Текст книги "Клава Назарова"
Автор книги: Алексей Мусатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
– Эх ты, кооператор! – с досадой сказал Федя. – Бывшая морская душа!
Саша нахмурился: отец его заведовал продмагом, и сын не любил, когда кто-нибудь иронизировал над профессией продавца.
– Ты что ж думаешь, жизнь только на военных держится? Воюют год-два, а экономисты, плановики, кооператоры всё время нужны. Помнишь, что Ленин про экономику социализма сказал…
И в какой уже раз ребята азартно заспорили о том, какая профессия важнее. Они горячились, размахивали руками, глушили друг друга цитатами из школьных учебников.
– Ну хорошо, – сдался наконец Саша, когда приятель обвинил его в измене и отступничестве. – Приедем в Рубилово и спросим Клашу. Как она скажет, так и будет.
– А давай спросим! – запальчиво согласился Федя и тут только сообразил, что Сашка, как и он, едет посоветоваться с вожатой.
В лагере
Грузовик довёз Федю и Сашу почти до самого пионерского лагеря.
Прошли под аркой с не успевшей ещё выгореть надписью «Добро пожаловать!», постояли у лагерной линейки с высоко поднятым на шесте алым флагом, заглянули в брезентовые палатки, в лёгкие щитовые домики, где стояли аккуратно заправленные койки. Везде почему-то было безлюдно и тихо.
Заборы, домики, скамейки, постовые грибки только что были покрашены, и в воздухе остро пахло масляной краской.
В конце лагерной территории, под развесистыми берёзами, где стоял самодельный верстак и лежали горы щепы и стружек, ребята заметили сухощавого высокого старика в рабочем фартуке со следами клея и краски.
Федя и Саша узнали старика сразу и поздоровались – это был дядя Никифор, неизменный лагерный сторож, которого они помнили ещё с тех пор, когда сами приезжали на лето в пионерский лагерь.
Не выпуская из рук рубанка, дядя Никифор поверх очков подозрительно посмотрел на ребят.
– Откуда такие? А-а, островские, – узнал он наконец Федю и Сашу. – Чего бродите здесь?
Федя сказал, что они приехали к Клаве Назаровой, и спросил, почему в лагере так тихо и пустынно.
– Гарнизон выбыл в неизвестном направлении, – с важным видом сказал дядя Никифор. – По сигналу боевой тревоги.
– Значит, военная игра? – оживился Федя. – Где, в каком месте?
Старик лукаво усмехнулся.
– Разглашать не положено… сами должны понимать.
– А вы, дядя Никифор, никак, переквалифицировались? – спросил Саша. – Столяром заделались?
– Как тебе сказать? – развёл руками старик. – Я ведь сызмальства столяр и плотник. Только по старости в сторожа подался. А вот Клаша опять меня к старому вернула. Затеяла тут с ребятнёй ремонт в лагере, меня за старшего поставила. «Учи, говорит, Никифор, наставляй молодых строителей». Вот я, как могу, и наставляю – есть тут у меня и столяры, и маляры, и стекольщики. Пойдёмте вот, покажу, чего ребята понастроили.
Сопровождаемые сторожем, Федя с Сашей осмотрели оборудованный пионерами спортивный стадион, беседку-читальню, фанерный домик «фабрики наглядных пособий», мастерские авиамоделистов, судостроителей.
– А теперь на наш зоопарк гляньте! – предложил Никифор, подводя ребят к свежеокрашенному забору.
– Зоопарк?! – удивился Федя.
– А как же! У нас теперь всё по-большому, – пояснил Никифор. – Авиамодельный кружок стал авиационным заводом, кукольный кружок – кукольным театром, живой уголок – зоопарком. И знаете, сколько ребята живности в свой зверинец натащили!..
Федя и Саша прошли за забор, к клеткам. И верно, в клетках сидело немало животных. Были тут и кролики, и рыжий лисёнок, и несколько ужей, и черепаха. Около клеток с деловым видом расхаживал стриженый большеголовый паренёк с повязкой на рукаве «Лаборант зоопарка».
– Скажи на милость – лаборант! – ухмыльнулся Федя.
– А у нас и директор зоопарка есть, и научные сотрудники, – принялся объяснять мальчик. – Мы тут всякие опыты проводим. К нам и ребята из соседних деревень приходят.
– Вот дело поставлено! – подмигнул Федя приятелю. – Сюда бы ещё слона с тигром!..
– А ты не смейся, – сказал Саша. – У ребят и так есть что посмотреть. Когда я в живом уголке работал, так у нас только кролики были. – И он, обернувшись к «лаборанту», принялся расспрашивать, как удалось пионерам поймать хоря и лисёнка, как те чувствуют себя в неволе.
«Теперь Сашку не оторвать», – подумал Федя, зная привязанность своего приятеля к животным и птицам, и потянул его за руку.
– Мы зачем приехали? Пошли Клаву искать!
Саша нехотя поплёлся за Федей. Покинув территорию лагеря, они вышли в поле, заросшее мелким кустарником и изрытое извилистыми оврагами.
«Наверное, здесь и воюют», – подумал Федя, вспомнив, как в его пионерские годы в этих же местах проходили военный игры. На этой стороне оврага обычно располагались «красные», на противоположной – «синие».
«Противники» долго следили друг за другом, высылали разведку, несли службу сторожевого охранения, устраивали засады, ложные атаки. Разведчики должны были проникнуть в лагерь «противника», узнать, где находится штаб, где расположились санитарные дружины, кухня, склад оружия. Потом начиналось общее наступление.
Побеждала в игре та армия, которая больше собрала сведений о «противнике», неожиданнее и скрытнее проникла на чужую территорию и сумела захватить штаб.
Не спеша пробираясь через кустарник, Федя и Саша вышли на небольшую полянку и увидели группу девочек, которые плели из травы и веток какие-то зелёные балахоны.
Саша спросил, не знают ли они, где сейчас находится Клава Назарова.
– Нет, не знаем.
– А это вы зачем плетёте? – Федя показал на балахоны. – Халаты разведчикам? Для маскировки?
Девочки подозрительно покосились на ребят и ничего не ответили.
Приятели пошли дальше и в ту же минуту услышали, как кто-то из девочек сорвался с места и скрылся в кустах.
– Нас, кажется, за чужих принимают, – догадался Саша. – Давай уйдём отсюда… не будем им мешать.
– Да нет, интересно, – возразил Федя. – Посмотрим, как у них игра проходит. – Он вдруг присел за куст и потянул Сашу за рукав. – Гляди-ка!.. Палатка с красным крестом, санитары… Да они же дремлют… носом клюют. Тоже мне вояки… Так их зараз захватить могут.
– Ладно… Не будем им показываться, – шепнул Саша.
Приятели осторожно обошли «санитаров» стороной. Вскоре они заметили за кустом небольшой костёр. Над огнём висели котелки, в них что-то кипело и булькало, и мальчик с девочкой снимали пробу.
– Полевая кухня, – улыбнулся Федя. – Это хорошо придумано. Игра игрой, а всё как на самом деле… – Он потянул носом. – И знаешь, что варят? Грибной суп.
– Ну и нюх у тебя… Как у настоящего разведчика, – удивился Саша.
– А ты как думал? Я в таких играх всегда в разведку ходил. Научился кое-чему.
Неожиданно в кустах негромко свистнула какая-то птица. Ей ответила другая.
– Это не птичьи голоса, – насторожился Саша. – Это, наверное, ребята сигналят…
– Пожалуй! – согласился Федя и вдруг задорно блеснул глазами. – Слушай, давай покажем пионерам класс работы. Проберёмся незаметно мимо всех их застав, дозоров, разыщем штаб. Можем даже знамя унести. А, Сашка? Тряхнём стариной!
– Тоже мне… юный пионер! – отмахнулся приятель. – Извозишься тут в кустах, все штаны порвёшь. Пойдём лучше искупаемся.
И он по пологому склону, заросшему ромашкой и жёлтыми бубенчиками, направился к реке, что блестела в разрывах между кустами.
Федя с недовольным видом пошёл за ним следом.
– Отяжелел, кооператор, – бормотал он. – Штаны ему жалко.
У реки ребята отыскали укромное место, разделись и легли на тёплый илистый берег.
Блаженно щурясь и поворачиваясь к солнцу то спиной, то грудью, Федя вскоре уже забыл свою обиду на приятеля.
– А хорошо бы сейчас пионером заделаться, – мечтательно заговорил он, – в лагере пожить недельки две. Походы, купанье, военные игры… Помнишь, как мы «бой за высоту» проводили… Клаша тогда даже в воинскую часть ходила за консультацией к командиру роты.
– А учебную тревогу ПВХО как устраивали, – отозвался Саша. – Сколько мы тогда взрослых в убежище заперли, часа два до отбоя их держали.
– Ещё бы не помнить! – улыбнулся Федя. – Клаша тогда тоже попалась. Мы её в убежище даже дегазировать стали. Пальто ей прожгли. Вот уж ей от матери досталось!.. А она её успокаивает: «Ничего, мама! Это мои бойцы так постарались! Сейчас учебная тревога, а если на самом деле что случится…»
Воспоминания захватили ребят. Нет, что там ни говори, а хорошо им было в пионерской дружине у Клавы Назаровой. Она была их настоящим другом.
Клава не любила «пионерской говорильни», словесных сборов, а всегда наталкивала ребят на живые, увлекательные дела.
Где только не играли островские мальчишки в футбол: и под окнами школы, на Базарной площади, и в городском парке. И отовсюду их бесцеремонно прогоняли. Клава снарядила отряд «разведчиков», они обшарили город и обнаружили несколько великолепных пустырей. Затем в дружине был создан «добровольный строительный батальон», и на одном из пустырей, за рекой, закипела работа. К строителям присоединились мальчишки из других школ, и к летним каникулам юные любители спорта уже имели свой стадион.
Трудно давались горсовету зелёные посадки в городском парке и на улицах. Беспризорные молодые деревца хирели, чахли, уничтожались.
Но вот за посадки взялись Клавины пионеры. Они создали «зелёный совет», куда вошли ребятишки, старики, женщины, приняли шефство над каждым деревцем и даже провели в Доме пионеров общественный суд над «врагами зелёного друга». В число «врагов» попали пятеро мальчишек, срезавших деревца на луки, и две пожилые тёти, кормившие листьями молодых посадок прожорливых коз.
Впервые в городе после долгих лет забвения Клавины пионеры устроили новогоднюю ёлку. Высокую, сияющую, нарядную, её установили в центре города, и целую неделю вокруг ёлки веселились островские ребятишки.
А сколько неиссякаемой энергии и выдумки проснулось в ребятах, когда Клава познакомила их с гайдаровским Тимуром!
Пионеры пометили красными звёздочками все дома, где проживали семьи красноармейцев, старики, инвалиды и сироты. Затем ребята развернули бурную деятельность: возили на санках воду, кололи дрова, помогали ходить в магазин, копались на огороде.
Пионеры так разошлись, что во дворе у одной из старушек взялись чинить дряхлый, покосившийся сарайчик, но дело кончилось тем, что сарайчик совсем завалился. Пришлось Клаве обратиться к комсомольцам старших классов и с их помощью восстановить старушке её недвижимое имущество.
– Ну хватит! Заговорились мы… – спохватился Саша. – Давай купаться!
Приятели, разбежавшись, бросились в воду и поплыли наперегонки. Потом они ныряли, доставали со дна реки чёрную, как дёготь, грязь, забрасывали ею друг друга, схватывались бороться и, наконец, наглотавшись воды, выбрались на берег.
– А ты ничего стал плавать, – снисходительно похвалил Саша приятеля. – Клаше спасибо скажи, это она тебя научила. Помнишь, как ты от воды шарахался?..
– Было дело, – согласился Федя. – А ты не забыл, как в спортзале через кобылу прыгать боялся? Разбежишься, покраснеешь – и стоп машина, заело. Клава тогда с тобой тоже помучилась.
Неизвестно, сколько бы ещё времени ребята предавались воспоминаниям, как вдруг Саша спохватился:
– Погоди! А где наша одежда?
– Как – где? – удивился Федя. – Мы вот здесь её положили… у кустика.
– Не дурачься, Федька. Куда ты её запрятал?
– Да не подходил я к ней, – обиделся Федя. – Мы же вместе с тобой купались.
– Руки вверх! – раздался глуховатый голос. Федя и Саша оглянулись.
Шагах в пяти стоял небезызвестный ребятам Петька Свищёв и целился в них из лука.
– Ну, ну, – нахмурился Саша, подаваясь вперёд. – Не балуйся!
– Ни с места! – предупредил Петька и махнул рукой.
В ту же секунду из-за кустов выскочило с десяток мальчишек с красными ленточками на груди. В руках они сжимали еловые шишки. Такие же шишки топорщились у них в карманах и за пазухой.
– Ну вы, мальцы! – строго сказал Федя. – Поиграли и хватит. Давайте нашу одежду.
– Она уже в штабе, – сообщил Петька. – А теперь мы и вас туда доставим.
– Нет, ты видал? – возмутился Федя. – Тоже мне вояки! За «синих» нас приняли.
– Я ж тебе говорил, – шепнул Саша приятелю. – Выследят они нас. – И он примиряюще обратился к Петьке – Слушай, мы же не играем… И не «синие» мы и не «красные». Мы к Клаве Назаровой пришли по делу. Ну, принеси нам одежду, будь друг.
– Кто вас знает, зачем вы здесь, – буркнул Петька. – Ходят тут, высматривают… А может, вы… Да что там говорить много, пошли в штаб! Там разберутся.
– Слушай, Свищ, я тебе сейчас навешаю! – пообещал Федя.
Петька кинул быстрый взгляд на свою команду. Пионеры достали из карманов ещё по нескольку шишек и принялись окружать приятелей.
– Ладно, не хорохорься! – удержал Саша Федю за руку. – Ещё шишками закидают. Пошли лучше с ними… Всё равно нам одежду выручать надо. – И он, ухмыльнувшись, поднял руки. – Глаза завязывать будете?
– Можете так идти, – разрешил Петька.
Поводив Федю с Сашей изрядное время по кустам, Петькина команда наконец доставила их в штаб.
В брезентовой палатке, замаскированной зелёными ветками, находилось всё воинское начальство «красных». Здесь же была и Клава.
Петька доложил о поимке неприятельских разведчиков.
И когда он, получив благодарность за смелость и находчивость, вышел из палатки, Клава залилась таким озорным смехом, что даже строгие, сосредоточенные командиры «красных» заулыбались.
– Да вы… вы прямо находка для нас, – говорила она сквозь смех Феде и Саше. – И бдительность ребята сумели проявить, и смекалку, и смелость. Это, пожалуй, самая удачная операция в сегодняшней игре. И откуда вы только появились так кстати?
– А мы, Клаша, за тобой, – сконфуженно признался Федя. – Завтра выпускной вечер в школе. Тебя ждут все…
– И ещё одно дельце есть, – сказал Саша. – Поговорить бы надо.
– Обязательно поговорим. Вот только военная игра закончится, – кивнула Клава. – А пока одевайтесь и посидите здесь.
Варя Филатова
Оставив лагерь на своего заместителя, Клава добралась с попутной машиной до города, зашла домой, переоделась и отправилась на выпускной вечер.
Вот и школа. Окна распахнуты, из классов доносятся голоса, взрывы смеха, в пионерской комнате репетируют оркестранты. Входная дверь почти не закрывается. С букетами цветов стайками влетают в неё разнаряженные девушки. Чувствуя себя в новых костюмах неловко, стеснённо, протискиваются в дверь юноши. Улыбаясь и любезно уступая друг другу дорогу, чинно входят родители.
И кругом вездесущие мальчишки младших классов, для которых выпускной вечер, пожалуй, более важное событие, чем для самих выпускников. Они липнут к окнам, гроздьями нависли на ограде, толпятся у входной двери, и кое-кто из особенно предприимчивых уже успел проскользнуть внутрь здания. Но проходят считанные минуты, и школьный сторож Ерофеич, «второй директор», как его зовут ребята, бережно, но твёрдо выпроваживает предприимчивых на улицу.
– Каждому овощу своё время! – назидательным тоном говорит он. – И правила арифметики надо помнить. Ежели ты в третьем классе, то приходи на выпускной вечер через семь лет, а ежели в четвёртом – то через семь минус единица.
Клава невольно улыбнулась: как ей всё это памятно!
Совсем недавно и она вот так же, с волнением прижимая к груди букет полевых цветов, вместе с подругой Варей Филатовой входила в эту самую школу на выпускной вечер.
Так же играла музыка, чинно входили в дверь выпускники, тщетно рвались в школу мальчишки младших классов.
«Интересно, пригласили Варю на выпускной или нет?» – подумала Клава. Не входя в школу, она повернула обратно и направилась к подруге, – какой бы праздник ни был, Клава не умела проводить его без Вари.
Варя Филатова жила в маленьком деревянном домике недалеко от школы. Клава привычным жестом нащупала щеколду в двери, миновала полутёмные сени и вошла в комнату.
Варя в лёгком цветастом халатике сидела на корточках и мыла в большой оцинкованой ванне двухгодовалую дочку. Пухлая розовая девочка со смешными завиточками волос на затылке невозмутимо занималась своими делами: то погружала в воду целлулоидного жёлтого утёнка, то энергично шлёпала ладошкой по воде или начинала барабанить погремушкой о жестяную стенку ванны.
– Ой, Олюшка! Купается! – вскрикнула Клава. – Дай я её потискаю…
Она сбросила с себя лёгкую жакетку и, встав на колени рядом с Варей, потянулась к девочке.
– Как это – потискаю? – Варя с деланной строгостью отстранила подругу. – Что она тебе, игрушка резиновая? Олечка у нас человек живой, самостоятельный. Правда, доченька?
Оля, как видно, вполне согласилась с матерью, издала какой-то воинственный клич и так резво ударила ладошкой по мыльной воде, что облила Клаве новую юбку.
– Вот это по-нашему, – улыбнулась Варя и, окатив девочку тёплой водой из кувшина, скомандовала Клаве: – Назарова, работай!
Схватив со стула сухую махровую простынку, Клава приняла на руки мокрую, скользкую девочку и принялась растирать её сбитое, упругое тельце.
– Ой, Олюшка! Лапушка моя, колосочек!
– Слушай, Клава, ты три да знай меру, – остановила Варя, ревниво следившая за подругой. – И, пожалуйста, без этих спортивных захватов.
– Да нет… Я нежненько, – продолжала ворковать Клава. – Пухленькая моя, сдобочка. Я ж тебя сто лет не видела!
– Сто не сто, а с месяц не видела. Да и меня тоже, – с лёгким упрёком заметила Варя.
– Неужто с месяц? – всполошилась Клава. – Время-то как летит. Совсем я закружилась. Конец года, экзамены у ребят, сборы в лагерь…
– А когда у тебя по-другому было? – усмехнулась подруга. – Помнишь, в школе ещё обижалась: «И почему это в сутках только двадцать четыре часа…»
– Это правда, не хватает мне времени, – вздохнула Клава, передавая девочку Варе. – А ты как живёшь?
– Живу, не тужу, – сдержанно ответила подруга. – Отработаю своё в типографии да поскорее домой, к ней вот. – Она влюблённо прижалась к дочке лицом.
– А он как? Пишет? – осторожно спросила Клава, показав глазами на стену, где обычно среди других фотографий висела карточка смазливого молодого человека, Вариного жениха. Но сегодня фотографии не было.
– Он бы писал, да, видно, чернила высохли, – невесело усмехнулась подруга. – Как это поётся: «Мил уехал, мил оставил мне малютку на руках…» Да и не нужны мне его письма, раз у человека сердце засохло. Проживу и без него…
Клава с тревогой покосилась на подругу: рослая, стройная, большеглазая – такую бы только и любить! А вот надо же: человек два года ходил влюблённым, а потом, испугавшись ребёнка, скрылся из города.
Зная, как подруге тяжело вспоминать о своём незадачливом увлечении, Клава постаралась переменить тему разговора и пригласила Варю на выпускной вечер в школу.
– Ты вожатая, почти что педагог, а мне-то зачем туда? – отказалась Варя.
– Обязательно пойдём, – загорелась Клава. – Учителей встретим, бывших своих пионеров… Повеселимся, наконец потанцуем… Ведь не старуха же ты…
– Погоди, – вспомнила Варя. – Так Олечку же не с кем оставить. Мама в город ушла.
– Вот и неправда, – засмеялась Клава. – Тётя Поля на огороде морковь пропалывает, сама видела. – Она выскочила за дверь и вскоре привела Варину мать.
– Иди, дочка, раз надо, иди, – сказала тётя Поля. – Клаша говорит, что вы и так опаздываете.
Покачав головой, Варя принялась одеваться.
В дорогу
Когда подруги пришли в школу, выпускной вечер ещё не начинался.
Председатель комиссии по проведению вечера Дима Петровский, высокий подтянутый юноша в костюме спортивного покроя, в галстуке необычной расцветки, с тщательно уложенными волосами, с видом заправского распорядителя встречал выпускников и их родителей. С галантной учтивостью он сопровождал родителей на второй этаж: мужчинам в ожидании вечера предлагал почитать газеты или сыграть в шахматы, женщинам – посмотреть выставку кружка «Умелые руки» и изделия школьных рукодельниц.
– Это кто же такой молодой человек? – близоруко щурясь, полюбопытствовала одна из мамаш. – Или учитель какой новый? Уж такой учтивый да обходительный…
– Да это же Димка Петровский, – ответила ей другая мамаша. – Приоделся, навощился, вот и гарцует…
– Димка!.. – ахала близорукая мамаша. – Сынок Елены Александровны, докторши нашей? Вот уж не подумала бы! Да я ж его третьего дня чуть в саду не зацапала, за ягодами лез…
Не забывал Дима Петровский командовать и своим помощником Федей Сушковым. То он посылал его в пионерскую комнату – проверить, все ли оркестранты в сборе, то к руководителю художественной самодеятельности – узнать, готовы ли артисты к вечеру, то к буфетчице тёте Кате – выяснить, достаточно ли завезли фруктовой воды, пирожных и бутербродов.
– Чтоб пир был горой, веселье до утра, танцы до упаду, – твердил Дима. – Действуй, Сушков-Суворов! Раз-два…
Забот было великое множество, и Федя сбивался с ног. С каждой минутой возникали всё новые и новые неувязки.
Ваня Архипов, которому было поручено достать патефон, притащил из дому какое-то утильсырьё с разболтанным диском. Пришлось срочно вызвать мастеров из кружка «Умелые руки», запереть их в пустующий класс и заставить чинить патефон. Люба Кочеткова по своей вечной рассеянности принесла совсем не те пластинки, какие нужны были для танцев: органную музыку Баха, арии из опер «Чио-Чио-Сан» и «Евгений Онегин».
И совсем уж нехорошо получилось с Севкой Галкиным. Севка без всякого на то разрешения привёл на выпускной вечер двух дюжих приятелей, и они сразу попёрли в буфет. Федя потребовал у них пригласительные билеты, но Севка отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
– Ладно ты, распорядитель! Знаешь, что я сегодня премию получаю?
– Ну и что?
– А то… Много ли у нас отличников в школе? Раз, два – и обчёлся. Имею право хоть дюжину приятелей на вечер привести.
– Скажи своей бабушке… – фыркнул Федя и заявил Севке, что посторонние пройдут в школу только через его труп.
Севкины дружки придвинулись к Феде и вполголоса сказали, что его труп им ни к чему, но намять бока распорядителю они вполне могут.
Федя, забыв свои обязанности, уже готов был ринуться драку, но тут, к счастью, показался директор школы, и Севка кинулся к нему просить для дружков пригласительные билеты.
Немало пришлось Феде погорячиться и попортить кровь из-за Аллы Дембовской.
В школе существовало неписаное, но твёрдое правило – на выпускном вечере дарить учителям цветы, выращенные только своими руками или собранные в поле.
И это было не случайно.
В школе многое любили и умели делать своими руками. Учащиеся вырастили плодовый сад, сами обрабатывали землю, ухаживали за деревьями, охраняли и собирали плоды.
Даже покраску школьного здания, ремонт парт, натирку полов ребята выполняли сами.
Концерты, вечера самодеятельности, школьные праздники – всё это учащиеся проводили самостоятельно, внося немало выдумки, задора, молодой энергии. Педагоги, конечно, помогали, подсказывали, но делали это тактично и незаметно, и ребятам казалось, что ими никто не руководит.
«В нашей школе нянек нет» – было негласным лозунгом.
Вот и сейчас Федя и Дима придирчиво осматривали каждый букет в руках выпускников.
Вначале всё шло нормально. Ребята несли пахнущие полевой свежестью ромашки, колокольчики, фиалки, гвоздику, васильки. Если и были садовые букеты, так только у тех выпускников, которые по старой юннатской привычке выращивали их дома на огородах.
Но вот появилась Алла Дембовская, миловидная, с пичужным носиком и золотыми кудряшками девушка в модном платье, ловко облегающем её стройную фигурку. Следом за ней с огромным букетом цветов шла маленькая сухонькая старушка. У входа в школу старушка передала Алле букет, девушка сунула ей в руки деньги и легко впорхнула в вестибюль. И сразу же её встретил несносный Сушков-Суворов.
– Вот, пожалуйста… Кому передать? – Алла протянула ему цветы.
Сушков подозрительно покосился на букет. Он был великолепен – влажный, тяжёлый, издающий густые запахи.
– Сама вырастила? – спросил Федя, хотя отлично знал, что Дембовская не любила копаться в земле.
– Это неважно! – вспыхнула Алла. – Забирай скорее… Они мне всё платье помяли.
– Не пройдёт, – со вздохом заявил Федя. – Знаешь наше правило – цветы с базара не принимать. Неси домой.
– Глупости какие! – Алла попыталась проскользнуть мимо Феди, но тот загородил ей дорогу.
– Только через мой труп…
Алла закричала, что правило о цветах нелепое и глупое, а Сушков несносный придира и она никогда не будет с ним больше разговаривать.
Федя в замешательстве оглядывался по сторонам: может, он и в самом деле переборщил? Отказаться от такого букета!
Хоть бы подошёл Дима Петровский или кто-нибудь из педагогов!
И тут ему повезло. В дверях он увидел Клаву и Варю Филатову.
– Скажите Дембовской… – умоляюще обратился он к подругам. – Будто она в другой школе училась…
Клава наклонилась к букету, вдохнула запах цветов.
– Чудесный букет! Правда, Варя?
– Чудесный, – согласилась подруга.
– А помнишь, Аллочка, – обратилась Клава к девушке, – ты зимой проводила с пятым классом концерт художественной самодеятельности? Вы всё делали своими руками: сами шили костюмы, писали декорации. Разве это было не интересно?..
– Пожалуйста… Могу обойтись и без цветов… – Алла с обиженным видом сунула букет кому-то из мальчишек и, кинув неприязненный взгляд на Сушкова, побежала на второй этаж.
– Ну как, Федя, достаётся на посту дежурного? – улыбнулась Клава.
– Ещё как! – вздохнул Федя. – Все вдруг взрослые стали, самостоятельные. – И он принялся жаловаться на неувязки с буфетом, с артистами, с пластинками для танцев.
– Ничего, ничего. Потрудись ради школы последний денёчек. Завтра как отрезанный ломоть станешь. Как у тебя с комиссией?
– Прошёл, годен, – не без торжества сообщил Федя. – Через неделю еду в Ленинград.
– Поздравляю… – Клава пожала ему руку. – Варя, ты слышала? Федя-то у нас в военно-артиллерийское училище поступает.
– А как же иначе… Недаром он у нас Сушков-Суворов, – улыбнулась Варя.
– А на чём остановился твой друг? – спросила Клава.
– Решил в планово-экономический сдавать. Пожалеет потом, – махнул рукой Федя и вновь заговорил о буфете, артистах, пластинках.
– Ох, хитёр распорядитель! – засмеялась Клава, переглянувшись с подругой. – Боится, как бы мы с тобой без дела не остались. Ну что ж, давай впрягаться. – И она принялась помогать дежурным: побывала в буфете, у оркестрантов, расставила в зале цветы, послала Варю домой за пластинками.
Вскоре стали прибывать приглашённые из других школ: в городе любили выпускные вечера в школе имени Ленина.
Федя придирчиво проверял у них пригласительные билеты.
Незадолго до открытия вечера в вестибюль вошли трое юношей и девушка из окраинной городской школы. Одного из них, рослого, белокурого юношу с продолговатым загорелым лицом, почему-то одетого не по сезону в лыжный костюм, Федя узнал сразу. Это был Володя Аржанцев, тот самый, который на последних лыжных соревнованиях «обтяпал как миленьких», как говорили в городе, всех лучших лыжников школы имени Ленина, а в личном первенстве перегнал даже саму Клаву Назарову.
Когда Аржанцев с товарищами поднялся на второй этаж, Федя не утерпел и подошёл к Клаве.
– Пришёл этот самый… лыжник… что наших обтяпал.
– Аржанцев? – догадалась Клава. – Где он? Давно хочу с ним поближе познакомиться.
Она отыскала Аржанцева в школьном зале, поздоровалась.
– А я вас давно знаю, – доверчиво кивнул юноша. – Да кто же вас не знает!
– А всё же я думаю, что наши лыжники вашим не уступят, – сказала Клава. – Зимой опять с вами соревноваться будем.
– Ну что же. – Аржанцев спокойно пожал плечами. – Наши не откажутся. Только мне, пожалуй, не придётся выступать.
– Уезжаете куда-нибудь?
– Собираюсь поступать в лётное училище…
Они разговорились. Аржанцев рассказал, что профессия лётчика – его давняя мечта. Сейчас он живёт в колхозе, работает в поле на тракторе и готовится в училище. Он не один. Вместе с ним думают поступить в лётное училище ещё несколько выпускников, в том числе и Аня Костина. Он кивнул на сероглазую хрупкую девушку, которая ни на шаг не отходила от юноши.
– Тоже лыжница… Скороходка.
– Будет тебе, Володя, – смутилась девушка. – Хожу, как все…
Аржанцев говорил уверенно, доверчиво, спокойно, словно уже был давно и близко знаком с Клавой.
«Славный парень», – подумала она и почему-то решила, что такого непременно примут в лётное училище.
Клаве стало немного грустно. Она ведь тоже мечтала и о лётной школе и о парашютном спорте, но вот как-то получилось, что до сих пор работает пионервожатой.
* * *
Забрезжил рассвет, но никто из ребят не хотел расходиться. Охрипший патефон молчал, танцевать никого не тянуло, все запасы в буфете были уничтожены. Выпускники и гости бродили по коридорам, сидели на подоконниках.
– На мост! Пошли на мост! – раздался чей-то голос. И ученики отправились к излюбленному месту в городе – на цепной мост, перекинутый через Великую.
Река рассекала город на две половины. Недалеко от моста она раздваивалась, огибала каменистый островок, на котором сохранилась остатки древней крепости, затем вновь соединялась в одно русло, бурно шумела и пенилась у городской мельницы и дальше несла свои воды по плоской равнине через болота и торфяники к Пскову, а ещё дальше впадала в Псковское озеро.
Островчане любили свою реку, тянулись к ней в будни и в праздники и с нежностью говорили: «Великая не великая, но и не малая».
Через реку, там, где она разделялась на два русла, был перекинут висячий цепной мост, краса и гордость города. За мостом развилка двух шоссейных дорог – на Смоленск и на Вильнюс.
Выпускники вступили на мост и застыли у чугунных перил. Внизу текла ещё тёмная в предутренней рани вода, шевеля подводные водоросли и осоку. Прошёл первый грузовик – и мост под ребятами задрожал, закачался, как трясина. С реки потянуло свежим ветром.
С моста ребята перешли на остров, где возвышались остатки каменной крепости.
Сколько раз Клава приводила сюда своих пионеров и рассказывала им, как много столетий тому назад на реке Великой псковичи построили каменную крепость для защиты псковской земли и как эта небольшая крепость выдержали суровые испытания в годы нашествия немцев, литовцев и поляков.
Клава до сих пор помнила слова, вычитанные в какой-то старой книге, которые она не раз приводила ребятам:
«Остров в древности был одним из пригородов когда-то вольного, славного и многострадального Пскова, и притом одним из самых древнейших и лучших».
Федя, уже успевший подружиться с Володей Аржанцевым (как же иначе – оба они в будущем военные люди), потащил его к крепости поближе.
– Ты знаешь, что такое Остров в прошлом? – учительским тоном спросил он. – Это южный щит Пскова. Здесь в тысяча пятьсот восемьдесят первом году небольшой отряд храбрецов сдерживал натиск стотысячной армии польского короля Стефана Батория.
– Знаю, учителя рассказывали, – улыбнулся Аржанцев. – Только вот я ещё крепость не видел как следует.
