Текст книги "Тайный агент Её Величества. Книги 1-5. Компиляция (СИ)"

Автор книги: Алла Бегунова

Предсказать действия капрала не составляло особого труда. Естественно, он пошлет конную эстафету с рапортом о случившемся начальству. Скорее всего, оно находится в ближайшем крупном городе – Шумперке. Хорошо бы им добраться туда раньше, повозку бросить, лошадей продать и нанять баркас. Словаки говорили им, будто недалеко от Шумперка в Мораву впадает третья горная речка, и она делается шире, глубже, спокойнее. Там ходят довольно крупные суда, рыбачьи и купеческие. На них-то путники и надеялись, ибо при плавании по реке вероятность встречи с полицией гораздо меньше…

Черная вода, пребывающая в вечном движении, завораживала. Мелкие волны морщили ее поверхность. Они бежали и бежали в одном направлении: с севера – на юг, с Рихлебских гор и возвышенности Есеник – к плодородным равнинам. Без живительной речной влаги эти пространства наверняка остались бы пустынными, непригодными для человеческого житья.

Аржанова, спускаясь по Мораве к Дунаю, невольно сравнивала реку с Черным морем, которое полюбила. На море лучше. Там – простор, прозрачные глубины, белые «барашки» при легком бризе, горизонт, смыкающийся с небом. Здесь – как в мышеловке. Могучий мутный поток, сжатый с двух сторон, словно бы борется с твердью земною. Однако берега его причудливы и разнообразны. То скалы, то леса, то поля, возделанные трудолюбивыми крестьянскими руками, то деревни, то стены городов, подступающие к кромке воды.

Вероятно, Анастасия приглядывалась бы к достопримечательностям внимательнее, если бы точно знала, что австрийская полиция уже потеряла след ее команды. Однако такой уверенности Флора пока не имела. Уходя от возможной погони, они в моравских городах Оломоуц, Кромержиж, Угерске Градиште, Годонин каждый раз пересаживались на другое судно. Река растекалась вширь по долине, и корабли им встречались все более комфортабельные, с каютами, с кухней, с отлично обученным экипажем.

На австрийской территории Морава принимала немецкое название – «Марх». В городе Хоэнау-ан-дер-Марх, отстоявшем от слияния ее с Дунаем примерно на 60 километров, путники решили взять в аренду (вместе со шкипером и шестью матросами) двухмачтовый парусный бот. Им хотелось идти по собственному маршруту до Девина и там искать по торговым пристаням баржу «Матильда».

Как ни странно, она находилась именно в том месте, какое заранее указал на плане, вычерченном для курской дворянки, белый маг. Он вышел навстречу своим друзьям и поздравил их со счастливым преодолением многих серьезных препятствий. В маленькой его каюте они с трудом разместились за столом и долго молчали. Оглядев честную компанию, колдун посоветовал не беспокоиться о сержанте Ермилове. Он жив и в сопровождении полицейских подъезжает сейчас к Вене.

Тут пришел черед расставаться с Якобом-Георгом фон Рейнеке. Ему следовало из Девина вернуться в российское посольство в столице Священной Римской империи, пребывая под личиной лудильщика Курта Хаусманна, и лишь потом превратиться в первого секретаря. Надворный советник раскланялся со всеми, надел через плечо латанную-перелатанную холщовую суму, взял трость – он по-прежнему бинтовал колено левой ноги – и, громко стуча истертыми башмаками по трапу, поднялся на палубу. Аржанова пошла следом за ним.

Солнце клонилось к западу.

Некоторое время они смотрели на тени, лежавшие на коричневато-желтых досках палубы, на мачту, выкрашенную белой краской, на паруса, свернутые под реем. «Немец» снял круглую крестьянскую шапку из валяной шерсти, вздохнул и пробормотал:

– Желаю самого наилучшего, дорогая Лора.

– Подожди, – она поднялась на цыпочки и решительно обняла его за шею. – Я хочу кое-что тебе сказать.

– Говори, – Якоб-Георг уже руками держал ее за талию.

– Ты – умный, – значительно произнесла Анастасия, поскольку данное качество она особенно ценила в мужчинах. – Ты – храбрый. Ты – красивый. Ты был лучшим моим напарником. Я никогда не забуду тебя.

Наклонившись, надворный советник осторожно поцеловал ее в губы. Но теперь ему можно было быть и посмелее. Аржанова сжала лицо Якоба-Георга ладонями и несколько раз страстно коснулась его губами.

– Мы увидимся, – дрогнувшим голосом пообещал «Немец». – Я обязательно тебя найду. Обязательно. И ты станешь моей женой.

Она ласково улыбнулась ему:

– Быть может. Все в руце Божьей. Но служба – прежде всего…

Глава двенадцатая
Суворовский марш

Флора хотела бы запомнить этот предвечерний час, длинную речную пристань, высокую фигуру уходящего по ней человека. Прихрамывая, он правой рукой опирался на трость, левой – удерживал на боку холщовую суму. У приземистого портового пакгауза надворный советник остановился, снял шапку и помахал ею курской дворянке. Затем шагнул в сторону и исчез за серой каменной стеной.

Аржанова хорошо представляла себе его дальнейший путь. От Девина добраться до Вены можно было и по Дунаю, и по дороге вдоль левого его берега. Теперь они выбрали дорогу. По ней регулярно ходили почтовые дилижансы. Они останавливались на станциях и охотно брали пассажиров. Экипажи, запряженные четверкой лошадей, ездили довольно быстро. Если в целях большей безопасности плыть по Дунаю вверх, то есть против течения, это займет дня три. Баржи, баркасы, лодки либо тянут на бичеве, либо продвигают вперед с помощью весел и парусов.

Попав в Вену днем, Якоб-Георг наверняка посидит до сумерек в какой-нибудь дешевой харчевне, затем по чужим дворам дойдет до их дома и вставит ключ в замок задней двери. Утром его, входящего в здание российского посольства в форменном кафтане, увидит полицейский шпик Уве Оксенкнехт и искренне удивится: долгим же был ваш отпуск, господин первый секретарь! Да, был, но сегодня счастливо завершился. Так, вероятно, скажет ему фон Рейнеке и про себя с торжеством отметит: «Вы-то нас не поймали».

Их свела не судьба, а приказ Главнокомандующего Южной армией генерал-фельдмаршала светлейшего князя Потемкина-Таврического. Только приказы можно выполнять по-разному. «Немец» делал все очень добросовестно. В его неизменной вежливости курская дворянка чувствовала воспитанное с детства уважение к прекрасному полу. Его романтическая влюбленность прибавляла ей силы и бодрости в трудном австрийском марафоне. В задуманной царицей операции «Золотая цепь» Якоб-Георг оказался не менее надежным и полезным звеном, чем сама Флора. Для него операция закончилась, Анастасии же надо продержаться еще дней семь-десять. По возвращении в Россию она обязательно отметит в своем рапорте Григорию Александровичу исполнительность, благоразумие и храбрость надворного советника. Она будет просить награду для него…

Из задумчивости Аржанову вывел властный голос белого мага. Он находился на палубе и отдавал приказания матросам, уснащая речь звучными немецкими ругательствами. Без малейшего акцента изъяснялся с подчиненными Сергей Васильевич, и Анастасия порадовалась его лингвистическим успехам. Впрочем, бранные слова и выражения всегда почему-то запоминаются лучше и быстрее.

Не тратя лишней минуты, следовало отправлять «Матильду» в рейс. В ожидании, команде совершенно непонятном, она стояла в Девине больше двух суток при отменной погоде и попутном ветре. Значит, капитан Андреас Зандерс заранее договорился со своими знакомыми. Они прибыли на борт полчаса назад. Тут матросы и начали убирать швартовые концы с причала, спускать на воду шестивесельную шлюпку, чтобы отбуксировать судно на середину реки и там поставить парус.

Баржа, груженая бочками с солониной и мешками сухарей, предназначенными для австрийской дивизии, базирующейся в отбитом у турок Белграде, отправлялась вниз по Дунаю. Течение способствовало плаванию, позволяя преодолевать за сутки до ста пятидесяти – двухсот километров. Гончаров надеялся наверстать упущенное на стоянке время и привести «Матильду» в Белград числа 19 июля сего, 1790 года.

Сгоряча Аржанова предложила колдуну в Белграде не остановливаться, а прямиком следовать дальше. Она мечтала как можно скорее увидеть родные ей зеленые мундиры русской пехоты, показать секретный договор графу Суворову-Рымкинскому и затем выехать с бумагами «Рейхенбахского пуффа» из Галаца в Яссы, где по-прежнему располагалась штаб-квартира нашей Южной армии и ее замечательный Главнокомандующий.

Однако при здравом размышлении Флора отказалась от данного плана. Руководили ею отчасти гуманные соображения. Если они не сдадут груз провиантмейстеру австрийской дивизии, то судовладелец Франц-Ксаверий Зюсмайер понесет существенные убытки. Его заставят возместить императорской казне стоимость пропавших продуктов, и сумма, судя по накладным, будет велика. Вот так благодарность за доброе его отношение к конфиденту секретной канцелярии Ее Величества! Кроме того, армейские чины, извещенные об отправке баржи курьером, могут приступить к поискам речного судна, и это осложнит их путешествие.

Между тем погоня уже была.

Испытывать удачу снова курская дворянка не имела ни малейшего желания. Слишком мало у нее оставалось людей. Как распавшиеся звенья цепи, ушли те, кто принял удар на себя, кто должен вернуться к основным обязанностям: сержант Ермилов и надворный советник фон Рейнеке. Но цель операции пока не достигнута. Листы, исписанные аккуртным почерком канцеляриста Кропачека и спрятанные в суме из лайковой кожи, приобретут ценность, лишь очутившись перед Суворовым и Потемкиным.

– Да, ваше сиятельство, – подтвердил Гончаров.

В каюте капитана они вдвоем стояли у карты, расстеленной на столе. Анастасия отвернулась, уходя от его пристального взгляда. Иногда способности белого мага ее раздражали. Меньше всего Флоре нравилась роль подопытного кролика. Влиять на других она и сама умела.

– Покажите наиболее опасный участок, Сергей Васильевич, – сказала Аржанова, склоняясь над картой.

– Он находится здесь, – капитан «Матильды» обвел карандашом место, где голубая, причудливо извивающаяся лента реки вплотную подходила к коричнево-серому горному массиву.

– Довольно-таки длинный, – с сожалением сказала Аржанова.

– Примерно сто двадцать верст, ваше сиятельство, – уточнил Гончаров.

На зеленую придунайскую долину тут с юга наступали Восточно-Сербские горы, а с севера – Карпаты. Они образовывали теснину, которая именовалась Клиссура. Ширина реки в теснине доходила до 240 метров, глубина – до 55. Течение заметно убыстрялось. Очень быстрым оно делалось в девятикилометровом ущелье Казан, чуть ниже румынского города Орсова. Там находились так называемые «Железные ворота» – два огромных каменных столба, нависавших над бурной дунайской водой с двух сторон.

Белый маг пояснил, что баржей, идущей с полным грузом, управлять в ущелье будет весьма затруднительно. К тому же сам он никогда не доходил до «Железных ворот». Гончаров только слышал рассказы о них, однако не видел сего поразительного творения природы – высоких меловых и известковых скал, коим ветер за миллионы лет придал столь правильную геометрическую форму.

– А кто видел? – спросила Аржанова.

– Мой штурман Клаус Вазингер, ваше сиятельство.

– Пожалуйста, пригласите его сюда.

Штурман родился и вырос в австрийском городе Линц, на берегу Дуная. Он знал великую реку Центральной Европы, как свои пять пальцев. Возможно, Вазингер удостоился бы у судовладельца Зюсмайера должности капитана, если бы не пристрастие к крепким спиртным напиткам, развившееся у него после тридцати лет.

Когда Анастасия заговорила, бывалый речник воззрился на нее с удивлением. Одежда – мужская, но голос-то женский. И к чему весь этот маскарад? Вокруг «Матильды» плещутся только желтовато-сероватые волны Дуная, а ветер наполняет ее большой прямоугольный парус, позволяя держать вполне приличную для баржи скорость в двадцать узлов (более 36 км/час – А. Б.).

– Господин Вазингер, – сказала курская дворянка, – я хочу сделать вам предложение насчет плавания от Белграда до Галаца.

– В низовьях реки я был всего три раза, госпожа, – честно ответил штурман.

– Я знаю об ущелье Казан и о «Железных воротах». Но разве они – преграда для знатоков навигации по Дунаю?

– Нет, конечно. Однако нужна слаженная и умелая команда.

– В какую сумму вы оцениваете такую работу, господин штурман?

– Не менее пятнадцати дукатов для меня и по десять дукатов каждому матросу, – помедлив, ответил Вазингер.

– Договорились. При успешном прохождении «Железных ворот» я даже выдам премию. По серебряному торговому талеру Марии-Терезии тем, кто будет стоять на вахте в тот момент.

Теперь Клаус Вазингер пожалел о поспешном согласии. Следовало просить больше денег, и она бы, конечно, согласилась. Но что-то ему помешало. Может быть, обворожительная улыбка красавицы, похожей в кафтане, камзоле, лосинах и при шпаге на задорного юношу. Может быть, неотрывный взгляд Андреаса Зандерса. Не зря команда баржи побаивалась своего капитана. За четыре месяца их совместного плавания по Дунаю случилось несколько загадочных происшествий с теми, кто осмеливался перечить ему, дерзить, не исполнять его приказаний…

«Матильда» являлась наиболее крупным из трех судов, принадлежавших Зюсмайеру. Ее построили на верфи в Девине пять лет назад. Длина баржи достигала 22 метров, осадка – почти 4-х. Для парусного вооружения она несла бушприт и мачту с двумя реями. Для движения против течения по реке предусматривалось десять пар весел. Одновременно принимать на борт баржа могла свыше двухсот тонн груза.

Будучи по натуре человеком любознательным и неравнодушным к плавстредствам, Анастасия вместе с Гончаровым и Вазенгером обследовала «Матильду» изнутри и нашла ее вполне надежной, способной выдержать перегрузки в ущелье Казан. Шпангоуты, составлявшие основу корпуса, на верфи сделали из дуба. Дубовые же доски толщиной в пять сантиметров пошли на покрытие бортов, сосновые доски – на покрытие палубы. Однако штурвала тут не имелось. Поворачивали баржу при помощи длинного румпеля, жестко соединенного с большим навесным пером руля, установленным за кормой.

Эта система, обычно применяемая на шлюпках и баркасах, вызвала у курской дворянки некоторые опасения. Возможно ли быстро поворачивать такое длинное судно одним движением румпеля? Вазингер, удивившись про себя специальным познаниям прелестной пассажирки, сказал, что лично будет держать румпель при прохождении узкостей. Ничего другого не оставалось Флоре, как поверить в точность его глазомера и скорость реакции.

Все же в Белграде пришлось простоять два дня из-за медленной разгрузки трюмов, поскольку австрийские солдаты никуда не спешили и двигались вяло. Досадуя на то, Аржанова разглядывала в подзорную трубу белокаменную крепость и прикидывала, шныряют ли здесь полицейские шпики, подчиненные графу Пергену. Вообще-то, неотъемлемой частью Священной Римской империи сербская столица пока не считалась. С древнейших времен у слияния могучих рек Дуная и Савы побывали римляне, готы, франки, венгры, славяне, турки. Разрушенный и разграбленный, Белград за девять веков своего существования отстраивался и, как птица Феникс, восставал из пепла 38 раз.

Армия Габсбургов брала штурмом этот важнейший стратегический пункт дважды и дважды покидала его, уступая бешеному напору османов. В третий раз австрийцы захватили Белград в 1789 году. Разместив в крепости большой гарнизон, они готовились отбить любые нападения мусульман. Но из секретных рейхенбахских бумаг Анастасия знала, что по условиям сепаратного мирного договора между враждующими сторонами, Австрия отдаст Турции Белград в следующем, 1791 году.

Соблазн посетить красивейший славянский город был велик.

Под ярким июльским солнцем стены и башни крепости в центре Белграда сверкали, подобно кускам рафинада, и казались сказочными строениями. Парки в районах Палилула и Обреновац кудрявым зеленым ковром спускались к речной глади. Позолоченный купол с высоким крестом собора Святого Саввы, крупного православного храма на Балканах, заметно выделялся среди прочих городских построек.

Туда в первую очередь и направила свои стопы курская дворянка вместе с Николаем и Глафирой. По долгу службы вынужденная посещать в Вене лютеранскую церковь, холодную, оформленную в аскетично-рациональном стиле, она испытывала там глухую тоску и часто вспоминала византийское великолепие, царившее даже в деревенском храме ее родной Аржановки. Флора мечтала преклонить колена перед иконой нерукотворного Спаса и попросить у Господа нашего Иисуса Христа помощи в последнем ее шаге к намеченной цели.

Собор Святого Саввы не обманул ожиданий. Дивно пел здесь церковный хор на заутрене, ясно горели лампады и свечи. Из золотых окладов икон на прихожан печально смотрели одухотворенные лица православных святых. Блики скользили по парчевым ризам священников. Анастасия крестилась и шопотом на церковнославянском повторяла за ними молитву:

 
«Ангеле святый, посланный с Небесе, во еже хранити мя
И руководити во всей жизни моей, припадая молю ти ся:
Сам настави и вразуми мя, начинающа от сердечныя любве
И усердия возглашати песненныя ти хвалы…»
 

Когда служка с подносом для пожертвований пошел по рядам, она, вдохновленная и умиротворенная, отдала ему золотую монету в пять дукатов. Подняв глаза на очень щедрого молодого человека в потертом кафтане, клирик остановился и сказал несколько слов по-сербски. Из них Анастасия худо-бедно разобрала только последнюю фразу: «Благословение Божье да пребудет с вами».

Русские путешественники вместе с другими прихожанами покинули собор Святого Саввы под гул колоколов. Он еще долго сопровождал их в прогулке по кривым узким улочкам. В конце концов, дорога привела к рынку, по-южному пестрому, шумному, богатому на всевозможные товары. Аржанову заинтересовала лавка, где продавались подержанные вещи из армейского обихода.

В своем стремительном беге по Силезии и Моравии, от Рейхенбаха до Девина, им приходилось постепенно оставлять разную поклажу на привалах в лесу, в деревенских трактирах, на речных судах. До «Матильды» они довезли лишь два саквояжа и три больших кожаных сумы с самым необходимым. Однако приближалась встреча с генерал-аншефом – графом Суворовым-Рымникским, и Флора уже думала, в чем ей следует предстать перед знаменитым полководцем.

Роскошные туалеты Лоры фон Рейнеке остались на квартире первого секретаря российского посольства в Вене. Платье Греты Эберхард они разрезали на куски и закопали в землю еще на охотничьей заимке. Полотняный кафтан и камзол, которые были на ней сейчас, сильно поистрепались в дороге, а фетровая шляпа даже порвалась с краю. Столь же непрезентабельно выглядела одежда Николая и Глафиры.

Посещать модные магазины и ателье в Белграде Аржанова не решалась. Слишком много австрийцев – офицеров с женами и без оных, унтер-офицеров и солдат – свободно разгуливали по центру города, словно бы у себя дома. Кто знает, что у них на уме, и не разослал ли граф Перген какую-нибудь хитроумную инструкцию в полки императора Леопольда Второго.

Потому, вступив в беседу с продавцом лавки на рынке, курская дворянка за сходную цену приобрела два относительно новых пехотных кафтана из белого сукна, два белых камзола к ним, лосинную портупею с тесаком, вложенным в боковую лопасть на ней (для Николая, дабы стал он похож на австрийского нижнего чина), двадцать позолоченных офицерских пуговиц и две форменные треуголки, причем одна – также офицерская, с золотым галуном по краям. Подогнать кафтан и камзол по размеру пообещала барыне Глафира. Верной служанке Аржанова тоже купила обновки: цветастую юбку, шаль и блузку с кружевным воротником.

Горничная как раз и отмеряла на Анастасии длину рукавов нового кафтана и булавками пришпиливала сукно в нужном месте. Вдруг пол под их ногами качнулся, в открытое окно каюты полетели брызги, за деревянными стенами послышался шум, отдаленно напоминающий рык разъяренного зверя. Женщины в тревоге переглянулись. Голос бушующей стихии им был знаком. Они слышали его на Черном море, путешествуя осенью 1782 года на флагманском военном корабле «Хотин».

Надев старый полотняный кафтан, Аржанова выскочила на палубу. Там только что сыграли «аврал». Восемь матросов взбежали по вантам к реями убирали большой прямоугольный нижний парус. Пять человек налегали на канаты у бушприта, стягивая трепещущие на ветру, как лоскуты, треугольные паруса. Штурман Вазингер и боцман заняли место у румпеля, держа его конец обеими руками. Капитан Зандерс вышел на нос баржи с подзорной трубой. Четыре матроса, встав вдоль обоих бортов, длинными баграми готовились отталкивать баржу от обломков скал, кое-где поднимающихся над поверхностью Дуная.

«Матильда» вошла в ущелье Казан.

Теперь справа от нее серой отвесной стеной на высоту более тысячи метров вздымались Карпаты. Иногда их кручи расходились, образуя впадины. Оттуда, грохоча и пенясь, низвергались вниз струи воды. Так мелкие карпатские речки приносил свою дань могучему и великому Дунаю. Слева тянулась гряда Восточно-Сербских гор. Здесь встречались и заводи с пологими берегами, усыпанными галькой, и огромные неприступные валуны. Вскипая волнами, речной поток отталкивался от них и устремлялся дальше.

Между тем следовало вести баржу точно по его середине. Однако вода, стиснутая с двух сторон и потому обретшая небывалую силу, играла двадцатидвухметровым судном, как щепкой. Она норовила развернуть его в какую-нибудь сторону и прижать к каменным уступам. Ей помогал внезапно появившийся ветер. Ему некуда было деться в глубоком горном ущелье. Он выл, свистел в корабельных снастях, поднимал тучи брызг у водопадов и, толкая «Матильду» в корму, тоже рвался вперед, к «Железным воротам». Лишь на Нижнедунайской равнине он сможет всласть погулять на воле, долететь до широкой дельты реки и успокоиться на просторах Черного моря.

Гончаров рукой подавал сигналы команде: взять то влево, то вправо, то прямо. Повиснув на румпеле, штурман и боцман поворачивали или удерживали руль в нужном направлении, хотя толща воды сопротивлялась этому. Матросы ударяли баграми по вечно мокрым гранитным громадинам, торщащим над ней кое-где, и баржа, послушно уклоняясь вбок, обходила опасное место легко, точно быстрая птица.

Курская дворянка стояла у мачты. Красота дикой природы, мощный голос Дуная, грозные уступы гор, наверху поросшие деревьями, восхищали Аржанову. Угрозы своей жизни она не чувствовала. Река, даже бурная, – ничто в сравнении с бескрайней бездной моря. К тому же экипаж «Матильды» действовал дружно, слаженно, смело. Она видела это и всецело доверяла австрийским многоопытным речникам.

Зато Глафира, несколько раз выглянув в окно и увидев кипящую за кормой речную поверхность, побледнела, перекрестилась и встала на колени перед их походной иконой святого Николая Угодника. Много заговоров и молитв знала внучка деревенской знахарки. Их них она сейчас выбрала одну, по ее мнению, наиболее подходящую и забормотала:

 
«Буря житейского моря сокрушает духовный мой корабль
волнами мирских попечений, и мир убогия души моей мятется,
и где обрящу тихое пристанище спасения?
Токмо на Тя по Бозе возлагаю надежду, хранителю мой Ангеле,
яко премудрого тя кормчего в мысленных бурях,
смущающих мя, стяжах, благодарственнее убо пою Богу моему:
Аллилуйя!»
 

Поборовшись с карпатскими кручами, ударив крутой волной в подножие «Железных ворот», Дунай выходил на низину, где разливался вольно, спокойно, тихо. Он снова превращался в равнинную, удобную для судоходства и рыболовства реку, кормил и поил тысячи людей, обитавших в крупных его прибрежных городах: Калафате, Свиштове, Журже, Браилове, Галаце.

Возле последнего населенного пункта Дунай своей шириной и глубиной уже напоминал морской залив. Черное море и впрямь находилось не так далеко. В Галаце имелась благоустроенная купеческая гавань, многочисленные причалы, портовые склады. Город жил торговлей. Присутствие двух дивизий – русской и австрийской – положительно сказывалось на обороте здешних базаров, лавок, магазинов, трактиров, ресторанов. Не бедствовали также бордели разного калибра и вкуса.

Возможно, потому, едва заметив на выходе из порта двух молодых военнослужащих в мундирах австрийской пехоты, к ним сразу подкатил румын-извозчик на пролетке, запряженной парой гнедых рысаков. Он скверно говорил и по-немецки, и по-русски, но главное понял: надо ехать в штаб-квартиру генерала Суворова.

У двухэтажного особняка Аржанова увидела знакомую ей с юности картину. По улице вышагивали патрули. У входа стояли две трехфунтовые полковые пушки. Часовые держали ружья на плече, как то и положено по Уставу на местепребывании генерал-аншефа. Ординарцы, выбегая из дома, садились на лошадей, которых им подавали вестовые. Однако коновязь во дворе не пустовала ни минуты.

– Что вам угодно, господин офицер? – спросил по-немецки у курской дворянки адъютант в синем кафтане с красными отворотами, обшлагами и воротником.

– Его высокопревосходительству генерал-аншефу графу Суворову-Рымникскому от генерал-фельдмаршала светлейшего князя Потемкина-Таврического, – по-русски ответила Анастасия, затем протянула ему бумагу с красной царской печатью.

Адъютант отогнул края и прочитал начертанное каллиграфическим почерком писаря секретной канцелярии Ее Величества распоряжение государыни: «Всем НАШИМ учреждениям военным и статским, всем НАШИМ чиновникам в Российской империи служащим. Повелеваю оказывать всемерное содействие и потребную для объявленного дела помощь подателю сего документа. Екатерина».

– Как о вас доложить?

– Имею конфиденциальное донесение.

– Но ваше имя, чин, должность? – молодой офицер с недоверием вглядывался в лицо Флоры, слушал ее голос.

– Не тратьте попусту время, капитан. Поверьте, оно дорого.

После некоторого колебания адъютант все-таки взял у Анастасии бумагу с подписью императрицы и скрылся за дверью. Минут пять спустя он вновь широко распахнул ее и сказал:

– Его высокопревосходительство ждет вас.

Николай, имевший под кафтаном не только портупею с тесаком, но и кобуру с пистолетом, хотел пойти следом за барыней. Ему показалось, будто ее встречают в штаб-квартире русской дивизии недостаточно приветливо. Того ли ради мчались они по лесам, горам и рекам? Однако адъютант его остановил жестом. Да и сама курская дворянка обратила к меткому стрелку предупреждающий взор. Он покорился именно своей госпоже.

Последний раз Аржанова видела Александра Васильевича Суворова в Крыму летом 1783 года. Будучи командующим Кубанским корпусом, он принял деятельное участие в присоединении полуострова к России и возведении базы Черноморского флота – города Севастополя. Так же, как и Флора, полководец получил золотую медаль, изготовленную в память оного знаменательного события, и к ней – рескрипт царицы. До этого она встречалась и даже разговаривала с генералом на празднике, устроенном Потемкиным в Херсоне в честь учреждения Военного ордена Святого Георгия-Победоносца в ноябре 1780 года. Но едва ли Суворов мог запомнить молодую даму, ничем не выделявшуюся среди десятков гостей губернатора Новороссийской и Азовской губерний.

Теперь Суворову шел пятидесятый год. Он нисколько не изменился. Та же невысокая, худощавая, подвижная фигура. Те же пронзительные голубые глаза, тот же седой хохолок надо лбом и каждодневная армейская прическа: ненапудренные букли, свернутые трубочкой над ушами, короткая косичка на затылке, заплетенная черной муаровой лентой.

Курская дворянка четко приставила ногу, быстро наклонила голову, приветствуя начальство, достала из плоской сумы, висевший на ремне через плечо, пакет и подала генерал-аншефу со словами:

– Конфиденциальное донесение для вас, ваше высокопревосходительство!

Он взял пакет, вскрыл, пробежал глазами по первым черным строчкам латинского шрифта и обратился к курьеру в белом кафтане:

– Кто вы и откуда, сударь? Или… – Суворов сардонически усмехнулся и добавил: – или сударыня?

– Из деревни Рейхенбах в Силезии, – отрапортовала она. – Там сейчас проходит международная конференция, организованная англичанами. Сегодня – 30 июля. Но 27-го там ожидалось подписание секретной конвенции между Австрией и Турцией. Текст ее – перед вами.

– Вот оно как?! – удивился генерал-аншеф, сел за стол и принялся внимательно читать договор, скопированный канцеляристом Кропачеком. Аржанова, вытянувшись по стойке «смирно», продолжала стоять перед ним.

После беглого ознакомления с бумагами Суворов покачал головой и взглянул на Флору более благосклонно:

– Как вам это удалось, сударыня?

– Служба такая, ваше высокопревосходительство.

– Кому вы служите?

– Ее Императорскому Величеству Екатерине Второй и государству Российскому.

– А почему мундир австрийский?

– Другого в Рейхенбахе не нашлось, ваше высокопревосходительство. Сильно торопились мы. Уж извините, – Анастасия смущенно улыбнулась великому полководцу.

– Охотно извиняю. Да вы садитесь. В ногах правды нет, – Суворов указал на кресло возле стола. Он по-прежнему пристально разглядывал нежданную гостью, но теперь в его глазах мелькнуло какое-то другое, не презрительное, а заинтересованное выражение.

Аржановой было известно неприязненное отношение генерал-аншефа к прекрасному полу. Имея репутацию большого чудака и оригинала, Александр Васильевич часто позволял себе разные выходки при общении со светскими дамами, очень знатными и совсем незнатными. Впрочем, и с кавалерами, напыщенными и высокомерными, он тоже обходился далеко не вежливо и обожал ставить в неловкое положение придворных царицы.

Причину его ненависти к женщинам Анастасия видела в неудачном браке. Женился Суворов в 1774 году на княжне Варваре Ивановне Прозоровской, принадлежавшей к старинному аристократическому роду. Этот выбор сделал его отец. Как водилось в те времена, свою невесту Александр Васильевич впервые увидел незадолго до венчания в церкви. Естественно, нрав и привычки капризной московской барышни стали для него настоящим сюрпризом.

Варвара Ивановна, выйдя замуж за сорокачетырехлетнего генерала (старше ее на двадцать лет), полагала, будто она отныне будет блистать в высшем столичном обществе и предаваться изысканным развлечениям. Но у Суворова на первом месте была служба, а не придворные интриги, погоня за орденами, чинами, должностями.

В августе 1775 года у супругов появился первенец – дочь Наталья. Дальнейшего же пребывания в отдаленных гарнизонах и армейских лагерях Прозоровская не выдержала. Пережив выкидыш в дороге от Крыма до Полтавы, она долго болела. Затем наставила доблестному воину, мало обращавшему внимания на молодую жену, рога: закрутила роман с его племянником – майором Николаем Суворовым.

Оскорбленный Александр Васильевич осенью 1779 года подал письменную просьбу о расторжении церковного брака в Славянскую духовную консисторию, но получил отказ. Родные генерала, особенно сестра Анна, склоняли его к примирению с Варварой Ивановной. Аристократическая родня Прозоровских – Панины, Репнины, Голицыны – объединились против Суворова и повели атаку, действуя уже в придворных кругах. Много стараний к очернению военачальника, прославившегося в годы Первой руско-турецкой войны, приложила родная тетя Прозоровской – Елена Михайловна Румянцева, урожденная Голицына, жена генерал-фельдмаршала графа, Петра Румянцева-Задунайского, бывшего некоторое время начальником Суворова.