Текст книги "Клава Назарова"

Автор книги: Алексей Мусатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Клава с невольным уважением взглянула на грузного, одутловатого, со взмокшей лысиной Ивана Сергеевича. Как часто ребята поддразнивали Сашу, называя его «кооператором», «продавцом» из-за того, что его отец работает в магазине. А вот Иван Сергеевич, оказывается, какой продавец!

– Вы всё команды ждёте, с дисциплиной считаетесь, – заговорила Клава. – А от Саши требуете, чтобы он из города уехал. А ведь ему тоже команды нет. – И она принялась уговаривать Ивана Сергеевича увезти из города свою больную жену и заодно захватить её мать.

– Вот оно как, – удивился Иван Сергеевич. – Значит, вы, молодёжь, за нас всё уже решили. Тогда вот что. Постой тут за прилавком, я до потребсоюза сбегаю. Чего там наше начальство не чухается…

– Я… за прилавком?! – опешила Клава. Ни в жизнь не торговала.

– А ты не торгуй. Побудь только, присмотри. Я в момент управлюсь. – Иван Сергеевич, скинув белый халат, поспешно вышел из магазина.

Усмехаясь столь неожиданному поручению, Клаша прошла за прилавок, оглядела лари с крупой, мешки с сахаром, бидоны с льняным маслом. Сколько же добра может пропасть!

Неожиданно в магазин ввалился высокий узколицый парень с раздвоенной заячьей губой. Это был Оська Бородулин, первый островский дебошир и гуляка.

Недоучившись в школе, он поступил в сапожную артель, и за какие-то тёмные махинации в артели он был осуждён на два года тюрьмы. Вернувшись в Остров, он занимался тем, что тайно спекулировал на базаре рижскими модными туфлями и отрезами на костюмы. Сейчас он был навеселе.

– Назарова! Кланя! – осклабился он, наваливаясь на прилавок. – Бутончик мой, огонёк! Ты что это, в торговую сеть перешла? Одобряю, губа у тебя не дура! Работёнка, как говорят, не пыльная, да калымная…

– Не торгую… И вообще магазин закрыт! – с неприязнью ответила Клава.

– Ну нет! Раз за прилавком стоишь, обязана обслуживать. Пять бутылок шнапса Бородулину…

– Чего? – не поняла Клава.

– Шнапса, говорю. Не понимаешь? Ничего, немец придёт – обучишься.

– Немец придёт! – Клава в упор посмотрела на Оську. – Уж ты не встречать ли его собрался?

– А почему бы и нет? – нагло ухмыльнулся Бородулин. – Они наш шнапс обожают. Давай, давай белую головку. – И он, перегнувшись через прилавок, потянулся за бутылкой.

– Не смей! – крикнула Клава. – Здесь для тебя шнапса нет.

– Ну, ну… – Бородулин угрожающе повёл плечами и двинулся за прилавок. – Могу и сам взять. По дешёвке. Теперь всё равно кооперации хана…

– Ах ты гнида! – выругалась Клава. – Уже и мародёрствует! – Не помня себя, она схватила двухкилограммовую гирю и двинулась на парня. – Вон отсюда!..

В глазах Бородулина блеснул недобрый огонёк. Но не успел он ничего сказать, как послышались голоса и на пороге магазина показался Бондарин.

Бородулин поспешил выскользнуть за дверь.

– Что у вас тут? – недоумевая, спросил Иван Сергеевич.

– Шнапса ему захотелось… для немцев, – с трудом переводя дыхание, пробормотала Клава. – Я бы ему показала шнапс.

– Эге! Вороньё уже закружилось, – догадался Бондарин и, отобрав у Клавы из рук гирю, заглянул ей в лицо и покачал головой. – Э-э, так, Клаша, не годится. Дело ещё в самом начале, а ты уже полыхаешь, как костёр из сушняка. Так и сгореть не долго…

Клава только вздохнула. Это верно, она никогда не умела сдерживать себя, когда видела обман, предательство, подлость. И как ей можно было оставаться спокойной перед этим наглецом Бородулиным?

– Как с отъездом? – спросила Клава.

Иван Сергеевич сказал, что магазин ему разрешено закрыть. Скоро придут подводы, он погрузит на них продукты и двинется в сторону Старой Руссы. Вместе с ним поедет его жена, найдётся на подводе место и для Клашиной матери.

Иван Сергеевич задумался.

– Ну, а Саша, что ж… пусть остаётся, раз такое дело. Сам молодым был, понимаю. – Он умоляюще посмотрел на Клаву. – Тебе сына доверяю. Присматривай за парнем, если можешь… будь тут за старшую.

Боевое крещение

Расставшись с Иваном Сергеевичем, Клава прибежала домой и сказала матери, чтобы та срочно готовилась к отъезду.

– Куда ж я без тебя-то, дочка? – Евдокия Фёдоровна вновь принялась жаловаться на больные ноги, на старость.

– Что делать, мама… так надо… – уговаривала Клава. – Ты же не одна поедешь, с Бондариными.

Наказав матери, что ей надо в дорогу, Клава направилась к хлебозаводу, где группа комсомольцев несла охрану. Среди них были Саша Бондарин и Дима Петровский. Одни ребята с винтовками за плечами ходили вокруг завода, другие проверяли пропуска у машин, въезжающих в ворота.

– Ну, как отец? – нетерпеливо спросил Саша.

– Молодец у тебя батька… всё понимает, – сказала Клава. – Согласился он, с матерью уезжает. Ты поди простись с ними.

– Сменюсь, обязательно зайду, – пообещал Саша. – Это хорошо, что они уезжают.

– А что с нами будет? – спросил Дима Петровский. – Говорят, фашисты совсем близко от Острова. Послали бы нас в окопы. Мы бы уж их встретили… – Он посмотрел на свою винтовку. – А то держат около завода! А зачем?

– Значит, надо. Приказ такой, – возразил ему Саша. – До последнего стоять будем.

– Стоять, стоять, а сами ни одного выстрела не сделали, – недовольно буркнул Дима. – Какая же это война – у завода торчать?

Неожиданно на шоссе показалось четверо мотоциклистов. В серых пропылённых гимнастёрках, в надвинутых на глаза стальных шлемах, они с оглушительным треском мчались к хлебозаводу.

– Ребята, а может, это… – сдавленным голосом крикнул один из истребителей. Он не договорил, но все поняли, кого он имел в виду.

Ребята переглянулись и вопросительно посмотрели на Клаву.

Та не сводила глаз с мотоциклистов. А вдруг это и в самом деле фашисты, какой-нибудь их передовой отряд? Сейчас они дадут очередь из автоматов, сомнут ребят и ворвутся в город…

Забыв снять винтовки с плеч, истребители всё ещё растерянно топтались на шоссе. И Клава вновь почувствовала себя вожатой, которая без промедления должна найти выход, принять решение.

– Ложись! К бою готовьсь! – скомандовала она.

Ребята сорвали с плеч винтовки и плашмя упали на землю – кто за придорожный камень, кто за бугор, кто за груду кирпича. Щёлкнули затворы.

Мотоциклисты приближались. Клава схватила булыжник и, взмахнув им, как ручной гранатой, выбежала на дорогу.

– Стой! Пропуск!

Мотоциклисты, резко затормозив, замедлили ход и остановились в нескольких шагах от Клавы. Пыль рассеялась, и она увидела красноармейские гимнастёрки, пилотки со звёздочками, обветренные лица.

– Ого! Храбрая дивчина! – улыбнулся один из мотоциклистов.

– Граната у неё хороша! – поддержал его второй. – Последнего образца…

– Пропуск! – с деланной строгостью потребовала Клава, хотя ей тоже хотелось широко и доверчиво улыбнуться.

Первый мотоциклист показал пропуск. Облегчённо вздохнув, Клава подала знак комсомольцам. Те поднялись из-за укрытий и окружили мотоциклистов.

– Как там? – спросила Клаша, кивая за реку, на запад, откуда доносилось глухое урчание орудий.

Улыбки сошли с лиц мотоциклистов.

– Жмёт! – коротко бросил первый мотоциклист и спросил, где найти райком партии.

Клава объяснила. Мотоциклисты помчались к городу. Лишь один из них, широколобый, с мягким округлым подбородком, задержался на минутку и, подозвав Клаву ближе к себе, вполголоса сказал:

– Вы, я вижу, за старшую тут… Уходили бы, пока не поздно… Немец-то вот он… наседает… Жди с часу на час.

– Приказа нет, – покосившись на ребят, так же вполголоса ответила Клава.

– Комсомол, значит? – Мотоциклист посмотрел на ребят, вздохнул, поправил шлем. – Понимаю… Ну, будьте здоровы!

И он, дав сильный газ, помчался за остальными.

* * *

Во второй половине дня обстрел города усилился. Снаряды рвались в центре. Были повреждены торговые ряды, здание горсовета, несколько жилых домов. Начались пожары.

Город спешно эвакуировался. Сменившись с поста, Клава и Саша Бондарин побежали по своим домам. Саша помог отцу положить больную мать на подводу, потом Бондарины поехали к Назаровым за Евдокией Фёдоровной.

Клава уложила на подводу вещи и обнялась с матерью.

Простился со своими родителями и Саша. Старые женщины переглянулись и вдруг навзрыд заплакали.

– Да будет вам, матери! – взмолился Иван Сергеевич. – И без того лихо…

– Да что ж это такое!.. Жили, детей растили, – запричитала Евдокия Фёдоровна. – А теперь уезжай невесть куда, на горе да на разлуку. Никуда мы без вас не поедем… Слышь, Клаша?

– Садись с нами, сыночек, – упрашивала Сашу мать. – Куда ж я без тебя-то…

Клава принялась уверять, что батальон, наверное, скоро получит приказ оставить город и они с Сашей непременно нагонят подводу.

Но матери продолжали стоять на своём: без детей они никуда не поедут.

Клава выразительно посмотрела на Ивана Сергеевича.

– Цыц! – прикрикнул тот на женщин. – Чего вы им души травите? Не могут они пока уехать, и всё тут.

Он сердито хлестнул лошадь, и подвода загремела по мостовой.

С тяжёлым сердцем Клава и Саша вернулись в школу.

В сумерки истребительный батальон подняли по тревоге и вывели за город, к железнодорожной станции. Бойцам было сообщено, что ожидается высадка вражеского воздушного десанта. Развернувшись цепью, истребители залегли на луговине, поросшей мелким кустарником.

Командир батальона и Клава обошли всех бойцов и ещё раз объяснили, что надо внимательно следить за воздухом и при появлении вражеских самолётов открывать огонь по снижающимся парашютистам.

Клава внимательно вглядывалась в лица ребят. Давно ли они вот на этой же луговине проводили военную игру: ползали, бегали, кричали «ура», катили фанерные пулемёты, «вели огонь» из трещоток. И всё это сопровождалось шутками, мальчишеским озорством, смехом. А сейчас уже было не до шуток. Как-то ребята поведут себя в первом бою?

– Видишь, как всё обернулось, – обратился к Клаве Василий Николаевич. – Никто и не предполагал, что ребятам так скоро боевое крещение принять придётся. Немец как оглашенный прёт. Сегодня весь городской актив под ружьё поставили.

Угрюмо и сосредоточенно следил за небом Саша Бондарин, судорожно сжимал приклад винтовки Дима Петровский, деловито изготовился к стрельбе Володя Аржанцев.

Сумерки сгущались. Время тянулось медленно. Наконец на большой высоте глухо заурчал мотор самолёта. Истребители легли на спины, лицом к небу. Самолёт сделал круг, видно, присматривался к местности, потом от него отделились чёрные комочки, и вскоре в воздухе один за другим стали открываться смутно белеющие зонты парашютов.

Передали команду открыть огонь.

Захлопали выстрелы. Сначала редкие, одиночные, а потом когда второй и третий самолёты сбросили новые партии десантников, выстрелы зазвучали чаще.

Клава лежала в цепи рядом с ребятами и, целясь чуть ниже парашюта, нажимала на спусковой крючок. Если бы только знать, куда попадают её пули? Ведь не так-то просто угодить в стремительно движущуюся цель.

– Бей их! – возбуждённо выкрикивал с каждым выстрелом Дима Петровский.

– Про упреждение не забывайте, – напоминал ребятам Аржанцев, старательно ловя цель на мушку. – На уток с лёту приходилось охотиться? Вот так и стреляйте.

Откуда-то с другой стороны луговины застрочил пулемёт, начали бить автоматы: как видно, спустившиеся десантники заняли оборону.

Потом в воздухе что-то завизжало, и перед цепью истребителей, поднимая фонтанчики земли, начали рваться мины.

Истребители сделали стремительную перебежку и вновь залегли.

А в небе, не унимаясь, гудели самолёты, и оттуда, как и прорвы, сыпались всё новые и новые парашютисты.

Бой разгорался. У многих истребителей кончились патроны. Обстрел из миномётов усилился. С визгом проносились над головами ребят осколки.

По цепи передали команду отходить к кладбищу. Короткими перебежками истребители начали отступать. Выпустив последний патрон, Клава, пригнувшись, побежала вслед за ребятами. Неожиданно она услышала тихий, прерывистый стон. Заглянула в кусты. Там кто-то лежал. Клава наклонилась и узнала Сашу Бондарина.

– Что с тобой?

– Нога… Царапнуло чем-то…

– Надо отходить. Ты ползти можешь?

Саша попробовал подвинуться вперёд, но только болезненно вскрикнул…

– Я догоню… Ты иди…

– Ладно, помолчи, – перебила Клава.

Она разрезала набрякшую кровью штанину и, достав из сумки бинт, принялась дрожащими руками делать перевязку. Вот уж не думала Клава, что так неожиданно ей придётся оказывать первую помощь! Потом, забрав свою и Сашину винтовки, она подставила Саше спину, заставила юношу схватить её за шею и поползла к кладбищу. Это было тяжело и непривычно. Клава часто останавливалась, переводила дыхание, прислушивалась. Сзади всё ещё рвались мины и повизгивали пули.

Клава не помнила, сколько времени она тащила на себе раненого Сашу, но когда добралась до кладбища, там никого уже не было.

Куда же девались ребята из истребительного батальона? То ли они отступили из города, то ли продолжают вести бой с десантниками? И что было делать ей, Клаве? Саше нужна срочная помощь. Но появляться в городе с раненым, да ещё с винтовками, когда вот-вот туда ворвутся фашисты, было бы совсем неразумно.

И тут Клава вспомнила про городскую больницу. Ведь там лежит много раненых красноармейцев, и, наверное, кто-нибудь из врачей остался с ними. К тому же больница находится на окраине города, недалеко от кладбища, надо только перебраться через овраг.

Клава прошла в глубь кладбища, отыскала старинный купеческий склеп, засунула под могильную плиту винтовки и отверстие прикрыла травой. Потом, вернувшись к Саше, вновь взвалила его на спину и потащила через овраг.

В больнице было темно и тихо, и Клава в первую минуту подумала, что больные эвакуированы и вместе с ними уехали все врачи и сёстры.

Положив Сашу на крыльцо, Клава вытерла взмокшее лицо и постучала в дверь. Никто не отозвался.

Клава постучала сильнее.

– Что надо? Здесь больница, – раздался, наконец, из-за двери приглушённый испуганный голос.

– Раненого примите, – вполголоса попросила Клава. – Плохо ему… Да ну же, скорее!

Дверь наконец приоткрылась, и Клава увидела в коридоре медсестру Зину Бахареву. Осунувшаяся, с запавшими глазами, девушка держала в руках семилинейную лампу и с тревогой смотрела на Клаву.

– Ой, Клаша, я думала, что это уже они… – Девушка прислушалась: из-за реки доносились взрывы снарядов, перестрелка – там, видно, шёл бой.

– А ты знаешь, сколько у нас раненых в больнице стало? Все палаты полны. И что теперь будет с ними? А что за раненый с тобой?

– Наш, островский… Саша Бондарин. Да позови ты врача скорее! Кто-нибудь остался из них или ты одна на всю больницу?

– Кто-нибудь остался, – раздался негромкий голос, и из темноты выступила заведующая больницей Елена Александровна Петровская. – Что случилось, Клава? – встревоженно спросила она. – Где ваш батальон? Вы разве не уехали? Где Дима?

Клава коротко рассказала, что произошло.

Елена Александровна побледнела.

– Бой! Вы приняли бой… Попали под обстрел миномётов!

– Не волнуйтесь! – принялась успокаивать её Клава. – Я уверена, что все ребята благополучно выбрались из города. Я отходила последней. Только вот Саше Бондарину не повезло.

Сжав сухие обветренные губы, Елена Александровна приказала внести Бондарина в приёмную. Потом, осмотрев рану, она велела Зине готовиться к операции. Клава осталась ждать в приёмной. Не прошло и двух недель с начала войны, а сколько уже испытаний свалилось на ребят! Бомбёжки, истребительный батальон, бой с парашютистами, обстрел из миномётов… Давно ли Саша Бондарин был её пионером? Молчаливый, сдержанный, большой любитель собирать цветы и травы, выслеживать птиц и зверей, думал ли он, что в первом же бою прольёт свою кровь?

А что стало с другими ребятами, какие ещё испытания ждут их впереди?

В дверях показалась Елена Александровна.

Клава бросилась ей навстречу.

– Ранение серьёзное. Извлекла четыре осколка. Лежать ему придётся довольно долго. – Елена Александровна задумалась. – И знаете что, Клаша, в больнице ему лучше не оставаться. Неизвестно ещё, как немцы отнесутся к раненым. Тем более, что у Саши свежее ранение… Больше будет подозрений, придирок.

– Так что же делать? – всполошилась Клава. – Домой нельзя, родители у него уехали… Может, ко мне перенести, я за ним присматривать буду?

– Нет, Клаша, это невозможно, – покачала головой Елена Александровна. – Слышишь, что в городе делается? Да к тому же присмотра за Сашей мало. Его лечить надо. Пожалуй, вот что. Заберу-ка я его к себе на квартиру. Если опасность какая, скажу, что мой сын или племянник.

Клава с благодарностью посмотрела на сумрачное, усталое лицо врача. Ночью Клава и Зина перенесли Сашу Бондарина на квартиру Елены Александровны. Её квартира находилась тут же на территории больницы.

Чёрные дни

Только перед рассветом Клава добралась к себе домой. В комнате никого не было. Девушка попыталась прибрать разбросанные вещи, но усталость взяла своё. Не раздеваясь, она прилегла на кровать и мгновенно заснула.

И так же мгновенно проснулась. С улицы доносился протяжный, сиплый вой моторов.

Клава припала к стеклу. Начинало светать, река, подёрнутая туманом, порозовела. Над прибрежными тополями и ивами всполошённо кружились стаи галок. Вой моторов становился всё ближе и ближе.

Клава поднялась на чердак и через слуховое окно вылезла на крышу. Отсюда город был виден как на ладони.

В Остров входили фашистские войска. Через цепной мост длинной вереницей двигались грязно-зелёные грузовики с солдатами. За грузовиками тянулись тягачи с пушками разных калибров, крытые брезентом машины, фургоны. Старый мост прогибался и покачивался.

Переехав мост, машины и орудия растекались по улицам: одни шли к военному городку, другие задерживались на базарной площади, третьи двигались по шоссейной дороге дальше, на Псков и Порхов.

И всюду по городу из конца в конец, всё разведывая и проверяя, с бешеной скоростью носились группы мотоциклистов в железных шлемах.

Прижавшись к трубе, Клава следила за потоком машин.

Что же случилось? Почему фашисты в Острове, в её родном городе? Неужели это конец, конец всему дорогому, близкому, с чем сжилась, с чем выросла, что стало твоим воздухом, душой, всей твоей жизнью?

За годы своей работы с детьми Клава привыкла на любой ребячий вопрос отвечать не мудрствуя лукаво, прямо, ясно и с твёрдой убеждённостью. А что сейчас ответит вожатая, доведись ей встретиться с пионерами? Да и как ей самой понять всё то, что произошло? Клава не помнит, сколько времени она просидела на крыше. Наконец она спустилась вниз, на первый этаж. В полутёмных сенцах, заставленных кадушками, вёдрами, тазами, поглядывая на улицу через оконце, толпились перепуганные соседки.

– Господи, Клаша! – воскликнула портниха Самарина, моложавая, остролицая женщина в мужском ватнике. – Откуда? Ты разве с матерью не уехала?

– Не успела… Задержалась… – Клава отвела глаза в сторону.

Мария Степановна Самарина была великая труженица, целые дни просиживала за шитьём, и Клава всегда удивлялась когда же эта женщина отдыхает.

Клава нередко заглядывала к ней в комнату и вызывалась помогать, но кончалось это чаще всего тем, что Мария Степановна прогоняла её вместе со своей дочерью Раей гулять. «Мне легче заново сшить, чем пороть после вас», – ворчливо говорила она.

– А вы, тётя Маша, почему не эвакуировались? – спросила Клава.

– Да где там! – Самарина тоскливо махнула рукой. – Пошла было с дочками пешком на Порхов, да уж поздно. Немец дорогу перерезал, назад всех завернул. Только вещи растеряли. – Она сердобольно оглядела Клаву. – Ну, да с меня какой спрос… Я портниха, надомница, женщина неприметная. А ты ведь комсомолка, пионервожатая, почти что партийная. Тебя здесь каждая собака знает…

Клава промолчала.

Из-за спины Самариной вынырнула Рая, худенькая, веснушчатая девушка.

– А это правда, что вы фашистов пулями встретили? Ну там, у станции… Ох, говорят, и набили вы им!..

– Цыц ты! – шикнула на неё мать. – Да разве про такое говорят сейчас?..

Женщины у оконца ахнули и теснее припали к стеклу. Через щель в стене заглянула на улицу и Клава.

От цепного моста на Набережную улицу свернуло несколько грузовиков с солдатами… Вот одна из машин остановилась около дома, где жила Клава.

Из кузова выпрыгнуло двое военных. Рыжеватый солдат автоматом на груди тяжёлым кованым сапогом распахнул калитку и пропустил вперёд высокого сухощавого лейтенанта. Тот окинул взглядом узкий дворик, густо заросший кустами сирени и акации, низкие дощатые сарайчики, дряхлые ступеньки крыльца и взялся за скобу двери, ведущей в сени.

Клава не сводила с лейтенанта глаз: впервые она видел фашиста так близко. Поджарый, с вытянутым лицом и водянистыми глазами, с нелепо вздёрнутой тульёй форменной фуражки, он смотрел кругом пренебрежительно и высокомерно.

Лейтенант толкнул дверь. Неведомая сила отбросила Клаву от щели в стене. Она резко захлопнула дверь и набросила щеколду.

– Рехнулась ты! – испуганно зашептала Самарина. – С первого дня и цапаться с ними…

Она оторвала Клаву от двери и подняла щеколду. Солдат ввалился в сени и направил на столпившихся женщин автомат. Женщины шарахнулись в сторону.

Вслед за солдатом в сени осторожно вошёл лейтенант. Раздражённо что-то выговаривая солдату, он заглянул в одну комнату, в другую, потрогал носком сапога скрипучие ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж, покосился на полутёмные углы сеней и, брезгливо скривив губы, подал солдату знак уходить. Грузовик с рычанием отъехал от дома.

– Не по нраву ему наша халупа, – усмехнулась Самарина. – Оно и к лучшему… – И она поглядела на Клаву. – А ты, девка, зря на рожон лезешь. Побереги себя, ещё не то увидишь…

Весь день Клава не находила себе места. Гитлеровцы разъезжали по улицам города на машинах, на мотоциклах, пели, гоготали, бесцеремонно занимали лучшие квартиры, распивали награбленное вино, вели себя как хозяева.

Молчаливая, осунувшаяся, с окаменевшим сердцем, пробиралась Клава по улицам родного города, не веря тому, что видела. В здании горсовета разместилась немецкая комендатура, школа имени Ленина была занята под солдатскую казарму, во дворе детского дома, разворотив заборы и вытоптав кусты и клумбы, поставили тягачи и автомашины. И всюду фашистские флаги, гитлеровские значки.

Когда-то Клава учила ребят ненавидеть фашистов, бороться с ними. И вот теперь в Острове полно гитлеровцев!

Так что же она, комсомолка, пионервожатая, ходит по улицам без дела, без борьбы? А как бороться? Где райком партии и райком комсомола?

Ребят из истребительного батальона тоже не видно: вероятно, они сумели выбраться из города. Может быть, они сейчас уже соединились с Красной Армией и воюют против фашистов. А она, Назарова, сидит здесь, как в плену, и на каждом шагу встречает ненавистных врагов. «А вдруг ребята не успели уйти, вдруг они попали к фашистам в плен?» – содрогаясь, подумала Клава.

Выбирая тихие переулки, чтобы меньше попадаться немцам на глаза, Клава решила проведать Сашу, а заодно и Елену Александровну. По пути заглянули на Школьную улицу. У дверей школы стоит часовой, вся улица забита грузовиками, походными кухнями, фургонами. Ворота в школьный сад распахнуты, под яблонями стоят брезентовые палатки, топятся походные кухни, на верёвках, натянутых между деревьями, сушится солдатское бельё.

Перед школой, прямо на тротуаре, в беспорядке свалены книги. Присев на корточки, словно перед грядкой, в книгах копается какая-то женщина. Голова по самые глаза закутана тёмным платком.

Клава вгляделась и узнала учительницу Анну Павловну.

– Что вы делаете? – подходя ближе, удивлённо спросила Анна Павловна подняла голову, и в глазах её мелькнула тревога.

– Клаша?! Ты в городе? Почему не ушла с комсомольцами, с Важиным?

– Не успела… Сашу Бондарина ранило, пришлось задержаться. А что с батальоном? Где ребята?

– Говорят, ушли они… Вывел их Важин. А там кто их знает, – вздохнула учительница.

– Анна Павловна, а что это за книги? Э, да это наша школьная библиотека…

– Вот именно, – горько усмехнулась учительница. – Видишь, немцы заняли школу под солдатскую казарму. А наши книги, конечно, выбросили. Новый порядок, ничего не скажешь. Извечный порядок варваров и мракобесов. Вот я думаю собрать их…

– Я вам помогу.

– Нет, нет, – запротестовала Анна Павловна. – Тебе сейчас на улице лучше не показываться. Ты комсомолка, была в истребительном батальоне. А люди в городе могут быть всякие…

– Какие всякие? – не поняла Клава.

Анна Павловна оглянулась по сторонам.

– Ты про Дембовского слышала? Немцы его бургомистром назначили. Главой города.

– Константина Владиславовича? – вскрикнула Клава.

– Был вроде человек, учитель, коллега, а стал фашистский холуй, – продолжала Анна Павловна. – И ещё бы по принуждению, а то добровольно пошёл, с охотой, со рвением. Встречаю его сегодня, а он сияет весь, надулся, как павлин. С новым порядком поздравляет. Думала, меня кондрашка хватит.

Прижав руку к сердцу, она болезненно поморщилась и тяжело перевела дыхание.

– В школе у нас уже двух учителей забрали: Сидоркина и Хайкина. Не иначе, по доносу нового бургомистра. Смотр Клаша, он и до тебя доберётся.

Из-за угла с пустыми мешками в руках выскочили трое мальчишек во главе с Петькой Свищёвым.

– Анна Павловна, книги отнесли в вашу комнату, – доложил Петька. – И стопками сложили, как вы велели… Можно ещё набирать?

– Можно, – кивнула учительница. – Видала, Клава, к помощники объявились? Решили библиотеку ко мне в комнату перенести.

– Клава Ивановна! – Петька подскочил к вожатой. – Вот хорошо, что вы не дра… не уехали, я хотел сказать.

– Что ж тут хорошего? – покосилась на него учительница.

– А как же… Знаете, сколько мальчишек в городе осталось! Вот Клава Ивановна и будет нам разные поручения давать… – Петька оглянулся по сторонам и перешёл на шёпот – Мы им сегодня двенадцать скатов проткнули. У нас и шило такое есть. – Он порылся в кармане и показал Клаве остро заточенный толстый гвоздь.

– А ну, убери сейчас же, – рассердилась Анна Павловна. – Нашёл тоже место, где показывать, под носом у немцев. – Она обратилась к Клаве – А ты не увлекайся. Подумай лучше, как из города выбраться. К своим подавайся… А то, не ровен час, схватят тебя здесь.

Клава задумчиво смотрела на ребят. Что-то будет с ними при немцах?

– А Варя Филатова тоже никуда не уехала, – заметил Петька, запихивая в мешок книги.

– Варя?! Когда ты её видел?

– Мы ей утром воды принесли. Она всё про вас спрашивала…

Сказав Анне Павловне, что она заглянет к ней вечером на квартиру, Клава заторопилась к подруге.