Текст книги "Клава Назарова"
Автор книги: Алексей Мусатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
День рождения
Мать была сильно удивлена, когда Клава сказала ей, что сегодня будет отмечать день рождения.
– Что ты, дочка! Ещё время не подошло… да и гостей угостить нечем.
Клава выразительно посмотрела на мать.
– Ко мне соберутся ребята. Надо поговорить. А про день рождения – это на всякий случай. Для любопытных. Понятно, мама?
Евдокия Фёдоровна кивнула головой: как не понять! Материнским сердцем она уже чуяла, что Клава что-то замышляет, раз-другой тайком всплакнула, но отговаривать дочь, – зная её характер, не решилась.
– И насчёт угощения не беспокойся, – добавила Клава. – Приготовь чай, и всё…
– Я, пожалуй, коржиков напеку, – раздобрилась мать. – Есть ещё у меня муки немножко.
К вечеру стол был накрыт.
Кроме коржиков, мать напекла пирогов, приготовила салат, нажарила рыбы, раздобыла варенья.
Клава приоделась по-праздничному, привела в порядок патефон, выложила пластинки.
К восьми часам начали собираться «гости».
Первыми шумно ввалились Федя, Дима и Борька Капелюхин.
Расфранчённые, в выутюженных брюках, при галстучках (даже Федя не отстал от приятелей), они поднесли Клаве по огромному букету цветов и принялись поздравлять её с днём рождения.
– Да вы что? – опешила Клава. – Забыли, зачем мы собираемся?
– Зачем забывать? – лукаво ухмыльнулся Федя. – Привыкаем, в роль входим.
– Привыкаете, – упрекнула Клава. – А сами втроём ввалились… Нет чтобы по одному явиться.
– А мы сейчас нарочно у немцем под носом прошли. В обнимку, с песней под гитару… – Дима кивнул на гитару с пышным розовым бантом на грифе. – Вроде как гуляем. И ничего. Немцам это даже понравилось. Стоят улыбаются. Видно, считают, что если молодёжь веселится, значит, вполне довольна новым порядком.
– Раз они так считают, давайте и повеселимся, – предложил Капелюхин, доставая из кармана бутылку с тёмно-красной наливкой. – Прошу, именинница!
И он принялся заводить патефон.
В комнату вошла Варя Филатова. Она с удивлением оглядела накрытый стол, патефон, цветы.
– А у тебя и в самом деле день рождения?
– До дня рождения ещё далеко, – улыбнулась Клава. – Это всё для маскировки.
Входили всё новые и новые комсомольцы. Клава зорко вглядывалась в лица ребят и девушек. Вот Зина Бахарева. Люба Кочеткова, Гриша Шмаков – все они учились в одной и той же школе имени Ленина.
В дверях показался Володя Аржанцев. Федя и Капелюхин бросились к нему навстречу, как к хорошему старому знакомому. Володя с озабоченным видом пожал ребятам руки и вызвал Клаву за дверь.
– Очень рада, что ты пришёл, – сказала Клава.
– Только я не один, – помявшись, признался Володя.
– Догадываюсь, – сказала Клава. – А она комсомолка?
– Ага! Вместе вступали, в один день… – поспешно ответил Володя. – Вот у меня и билет её… Замечательная дивчина! Знаете, сколько она мне патронов насобирала! И смелая, не подведёт. Я за неё, как за себя, ручаюсь. Отец у неё коммунист. На фронте сейчас.
– Ну что ж, характеристика неплохая. Да и поручителю можно верить, – улыбнулась Клава. – Где девушка? Зови её.
Аржанцев спустился по лестнице на улицу и вскоре вернулся с Аней.
Клава познакомила их с ребятами и оглядела собравшихся. Из десяти комсомольцев, что она пригласила на «день рождения», пришли все, кроме Вани Архипова.
«Неужели испугался?» – с обидой подумала Клава, вспоминая свои разговоры с Ваней, его растерянный взгляд и настороженные вопросы. Да и вёл он себя в эти дни довольно странно: с ребятами почти не встречался, ковырялся у себя на огороде, таскал с пожарища горелые доски, заготовлял на зиму дрова, торф, пас козу на окраине города. «Козодой» – прозвали его ребята.
«Неужели я в нём ошиблась?» – продолжала размышлять Клава. Нет, не может быть. Она знала Ваню с первого класса, странностей у него хоть отбавляй, но надёжнее его трудно найти человека.
– Саша Бондарин просил передать, – шепнул ей Федя. – Он тоже с нами.
– Знаю, не сомневаюсь, – ответила Клава и, подавив вздох, пригласила всех к столу. Потом посмотрела на мать.
– Садитесь, угощайтесь, – сказала Евдокия Фёдоровна, направляясь к двери. – А я на крылечке посижу, посторожу вас.
– Спасибо, мама, – благодарно шепнула Клава. – Если что, ты покашляй погромче.
Евдокия Фёдоровна вышла.
Оставив патефон, ребята сели за стол. И как прежде на пионерских сборах, первой начала говорить Клава. Она говорила о самой неизменной высокой любви, о любви к Родине. Нашествие фашистов – горе для нашей Родины. И чем отважнее будет бороться с захватчиками каждый человек, тем скорее пройдёт это страшное время.
– Правильно, – отозвался Федя. – Советская власть была и останется, что бы там фашисты ни брехали.
– Вернутся Красная Армия, партизаны, – блестя чёрными глазами, продолжала Клава, – спросят нас: а чем вы, островские комсомольцы, помогли народу? Что мы ответим?
И, как всегда, ребята жадно слушали свою Клашу. Каждый из них скорее хотел дела, борьбы, оружия.
– Я знаю, каждый из вас рвётся к борьбе с захватчиками. Но это надо делать умело, организованно. Сегодня мы в первый раз собрались все вместе. И с этого дня мы не просто комсомольцы. Подпольный райком партии и командование партизанского отряда поручили мне создать боевую подпольную комсомольскую группу и начать борьбу с фашистами здесь, в городе. – Клава помедлила, обвела глазами ребят. – Будет нелегко. Могут быть всякие неожиданности. Нас могут выследить, пытать. Может быть, придётся пролить кровь, отдать жизнь. Готовы ли вы к этому?
– Да что там спрашивать? – нетерпеливо отозвался Дима Петровский. – Действовать надо.
– Бить эту падаль, и вся недолга! – поддержал его Капелюхин, похрустывая сильными пальцами.
– Мы ко всему готовы, – серьёзно сказал Федя, переглядываясь с товарищами. – Можем хоть присягнуть.
Комсомольцы одобрительно закивали головами. Клава поднялась.
– Тогда торжественно поклянёмся, что будем бороться до конца. Слова клятвы я уже написала. Вот слушайте.
Она достала из кармана листок бумаги и, переводя дыхание, приглушённо, но отчётливо прочла:
– «Я, Клава Назарова, торжественно клянусь работать для Родины и народа, вести беспощадную борьбу с ненавистными фашистскими захватчиками и всеми силами помогать Красной Армии и партизанам. Если я нарушу своё обещание или выдам тайну, то пусть постигнет меня суровая кара».
Клава умолкла. Один за другим вставали юные подпольщики, брали листок и произносили клятву. И при этом по старой привычке поднимали руку для пионерского салюта.
– Я, Варвара Филатова, торжественно клянусь…
– Я, Фёдор Сушков, торжественно клянусь…
– Я, Дмитрий Петровский, торжественно клянусь…
Первые, кто давал клятву, ещё заглядывали в бумажку, но потом слова клятвы прочно врезались в память, и каждый произносил их наизусть.
Клава смотрела на сосредоточенные лица юных подпольщиков, на вскинутые для салюта руки и вспоминала, как каждый из ребят много лет тому назад вступал в пионеры, давал торжественное обещание. Только кругом алели знамёна, стояли в молчании шеренги пионеров, застыли наготове горнисты и барабанщики. Сейчас ничего этого не было, пионерские дни представлялись бесконечно далёкими, но Клава чувствовала, что между этими двумя обещаниями тянется незримая, но прочная нить.
Когда каждый принял клятву и поставил свою подпись, Клава бережно убрала листок в карман. Затем она предложила наметить руководящую тройку – штаб подпольной группы. Ребята без долгих споров избрали в штаб Клаву, Федю Сушкова и Володю Аржанцева.
– А теперь поговорим о наших практических делах, – сказала Клава и кивнула на стол с закусками. – Где же конспирация? Почему не едите?
Ребята не заставили себя просить и налегли на закуску.
Клава заговорила о том, что им сейчас предстоит делать. В первую очередь необходимо наладить сбор разведывательных сведений для Красной Армии и партизан. Надо всем подпольщикам следить за проходящими через город воинскими частями, за машинами с грузом, за поездами на станции. Потом надо продолжать собирать оружие, которое очень нужно партизанам. Ответственным за сбор оружия назначается Володя Аржанцев: у него уже есть опыт в этом деле и место для хранения.
– Про раненых красноармейцев не забывайте, – подала голос Зина Бахарева. – Ведь как только раненые поправятся немного, так их немцы заберут в лагеря, на работу. А почему бы их не переправить к партизанам?
– Каким это образом? – спросил Дима.
– Подумать надо…
– Подумаем, – согласилась Клава.
Ребята намечали всё новые и новые дела.
Федя Сушков посоветовал выпускать листовки и расклеивать их по городу.
– Надо, чтобы люди правду знали. А то они начинают фашистской брехне верить: мол, и Москву взяли, и Ленинград, и Советская власть кончилась…
Дима Петровский предложил разработать план диверсий: заминировать шоссе, взорвать цепной мост или поджечь склад с горючим.
Люба Кочеткова возбуждённо заявила, что надо что-то сделать с Аллой Дембовской, дочкой бургомистра.
– Ходит разодетая, с немцами на машине катается. Вчера ко мне прилипла: «Давайте мы для офицеров концерт устроим». Такая мразь! Я ей чуть в лицо не плюнула…
– А ещё полицая Оську Бородулина проучить, – подхватил Капелюхин. – Очень он, наглая морда, над людьми издевается.
Клава строго покачала головой.
– На свой страх и риск ничего не делать. Только по моей команде. Железная дисциплина. Помните свою клятву.
И она принялась объяснять, как надо вести себя в городе. В мелкие стычки с немцами и полицаями ни в коем случае не ввязываться, уметь держать себя в руках. Группами на улицах не показываться. Встречаться подпольщикам лучше всего на волейбольной площадке, на вечеринках, на танцах – пусть фашисты думают, что молодёжь всецело занята развлечениями и ей очень по душе новый порядок. Связь по старой пионерской привычке они будут поддерживать при помощи цепочки. И пока фашисты не угнали их на дорожные работы или на торфоразработки, надо ребятам самим устраиваться на работу в городские учреждения, в комендатуру, на станцию, в офицерские столовые.
– Главное, быть поближе к немцам, чтобы всё знать, видеть и слышать, – закончила Клава. – Вы понимаете меня?
– Это чтоб я на поганых фашистов ишачил? – заартачился было Капелюхин, но, встретив осуждающие взгляды ребят, махнул рукой. – Понимаю, конечно… Ладно, уж я на них работну, – усмехнулся он. – Премного будут благодарны.
В комнату вошёл запыхавшийся Ваня Архипов. Старая, замасленная кепка, дряхлый, латаный пиджак и опорки ногах делали его похожим на беспризорника.
Клава поднялась ему навстречу.
– Почему так поздно?
– Стрельбу слышали? – хрипло заговорил Ваня, вытирая кепкой потное лицо. – Наш самолёт листовки сбросил. А немцы по нему из зениток… Ушёл всё-таки самолёт… А листовок в поле полным-полно осталось. Немцы туда солдат выгнали, целую роту, листовки подбирать. А я там козу пас. Ну, меня зацапали и давай трясти да обшаривать.
– Так ни одной листовки и не принёс? – с досадой спросил Федя.
– Ещё бы не принести, – ухмыльнулся Ваня, разжимая кулак и показывая комочек замусоленной бумаги. – За щекой держал. Чуть не проглотил.
Клава осторожно развернула комочек бумаги. Листовка была адресована населению оккупированных фашистами Ленинградской, Новгородской и Псковской областей.
«Организуйте партизанские отряды и группы, – читала Клава. – Захватывайте оружие и боезапасы у врага. Беспощадно уничтожайте его днём и ночью, из-за угла и в открытом бою».
Обращение было подписано Ждановым и Ворошиловым.
– «Из-за угла и в открытом бою», – вполголоса повтори. Федя и посмотрел на Клаву. – Надо будет её размножить.
Внизу раздался надрывный кашель. Клава выглянула окно. По набережной шли какие-то люди. Клава спрятала листовку в карман и обернулась к ребятам:
– Патефон! Танцы!
Дима пустил патефон и подал руку Клаве. Капелюхин пригласил Варю Филатову, и пары закружились в танце. Вошёл немецкий патруль. Офицер посмотрел на танцующую молодёжь, ухмыльнулся. Он очень сожалеет, что не может принять участия в такой весёлой вечеринке. На войне как на войне…
Приложив пальцы к козырьку, офицер увёл солдат.
Клава достала стопку ученических тетрадей и коробку цветных карандашей.
– А теперь за работу. Капелюхин следит за улицей и меняет пластинки. Остальные берут карандаши и бумагу. Писать только печатными буквами.
Она дождалась, пока ребята очинили карандаши, расселись по своим местам, и, как учительница школьникам, принялась диктовать текст листовки.
А патефон наигрывал задорный фокстрот.
Медсестра Маша
Утром к Клаве забежала Зина Бахарева и сообщила, что больнице произошло большое несчастье. Молодой легко раненный лётчик, почувствовав себя лучше и ни с кем не посоветовавшись, решил бежать из больницы. Ночью в больничном белье он вылез через окно на улицу, стал выбираться из города и сразу же нарвался на немецкий патруль. Лётчика жестоко избили и вновь привезли в больницу.
– Ты бы видела, Клаша, что они с ним сделали, – рассказывала Зина, кусая сухие, запёкшиеся губы. – Лежит как пласт. Еле дышит. Теперь ему долго не подняться.
– Ты листовку раненым подбросила? – спросила Клава.
– Ага! – кивнула Зина. – В трёх палатах под подушки сунула. Теперь листовка по рукам ходит. И знаешь, что началось… Теперь у них только и разговоров, как бы к партизанам пробраться. Вчера один раненый чуть не на коленях меня умолял – достань ему штатскую одежду да покажи дорогу к партизанам. Ой, Клаша, боюсь я. Убежит он и тоже на патруль нарвётся. Что делать-то?
Клава задумалась. Да, раненых на произвол судьбы оставлять никак нельзя.
– А кто этот раненый, что к партизанам рвётся? – спросила она. – Ты хорошо его знаешь?
– Ага… Он мне всё рассказал, – зашептала Зина. – Командир стрелкового взвода. В первом же бою был ранен в голову. Потерял сознание, попал к нам в больницу. Злости в нём полно. Как про немцев вспомнит, даже зубами скрипит. «Мне, говорит, обязательно воевать надо».
– Меня с ним можешь познакомить? – спросила Клава.
– Да хоть сегодня. Приходи вечером в больницу.
– Представь меня как новую медсестру. Назови Машей, фамилию не упоминай.
Вечером Клава была уже в больнице. Зина выдала ей белый халат и привела в процедурную комнату.
– Подожди здесь… Сейчас пришлю… Шитиков его фамилия.
Вскоре в процедурную вошёл коренастый смуглый человек в сером больничном халате, с забинтованной головой.
– Шитиков, – отрывисто представился он, протягивая Клаве сильную цепкую руку и пристально оглядывая девушку. – А вы, значит… Маша, новая медсестра?
Клава кивнула головой.
– Можете говорить со мной откровенно… я всё знаю. Вы один хотите уйти к партизанам?
– Нет, есть ещё желающие.
– Сколько человек?
– Пятеро.
– Люди надёжные? Вы их подготовили?
– Отвечаю, как за самого себя!
– Когда вы хотели бы уйти?
– В любую ночь. Хотя бы сегодня…
– Но вы ещё не совсем здоровы. – Клава кивнула на марлевую повязку на голове Шитикова.
– Ах, это? – ухмыльнулся Шитиков. – Это для маскировки. На случай проверки немецкими врачами. Делаем вид, что мы всё ещё лежачие больные. Это Зина придумала. Да и врач её поддерживает.
«Умницы», – подумала про них Клава и спросила Шитикова, что раненым необходимо для побега.
– Гражданскую одежду, еду, карту, компас, – перечислил Шитиков. – Хорошо бы, конечно, проводника.
– Постараемся обеспечить. Держите связь с Зиной. – Клава поднялась и протянула Шитикову руку.
В этот же вечер она попросила мать порыться в сундуке и достать что-нибудь из отцовской одежды.
– Зачем, доченька? – удивилась Евдокия Фёдоровна. – Да и кому такое старьё пригодится?
– Нужно, мама, нужно. И ты не жалей…
Кряхтя и охая, мать открыла сундук и достала ещё хранящиеся после покойного мужа сатиновую рубаху, брюки из «чёртовой кожи» и поношенный суконный пиджак.
На другой день Петька Свищёв обежал ещё четырёх подпольщиков и передал им наказ Клавы раздобыть мужскую одежду и еды на двое суток.
Потом Клава встретилась с Володей Аржанцевым.
– Видишь, Володя, не прошло и трёх дней, а для тебя уже есть задание. – И она рассказала о пятерых раненый которых надо проводить к партизанам.
Володя обрадовался. Явиться к партизанам с бойцами Красной Армии! Это совсем здорово! Это уж не тихая сидячая жизнь, а настоящая боевая работа. А ещё лучше, если снабдить бойцов оружием. Вот уж партизаны будут довольны. К тому же, если, на худой конец, нарвёшься на немцев, с оружием можно от них отбиться.
Клава покачала головой.
– Нет, для начала пойдёте без оружия. Надо всё тихо сделать, осторожно. Переправлять бойцов к партизанам ещё придётся не раз.
Как ни соблазнительно было заявиться к партизанам оружием, но Володя должен был согласиться с Клавой.
– Тогда со мной Аня пойдёт, – сказал Володя.
– Это можно, – подумав, согласилась Клава. – Пусть она корзину возьмёт, бутылки. Будто за продуктами в деревню. Будет вам дорогу разведывать.
* * *
Бегство раненых было назначено через двое суток. К двум часам ночи Клава и ещё четверо подпольщиков пробрались к больнице и затаились в палисаднике. Ровно четверть третьего. Зина осторожно выпустила через чёрный ход первого бойца, переодетого в гражданскую одежду.
Клава подвела к бойцу Федю Сушкова, и тот, минуя все подозрительные места в городе, по окраинам повёл бойца в поле, где их поджидали Аржанцев и Аня Костина. Через десять минут Зина выпустила из больницы второго бойца. Его вывел из города Дима Петровский.
Последним уходил Шитиков.
В замасленной кепке и старом пиджаке с чужого плеча он был похож на мастерового.
– Маша, а я вижу, у вас неплохие помощники, – вполголоса сказал Шитиков, размашисто шагая за Клавой. – Это что же, все из медперсонала?
– Помолчите пока, – остановила Клава. – До партизан доберётесь – всё поймёте.
В поле, в сыром овражке, она познакомила Шитикова и его бойцов с Володей и Аней и отдала Аржанцеву последние наказы.
– Ну что ж, трогайтесь! Пора!
Бойцы пожали ребятам руки. Прощаясь, Шитиков задержал руку Клавы в своей.
– Спасибо, Маша… Значит, живём, воюем. Есть ещё хорошие люди на свете.
– Думаю, что есть, – в темноте улыбнулась Клава. – Желаю вам удачи.
Вытянувшись цепочкой, бойцы вслед за Володей и Аней зашагали по росистой траве на восток.
В этот же день на базаре Клава встретила Анну Павловну.
В кургузом ватнике, в сером платке, с авоськой, в которой погромыхивали алюминиевые ложки, кастрюлька и кружка, учительницу трудно было узнать.
– Ой, Анна Павловна! – вскрикнула Клава. – Вы совсем на себя не похожи!
– А-а, это ты, Клава! – обрадовалась учительница. – Кто же теперь не изменился? Время такое – всех перевернуло. – Она рассказала, что с осени в городе собираются открыть школу. Ребят в учение будут принимать с отбором, только из «благополучных» семей, на уроках введут закон божий, детей станут учить по новым учебникам, которые напечатаны в Германии. Нет, она в такую школу работать не пойдёт!
– Как же вы живёте, Анна Павловна?
– В баню устроилась, кассиршей, – усмехнулась учительница. – Работа незавидная, зато место бойкое. Людей вижу, разговоры слышу. А город-то, Клашенька, живёт, оказывается. Листовки по городу ходят.
– Живёт, – улыбнулась Клава.
– А тебе привет от Седого. – Анна Павловна понизила голос. – Успехов желает. Просит, чтоб вы оружие к ним переправили… из своих запасов-то.
– Будет сделано, – кивнула Клава, расставаясь с учительницей.
Оружие
Сегодня Федя и Петька вышли за город на очередной сбор оружия. Петька хотя и не был членом подпольной организации, но он так ловко находил в поле винтовки, автоматы, диски с патронами, а один раз даже откопал в окопе ручной пулемёт, что Федя охотно ходил вместе с мальчишкой. К тому же Петька пользовался доверием Клавы и умел держать язык за зубами.
Собранное оружие подпольщики переправляли по ночам в деревню к Володе Аржанцеву, но, кроме того, Федя с Петькой завели на всякий случай на огороде у тёти Лизы в старом, завалившемся погребе свой тайный склад, в котором скопились уже неплохие трофеи.
По обыкновению, Федя и Петька обвязались верёвками и взяли мешки для травы.
Это было очень удобно. Набьёшь мешок зелёной травой как будто для козы или коровы, и ходи по полю сколько угодно, никто на тебя не обращает внимания. К тому же если попадётся немецкий автомат или наш советский «ППШ», то их легко упрятать в мешок. О пистолетах, патронах и гранатах и говорить нечего. Правда, труднее с винтовкой. Её длинное дуло откровенно вылезает из мешка, и пробираться через город с такой ношей довольно опасно.
Но на этот случай у Феди предусмотрительно запасены отвёртка и плоскогубцы. Две-три минуты работы – дуло винтовки отделено от приклада, затвор вынут, и всё это аккуратно уложено в мешок с травой.
Но сегодня «оружейникам» не повезло. Они обошли пустырь около военного городка, обшарили все окопы и ходы сообщения, потом переправились через Великую и долго бродили по топкой лощине, заросшей кустарником, но, кроме двух десятков стреляных гильз и осколков снарядов, ничего не нашли.
– Это как с грибами… повыбирали их, – вздохнул Федя. – Поздно мы вышли, Петька.
– Ничего. Ещё походим. Может, что и найдётся.
Привлечённый Клавой собирать оружие, Петька отдался этому делу с необыкновенным увлечением и мог без устали целыми днями бродить по окрестностям Острова.
Федя покосился на оттопырившиеся Петькины карманы.
– Зря ты стреляные гильзы берёшь.
– Ничего… сгодятся.
Ребята походили среди кустов ещё с полчаса, затем Федя решительно направился к шоссе, ведущему к городу. Неожиданно раздался торжествующий крик:
– Есть трофей! – И Петька выскочил из-за кустов. В руках он держал винтовку. – Видал находочку? Винтовка-трёхдюймовка… А ты говоришь, всё повыбрали! Кто ищет, тот найдёт.
Приплясывая от возбуждения, Петька поглаживал ладонью ствол винтовки, тронутый рыжими пятнами ржавчины, вытирал о рубаху грязный приклад.
– Эх, сейчас бы по фашистам шарахнуть! Из целой обоймы!
Распалившись, он вскинул винтовку, прижал приклад к плечу и, делая вид, что целится в грузовик на шоссе, около которого возилось трое немецких солдат, нажал на спусковой крючок. И в тот же миг грохнул выстрел.
– Ты… ты что? – Федя кинулся к мальчишке и вырвал у него винтовку. – С ума сошёл!
– Я… я не знал, что она заряжена, – растерянно залепетал Петька. – Просто так…
Он не договорил. С шоссе дали автоматную очередь. Над головой ребят завжикали пули. Федя, схватив Петьку за руку, упал вместе с ним на траву.
– Видал, что наделал…
Укрывшись за грузовиком, немцы продолжали стрелять из автоматов. Потом двое солдат отделились от грузовика, спрыгнули с обочины шоссе и, пригнувшись, побежали к кустам.
– А ну, ходу! – скомандовал Федя.
Вытащив затвор из винтовки, он швырнул её в кусты и бросился к городу.
Рядом с ним бежал Петька.
Расцарапывая себе лица и руки, они продирались сквозь кусты, с трудом вытаскивали ноги из болотистой почвы – только бы не оказаться на открытой местности. Наконец показались первые огороды, какие-то дворы, сарайчики.
Федя с Петькой стремглав пролетели через грядки с капустой и огурцами, перелезли через изгородь, продрались сквозь заросли крапивы, ещё раз перемахнули через изгородь и оказались в чьём-то дворике за высоким забором. Федя огляделся и сообразил, что они попали на усадьбу директора школы имени Ленина.
– Пересидим здесь, – шепнул Федя Петьке и первый вбежал на застеклённую террасу.
Вбежал и обомлел: перед ним стояла Алла Дембовская, которую он не видел с момента отъезда в Ленинград. Она была в розовом халатике, в тапочках на босу ногу, золотистые вьющиеся волосы рассыпались по плечам.
– Федя? Ты?! – вскрикнула Алла. – Что за чудо! Ты разве не в Ленинграде?
Федя криво улыбнулся, горло у него пересохло.
– Как видишь!
– Значит, вернулся! И не дал о себе знать? – Девушка кокетливо улыбнулась. – Вот нехороший… А я о тебе так часто вспоминала. Но каким образом ты оказался здесь? И в таком виде. – Она покосилась на Петьку. – Вон что… Уж вы не за яблоками ли забрались?..
– Ага… за яблоками! – хрипло произнёс Федя, озираясь по сторонам и настороженно прислушиваясь.
Алла лукаво погрозила пальцем.
– Ну, ну, это на тебя не похоже!.. Пожалуйста, бери сколько хочешь и так. – Она кивнула на вазу с яблоками.
За высоким забором, отделяющим дом от улицы, послышался топот тяжелых сапог. Затем требовательно постучали в калитку.
Алла недовольно дернула плечом.
– Что там такое? Подождите, мальчики, я сейчас…
Запахнув халатик и поправив волосы, она вышла с террасы и направилась к калитке.
– Это они! – шепнул Петька. – И знаешь, куда мы попали? Это же Алка, бургомистрова дочка. Ее папаша, видно директорский дом захватил. Застукают нас теперь. Бежим скорее.
Но было уже поздно.
Алла открыла калитку и столкнулась лицом к лицу с солдатами. Злые, взмокшие от бега, они грубо оттолкнули Аллу и ввалились во двор.
Федя и Петька присели на корточки и прижались к цоколи террасы.
– Позвольте! Как вы смеете? – властно, высоким голосом закричала Алла. – Это дом бургомистра Дембовского… А я его дочь!
– Цвай партизан… стреляйт винтовка… сюда скрывайся, – смущённо забормотал один из солдат.
– Так бы и сказали. Действительно, двое каких-то пробегали. Вон туда… – Алла показала вдоль улицы. – А здесь дом бургомистра. И прошу не беспокоить! Грубияны!
Неловко потоптавшись, солдаты задом отступили за калитку, и Алла резко задвинула засов. Потом вернулась на террасу.
Федя и Петька сидели бледные, одеревеневшие.
– Ушли. Можете не волноваться, – сказала Алла. – Вот уж не думала, что вы партизанами стали.
– Куда нам! – буркнул Федя, поднимаясь.
– А в немцев вы всё же стреляете?
– Да почудилось им… Мы просто траву для коз собирали, – с невинным видом сказал Петька.
Алла усмехнулась.
– Откуда же тогда у Феди в кармане затвор от винтовки?
Федя схватился за нагрудный карман и вспыхнул: оттуда выглядывал затвор. Он быстро переложил его в карман брюк и с вызовом посмотрел на девушку.
– Хорошо, можем объясниться! Да, мы стреляли в фашистов! И будем стрелять! – Федя сказал это убеждённо, со страстью, и Алле показалось, что он даже скрипнул зубами. – Будем уничтожать их из-за каждого угла, на каждом шагу. Ведь так, Петька?
– Да их, гадов-сволочей… – азартно подхватил Петька, но Алла протестующе замахала руками.
– Федя, что ты говоришь?! Ты умный парень и должен понять: немцы же сила, они пришли в Россию надолго и с самыми серьёзными намерениями. И против них ничего уже не сделаешь. Они скоро возьмут Ленинград, потом Москву.
– «Сила, серьёзные намерения»! – зло передразнил Федя. – Вот как запела дочка бургомистра.
– При чём здесь «дочка бургомистра»? – Алла обиженно поджала пухлые губки. – Это моё внутреннее убеждение. России надо приобщаться к западной цивилизации. А немцы – культурные люди.
– Убеждение! – задохнулся Федя, с трудом сдерживая желание выкрикнуть девушке в лицо самое грязное ругательство. – Тогда зови фашистов! Выдавай! Скажи, что мы партизаны, что мы стреляли в них! Ну? Чего медлишь?
– Да пойми, Федя, – опешила побледневшая девушка. – Я не предательница… Я тебе желаю только добра…
– Ладно ты, уймись! – Перепуганный Петька схватил Федю за руку и потянул за собой. – Пошли отсюда!
Выйдя с террасы, он проделал в изгороди отверстие и перелез через него. Вслед за ним, не удостоив Аллу взглядом, скрылся и Федя.
Девушка осталась одна.
Яростная вспышка Феди испугала Аллу. Неужели он так ненавидит её? А ведь когда-то увлекался, ухаживал за ней, писал письма. Неужели всё это потому, что её отец стал бургомистром? Но он не делает людям ничего плохого. Просто помогает немцам наводить в городе порядок. А что немцы сила и с ними ничего не сделаешь, в этом Алла действительно уверена. Ведь столько войск и техники проходит через Остров! А как далеко немецкая армия проникла в глубь страны! Федя же просто какой-то неукротимый, бешеный, ненормальный Знает всё это, а лезет на рожон, дразнит немцев. Может, это он пишет и распространяет листовки, те самые листовки, которые доставили так много неприятностей немецкому начальству и её отцу? Тогда это совсем уж глупость! Отец так и сказал, что листовки, наверное, дело рук комсомольцев, и даже просил Аллу при случае предупредить своих школьных приятелей и подруг, чтобы они не играли с огнём. Алла не выдержала и в тот же день отправилась к Сушковым.
