Текст книги "Мертвая вода (СИ)"
Автор книги: Алиса Локалова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Жрицы не берут денег и прочих ценностей за свою помощь, но Маронде было, что предложить взамен на неприятную для них услугу. Брис не знала, о какой именно услуге шла речь, но слышала, что Маронда за нее заплатила девятичасовой медитацией у алтаря. Казалось бы, какое дело жрицам до медитаций стареющей чародейки? Официально медитация считалась молитвой, а молитва являлась разновидностью пожертвований. Но и Маронда, и Верховная Жрица Нокт прекрасно понимали, чего можно добиться длительной медитацией в таком насыщенном энергией месте, как храм.
Всему жречеству в одночасье стало известно, насколько сильным медиумом является Маронда. Она выдала немало пророчеств, большая часть которых прозвучала не на человеческих языках. И одно, которое долго от всех скрывала. То самое.
Они с трудом пришли к соглашению, две немолодые женщины, привыкшие больше заботиться о чужой судьбе, чем о своей. Нокт признала таинственные действия Маронды правомерными, но потребовала чего-то еще. Чего именно, Брисигиде, конечно же, никто не сказал.
Ее, сироту, очень рано приняли в храм, почти сразу после гибели их с Данатосом родителей. Она тогда еще даже не знала о даре своего брата. Спустя несколько лет, когда ей исполнилось тринадцать, Нокт пришла к ней с очень странной просьбой. Верховная жрица просила ее присмотреться к Феликсе Ферран, лучшей ученице академии. Та была всего на год ее старше, и Брис знала многих ее ровесниц, с которыми у юных жриц случались общие занятия по теории магии и целительству. Но Феликса там никогда не появлялась. Она осваивала и теорию, и практику с недоступной большинству адепток скоростью, и к четырнадцати годам уже считалась подмастерьем. Индивидуальное обучение, которое положено только с семнадцати лет, она уже год как проходила у лучшей из лучших, у самой Маронды.
Но ректор академии все равно оставался недоволен талантливой ученицей. Вспыльчивый нрав, высокомерие, гордыня девочки пугали ее наставников, пожалуй, всех, кроме Маронды. Наставница Феликсы больше беспокоилась, что ее ученица все свое время посвящает бесконечным тренировкам: фехтование, верховая езда, боевая магия, аркана, алхимия и бесконечные часы в библиотеке, призванные направить практические умения, придать им осмысленность. У Феликсы никогда не было настоящих друзей. Она не знала иной жизни, кроме тренировок и обязанностей высокородной аристократки, которые все больше доводили ее до исступления.
Брисигида очень сочувствовала ей. Родители Феликсы охотно звали юную жрицу в гости и поощряли свою дочь проводить время с ней. Казалось, сама Феликса тоже смущенно радуется, что у нее наконец есть подруга.
Но их дружба продолжалась всего несколько месяцев. Брисигида всегда терпеливо относилась к высокомерным выходкам Феликсы – в конце концов, они никому не приносили вреда – но в один день волшебница перегнула палку. Она с упоением рассказала новой подруге о пророчестве Маронды и о своей мечте возглавить один из отрядов сил Света. Она говорила о битве так, словно в ней состоял весь смысл ее жизни, и Брисигида не на шутку испугалась таких рассуждений. Слово за слово, и они поругались. Вспыльчивая молодая герцогиня Ферран тут же умчалась, а жрица не пыталась ее вернуть.
Только потом, спустя несколько лет, Брисигиду настигло чувство стыда за то, что после той размолвки она не пыталась наладить отношения с подругой. Ее взор застилал жреческий идеализм, порой – чего уж там – здорово отдававший ханжеством. Когда Феликса все-таки приехала в храм извиняться за вспыльчивость и излишнюю радикальность суждений, Брис приняла ее извинения отстраненно и холодно. Они не стали врагами или совсем уж чужими, нет, до этого было далеко. Но эта огромная разница в мировоззрении навсегда их разделила и не позволила их дружбе наполниться той сердечностью, которая начала зарождаться когда-то.
Больше всего Брисигиду расстроило то, что она узнала от верховной жрицы том пророчестве через несколько месяцев после их ссоры с чародейкой. Нокт призналась ей, что Дочь Меча и Магии из пророчества – это и есть Феликса, и ей предстояло стать живым мертвецом, а возможно, и уничтожить Сердце Мира. Брисигида от такого толкования несколько дней не могла прийти в себя. В конце концов, она решила рассказать все Феликсе и попросить ту поберечься.
Подруга поблагодарила ее, хоть и не поверила, что речь идет о ней, а потом, словно назло, записалась на практику в военно-морской флот боевым магом.
Теперь Брисигида видела, как чародейку гложет изнутри страх, что все это пророчество и его толкование окажется правдой. Оттого она была еще более колкой, чем обычно, и немного успокоилась, лишь когда они покинули демонический туман и увидели перед собой чистое море без всяких кораблей и погони.
– Ты вся взопрела, – заметила Брис, когда Феликса разобрала свои спицы и проволоку.
– И слава Богине, – хмыкнула та. У нее действительно катились капельки пота по вискам, как будто она бежала марафон. Одно из заклинаний жрицы запустило выделительную систему организма, и тот теперь освобождался от всего, от чего положено освобождаться через пот. – Чувствую себя живее, чем была.
Брисигида не могла не заметить многочисленных перемен в девушке. С тех пор, как Феликса присоединилась к императорскому флоту, Брисигида редко ее видела. До нее постоянно доходили слухи о подвигах подруги: Ферран разгромила пиратский корабль одной только магией, Ферран вытащила терпящий бедствие баркас, Ферран – покорительница штормов… Феликса подралась с офицером. Феликса на спор вышла на дуэль против пятерых императорских гвардейцев и проиграла. Феликса охотилась на медведя с волшебной рогатиной. Феликса здесь, Феликса там – драки, демонстрация силы и бесстрашия, бесконечный вызов всем на свете.
У нынешней Феликсы благоразумия и самосохранения не прибавилось, но Брисигида с возрастающей радостью смотрела на то, как волшебница возится с Диной. Такой Феликсы она еще не видела. Вечно раздраженная, высокомерная, нетерпеливая дворянка демонстрировала образец понимания и заботы. Она спала с девочкой на палубе под навесом, расчесывала ей волосы по утрам, постоянно рассказывала ее родителям, что она научилась делать за день. И никогда, ни разу за все время, не повышала на Дину голос, не выражала недовольства.
Даже сейчас, освободившись от необходимости поддерживать барьер, она позвала Дину, спустилась с ней в каюты, чтобы убрать все ингредиенты заклинания, а потом вернулась на палубу, шутя и смеясь с девочкой. Дина, первые дни не решавшаяся заговорить лишний раз, смеялась вместе с ней, громко и заливисто.
– Никуда он не убежит! – хохоча выкрикнула девочка.
– Нос-то? – подняла брови чародейка. – Если ты будешь держать его сопливым, обязательно убежит. Тебе бы понравилось быть в соплях с головы до ног?
Дина только снова рассмеялась.
– А не будешь мыть голову – волосы сбегут, – с самым серьезным видом продолжила Феликса.
– Это уж точно, – крякнул у румпеля Кистень. – У нас один матрос как-то все плавание башку не мыл, а плавали почти полгода!
– И что? – с улыбкой спросила Дина.
– Облысел! – ответил Кистень. – Правда ему в тот год аккурат пятьдесят стукнуло…
Тут рассмеялись все моряки, да и Брисигида не удержалась от улыбки.
* * *
Данатосу тяжело давалось морское путешествие. Качку он почти не ощущал, но ограниченное пространство и отсутствие твердой земли под ногами сказывались не лучшим образом. По ночам ему снились кошмары, в которых он бежал по пустыне, а его преследовали песчаные дьяволы – смерчи из пыли, песка и мелких камней. Под утро, бывало, он снова видел землянку посреди тундры с бликами белого огонька под самой крышей. Этот сон был особенным, вещим. Но истолковать его ни он, ни Брисигида так и не сумели.
Днем тревожные мысли тоже не отступали. Он надеялся поговорить с Феликсой наедине, но та все свое время посвящала Дине. Хоть Дани и восхищался юной элементалью, досада из-за невозможности поговорить с волшебницей заставляла его уходить с палубы каждый раз, когда Фель и Дина начинали занятие.
– Все-таки реки мне как-то милее, – пожаловался он как-то Лаэрту. – Куда ни глянь, кругом одно и то же. Хоть бы остров какой мелькнул…
– Я думал, ты вообще ненавидишь воду после той твари, – хмыкнул в ответ шпион. – Помнишь змея-мутанта? Я еще две недели держался подальше от воды. Даже в порт не ходил.
Дани недоверчиво покосился на друга.
– Мне казалось, ты стал избегать портовых кварталов ради Брисигиды, – поджал губы оборотень. – Все-таки порт известен определенным… э-э-э… контингентом. Ну, ты знаешь, о чем я.
– Разумеется, – поспешно согласился Лаэрт. – Ха, из одного заведения ко мне даже посыльного прислали! Спрашивали, не случилось ли со мной чего, – рассмеялся юноша, но тут же поперхнулся под взглядом Дани. – Ты ведь знаешь, я уже давно не завсегдатай борделей. Я верен Брис. Даже несмотря на то, что мои чувства безответны…
– Ладно, ладно, я тебе верю, – поморщился Данатос. Негласный уговор не обсуждать отношения Лаэрта и Брисигиды возник между ними давно. Дани не хотел снова ссориться из-за этого. – Я тоже вспоминал то страшилище из реки. Все-таки оно нас чуть не прикончило. Но сейчас… не знаю. Это какое-то другое чувство.
Лаэрт пожал плечами и приподнял брови. Дани попытался объяснить:
– Я плохо сплю. Я все время боюсь, но не за себя. Я будто замок в осаде. Не справлюсь я, а погибнуть может кто-то другой.
– Так речь о Феликсе, – Лаэрт стукнул по фальшборту и присвистнул. – И как я сразу не понял, брат!
Дани опустил глаза и глубоко вздохнул. Комментировать догадки Лаэрта он не хотел.
– Разве мы уже не делаем все возможное, чтобы помочь ей? – почесал в затылке шпион. – Брис день и ночь следит за ее самочувствием. Все ведь под контролем.
Дани кивнул. Он боялся признаться себе, что дело совсем не в физическом состоянии чародейки.
Несколько мгновений они молча смотрели на волны, пока не послышался глухой ритмичный стук. Протез Кистеня. Войлочная накладка не могла полностью заглушить удары металла о дерево.
– Хорошо плавать с магичками, а? – довольно причмокнул рулевой. – У меня еще ни одно плавание так гладко не шло.
– С такими волшебницами еще никто из нас не путешествовал, – сверкнул зубами Лаэрт. – Да что уж там! С элементалью воздуха даже императоры у нас не ходили.
– Погоди, – насторожился Данатос. – А кто же сейчас у руля?
– А зачем мне там круглые сутки торчать? – хохотнул Кистень. – Нынче курс у нас прямой. Раздал указания рулевым и свободен. Сейчас бы выпить еще! Да капитан больно строгий, – штурман покосился на Акыра, который с суровой миной слушал отчет квартирмейстера.
– Скорее бы уже доплыть, – вздохнул Дани. – Как-то мне на воде неспокойно.
– Ну правильно, ты ж кот! – рассудил Кистень. Лаэрт прыснул.
– Да ну тебя, – возмутился перевертыш. – И ты туда же! Что за нелепые стереотипы! Между прочим, я отлично плаваю.
– Ишь ты, – Кистень окинул его недоверчивым взглядом. – А отлично – это по чьим меркам? У меня вот один кореш был из береговых, тоже говорил, что отлично плавает. По-собачьи…
Лаэрт откровенно расхохотался. Данатос закатил глаза и покачал головой. Обижаться на старого пирата бесполезно – тот попросту не умел иначе разговаривать с людьми. Дани помнил себя вспыльчивым и ранимым юношей. Несколько лет тесной дружбы с Лаэртом сделали его менее уязвимым к насмешкам, хотя гневливый нрав по-прежнему доставлял множество неудобств.
– Шутки шутками, старина, – проговорил Лаэрт, отсмеявшись, – а наш хищник и правда прекрасный пловец.
– К твоему сведению, Кистень, – добавил Данатос, – в дикой природе хищные кошки тоже хорошо плавают. Те из них, кто поколениями обитают на берегах крупных водоемов, по крайней мере.
Лаэрт стал рассказывать пирату, как однажды Данатос перевозил его через бурную реку у себя на хребте. Оборотень не слушал. Он поискал взглядом Феликсу – той нигде не было. Там, где они обычно тренировались с Диной, матросня во главе с Кайлом и Сойлом затеяли танцы. Один из близнецов бренчал на одолженной у Лаэрта лютне, а второй горланил средней похабности песни. Кто-то из офицеров выписывал ногами замысловатые кренделя, пока остальные хлопали в ладоши в ритм старому плясовому мотиву.
Дани отбросил желание спуститься к каютам и поискать Феликсу там. «Если их нет здесь, значит, штудируют теорию у Фель в комнате», – вздохнул про себя перевертыш. Он достал из кармана ленту, которой обычно перевязывал себе волосы, убрал шевелюру в хвост и пошел к танцорам. Танцы были для него нечастым развлечением.
Феликса, следившая за тем, как Дина учится держать равновесие на марсовой площадке, с улыбкой смотрела на танцующих моряков. Девочка стояла на самом краю с закрытыми глазами. Восходящий поток воздуха, которым она помогала себе удерживаться на марсе, разметал ее светлые волосы. Феликса могла за нее не бояться. Можно было спокойно наблюдать, как Данатос вписывается в круг пританцовывающих моряков, прыгает, отрицая земное тяготение, притопывает босыми ногами по палубе, переворачивается и встает на руки под восхищенный свист…
В такие моменты она снова начинала слышать стук своего сердца.
* * *
Феликса играла с Диной в «ураганчик». Дина научилась призывать маленький смерч и даже могла делать его то больше, то меньше. Сейчас она наколдовала смерч примерно в свой рост, и они гоняли его друг другу, как мяч. Смерч собирал с палубы песок и мелкий мусор, совсем немного – палубу драили на совесть, до блеска.
Феликсу терзало беспокойство. Прошло больше недели с тех пор, как они миновали демонический архипелаг, и ничего особенного не происходило. Путешествие оставалось спокойным, и Феликсе виделся в этом какой-то подвох. Все шло слишком гладко.
Кистень и Акыр, однако, не разделяли ее волнения. «Ближе к Островам мы еще намучаемся с этими псами из Вольницы! Попомни мое слово, задолбаемся прятаться», – обрадовал ее Кистень.
«Псов из Вольницы», то есть пиратов, Феликса вовсе не боялась. Пираты редко имели на борту магов. Если на судне и присутствовал маг, это как правило был «ветродуй» – тот, кто подобно Дине призывал ветра. А без магов, по ее мнению, им нечего противопоставить врагам, кроме огневой мощи.
С огневой мощью Феликса справлялась отработанными методами: телекинезом и призывом локального шторма. Пара пробоин на уровне ватерлинии от собственных ядер охладят любой пиратский пыл – это она знала по собственному опыту. «Скоро проверим, не потеряла ли я форму, – подумала она. – Завтра к вечеру на горизонте покажется архипелаг. Если навстречу не выйдет целая эскадра, справимся».
– Спустим ураганчик на воду? – предложила Дина.
– Давай, – поддержала Феликса. – Только снасти не задень, а то намотает наш ураганчик на себя все паруса.
Девочка сосредоточенно нахмурилась и нашла единственно верное решение: уменьшила вихрь и провела его через относительно свободную часть борта. Феликса одобрительно кивнула. Они разошлись вдоль борта подальше друг от друга: Феликса на нос, Дина – на корму. Вихрь успел всосать в себя немало воды. Волшебница довольно быстро сообразила, почему ее ученица захотела спустить вихрь в воду. Подпитываясь водой, он стал быстро расти без чрезмерных усилий с ее стороны. Вскоре он крутился уже на уровне середины мачты, покачивая хоботом воронки рядом с бортом.
Хобот затанцевал по поверхности воды, подстраиваясь под волны, и двинулся к носу корабля, подчиняясь воле Дины. Феликса подхватила движение и почувствовала, что разросшимся ураганом стало намного труднее управлять. По Дине это было едва ли заметно – казалось, она осваивала свой дар даже быстрее, чем Феликса могла надеяться. Волшебница радовалась. Это казалось возвращением к прошлой жизни; в ней осталось так много странных, спорных и импульсивных выборов, в которых Феликса стала сомневаться, увидев ассасинов на причале. На этом фоне обучение Дины казалось ей самым нужным и правильным делом на свете.
В раздумьях Феликса повела вихрь по широкой дуге к другому краю борта, ожидая, чем ответит ее ученица. Дина не подвела: в ответ пустился уже настоящий торнадо, и его траектория пролегала действительно далеко от борта и петляла, будто торнадо танцевал вальс в переполненном бальном зале.
– Как далеко ты сможешь его отвести от борта? – крикнула Феликса, надеясь, что Дина на другом краю корабля ее услышит.
– Не знаю! – крикнула та в ответ, отбрасывая с лица волосы, разметанные ветряными плетями вихря. – Но пока я его вижу, я, наверное, могу им управлять.
– Попробуй! – предложила Феликса. Торнадо уже ревел у борта, как и положено буре, так что чародейка продолжала кричать.
Дина встала у самого края и выгнулась дугой, подняла руки над головой, слегка развела их и согнула напряженные кисти, как кукловод. Смерч бушевал всего в паре десятков метров от корабля. Девочка резко шагнула одной ногой назад и простерла руки вперед, толкая ладонями что-то бесплотное. Но смерч, вполне осязаемый, разбрасывающий мириады соленых брызг, гудящий и ревущий, помчался прочь от корабля. Вскоре на виду осталась только покачивающаяся чаша, мутно-серая и маленькая на таком расстоянии.
Девочка-элементаль победно улыбнулась и обернулась к Феликсе. В тот же миг мутная чаша смерча поблекла и распалась.
– Ой, – опомнилась Дина, – не уследила…
Феликса покачала головой, улыбаясь.
– Никогда не видела, чтобы оператор сохранял контроль на таком расстоянии.
– Оператор? – не поняла девочка.
– Этим термином мы называем того, кто управляет магическим предметом или явлением, – пояснила волшебница. – Ты – оператор смерча. За неделю ты достигла огромного прогресса. Удивительно, что тебя не пригласили в Академию Славиры.
Дина зарделась, улыбаясь из-под длинной косой челки. Закат заливал всю палубу розоватыми отблесками, и Дина казалась красной, как мак.
– Наши прежние наставники не слишком-то ее хвалили, – пояснил позже за ужином Акыр.
Цефора фыркнула.
– Наставники! Банда чванливых засранцев.
Дина удивленно уставилась на мать.
– Только и знали, что рассказывать, какую честь они нам оказали, что взяли нашу дочь в класс! – бушевала целительница. – И учиться-то будет с дворянскими дочками, и способностей-то у нее кот наплакал, а они – поди ж ты! – такие великодушные, все равно ее взяли.
– Капитан – такое же почетное звание, как любое дворянское, – нахмурилась Феликса. – Если бы вы написали жалобу на этих олухов, Гильдия в Славире знатно надавала бы им по ушам за такие истории. Со мной на курсе учились и купеческие дети, и дети ремесленников, и даже несколько девушек из семей фермеров, земледельцев, а то и вовсе без семьи.
– Да и мы с братом – сироты, – напомнила Брисигида. – Возмутительно, что наставники могли позволить себе такие высказывания.
– Небось работали еще при Тавросе Первом, – хмыкнул Лаэрт.
– Судя по их виду – так оно и было, – хохотнул Акыр. – Сущие ведьмы! Скрюченные, увешанные цацками, как деревья на Солнцестояние!
Феликса живо представила себе их: старых, вычурно одетых, блистающих множеством нелепых украшений. Провинциальные наставницы. «Сколько талантов прошло через их руки? – подумала она. – Сколько таких, как Дина, терпели их дурной нрав и не могли толком ничему научиться? Сколько великих магов мы не увидели и не узнали просто потому, что их унизили, пренебрегли, заставили поверить в собственную ничтожность?»
Никто никогда не задумывался об этом. В храмовых школах лупили розгами потенциально великих медиков и травников. Военные училища убивали блестящих стратегов и тактических гениев. Университеты пригревали бездарей-традиционалистов и попрекали фонтанирующих гипотезами изобретателей, алхимиков, механиков. Художников учили рисовать по схеме, музыкантов – играть по нотам, поэтов – писать на заказ. И только она, Феликса, училась чему хотела и как хотела. Не только из-за Маронды. По праву рождения. По праву силы ее рода…
– Вы жили в маленьком городе? – поинтересовалась Брисигида.
– Портовый город, но не слишком большой, – признался Акыр.
Брисигида кивнула.
– В небольших городах хорошие наставники редко попадаются.
– Ну, это не совсем так, – возразила Феликса. – Маронда хвалила многих, кто работал вне Академии. Не всем по нраву жить в столице, особенно после того, что антимаги сотворили с ней. Некоторые магические аномалии до сих пор не устранены.
– Нам повезло, что Дину теперь учишь ты, – сказала ей Цефора. – Она так рада. Ты ей нравишься…
Волшебница вздрогнула. «Завтра к вечеру мы увидим берег одного из южных Островов Палании. И они узнают, что я – живой мертвец. Будет ли Цефора и дальше рада, что я учу ее дочь? Будет ли рада сама Дина?» Феликса бы не была.
Брисигида, похоже, думала о том же, и остаток ужина они обе угрюмо молчали. Жрица продолжала каждый вечер бороться с некрозом, который упорно пытался захватить весь организм. Пока ей удавалось лечить омертвение настолько эффективно, что на коже исчезли черные следы, но уже к утру следующего дня она находила новые признаки некротического воздействия. Черные «звездочки» вскакивали то на бедрах, то за ушами, хотя Феликса больше не перенапрягалась.
После ужина Брисигида пришла к ней в каюту.
– Хочу осмотреть тебя еще раз, – сказала она. – Мало ли что случится утром. В этих водах полно пиратов. Если они нападут, тебе будет не до лечения.
Феликса кивнула и молча стала стягивать с себя одежду.
– Я тут прикинула, – продолжила рассуждать жрица, – как нам лучше поступить, когда мы снова поплывем к тем проклятым островам. Если мне удастся найти подходящее место, можно будет попробовать благословить корабль именем Триединой. Если она отзовется, демонические чары будут бессильны, пока мы на борту.
– А меня твое благословение не добьет? – покосилась на нее Феликса. – Мертвяки у Триединой не в чести.
Брисигида покачала головой.
– Во-первых, твое омертвение очень необычного характера. Магия Изначальных Источников сродни силе самой Триединой. Во-вторых, для благословения нужна молитва, и в этой молитве нужно непременно назвать цель. Нельзя же просить благословения по любому поводу. А наша цель – спасение твоей души. Аура должна получиться очень избирательной.
– Боги всегда прислушивались к тебе внимательнее, чем к другим жрицам, – заметила Феликса.
Брисигида пристально посмотрела на нее: подруга никогда раньше не говорила ей ничего подобного. Странно было услышать о своем… умении? величии?.. от кого-то сильного и гордого, вроде Феликсы.
– Не могу об этом судить, – выдавила наконец жрица. – Ну вот, до утра точно не должно появиться свидетельств некроза. Но я надеюсь, что их не будет дольше.
– Спасибо.
Брисигида кивнула и улыбнулась.
– Завтра… позволишь мне помочь тебе?
– В чем? – не поняла Феликса.
– Поговорить с командой.
Чародейка нахмурилась. Она хотела возразить, но Брисигида не дала ей даже начать.
– Я знаю, как ты обычно вываливаешь известия на людей. Особенно если признаешься в чем-то, что считаешь постыдным. Наверняка выйдешь и сходу ляпнешь что-нибудь вроде «Я мертвяк, стою гнию, ничего не чувствую».
Феликса вздохнула. В целом Брисигида была права, примерно так она обычно и говорила о своих провалах, неудачах, бедах. Мама, я сломала ногу офицеру императорского флота. Правда, он напился и сам напал. Отец, я сожгла твою лодку. Вот только в ней прятался некромант, которого гвардия неделю искала по всей Славире. Маронда, я сделала из своего отца бомбу. Он погиб, а наш замок захватили враги, он сам об этом просил перед смертью.
Вторую часть все обычно узнавали от кого-то другого.
– Ладно. В конце концов, ты тоже в этом замешана.
* * *
Ночью поднялся шторм. Несильный, но Феликсе он был на руку. Она не могла больше спать с Диной на палубе. Ей и так приходилось каждое утро тихонько уходить к Брис на лечение, а потом так же тихо возвращаться. Сегодня из-за шторма и дождя обе ночевали по каютам.
Феликсе не спалось. Она хотела быть морально готовой к своему признанию – или скорее к реакции на него – но испытывала все большее беспокойство. Вконец измучившись, она вышла наружу, на палубу, к бешеному ветру и хлещущему дождю. Как ни странно, ей стало спокойнее. Когда вокруг тебя происходит то же, что и внутри, становится легче. Даже если снаружи и внутри безобразная разрушительная буря.
– Кошмарная погода, – буркнул кто-то позади нее.
Феликса узнала голос горца. Акыр стоял под навесом мостика, закутавшись в навощенный замшевый плащ. Навес был продолжением мостика, края досок выступали из-под перил, демонстрируя искусную резьбу в виде виноградной лозы. Вспышки молний, то далеких, то близких, озаряли резьбу холодным мертвенным светом. «Призрачная лоза на призрачном корабле, которым правит мертвец», – подумала волшебница.
– Должно быть, ты собираешься рассказать нам что-то совсем дурное, раз вышла в такую погоду сюда, – продолжил капитан. – Что, решила заранее себя наказать?
Феликса пробурчала что-то отрицательное, кутаясь в плащ, как и горец. Правда, она и так почти не ощущала холода. Единственное, что она чувствовала – это угнетающая опустошенность. Ей было страшно.
– Неудивительно, что ты не горишь желанием разговаривать, – снова заговорил горец. – Я догадываюсь, что с тобой не так.
Феликса вопросительно посмотрела на него.
– По правде сказать, мне все равно, – Акыр стряхнул капли с капюшона и хитро посмотрел на нее. – Я уже все решил для себя. Да и команда тоже. Шла бы ты спать спокойно. Дина вон уже давно спит. Она всегда хорошо спит, когда ветер сильный.
Он развернулся и ушел обратно в каюту, оставив Феликсу в противоречивых чувствах.
Спустя несколько минут она тоже ушла к себе. Она уснула быстро и крепко и проснулась, когда солнце уже поднялось довольно высоко. Все еще не зная, чего ждать. Зато абсолютно спокойная.
Глава 5
Подмастерье
– Джамир!
Кто-то терпеливо повторял его имя уже несколько минут. Джамир был не уверен, что сможет отозваться, да и что вообще хотел отзываться. Стоит ответить, и все останется по-прежнему. Прежняя жизнь только что отвесила антимагу титаническую оплеуху, так что возвращаться к ней – плохая идея.
Голос не сдавался:
– Джамир! Ты должен очнуться. Джамир!
Он стал считать время между звуками своего имени. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь…
– Джамир, ты жив. Очнись, Джамир!
Он снова досчитал до семи.
– Джамир, услышь меня.
Он слышал. Постоянно повторяющийся звук его имени нервировал. Он страшно хотел заехать по зубам говорящему. Но продолжил считать.
– Джамир!
… пять, шесть, семь…
– Тебе пора прийти в себя, Джамир.
Конечно, пора. Он досчитал до семи уже раз пятьдесят – а может и сто – и звон в ушах начал стихать. Голос, постоянно произносивший его имя, был назойливым, лишним. Бесцветный, равнодушный голос нового напарника. Инструкция велит постоянно называть человека по имени. Считалось, что многократное повторение имени поможет быстрее прийти в себя. Будто имена что-то значили…
– Джамир, приди в себя. Ты в сознании, Джамир.
Даже на третий раз он не привык к этому. Единственное, с чем он справился на третий раз – это апатия. Он смог считать. Прошлый раз ему даже этого не удалось, он сбивался и в итоге подал знак, что очнулся. Пришлось открыть глаза и вдохнуть холодного затхлого воздуха. Он закашлялся, но смог встать. Сейчас все было иначе. Должно быть, злость прочистила разум.
Через некоторое время он почувствовал, что спазм отпускает мышцы спины и живота, скрученные, как тлеющий лист. Он почувствовал холодок, гуляющий по позвоночнику, тонкий хлопок, липнущий к мокрым от пота бокам. Простые и понятные впечатления: легкий дискомфорт, жесткое ложе, шершавые ремни, удерживающие его, холод, голод и пустая голова. По сравнению с пухнущим от постоянного потока информации мозгом – просто благодать.
Зато теперь голова стала ясной как никогда. Теперь, на третий раз, он стал думать почти сразу, как очнулся с чудовищным звоном в ушах. Думать стало легко и приятно. Первое, о чем он подумал – нельзя показывать, что очнулся, как можно дольше. Нельзя показывать, как на самом деле подействовало зелье. Нельзя давать командирам повод проверять его видения.
Тем, кто лучше переносит эти «тренировки», чаще дают почетные – то есть опасные и сложные – задания, и еще чаще используют для проведения экспериментов. Ищут пределы возможного.
Джамиру удалось имитировать отсутствие дыхания достаточно долго. Когда он начал дышать, напарник стал повторять его имя и призывал очнуться, но Джамир продолжал изображать глубокий обморок, дышал как во сне, проталкивая воздух в область живота, не шевелил глазными яблоками под веками. Когда прошел спазм, он продолжил напрягать мышцы, чтобы никто не заметил, что он расслабился.
Теперь у него было время подумать, что делать дальше. Побег и дезертирство уже не казались такими пугающими, как раньше.
* * *
День, несмотря на климат северных широт, выдался жарким. Феликса спала почти до полудня, а проснувшись, почувствовала льющееся в иллюминатор тепло. Между двойным стеклом распахнутой створки уже испарился ночной конденсат, так что блестящая поверхность отражала ровный яркий луч. Некоторое время девушка смотрела на солнечные зайчики, потом встала, оделась и вышла из каюты.
На палубе Феликса увидела Брисигиду – та ходила вдоль борта туда-сюда быстрыми, дергаными шагами, бормоча что-то себе под нос и чертыхаясь. Заметив Феликсу, она остановилась и направилась к ней.
– Скажем им сейчас?
Феликса кивнула. В голове было светло и пусто, как в пустыне.
Брисигида сделала рукой знак Акыру, и тот собрал своих офицеров перед квартердеком. * Сам встал посреди них, скрестив руки и усмехаясь уголком рта. Цефоры и Дины среди собравшихся Феликса не увидела, они стояли где-то на носу – оттуда слышался смех, радостные восхищенные возгласы и слабый плеск.
– На нашей родине, в Арделорее, – начала Феликса, – всегда очень ценились магические способности. Можно сказать, что благополучие всей страны строилось на магических искусствах и науках. Но и величайший позор можно было навлечь на себя магией, используя ее противоестественным образом или в недобрых целях.
Офицеры терпеливо слушали, ожидая, когда она перейдет к главному.
– Худшими и самыми опасными преступниками для Арделореи стали некроманты, – продолжала она, – и живые мертвецы, которых они порождали – в большинстве своем бездушные, темные создания, способные на любую гнусность.
Моряки закивали, послышался неодобрительный ропот. Только Акыр стоял на месте со скрещенными на груди руками, не сводя с нее глаз. Лицо застыло пасмурной маской, будто сам Старый Коготь смотрел на нее из глубины карих глаз немигающим древним взором.
– Находились люди, кто считал некромантию путем к вечной жизни. Но большинство всегда знали, что вечная жизнь – жизнь, противная самим законам природы. Не-жизнь. Человек, получивший подобное свойство – вечную юность, вечное существование – навеки проклят. Мне доводилось иметь дело с некромантами, брать их под стражу, отправлять на суд и казнь, даже убивать самой. И меня мог проклясть какой-нибудь некромант, надеясь подчинить себе. Я всегда страшилась этой участи…
