Текст книги "Клава Назарова"
Автор книги: Алексей Мусатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
За счастье Олечки
Тётя Лиза была довольна: Федя явно поумнел. Он уже томился от безделья, не отсиживался в чулане, не бегал больше к Клаше Назаровой, а поступил на работу.
Каждое утро, забрав инструмент, он степенно направлялся на станцию. Да и профессия у него совсем неплохая – электромонтёр.
Это ведь куда лучше, чем гнуть спину на торфоразработках или строить узкоколейку. К тому же Федя получает от немцев за свою работу хотя и небольшое, но жалованье и продовольственную карточку.
А отработав смену на станции, по вечерам он ходит в клуб офицеров, где помогает киномеханику. В свободные же часы Федя почти безвыходно сидит дома, в маленьком деревянном сарайчике, что-то чинит, паяет, стучит молотком, пилит пилой – совсем стал мастеровым человеком.
Вот и сейчас Федя чуть свет отправился на работу. Работа, прямо сказать, не из сложных: в одном месте починить проводку, в другом – нарастить провод, в третьем – заменить перегоревшие пробки. Но больше всего Федя любит исправлять фонари на железнодорожных путях.
– А ну-ка, парень, лезь на столб на втором пути, – обычно приказывал ему старший электрик, пожилой глуховатый мужчина. – Разберись там, почему опять света нет.
Нацепив на ноги «кошки», Федя с удовольствием забирается на столб – это как раз то, что ему нужно. Лучшего наблюдательного пункта, чем высокий столб, пожалуй, и не найдёшь. С него отлично видны все железнодорожные пути, станция, подходящие и уходящие поезда, видно, что везут под брезентом на длинных платформах, что разгружают из вагонов. Без труда можно подсчитать ящики с боеприпасами, орудия, миномёты, танки, цистерны с горючим – словом, всё.
Неторопливо делая своё дело, Федя долго сидит на столбе, зорко просматривая пути, всё замечая и запоминая. Записывать нельзя, надо полагаться только на память.
И когда дольше сидеть на столбе становится уже подозрительным, Федя спускается вниз и идёт к старшему электрику за новым заданием.
Теперь тот посылает его чинить фонарь на четвёртый или пятый путь, где опять неизвестно почему не горит свет. И невдомёк старому электрику, что всё это происходит не без участия Феди, который, починив проводку на одном столбе, сам же портит её на другом. И так идёт день за днём… После работы, забежав в швейную мастерскую, он вполголоса докладывает Клаве о всём виденном за день. А в это время недалеко от висячего моста обычно удил рыбу Дима Петровский. Здесь тоже удобное место для наблюдений. Правда, рыбак Дима неважный, долго маячить у моста ему небезопасно, и Клава часто присылает ему на смену Ваню Архипова или кого-нибудь из девчат. Девчата звонко шлёпают вальками по мокрому белью, а глаза их неотрывно следят за мостом. Ни одна машина с грузом или солдатами, идущая из Литвы через Остров к линии фронта, не минует мост и не останется не замеченной наблюдателями. И так со всех сторон стекались к Клаве Назаровой сведения, которые она через Володю или Анну Павловну переправляла в лес, к партизанам.
Особенно важные донесения доставляла ей Варя Филатова.
Подруга с большим трудом устроилась работать на кухню в военном городке. Перед этим её долго расспрашивали о семье, о родных – нет ли кого из близких в Красной Армии или в партизанах.
На кухне Варя чистила картофель, овощи, мыла посуду выносила помои. Она знала, что её работу тщательно проверяют, и старалась изо всех сил, чтобы шеф-повар был доволен ею. Скоро её усердие было вознаграждено: иногда её стали посылать официанткой в офицерскую столовую.
Делая своё маленькое дело, она не забывала следить за немецкими солдатами, подсчитывала, сколько человек обедает в столовой сегодня, сколько – завтра, узнавала, куда уезжают одни солдаты, откуда прибывают другие.
Чтобы понравиться немцам, молодая женщина старалась получше одеться, прикидывалась легкомысленной, кокетливой. Иногда она принимала приглашения немецких офицеров, ходила с ними в кино или в клуб на танцы. Горожане провожали её ненавидящими взглядами, отпускали вдогонку двусмысленные замечания, и Варя, до крови кусая губы, готова была провалиться сквозь землю. Порой ей казалось, что даже подпольщики смотрят на неё косо, с подозрением. А дома Варю допекала мать.
– На что это похоже, Варвара? – как-то раз с болью заговорила она. – В городе на тебя пальцами показывают: Филатова с немецкими офицерами любезничает, на танцульки ходит, в кино. А ты же мать, у тебя дочка растёт…
– Да помолчи ты, мама! И без тебя тошно… – в сердцах вырвалось у Вари. – Ни с кем я не любезничаю. Я их всех… задушить готова!.. – И с трудом сдерживая нервную дрожь, она крепко прижала к груди упругое тельце дочки.
– Нашла бы ты себе другую работу, – упрашивала мать, – чтобы от немцев да от греха подальше.
Варя задумалась. А может, и в самом деле уйти из военного городка, поступить куда-нибудь на льнозавод, в цех, где ни один офицер не заметит её и не станет за ней волочиться? Надо поговорить об этом с Клавой.
Но тут она подумала о других подпольщиках. Володя Аржанцев с Аней, которые, постоянно рискуя жизнью, пробираются к партизанам, Федя Сушков, развлекающий гитлеровских офицеров кинофильмами… Они ведь не жалуются, не ищут места потише да поспокойнее. А сама Клава Назарова? В какие только переделки ей не приходилось попадать!
Вот недавно от партизан было получено задание разведать укреплённый район гитлеровцев около Сошихина.
Клава долго ломала голову, как туда попасть. Наконец через знакомых девчат, работающих в комендатуре, ей удалось раздобыть два пропуска для поездки в деревню за продуктами – себе и Петьке Свищёву.
В тот же день они тронулись в путь, одевшись в рубище. Бродили по лесу, делая вид, что собирают грибы и орехи. Появлялись около строящихся укреплений, немецких военных частей. Петька выпрашивал у солдат сигареты, хлеб… Так они провели около прифронтовой полосы с неделю.
Вернувшись домой, Клава нарисовала план укреплений, составила донесение и всё это переслала партизанам…
И Варя, стиснув зубы, продолжала работать на кухне военного городка. Вскоре её перевели на уборку помещений в солдатской казарме, потом она вошла в доверие к офицерам и стала прибирать у них в комнатах.
Как-то раз офицеры затеяли пирушку. Варя им прислуживала. Немцы перепились, одному обер-лейтенанту стало дурно, и Варя вызвалась отвести его в комнату. Долго держала его голову над тазом, поливала холодной водой, потом уложила в постель.
На столе лежала какая-то карта-план: обер-лейтенант то ли изучал её, то ли перечерчивал.
Варя вгляделась в карту, увидела схематический план Ленинграда, какие-то стрелы, названия воинских частей и сунула карту за пазуху. Затем она осторожно опрокинула стол, пролила на пол тушь, разбросала по комнате вещи и поспешно ушла из военного городка.
План спрятала дома, а рано утром ни жива ни мертва вернулась в городок и принялась будить обер-лейтенанта.
Зелёный, еле стоящий на ногах офицер бросился к опрокинутому столу, потом принялся шарить в шкафу, на этажерке.
– План… карта! Здесь был… на столе! – хрипло заговорил он, наступая на Варю.
– Да что вы, обер-лейтенант… Проспитесь сначала.
Офицер вдруг схватил Варю за горло.
– Говори, девка! Где план?
– Пустите… кричать буду! – Варя с трудом вырвалась из его рук и кинулась к двери. – Ничего я не знаю! Вы здесь вчера такой погром учинили… К вам подойти невозможно было. Какие-то бумаги со стола в печке сожгли. Можете вот других офицеров спросить…
Обер-лейтенант, увидев следы пьяного дебоша в комнате, схватился за голову.
А вечером Варя пробралась на квартиру к подруге и показала ей план-карту.
Лицо у Клавы просияло.
– А находочке, кажется, цены нет. Это же план окружения Ленинграда. Как тебе удалось достать? – И, заметив синее пятно на шее подруги, прикрытое платком, тихо спросила: – Били?
– Нет. Придушили чуть… – Варя, закусив губу, отвернулась, потом, не выдержав, расплакалась. – Ты думаешь, я от боли? Это бы всё пустяки. Тут другое… Ходишь среди офицеров, как дрянь последняя. Тебе гадости говорят, хамят, липнут, и ты улыбаешься, кокетничаешь. Противно… ненавистно всё!
Подруги долго молчали…
– Что ж делать? – вздохнула Клава. – Мы знали, на что шли. Сил нет – могу я встать на твоё место.
Варя покачала головой: нет, нет, это только минутная слабость. Она знает, на войне лёгкого не ищут.
– Ты только нашим ребятам объясни, – попросила Варя подругу. – Пусть они плохо обо мне не думают. А то на днях иду я с офицером по улице, а Дима Петровский мне навстречу. Видела бы ты, как он мне в лицо фыркнул…
Клава нахмурилась.
– Объясню… Обязательно! – пообещала она, потом неожиданно спросила: – Олечке скоро три года будет?
– Да, через неделю. А при чём тут Олечка? – удивилась Варя.
– Да так, вспомнила… – уклончиво сказала Клава. – Надо бы её день рождения отметить. Хорошая дочка у тебя растёт.
– Как тут отметишь? – вздохнула Варя. – В доме пусто, хоть шаром покати.
Подруги расстались, а ровно через неделю, под вечер, Клава заявилась к Филатовым.
Она поздравила мать и бабушку с днём рождения Олечки, расцеловала девочку и принялась примерять на неё цветастое в голубых васильках и жёлтых ромашках ситцевое платьице.
– Сама шила, – похвалилась Клава. – Видали, какая портниха из меня получается? Война кончится – я ещё, пожалуй, модисткой заделаюсь.
Затем пришли Федя Сушков, Саша Бондарин, Дима Петровский, Люба Кочеткова, Зина Бахарева. Всего собралось человек семь. Каждый поздравил Олечку с днём рождения и что-нибудь преподнёс ей: кто детскую игрушку, случайно обнаруженную дома, кто башмачки, кто кулёчек конфет, кто кусок белой булки, ставшей большой редкостью в городе.
Дима Петровский со смущённым видом поставил на стол бутылку с медицинским спиртом.
– Это тоже на «зубок» новорождённой? – смеялся Саша Бондарин.
– Это от мамы, – пояснил Дима. – Компрессы там ставить девочке, растирания делать.
– А откуда вы узнали, что у Оли день рождения? – спросила Варя у ребят.
– Мы же теперь разведчики, – улыбнулся Федя. – Нам всё положено знать.
Варя покосилась на подругу.
– Твоя работка?
– Я им только про день рождения напомнила, – призналась Клава. – А подарки – это они по своей инициативе.
Позже всех к Филатовым заявился Ваня Архипов.
– А, я, ребята, бегал, бегал по городу и ничего для маленькой не нашёл, – признался он. – Вот только картошки принёс… со своего огорода. – И он передал Варе полную кошёлку крупной картошки.
– Тоже красиво! – обрадовалась Клава. – Вот и попируем, почествуем Олечку.
– Неплохо бы ещё внутреннее растирание сделать. – Федя покосился на бутылку со спиртом, потом на Клаву. – Вы как к этому относитесь, товарищ пионервожатый?
– В целом положительно… Но не больше двадцати граммов на душу.
Через каких-нибудь полчаса чугунок с рассыпчатой картошкой, дымясь ароматным паром, уже стоял на столе. У хозяйки дома нашлись солёные огурчики, капуста, и никогда ещё столь скромный ужин не казался ребятам таким вкусным.
Варя налила каждому по полрюмки спирту. Клава поднялась из-за стола и посмотрела на мирно посапывающую в своей кроватке Барину дочку.
– За счастье Олечки! – сказала она, поднимая рюмку. – И пусть эти чёрные дни пройдут для неё, как дурной сон.
Ребята храбро опрокинули рюмки, обожглись, закашлялись и принялись жадно запивать водой.
– А твоя «находочка», Варя, уже доставлена куда надо, – обратилась Клава к подруге. – Седой тебе благодарность шлёт.
– Мне? Это правда?.. – вспыхнула Варя.
– Именно тебе… Лично! Позавчера Володя Аржанцев сообщил.
Ребята, которые уже знали от Клавы, чем занимается Варя в военном городке, с уважением посмотрели на молодую мать.
– Ты на меня не сердись, – шепнул Варе Дима Петровский. – Мало я знал о твоей работе. Ну, и думал всякое такое… Теперь Клаша мне всё объяснила.
– Ничего, Дима, я не сержусь, – ответила Варя. И подумала: как это хорошо, что Клава устроила такую пирушку.
Трахома
Вернувшись из лесу, Володя Аржанцев передал Клаве очередные задания партизанского штаба и между прочим сообщил, что в отряде перехватили директиву фашистского командования. В ней говорилось о том, что фюрер приказал доставить в Германию из восточных областей четыреста – пятьсот отборных, здоровых девушек.
– Седой просил передать, что надо быть начеку. Советовал предупредить молодёжь, что их ожидает в Германии.
В этот же день по цепочке Клава собрала у себя на квартире всех комсомольцев и рассказала о задании партизанского штаба. Было решено, что каждый подпольщик предупредит живущих с ним по соседству юношей и девушек о том, что их ожидает в ближайшие дни. Наметили выпустить листовку, чтобы потом распространить её среди молодёжи.
– Надо, чтобы девчата отсиживались дома, не показывались на глаза немцам, – наказывала Клава.
Вскоре в Острове появились вербовщики. Они расхаживали по домам, ловили молодёжь на бирже труда и расписывали прелести жизни в Германии.
На стенах домов появились красочные плакаты. Дородная русоволосая русская девушка стояла на подножке вагона и, источая медовую улыбку, словно уезжая на курорт, приветливо махала пухлой рукой. Под плакатом крупная надпись: «Я еду в Германию».
Но охотников поехать на чужбину не находилось. Юноши и девушки отсиживались дома, прятались от вербовщиков, старались не попадать под облаву.
А на плакате, что висел около комендатуры, чья-то рука, словно перечеркнув сияющую улыбку девушки, приглашающей поехать в Германию, крупно написала: «Ну и поезжай…» Дальше следовало забористое бранное словечко.
Тогда немцы отдали распоряжение всем девушкам города пройти медицинскую комиссию. За неявку были обещаны всякие кары. Полицаи разносили по домам повестки, брали от матерей подписку, что их дочери извещены о комиссии.
Получила повестку Рая Самарина, потом и Клава.
– Вот тебе и частная мастерская, – расстроилась Мария Степановна. – А я-то надеялась…
Энергичная и хлопотливая, она не могла долго предаваться унынию и направилась в городскую управу, где у неё были какие-то связи.
Там она выяснила, что немцы будут отправлять в Германию только самых отборных, здоровых девушек. Тогда Мария Степановна пошла к знакомой врачихе, которую много лет обшивала, и вернулась от неё с двумя справками для Раи и Клавы. В одной было сказано, что Рая – припадочная, в другой – что у Клавы трахома.
Девушки остолбенели.
– Да, да! – прикрикнула на них Мария Степановна. – Соображать надо. С волками жить – по-волчьи выть. Немцы – они любят бумажку. Поверят вам, что вы больные, – останетесь дома, не поверят – будете у какой-нибудь фрау на ферме свиней выхаживать. Теперь всё от вас зависит.
– Ну, если на то пошло, – решилась Рая, – я им такую припадочную разыграю, что вся комиссия разбежится.
Клава вначале не очень поверила в затею Марии Степановны, но несколько позже, встретив девушек, побывавших на комиссии, она убедилась, что немцы действительно не берут в Германию болезненных и хилых.
В тот же день Клава пришла к Елене Александровне.
– Можно с вами говорить откровенно?
– А разве у нас когда-нибудь было по-другому? – удивилась Елена Александровна.
– Да нет, – смутилась Клава. – Очень вы рискуете многим. Боюсь я за вас.
– А за себя не боишься? А за ребят? Эх, Клаша, Клаша! Говори уж, мы одной верёвочкой связаны.
И Клава поведала о своём плане. Нельзя ли девчат, которым грозит отправка в Германию, снабдить справками о плохом здоровье, о болезнях? Может быть, это кому-нибудь из них и поможет.
– Попробую, – согласилась наконец врач. – Но много девчат ко мне не посылай. Может показаться подозрительным. Я тут поговорю с другими врачами, думаю, что не откажут.
– Спасибо, Елена Александровна. Я так и знала, что вы поддержите…
– Что ж там «спасибо»! – Елена Александровна взяла лист бумаги. – Давай с тебя и начнём. Какую же тебе болезнь прописать?
– У меня уже есть… трахома.
Елена Александровна покачала головой.
– Хороша трахомщица… Любой парень глаз не оторвёт. Нет уж, болеть так болеть… – И она принялась учить Клаву, как добиться покраснения век.
Неделя прошла в тревожном ожидании. Рая с Клавой почти ничего не ели, позеленели, похудели. Рая, часами сидя перед зеркалом, училась подёргиваться, закатывать глаза, судорожно глотать слюну. Клава безжалостно натирала глаза луком.
Комиссия прошла благополучно: то ли немцы действительно поверили бумажке, то ли вид девушек убедил их, что в Германии такие батрачки непригодны.
С трудом сдерживая радость, Клава и Рая вернулись домой и бросились обнимать и целовать Марию Степановну.
– Да ну вас! – отбивалась та. – Ты, Райка, и впрямь сумасшедшая! А у тебя, Клаша, трахома на глазах. Сиди и не лезь.
К вечеру стало известно и о других девчатах: одну комиссия освободила как туберкулёзницу, другую – из-за экземы, третью – из-за недоедания.
Но многим и не повезло: их прямо после комиссии отправили на льнозавод и поместили в пустой сарай.
А ещё через день стало известно, что в сарай попала и Аня Костина.
Немцы уже больше не церемонились, хватали девушек где попало и в ожидании отправки в Германию держали под стражей. Аня и была схвачена во время облавы, когда пришла из колхоза в город.
Всё это взбудоражило ребят. Они собрались к Клаве.
Володя Аржанцев во всём обвинял себя: это он отпустил Аню в город. Ведь сколько раз девушка проскальзывала перед самым носом немецких патрулей и полицаев, и надо же было ей так глупо попасть в эту облаву!
– А всё равно не быть девчатам в Германии. Не пустим! Отобьём! – с мрачной решимостью заявил Володя и принялся развивать перед ребятами свой план. Надо выделить боевую пятёрку, вооружить всех гранатами и винтовками, напасть на охрану у сарая и освободить девчат.
Он уже выяснил: охрану возглавляет Оська Бородулин, и будет очень кстати, если они прикончат эту мразь.
У ребят от такого воинственного плана загорелись глаза. Оружия у них более чем достаточно, смелости хватает, и пора уж им начать боевые действия.
– Всё это хорошо, – остановила комсомольцев Клава. – Но там ведь наши девушки. Пойдёт стрельба, и они пострадают в первую же очередь… Да и боевые действия нам ещё начинать рано.
Аржанцев почти с неприязнью взглянул на Клаву.
– Неужели мы струсим, оставим своих?
Клава не на шутку встревожилась. Сейчас Володя в таком состоянии, что может не послушаться её, увлечь ребят своим сумасбродным планом.
– Нет, Володя, здесь надо другое, – медленно заговорила она. – Нам предстоит ещё одно испытание. Кто-то из нас должен поступить на службу в полицию.
Ребята ахнули. Им пойти в полицию, которую они всё так ненавидели! Да и за кого Клаша их принимает? В своём ли она уме?
– Я в здравом уме и говорю совершенно серьёзно. Мы живём среди врагов и должны знать каждый их шаг.
– Но что скажут товарищи? Родители? – вырвалось у Феди. – Это же предательство!
– Да, не легко. Для этого требуется мужество, характер. Но нам нужны в полиции свои люди… Есть такое задание партизанского штаба. – Клава обвела подпольщиков взглядом. – Ну, кто готов на это?
– Я пойду, – после долгого молчания вызвался Аржанцев.
– Нет, тебе нельзя. – Клава покачала головой. – Ты держишь связь с партизанами.
Из угла поднялся Саша Бондарин.
Бледный, вытянувшийся, он после болезни впервые появился среди ребят и жаждал настоящего дела.
– Позвольте мне, – отрывисто сказал он. – Если это комсомольское поручение – я готов! Да мне и не так стыдно будет: родителей-то моих здесь нет.
– И меня пустите, – подал голос Ваня Архипов. – Вдвоём нам легче будет. Да и устроиться мне нетрудно. У меня сосед полицай, Оська Бородулин. Он, гадюка, давно меня к себе сманивает.
Подпольщики с тяжёлым сердцем согласились с решением ребят. Через несколько дней Бондарин и Архипов при содействии Бородулина были зачислены в полицаи.
Праздничный фейерверк
Шла осень. Целыми днями хлестали косые дожди, листья с деревьев облетели, на улицах стояла непролазная грязь.
Как-то раз промозглым утром к Клаве прибежал всполошённый Петька. Старые, раскисшие опорки еле держались на его ногах, брюки выше колен были зашлепаны грязью, кепка, сбилась набок.
– Ты что? Убегал от кого-нибудь? – встревоженно спросила его Клава.
– Убегал! – признался Петька, со свистом переводя дыхание. – От полицаев…
Клава укоризненно покачала головой. Сколько раз просила она Петьку вести себя осторожно, не задираться, не лезть на глаза полицаям и гитлеровцам!
– Да я ж не задираюсь!.. – с обидой выкрикнул Петька. – Шёл себе и шёл. И знаете, кого встретил? Сашку Бондарина и Ваню Архипова. Они каких-то людей по улице гнали. Сами сытые, с оружием, в казённых мундирах…
У Клавы отлегло от сердца.
– Такая уж у них работа, – спокойно отозвалась она. – Ну и что дальше?
– Как – что дальше? – вскипел Петька, озадаченный спокойным тоном Клавы. – Запустил в них камнем… Потом убежал.
– Вот это уж напрасно!
– Как – напрасно? Они ж полицаи, предатели! А ещё комсомольцами были, вашими друзьями. Да им головы пробить мало!
Клава усмехнулась. Если бы Петька знал, что за «полицаи» Бондарин и Архипов и как они начали свою службу! А начали они её совсем не плохо. Накануне отправки девушек в Германию Саша и Ваня под видом благодарности Оське Бородулину за то, что тот устроил их на работу в полицию, угостили его и его приятелей-охранников спиртом.
Угощение было щедрое: спирт из последних запасов выдала ребятам Елена Александровна. Полицаи отдали ему должное и так накачались, что заснули мёртвым сном. Вместе с ними, сделав вид, что тоже перепились, «заснули» и Саша с Ваней. А ночью Сушков, Аржанцев и Петровский открыли сарай и выпустили всех девчат на волю.
Клава взяла Петьку за плечи, приблизила к себе.
– Ты мне веришь?
Мальчик растерянно заморгал глазами.
– Кому же, как не вам!
– Тогда слушай. В Сашу и Ваню камнями больше не бросай. Они хоть и полицаи, но люди свои… нужные нам.
– Свои?!
– Да, да, Петя! Ты мне поверь и больше ни о чём не спрашивай.
В эту минуту открылась дверь, и в комнату вошёл Саша Бондарин. Он был совсем не сытый и не откормленный, каким представил его Петька, а бледный, рослый, мрачноватый. Мундир сидел на нём неловко и мешковато.
Петька вскочил с лавки и во все глаза уставился на Бондарина.
– Ну-ну, – предупреждающе буркнул тот. – Ты потише! Опять чем-нибудь запустишь?
– Всё выяснено и улажено, – улыбнулась Клава. – Теперь между вами полный мир. Ведь так, Петя? А сейчас иди. Нам с Сашей надо поговорить.
Петька, пожав плечами, ушёл.
Клава вопросительно посмотрела на Бондарина.
– Ну, как тебе новая работа?
– Чёртова жизнь пошла. Идёшь по городу, тебя люди словно ножами режут: «Смотри, смотри, предатель идёт, полицай». Ваня даже приболел. От мальчишек так совсем нет прохода. Видала этого Петьку? Не увернись я, голову бы камнем разбил.
– Понимаю, Саша. Задание не из лёгких, – вздохнула Клава. – Но надо же… Очень вы нас выручаете. В лесу вами довольны.
Лицо у Саши просветлело.
– Это правда?
– Просили благодарность передать. За бланки для паспортов, за пропуска. Вот только надолго ли хватит у вас выдержки?
– Раз надо – хватит, – помолчав, глухо ответил Саша. – И пусть мы полицаи для всех, только бы немцам погано было. Говори, зачем вызывала?
– Слушай вот. – Клава понизила голос. – Есть задание от Седого. К Октябрьским праздникам поднести фашистам подарочек – вывести из строя лесопильный завод.
– Это дело! – обрадовался Саша. – Давно бы пора, а то совсем затишье в городе. Поручи это мне с Ваней, мы сообразим.
– Нет, нет, поручение пока будет более лёгкое. Разведай обстановку, узнай, как там с охраной. А тогда подумаем.
Через несколько дней Саша Бондарин вновь встретился с Клавой. Он сообщил, что ему удалось побывать на заводе, – охрана там небольшая, пройти на завод не так уж сложно кругом полно горючего материала – щепа и стружка. Достаточно одной спички, и всё запылает.
– Нет, спички тут мало. Надо действовать наверняка.
– Я и хочу наверняка. – Саша изложил свой план и попросил дать ему в помощь одного из подпольщиков.
– Дима Петровский подойдёт? Или Федя Сушков?
– Великовозрастный народ… Хотелось бы какого-нибудь пацана. Вроде вот Петьки Свищёва.
Клава задумалась: лучше Петьки, конечно, не найти. Хотя мальчишка и не член подпольной группы, но он всё видит, понимает и настойчиво рвётся к работе. И Клава согласилась.
Утром Седьмого ноября Саша Бондарин и Петька встретились на базаре. Саша, как было договорено с Клавой, сделал вид, что забрал рыскающего по базару мальчишку и повёл его в комендатуру. По пути они свернули с главной улицы и переулками начали пробираться к лесозаводу. В руках Петька держал узелок с едой.
– Задание тебе понятно? – вполголоса спросил Саша.
– Ага! Мне Клаша объяснила. Пробраться на завод, – как заученный урок, зачастил Петька, – найти в конце цеха склад с горючим, отвернуть пробку у бочки и пролить бензин. И незаметно исчезнуть.
– Правильно. Главное, не пори горячку. Войдёшь на завод с узелком – будто обед кому принёс, осмотрись, приметь, где охранники, чтобы не нарваться на них.
– Понятно! Ты не сомневайся! – с жаром ответил Петька и хитровато покосился на полицейскую форму Саши. – А Ваня Архипов тоже такой полицай, как ты?
– Одного поля ягодка… Тебе же Клаша объяснила.
– Давно бы пора. А то мы тёмную Ваньке собирались сделать. Уж и извозили бы его!..
– Ну, ну, – погрозил Саша, – вы Ваню не троньте. И так ему достаётся: то в доме стёкла побили, то самого грязью закидали. Твоя работа, Свищ, твоей компании?
– Больше этого не будет, – деловито заверил Петька и задумчиво посмотрел вдоль улицы. Ведь сегодня Седьмое ноября. Разве так было в Острове до войны? С утра город расцвечивался флагами, знамёнами, плакатами. Со всех сторон к площади тянулись колонны празднично разодетых людей И самая нарядная и шумная была колонна демонстрантов школы имени Ленина. Играл оркестр, Клава Назарова шла впереди колонны, энергично размахивала руками, и вся колонна, от первоклассников до педагогов, пела «Эх, картошка объеденье» или «Взвейтесь кострами». Когда же кто-нибудь сбивался с ноги, Клава задорно кричала: «Эй, кто там шагает правой», и ребята хором отвечали: «Левой, левой, левой!» А вечером над мостом взвивались ракеты, загорался фейерверк и цветные блики отражались в реке.
– Саша, а помнишь, какой у нас фейерверк был!.. Как мы костёр жгли! – дрогнувшим голосом заговорил Петька.
Воспоминания, видимо, захватили и Бондарина.
– Помню, помню, – хмуро ответил он. – Будет им сегодня фейерверк! Пошли скорее!
Наконец показался лесозавод. Саша посмотрел на часы.
– Сейчас обеденный перерыв. Народу в цехе немного. Действуй.
Оглянувшись по сторонам, Петька проскользнул в заводские ворота. Размахивая узелком с едой, он с деловым видом прошёл мимо лесопильного цеха, завернул за угол и заметил в углу двора бочки с горючим. У бочек никого не было. Только у противоположной стены маячила фигура охранника. Пригнувшись, Петька подкрался к бочкам и попробовал отвернуть пробку. Не удалось – пробка будто припаялась. То же самое случилось и со второй бочкой. Повезло лишь на третьей. Неплотно завёрнутая пробка легко сошла с резьбы. Петька наклонил бочку, подсунул под неё деревянную плаху, и синеватый, остро пахнущий бензин с мягким шелестом полился на землю. Вот и всё, что надо было проделать Петьке. Но ему показалось этого мало. Из одной бочки свисал гибкий резиновый шланг. Петька, как истый шофёр, пососал шланг, дурманящая струя бензина хлынула ему в рот, а потом потекла на землю.
Теперь надо исчезнуть, но не бегом, а так же деловито и спокойно, как входил сюда.
Через несколько минут Петька был уже за воротами завода. Саша Бондарин медленно прохаживался вдоль забора.
– Ну?
– Всё в порядке… течёт!
– Теперь улепётывай. И сиди весь день дома.
Петька юркнул в переулок.
Саша ещё раз прошёлся вдоль забора, остановился у угла, огляделся, потом достал из кармана промасленную тряпку и чиркнул спичкой. В руках вспыхнуло багровое пламя. Саша швырнул горящую тряпку за забор, и через мгновение оттуда полыхнул столб огня.
«Вот вам и праздничный фейерверк!» – подумал Саша, сворачивая за угол и исчезая в переулке.
* * *
После удачного поджога лесозавода подпольщики стали подумывать о новых диверсиях, о взрывах мостов, железнодорожных путей, электростанции. Но у них, к сожалению, не было ни взрывчатки, ни мин, ни умения обращаться со взрывчатыми веществами.
Провожая как-то Володю в очередной рейс к партизанам, Клава попросила его передать Седому пожелание ребят обзавестись взрывчаткой.
Володя на этот раз задержался у партизан более недели, и когда наконец вернулся, то сообщил Клаве, что Седой сказал «добро» и прислал подпольщикам немного толу и несколько мин.
– А ты почему задержался так долго? – спросила Клава. – Уж не решил ли в партизанах остаться?
– Да нет, учиться срочно заставили… Как мины ставить да как с толом обращаться. Это ведь не тяп-ляп.
– Ну и как? Научился?
– Соображаю малость. Но я ведь не один пришёл. Седой нам такого инструктора прислал! Ахнешь, когда увидишь.
– Кого прислал, говори скорее!
– Важина. Нашего бывшего командира.
– Василия Николаевича! – вскрикнула Клава. – Так он же…
– Сбежал он от фрицев, – пояснил Володя. – Да не один. Двенадцать беженцев к партизанам с собой привёл. Вот человек!
– А где он сейчас?
– У меня в деревне. В сарае сидит. Просил ребят к нему привести – учить будет.
В этот же день Клава предупредила нескольких подпольщиков, и они по одному пробрались в Рядобжу, в сарай к Аржанцевым.
Клава с трудом узнала Важина. Одетый под крестьянина, он зарос густой бородой, поздоровел, лицо его обветрилось, огрубело.
– Друзья встречаются вновь, – пошутил Важин, здороваясь с ребятами. – Ну что ж, будем брать фашистов не мытьём так катаньем. Садитесь, товарищи, начнём изучать подрывное дело.
– Василий Николаевич, – попросила Клава, – вы бы ребятам ещё о положении на фронтах рассказали. Вопросы у нас всякие накопились.
Пять дней подпольщики постигали секреты обращения с взрывчаткой, учились делать самодельные мины, начинять толовые шашки.
– Курс обучения, прямо сказать, сокращённый, – говорил Василий Николаевич. – Но у партизан он уже проверен. Теперь дело за практикой…
Предложений было много: заминировать шоссе, взорвать цепной мост, подложить взрывчатку под городскую электростанцию. Но тут подоспел со своими донесениями Федя Сушков. На станцию каждый день прибывают эшелоны с боеприпасами. Сейчас их скопилось несколько, и на путях образовалась пробка.
– Это верно, – согласился Василий Николаевич. – Такой случай упускать нельзя. Давайте тогда наметим, кто пойдёт со мной на станцию ставить мины.
Желающими оказались все, кто учился у Важина.
– Неправильно это, – ревниво заявил Федя. – Никого из вас на станцию не пропустят, а у меня как-никак пропуск имеется. И я по всем путям могу ходить. Вот мне и поручите это дело.
