Текст книги "Мертвая вода (СИ)"
Автор книги: Алиса Локалова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
Кастелян Джеффри, стоявший у дверей гостиной, тоже поспешно ретировался, не забыв при этом поклониться. Стражники же сделали вид, что никого не видят, а потом тихонько ушли. Вероятно, это не первый раз, когда Мордред уединялся с девушкой в одной из общих комнат.
Феликса заперла дверь в гостиную изнутри, погрузила ловеласа-хряка в легкую дрему и принялась ждать наступления полуночи. Ключи без хозяина ей ничем помочь не могли.
Через пару часов ее внимание привлекли тихие шаги и неуверенная ругань. Феликса все свое немногочисленное имущество поставила бы на то, что это Мак. Но это был не бард. За дверью стоял мальчишка-конюх с золотистыми глазами.
Конечно, Феликсу удивило его появление. Конюшонок с самого начала вызывал подозрения, но вот так запросто проследить за ней и войти сюда? Такого чародейка ожидать не могла.
– Что ты здесь делаешь?! Пшел вон! – прикрикнул лорд по ее приказу.
– Не ломай комедию, волшебница, – мягко ответил парень. Он странно повел плечами и тут же начал меняться. Феликса видела, как под покрытой бледным золотистым загаром кожей начали перекатываться бугры мышц и сухожилий. Послышался влажный треск, и мальчик начал увеличиваться в росте, раздаваться в плечах, менять некоторые черты лица.
– Перевертыш, значит, – процедила она. Про таких оборотней она только слышала, но никогда еще не видела вживую. Не просто так же он за ней проследил? – Я так понимаю, у тебя ко мне дело.
– И не только у меня.
– Ну еще бы, – хмыкнула девушка, – ваш бард только тупоумным богачам лапшу на уши вешать способен.
Феликса понимала, что лукавит. Все-таки Мак был весьма убедителен в роли молодого, амбициозного, но не слишком способного барда. Он смог увлечь баронессу, чем немало ей помог.
– Насколько я понимаю, нас всех интересует сокровищница, – продолжила Феликса. – Но что-то мне подсказывает, что вы с ним здесь не ради пустой наживы.
Золотоглазый очень грустно улыбнулся.
– Нетрудно догадаться, верно?
– Очевидно, у вас нет продуманного плана. Воры, как правило, подготавливаются лучше, стараются свести риск к минимуму.
– Как ты.
– Да, как я. Прискорбно признавать себя воровкой, но у меня есть свои причины. А вот вы оба, похоже, совсем отчаялись, – Фель вздохнула. Чародейке пришлось отправиться сюда в одиночку, и это было самое уязвимое место их с Фабио плана. Если будет погоня, лучше встречать ее втроем, чем одной. – Помогу, чем смогу. При условии, что ты тоже мне поможешь. И расскажешь всю правду.
– Разумное условие, – вздохнул перевертыш, – тем более, что терять мне нечего, мы действительно в отчаянии, – он немного помялся, не зная, с чего начать. – Меня зовут Данатос. Я, как ты верно заметила, оборотень-полиморф, перевертыш. Я могу изменять свое телосложение и принимать около десятка родственных форм.
Данатос остановился, увидев недоверчивое лицо Феликсы.
– Это невозможно, – она посмотрела исподлобья, с сомнением поджав губы. – На сегодняшний день максимальное зафиксированное число родственных форм у полиморфов – шесть, неродственных – две! Причем одна из них – страус!
– Зря ты так, у них мощный клюв, – улыбнулся он, на этот раз совсем не грустно. Ему с изяществом далась та улыбка, которую так отчаянно пытался изобразить несчастный лорд – красивая, легкая и обольстительная. Феликса замотала головой, пытаясь избавиться от наваждения. – Официально я не существую, тут ты права. Но я могу доказать, что не вру.
– Гексы не среагируют на твои превращения? Твои фокусы с костями им по боку, но полноценную трансформацию они могут принять за угрозу.
– Понятия не имею. А почему они не реагировали на твое выступление? – нахмурился оборотень.
– Хозяин замка наверняка как-то контролирует их. Чем-то вроде амулета или другого артефакта. Я подозреваю, что это брелок на связке ключей от сокровищницы, но у меня не получается найти этому подтверждение в его мозгах.
– Так ты мне веришь? – обрадовался Данатос.
– Верю. Не вижу смысла тебе попусту хвалиться. Так зачем ты влез сюда?
Данатос посмотрел на собеседницу взглядом утопающего, который никак не решится уцепиться за брошенную ему веревку. Он сел в кресло напротив нее и наконец проговорил:
– Моя сестра сильно больна. Я почти уверен, что ей осталось жить дня два-три, не больше. Устроился сюда конюхом сразу, как только узнал. Надеялся стащить что-нибудь, чтобы хватило на сильного жреца или мага. Моего жалования здесь хватило на консультацию у одного из лучших знахарей Бедерана, – Данатос долго молчал, собираясь сказать что-то тяжелое и неприятное для него.
– Новости были хуже некуда, верно? – догадалась чародейка.
– Не знаю, кто мог ее так невзлюбить. Брисигида проклята, это даже не болезнь, это… – он запнулся, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. – Ее кожа стала полупрозрачной и холодной, как лед. Все вены и артерии под ней видно лучше, чем на гравюре в учебнике по анатомии. Кровь стала фиолетовой, глаза помутнели… Так стало не сразу, но сейчас она выглядит хуже трупа. Вчера я узнал, что здесь есть то, что может ее вылечить. Парень, который приехал с тобой, наш близкий друг. Он умен и ловок… Я надеялся, что он сможет украсть ключи от сокровищницы и вытащить оттуда все, что нужно.
– Не выйдет, – покачала головой Феликса. – Слишком умный замок. Он умеет распознавать хозяина. Даже его жена не откроет сокровищницу без ведома мужа.
– Зато ты явно нашла способ проникнуть туда. Помоги мне, – взмолился Данатос, – я сделаю для тебя что угодно, стану рабом на остаток жизни, только помоги спасти сестру!
– Не говори глупостей, я не собираюсь делать из тебя раба! – возмутилась чародейка. – Все, что мне нужно, это вывести свою лошадь отсюда, не поднимая шума. Если ты здесь давно, должен знать устройство замка, потайные выходы… – оборотень кивнул. – Дождемся твоего друга, и я скажу, что нам нужно делать.
Феликса вдруг вспомнила то, что вот уже который месяц пыталась забыть. Симптомы, описанные оборотнем, были ей знакомы, родом из кошмара наяву, вынудившего ее бежать в чужую страну.
– Данатос, а не читала ли твоя сестра какую-нибудь книгу перед тем, как слечь?
Оборотень впился пальцами в мягкие подлокотники кресла, переменившись в лице.
– Как ты узнала?
– У нее есть давняя привычка, верно? Смачивать пальцы слюной перед тем, как перелистнуть страницу.
Данатос только ошарашенно кивнул.
– Возможно, мне надо будет взглянуть на эту книгу, как только выберемся отсюда.
– Ты объяснишь наконец, в чем дело?!
– Сразу, как только противоядие будет у нас в руках.
– Но…
– Дождемся чертова барда – скажу ровно столько, сколько нужно для дела! – отрезала Феликса. – Не думаю, что нам придется ждать слишком долго. Вряд ли он на самом деле станет ублажать эту кошелку, – уже мягче добавила она. – Я правда хочу помочь, но не собираюсь пугать тебя раньше времени.
– Сестра ведь не умрет до моего возвращения, правда?
– Надеюсь, – вздохнула девушка.
«Не хотелось бы мне видеть скорбь на этой кошачьей морде», – подумала она про себя – и удивилась собственным мыслям. Она еще не привыкла к тому, что большую часть своих чувств и эмоций приходится прятать, чтобы никто не мог ими воспользоваться. Не привыкла к постоянному недоверию, лжи, корысти. Но Феликса на собственном опыте уяснила, что жить по старым правилам и привычкам в Бедеране небезопасно.
И все-таки этот оборотень внушал больше доверия, чем любой другой человек в городе. Даже Фабио и его кухарка не смогли так быстро завоевать ее расположения. Наверное, стоило бы задуматься над причинами, но чародейке не хотелось.
Феликса заметила, что перевертыш уже несколько минут пристально разглядывает ее. По его золотым глазам сложно было что-то понять, но ей почему-то нравилось чувствовать на себе его взгляд.
– Я до сих пор не знаю, как тебя на самом деле зовут, – заметил Данатос.
Феликса молчала, видимо, дольше положенного.
– Ты мне не доверяешь, – хмыкнул Данатос, – но при этом сразу же согласилась помочь. Ладно, не хочешь – не надо, буду звать тебя Мартой. Хотя я всему этому вижу только одну причину. У кого ты видела подобные симптомы?
Чародейка опустила глаза. Когда она вспоминала, как ее отец, сильный и выносливый, как медведь, угасал буквально на глазах, внутри разрастался айсберг.
– Отец. Он умирал гораздо быстрее твоей сестры. Он слишком поздно понял, что яд на страницах, а почувствовать его не мог. У него не было ни малейших магических способностей для этого, – Феликса выдохнула и продолжила. – Это случилось во время мятежа в Арделорее.
– Судя по твоим манерам и лошади, ты владела немалым титулом в прежней Арделорее, – осторожно предположил оборотень.
– Герцогиня.
– Да уж, – крякнул кот, – в твоем случае это все равно что имя назвать. Феликса Ферран, так?
– Не думала, что арделорейская аристократия так знаменита, – хмыкнула девушка, – если только ты сам не из наших краев. Постой, – Феликса наконец осознала, что имя его сестры ей хорошо знакомо.
«Брисигида, – вспомнила она. – Сколько мы не виделись, лет пять? Моя единственная подруга. Адептки в Академии меня не выносили, а у нее хватало на меня терпения. Пусть и ненадолго…» Жрицы не слишком жаловали чародеек, но и враждебности не испытывали. Брисигида всегда казалась Феликсе самой мягкой и понимающей из всех жриц, что она видела. Может, именно поэтому она так резко оттолкнула подругу, когда та не согласилась с ее амбициозными планами отыскать Остров Жизни?
– Брисигида… я ее знаю. Третья ученица Нокт, Верховной Жрицы Триединой, верно? И заняла бы ее место, если бы не известные события… Мы ничего не знали о семьях жриц, – Феликса нахмурила лоб. Столько времени проводили вместе, а она даже не подумала об этом спросить. – Но это даже к лучшему.
– Это еще почему?
– Лучше для твоей и ее безопасности, – пояснила Феликса. – Если бы кто-то узнал о твоих способностях, ты стал бы одной из первых жертв атаки, как моя семья.
– Всем аристократам досталось, – понимающе кивнул оборотень.
– Им плевать на наш титул, повстанцам была нужна я, – покачала головой Фель. – Они устранили отца, потому что не знали наверняка, от кого мне передались магические способности. Мама тоже не владела магией в привычном понимании этого слова, но сути это не меняет.
Девушка сделала паузу. Удерживать сознание лорда снова стало тяжело: ему снился кошмар. Пришлось закрыть глаза и внушить барону более спокойное сновидение.
– Когда мы поняли, откуда яд, когда осознали, что ничего не можем сделать… Мы оцепенели, не знали, что предпринять. Но отец быстро сообразил, что происходит, и велел нам бежать. Я замаскировала его иллюзией, чтобы те, кто собирался прийти за нами, подумали, что яд не подействовал. Когда они ворвались, то увидели вполне здорового человека с книгой в руках. Ублюдки так удивились, что сперва отступили и почти полчаса выпытывали, где я и мать. Когда он им в очередной раз стал рассказывать про особенности рыбалки на южном береге озера Каракач, – Феликса криво усмехнулась, – один из этой банды сукиных детей ударил его копьем. Но оно пронзило только труп отца, который я по его просьбе пропитала самой взрывоопасной алхимической пастой, какую смогла сделать. От нападавших остался только мелкий кровавый туман. Правда, наш замок тоже сильно пострадал… Если бы они знали о тебе, с тобой бы случилось нечто подобное. Неудивительно, что Брисигиду пытались убить – она очень сильна, и, видимо, только поэтому до сих пор жива.
Оборотень долго смотрел на нее, прежде чем снова заговорить.
– Но на этом кошмар не закончится, верно? – Феликса кивнула. – Эти твари не успокоятся, пока не выследят всех, кто представлял для них опасность, пока не убьют нас всех, – он досадливо вздохнул и почесал за ухом, но потом вдруг окинул ее пронзительным взглядом и буквально атаковал вопросами: – Где ты собираешься скрываться? Здесь, в Бедеране? Мы ведь не можем сидеть, как мыши под метлой, не можем постоянно скрываться в подполье! Скольких еще близких ты похоронишь или уже похоронила?
«Удивительное дело, как запросто он стал мне доверять. Мне-то больше нечего терять, но каково ему просить помощи и сочувствовать незнакомке? Похоже, у оборотней какое-то чутье на людей. Никогда не слышала, чтобы кто-то предал полиморфа,» – задумалась Фель.
– Ни одного, – ответила Феликса, закусив губу. – Никого из тех, кто тогда погиб, я не смогла похоронить. У меня больше нет близких. Никто больше не пострадает из-за того, что кто-то считает меня опасной.
Данатос хотел что-то возразить, но в этот момент послышался мягкий поворот щеколды, дверь тихо открылась, и показался Мак. Он быстро проскользнул в дверь и начал тараторить, стоя к ним спиной и пытаясь закрыть дверь как можно тише.
– Дани, плохие новости! – выпалил светловолосый юноша. – Эта карга упилась до поросячьего визга, но все напрасно! Она не может открыть чертову дверь – ключ у жирного ублюдка, и просто так спереть его не получится. Боюсь, нам придется вытащить их вместе с той сладенькой магичкой и тащить силой к сокровищнице, так что превращай свою кошачью задницу во что-нибудь огромное и страшное и…
– В этом нет абсолютно никакой надобности, дорогуша, – промурлыкала Феликса. – Все в сборе, пора на дело.
По лицу лже-барда тут же пробежала буря эмоций: удивление, страх, злость, недоверие и, наконец, смущение – Мак понял, что ляпнул лишнего.
– Сладенькая магичка? – хмыкнул Данатос. – Я бы на ее месте тебе это припомнил, – оборотень повернулся обратно к Феликсе. – Ты обещала объяснить, как действует яд.
Богатая мимика Мака снова продемонстрировала многочисленные переживания. Лже-музыкант вытаращил глаза и зашипел не хуже змеи:
– Ты что, все ей рассказал?! Ты в своем уме? Чем она, по-твоему, может нам помочь, иллюзиями в блестках? Или превратит ту дверь в коромысло? Или повиляет бедрами?! – взорвался он. Феликсе даже показалось, что из его задницы тянется дымок.
Данатос вдруг тоже разозлился и даже повысил голос:
– Будто ты собирался решить проблему другим образом!
Мак сделался красным под стать псевдониму и разевал рот, как выброшенная на берег рыба. Феликса только прыснула.
– Кажется, ты попал другу по больному месту! Мы всю дорогу спорили, кому первому придется подставлять задницу. Ну, и до какой степени эта милая старушка успела тебя раздеть? Судя по торчащей рубашке и отсутствию ремня, до дела самую чуточку не дошло! – Феликса ехидно расхохоталась. Музыкант окончательно побагровел и стал смешно сопеть.
– Ну-ну, а тебя, значит, хряк и пальцем не тронул… – проворчал он. – Интересно только, каким образом он оказался здесь и почему так мирно спит.
– О, это все презренная магия. Не иллюзии в блестках, конечно, но тоже сойдет. Неплохая идея насчет коромысла, кстати. Правда, есть одна проблемка. Маленькая такая проблемка в виде чертовой кучи гексов по всему замку! – вспыхнула чародейка. – Видишь ли, зелье для подчинения разума, которое они не могут засечь, у меня с собой было. А вот зелья для хитроумных замков я готовить не умею, какая жалость! Типичная ни на что не годная «сладенькая магичка»!
Данатос расслабился и звонко хохотнул:
– Говорил же, она тебе это еще припомнит, Лаэрт! – Его лицо тут же стало серьезным. – Однако у нас нет времени на обмен подначками. Объясни уже, наконец, что за яд убивает сестру и что за лекарство нам искать в сокровищнице?
Феликса не могла не заметить, что Данатос назвал друга не тем именем, которым он представился хозяевам замка. «Впрочем, нечему удивляться, – рассудила она. – Не я одна здесь скрываюсь под чужим именем».
Бард, кажется, и правда начал успокаиваться. С его лица исчезло возмущенное выражение, он сделал пару шагов и устало плюхнулся в ближайшее кресло. Феликса глубоко вдохнула, собираясь с мыслями.
– Это яд цветов Черного Пламени. Моя наставница моментально распознала характерные симптомы, когда я рассказала ей о том, что случилось с отцом, – пояснила она. Разум лорда на какое-то время перестал брыкаться, но за лобной костью начинала скапливаться пульсирующая, мучительная боль. – Черное Пламя – это название дерева, которое растет у подножий вулканов. Когда начинается извержение, эти деревья не умирают, а загораются огнем черного цвета. После этого на них распускаются ядовитые цветки, два-три на все дерево. Они цветут, пока не застынет лава у корней, потом очень быстро сворачиваются и засыхают. Эти цветы питаются жаром, простого тепла им недостаточно. Если сделать из них вытяжку и смешать с вулканическим пеплом, то при взаимодействии с водой – или слюной в случае Брис – она начинает тянуть тепло из всего, чего коснется, – Лаэрт в кресле нахмурился и замер, будто перестал дышать. – Вода смешивается с пеплом, отделяя его от вытяжки, и яд распространяется по всей доступной области, в данном случае – по человеческому телу. Вскоре температура падает ниже нуля, а вся жидкость испаряется от магического жара. Яд вытягивает из тела тепло и нагревается… пока не закипит и не выпарит всю кровь, лимфу, не иссушит слизистые. Если мы не поторопимся, от твоей сестры останется только прозрачная мумия.
Мак-Лаэрт застыл в своем кресле, выпучив глаза от ее рассказа и нервно сглатывая каждые несколько секунд. Данатос только кивнул, будто и не надеялся на хоть сколько-нибудь благополучный исход.
– Так. Это худшее, о чем я когда-либо слышал. Я подозревал, что сестра может умереть, но надеялся, что яд не такой мощный. В крайнем случае, я бы попробовал нанять мага, чтобы он помог вытянуть часть яда в мое тело. У меня очень быстрая регенерация, – признался Дани. – Но из твоих слов явно следует, что это только погубит еще и меня, невзирая на все мои силы.
– Ты сказала, если не поторопимся, – Лаэрт виновато посмотрел на нее, будто боялся, что она передумает им помогать из-за его поведения. – Значит, лекарство есть? Ее можно спасти, так?
Феликса бросила презрительный взгляд в сторону Мордреда. Если бы все было так просто…
– Все так. Я бы не сказала, что это лекарство, но помочь ей можно.
Данатос и Лаэрт обеспокоенно переглянулись.
– Есть какое-то «но»?
Феликса кивнула.
– Ты нам не скажешь, – покачал головой Дани.
«В этом нет необходимости, – погрустнела Фель. – Все и так будет предельно ясно».
– Это касается только меня. Речь идет об одном артефакте с Острова Жизни. Никто другой не сможет воспользоваться им, так что мои проблемы не имеют значения.
«До конца эпохи, пока Тьма не сойдется со Светом под началом Странницы, пришедшей из мира без сердца, – вспомнила Феликса. – Все так надеялись, что я здесь ни при чем. Что пафосное звание Дочери Меча и Магии не имеет ко мне отношения. А теперь мне достанется то, к чему наверняка очень рвался этот Ребеллион, властитель дум старого хрыча Мордреда. Потому что я не хочу, чтобы погибла лучшая жрица Трибогини… И чтобы этот золотой кот ее оплакивал. А, пророчество – не пророчество, старуха Марошка права: есть судьбы, которые я не в силах перековать. Глупо было спорить с наставницей».
– Тебе придется нанести себе вред? – сделал догадку Лаэрт.
Девушка улыбнулась уголком рта.
– Можно и так сказать. Хотя я буду не единственной, кто пострадает! – Оборотень и музыкант вопросительно посмотрели на нее. – Брисигида здорово накостыляет нам, когда узнает, что ее спасло.
* * *
Коридор был освещен тускло. Факелы сильно чадили – качество масла оставляло желать лучшего.
– Бедеран изготавливает лучшее масло на материке, – покачал головой Лаэрт, – а старый хряк скупится на нормальный факел.
– А в Арделорее вообще давно перестали пользоваться маслом и смолой, – припомнил Данатос. – Алхимики вывели состав, который горит почти без дыма, и пропитку для фитиля, чтобы дольше горел. Во всех храмах держали такие светильники вместо факелов. Чародейки по праздникам зажигали магические огни в бедных кварталах – и они светили по несколько дней…
– Тише вы, – шикнула Феликса. – Не хватало только слуг раньше времени переполошить!
Оборотень тут же умолк и виновато оглянулся на нее. Лорд Мордред под управлением разума Феликсы безучастно крался впереди Данатоса, тихо, как никогда в жизни.
– Так с нами же хозяин замка, – Лаэрт пожал плечами. – Чего им полошиться?
– То есть ты считаешь, что им покажется совершенно нормальным, что лорд Пигсвелл среди ночи решил прокрасться в свою сокровищницу, прихватив не только магичку-любовницу и горе-музыканта, но и внезапно повзрослевшего конюха?! – подняла брови Феликса.
Лаэрт закатил глаза и поджал губы, но послушно замолчал.
Вскоре они добрались до белой с серебром двери. Феликсе было непросто заставить хозяина замка открыть ее – ему застилал разум страх перед своим покровителем. Наконец дверь мягко повернулась на петлях, и чародейка снова увидела полки с дивными шкатулками и баснословные сундуки. Но в этот раз она обратила внимание на то, что выловила в мыслях барона: маленький столик в самом дальнем углу, и на нем – простой деревянный сундучок, грубо вытесанный из дуба с Острова Жизни.
– Данатос, – тихо позвала она, – вон тот сундук.
Оборотень кивнул. Лаэрт повернулся к ней:
– Это спасет Брис? Ты сможешь его открыть? – с тревогой спросил он. Феликса вдруг подумала, что это, должно быть, и есть настоящий Лаэрт. Не зазнавшийся музыкант, не ехидный шпион, не лже-любовник – но человек, который дорожит чужой жизнью куда больше собственной.
Феликса неуверенно кивнула:
– Я попытаюсь, но, в любом случае, не здесь. Остальное я возьму сама.
Лаэрт с сомнением оглядел ее.
– Интересно, как? Ты же не можешь применять «презренную магию» при гексах, а на своем горбу никто столько не утащит.
– Я хорошо подготовилась, – чародейка широко улыбнулась. – Под моей чудесной нижней юбкой можно пронести годовой запас провизии для королевских гвардейцев.
– Я бы после такого эту провизию есть не стал, – кисло отозвался бард.
– Тебе никто и не предлагал, – парировала Феликса, накрывая подолом один сундук за другим. Все они оказывались в ее хранилище в астральном плане, откуда их нужно извлечь не позже, чем на седьмой восход солнца. Чародейка порадовалась, что заколдовала юбку, а не широкие рукава на другом платье, как хотела сначала. Подолом она справлялась намного быстрее и могла накрыть сундук любого размера. Когда-то она училась прятать в рукава всякие мелочи – яблоки, гребень, зеркальце. Теперь это умение все чаще пригождалось ей, особенно на темных портовых улочках, где небезопасно открыто носить кошелек.
Когда все сундуки оказались под ее юбкой, Феликса попросила своих неожиданных союзников выйти, чтобы она могла переодеться в дорожный костюм. Потом вышла сама и приказала лорду покинуть сокровищницу и закрыть дверь. Головная боль нарастала. Ей едва удавалось бороться с его страхом.
– Данатос, – снова позвала она, чувствуя, как лоб покрывается испариной от ментального усилия, – ты сможешь вывести нас за стены замка тайком вместе с лошадьми?
Оборотень с беспокойством посмотрел на нее.
– С тобой все в порядке?
– Сможешь или нет? – настаивала Феликса.
Данатос достал из кармана маленькую чистую тряпочку и прижал ее ко лбу чародейки. Прикосновение теплой ладони сквозь тонкую ткань успокоило ее, и она благодарно кивнула.
– В дальней стене сада есть калитка для слуг, лошади туда пройдут, – объяснил он, внимательно глядя ей в глаза. – Ты теряешь контроль над ним?
Феликса помотала головой.
– Не совсем так. У Мордреда нет воли сопротивляться, но он в панике. Его страх действует на меня, как удавка. Такую сильную эмоцию тяжело не допускать в свой разум, тем более что у меня тоже есть причины бояться. Но я справлюсь.
«Должна справиться», – поправила она себя.
– Возьми ее за руку, – посоветовал Лаэрт.
Феликса хотела возмутиться, что ее не нужно вести за руку, как маленькую, но Данатос легко прикоснулся к ее ладони, и от его звериной энергии ей стало спокойнее. Как в теплом безопасном месте с мурчащим котом на коленях.
– Всем становится спокойнее от котов, – пояснил Лаэрт. – Особенно от оборотней. И больше всего – от Дани, – он грустно улыбнулся. – Брисигида запрещает ему прикасаться к себе, когда злится на кого-то из нас. Слишком быстро успокаивается, – глаза юноши заблестели при упоминании жрицы.
«Мне бы было начхать, – подумала Феликса. – Существо, способное так легко меня успокоить, не заслуживает, чтобы я на него злилась». Несмотря на спокойствие, разлившееся от прикосновения оборотня, она чувствовала, что ментальный «поводок» натянут и напряжен. Волшебница ощутила влагу над верхней губой: кровь пошла носом. Плохой знак. Она слишком долго держала напуганного аристократа под контролем.
– Мне придется усыпить его и отпустить, – тихо сказала она, утирая кровь. – Мы можем оставить его на топчане в беседке. У меня нет ни малейшего желания искать его спальню… Слуги все равно не поднимут шума, не решатся… будить господина, – с каждым словом ее голос становился все тише и тише.
– Я надеялся, что он останется у тебя в заложниках, – протянул Лаэрт. Данатос покрутил пальцем у виска и ожег его взглядом. Он явно лучше понимал, что игры с чужим разумом никогда ни для кого не проходят даром; и хотя Феликсе хватило сил, это не могло продолжаться слишком долго.
Она не стала объяснять все это Лаэрту: тот и без того смутился от укоризненного взгляда оборотня и не пытался развить тему.
– Вы двое – готовьте наших лошадей, – Феликса старалась говорить простыми короткими фразами, сосредоточившись на том, чтобы подавить страх Мордреда. – Встретимся в саду, я буду ждать у беседки.
Лаэрт раскрыл было рот, чтобы возразить, но Феликса уже направилась по коридору к выходу в сад, а Данатос тянул его за руку совсем в другую сторону. До Феликсы донеслись тихие слова оборотня: «У нас нет времени на глупые препирания…»
Чародейка не сомневалась, что оборотень справится с норовом ее коня. Конь был и правда особенный, и Данатос заметил это, отводя его в конюшню. Когда Феликса увидела этого коня на большом базаре в порту, это практически вернуло ее к жизни. Прошло меньше недели с тех пор, как ее отец умер, а мама и наставница остались в пустыне, и всего сутки с небольшим с того момента, как она вынырнула из неудачного телепорта в толще морской воды. Феликса была подавлена, и тут увидела лошадь редкой породы, той же, что и ее прежняя кобылица, даже такой же масти: серый в яблоках. Она не знала, что случилось с ее Тьяррой; вероятнее всего, кобылу убили, когда она не далась в руки чужакам.
Похожего на нее коня она не могла купить за ту цену, которую за него заломил торговец, но и пройти мимо оказалось выше ее сил. Феликса заклятием распугала всех его лошадей, и коневод решил, что серый в яблоках – смутьян с диким норовом, и именно он взбесил остальных коней. Так что он снизил цену на него, и чародейка выменяла коня за одну из своих драгоценностей. Все остальные побрякушки она продала, чтобы купить ингредиенты для зелья и платье для поездки в замок.
Серый Тьярр оказался капризным и вредным жеребцом, но Феликса всегда выбирала себе таких коней и знала, как с ними обращаться. Она никогда не «обламывала» норов лошадям – Феликса старалась вызвать у своих питомцев чувство привязанности.
В Арделорее говорили: сломанный норов аукается предательством, но подружись с конем – и он будет преданным, как пес. Если Данатос и правда брат Брисигиды и провел жизнь в Арделорее, он это знает.
* * *
Когда Феликса вышла в сад, кровь уже беспрерывно текла у нее из носа. Она знала, что страх помешает лорду Мордреду уснуть, и подавляла его, как могла. Однако она надеялась найти в саду хоть какую-нибудь успокаивающую траву. Чародейка сомневалась, что здесь растет валериана или пустырник, но хотя бы ромашки должны быть где-то на клумбах.
Удача ей улыбнулась: под раскидистой магнолией, совсем рядом с беседкой, цвела маленькая клумба. Часть ее засадили розмарином, мятой и шалфеем, и похоже, эти травы часто попадали на кухню – часть стеблей оборваны совсем недавно, другие растения украшены свежими побегами. На краешке клумбы нашлась и мелкая аптечная ромашка.
Феликса быстро сорвала несколько цветков ромашки и по веточке мяты, шалфея и розмарина, потом выплеснула из хрустального кубка остатки вина и положила все туда. Один лист шалфея она подержала над свечой, все еще горевшей на столе в беседке; травы в кубке она аккуратно растерла пробкой от флакона с зельем и залила водой из графина. Она заставила лорда выпить воду с соком трав из кубка до конца и закусить мокрыми листочками оттуда же. «Жуй, старый козел, еще и здоровее будешь, – зло думала она, досадуя, что из-за его трусости нос закровоточил. – И вонять изо рта будет меньше. Надо бы шарахнуть тебя каким-нибудь подсвечником, да боюсь поранить. Если слуги заметят кровь на лорде, шум поднимут раньше. А так и он, и его стервозная карга проспят до полудня, и у нас будет достаточно времени, чтобы вернуться в Бедеран и затаиться».
Феликсе пришлось провести перед глазами Мордреда Пигсвелла немало успокаивающих видений, прежде чем он поддался ее приказу и уснул. Благодаря выпитому накануне вину, травам и пережитому волнению лорд должен был заснуть надолго.
Оставалось надеяться, что Данатос и Лаэрт не попадут в передрягу.
* * *
– Тебе не кажется подозрительным, что за нами все еще нет погони? – спросил бард у Данатоса.
Оборотень нервно пожал плечами и неохотно ответил:
– Кажется. Несмотря на то, что хозяева замка спят, никто в конюшне нас не видел, ни один охранный гекс не сработал… Меня все равно что-то смущает. Как будто все прошло слишком гладко, не считая состояния Феликсы.
Феликса не отреагировала на упоминание своего имени. У нее все еще кружилась голова и шла кровь из носа. В висках ломило и шумело. Она едва различала, о чем говорят ее спутники. Тьярр будто чувствовал ее недомогание и шел спокойнее и ровнее, без своего обычного фырканья и порывов пуститься галопом.
Верхом ехали только Феликса и Лаэрт. Первое время лже-бард ехал на своем коне вместе с оборотнем, но как только они оказались за пределами действия магической сигнализации, Данатос спешился и принял одну из своих впечатляющих форм. Наполовину он остался человеком, но весь покрылся шерстью; строение костей частично обратилось в кошачье – ноги стали, как кошачьи задние лапы, ступни сузились и вытянулись, а пальцы ног укоротились, дополнившись длинными, крепкими и острыми когтями. В таком виде оборотень мог бежать наравне с лошадьми, даже если бы они шли галопом. Но они не торопились.
Феликса не выдержала бы галопа. Мелкая рысь, которой они сейчас двигались, и то доставляла неудобства. При каждом движении лошади пульсация крови в висках отдавалась барабанным гулом во всем теле. Волшебница даже не могла применить магию, пока зелье полностью не выведется из ее организма – последствия заклинаний, примененных к любому из объектов ментальной связи, могли быть непредсказуемыми.
