. Вытолкнувшись стопой о впадину, мгновенно оказался бы на левом колене и, как следствие, вскочил на ноги с помощью свободной правой ноги. Либо мог бы остаться внизу и бить рассекающим ударом прямо из такого положения. Это идеально сработает и при внезапной атаке слева. Данан в душе вообще не сомневалась: если бы на Жала нападали с любой стороны и у него бы не было дополнительных опор вроде воткнутого кинжала, эльф не остался бы незащищенным.
Можно ли его вообще застать врасплох? Что они на самом деле знают о действии амнирита на его тело? Ничего ведь, в сущности. Единственный способ прямого воздействия этого минерала на не-магов, который известен наверняка – чутье Стражей Вечного. С ранних дней обучения в Цитаделях Тайн стражи пьют жидкий амнирит, чтобы использовать контрмеры против чародейских заклятий. Как известно, у них своя плата за столь сомнительное удовольствие, но, по крайней мере, в этом нет секретов, это работает. А что происходит с Жалом? Он не выглядит так, словно привыкание к амнириту вот-вот приведет его к помешательству. Да и привыкание ли это?
Редгар спал иначе, подумала чародейка.
– Данан, – раздалось сбоку. Чародейка молча встрепенулась на голос, но не так, чтобы содрогнуться. Конечно, голосом больше, голосом меньше – какая уже в сущности разница? – ехидно спросила она себя.
– Да, Борво?
Мужчина вздохнул, как вздыхают смирившиеся.
– Слушай, можешь помочь? – спросил, отлепив затылок от стены. Данан, напрягшись, не сразу поняла, чего от неё хотят.
– Хорошо, – кивнула женщина и протянула руку к лицу мужчины. Медленно, чтобы Борво не дернулся, коснулась прохладной ладонью лба. Пальцы замерцали насыщенным фиолетовым светом, густым, как дым пожарищ. Борво нахмурился, ощущая покалывание.
– Добрых снов, – прошептала чародейка, отводя руку. Узор заклятия Усыпления развеялся почти мгновенно.
Данан поймала Борво, едва тот начал падать лицом вперед. Товарищ оказался тяжеленный. Кряхтя, не удерживая, она опустила его на землю. Странно, так странно, подумала женщина. Было время – не так ведь давно было! – когда добровольно подставиться под чары Дома Кошмар представлялось Борво самым ужасающим поступком в жизни. А теперь – вон. Как там говорил Хольфстенн? Всего-то и надо было, чтобы пробудилось древнее чудище.
Данан снова посмотрела на Жала. Сегодня ей особенно сильно не хватает его ласки. Не только, чтобы заснуть – чтобы иметь шанс вскоре проснуться.
Но пусть лучше эльф спит. Выспавшимся он нужнее.
Айонас вошел в зал собрания помятым, как никогда на памяти, собственно, собравшихся. По его виду читалось, что утро он провел просто великолепно! По утреннему шуму – что отнюдь не с женой.
Девушки, разносившие еду за трапезами Молдвиннов и их приближенных, Диенара побаивались. Особенно те, кто уже бывал с ним. Таких в замке насчиталось пока несколько, но они уже успели разнести по дворцу славу Айонаса. Не обольстителя – ублюдка. Когда Айонас решал, что «девка подходит», его не интересовало ни её мнение, ни наличие у неё мужа. «Я август!» – гремел он и пользовался положением и статусом. Какое ему дело до чьих-то мужей? Ему всего на раз, потом сама разберется…
К спонтанным вспышкам похоти Айонаса неизменно приводило одно: каждую ночь его по-прежнему запирали с Альфстанной, а распускать руки было нельзя. Потому с утра август отводил душу. Как-то раз даже с одной (самой ладной) из тех фрейлин, которых страшно ненавидела его жена. Причем неподалеку, в туалетной комнате, где Альфстанне готовили одежду, пока та сидела на кровати и слушала интимную возню.
После того раза впервые кто-то из свиты Хеледд посмотрел на Альфстанну не с ненавистью, передавшейся им от хозяйки, а с сочувствием. Верить, что такой, как Айонас, мог по любой из причин воздерживаться от Стабальт, казалось теперь абсурдом. Чтобы муж изменял жене практически в её присутствии… Этот захочет – ничем не остановишь!
Тот случай сделал Айонаса легендой среди мужчин, и посмешищем – Альфстанну. Толгимм как-то раз подкараулил Диенара на разговор. Соглядатаи Хеледд тут же навострились: о чем это они? Надо подслушать и донести! Но подслушивать практически не пришлось: Толгримм кинулся в драку. Оттащили его с трудом.
На сей раз, явившись в зал собрания, Айонас выглядел отдохнувшим во всех смыслах и вполне целым. Он как обычно принял участие в разговорах о планах парталанских вторженцев. Пустых и никчемных разговорах, не подразумевающих за собой никакого действия, пока трон под Молдвиннами не станет достаточно тверд, а власть – неоспорима. Когда порожние беседы иссякли, и собрание стало расходиться, Айонас поднял тему договора с Брайсом – прилюдно.
– Вы обдумали мое предложение?
Хеледд сразу же вспыхнула.
– Да как вы смеете?! Снова?!
По её лицу, красному, словно пятно крови на рубахе раненого, всем присутствующим командирам стало ясно, что предложение Диенара было весьма откровенным и касалось королевы напрямую.
– Еще нет, – ответил Брайс.
– Поторопитесь, пока я тут. В конце концов, я мог бы жениться на вас, моя королева, по доверенности – за моего сына. И при этом вы бы не опасались, что я впихну вам в мужья самого себя. Ведь я, как бы сказать, – он сально улыбнулся, довольный собой, – уже женат.
Собрание прыснуло. Даже Брайс усмехнулся: в их известной ситуации рассуждения Айонаса о собственном браке выглядели натуральным издевательством над Стабальт.
На ужин в тот день Альфстанна не явилась. Брайс, щедрый от выпитого и от веселья, учиненного ранее Диенаром, сказал, что сегодня тот может развлечься с кем угодно и где угодно – в том числе вне замка. «А то Хеледд косо смотрит», сказал Брайс, когда он, Айонас, «справляет нужду средь бела дня в коридорах дворца». Это подрывает моральный дух во дворце.
– Если бы мораль её величества была поинтересней, – не сдержался Айонас от шутки, – быть может, она бы уже понесла? О, может, Драммонд просто не знал, что надо делать?! – вдруг не к месту озадачился август.
Брайсу, несмотря на резкость мужчины, подобное предположение грело душу: еще бы! Драммонд точно не знал, что делать: вместо того, чтобы зачать наследника, все никак не мог наиграться в легенды о смотрителях Пустоты и жил в каких-то романтических фантазиях.
Откровенность, которую внесло появление в замке Айонаса, доводило Хеледд до белого каления. А готовность, с которой его мужицкие шуточки поддерживали остальные стратии, включая отца, делали из Диенара врага почти столь же лютого, как Альфстанна. Пусть Брайс обещает этому ублюдку, что хочет! Она, Хеледд, с ним еще поквитается!
Айонас воспользовался предложением Брайса. Под охраной он покинул недружелюбные стены дворца и расположился в борделе на несколько часов. Написал несколько писем, передал денег, велел шлюхам найти в городе, кого нужно – для связи с людьми, способными помочь ему в планах. А уже потом, закончив с делами, оприходовал двух местных девок. Так сказать, впрок.
Когда глубокой ночью август выглянул из комнаты, понял, что стражники, отосланные с ним в качестве надзирателей, сами пустились в разврат. Ждать их Диенар не стал, звать тоже. Производя много шума, Айонас поплелся во дворец в одиночестве. Было поздно, и он делал все, чтобы каждый встречный человек, будь то мужчина или женщина, мог свидетельствовать, что «дебошир-август» шел, «едва держась на ногах», от борделя прямиком в крепость короля. Нет, никуда не сворачивая. Да, один.
Добравшись до покоев, Айонас замер у двери. Ему было жаль, что в результате его поведения и его расчета страдала молодая августа. Сегодня Стабальт даже не пришла к ужину – видно, измотанная сплетнями вслух и неприкрытыми насмешками. Но извиняться Диенар не планировал. Он не жрец, связанный обетом безбрачия, зато он – в самом деле август. Он делал, что хотел или считал правильным.
Приготовившись к взбучке, которую наверняка задаст Альфстанна, Айонас толкнул дверь в спальню. Даже усмехнулся: в самом деле, сейчас отхватит семейную сцену, как если бы их брак был взаправду. Но Альфстанна даже не дрогнула на звук открывшейся двери. «Обиделась!» – решил Айонас, подходя ближе. Сейчас будет дуться, чтобы он извинялся и уговаривал. Диенар почувствовал бабочек в животе – было что-то такое особенное в предвкушении таких вот обыденных моментов. Затертых до дыр, когда годами находишься в семье – и остро необходимых, когда уже много лет один.
Айонас подошёл к Альфстанне, присел на кровать. Дотронулся до женского плеча.
– Альфстанна.
– М-м, – недовольно буркнула та… сквозь сон.
Диенар не поверил себе, осторожно потрогал Стабальт за плечо еще раз, но она, хмурясь и причмокивая, отмахнулась от мужской руки.
Спала.
Спала! По-настоящему!
Айонас отодвинулся и погрустнел. Она не ждала его. Не осуждала его. Не оправдывала. Ей не было до Айонаса дела.
Мужчина перевел дыхание: ладно, а на что он надеялся? Что будет как у родных? Что Альфстанна в самом деле будет беспокоиться за него, а не за успех его действий? Стабальт принимает его, Диенара, умысел без вопросов и не ввязывается в оный. И в ответ не пускает августа в свою жизнь. От этой мысли Айонас почувствовал на языке горький вкус сожаления. Он бы хотел, чтобы их жизни спело воедино что-нибудь посерьезнее заговора. Не из-за вина в крови, но оттого, что в отличие от той же Хеледд и тем более прочих баб Альфстанна не закатывала сцен. Она не сказала ему: «Я не просила вас о помощи!» или «Я бы справилась и сама!», когда он по прибытии действительно спас её от издевательств королевы. Она не говорила ему о своей пресловутой чести, которую он, не скрываясь, порочит похождениями. Не угрожала расправами со стороны отца – как делают все знатные женщины, не способные решить проблемы самостоятельно. Она позволяла ему делать, что Диенар считал правильным и необходимым, и относилась к нему как к союзнику уважительно, даже несмотря на тонкое влечение, которое Айонас, нет-нет, замечал в глазах Стабальт. Такое отношение одновременно восхищало и печалило.
Айонас немного отодвинулся, встал с постели и разделся. Снова сел рядом. Еще почти час он смотрел на девчонку и только потом сполз на подушку и заснул.
Корд – гном с черным от татуировок лицом и черными пышными косами – наскоро пересчитал по головам сгрудившихся на платформе. Его группа выдвигалась первой. Группа Дагора – следующей.
Они сгрудились в одном из проемов, на платформе, которая оказалась своеобразным началом рельсового пути в необъятную горловину туннеля. Судя по всему, добытое сырье затаскивали на платформу – в торбах или еще как – и передвигали таким путем.
Данан удалось покемарить только в последний час. Поэтому она наблюдала за удалением Корда на невыносимо скрежещущей платформе безо всякого интереса, но с невероятным мучением – скрип железных колес и чуткий слух смотрителя Пустоты заставляли её внутренности съеживаться. Жал держался рядом. Стенн без конца поводил плечами, на одном из которых красовалась тяжелая секира, словно разминая затекшую спину. Борво душераздирающе зевал: усыпленный заклинанием, он проснулся насилу, кое-как, и теперь с трудом держался на ногах. Казалось, он бы свалился вовсе, но мерцавшие узоры вокруг глаз Данан заставляли его хоть немного вскидываться и продирать глаза. Не место для сна.
Смотрительский слух улавливал треск огней – лагерного костра чуть поодаль и нескольких факелов в руках сопровождения. В лагере осталось всего несколько гномов и, судя по их физиономиям, никто не ждал, что отправлявшиеся вглубь вернутся живыми. Может, поэтому они вообще были здесь, возле платформы – чтобы проводить соотечественников в последний путь?
Платформа вернулась, и Дагор велел оставшимся на её поверхности.
Щелчок срабатывания рычага грохнул как сдвиг надгробной плиты. Платформа дрогнула, приходя в движение. У Данан подогнулись колени. Жал, не обращаясь к чародейке, молча подхватил под локоть. То, насколько собранными были даже они с Хольфстенном, напрягало в компании остальных.
Поначалу все еще доносились отдаленные звуки монотонной работы кирками. Логично было предположить, что чем дальше они будут продвигаться, тем яснее будет звук. Все-таки, шахта именно там. И хотя смотрители заведомо знали, что направляются в провал «пустынный, но не пустой», угасание слышимости неприятно удивило. С каждым проделанным футом звуки гномьей работы скоропостижно скрадывались, словно гномов, их издававших, запечатывали в банку. Скрежет колес становился громче, и эхо, его множившее, заставляло Данан втягивать от тревоги живот.
Жал все еще поддерживал чародейку, только теперь положив ладонь поверх плеча. Хольфстенн от души радовался, что этого не видит Диармайд.
Спустя бесконечно долгий и медленный путь платформа ударилась о другой край пропасти. К этому моменты лица Данан и Борво сверкали болезненно белым светом. Фирин зажег заклятием еще несколько огоньков света, один – в посохе.
– Нам туда, – оглушительно шепнул Корд, указав направление. – Прежде шахтеры были уже здесь, но сейчас все живое отступило вглубь.
– Глубже только архонту в задницу, – пробормотал Стенн. Видимо, он тоже прежде не таскался по таким забытым Создателем местам. Вокруг было тихо и одновременно гулко, пустынно и страшно. Реальные размеры помещения таились во тьме. Данан, пытаясь что-нибудь рассмотреть, впервые задумалась, что их вполне могли бы попытаться просто сгноить тут, безо всяких якобы благородных королевских целей. Стоило посерьезнее отнестись к этому страху еще там, наверху. И больше слушать товарищей.
Каждый сделанный шаг, каждый выдох срывался, словно пущенное колдуном заклятие, с неистовой скоростью рассекало ледяную утробу руамардских подземелий и эхом рикошетило назад в путников.
– Данан, а Данан, – позвал Холфьстенн. – Это тут сама по себе атмосфера такая, или ты опять наколдовало свое Одеяло Страха, никому не сказав?
Хольфстенн пытался шутить не только для себя, оценила чародейка.
– От моего мы бы все давно обмочились, а я вроде пока не слышала, чтоб журчало.
– Да ну нет, – отмахнулся Стенн. – У нас-то уже устойчивость! Ориентироваться нужно по ним, – изменил интонацию Стенн, имея в виду остальных гномов.
– Это место пытался завалить Даангвул? – перебив, спросил Жал, как мог тихо. Имя короля Руамарда еще несколько секунд облетало пустынный провал, пока наконец, не стекло по какой-то из далеких стен.
– Это, – ответил Корд. – Выход к транспортеру.
Они шагнули в широкий туннель, соединявший транспортер с добывающим отсеком, и, стоило сделать несколько шагов, факелы гномов погасли, словно их задул великан. Резко потемнело, путники растеряно заозирались меж собой. На лицах отпечаталось недоумение: что происходит?
– Значит, – вдумчиво протянул Фирин, – все немагические источники света здесь гаснут. – Он повел рукой, и огоньки его чар засветились ярче. – Так-то луч… – Фирин не успел закончить, когда свет дрогнул и заметно притух. Фирин нахмурился. – О, вот как?
Данан придвинулась к магу и зажгла собственных ворох огоньков. Те точно также вспыхнули – и следом померкли, оставив вокруг лишь слабое свечение.
– Так себе, конечно, – невразумительно пробормотала чародейка. – Наши глаза сияют ярче, чем эти огни, – заметила она и вдруг оглянулась в поисках Дагора. – Или в этом и был смысл нашего нисхождения?
Дагор ничего не ответил, зато выудил откуда-то несколько магических кристаллов, вроде тех, какие освещали квартал знати. Раздал гномам, и каждый сжал светящийся осколок в руке.
Вскоре, судя по очертаниям, они достигли большого холла. Огни, наколдованные Данан и Фирином, дрогнули и поблекли еще. У чародейки сбилось дыхание, Борво тоже стал дышать тяжелее. Жал, вглядываясь по сторонам, предположил, что они спустились в тот самый амниритовый провал, где прежде трудились гномы.
– Какой глазастый, – ядовито шикнул на него Корд.
Жал повел бровью, но смолчал.
– Идем, – велел Корд, сворачивая влево. Под ноги подвернулись ступеньки. – Амнирит обычно доставали из глубин подъемником, но лучше ногами по лестнице. Мы не знаем, работает ли он еще, а если и работает, это небезопасно.
Они смогли продвинуться еще немного, прежде чем Корд замер. Поднес к лицу светящийся кристалл и приложил к губам указательный палец этой же руки. Жестом сделал знак своим, те спрятали кристаллы во внутренние карманы или в походные сумки. Гномы из числа сопровождающих Дагора, переглянувшись, поступили также. Кристаллы угасли. У путников, незнакомых с гномскими чудесами, возникли вопросы, но пока их стоило отложить.
– Придвинь немного вниз, – как мог тихо попросил Корд Данан и ткнул пальцем в огоньки. Фирин, ориентируясь, последовал примеру.
– И сами пригнитесь, – подсказал Дагор. – Вас видно за милю.
Смотрители и их товарищи переглянулись промеж собой. Это что, такой способ поиздеваться и посмеяться от души – заставить их сгибаться крючком и ползти, хотя потолков здесь как бы и нет? В конечном счете все уставились на Хольфстенна: ну, что делать? Тот, недолго думая, пожал плечами и дернул головой вниз: складывайтесь!
Борво натужно закряхтел (за что тут же получил от Дагора ногой под колено) и скрючился почти втрое. Помотался так туда-сюда, со злым лицом уставился на гнома, сощурился. Нога болела, и весь облик Борво говорил, что он это коротышке еще припомнит.
Остальным было проще.
– Такое чувство, будто вчера наелась тухлой рыбы, и теперь никак не распрямлюсь, – пожаловалась Данан. Корд шикнул, снова приложил палец к губам, быстро дал несколько указаний жестами и в оконцовке указал вперед.
Отряд двинулся цепочкой. Корд пробирался первым, Дагор – замыкающим. В свете нескольких огоньков путники не видели ног и того, что под ними. Корд, однако, ухитрялся идти неслышно, почти скользя, и вслушиваться в малейшие шорохи. Пустота и глубина места по-настоящему студила кровь, и Смотрителям пришлось напомнить себе пару раз, что мужество – добродетель. Дагор, в свою очередь, внимательно прислушивался к происходящему сзади. Огоньки Фирина волочились где-то в середине отряда, огоньки Данан – ближе к началу, чтобы Корд мог вести остальных. Остроухого мага Корд упорно не подпускал близко.
Ближе к концу лестницы ступеньки закончились, и пришлось практически скатиться по обглоданной глыбе до дна раскопок, быстро перебирая ногами и налетая друг на дружку. Дальше Корд принюхался и уверенно выбрал путь. Дорога постоянно кренилась под разными углами, подсовывала под ноги мелкие камешки и солидные выбоины, петляла то вверх, то вниз, и вообще всячески затрудняла путь. Стенн нещадно ругался, ворча тихо, как мог, и клял, на чем свет стоит, «чертовы подземелья, из которых он недаром сбежал».
Корд вскоре снова застыл, поднял руку. Те, кто шел сразу за ним, еще смогли различить предостерегающий жест, в середине цепочка шлепнулась звеньями друг о друга, когда несколько гномов, включая Хольфстенна, нашли внахлест. Главный оглянулся на Данан, будто спрашивая: есть что? Та сообразила далеко не сразу, чего от неё хотят, но в итоге глубоко вслушалась в раздававшиеся в непонятном отдалении голоса и все-таки смогла показать: идем направо.
Корд развернул группу. Периодически кто-нибудь оступался, кряхтел и шепотом проклинал все сущее, так что Корд принял решение снова выудить несколько кристаллов свечения. Данан обратила внимание, что, когда Корд вытащил только свой, тот не горел. Потом один из гномов вытащил врученный ему, и из обоих полилось приглушенное, едва бьющееся мерцание. В этом освещении Корд сумел показать пальцами: два. Каждый вынутый наружу кристалл немного усиливал остальные и зажигался сам. Любопытная магия, думала чародейка, откладывая разговоры об этом на далекое «потом» или «никогда».
Вскоре по дороге им встретилась какая-то спонтанно сооруженная «будка» – выбоина в монолитном кусе камня. Внутри проема стоял стол, на нем – маленький секретер. Возможно, там были какие-то записи. Но Корд дал знак игнорировать и не останавливаться. Спустя еще какое-то время по дороге нарисовался раздолбанный временем вал. Людям и эльфам он доставал до колена. Где начался и заканчивался – никто приметить не смог.
Данан дернула за рукав Корда и потянула на себя: стой. Воздела палец, требуя внимания, и ткнула куда-то вперед и влево: там, указывала она. А потом добавила жест двумя пальцами: кто-то идет. Корд мгновенно остановил колонну, гномы снова попрятали светильники. Корд уставился на Данан и поочередно указал пальцем одной руки на растопыренную пятерню другой: сколько?
Данан прислушалась, поведя ухом, как собака. Расталкивая коротышек, к ним из хвоста колоны пробился Борво. Сдвинутые гномы производили какой-то шум: вошканье, глухой и сбивчивый топот переминающихся ног, чьи обладатели на миг утратили равновесие, кряхтенье до кучи. Корд чуть наклонился, глядя вдоль цепочки, и провел по линии горла большим пальцем, предрекая будущее особенно шумным. Добравшись до Данан, Борво коснулся пальцем уха, затем указал в непонятном направлении: что-то слышу. Там, ткнул он чуть позже в нужную сторону. Корд снова повторил жест, спрашивающий, как много «там» врагов. Данан и Борво переглянулись и по очереди пожали плечами. Три, начали объясняться они между собой на пальцах. Да нет же, два. Вообще один! Один ведь? Или двое? Немного, одним словом.
Борво приободрился, стукнув кулаком по ладони второй руки: если немного – порвем! Корд показал скрещенные руки, присовокупив к ним зверскую рожу: потом я тебя порву! Ввязываться в бой в самом начале пути было по-настоящему гибельной затеей. Корд приложил к глазам ладони, сложенные колечками, как две подзорные трубы и повертел головой в разные стороны. Это, видимо, должно было означать «разведчики» или «патруль». А если разведчики или патрульные пропадут раньше времени или, что еще хуже, в пылу схватки успеют подать сигнал, подкрепление исчадий будет здесь в считанные минуты. И вообще, любая драка сейчас может приманить сюда еще черт-те сколько тварей! Это вообще не на руку!
Данан вдруг дернула Корда за рукав, округлив глаза: идут к нам! Корд, поскольку Данан, как и все, шла согбенной, положил ей ладонь на затылок и толкнул лицом в землю. Жал, идущий рядом с чародейкой, почти сразу сделал то же самое с Борво. Остальные поприседали на корточки, прячась за остатками вала. Корд, щурясь, ничего не мог разглядеть. Фирин, чтобы наверняка, одним движением погасил все магические огни – и свои, и чужие.
Путники замерли. Сидели и прислушивались к шагам, которые теперь слышали не только смотрители. Гномы практически распластались один на другом, сливаясь с валом. Корд одобрительно прислушивался к отряду: надо же, ни одного судорожно дышащего. Хорошо. За своих-то он был уверен, да и Дагор не понабрал бы трусов. А вот эти, пришлые сопляки с поверхности… Впрочем, кажется, не очень уж сопляки.
Вскоре каждый сжался как мог, от зубов до ягодиц. Казалось, даже легкие у всех слиплись, и животы намертво приклеились к хребтинам. В их сторону от патрульных направился точно только один. Некоторые гномы глотнули побольше воздуха, чтобы не дышать совсем. Другие дышали до того ровно и неслышно, что Жал даже проникся к ним уважением: не робкого десятка.
Тварь с громадным тесаком наперевес становилась все ближе. Здоровенный, прикинул Жал по опыту. Выше тех, кого они встречали прежде. И как будто болезненный, насколько может быть болезненным исчадие Пустоты. Черная кожа покрыта какими-то язвами, зубы выдроблены наполовину, на ключице нет ни доспеха, ни кожи – голые жилы сочились чернильной жижей. Слава Таренгару, остальные их не видят: Стенн бы точно отпустил какое-нибудь едкое замечание на этот счет, а Данан ахнула.
