Текст книги "Падение Рима"

Автор книги: Аммиан Марцеллин

Соавторы: Приск Паннийский,Владимир Афиногенов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

14

1. Так погиб Валент в возрасте около 50 лет после почти четырнадцати лет правления. 2. Теперь я упомяну как его добрые качества, так и недостатки; то и другое многим хорошо известно. Он был верен и надёжен в дружбе, строго карал честолюбивые происки, сурово поддерживал военную и гражданскую дисциплину, был всегда до боязливости настороже, чтобы кто-либо под предлогом родства с ним не возносился слишком высоко, был очень осторожен в предоставлении и лишении санов, добросовестнейшим образом охранял провинции, которые он берёг от убытков, как свой собственный дом, с особенным старанием смягчал тяжесть податей, не допускал увеличения никаких налогов, был снисходителен во взыскании недоимок и являлся жестоким и озлобленным врагом проворовавшихся и уличённых в казнокрадстве правителей провинций. 3. Восток не помнит лучшего в этом отношении времени ни при каком другом императоре. Щедр он был со всеми, но в меру. Примеров можно было бы привести множество, но ограничусь одним. При дворе есть всегда много людей жадных до чужого добра; если кто-то просил о предоставлении ему выморочного владения или другого чего-нибудь, как это обычно он, строго отличая справедливое от несправедливого, предоставлял это имущество просившему, но в то же время давал право голоса возражающему и участие в этом владении делил между тремя или четырьмя лицами, которых иной раз не было на месте. Таким образом, эти беспокойные люди должны были вести себя осторожнее, видя, что добро, на которое они скалили зубы, уменьшалось благодаря этому способу. 4. О зданиях, которые он обновил или возвёл от основания в разных больших и малых городах, я не стану говорить, чтобы не растягивать своего изложения, так как они сами наглядно свидетельствуют о его заслугах. Во всём этом он, как я полагаю, был достоин подражания со стороны всякого хорошего государя. А теперь скажу о его недостатках.

5. В стремлении заполучить большие богатства он не знал меры, не был вынослив в бранных трудах и только выставлял для вида свою закалённость, был склонен к жестокости. Он был мало образован, не прошёл курса ни военного, ни изящного образования; охотно искал с ущербом для других пользы и выгод себе самому; особенно невыносим он бывал в тех случаях, когда преступления неуважения или оскорбления величества предоставляли ему возможность выступать против жизни и состояния людей богатых. 6. Невыносимо было в нём и то, что хотя он хотел, чтобы казалось, будто он подчиняет все процессы и следствия действию законов, и поручал рассмотрение дел наилучшим из тех, кто состояли судьями, но в действительности он творил повсюду свой личный произвол. Он был груб в обращении, раздражителен, охотно выслушивал доносы, не отличая правды от лжи; эти недостатки даже в простых обыденных отношениях частной жизни ведут к весьма неприятным последствиям. 7. От природы он был ленив и нерешителен. Цвет лица был у него тёмный, зрачок одного глаза – слепой, но издали это не было заметно; телосложение пропорциональное и крепкое, рост – не высокий и не низкий, ноги несколько выгнуты, и живот немного выдавался.

8. Сказанного будет достаточно о Вазенте; свидетельство моих современников вполне подтверждает справедливость изложенного. Но вот чего нельзя обойти молчанием. Когда от оракула с треножником, который, как я рассказывал, вертели Патриций и Гиларий, он узнал три вещие стиха, из которых последний звучал так:

 
«На равнинах Миманта чрез Арея жестокого в мыслях...» —
 

то, как человек необразованный и простой, сначала не обратил на это никакого внимания, но когда, по мере скопления тяжких бед, стал малодушно труслив, то, вспомнив об этом оракуле, стал бояться Азии, так как слышал от людей учёных, что и Гомер и Цицерон писали о возвышающейся над городом Эритреей горе Миманте. Говорят, что после его смерти, когда варвары отступили, нашли возле места его предполагаемой смерти высокий каменный памятник; на нём по-гречески была высечена подпись, свидетельствовавшая о том, что в давние времена там был погребён какой-то знатный человек по имени Мимант.

15

   1. Когда после этой страшной битвы ночь простёрла на землю свой мрак, оставшиеся в живых устремились одни вправо, другие влево, куда кого погнал страх, и искали каждый своих близких. Темнота не позволяла видеть ни на один шаг от себя, и им всё казалось, что над головой поднят меч неприятеля. Издали доносились жалобные стоны покинутых, хрипы умирающих и мукой исторгнутые вопли раненых.

   2. На рассвете следующего дня победители, как дикие звери, которых распалил вкус крови, устремились густыми толпами к Адрианополю. Их возбуждали пустые надежды взять город, и они были вполне уверены, что это им удастся. Они знали от перебежчиков, что там, как в сильной крепости, находились самые знатные сановники и были спрятаны отличия императорского сана и казна Валента.

   3. Чтобы не дать ослабнуть всеобщему возбуждению, они уже на четвёртый день окружили город со всех сторон, и начался жестокий бой. Осаждавшие с врождённой дикостью, дерзко бросались на верную гибель, а осаждённые со своей стороны проявляли все свои силы и всю храбрость в обороне.

   4. Так как значительное число солдат и погонщиков с лошадьми не смогли войти в город, то они были прижаты к стенам, засели в прилегавших зданиях и храбро сражались до девятого часа дня. В эту пору 300 наших пехотинцев из тех, которые стояли на самом бруствере, построившись тесным клином, перешли на сторону варваров. Но те стремительно бросились на них и, неизвестно по каким мотивам, всех их перебили. Это возымело своё действие в том смысле, что в дальнейшем никто уже даже в самом отчаянном положении не решался на что-нибудь подобное.

   5. Среди стольких удручавших нас бедствий внезапно разразилась из чёрных туч страшная гроза с ливнем и рассеяла отряды напиравших со всех сторон варваров. Вернувшись к своим телегам, которые были расставлены по кругу, они ещё дальше простёрли свою наглость: прислали нашим угрожающее письмо с требованием сдаться и посла... обещая сохранить жизнь. 6. Но их посланец не осмелился войти, и письмо принёс и прочитал какой-то христианин. К этому предложению отнеслись, так как оно того и заслуживало. Остаток дня и следующая ночь были использованы на подготовку средств защиты. Изнутри завалены были ворота огромными камнями, слабые места стен укреплены, для метания во все стороны стрел и камней установлены были на удобных местах орудия и подвезена повсюду в достаточном количестве вода, так как накануне некоторые из сражавшихся насмерть замучены были жаждой.

   7. Со своей стороны готы, понимая опасную переменчивость боевого счастья, в тревоге о том, что на глазах их падали раненые и убитые храбрецы и что их силы постепенно слабели, придумали хитрый план, который раскрылся по указанию самой Богини справедливости. 8. Они склонили нескольких кандидатов нашей службы, которые накануне перешли на их сторону, чтобы те, притворившись беглецами, вернулись назад и постарались устроить так, чтобы их впустили в город, а когда войдут, чтобы тайком подожгли какую-нибудь часть города: пожар должен был служить условным сигналом к тому, чтобы ворваться в беззащитный город, пока население будет заниматься тушением пожара. 9. Согласно уговору, кандидаты отправились в путь. Приблизившись ко рвам, они подняли руки и просили, чтобы их впустили, как римлян. И действительно, их приняли, так как не возникало никакого подозрения, которое могло бы явиться препятствием. Но когда их спросили о намерениях врага, они стала показывать разное. Вследствие этого их подвергли пытке; они сознались, для чего пришли, и были казнены через отсечение головы.

10. С нашей стороны сделаны были все приготовления к бою, и в третью стражу ночи варвары, забыв страх, причинённый прежними потерями, устремились густыми рядами к запертым подступам в город, и предводители их проявляли всё возраставшее упорство. Но вместе с солдатами поднялись для их отражения провинциалы и дворцовые служители, и при таком множестве нападавших метательное оружие всякого рода, пусть даже брошенное без прицела, не могло упасть, не причинив вреда. 11. Наши заметили б, что варвары пользуются теми самыми стрелами, которые были пущены в них. Поэтому был отдан приказ, чтобы прежде, чем пускать стрелу из лука, делать глубокий надрез в дереве на месте прикрепления железного острия. От этого стрелы не теряли силы своего полёта, сохраняли всю свою мощь в случае, если впивались в тело, но если падали на пустое место, то тотчас ломались. 12. В разгар битвы большое впечатление произвёл совершенно неожиданный случай. Скорпион, род орудия, которое в просторечии зовётся онагром (дикий осёл), помещённый против густой массы врагов, выбросил громадный камень. Хотя он при падении на землю никого не задел, но вызвал своим видом такой ужас, что варвары отступили перед новым для них зрелищем и готовы были совсем уйти. 13. Начальники их, однако, приказали трубить, и сражение возобновилось. Но римляне снова имели преимущество, так как ни один почти метательный снаряд и камень из пращи не летел понапрасну. Командиры готов, возбуждённые пламенным желанием овладеть богатствами, которые неправыми путями добыл Валент, становились сами в первые ряды, а остальные присоединялись к ним, в гордом сознании, что они в опасностях сравнялись с начальниками. Многие падали, смертельно раненные, раздавленные огромными тяжестями или с пронзённой грудью, другие несли лестницы и со всех сторон пытались лезть на стены, но на них, как по отвесу, падали камни, куски колонн, целые блоки и засыпали их. 14. Ужасающий вид крови не действовал на дошедших до неистовства варваров, и до самого вечера они проявляли ту же дикую храбрость. Их возбуждение поддерживало и то, что падало много защитников, сражённых насмерть их выстрелами, и, видя это издали, они испускали крики радости. Так с величайшим воодушевлением длилась борьба без передышки за стены и против стен. 15. Но дело шло безо всякого плана, наскоками, в отдельных отрядах, что было свидетельством полной растерянности. Когда день склонился к вечеру, все вернулись в унынии в свои палатки, упрекая друг друга в бессмысленном безумии за то, что, вопреки советам Фритигерна, решились пойти на ужасы штурма.

16

1. Тогда принялись осматривать раны и лечить их своими народными способами; это заняло всю ночь, не долгую, правда, в данное время года. Когда начался день, они стали обсуждать на различный лад, куда им направиться. После долгих оживлённых споров порешили, наконец, захватить Перинф[160]160
  Гераклея-Перинф, на берег Пропонтиды (Мраморного моря), и Эски-Эрекли.


[Закрыть], а затем и другие богатые города. Сведения обо всём они получали от перебежчиков, которые знали не только то, что имеется в городах, но даже и внутри каждого дома. Согласно этому решению, которое было признано обещающим выгоды, они медленно направились вперёд, не встречая никакого сопротивления, и производили по всему пути грабежи и пожары.

   2. Войска, подвергавшиеся осаде в Адрианополе, узнав, что готы ушли, и получив через надёжных разведчиков сведения, что окрестности свободны от неприятеля, в полночь вышли из города и двинулись, минуя большие дороги, по лесистым местам и окольным тропинкам – одни в Филиппополь, а оттуда в Сердику[161]161
  София в Болгарии.


[Закрыть], другие – в Македонию. Сберегая все наличные свои силы и боевые средства, они шли как можно более быстрым маршем, в надежде найти в тех местах Валента. Они были в полном неведении о том, что он пал в самом вихре того сражения, или же, сказать точнее, бежал в деревенский дом, где, как думают, погиб в огне.

   3. А к готам присоединились воинственные и храбрые гунны и аланы, закалённые в боевых трудах. Приманкой огромной добычи добился этого союза ловкий Фритигерн. Разбив лагерь около Перинфа, они, памятуя прежние потери, не посмели, однако, ни подойти к городу, ни попытаться взять его, но зато обширную и плодородную область этого города они разграбили дотла, перебив или взяв в плен сельское население. 4. Оттуда они пошли спешным маршем к Константинополю, неисчислимые сокровища которого возбуждали их грабительские инстинкты. Опасаясь засад, они держались в связном строю и готовились напрячь все свои силы на гибель славного города. Но когда они дерзко лезли на него и почти что дёргали запоры ворот, Бог небесный отогнал их вот каким случайным обстоятельством. 5. Незадолго до этого прибыл в Константинополь отряд сарацинов, пригодных скорее для грабительских набегов, чем для правильной битвы, – о происхождении этого народа, его нравах и обычаях я рассказывал в различных местах моего повествования. Внезапно увидев отряд варваров, сарацины смело сделали вылазку из города, чтобы помериться силами в схватке. Бой затянулся надолго, был упорен, и обе стороны разошлись без решительного исхода.

   1. Но отряд восточных людей одержал победу новым и раньше никогда не виданным способом. Один человек из него, с копной волос на голове, голый по пояс, издавая хриплые зловещие звуки, бросился между готами с кинжалом в руке. Сразив врага, он приблизил свои уста к его горлу и стал сосать брызнувшую кровь. Эта чудовищная сцена нагнала на варваров такой ужас, что потом они выступали, когда приходилось что-нибудь предпринимать, не со свойственной им дикой отвагой, но с явной нерешительностью. 7. Мало-помалу сломлена была их дерзость, когда они разглядели огромное протяжение стен, широко раскинувшиеся группы зданий, недоступные для них красоты города, несчётное количество населения и возле города пролив, соединяющий Понт с Эгейским морем. Разбросав сооружения, которые они стали готовить для осадных машин, и понеся большие потери, чем те, что нанесли сами, они отошли оттуда и рассыпались по северным провинциям и свободно прошли их до самого подножия Юлиевых Альп, которые в древности назывались Венетскими.

   7. В эти дни магистр армии по эту сторону Тавра, Юлий, отличился решительным поступком, имевшим спасительные последствия. Получив известие о несчастьях, произошедших во Фракии, он отдал относительно всех готов, которые были приняты до этого на службу и распределены по разным городам и укреплениям, тайный приказ ко всем их командирам, – все были римляне, что в наше время случается редко, – в котором повелевал всех их как по одному сигналу, в один и тот же день, вызвать в предместье как бы для выдачи обещанного жалованья и перебить. Это разумное распоряжение было исполнено без шума и промедления, и благодаря этому восточные провинции были спасены от великих бедствий.

   8. Вот что я, бывший солдат и грек по происхождению, изложил по мере сил, начав от правления Цезаря Нервы и доведя рассказ до гибели Валента. Я обещал в труде своём представить истину и нигде, как думаю, сознательно не отступил от этого обещания умолчанием или ложью. Остальные события пусть опишут другие, более сильные, чем я, имеющие преимущество молодых лет и учёности. Если же они – будь это им угодно – примутся за подобное, то мой им завет – дать своей речи более высокий полёт.

II. Приск Панийский
«История»
(фрагменты)[162]162
  Текст печатается по изданию: Сказания Приска Панийского // Учёные записки Второго отделения Императорской академии наук, кн. VII, вып. 1, СПб., 1861. С.18-79.


[Закрыть]

В своих сочинениях этот византийский историк и государственный деятель, живший в первой половине V века, описал эпоху падения Римской империи, сохранив уникальные сведения о народах, обрушившихся на территорию гибнущего государства.

433 г.

Над гуннами царствовал Руа. Он решился вести войну против амилзуров, итимаров, тоносуров, воисков и других народов, поселившихся на Истре и прибегавших к союзу с римлянами. Он отправил к римлянам Ислу, и прежде употреблённого в дело для прекращения возникшего между ними и римлянами несогласия, и грозил нарушением прежде установленных условий, если римляне не выдадут им всех беглых. Римляне советовались об отправлении к гуннам посольства. Плиний и Дионисий, первый племени скифского, а второй из оракийцев, военачальники, достигшие у римлян консульского достоинства, хотели быть отправлены посланниками. Так как можно было ожидать, что Исла приедет к Руа прежде того посольства, которое римляне полагали отправить к нему, то Плиний отправил вместе с Ислою одного из своих приближённых по имени Сингилах, дабы склонить Руа вступить в переговоры с ним, а не с другими римлянами. Когда Руа умер, а царство гуннское перешло к Аттиле, то римский сенат положил назначить посланником Плиния. По утверждении этого мнения царём, Плиний хотел, чтобы вместе с ними назначен был и Эпиген, как человек, славящийся благоразумием и имевший достоинство квестора. Когда и Эпиген был назначен посланником, то оба отправились к гуннам. Они доехали до Марга, города Мисийского, в Иллирике. Он лежит на берегу Истра против крепости Констанций, стоящей на другом берегу. Туда же приехали и царские скифы. Съезд происходил вне города; скифы сидели верхом на лошадях, и хотели вести переговоры, не слезая с них. Римские посланники, заботясь о своём достоинстве, имели с ними свидание также верхом. Они не считали приличным вести переговоры пешие с людьми, сидевшими на конях. Постановлено было... чтобы гуннам были выдаваемые бегущие из Скифии люди, равно и прежде бежавшие к римлянам, также и бывшие у них в плену римляне, без выкупа перешедшие к своим, в противном случае за каждого пленного римлянина, бежавшего к своим, римляне были обязаны платить захватившим его по праву войны по осьми золотых монет; чтоб римляне не помогали никакому варварскому народу, с которым гунны вели войну; чтобы торжища между римлянами и гуннами происходили на равных правах и без всякого опасения; чтобы за сохранение договора римляне платили царским скифам ежегодно по семи сот литр золота (эта дань простиралась прежде до трёх сот пятидесяти литров). На сих условиях заключён был мир; в сохранении его римляне и гунны поклялись по обычаю своих предков, и те и другие потом возвратились в свою землю. Варварам были выданы искавшие убежища у римлян гунны. В числе их были дети Мамы и Атакама, происходящие из царского рода. В наказание за их бегство гунны, получив их, распяли в Оракийском замке Карсе. По заключении мира с римлянами приближённые Аттилы и Влиды обратились к покорению других народов Скифии и завели войну с соросгами.

442 г.

Скифы во время ярмарки вероломно напали на римлян и многих перебили. Римляне отправили к ним посланников и жаловались на взятие крепости и на нарушение договоров. Скифы отвечали, что они поступили таким образом не первые, а что мстили только за обиды, нанесённые им римлянами; ибо епископ Маргский, перешёл в земли их, обыскивал царские кладовые и унёс хранившиеся в них сокровища; что если римляне не выдадут его, а также не выдадут, по договору, и перемётчиков, которых у римлян находилось очень много, то они будут действовать против них оружием. Римляне говорили, что эти жалобы были несправедливы. Варвары, утверждаясь на верности своих показаний, не заботились о том, чтобы подвергнуть такой спор суду. Они подняли оружие, перешли Истр и разорили многие города и замки, лежащие на берегу этой реки. Они взяли и Виминакий, город Мисийский в Иллирикс. Сии действия варваров заставили многих римлян говорить, что надлежало выдать епископа скифам, дабы из-за одного человека не навлечь бедствий войны на всё государство римское. Епископ, подозревая, что он мог быть выдан скифам, тайно от жителей Марга перешёл к скифам, и обещал сдать им этот город, если цари их изъявят ему свою благосклонность. Они дали слово сделать ему много добра, если он исполнит своё обещание. С обеих сторон даны руки и клятвы в верности. Епископ возвратился в римскую землю с многочисленною толпою варваров и поставил их в засаду против самого берега реки. Ночью, по условленному знаку, он поднял варваров, которые и завладели городом с его помощью. Марг был таким образом разорён, а могущество варваров возросло после того ещё более.

442 г.

При Феодосии младшем Аттила, царь гуннов, собрал своё войско и отправил письмо к царю римскому с требованием, чтобы немедленно выданы были перемётчики и выслана была дань (под предлогом настоящей войны ему не пересылали ни перемётчиков, ни дани) и чтобы отправлены были к нему посланники для переговоров о платеже дани на будущее время. Аттила объявлял при том, что если римляне замешкают или будут готовиться к войне, то и он не захочет более удерживать скифское войско от нападения. По прочтении письма Аттилы, совет царский объявил, что римляне не выдадут прибегших под их покровительство людей, но вместе с ними примут войну; что впрочем будут отправлены к Аттиле посланники для прекращения споров. Раздражённый ответом римлян, Аттила стал опустошать римские земли, срыл несколько замков и подступил к обширному и многолюдному городу Рациарии.

447 г.

Между римлянами и гуннами произошло в Херсонесе сражение, после которого заключён между ними мир через посланника Анатолия, на следующих условиях: выдать гуннам перемётчиков и шесть тысяч литр золота в жалованье за прошедшее время; платить ежегодно определённую дань в две тысячи сто литр золота; за каждого римского военнопленного, бежавшего и перешедшего в свою землю без выкупа, платить двенадцать золотых монет; если принимающие его не будут платить этой цены, то обязаны выдать гуннам беглеца. Римлянам не принимать к себе никакого варвара, прибегающего к ним. Римляне показывали, будто принимали эти условия по доброй воле: но одна необходимость, чрезвычайный страх, объявший их правителей, и желание мира заставляли их принимать охотно всякое требование, как бы оно ни было тягостно. Они согласились и на плату дани, которая была самая обременительная, не смотря на то, что доходы и царская казна были истощены не на полезные дела, а на непристойные зрелища, на безрассудную пышность, на забавы и на другие издержки, от которых благоразумный человек и среди счастливейшего состояния государства должен удерживаться, а тем более должны были удерживаться от того люди, которые не радели о деле ратном и платили дань не только скифам, но и прочим варварам, живущим вокруг римских владений. Царь принуждал всех вносить деньги, которые следовало отправить к гуннам. Он обложил податью даже тех, которые по приговору суда или по щедроте царской, получили временное облегчение от тягостной оценки земли. Положенное количество золота вносили и особы, причисленные к сенату, выше своего состояния. Многих самое блистательное состояние их довело до превратностей. Побоями вымогали у них деньги, по назначению чиновников, на которых возложена была царём эта обязанность, так что люди издавна богатые выставляли на продажу уборы жён и свои пожитки. Такое бедствие постигло римлян после этой войны, что многие из них уморили себя голодом или прекратили жизнь, надев петлю на шею. В короткое время истощена была казна; золото и беглецы отправлены были к гуннам. Исполнение сего дела поручено было Скотте. Римляне убивали многих перемётчиков, потому что те противились выдаче их скифам. В числе их было несколько человек из царского рода, которые переехали к римлянам, отказываясь служить Аттиле. Сверх всего этого Аттила требовал ещё, чтобы асимунтийцы выдали всех бывших у них военнопленных, римлян или варваров. Асимунт есть крепкий замок недалеко от Иллирика, к стороне Оракии. Жители его нанесли неприятелю много вреда. Они не защищались со стен, а, выступая из окопов, бились с несчётным множеством неприятелей и с военачальниками, которые пользовались между скифами величайшею славою. Гунны, потеряв надежду завладеть замком, отступили от него. Тогда асимунтийцы выступили против них из своих укреплений и погнались за ними далеко от своего округа. Когда караульные дали им знать, что неприятели проходят мимо с добычею, то они напали на них нечаянно и отняли захваченную ими у римлян добычу. Уступая неприятелю в числе, асимунтийцы превышали его мужеством и отвагой. В этой войне они истребили множество скифов; а множество римлян освободили – и принимали к себе бежавших от неприятелей. Тогда Аттила объявил, что не выведет своих войск из римских областей и не утвердит мирного договора, пока римляне, бежавшие к асимунтийцам, не будут ему выданы или не будет заплачена за них цена и пока не будут асимунтийцами освобождены скифы, уведённые ими в плен. Противоречить Аттиле не был в состоянии ни посланник Анатолий, ни Феодул, начальник находившегося во Фракии войска. Никакими рассуждениями не могли они убедить варвара отказаться от своих требований, когда он положился на свои силы и готов был поднять оружие; а между тем сами упали духом в следствие прежнего поражения. Они писали к асимунтийцам и приказывали им или выдать убежавших к ним римских военнопленников, или за каждого из них платить по двенадцати золотых монет, а военнопленных гуннов освободить. Асимунтийцы, получив письмо, отвечали, что убежавших к ним римлян они освободили, а пойманных в плен скифов истребили; что они ещё удерживали у себя двоих, потому, что неприятели во время осады их замка, поставив засаду, увели некоторых мальчиков, пасших стада перед замком, что если не получат их обратно, то не возвратят тех, которых они взяли по праву войны. Когда посланные к асимунтийцам принесли такой ответ, то царь скифский и римские начальники согласились в том, что надлежало отыскать мальчиков, похищенных по показанию асимунтийцев. Они никого не отыскали, а асимунтийцы возвратили бывших у них варваров после того, как скифы поклялись, что у них тех мальчиков не было. Асимунтийцы также поклялись, что убежавшие к ним римляне были ими освобождены. Они в этом поклялись, хотя у них и были некоторые римляне; но они не считали преступлением божиться ложно, для спасения людей своего племени.

447 г.

Вслед за заключением мира Аттила отправил посланников в Восточную империю, требуя выдачи перемётчиков. Посланники были приняты, осыпаны подарками и отпущены с объявлением, что никаких перемётчиков у римлян не было. Аттила послал опять других посланников. Когда и эти были одарены, то отправлено было третье посольство, а после него и четвёртое. Аттила, зная щедрость римлян, зная, что они оказывали её из опасения, чтоб не был нарушен мир, – кому из своих любимцев хотел сделать добро, того и отправлял к римлянам, придумывая к тому разные пустые причины и предлоги. Римляне повиновались всякому его требованию; на всякое с его стороны понуждение смотрели как на приказ повелителя. Не с ним одним боялись они завести войну, но страшились и парфян, которые делали приготовления к войне, и вандалов, беспокоивших их на море, и исавров, которые восставали для грабежей, и сарацинов, делавших набеги на восточные края державы, и эфиопских народов, соединявшихся против них. Посему уничижённые римляне Аттилу ласкали, а против других народов делали приготовления, набирали воинов, назначали вождей.

448 г.

В Византию прибыл опять посланник Аттилы. Это был Эдикон, скиф, отличавшийся великими военными подвигами. Вместе с ним был и Орест Римлянин, житель Пеонской области, лежащей при реке Сае и состоявшей тогда под властью Аттилы, в следствие договора, заключённого с Аэцием, полководцем западных римлян. Эдикон был представлен царю и вручил ему грамоты Аттилы, в которых царь скифский жаловался на римлян за невыдачу беглых. Он грозил против них вооружиться, если беглецы не будут ему выданы и если римляне не перестанут обрабатывать завоёванную им землю. Эта земля в длину простиралась по течению Истра от Пеонии до Нов Фракийских, а в ширину на пять дней пути. Аттила требовал притом, чтоб торг в Иллирике происходил не по-прежнему на берегу Истра, но в Наиссе, который полагал он границею скифской и римской земли, как город им разорённый. Он отстоит от Истра на пять дней пути для доброго пешехода. Аттила требовал при том, чтоб для переговоров с ним о делах ещё не решённых отправлены были к нему посланники, люди не простые, но самые значительные из имевших консульское достоинство; что если римляне боятся прислать их к нему, то он сам перейдёт в Сердику для принятия их. Царь прочёл грамоту Аттилы, а Вигила перевёл ему всё то, что Эдикон объявил изустно по приказанию Аттилы. Эдикон вышел из дворца вместе с ними и посещал другие домы; между прочим пришёл и к царскому щитоносцу Хрисафию, как человеку, имевшему величайшую силу. Эдикон был изумлён пышностию царских домов, и когда вступил в разговор с Хрисафием, то Вигила, переводя его слова, говорил, что Эдикон превозносит царский двор и восхищен богатством римлян. Хрисафий заметил тогда, что он может владеть большим богатством и иметь золотом крытый дом, если оставит скифов и пристанет к римлянам. Эдикон отвечал, что слуге не позволено это сделать без разрешения своего господина. Евнух спросил тогда Эдикона: имеет ли он всегда свободный доступ к Аттиле и какою силою пользуется между скифами. Эдикон отвечал, что он близкий человек к Аттиле и что ему, вместе с другими значительнейшими скифами, вверяется охранение царя, что каждый из них по очереди в определённые дни держит при нём вооружённый караул. После того евнух сказал, что если Эдикон даст ему клятву в сохранении тайны, то он объявит ему о деле, которое составит его счастье, но что на то нужно им свободное время и оно будет у них, если Эдикон придёт к нему на обед без Ореста и без других посланников. Эдикон обещал это исполнить, и приехал к евнуху на обед. Здесь они подали друг другу руку и поклялись чрез переводчика Вигилу, Хрисафию в том, что он сделает предложение не ко вреду Эдикона, но к большему его счастию, а Эдикон в том, что никому не объявит предложения, которое будет ему сделано, хотя бы оно и не было приведено в исполнение. Тогда евнух сказал Эдикону, что если он по приезде в Скифию убьёт Аттилу и воротится к римлянам, то будет жить в счастии и иметь великое богатство. Эдикон обещался и сказал, что на такое дело нужно денег немного – только пятьдесят литр золота, для раздачи состоящим под начальством его людям, для того чтобы они вполне содействовали ему в нападении на Аттилу. Евнух обещал немедленно выдать ему деньги. Эдикон сказал тогда, что надлежало его отпустить для донесения Аттиле об успехе посольства, что вместе с ним нужно было отправить Вигилу для получения от Аттилы ответа на счёт требуемых беглецов, что через Вигилу он уведомит Хрисафия, каким образом надлежало переслать к нему золото, потому что по возвращении его Аттила с любопытством будет расспрашивать его, равно как и других посланников, какие подарки получил он от римлян и сколько дано ему денег, и тогда он не будет иметь возможности скрыть то золото от спутников своих. Евнуху показалась благоразумною эта мера предосторожности: он согласился с мнением Эдикона, после угощения отпустил его и донёс царю о своём замысле. Царь, призвав магистра Марциалия, сообщил ему то, что было условлено с Эдиконом. Дать знать о том Марциалию было необходимо, по званию его. Магистр участвует во всех советах царя, потому что ему подчинены вестники, переводчики и воины, охраняющие царский двор. Посоветовавшись между собою, они решились отправить к Аттиле не только Вигилу, но и Максимина в звании посланника.