Текст книги "Возвращение с края ночи"

Автор книги: Алексей Свиридов

Соавторы: Александр Бирюков,Глеб Сердитый
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Продолжая невольно улыбаться, Сашка ласково погладил ствол, вдавил шершавую кнопку стопора и откинул узкую титановую штангу приклада. Цевье на ее конце плавно повернулось, превращаясь в затыльник.

Затем снова опустил флажок (когда только успел поставить на предохранитель?), проверил прицел (работает) и подсумки (на месте).

Оставалось ждать.

К счастью, пауза не затянулась.

Первая тварь показалась почти сразу.

Сейчас она выглядела по-другому, еще более расплывчато, но не менее мерзко. Островерхое, расползающееся понизу в стороны облако, в глубине которого прячется какая-то страшная весьма вещественная гадость.

Что, казалось бы, такого? Здоровенный клуб слишком густого дыма, шевелится – подумаешь! А без дрожи не взглянешь.

Может, весь секрет в том, КАК шевелится?

Короче, редкая дрянь, которой самое место на мушке. Всех их отправить туда, откуда вылезли, или еще подальше. Ага, и второй экземпляр не задержался.

Счастье вдвойне… которому лучше бы не быть.

Твари никем больше не прикидывались. Правильно, впредь этот номер у них не выгорит.

Зато неслабо маскировались. В тени или просто на темном фоне растворяются, как сахар в кипятке. Раз – и нету.

Ничего, учтем.

Скользят гладко, не спеша, как на прогулку вышли. Даже обидно. Напрашиваются. Что ж, постараемся не разочаровать.

Сашка окончательно сел на пятку, прислонился боком к парапету и поудобнее пристроил локоть на колене.

Приклад вжался в плечо. Прицел озарился алым колечком.

Готовность номер раз.

Еще чуть-чуть, и станет ясно, есть ему чем воевать или осталось изматывать противника бегом.

Удивительно, но не сомневаться и не нервничать оказалось отчего-то очень легко.

Слившись с «Мангустом», Сашка подождал, когда первого монстрика скрыло от него маленькой будкой, что торчит над входным коллектором, стряхнул большим пальцем влагу с бровей и, прижмурив один глаз, загнал второго в кружок.

Затем, нежно поглаживая спусковой крючок, медленно выдохнул, задержал дыхание, помедлил какую-то секунду.

Прицел выставлен в среднее положение, поправок – ноль.

Если выстрел уйдет в сторону, возиться с юстировочными винтами будет некогда, придется тут же корректировать на глазок.

Хорошо, что подкалиберные стрелки с трассером.

Ну, пора!

Зло рявкнув, «Мангуст» крупно вздрогнул в руках.

Сашка невольно сморгнул, но, тут же открыв глаза, успел увидеть, как стремительная оранжевая искра ударила точно в центр прицельного колечка, прямо в середину расширяющегося книзу темного силуэта…

О как! И без всякой пристрелки…

Еще больше поразил эффект от выстрела. Монстр не осел безжизненной грудой, не завизжал нечеловеческим голосом, не взорвался в ослепительной вспышке, но и не проигнорировал попадание, как того боялся Воронков. Он просто исчез. Совсем. Без следа. Раз – и нету.

«А и хорошо, – подумал Сашка, как-то разом окончательно успокаиваясь, – вот теперь пообщаемся. С позиции понятных, общебиологических ценностей. Кто кого».

Сашка с холодной брезгливостью наблюдал, как вторая тварь выскочила из-за будки и заметалась-заметалась, будто ошпаренная..

– Потерял чего, дружок-пирожок? – прошипел сквозь зубы Сашка.

А тварь металась по-над асфальтом в злобной панике. И хлестала, хлестала, хлестала длинными черными рукавами-лентами, будто взбесившийся плащ. Что-то из историй барона Мюнхгаузена вспомнилось. Хотя… там вроде бы была шуба? Рукавов делалось больше или они метались стремительней…

Забавно, похоже на привидение безумного Пьеро. В трауре…

– А у них, кажется, есть нервы! – сделал открытие Воронков. – И возбудимость выше среднего.

Дождавшись, когда тварь закрутилась на одном месте, Сашка плавно потянул спуск и заклеймил:

– Истерик!

А уж как славно безумное привидение свернулось в точку и перестало быть!

– Ну, вот и отволновался, – ласково сказал Воронков, скалясь не по-доброму.

Третий монстр, появившийся в поле зрения, не стал кружиться в поисках пропавших напарников. Он принялся палить во все стороны скворчащими вспышками, как перепуганные напарники Шварценеггера в фильме «Хищник».

Сашка испытал короткий прилив оптимизма от такого лестного для себя сравнения, но отметил, что все заряды монстра уходили высоко. Значит, как минимум угол стрельбы Воронкова они засекли, учуяли, а направление нет.

И он «свернул» стрелка, не дожидаясь массового скопления противника.

– Вот и чудно! Предупредительный выстрел в голову. Маст дай, гады! Маст дай! Кто с чем к нам зачем, тот от того и того.

Разбушевавшееся внутри злое торжество несколько притушил бесшумно скользнувший над головой бледный луч.

Вспышка справа!

Воронков мигом упал на бок, укрывшись низеньким парапетом и быстро прополз вдоль него на локтях пару метров. Обнаружили-таки, твари!

– Черт! – вырвалось у него, когда рука наткнулась на провернувшийся под локтем металлический прут. – Что еще за?..

Но память тут же подсказала ответ.

На крыше валялись куски арматуры. Когда-то над трансформаторной будкой торчали перила, огораживающие крышу по периметру, от чего она издали на фоне ночного неба напоминала отдаленно не то мостик крейсера, не то башню командирского БТ-5. Потом крановщик, разгружавший что-то поблизости, зацепил этот леер не то стрелой, не то грузом. Да так «удачно» зацепил, что все ограждение приняло чудовищный вид перекореженной, будто взрывом, арматуры.

Склонный к прорывам из бессознательного в сознательное эстетических атавизмов, директор велел срезать все это к е.м. Олег, сменщик, и срезал ацетиленом, а куски этого добра так и оставил на крыше. По крыше ведь никто не ходит…

По крайней мере, до Сашки никто еще не ходил.

Над тем местом, где Сашка был только что, прошел еще один бледный луч. Даже отсюда достало сопровождавшее его морозное дуновение, от которого дыбом вставали волосы на руках.

Вот как? Потеха продолжается. Времени на то, чтобы потирать ушибы, не было. И сколько этих гадов тут еще?

Он резко выдохнул через нос и рывком вскинулся на колени с «Мангустом» наизготовку.

Гадкий, колыхающийся силуэт словно сам собой впрыгнул в кружок прицельной марки.

Получай!

Со злым удовольствием Сашка насадил его как на булавку на тире трассера. Тут же выстрелил по еще одному незнамо кому, но тут же снова пришлось падать.

Сразу несколько бледных вспышек, часть из которых мелькнула на самом краю поля зрения, продемонстрировала не только пугающее количество нападавших, но и их намерение взять Сашкину позицию в кольцо.

«Ну вот, а мне только начинало нравиться, – подумал он, скрываясь под невдохновляющей, прямо скажем, защитой парапета, – сколько же их?»

Синюшные веретена-лучи с едва слышным хриплым шелестом дырявили ночное небо. Наверное, этот звук рождался от того, что они на своем пути сжирают воздух, и он, негодуя, схлопывается за ними.

Но это относилось к лучам, которые были нацелены слишком высоко. Сашка чувствовал, как мелкой ознобной дрожью вибрирует под ним крыша – несколько вражеских выстрелов угодили в будку. И одному дьяволу теперь известно, чем все это обернется и во что выльется.

«Дело швах!» – решил Воронков и, натыкаясь на тут и там валяющиеся куски изувеченной арматуры, пополз в ту сторону, где только грозила замкнуться дуга окружения.

Он отшвырнул в сторону попавшуюся под руку кривую железяку, и тут же его осенило!

Сложив приклад, Сашка убрал «Мангуста»-и зашарил руками, перебирая куски арматуры.

– Не то, опять не то… годится!

Зажав в кулаке криво изогнутый в виде буквы «S» обрезок арматуры, он на четвереньках со всей возможной скоростью, на какую был способен в этой позиции, рванул обратно, к штанге громоотвода, что торчала почти вплотную к будке, раскорячившись на четыре стороны длинными тросами растяжек. Одна из этих растяжек шла как раз над крышей и потому была самой пологой.

На середине крыши Сашка привстал и – «Эх! Была не была!»– метнул себя вверх…

Подпрыгивать на роликах – особое искусство.

С первой же попытки удалось зацепиться ржавой загогулиной за трос.

Теперь только бы выдержал!

Вспышки мелькали и справа, и слева. Сашка, все больше разгоняясь, скользил по пружинившему тросу, едва успев подтянуться и выполнить ногами «уголок», чтобы не зацепиться за край крыши.

– Вот, блин, так и акробатом, на фиг, заделаешься! – сказал он себе не то мысленно, не то вслух.

В другой раз он бы своей лихости порадовался, но тут было не до того.

Поначалу вражины поганые усилили плотность огня, но мазали безбожно, видимо, не ожидая от Сашки такой прыти, какой он и сам от себя не ожидал. А потом, по мере снижения, просто потеряли его из виду.

Это обстоятельство, да еще явно невысокая скорострельность ихних «лучеметов» позволили ему успешно завершить маневр.

Не доскользив до самой земли почти метр, он приземлился в полуприседе и тут же без паузы рванулся вперед, пользуясь уже набранной скоростью.

– А вот он я! – выкрикнул Сашка и прямо с маневра, зайдя во фланг нападающим, почти в упор отправил туда, где прошлогодний снег, еще двоих.

Вот они, кошечки, – билось в висках, а он – большая мышка на роликах. И с острыми зубами!

На этом участке путь был свободен, и, пользуясь преимуществом в скорости, он заложил крутой вираж, размашисто переступая ногами и клонясь к асфальту под углом градусов в сорок.

Обогнув будку, он вышел практически в тыл метнувшимся на выстрелы «рукастым».

Бах! Бах!

– Промазал, черт!

Один из врагов был уничтожен, и один выстрел ушел мимо.

Патрона было жаль, как денежку! И не поправишь – его уже пронесло мимо.

За барабан отстойника, не снижая скорости. Да, глюк и впрямь был в руку – и погоня тебе, и стрельба…

– А ты что, гад, здесь делаешь?! – это Сашка в сердцах бросил призраку, в которого чуть было не въехал.

Видимо, это был монстрик-дезертир, поскольку вместо того, чтобы участвовать в общей схватке, он предпочел прятаться за отстойником. Да еще, похоже, и без оружия, потому что на появление Сашки отреагировал не выстрелом в лоб, а нервным всплескиванием своими руками-рукавами.

И тут же дикое и несимпатичное привидение отшатнулось и, будто встав в стойку, уже целенаправленно стегануло в сторону Сашки несколькими из своих лент.

– А они еще и удлиняются, зараза… – удивился Сашка, подныривая под выпад, и, словно Индиана Джонс в мастера меча, в упор, «щелк»…

– Когда это я успел все расстрелять? – мелькнуло в голове.

Индианы Джонса не получилось.

Теперь отшатываться пришлось уже Сашке. Монстрик активно наседал.

– Достал, блин, сволочь!

Воронков судорожно переключил «Мангуста» на боепитание из другого магазина, передернул рамку и снова нажал на спуск.

Щелк!

Вторая осечка?!

Ну, не может же быть!

Призрак снова взмахнул лентами.

Сашка увернулся едва-едва, особого страха перед ними не испытывая.

Просто очень не хотелось касаться этой твари.

И, как тут же выяснилось, предосторожность не была напрасной.

Две ленты угодили по трехдюймовой трубе, подпиравшей мостки, ведущие наверху от одного резервуара к другому. Косо срезанный, как батон докторской колбасы, кусок трубы вывалился и запрыгал по асфальту, стреляной артиллерийской гильзой.

– О как! – похолодел Сашка, не веря своим глазам.

Назад пути больше не было. А рыпаться вправо или влево, вдоль стенки резервуара – момент упущен. Как раз угодишь под «рукавчик» повышенной режущей способности.

Всех отличий – срез черепушки вряд ли будет таким чистеньким и так красивенько блестеть.

Безоружен – хана!

Безоружен?

Мысль не успела оформиться, а «Мангуста» в руке уже сменил клинок с любовно выгравированным силуэтом рассерженной кобры.

С быстротой и сноровистостью невероятной.

А толку?

Сашка уперся спиной в резервуар и выставил впереди себя нож, без особой надежды. Точнее, без какой бы то ни было надежды, просто отгородившись хоть каким-то оружием от смертельного врага.

В следующий миг Сашка рефлекторно подставил «Кобру» под удар призрака, который мог стать последним.

«Взынь», – пропела сталь, будто перерубала что-то хрящеватое. В то время как рука не ощутила никакого сопротивления. И кусок призрачного рукава отлетел, вращаясь в воздухе как лист ясеня и истаивая на глазах, будто удаляясь.

И через миг отпавший кусок схлопнулся в точку, так же как прежде призраки целиком после меткого выстрела.

– Ага… – сказал Сашка, ничего не понимая, но констатируя факт.

– Ххы-ы! – издал призрак стон или всхлип.

Звук был омерзительный. Так, пожалуй, могла бы всхлипывать болезнетворная амеба размером с человека, отрастившая себе подобие голосовых связок. Невольно вспомнились страшные «воттактаки» Шефнера.

Одновременно тварь, перекособочившись на сторону, попыталась уклониться от взмаха клинка, который Сашка выполнил не задумываясь, потому что после блокирования в нижней левой кварте по самым нормальным правилам фехтования полагается атака по диагонали слева снизу – вверх – вправо.

И клинок отсек еще кусман другого рукава, столь же легко и с таким же эффектом бесшумного схлопывания и бенгальских искорок по линии среза.

Прежде Воронков с большой иронией относился к известному суждению варвара Конана [3]3
  Разумеется, в воплощении Роберта Говарда – самого правдивого из биографов знаменитого киммерийца.


[Закрыть]о том, что нет на свете ничего, что не могла бы разрубить холодная сталь. Теперь он частично переменил свое мнение. Это же, видимо, смотря какая сталь!

– Ххы-ы! Ххы-ы! – слышалось Сашке несколько раз все жалобнее, когда он с азартным остервенением пластал монстра на исчезающие куски.

И вот уже от сгустка тьмы осталось так мало, что, видимо, ему не хватило для поддержания жизни критической массы или чего у него там поддерживает жизнь.

Последний неопределенной формы кус призрака схлопнулся сам, не дожидаясь, пока его нашинкуют.

Но время на это было потеряно.

Чтобы задержка не стала фатальной, пришлось с места взвинтить темп движения до максимума. Сашке на миг показалось, что он не себя ускоряет, а разгоняет барабан отстойника, заставляя его бетонную стену все быстрее пролетать назад рядом с плечом.

Он едва набрал скорость, когда по нему опять начали палить. Не оглядываясь, он наддал еще и пригнулся. Из-под обстрела уйти удалось.

– Мазилы!

Но это не могло продолжаться вечно. Больно упорные, гады. Рано или поздно в него попадут, и тогда вся доблесть, никем не оцененная, пойдет прахом.

Прахом…

Взорвать бы их самих в пух и прах!

– А что! – оживился Сашка. – Идея! Займемся пиротехникой!

И на ощупь вкладывая «Кобру» в ножны, вновь резко изменил траекторию движения, да так удачно, что, когда кренился в вираже, несколько зарядов прошли прямо над головой.

Он на ходу сменил оба магазина, недоумевая, что же стряслось с предыдущим боекомплектом.

События неслись по нарастающей…

Мысли тоже.

Заманить врагов, по идее, будет нетрудно. Но это только по идее. Способны ли они разгадать замысел, заглотят ли приманку, вот в чем вопрос…

А замысел был хорош.

Было, было на подответственной ему территории место, «опасное для взрыва», как написали бы в начале века. Оно находилось в дальнем конце двора, где стояла здоровенная бочка соляра.

Стояла эта емкость уже года полтора и была забракована дизелистом как «тухлая». Скрывалось за этой формулировкой то, что дизтопливо расслоилось на фракции. И бочку, реально опасную, давно следовало куда-то подевать, но никто не придумал куда. Выручить за нее какие-нибудь деньги не представлялось возможным, а просто как-то эдак избавиться у начальства рука не подымалась. Вот потому она там и оставалась, дожидаясь удачного случая для самовоспламенения.

Однако изюминка экспромтом придуманного плана заключалась в том, чтобы вызвать исключительно смертоносный взрыв. Такой, чтобы мало не показалось. Чтобы с гарантией. Для этого Сашка решил использовать кислородный баллон, оставленный Олегом на тележке неподалеку от злополучной бочки.

Олег он такой – где варит-режет, там и бросает. И в данном случае – только в данном конкретном – честь ему за это и хвала. И памятник в парке – на коне и с веслом.

А Сашке – шанс.

Сначала хоть чуть-чуть оторваться. Но так, чтобы преследователи сразу разгадали его маневр и, не распыляя силы на поиски, дружно ломанулись следом.

Был способ радикально срезать путь, и грех было им не воспользоваться.

Сашка вцепился руками в железные поручни и в несколько рывков втянул себя наверх, на узкий решетчатый мостик, загрохотал дробно роликами по настилу. На середине обернулся, два раза выстрелил назад и сразу же кинулся дальше, на ту сторону каскада резервуаров.

– Попал! – внутри ликовало.

Теперь уж его точно засекли, и есть надежда, поняли, куда он нацелился. Давайте, давайте!

Он едва не кубарем скатился по лесенке. Жгучее желание уничтожить врага, стереть в порошок, сокрушить тащило его вперед.

Сашка так раздухарился, что с размаху въехал прямо в рога тележки с баллоном, так что чуть не отшиб себе всякое разное.

Но всякое разное уцелело, а тележка стронулась с места и покатилась, ловя небольшой уклон.

Сашка налег на рукоятки.

Направить тележку на велосипедных колесах, совершенно непригодную к буксировке, при движении на роликах было сложно. Однако оказалось, возможно, и этого достаточно.

Гранат как раз две.

«Вот уж не думал, что пригодятся! – радовался и удивлялся себе Сашка, – ну, кольчуга, ну, снаряга… Но гранаты-то уж перебор!»

Именно в минуту опасности, когда гранаты, прихваченные с собой, пригодились остро и неизбежно, Сашка осознал, что брать их было с собой не просто ребячеством, а параноидным максимализмом. Неужели он приобрел дар предвидения? Предвидения плохого и худшего…

Он, даже делая их – эти гранаты с терочными запалами, – посмеивался над собой: «Революционер, бомбист хренов!»

Ничего такого он при этом не планировал.

Просто хотел что-нибудь из этой области сотворить. Будоражила воображение сама возможность сконцентрировать в маленьком предмете столько одноразовой разрушительной мощи.

А ведь понадобились!

Только бы сработало.

Вот и бочка.

В каком-то мышечном запале Сашка вздыбил тележку и утвердил баллон вплотную к бочке вертикально.

– Ого! – вырвалось у него при взгляде на манометр.

То, что надо!

Немного, видать, тут Олег наварил. А то и вовсе взял новый баллон, а работать с ним так и не начал.

В этот момент призраки, выстроившись полукольцом, уже надежно наступали единым фронтом.

Возможно, до тех бы он пор и жил, но они, видимо, имея установку от своего командования брать Сашку живьем, прекратили огонь и просто надвигались, медленно смыкая ряды.

Сашка мог бы еще пострелять, но опасался ответного плотного огня, да и понимал, что покончить с ними может только одним махом, согласно своему плану, или же никак.

Он отцепил от сбруи одну из своих гранат – фугаску и тут же повернул против часовой стрелки контровочное предохранительное колечко, освобождая запальный шток.

Вообще-то взрыватель – самая сложная и ответственная часть любого боеприпаса. Трезво оценивая свои возможности и, главное, соизмеряя их с нежеланием слишком уж выкладываться в решении этой проблемы, Сашка не стал возиться с тонкой и точной механикой. Ну, там с парой ступеней предохранения, инерционным подрывом… Он сделал пусть и архаичный, но зато простой и вполне себе надежный терочный запал. Хотя и без ноу-хау не обошелся. Им стало переменное время замедления.

Он наскоро примотал гранату к вентилю кислородного баллона ветошью, здесь же на ручке тележки висевшей. Присел и выглянул из-за бочки.

Они уже были здесь. Наступали единым надежным фронтом. Не проскользнуть…

Вроде бы того и хотел, но страшно до жути.

До сих пор было как-то не так… А тут ну прямо психическая атака какая-то.

Нет, если бы у теней были жуткие светящиеся глазки, то было бы куда проще их воспринимать.

Они плотно отрезали этот угол двора. Надвигались, медленно смыкая ряды. «Ну, настрелял я их, как уток по осени, – с горечью подумал Сашка, – а их вон, до фига еще».

Вспомнились, вот уж к месту, шутовские, как тема нашествия у Шостаковича, строки Строчкова:

 
Сейчас я погибну, гранатою хлопнув, как дверью.
А я только раз целовал, да и то партбилет.
Не хочется думать о смерти, орлуша, поверь мне.
В семнадцать мальчишеских, так же как в семьдесят лет.
Послушай, орленок, быть может, идут эшелоны,
И может быть, даже победа борьбой решена.
Но хрен ли мне толку! Их прется до трех эскадронов
На сопку. А я не железный. Граната одна.
 

Стихи были ернические, но в этот момент была в них кровеледенящая правда про загнанного в угол бойца, выбор которого не велик. И внезапное чувство единения с персонажем этих стихов напугало, ей-богу, напугало больше, чем вид полчища черных безликих клоунов.

Возникло нелогичное, гибельное желание стрелять в них. Но бочка и баллон в случае ответного огня представлялись совершенно невыгодным укрытием.

Нет, покончить с ними нужно одним махом, согласно плану. Это ясно!

Так, здесь они такими темпами будут секунд через двадцать.

Вторая граната была осколочной, с «рубашкой» из пятиграммовых стальных шариков.

Сашка на одном дыхании сорвал ее со сбруи, снял с предохранителя, повернул верхнюю половинку яйца по часовой стрелке, устанавливая почти максимальное время горения замедлителя.

Приподнялся, крутанул так же почти до упора верхнее полушарие фугаски, ухитрившись не размотать ветошь.

Потом выдернул один за другим оба штока.

Вторую гранату – просто кинул на крышку бочки.

И абзац – ноги делать.

Сейчас будет большой бум, фейерверк и бабах. Событие, находиться в центре которого в планы Воронкова не входило.

Главное коварство плана и особый цинизм задуманного заключались в том, что со стороны наступавших угол двора казался глухим из-за части старого забора, стоявшего на территории. Три бетонные покосившиеся плиты не удалось демонтировать при расширении территории – так их знатно установили когда-то. И теперь они на фоне нового забора сливались с ним. Но за ними можно было проскочить и оказаться за ближайшим – крайним резервуаром – самым новым из всех.

Запалы заискрили. Время пошло!

– За мной, братцы кролики! – выкрикнул Сашка и со всех ног рванул к покосившимся, но стойким плитам старого забора.

Первая граната должна была взорваться на кислородном баллоне, а другая следом, с гарантией высвободив энергию «тухлой» соляры. Только бы монстры не дали слабину в своем наступательном порыве. Только бы не разделились!

Раз, два, три… Тьфу! Три, два, один…

Шарахнуло, сдвоено так, что не поддававшиеся никаким усилиям строителей бетонные плиты положило на асфальт. И в полыхнувшем и подтолкнувшем в спину жаре Сашка увидел театр теней. На округлой стене отстойника, на асфальте, да будто бы на самом темном небе отразились на просвет корчащиеся тени сгорающих в адском пламени монстров.

Сашка потом, анализируя ситуацию, не мог ответить, на что он рассчитывал, затевая этот безумный взрыв.

Но получилось.

И получилось именно то, что надо.

Ослепительный свет и жар пожрал призраков. Ударная волна и осколки тоже, видимо, без дела не остались.

Сашка благодарил судьбу за то, что не видел самой гибели монстров. Да и не мог бы. Наверное, он бы просто ослеп. Но и отразившихся, будто в фотовспышке, жутких несусветно теней на боках резервуара ему хватило. С запасом.

В корчащихся силуэтах было что-то настолько нелепое, нечеловечески чуждое, что голливудских монстров типа Чужого, исходящих слюной и клацающих бутафорскими челюстями, впору было приласкать и потетешкать, как родных, привычных и любимых.

Повидай Сашка подлинные лики призраков до схватки, неизвестно, хватило бы ему духу вступать с ними в противоборство.

Очень может быть, что и нет.

Но именно эта мысль заставила его снова взять в руки «Мангуст». Он просто обязан был проверить, не уцелело ли хоть одно из этих гнусных созданий. А если уцелело, исправить это противоестественное положение вещей. И немедленно.

Почему-то казалось, что если хоть один подранок из этих безумных пьеро оклемается, то всю зачистку территории придется начинать сначала. А там… только ли территорию придется зачищать от нездешней нечисти?

Сашка повернулся и, отгоняя прочь апокалиптические картины, двинулся обратно, прямо в опадающую на глазах стену пламени.

Нервы звенели.

Стараясь лавировать между огненными лужами, он миновал опрокинутые плиты.

Въехал на площадку локального катаклизма.

В ноздри бил запах напалма.

Не уместившиеся под бандану волосы потрескивали от жара.

Держа пистолет наготове, огляделся.

Тотальный оверкилл, лучше не придумаешь.

Медленно выдохнув сквозь сжатые зубы, он распрямился.

И тут прямо перед ним Что-то шевельнулось, и это была не одна из порожденных сполохами пламени теней. Какая-то светлая, совершенно так же окрашенная огненными отсветами и до того незаметная на фоне бетонной стены фигура.

Сашка мгновенно вскинул оружие.

Но не выстрелил.

Дрогнула рука.

Не походила эта фигура на недобитого монстра.

Это бросилось в глаза сразу.

Нет, стрелять Сашка не стал, а стал, не опуская ствола, медленно приближаться к новому потенциальному источнику угрозы.

Но чем ближе, тем меньше хотелось надавить на спуск. Скорчившаяся маленькая фигурка вжималась в стену.

«Да оно меня дико боится!» – понял вдруг Сашка.

И словно в подтверждение его догадки, на груди у существа раскрылся и испуганно заморгал огромный фосфоресцирующий глаз.

И было в этом моргании, да и во всей этой фигурке что-то настолько жалкое и беспомощное, что Сашка невольно опустил ствол.

Да что это такое, откуда взялось?

И почему так меня боится.

Я же вроде хороший…

Художник творил.

Он никому ничего не хотел доказать, его не волновали проблемы, которые мучают людей искусства в несовершенном обществе: «Я не востребован, кому я нужен?..»

Признание уже пришло к нему.

И самоутверждаться давно не требовалось.

Требовалось самовыражаться.

Впрочем, как и раньше.

Он никому не хотел угодить. В этом тоже не было нужды.

Он просто хотел добиться Совершенства. С большой буквы. И сейчас он был абсолютно свободен в своем творчестве.

При этом, вовсе не гоня от себя сладкое предвкушение грядущего общего признания нового шедевра. Обоснованного предвкушения.

Причем ему не пришлось прогрызать дорогу к своему нынешнему статусу зубами. Он бы даже выражения такого не понял.

Вместо этого ему в свое время пришлось иметь дело с некими… приходится воспользоваться противным иностранным словом «промоутеры», потому что нет у нас такой профессии. Это некий хитросплетенный гибрид издателя, галериста, арт-агента и критика в одной персоне.

Их задача – освещать творения художников публично, обращать на них внимание, нести творения молодых мастеров зрителям. А также не в последнюю очередь подсказывать и направлять. По возможности бережно и со вкусом.

Хорошо быть творцом в совершенном обществе. Если такие вообще бывают.

Сейчас, оставив этот этап в прошлом, Художник порой так и не мог понять, чем некоторые его ранние работы были нехороши.

По его мнению, они были даже свежее и искреннее некоторых нынешних.

Однако теперь это казалось несущественным.

Ныне Художник творил! Творил что хотел и как хотел, чего не могут себе позволить многие во многих мирах. И мессианства был при том вовсе чужд. Его творчество не было призвано «Поведать Миру».

Все помыслы и устремления его сводились к тому, чтобы точно и полно выразить в акте творчества нечто, взволновавшее его до глубины души. Передать грубыми (в его представлении) средствами ремесла тонкое дыхание таланта.

Художник, которого Воронков считал порождением своей фантазии, долго бился над тем, чтобы в созданном им шедевре чувствовалась угроза. Над тем, чтобы добавить к пейзажу действие…

Но что должно было происходить в таком месте? Он подумал о веренице людей в странных одеждах, покорно бредущих куда-то.

Это было тонко и с неочевидным смыслом. Но, увы, тут же отбрасывало его шедевр назад, в разряд дешевых, хотя и впечатляющих поделок.

Да и зачем эти люди куда-то шли бы? Он мог вообразить себе их до мельчайших деталей, но он не видел их. Их не было. А в том угрюмом безотрадном месте, прочувствованный образ которого он создавал, не должно быть натяжек и несуразностей.

Но в какой-то момент все совпало, сошлось, сложилось. И образ мира, не вызывающий никаких чувств, кроме мрачной тоски, сделался живым и окончательным.

Художник работал легко. Он творил чудеса наудачу. Он отдался захватившему его ощущению иной реальности, оседлал волну вдохновения, и все вопросы отпали сами собой.

Он создал тени. Движущиеся и метущиеся призраки. Страшнее, чем сам ужас, и чернее, чем сама тьма. И страх предшествовал им.

И таинственная, непонятная до конца, но прямая и явная угроза была в их появлении. Это было как раз то, что нужно.

И Художник понял, что творение завершено. Завершено и докончено! И впору было отдаться ощущению хорошо сделанной работы, полюбоваться творением в его нюансах и оттенках настроений, но случилось нечто, чего художник никак не ожидал.

Созданный им мир окружил вдруг его со всех сторон и сомкнулся за спиной и подступил вплотную, словно комок к горлу.

Сначала не было страха.

Он не до конца понимал, что случилось с ним.

Не самое приятное ощущение.

Рев в небе!

Реальный рев в реальном небе был еще более напряженным и еще более отвратительным, чем он это представлял себе.

Мир, окруживший его, уже не был его произведением. Его границы расширились. Они отшагнули за горизонт, пронеслись в мгновение ока по бесконечным просторам целой планеты и вернулись к нему, замыкая круг, обдав его горячей волной страха и безысходности.

Он понял, что находится в самом настоящем мире. Осознал это. И по-настоящему испугался.

Не только оттого, что оказался невесть где, вдали от комфортного привычного родного дома, из которого редко выходил, довольствуясь своим внутренним миром, плодами цивилизации и дистанционным общением с коллегами и поклонниками.

Нет!

Он испугался потому, что оказался в НАСТОЯЩЕМ мире, точь-в-точь таком, который создавал и в котором МЕНЬШЕ ВСЕГО ХОТЕЛ БЫ оказаться. Или даже БОЛЬШЕ ВСЕГО НЕ ХОТЕЛ!

Но был здесь.

И все здесь было таким, как он представлял, но и не таким одновременно!

Нет, он не начал чувствовать себя персонажем этого мира! Он чувствовал себя самим собой, наказанным жестоко и коварно за мнимую вину. Причем наказанным таким способом, какой сам подсказал коварному палачу. Исключительная жестокость и особый цинизм палача заставили колени Художника подломиться. Безысходность этого мира обрушилась на него.

И он сел на грязную и твердую поверхность.

Кривоватые мостики. Нелепые и уродливые.

Покосившиеся решетчатые мачты с болезненно режущими глаз, источниками света…

Брошенные грубые механизмы с полу выпотрошенными внутренностями.

Выпирающие из земли трубы…

Кладбище цивилизации!

Неопрятная смерть всего святого. И грешного, и какого угодно…

А над всем этим – мрачное, сочащееся моросью небо, без единого просвета, за которым не может быть солнца…