Текст книги "Тайный агент Её Величества. Книги 1-5. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Алла Бегунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 78 (всего у книги 105 страниц)

Когда польский дворянин увидел перед собой корнета Чернозуба и унтер-офицера Прокофьева в рубахах с закатанными рукавами, он схватился за косяк двери и вполне отчетливо произнес:

– Н-не н-надо!

– Никто не будет вас бить, Анджей, – хмуро сказала Аржанова. – Идите в ванную комнату и хотя бы умойтесь холодной водой. Я хочу с вами поговорить.

– Я т-тоже х-хочу… П-поговорить…

– Вот и хорошо. Ступайте.

– Л-ладно, – кивнул он ей издалека.

Кухарский, конечно, являлся ценной находкой секретной канцелярии Ее Величества. Но теперь его участие в конфиденциальной операции практически завершилось. Он вывел «Флору» на Лафита Клаве и обеспечил ее легализацию во французской колонии в Константинополе-Стамбуле. Однако его слабость к алкоголю и не совсем понятное поведение внушали Анастасии сильную тревогу. Она думала, что шляхтич может выйти из-под контроля в любую минуту. А ведь он еще нужен потому, что служит прикрытием для ее деятельности в Галате. Ссориться с ним нельзя, но как-то удерживать в повиновении придется.

Кухарский вошел в комнату «сестры Ванды» твердой походкой. Длинные, распущенные по плечам его каштановые волосы были влажными, ворот рубашки расстегнут. Он поклонился курской дворянке, и она жестом предложила ему сесть.

– Анджей, вам не следует так много пить, особенно – в присутствии полковника Дюллара и инженер-майора Клаве, – сказала Аржанова.

– А вам можно напропалую любезничать с этим хамом и наглецом? – ответил он вопросом на вопрос.

– Кого вы имеете в виду? – удивилась Анастасия.

– Лафита Клаве, естественно.

– Это – мое задание, дорогой брат.

– Значит, кроме распоряжений начальства, вы тут ничем не руководствуетесь?

– Абсолютно, – она задумчиво смотрела на инженер-лейтенанта.

– Тогда почему, ну почему я вам не нравлюсь, ваше сиятельство?! – пылко воскликнул Кухарский и встал перед курской дворянкой на одно колено.

– Мне кажется, вы забываете, что я замужем и у меня двое детей.

– Ах, этот ваш супруг! – небрежно взмахнул рукой пан Анджей. – Он находится очень далеко отсюда… Неужели вы до сих пор не соскучились по мужским ласкам, по страстным объятиям в постели, согретой теплом двух тел?

– Вы говорите о своих ласках? – серьезно спросила его Аржанова.

– Разумеется! – он прижал к губам ее руку.

– Нет, сегодня не получится.

– Почему? – тупо спросил Кухарский.

– У меня – обычное женское недомогание.

– Да-а?! – ошеломленный такой невероятной откровенностью, польский дворянин вскочил на ноги и заметался по комнате, как укушенный. Получалось, что она дает ему шанс.

– Вижу, вам действительно невмоготу, милый Анджей, – участливо сказала Анастасия. – Знаете, по соседству с Галатой, в Пере, есть дорогой публичный дом. Там работают итальянки. Возьмите эти сто пиастров и выберите себе самую красивую и молодую девушку. Корнет Чернозуб проводит вас. Время еще не позднее…

Если кто и действовал Кухарскому на нервы больше других в их группе, то это казак из Полтавской губернии Остап Чернозуб. Вечно чудилась польскому дворянину в его глазах хитрая хохляцкая усмешка над ясновельможными панами, некогда поработившими Украину, да нынче лишенными былых привилегий, земель, доходов. Но по улице Перы, ведущей к дому с красными фонарями, доблестный кирасир шагал рядом и добродушно улыбался. Вероятно, он тоже получил от княгини Мещерской сто пиастров на красивых женщин.

Глава девятая
Не любовь и не ненависть

Репетиции пьесы Мольера «Мизантроп» начались буквально через два дня.

Они проходили очень увлекательно. По крайней мере, для Аржановой. Прежде она не принимала участия в подобных проектах, хотя и слышала о них. Все эти годы ей было не до любительских спектаклей, которые разыгрывали благополучные обитатели богатых усадеб в России. Она полагала, что делают они это от жестокой скуки, мучающей их посреди роскошных дворцов, садов, оранжерей. Ее «спектакли» в Крымском ханстве при содействии дружественных и враждебных русским татар, а также штатных сотрудников турецкой разведки «Мухабарат» отличались прямо-таки захватывающим сюжетом. Финал же их порой бывал совершенно непредсказуем.

Вместе с тем в образовании Анастасии обнаружился ужасный пробел. Она никогда не читала произведений Жана-Батиста Мольера, в прошлом веке бывшего руководителем театральной труппы при дворе короля Людовика XIV. Сперва Николь Дюллар даже не поверила ей. Как может девушка из дворянской, то есть культурной, семьи не знать классическую французскую литературу, известную во всем мире, повлиявшую на вкусы, взгляды, пристрастия людей нескольких поколений?

Жена полковника артиллерии провела с Вандой Кухарской разъяснительную беседу на данную тему и вручила ей потрепанный томик из собственной библиотеки. В нем Флора нашла четыре произведения драматурга и актера, написанные как стихами, так и прозой: «Тартюф, или Обманщик», «Дон Жуан, или Каменный гость», «Мещанин во дворянстве» и «Мизантроп». Почему Николь Дюллар выбрала для постановки именно «Мизантропа», для курской дворянки осталось загадкой.

По ее мнению, эти произведения господина Мольера имели между собой много сходства. Во-первых, блестящий литературный язык, отягощенный, однако, типичным французским многословием, когда простую мысль выражают предельно сложным способом. Во-вторых, весьма условные характеры персонажей, какие в обыденной жизни встретить невозможно. В-третьих, действие – примитивное, развивающееся слишком медленно из-за длинных разговоров персонажей.

По совету супруги «бальи» Аржанова выписала из книги в отдельную тетрадь все реплики и монологи Селимены и начала их учить. Точно так же поступили и остальные девять участников любительского спектакля. Три раза в неделю по вечерам они собирались вместе и под руководством Николь Дюллар, которая выбрала для себя второстепенную роль Арсинои, подруги Селимены, репетировали один за другим эпизоды пьесы, называвшиеся «явлениями». Первая встреча Альцеста с Селименой происходила только во втором действии. Оно разворачивалось в доме двадцатилетней красавицы и возлюбленной «Мизантропа».

Это не мешало Лафиту Клаве и Анастасии Аржановой встречаться на всех репетициях, весело болтать и шутки ради обмениваться фразами из текста пьесы вместо обычных слов. Курская дворянка теперь знала творение Жана-Батиста Мольера почти наизусть и думала, что главный его герой Альцест, резонер, гневно изобличающий человеческие пороки, презирающий светские условности, и вправду чем-то похож на инженер-майора. Тот, желая всегда и всюду сообщать окружающим свое нелицеприятное мнение, тоже был очень жесток к людям.

Репетиции, разговоры с Аржановой в присутствии многих свидетелей уже не давали «Чертежнику» удовлетворения. Наступило время для встречи с глазу на глаз, и приглашение на такое свидание он сделал. Лафит Клаве предложил Ванде Кухарской вместе с ним поехать днем на его служебной лодке по Босфору и посетить крепость Румели Хисары, куда он имел особый пропуск, поскольку руководил работами по ее ремонту. Аржанова согласилась при том условии, что сопровождать их будет слуга, человек из белорусского поместья Кухарских по имени Остап Чернозуб. Французу пришлось принять ее условие.

Все плавания по Босфору на север, в направлении Черного моря, Анастасию очень интересовали. Это был маршрут для ее побега из турецкой столицы после того, как чертежи минных галерей под Очаковым попадут к ней в руки. Она чувствовала, что час «икс» неумолимо приближается, и поездка с инженер-майором в Румели Хисары – лишь очередной шаг к завершению операции…

Босфор в длину достигает примерно 30 километров, ширина его колеблется от 750 до 3700 метров. Следовательно, выбравшись на лодке из Галаты, им предстояло двигаться по воде километров 26–28.

Казалось бы, отход группы осуществить легко: есть пролив, ведущий к Черному морю, через него на паруснике можно добраться до Днепровско-Бугского лимана, где стоит Очаков. Но ясно, что за одну ночь им Босфор не преодолеть и надо думать об остановке и укрытии. Крепость Румели Хисары стояла на азиатском берегу пролива как раз на полпути от Стамбула к Черному морю. Аржанова обрадовалась возможности попасть туда и не спеша осмотреть всю местность, берега, селения на них. Вдруг в голову придет какое-нибудь удачное решение…

Да, произведения господина Мольера Флора не читала. Зато перед отъездом из России ознакомилась с тремя книгами его соотечественника Себастьяна Вобана, знаменитого военного инженера второй половины XVII столетия. На этом настоял Турчанинов, дабы курская дворянка потом не попала впросак, разбирая бумаги в конторе Лафита Клаве и определяя, какие чертежи нужны секретной канцелярии Ее Величества, а какие – нет.

Себастьян Вобан, так же как инженер-майор, происходил из обедневшей дворянской семьи. Он рано осиротел. Местный священник взял мальчика к себе в услужение. Он научил его грамоте, математике, рисованию. В 18 лет Вобан поступил на военную службу в армию принца Конде. Там вскоре обратили внимание на его способности к математике, умение рисовать и поручили кое-какие инженерные работы. В 1653 году Вобан попал в плен и перешел в армию короля. С тех пор, служа Людовику XIV, он участвовал в осаде 53 крепостей, защищал 2, перестроил 33 и модернизировал более трехсот фортификационных сооружений. Его теоретические труды увидели свет в 1704–1706 годах и до конца XVIII века оставались непревзойденными по точности и полноте изложения материала. Современники признавали разработки и инженерные расчеты Вобана по осаде, защите и постройке крепостей гениальными.

Конечно, усвоить всю военно-инженерную науку Аржановой было не под силу. Но получить некоторое общее представление о ней она смогла. Кроме того, ее консультировали специалисты из штаб-квартиры главнокомандующего Екатеринославской армии генерал-фельдмаршала Потемкина-Таврического…

Теперь их каик подходил к азиатскому берегу Босфора, крутому, заросшему невысокими деревцами и кустами можжевельника. Стены крепости Румили Хисары, сложенные из серовато-белых камней, поднимались прямо над водой примерно на семь метров. Они имели зубчатую верхушку. На равном расстоянии друг от друга стояли несколько круглых башен, высотою своею превышавших стены. Внимание привлекала восьмигранная двухъярусная цитадель с бойницами. Нечто подобное Аржанова видела в крымских городах – Кафе, Балаклаве, Гезлеве – и сразу определила возраст османского фортификационного сооружения.

– Крепость, скорее всего, построена в пятнадцатом веке, – сказала она Лафиту Клаве.

– Да. Но откуда вы знаете? – удивился он.

– Очень просто, господин майор! – Анастасия улыбнулась ему. – Это проделки моего любимого брата Анджея. Вечно он получал переэкзаменовки на осень в своей венской академии и притаскивал в наше имение под Рогачевым целый баул с учебниками.

– И вы их читали?

– Не все, конечно. Например, сборник задач по тригонометрии показался мне очень скучным.

– Ну, математика дается не каждому, – заметил инженер-майор.

– Там были книги с рисунками и чертежами, – продолжала курская дворянка. – Как я припоминаю, их автор – Себастьян Вобан.

– Значит, вы разбираетесь в фортификации?

– Думаю, слово «разбираетесь» тут не подходит. Кое-что знаю, вот и все… Если бы Румели Хисары строил Вобан, то она выглядела бы по-другому.

– Это уж точно! – рассмеялся Лафит Клаве. – Придется мне продолжить ваше военное образование. Сейчас осмотрим крепость изнутри. Она действительно очень старая и рассчитана на применение луков, арбалетов и фитильных ружей. Однако ее положение на Босфоре – весьма выигрышное. Она может защищать подходы к Стамбулу…

– От кого? – беспечно спросила Аржанова.

– От русских, – ответил Лафит Клаве. – Потому я предложил великому визирю усилить крепость хотя бы двумя шестипушечными батареями. Место для них тут есть, надо лишь правильно подготовить площадку…

Команда янычар, кои составляли гарнизон Румели Хисары, встретила французского инженера на пристани. Присутствие женщины сильно озадачило воинов Аллаха. Лафит Клаве вступил в переговоры с чаушем, то есть сержантом. Изъяснялся он на тюркском чудовищно, не применяя ни падежей, ни склонений. Аржанова слушала этот разговор, с трудом сдерживая улыбку, но обнаруживать свое знание языка не могла. В конце концов мусульмане пропустили инженера вместе со спутницей, так как давно его знали.

Самой распространенной архитектурной деталью интерьера крепости являлись… открытые лестницы. Они тянулись вдоль внутренней стороны стен, достигающих толщины примерно в один метр. Стены, первая и за ней – вторая, карабкались от воды вверх. Широкие каменные ступени, выщербленные и истертые, тоже вели к вершине холма. Возможно, три столетия назад места на лестницах занимали солдаты. В стенные бойницы они выставляли свои луки, арбалеты и фитильные ружья и таким способом отбивали нападение неприятеля.

По столь же древней винтовой лестнице, сделанной внутри восьмиугольной цитадели, Лафит Клаве и Аржанова поднялись на вершину ее второго яруса. Опершись на бело-серые камни зубчатой стены, они взглянули вниз. Вид открывался совершенно восхитительный. Босфор казался отсюда широкой рекой, текущей из Черного моря в Мраморное среди зеленых живописных берегов. Инженер-майор, как старательный гид, поведал Анастасии обо всем, что представлялось взору.

Скорость течения на этом месте достигает максимума – 12 километров в час – и, естественно, мешает судам, плывущим в Черное море. К северу от Румели Хисары расположена еще одна крепость XV века, Анадолу Хисары, но гарнизона там нет, турки не намерены ее перевооружать, она законсервирована. В трех километрах за ней Босфор поворачивает налево, его берега становятся более пологими. На азиатской стороне пролива есть рыбацкие деревни, населенные по преимуществу греками – Анатоли-Кавак, Филь-Буруну и Эльмас.

Так Флора получила массу полезных сведений о маршруте отхода своей группы, увидела значительную его часть как бы с высоты птичьего полета. Внимательно рассматривал местность и корнет Чернозуб, молча стоявший за ее спиной. Аржановой не хотелось уходить отсюда. Погода стояла отличная: тепло, безветренно, на небе ни облачка, октябрьское солнце щедро освещает весь Божий мир, и от ласковых его лучей морская гладь поблескивает, играет бликами, как живая.

– Вам нравится? – спросил Лафит Клаве.

– Да, очень.

– Вот и я полюбил этот край. Шестой год работаю на турок. Конечно, османы могли бы платить мне больше. Но привлекают не только деньги, привлекают сами проекты. Тут есть возможность осуществить задуманное в полной мере, без помех. Ведь наше начальство во Франции достаточно консервативно… Вы назвали Вобана. Согласен, он строил превосходные крепости, однако – сто лет назад. Неужели с тех пор ничего не изменилось в Европе, не появилось никаких свежих, интересных идей?

– Значит, появились? – Анастасия, щурясь от яркого солнечного света, посмотрела на инженер-майора.

– Безусловно. И я – их автор.

– Кажется, Анджей что-то рассказывал мне о реконструкции крепости Очаков, – осторожно произнесла Аржанова. – Будто бы турки остались довольны и выплатили вам премию в восемь тысяч пиастров.

– Нет, всего семь тысяч, – поправил ее Лафит Клаве. – Мои подчиненные обожают считать деньги в чужом кармане… Между прочим, там была уйма тяжелой работы. Пришлось выписывать саперов из Франции. Даже землекопам-туркам я не доверял. Они все продажные. А русская разведка просто «пасла» этот объект.

– Но вы же обманули русских? – спросила Анастасия с улыбкой.

– Уверен, что да! – гордо поднял голову инженер-майор.

Их разговор прервало появление орта-баши, или командира роты, охранявшей Румели Хисары. Мустафа-ага был знаком с Лафитом Клаве и неоднократно получал от него нагоняи за плохую работу янычар, за ошибки и отклонения от проекта при строительстве артиллерийской батареи. Он хотел видеть не француза, а белую женщину, приехавшую с ним в крепость. Как положено, она носила коричневую фериджи, но не особенно закрывала свое лицо капюшоном. Солдаты сказали молодому офицеру, что она красивая. Он убедился в этом, встав рядом с ними у зубчатой стены. Знакомая инженер-майора, нисколько его не стесняясь, поздоровалась. Капюшон лежал на ее плечах, и легкий морской бриз касался ее светло-каштановых волос, собранных на затылке.

Женщины из западноевропейских стран иногда продавались в Стамбуле на специальном невольничьем рынке, но цены на них достигали сумм, командиру роты недоступных, – до двух тысяч пиастров и выше. Цены выросли потому, что после Первой Русско-турецкой войны сюда перестал поступать прекрасный «живой товар» из России и Украины. Его добывали крымские татары, беспрестанно совершая набеги на соседние земли. Русская армия положила конец их доходному промыслу. Грузинки, черкешенки, кабардинки, египтянки и прочие жительницы Османской империи Мустафа-агу совершенно не интересовали. Хотя стоили в два-три раза дешевле этих великолепных белокожих, голубоглазых и светловолосых гурий.

Никогда ему не обнимать на ложе наслаждения такую женщину. Но Аллах милостив, и сегодня он может свободно разглядывать ее и даже разговаривать с ней. Если бы в руках у него вдруг очутилась волшебная лампа Аладдина, то он приказал бы джину убрать несносного чужестранца-кяфира подальше. Незнакомку солдаты связали бы и завернули в одеяло. Тайно доставить прелестную добычу в его фамильный особняк на улице Согук-чешме не составило бы особого труда…

Разговор по-французски кое-как продолжался, ибо Мустафа-ага окончил привилегированное медресе в Константинополе-Стамбуле, где изучали не только Коран, но и математику, астрономию, географию, иностранные языки. Через три-четыре фразы, несмотря на восточную, преувеличенную любезность командира роты янычар, Аржанова вдруг высказала твердое намерение немедленно завершить осмотр Румели Хисары, вернуться в каик и отправиться в Галату. Лафит Клаве, галантный кавалер, исполнил желание дамы. Между тем турок долго и настойчиво уговаривал их остаться на обед.

Спускаться вниз по крутой узкой лестнице было труднее, чем подниматься. Второй ярус цитадели освещался изнутри только светом, льющимся из четырех бойниц. Под потолком ее, который лежал на толстых дубовых балках, гнездились летучие мыши. Слишком торопясь уйти, Аржанова зацепилась каблуком за камень и вскрикнула от неожиданности. Наверное, она упала бы вниз, если б Лафит Клаве, шедший впереди, не подхватил ее.

Тут летучие мыши испугались не меньше Анастасии. Сорвавшись с гнездовий, они принялись с пронзительным писком метаться от стены к стене в поисках выхода. Своими перепончатыми крыльями зверьки едва не задевали головы людей, замерших на лестнице. Один раз мышь, называемая учеными «кожановидный нетопырь», пролетела так близко от курской дворянки и француза, что они увидели ее пасть с острыми зубками, круглые уши и черные глазки-пуговки. Это было не страшно, но неприятно.

Пока нетопыри не покинули башню через бойницы, инженер-майор прижимал к себе Аржанову, стоявшую на две ступеньки выше него. Твердый предмет не совсем обычных очертаний на ее бедре сильно упирался ему в живот.

– Что это? – шепотом спросил он.

– Дамский дорожный пистолет, – тихо ответила Анастасия.

Поведение летучих мышей они потом долго обсуждали в каике, плывущем через Босфор от Румели Хисары в Галату. Аржанова оправдывалась и объясняла, почему она не очень-то боится животных, особенно таких мелких, как нетопыри. Они не нападут на человека, если тот не атакует их первым. Гораздо опаснее, на ее взгляд, люди.

– Значит, Мустафа-ага вызвал у вас недоверие? – спросил Лафит Клаве.

– Еще какое!

– Но почему?

– Я почувствовала какую-то угрозу. Эти сексуальные маньяки мусульмане обычно не останавливаются ни перед чем. Тем более, их священная книга Коран поощряет извращения.

– Думаете, выстрел из пистолета остановил бы его?

– Два пистолета и сабля находились у моего слуги, у вас – шпага. Но случись нечто серьезное, они бы нас не спасли. Мы бы погибли в стенах этой средневековой турецкой крепости.

– Вы преувеличиваете! – рассмеялся Клаве.

– Уверяю вас, нисколько не преувеличиваю! В Польше отлично знают их нравы. Вообще вся Юго-Восточная Европа много лет жила в страхе Божьем перед ними и перед их вассалами крымскими татарами. Франции это, конечно, не коснулось…

– Потому вы всегда носите с собою пистолет?

– Положим, не всегда… Однако привычка существует. Может быть, когда-нибудь вы посетите наш край, где деревни и поместья затеряны в глухих, непроходимых, поистине первобытных лесах. Ни я, ни мои соседи, мы никогда не выезжаем из усадеб невооруженными и без охраны. Здесь, в столице исламского мира, многое напоминает мне наш лес. Это – враждебная, дикая, непредсказуемая стихия. А спрятать пистолет под фериджи легко. Смотрите…

Аржанова отвернула полу широкого суконного плаща. Под него она надела восточный наряд: длинная белая рубаха, красные шаровары и поверх них узкое платье «энтери» с большим треугольным вырезом на груди. Кожаный пояс с двумя кобурами застегивался на квадратную латунную пряжку и плотно облегал ее бедра. Курская дворянка достала свой любимый пистолет «Тузик» производства итальянской фирмы «Маззагатти» и подала инженер-майору:

– Пожалуйста.

Лафит Клаве взвесил на руке оружие и осмотрел его со всех сторон. Для милых, но отважных дам итальянцы придумали изделие изящное, красивое, нетяжелое, длиной всего в 21 сантиметр, но вполне действенное. Ложе и рукоять из полированного ореха, ствол с инкрустациями, кремнево-ударный замок из стали, деревянный шомпол под стволом, диаметр пули – 14 мм. Рукоять внизу украшала литая серебряная накладка с оскаленной мордой собаки.

– Вы пользовались им? – спросил француз.

– Приходилось.

– Удачно?

– Особенность пистолета в том, что метко он стреляет только с малого расстояния.

– Малое – это сколько? Метр, два, три, пять…

– Вижу, вы не верите мне, – произнесла Аржанова с усмешкой.

Каик находился на середине Босфора, сейчас довольно пустынного. Укрепления Румели Хисары уже сливались в одно серо-белое пятно. Лишь красный турецкий флаг с полумесяцем и звездой на втором ярусе цитадели пламенел на фоне зеленого берега. Стаи чаек с криками носились над водой, не боясь приближаться к лодке, потому что лодочники и перевозчики обычно подкармливали их. Аржанова взвела курок, вскинула пистолет, для лучшей фиксации обхватив левой рукой запястье правой. Она нажала на спуск, как только птица с белыми крыльями низко зависла над головами гребцов. Грянул выстрел. Подбитая чайка упала, но не в каик, а рядом с ним, в воду. Пуля попала ей в грудь, и кровь тотчас окрасила в алый цвет пенистый бурун от весел, погружаемых в голубую морскую толщу. Гребцы, испуганно глядя на женщину в коричневой феридже, заработали энергичнее.

Аржанова быстро спрятала пистолет в кобуру, закуталась в свой плащ и обернулась к османской крепости.

– У вас не женский характер, – сказал Лафит Клаве.

– Наоборот, мой любезный друг. Совершенно женский. Собственная честь и достоинство мне дороже жизни. Даже под страхом смерти ни один ублюдок, вроде этих варваров, – тут Анастасия кивнула в сторону турок, сидевших за веслами, – не проникнет в мое тело и не оставит там свое гнусное семя. Я буду принадлежать только моему избраннику. Всем сердцем, всей душой и телом, со дня венчания в церкви и – навсегда.

После столь решительного заявления разговор у них прекратился. Инженер-майор в глубокой задумчивости смотрел куда-то вдаль, поверх голов гребцов. Флора, перегнувшись через борт лодки, правой рукой пыталась дотянуться до воды. Выстрел пистолета, который имел заряд из черного дымного пороха, оставил легкий темноватый след от сгоревшей затравки у нее на верхней половине кисти.

Одноэтажные и двухэтажные жилые строения, башни, приземистые здания складов и мастерских, крепостные стены, окружавшие Галату, они увидели через полтора часа. Лафит Клаве приказал направить каик к маленькой деревянной пристани возле дома, где жили Кухарские. Подав руку курской дворянке, он помог ей выбраться из лодки.

– Вероятно, я была излишне откровенна с вами, господин майор, – в смущении Аржанова наклонила голову. – Простите…

– Мне понравилась ваша откровенность, Ванда.

– Вы ничего не скажете моему брату?

– Слово офицера, что не скажу! – он улыбнулся.

Они все еще стояли на пристани и смотрели друг на друга.

– Может быть, чашечку кофе? – предложила Анастасия.

– С удовольствием! – ответил он.

Однако стрелки часов в гостиной показывали без десяти три, и Глафира распоряжение барыни насчет кофе встретила скептически. По ее мнению, после полдневного путешествия по морю прежде всего требовался обед по крайней мере из двух блюд, а уж потом – кофе. Лафит Клаве нашел мысль горничной вполне логичной. Вскоре они сидели за столом напротив друг друга и с отменным аппетитом уплетали куриный бульон с домашней лапшой. На второе им поддали вареную курицу с картофельным пюре и овощами.

То, что Глафира готовит лапшу фантастически вкусно, в доме Аржановой знали все. Лишь для инженер-майора это явилось приятным открытием. Возможно, его также утомило плавание через Босфор и осмотр фортификационного сооружения. После обеда он не торопился на свою квартиру. Выпив рюмку коньяку и закурив сигару, Лафит Клаве поведал Флоре печальную историю из своей юности. Сюжет ее был старым как мир.

Он рос вместе с красавицей Луизой, дочерью богатого соседа. Еще подростками они полюбили друг друга и поклялись не расставаться никогда. Тем не менее отец не разрешил девушке выйти замуж за бедного армейского офицера. Он нашел ей другого жениха – сорокапятилетнего сборщика налогов, толстого и грубого урода, владеющего обширным поместьем и плантациями виноградников в провинции Шампань. Луиза же резко воспротивилась отцовской воле. Молодые люди задумали побег, но не смогли его осуществить. Девушку внезапно увезли из дома и насильно выдали замуж. Позднее Клаве рассказывали, что она немало натерпелась от мужа и рано умерла, заболев скоротечной чахоткой. Он знает место ее захоронения и посещает его, когда бывает на родине в отпуске.

– Это весьма похвально, – заметила Аржанова. Она искренне жалела бедную Луизу.

– Я каждый год отмечаю день ее рождения, – француз затушил сигару и поднялся с места. – Он будет через десять дней. Приходите тогда ко мне в гости, мадмуазель. У меня остался ее портрет и три книги с дарственными надписями. Только никому здесь не говорите об этом.

– Обещаю! – торжественно произнесла курская дворянка.

Почетного и важного гостя она провожала до прихожей. Едва Анастасия и Лафит Клаве вступили в нее, на пороге появился Анджей Кухарский в треуголке и теплом кафтане. Он пришел со службы. Один карман кафтана у него оттопыривался, и из-под клапана там торчала головка винной бутылки с толстой коричневой пробкой. Сняв треуголку, польский дворянин отвесил начальнику низкий поклон, бросил на Аржанову подозрительно-недовольный взгляд, и прошел в дом. Там засуетились слуги и послышалась команда Глафиры: «Обед для хозяина!»

Как бы ни размышляла над этой ситуацией Анастасия, как бы ни перебирала сейчас в памяти свои встречи и разговоры с «Чертежником», получалось, что злобы и ненависти она к нему не испытывает. Ведь Лафит Клаве, обыкновенный турецкий наемник, не убивал русских людей, не угонял их в рабство, не разорял их города и села, не выжигал поля пшеницы и ржи, чтобы лишить ее народ пропитания.

Читая премудрые книги, инженер-майор в тиши кабинета выдумал, а затем внедрил в оборону крепости Очаков несколько усовершенствований. Они позволили рыть глубоко под землей минные галереи гораздо большей длины, чем прежде, и закладывать в них очень мощные пороховые заряды, добиваясь при том их полной сохранности в течение длительного времени. К числу его изобретений относились особые деревянные рамы, которые устанавливались в галереях на определенном расстоянии друг от друга и хорошо выдерживали давление грунта. Блестящей его находкой, бесспорно, являлась и система вентиляционных колодцев. Она создавала в подземельях поток воздуха, двигавшийся в нужном направлении и удалявший оттуда вредные испарения селитры, составлявшей основу черного дымного пороха.

Отдавая должное уму Лафита Клаве, его образованности, европейскому воспитанию и культуре, Аржанова в душе признавалась себе, что француз куда более симпатичен ей, чем, например, Анджей Кухарский, такой же, как она, сотрудник секретной канцелярии Ее Величества. Вроде бы он – коллега, но исполнен нелепого польского гонора и спеси, пьяница и отъявленный бабник. Разумеется, не могло быть и речи о ее сердечном чувстве к наемнику, успешно работающему на врагов Российской империи. Однако обойтись с ним гуманно, пожалуй, стоило.

«Гуманно» в ее понимании означало только одно – не пытать его, не издеваться над ним и, конечно, сохранить ему жизнь.

К этому времени Флора уже знала, что чертежей по реконструкции Очакова в конторе французской военно-инженерной группы нет, они давно переданы туркам. Наброски к ним, часть вторых экземпляров, все по каким-либо причинам забракованные листы забрал себе Лафит Клаве. Они хранятся у него на квартире.

Пригласив в гости Ванду Кухарскую, инженер-майор сам назначил конец операции «Секрет чертежника». Десять дней, которые теперь оставались до дня рождения его прекрасной и ныне покойной возлюбленной Луизы, были сроком, достаточным для подготовки ухода разведывательной группы из Галаты.

Во-первых, Аржановой следовало немедленно отпроситься у полковника артиллерии Дюллара в поездку на Бедестан-чарши. Она не сомневалась, что получит пропуск сразу, ибо «бальи» и его супруга относились к Ванде Кухарской тепло, по-семейному. Их восхищало усердие и талант, с которыми молодая полька репетировала роль Селимены для любительского спектакля по пьесе Мольера «Мизантроп».

Во-вторых, в обувном магазине господина Теодоракиса Анастасия собиралась передать греку записку с точной датой ухода разведывательной группы из Галаты, сопроводив ее необходимыми устными пояснениями. Лодка, для того предназначенная, время ее тайного появления в бухте Золотой Рог, маршрут дальнейшего следования по Босфору от Стамбула к Черному морю, остановка и укрытие в рыбацкой деревне на азиатском берегу пролива, переход группы на парусник, его отплытие – все, согласно распоряжению Турчанинова, обеспечивали греки. Оставалось только молить Господа Бога, чтобы какая-нибудь случайность не нарушила этот детально разработанный план.

В-третьих, предстояло обсудить с членами разведывательной группы еще одну, весьма существенную часть операции, в которой их участие было решающим.