Текст книги "Тайный агент Её Величества. Книги 1-5. Компиляция (СИ)"
Автор книги: Алла Бегунова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 61 (всего у книги 105 страниц)
Потемкин же предложил ей путешествие в Крым за казенный счет, опасные приключения, суровые испытания. Она выдержала их. Ныне, с высоты двухлетнего опыта работы в секретной канцелярии Ее Величества, Флора говорила себе: да, это была любовь, но это была и вербовка.
Простое, грубое слово. Однако оно точно выражает суть действия, очень распространенного, применяемого всеми спецслужбами европейских стран. Не хочешь – не соглашайся, уходи, беги прочь.
Аржанова осталась. Она поставила свою подпись под текстом присяги, будучи приглашена в кабинет императрицы в Зимнем дворце в Санкт-Петербурге. Разумеется, вопрос о пенсии за погибшего мужа тотчас разрешился положительно. Кроме того, ее собственное жалованье, царицей предложенное, достигало вполне приличной суммы.
После этого Потемкин мог бы отдалиться от курской дворянки.
Вице-президент Военной коллегии, губернатор, генерал-аншеф и генерал-адъютант – должности и звания высокие, хлопотные. Но он так не поступил. В прошлом году, при возвращении Флоры из Вены в столицу Российской империи, они повстречались опять. И любовные свидания в Аничковом дворце заканчивались деловым обсуждением новой ситуации в Крыму. Правда, Анастасия вдруг заметила, что ее возлюбленный словно бы немного устал от жизни, постарел. Однако сила его колдовства была по-прежнему велика и влияла на нее, подобно гипнозу…
Прочитав официальное письмо Потемкина всего однажды, русская путешественница запомнила его почти наизусть. Несомненно, каждое слово там значило что-то особенное, имело первый, второй, третий смыслы. Она захотела докопаться до сути и вернулась от окна к низкому столику – «кьона», где его оставила, снова взяла в руки лист плотной бумаги с размашистой подписью.
Само письмо, конечно, писал умелый канцелярист. Все буквы у него вышли ровными, одинакового размера, с красивым наклоном в правую сторону. Она торопливо пробежала глазами черные строчки. Внезапно Аржановой стало совершенно ясно, что светлейший князь таким образом извещает ее о встрече или даже скорее о нескольких встречах. Они произойдут в ближайшее время, на территории крымско-татарского государства и будут сопровождаться их совместной работой над проектом чрезвычайной важности – ПРИСОЕДИНЕНИЕ КРЫМА К РОССИИ.
Этот проект существовал давно. Еще в 1777 году тайный советник и член Государственной коллегии иностранных дел Петр Васильевич Бакунин-меньшой по просьбе Екатерины Алексеевны составил соответствующую записку, Потемкин ознакомился с ней. Много пользы принесло бы России осуществление этого плана. Однако Светлейший возражал. По его мнению, время и условия тогда не позволяли за таковой проект приняться. Аржанова знала, что даже летом этого года проект относился к далеким и, возможно, не совсем реальным планам правительства Екатерины Второй.
Но что-то резко изменилось. Теперь проект перешел в разряд текущих, неотложных дел. Над исполнением его будут трудиться сотни чиновников из соответствующих коллегий и департаментов, начиная от высших должностных лиц до низших – столоначальников, титулярных советников, коллежских ассесоров, губернских секретарей, регистраторов, письмоводителей, курьеров.
Аржанова хорошо представляла себе огромную бюрократическую пирамиду, существующую в империи. До встречи с Потемкиным она, как всякий житель страны, сталкивалась в основном с работой низовых ее звеньев, иногда – успешной, иногда – посредственной, иногда – дающей досадные сбои. Светлейший князь, словно маг движением волшебной палочки, вознес Анастасию к вершине пирамиды и позволил увидеть то, что скрыто от простых смертных – механизм принятия решений.
Значит, все уже определено.
Императрица, работая по утрам в своем кабинете с окнами, выходящими на Дворцовую площадь, и знакомом курской дворянке по предыдущим визитам, внимательно прочитала сообщения российских послов из европейских столиц, донесения «конфидентов», имеющие отношение к данной теме. По ее запросу Ревизион-коллегия, действующая при Сенате, подготовила финансовый отчет на девяти страницах.
С оглашения этого отчета государыня и начала совещание.
Оказалось, что расходы России по поддержанию независимого Крымского ханства и царствования в нем Шахин-Гирея за прошедшие пять лет приближаются к двенадцати миллионам рублей. Сюда вошли суммы, потраченные на армейские части, откомандированные на полуостров в 1777–1778 годах и в 1782 году, на корабли Азовской флотилии, снабжавшие их и проводившие морскую блокаду, регулярные выплаты светлейшему хану на административную и военную реформы, взятки султанским чиновникам в Константинополе за лояльность к крымско-татарскому правителю.
В кабинете воцарилось молчание, двенадцать миллионов – сумма немалая для бюджета даже такой страны, как Россия. Но получается, что потрачены они зря. Сегодня нет ни порядка, ни стабильности в Крымском ханстве. Куда девает русские деньги светлейший хан, непонятно. Почему он не может поладить со своими подданными – вопрос, на который никто из присутствующих здесь не смог бы ответить.
Вице-канцлер граф Остерман с осторожностью, присущей старым дипломатам, заговорил первым. Члены Государственной коллегии иностранных дел подготовили для Ее Величества краткую справку. Император Австро-Венгрии Франц-Иосиф Второй не будет возражать против присоединения Крыма к России и заведения на Черном море крупного военного флота. Великобритания, занятая борьбой со своими северо-американскими колониями, не обратит внимания на новые территориальные приобретения нашей страны. Швеция, наш давний враг на севере, переживает острый финансовый кризис и денег на ведение войны не имеет. Король Пруссии Фридрих Второй может сохранить нейтралитет, ежели Ее Величество, знакомая с ним лично и состоящая в постоянной с ним переписке, того пожелает. Единственный серьезный противник «крымского проекта» на европейской арене – Франция.
Между тем чрезвычайный посланник и полномочный министр России в Константинополе Яков Булгаков сообщает, что нынешний 1782 год стал крайне неудачным для султана Абдул-Гамида. Османская столица за лето и осень горела дважды от поджогов, неизвестно кем устроенных. Чернь, недовольная ростом цен на муку, подняла бунт, каковой войска с трудом подавили. Янычары, не получив жалованья за полгода, чуть не захватили султанскую резиденцию – дворец Топ-Капы на берегу Босфора.
Тут почему-то все взгляды сошлись на Потемкине, сидевшем напротив Екатерины Алексеевны. Свой доклад, на трех страницах написанный, он свернул в трубочку и сжимал нетерпеливо в ладонях. Не было ему необходимости заглядывать туда, ибо все обстоятельства на совещании обсуждавшиеся, он знал досконально, и решение, действительно нужное и приемлемое, давно обдумал. Заговорил светлейший бодрым, решительным тоном:
– Ваше Императорское Величество! Взгляните на карту. Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или со стороны Кубани – во всех случаях и Крым на руках… Положите теперь, что Крым – Ваш и что нет уже сей бородавки на носу – вот вдруг и положение границ прекрасное… Плавание по Черному морю – свободное. А то, извольте рассудить, кораблям Вашим и выходить трудно, а входить еще труднее…
Потемкин оглянулся на вице-канцлера Остермана. Тот, склонив голову в надушенном парике – всем в Петербурге известно, что граф плешив с сорока лет, – слушал его с напряженным вниманием. Не очень-то любили аристократы бывшего бедного дворянина из Смоленской губернии, сделавшего при Екатерине Алексеевне сумасшедшую карьеру, но как не слушать – умен и талантлив был Григорий Александрович необычайно.
– Всемилостивейшая государыня! – продолжал светлейший, – но посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел. Франция взяла Корсику, австрийцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтоб не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставит. Удар сильный – да кому? Туркам…[162]162
Из письма Г. А. Потемкина, датируемого декабрем 1782 г. Лопатин В. С. Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка 1769–1791. М., 1997, с. 155, № 635.
[Закрыть]
Четко и ясно формулировал Потемкин. Царица смотрела на него улыбаясь. Этот человек всегда понимал ее с полуслова, с полунамека. Она знала: время исполнить завет Петра Великого пришло. Россия встанет теперь на крымском побережье твердою ногою. Для сего Шахин-Гирей отречется от трона в ее пользу и покинет полуостров, а беи и мурзы присягнут на верность русской самодержице. Кое-какие крымские земли представляют особый интерес для империи. Например, бухта Ахтиара, татарского селения из девяти домов.
С первой разведкой русские здесь побывали девять лет назад, осенью 1773 года. Штурман корабля «Модон» Иван Батурин с командой матросов произвел топографическую съемку местности, изготовил карту и представил ее на высочайшее рассмотрение в Санкт-Петербург. Словно бы самим Господом Богом здешние безлюдные берега предназначались для возведения морской крепости и базы мощного военного флота: скрытые от ветров холмами удобные голубые заливы, мягкий грунт на их дне, река с отличной пресной водой, впадающая в море неподалеку…
– Быть по сему! – торжественно произнесла Екатерина Алексеевна и, обмакнув перо в чернильницу, начертала эту резолюцию на докладе светлейшего князя, который он передал ей в конце своего выступления.
Тут же государыня освободила великого администратора от других поручений и повелела заниматься сейчас только «крымским проектом». Потому что непреклонная его воля и неуемная сила преодолевают, как правило, любые препоны. Почувствовав железную руку вице-президента Военной коллегии, бюрократическая пирамида придет в движение, несуетно, медленно, постепенно все-таки повернет в нужную сторону и пойдет работать, набирая скорость.
Так случится в будущем. А пока из сырой, туманной Северной Пальмиры через две тысячи верст дошел в теплый полуденный край пакет, запечатанный печатью Григория Александровича. В нем заключался невидимый сгусток энергии. Аржанова, точно получив удар тока, по-иному взглянула на пустынные улицы с бесконечными заборами, на печальные деревья без листьев, на тусклый купол соборной мечети Джума-Джами. Из-за низких серых облаков ее позолоченный шпиль с полумесяцем почти не был виден.
Раздался стук в дверь.
Николай, сегодня исполнявший обязанности привратника, доложил, что в гости к барыне пожаловал каймакам Абдулла-бей собственной персоной. «Очень кстати!» – подумала она.
Свой визит ханский вельможа начал с комплиментов, по-восточному цветистых. По его мнению, в этот день русская путешественница выглядела, как никогда, прекрасно. Цвет ее ланит напоминал ему персики в августе, губы – коралл, зубы – жемчуг. Платье с оборками на подоле, шаль на плечах и чепец, украшенный кружевами и лентами, делали ее гораздо более привлекательной, чем кирасирский кафтан, камзол и лосины, в которых он увидел ее впервые.
Аржанова терпеливо слушала молодого сановника и улыбалась в ответ. Крымско-татарский этикет, во многом позаимствованный у турок, включал в себя такие длинные предисловия к беседе. Хорошо еще, что семьи у Флоры здесь не имелось, а то бы расспросы о здоровье всех ее родственников заняли бы, наверное, не менее получаса. К делу Абдулла-бей перешел несколько неожиданно.
– Вы знаете человека по имени Казы-Гирей, двоюродного брата светлейшего хана? – спросил он и уставился на Анастасию своими прозрачными голубыми глазами.
– Знаю, – ответила она.
– Он ваш враг?
– Да. Хотя скорее он враг России.
– Вы знакомы лично?
– Наша встреча произошла осенью 1780 года в караван-сарае при деревне Джамчи.
– Все совпадает, – удовлетворению кивнул каймакам. – Он описал вас очень подробно.
– Вот как? – Аржанова усмехнулась. – И что вам запомнилось в этих описаниях?
– О, не спрашивайте, Анастасия-ханым, – татарин в смущении отвел взгляд. – Рассказы мужчины, охваченного страстью…
– Нет, нет и еще раз нет! – резко остановила собеседника Флора. – Слова разбойника, готового совершить изнасилование. Только ничего у него не вышло. Жизнью поплатились его слуги за столь дерзкое нападение… Но постойте. Почему вы спрашиваете? Вы что, видались с Казы-Гиреем? Когда?
– Вчера вечером.
Тут дверь отворилась, и Досифей, одетый в ливрею, торжественно вступил в комнату, неся поднос. По местному обычаю, на нем находился кофейник, две чашки и блюдо с восточными сладостями. Неспешно и важно муж Глафиры разлил кофе по чашкам, низко поклонился и задом попятился к двери. Появление слуги помогло Анастасии совладать со своими чувствами и отвлекло внимание гостя.
– А ведь вам повезло, – спокойно сказала Флора, с чашкой в руках усаживаясь на диванчик «сет», придвинутый к стене.
– В чем мое везение, Анастасия-ханым? – Каймакам, приятно ей улыбаясь, опустился на такой же диванчик напротив и отхлебнул горячий густой кофе.
– Вы остались живы. Но могли погибнуть, Казы-Гирей – резидент турецкой разведки в Крыму. При начале мятежа он вышел из подполья и намеревался убить нашего дорогого и глубокоуважаемого друга Али-Мехмет-мурзу.
– Я не открыл ворота Тереклы-Конрата его людям, – задумчиво сказал каймакам.
– Правильно сделали.
– Через смотровое окошко он передал мне фирман Бахадыр-Гирея, сказал, что народное восстание против вероотступника Шахин-Гирея продолжается, и мы с ним еще увидимся, а вас назвал тайным агентом русской царицы…
– Надеюсь, в этом вы не сомневаетесь? – Аржанова, хитро прищурившись, положила в рот кусочек рахат-лукума, обсыпанный сахарной пудрой.
– Не сомневаюсь, – подтвердил он.
– Отряд у мятежника большой?
– На дороге я видел десять верховых с оружием.
– Фирман при вас?
– Вот он. – Абдулла-бей достал из-за борта своего парчового кафтана свиток желтоватой бумаги и передал его Анастасии.
Русская путешественница развернула свиток и быстро просмотрела текст, совсем недлинный, написанный по-арабски. С первых строк становилось ясно, что это – фальшивка, причем сработанная довольно грубо.
– Бахадыр-Гирей давно пойман и помещен под арест в деревне Катарша-Сарай, – сказала она.
– Это мне известно, Анастасия-ханым.
– Тогда почему вы не расстреляли всадников Казы-Гирея прямо на дороге? Или не заманили их в вашу усадьбу, отлично укрепленную, и там не взяли в плен? Честно говоря, сие было бы лучше, нежели простое уничтожение… Но вы отпустили их, не так ли?
– Да, они ускакали прочь.
– Достопочтенный Абдулла, я не понимаю вашего поступка.
Каймакам встал и в сильнейшем волнении прошелся перед Анастасией по комнате. Он чувствовал правоту русской путешественницы. Однако сразу ответить на ее вопросы не мог. Он и сам задавал их себе, но только уже в то время, когда смотрел вслед бунтовщикам, резвым галопом уходившим по дороге. Даже в тот миг он почему-то их боялся.
– Трудно объяснять, – наконец произнес ханский вельможа. – Все-таки я – не воин. Я не умею устраивать засады, погони, атаки. Я чиновник и привык вести дела сугубо мирными способами…
Аржанова слушала брата прекрасной Рабие и верила его словам. Не собирался он обманывать Флору. Потому она сожалела о своем жестком выпаде. Сражение с наемниками мухабарата ему – да и не только ему – действительно не по силам. Но он доказал преданность России уже хотя бы тем, что явился к Анастасии с фирманом Бахадыр-Гирея и откровенно рассказал о встрече с османским шпионом. Он предупредил ее, а тот, кто предупрежден, – вооружен. Спасибо за это каймакаму округа Гёзлёве!
– Достопочтенный Абдулла-бей, – ласково заговорила русская путешественница, дождавшись конца сбивчивых его пояснений. – К несчастью, мирные способы не всегда возможны, пока по Крыму свободно передвигаются люди, подобные Казы-Гирею, беззастенчивые лгуны и опытные убийцы. Но мы будем защищать вас от них. Уверяю, конец беззаконию близок! Я получила письмо от светлейшего князя Потемкина. Самодержица всероссийская уже приняла решение…
Никто не обязывал Аржанову дословно передавать содержание конфиденциальных сообщений даже своим сторонникам. Она, как сказочник Шарль Перро, интерпретировала указания из Санкт-Петербурга в форме, наиболее подходящей для достижения целей, поставленных перед ней светлейшим князем. Молодой сановник выслушал этот рассказ и спросил, представителю какого из шести знатных крымско-татарских родов русские хотят доверить управление новой своей провинцией.
– Конечно, ширинам! – ответила она. – Если захотите, это будете вы.
Абдулла-бей грустно улыбнулся:
– Во имя Аллаха, избавьте меня от такой чести, любезная Анастасия-ханым. За годы правления Шахин-Гирея я устал от тяжких оков, какие накладывает на человека власть. Не радость, но горькое испытание доставили они мне. Однако у меня есть брат, Мехмет-бей. Правда, светлейший хан недолюбливает его.
– Но вы-то рекомендуете?
– С полной моей ответственностью.
– Дело за малым, дорогой друг. Я должна познакомиться с ним. Да и не только с ним. Мне бы хотелось встретиться с Адиль-беем из рода Кыпчак, с Джанибек-мурзой из рода Барын, с Кулугшах-мурзой из рода Максур, с Бекир-агой из рода Кырк…
Повернувшись, Аржанова достала из кожаной папки бумагу, сверилась с ней и перечислила имена, ибо фамилий у крымских татар в ту эпоху не имелось. Абдулла-бей гадал, откуда взяли русские этот список. В нем значились совершенно разные люди как живые, так и погибшие от рук турок при первом мятеже, умершие от старости, покинувшие пределы ханства, сменившие убеждения с пророссийских на протурецкие.
Анастасия взглянула на каймакама и словно бы прочитала его мысли.
– Сто десять достойнейших беев и мурз подписали присяжный лист нашей императрице в конце 1774 года. Много воды утекло с тех пор. Вы, бесспорно, лучше знаете своих соотечественников. С кого предлагаете начать?
Ханский вельможа помедлил:
– Может быть, с Адиль-бея из рода Кыпчак. Он поддержал меня в трудную минуту. Кроме того, он настроен против Гиреев.
– Замечательно! – с искренним воодушевлением воскликнула она. – Выезжаем завтра! Я знаю, усадьба Адиль-бея недалеко…
Каймакам только вздохнул. Ох, уж эти русские! Они привыкли действовать быстро. Сюда, в полуденный край с тысячелетней историей наконец-то выплеснулась их энергия. И оказалось, что некому противостоять ей. На мусульманских часах стрелки застыли, показывая одно и то же время: от боевых походов пророка Мухаммеда по Аравии до завоевания Византии войском великого Османа и его сыновей.
Возможно, Адиль-бей так не думал. Ему вообще были чужды абстрактные размышления. Он, представитель ногайского крымско-татарского рода, не получил широкого образования, как сыновья отуреченного рода Ширин. Зато он хорошо разбирался в коневодстве, овцеводстве, экономике степного хозяйства, а так же обладал умом цепким, практическим.
Да, его предки два столетия подряд ходили в набеги на Русь, добывали ясырь, или невольников, требовали и получали у московских царей богатую ежегодную дань. Теперь Русь стоит у его кибитки. Сталью штыков сверкают ее солдатские батальоны, гремят меткими выстрелами ее медные пушки. Но ясырь она не требует, суровой данью крымских жителей не облагает. Живите, говорит, по-своему, лишь бы мирно, торгуйте с нами. А мы на самом краешке полуострова возведем город и учредим наш флот.
Был у вас флот? Никогда не было. Во-первых, турки к побережью татар близко не подпускали. Во-вторых, кочевники моря боялись как огня, смотрели только в степь, в ней жили и умирали. Так о чем нам с вами спорить? Всевышний создал две разные, но в чем-то сходные стихии: морскую и степную. Здесь, в Крыму, они сошлись край в край и прекрасно сосуществуют, дополнялняя одна другую…
Аржанова осталась довольно переговорами с Адиль-беем. Он обещал ей всемерную поддержку. Хотя договариваться было нелегко. Плоское, неподвижное лицо степняка абсолютно ничего не выражало: ни сомнений, ни радости, ни гнева. К тому же он хотел больше слушать, чем говорить. Лишь однажды блеснули его глазки-щелочки, и губы сложились в довольную улыбку. Русские принесли свои подарки. Особенно ему понравилась кипа шкурок горностая. Нетерпеливо и жадно погрузил татарин пальцы в дивный белый мех с черными отметинами и провел имя, как граблями, от начала до конца шкурки.
– Царское украшение, – заметила ему Аржанова. – Вам оно пойдет необычайно.
– Да. Здесь ни у кого такого нет. Два малахая ими обошью, кафтан и охотничьи рукавицы…
В селении Курулу-Кыпчак, где находилась главная усадьба карачи Адиль-бея, они задержались на три дня из-за погоды. Температура снизилась до плюс шести градусов, что у крымчан считалось сильным похолоданием. Потом на целый день зарядил дождь – явление здесь нечастое и характерное именно для зимы. Выехали они рано утром во вторник, предполагая преодолеть расстояние в тридцать четыре километра и к вечеру быть в Гёзлёве.
Карачи выделял русским почетный эскорт – двадцать отборных всадников с саблями и луками. Но следовать с отрядом Флоры они согласились только до селения Шибан, которое находилось на полпути к ханской крепости. Памятуя о безлюдных степных пространствах, кое-где прорезаемых балками и оврагами, князь Мещерский построил обоз по-партизански: впереди в колонне по два – шесть кирасир, за ними две арбы, затем – четыре кирасира, затем – последняя, третья арба. За ней пристроился Абдулла-бей со своей охраной из восьми человек. Замыкали шествие татары-степняки в островерхих войлочных белых шапках и полосатых кафтанах.
Секунд-ротмистр убеждал Аржанову занять место во второй арбе и рядом с собой посадить Николая со штуцером. Но ей хотелось посмотреть на степь, на вечное ее приволье. Она решила ехать на Алмазе, переодевшись в мужской восточный костюм. Анастасия говорила молодому офицеру, что для следующих путешествий по полуострову надо ей полностью восстановить навыки верховой езды, а арабскому жеребцу дать хорошую нагрузку, а то он слишком застоялся, плавая на флагманском корабле.
Сильно удивился Адиль-бей, увидев курскую дворянку верхом на сером красавце Алмазе, в чалме, в кафтане и суконном плаще. На официальных-то встречах она представала перед ним в одежде европейской женщины, выгодно подчеркивающей ее незаурядную внешность. Что скрывать, это в определенной степени повлияло на благоприятный исход переговоров.
Когда они выехали за околицу Курулу-Кыпчак и перевели лошадей на рысь, то сухой холодный воздух декабрьской степи проник в легкие Аржановой и заставил ее закашляться. Вскоре она привыкла к нему. Небо голубело над их головами, ясные дали открывались взору. Так тихо, так спокойно было вокруг, будто природа заснула глубоким сном. Только их обоз, двигаясь по двум серо-белым колеям, пробитым на равнине, нарушал тишину. Слишком звучно стучали копыта их лошадей по грунтовой дороге, слишком громко скрипели колеса их повозок.
Анастасия могла без помех предаться собственным мыслям. Они уносили ее далеко. Великолепный Григорий Александрович вытеснял в ее воображении все образы настоящего времени. Он царствовал в ее прошлом, и тогда зыбкие видения то города-новостройки Херсона, то по-имперски громадного Санкт-Петербурга возникали перед ней.
Между тем Анастасия хотела бы заглянуть в будущее. Она уже сделала первый шаг к нему, встретившись с Адиль-беем, и думала, что светлейший князь за эту встречу похвалил бы ее. Но много, очень много таких же татарских лиц Флоре еще предстоит увидеть, много бесед провести с ними, много подарков вручить, много посулов пообещать. Они поддадутся ее уговорам. Ведь слова победителей имеют необыкновенную силу, особенно когда за ними таится скрытая от посторонних глаз любовь, похожая на сон…
Пробуждение, как всегда, наступило внезапно.
Десяток стрел, просвистев в воздухе, вонзились в крупы и шеи коней, в кожаные навесы на арбах. Заржали раненые кони, закричали люди. Обоз остановился, являя собой превосходную цель. Особенность ситуации заключалась в том, что буквально четверть часа назад почетный эскорт степняков, почтительно попрощавшись с ними, повернул обратно. А из оврага, расположенного в стороне от дороги и малозаметного, наверх поднимались всадники в чалмах, кричали: «Аллах Акбар!» и скакали на русских с обнаженными саблями.
– Кирасиры! Не трусь! Слушай меня! – отдал приказ князь Мещерский. – Пистолеты вон! По моей команде: пли-и!.. Становись в строй «колено о колено»!..
Эту эволюцию бойцы из отряда Флоры, купив в Гёзлёве коней, отрабатывали каждый день. Но диковатые крымские скакуны пока плохо поддавались дрессировке. Не желали они ходить строем и близко друг к другу, а рвались по одиночке в степь, на свободу.
Стрельба из пистолетов в данном случае носила декоративный характер. Попасть в цель со скачущей лошади всегда весьма затруднительно. Да и выстрел, прогремевший над головой, пугал животное до невероятия, делал его малоуправляемым. Кое-как собрались бойцы разведовательно-диверсионной группы и охранники Абдулла-бея в кучу, чтоб встретить нападающих единым фронтом.
– Анастасия! – орал секунд-ротмистр и поднимал палаш, указывая ей направление. – Быстро в центр! Мы прикроем тебя…
Но не тут-то было.
Алмаз, почуяв неладное, поставил уши торчком, выкатил лиловые глаза и призывно заржал, точно участвовал в поединке жеребцов за лучшую кобылу. Он картинно поднялся на дыбы, на задних ногах сделал три шага, спустился, прыгнул вбок и, закусив удила, понес свою хозяйку прочь от рукопашной схватки, что начиналась на степной дороге.
Его, конечно, заметили.
Пять или шесть человек в чалмах, крича: «Вон она! Вон она!», увязались в погоню и попытались взять Алмаза в кольцо. Это обстоятельство подействовало на него как красная тряпка на быка. Злобно всхрапнув, жеребец перешел на полный карьер. Разве можно коротконогим, узкогрудым татарским ходокам состязаться в скачке с лошадью древнейшей, прекраснейшей породы, за многие столетия любовно выпестованной всадниками пустыни? Спина у нее гибкая и длинная, легкие – огромного объема, ноги – тонкие, с крепкими костями и сухожилиями, мощными мышцами…
Тут еще из-за поворота с визгом, свистом и улюлюканьем вырвались степняки Адиль-бея и, как стая волков, бросились в бой. Алмаз, не сбавляя аллюра, прошел через их ряды точно раскаленный нож сквозь масло, и один помчался по равнине, заросшей пожухлой травой, на север, обратно к Курулу-Кыпчак.
Аржанова знала и про бешеный нрав «араба», и про его первоклассные качества скакуна. Ей оставалось только крепко упираться ступнями в стремена, сохранять равновесие в седле и, натягивая повод с трензельным удилом, поддерживать контакт со ртом лошади. Силы животного небезграничны. Рано или поздно Алмаз остановится. Где это произойдет, пока неизвестно. Сейчас Анастасию больше волновало то, что происходило в степи, уже далеко за ее спиной.
Задумавшись, она перестала следить за дорогой. Потому остановка произошла не совсем так, как ей хотелось бы. Алмаз влетел в маленькую татарскую деревушку с единственной извилистой улочкой. Там ему навстречу медленно двигалась мажара, запряженная парой волов. На мажаре ехали, жалобно и громко блея, восемь козлят абсолютно белого цвета, связанные пеньковой веревкой. От изумления жеребец замер перед мажарой, как вкопанный, а русская путешественница, подчиняясь законам динамики, продолжила движение. Она перелетела через голову Алмаза, упала в повозку с козлятами и от удара потеряла сознание…
Князь Мещерский сказал, что в следующий раз при подобном обороте он вставит дуло пистолета мерзавцу Алмазу в ухо и пристрелит его. Все лошади у них в отряде как лошади, лишь «араб» при попустительстве хозяйки позволяет себе сумасшедшие выходки.
Сержант Чернозуб сказал, что пора взять Алмаза в ежовые рукавицы. Он позанимается с ним. После десяти-двенадцати проездок под седлом сержанта тот станет как шелковый. Тогда госпожа подполковница сможет ездить на нем куда угодно безо всякой опаски.
Капрал Ермилов сказал, что степь штука коварная. Он самолично зарубил троих бусурман в этой схватке, и пусть им всем неповадно будет впредь устраивать засады. Как бешеных псов, надо убивать тех, кто посягает на жизнь верных слуг великой царицы.
Абдулла-бей сказал, что все хорошо, что хорошо кончается. Однако женщинам не следует брать на себя поручения, связанные с риском для жизни, ездить верхом в мужском наряде, путешествовать по стране, охваченной мятежом. Место женщины – в семье. За стенами дома ничто не угрожает ее жизни. Своей красотой она будет услаждать взор своего господина, законного супруга, а это – самое главное.
Жители селения Шибан, получив от Аржановой двести серебряных пиастров на обновление сельской мечети, а перед тем поймавши Алмаза и известив гостей карачи Адиль-бея о местонахождения знатного всадника, сказали, что Аллах всегда помогает людям добродетельным, с именем Его на устах живущим.
Николай сказал, что видел Казы-Гирея в «диоптр» своего штуцера. Он прицелился и хотел нажать на спуск, но тут арба покатилась в сторону. Все выстрелы из шести имевшихся у него заряженных ружей и пистолетов он произвел позже по толпе нападавших и с близкого расстояния, после чего оставшиеся в живых разбежались.
Глафира сказала, что кость на ноге барыни цела и сотрясения мозга не наблюдается. Есть сильные ушибы, особенно – на левой стороне: колено, бок, рука, плечо. Но это излечимо. Она поставит компрессы и будет втирать мазь «Золотой ус», состоящую из воска, нутряного бараньего жира, медвежьей желчи и пчелиного яда. Но теперь Анастасии Петровне необходим полный покой.
Долго ничего не мог сказать лишь капитан бригадирского ранга Тимофей Козлянинов, когда увидел Аржанову с перевязанной головой, ссадиной на щеке и опирающуюся на трость. Он привел «Хотин» в Гёзлёве три дня назад, принял на борт свежую пресную воду, провизию и дрова. Дул попутный ветер и надо было уходить из гавани. Командор задержал отправление парусника, не обнаружив на постоялом дворе «Сулу-хан» своей возлюбленной. Она с диверсионно-разведывательной группой появилась там в ночь со вторника на среду.
Теперь мужественный мореход стоял перед Анастасией, растерянно сжимая в руках букет красивых белых, желтых и пурпурных роз. Ему казалось, будто в данной ситуации цветы совершенно неуместны. Но он не знал, как ему поступать дальше. То ли немедленно послать за корабельным лекарем, то ли спросить, какие надобны лекарства, напитки или продукты, то ли просто выразить соболезнование.
– Садитесь, Тимофей Гаврилович, – слабо улыбнулась ему русская путешественница. – Рада видеть вас в добром здравии и весьма тронута вашим вниманием.
– А что, собственно говоря, здесь произошло? – обратился к ней с вопросом Козлянинов, немного придя в себя.
– Пустяки. Неудачная верховая прогулка.
– На этом вашем диком Алмазе?
