Текст книги "Записки грибника"

Автор книги: Алексей Федосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

– Давай договоримся, я не буду тебя больше запрягать в телегу, а ты не будешь кусаться. – С этими словами снял с него хомут, повесил на место. Отвязал Бабая от стенки, он как то, чисто по человечески вздохнул, подошел к охапке сена, лежавшей в углу, подхватил немного и принялся меланхолично пережевывать. Я же взял седло, открыл дверцу и шагнул внутрь. Мерин повернул голову, оглядел с ног до головы, шагнул ко мне и повернулся боком.

'От ты хитрая бестия…'

Закончив седлать, не затягивая подпругу, вывел на двор и подвязал повод у крыльца. Пойду сам тапереча оденусь. Успел отойти всего на пару шагов, – Феденька, погодь, – окликнула меня Марфа, вышедшая на крыльцо.

– Ты не в город собрался?

– Да. По делам надобно…

– Загляни к Маланьке Петровой, она обещала дать рядна кусок, и забери у неё мое лукошко с рукоделием, забыла вчера, а Машка не напомнила, свистушка. Заберешь?

– Для тебя Марфа Никитична, хоть на край света.

– К Анфисе зайдешь, привет передай.

– Да я в другую сторону.

– Все вы в другую сторону… Кобели облезлые. Не забудь, – Запахнув на груди вязаную безрукавку, зябко повела плечами и ушла в дом.

Предстоящий переезд, её не очень-то и радовал, он обозначал для неё потерю почти всех своих подружек, а заводить новых… Сложноватый я бы сказал характер у нашей хозяйки.

Собрался за пять минут, спустился, взял за повод свой 'транспорт' и повел его к воротам. Думаете мне удалось удрать? Хренушки, из дверей мастерской выглянул Антип, обернулся, что-то сказал и, замахал руками, привлекая мое внимание.

– Федор, постой.

– Да что вам всем надо? Мать вашу… – Я разозлился.

– Федор, Дмитрий говорит, – что сегодня работать нельзя будет, – можно раньше уйду?

Вот человек, иногда просто убивает, его бятя обещался по зимнику приехать сына проведать. Надо будет с ним встретиться и поблагодарить за воспитание чада. С другой стороны, достал, взрослый мужик, а конючит как ребенок. А можно… А разреши… Тьфу…

Ничего этого не сказал ему, – Да, иди.

– Благодарствую, – Антип дернулся, и остановился, кивнул головой и ушел. От привычки отбивать поклоны отучил только через неделю после принятия на работу. Только согнется, я ему бац по темечку…

Открыл воротину, вывел мерина на улицу, во дворе узрел Мишку, – Мишань, ворота прикрой.

Вставил ногу в стремя, взялся за луку, придерживая повод сел в седло. Бабай переступил с ноги, на ногу принимая мой вес, мотнул не стриженой гривой и замер.

'Сидора видел, с Антипом поговорил, Марфа наказ дала, Димке пистон вставил, надо рвать когти, а то ещё барбосу приспичит со мной погавкаться'

– Бабай, чего стоим, кого ждем? – Спросил у мерина. Он повернул башку и глянул лиловым глазом.

– Поехали к Анфисе, знаешь, где она живет? – Мой 'шестисотый' безо всяких понуканий, пошел вперед.

Нынешняя Москва городок небольшой, если прокопать метро, станций будет всего три, – стрелецкая слобода, красная площадь да еще, как ни-будь обозвать можно.

'Узкие деревянные рельсы, оббитые полосками железа, уходят в темноту туннеля, в держателях, развешанных по стенам тускло светят факела, освещая только маленький пятачок рядом с собой. Народ, толпящийся на перроне, напряженно всматривается в чернильную мглу, ожидая прибытия поезда. Бывалые, расположились под светильниками, рассевшись прямо на полу, перекусывают чем бог послал. Новички, первый раз ступившие под своды подземного зала, крутят головами, осматриваясь вокруг. Непрестанно крестятся и шепчут молитвы, отгоняющие злых духов.

Начальник станции, пожилой стрелец в синем кафтане, с аккуратно подстриженной бородкой, выходит из будки. Осмотревшись по сторонам, берется за медный свисток, висящий на витом кожаном шнурке и, пронзительно свистит.

Его помощники разбегаются вдоль перрона, отгоняя любопытных от края. Старожилы и бывалые, не спеша подбирают свои вещи, завязывают и складывают узелочки с немудреной снедью.

Из туннеля слышится перестук множества копыт и пронзительный скрип, несмазанных осей, это пребывает состав из четырех вагонов, влекомый четверкой лошадей.

Лязгнув напоследок сцепкой, поезд замер, помощники, подбежали к дверям и отомкнули замки, весело переговариваясь, первыми на платформу выскочили дети, за ними степенно вышли их родители, и станция мигом окуталась разноголосицей, доносящейся со всех сторон и прибывшие потянулись к выходу.

Как только последние приехавшие пассажиры покинули вагоны, внутрь устремились другие, стараясь занять лучшие места, на не широких, жестких, деревянных лавках. Посадка не заняла много времени и очень скоро, двери были закрыты и заперты. Начальник, прошелся вдоль состава, подергал каждую, проверяя, подошел к вознице, сидящему на кожаной подушке, стукнул по плечу, разрешая отправляться. Хлопнул кнут, чуть скрипнули колеса, смазанные расторопными смазчиками и, состав медленно покатился.

Пожилой стрелец снял фирменный картуз, платком вытер вспотевший лоб, осмотрел, пустуй перрон и пошел в свою будку, до прибытия следующего поезда оставалось полчаса…'

'господи, какая только дрянь, в голову не лезет…'

Осторожно переступая через лужи, шли по своим делам пешеходы. Обгоняя, проехали два верховых стрельца. Из-за заборов доносились звуки, где-то рядом мычала корова, блеяла коза. Лениво перегавкивались собаки. В воздухе пахло навозов, мокрой землей и печным духом. Если прикрыть глаза и на миг остановится, вслушиваясь, сложится впечатление что вы деревне. На окраине, где селятся новоселы, это заметно больше всего.

В сравнении с Москвой будущего, собственно ничего не изменилось, только дома каменные, извиняюсь, бетонные. Длинная, эдакая 'китайская' стена на двадцать четыре подъезда, выходящими на проезжую дорогу забитую автомобилями. Девять этажей, по тридцать шесть дворов, то бишь квартир, на подъезд. Это почитай маленькая деревенька, поставленная стоймя, а живет в них столько же, сколько и в моей, нашей, деревушке.

Кукуйская слобода, разительный контраст, в сравнении с остальным городом. Чистые улочки, прямая планировка, отсутствие мусора, обычно сваленного у ворот. Низкие заборчики, цветущие палисадники, разбитые перед домом. На рогатках остановили стрельцы, спросили, – кто таков и куда еду.

После ответа меня запустили внутрь. Блин чисто 'рублевка' А живут здесь, между прочим, такие же работяги, даны, немцы, голландцы и прочий иноземный люд, прозванный соотечественниками коротко и ясно – немцы. Чего их делить, фрягов от агличан, раз они по нашему не бельмеса. На любой вопрос только буркалами лупают да мычат что-то по своему, тьфу на них. Одно слово, немцы.

К одному такому и еду, мой предыдущий знакомец, домой, на родину умотал, достал его наш климат. Можно подумать, что в Германии он лучше нашего, – страна дождей, блядей, велосипедов. Последнее ещё только будет, а вот первые два уже есть. Вот скажите мне, что ему здесь не жилось? Работа есть, уважают, жилье нормальное, нет блин, сорвался, ломанулся в фатерлянд. Руки у мужика росли из плеч, как у всех людей, Магда, его супружница, нормальная баба, свято блюдущая закон трех – 'К'

И что Гансу здесь не жилось? Надо отдать ему должное, меня как выгодного клиента, он передал другому кузнецу, своему соседу, голландцу по рождению, датчанину по воспитанию и как ни странно, русскому на одну четверть, ну это он так считал. По всему выходило, что его бабка, волею судеб оказалась за границей и в разговорах с АЛексом выяснилось, что родом она из под Новгорода. Толи меря, толи карела, сначала обозвал его мутантом, а потом о себе подумал, – ляхе на четверть…

'Все мы за бугром, будем Русскими, это ведь не нация, – смысл жизни.

Мы на стыке трех культур, через нас шли захватчики в грабительские походы, торговые караваны с востока и запада, пересекались на волге, великой реке РА. И с каждого народа прошедшего через наши земли, мы брали плату, крохотную капельку крови, одну единственную, незаметную. Враги смеялись, отдавая такую дань и, сами оставляли свое семя в чреслах наших женщин. И стали мы, рыжими как шотландцы, вспыльчивыми как итальянцы, чопорно холодными как англичане, исполнительными как немцы, хитрыми, как арабы, практичными иудеями. Вся эта пришлая кровь легла на местную, образовав жуткую смесь под названием Русь, с лозунгом – девизом, – Авось, Небось, и Как ни-будь.

Ещё ни разу не подводившим нас, – Авось пронесет и беда не коснется нас, Небось, выстоим, выдюжим супротив супостата, Как ни-будь отобьемся и все будет по-прежнему, словно в былое время, потекут молочные реки в кисельных берегах…'

На мой вопрос, – почему у него такое странное для голландца имя. Он ответил – что назвали его так в честь прадеда и зачем-то приплел какое-то дворянство, верой и правдой служившее князьям тех земель.

А вот и приметный домик, короткие, по пояс, доски забора, вдруг подросли до высоты человеческого роста. Маленькая калитка исчезла, уступив место массивным воротам, такое только из пушек расстреливать. Он с кем воевать собрался?

Подъехав ближе, застучал по рубленым створкам (Недавно сделано, дерево ещё не успело поменять цвет) рукоятью плетки. – Эй, на палубе, есть кто живой в этой богадельне? Алекс, черт чешуйчатый, уснул что ли?

Минут десять мы составляли дуэт, мой стук и тявканье шавки с той стороны. Проезжающий мимо на повозке запряженной парой коней, какой-то Ганс, неодобрительно покачал головой, на такое поведение не свойственное для жителей поселения.

Надоело, встал на седло и заглянул во двор – никого.

– Ти есть кто? – Окликнул меня мужской голос.

Обернувшись, увидел стоящего рядом разнаряженного в черный кафтан с белой манишкой, господинчика. Пробурчав себе под нос, – конь в пальто, – сел в седло.

– Я к Алексу, кузнецу, приехал. Не знаешь, добрый господин, где он? Дело у меня к нему. – Улица, засаженная разнообразными деревьями и аккуратно подстриженным кустарником, растущими вдоль заборов, была пустынна. – Ей, немчура, а где все то?

– Я есть дан…

– Да хоть китаец, мне кузнец нужен.

– В кирхе.

– Ну, спасибо. – Поблагодарил аборигена, стукнул в конские бока каблуками. Бабай фыркнул обиженно, но исправно шагнул вперед.

Не знаю, что у этого мужика было на уме, только он за каким-то, потянулся к удилам. Я даже сказать ничего не успел. Короткий вскрик, потерпевший отскочил в сторону, потирая укушенное плечо и, видимо матерясь.

– И вам того же, любезнейший, – Посочувствовал жертве нападения.

Все это было сделано на ходу так ловко, что мерин даже с шага не сбился. В который раз убедился, что мне не лошадь досталась, а собака в конской шкуре.

До храма божьего, рукой подать, проехать до конца улочки, свернуть направо, полста саженей и перед вами небольшая площадь с костелом или что там у них. Покусанный остался позади, мы с моим 'шестисотым' спокойно рулим по стрит. Никого не трогаем, ни к кому не пристаем. Вокруг чирикают птички – синички порхающие с ветки на ветку, воробьи потрошат свежую кучку 'каштанов' оставшуюся после недавно проехавшей повозки, добывая из неё что-то.

Здесь даже воздух пахнет по-другому. По нашей слободе едешь, и тебя преследует кислый запах капусты, резко вкусный чеснока с луком и ржаным хлебом. Здесь же…

Я стал принюхиваться как наш барбос перед своей плошкой, стараясь определить, что и чего готовят в домах, мимо которых проезжаю.

По ноздрям мазануло сладким ароматом, корицы и свежей выпечки с какими-то фруктами.

Через два десятка шагов, запахи смешались, и появилась новая нотка, – жареного мяса с овощами.

Бабай шагает, не поднимая головы, ему на все это глубоко без разницы, ему бы торбу с овсом, охапку сена да бадейку с чистой водой. Мотнув гривой, мерин фыркнул. Ему что-то не понравилось, через мгновение и я ощутил.

Так воняло у моей бабки дома, когда она накрахмаливала деду рубашки, а потом гладила их. Всегда стремился сбежать на улицу, чтоб не нюхать эту гадость. Вот и сейчас поторопил коняшку, побыстрей проехать это место. А через два десятка шагов, натянув поводья, остановился.

В голове зашевелилась совершенно дикая мысль, попытался её отогнать, так эта стерва вцепилась двумя руками (или уж не знаю чем) и ни захотела уходить.

А ведь она права, дошло до меня через пару минут, воняет как у моей бабки, жареным крахмалом. Да вот фишка в том, что ещё ни разу не сталкивался здесь с ним. Все киселя здесь, готовятся на пшеничной, ржаной и ячменной муке, заваренный клейстер пахнет совершенно по-другому, его ни с чем не перепутаешь. (Та ещё гадость) Рубахи гладят с водой, больше уделяя времени прожарке для избавления от всяких паразитов. А вот чтоб наводить ненужный марафет, лоск на исподнее, которое и так помнется, считается излишеством. Может в боярских домах и делают что-то, чтоб воротнички стояли, да вот закавыка, фасон русской одежды таков, что в нем деталей требующих накрахмаливания, нету. Но они есть в иноземной, всякого рода жабо, накладные и отложные воротнички, манжеты. Как вон у этого, которого бабай покусал. Вернутся что ли?

Оглянулся назад, улица все также пуста, никого нет.

Но запах-то поперек идет, – вон листва на деревьях показывает – справа налево. А там дом стоит, небольшой такой, как будто пряничный какой, хозяин не поленился украсить и даже выкрасить все в разные цвета.

– Бабай, пошли туда, – Махнул рукой в сторону странного жилища. Тот покосился на меня, мотнул башкой и остался стоять на месте.

– Не хочешь, что ли? – Теперь он кивнул. Вот 'тварь' все понимает. – А надо. Давай поворачивай, а стоим с тобой на середке, как три тополя на плющихе. Ща местные набегут, будут тебя лупить почем зря, а им помогу.

Фырканьем, выразив все, что он обо мне думает, мерин развернулся, и мы пошли обратно. – Вот так-то лучше.

'В объявление о продаже надо будет добавить, – голосовое управление'

Остановились. Я слез, притопнул пару сапогами о землю, поправил пояс и пошел к калитке, – стой здесь и никого не впускать, но всех выпускать, – в шутку сказал своему напарнику по поездке. Привязывать не стал, никого рядом нет, да и кому эта 'собака' может понадобиться.

– Хозяева, – крикнул в сторону дома, – есть кто живой? – И добавил про себя – 'два часа здесь шарахаюсь, а всего только и видел что двоих'

Повезло, со второго вопля, скрипнула входная дверь и выглянула женская мордашка, в белой хреновине с рожками, на голове. И на довольно сносном русском поинтересовалась, – Что вам угодно?

И передо мной стала проблема, – а что спрашивать? И вообще чего я хочу?

Снял шапку, прижал одной рукой к груди и поклонившись, не нашел ничего лучшего как спросить, – Вы сейчас ничего не гладили?

В ответ молчаливый взгляд, полный недоумения.

'как же обозвать то, что я унюхал, чтоб она меня поняла?'

– Знаете, мимо проезжал… Меня Федором зовут… Я тут к Алексу, кузнецу по делам захаживаю, а вас здесь ещё ни разу не видел, прекрасная пани…

'Господи, что за ахинею несу'

Она сама пришла на помощь поддержав разговор, – Вас я тоже ни разу не видела.

– Вкусный запах унюхал, скажи красавица, чем так скусно пахнет? Будто жарят что-то…

'Тьфу, блин. Вкусный запах, сдохнуть можно'

– А… Вот о чем… – С этими словами дверь закрылась, потом открылась, девица поманила меня пальцем и скрылась внутри.

Я откинул щеколду вошел во двор и пошел по дорожке посыпанным песком и гравием, мелкие камушки поскрипывали под подошвами моих сапог. Когда осталось пройти пару шагов, девушка вышла на встречу, с лукошком в руках, прикрытым тряпкой. – Верно, это оно будет?

С этими словами достала и протянула мне один клубенек, размером с кулачок ребенка.

На первый взгляд, похоже… Осторожно взял, ковырнул пальцем кожуру и понюхал, – похоже.

– А можно разрезать? – Она кивнула, с интересом наблюдая за моими манипуляциями.

Достал засопожник и разрезал картофелину (сомнений почти нет) пополам. Отделил маленький кусочек и сунул в рот, не смотря на предостерегающий вскрик девушки.

– Это нальзя есть, с него можно умереть… – У неё даже акцент появился.

– А как называется? – Я подкинул на ладони отрезанную половинку, вторую тем временем запихивая в карман. А вдруг не дадут целую?

– ПапА сказал, тартоффоли. Выплюни эту гадость.

– Он вполне съедобен, – Причмокнул и облизнулся. (В детстве жрал сырую картошку мешками)

Хочешь попробовать? – Отрезал маленький кусочек, наколол его на кончик ножа и протянул. Она чуть отступила назад, прижав к груди корзинку и, замотала головой, – Нет, нет.

Взгляд у неё при этом был, все-таки, любопытно-заинтересованный, из разряда, – когда же ты дикарь сдохнешь?

Ну в ближайшие лет сорок, я на покой не собирался и предложил продать мне это лукошко, – предположим за десять копеек.

Она с невинным видом переспросила – а за каждый клубень?

Я заглянул внутрь, оценил количество, – Полушку дам за пять штук.

– Алтын за два. – И мило улыбнулась.

– По рукам. – И полез за кошельком. Отсчитал нужное количество, высыпав на ладонь, оставшиеся монетки забросил обратно, завязал и убрал на место. – Держи. Считать будешь?

Она взяла деньги и передала мне лукошко.

Я поблагодарил, развернувшись, хотел уже идти к выходу. Но нет. Надо же мне свою ученость показать. – Послушай, если надумаешь все-таки пробовать, запомни. Ботву, цветы, ягоды и позеленевшие клубни есть нельзя, вот ими как раз и можно отравиться. А все остальное, можно варить, жарить, тушить. – Высказавшись, пошел к калитке, оставив 'радушную' девушку хлопать глазами.

На улице меня ждал сюрприз. Пропал мерин.

В панике выбегаю на дорогу, смотрю на право, – нет. Налево… Твою мать…

Эта зараза, я с ним как с разумным, а он свинья парнокопытная, перешел на другую сторону. Остановился невдалеке от дома Алекса и спокойно так пасется, там видите ли, трава сочнее и зеленее.

Дойти до 'пропажи' пустяк, всего саженей сто, три минуты неспешным шагом. Иду и прикидываю варианты, загибая пальцы. – А – пришибу, Б – зашибу, В – прибью, Г-…

Тут меня прервали на самом интересном, из ворот вышли три мужика и направились к моему конику.

– Эй… – Крикнул им привлекая внимание, надо было предъявить свои права на транспортное средство.

Да только вот события, развернувшиеся дальше, заставили меня о многом подумать.

Бабай, мирно объедавший траву у забора, не стал ждать, пока его схватят за поводья. Вместо этого, он вдруг шагнул вперед, ухватил мужика за грудь и резко развернулся, отбросив жертву в сторону, второго, лягнул, отправив видимо в нокаут, а третьего, бросившегося бежать, просто стоптал, опрокинув на землю.

Я как дурак стоял, разинув рот, а это монстр, лошадиной шкуре увидел меня коротко ржанул и ленивой рысью припустил в мою сторону, победно задрав хвост.

– Федор, у тебя хороший конь, – Послышался позади знакомый голос. Оглянувшись увидел Алекса со всем семейством. Поздоровавшись со всеми, одновременно стукнул по сопатке, бабая, ткнувшегося в спину.

Он как-то обиженно хрюкнул, и пошел с краю.

– Алекс, дружище, я к тебе пришел, тебя нет. Ты где был? – Спросил кузнеца, пожимая руку.

– У сестры жены, подруга родила мальчика, сегодня его крестили.

– А… Понятно… А эти кто? – Кивнул на троицу мужиков, заходящих в ворота.

– Холопы… Ты мне вот что скажи. Где ты купил такого коня?

– И чем же он, хорош? – От моего сарказма можно было прикуривать. Пункты, А; Б; В и все остальные буквы алфавита требовали воплощения.

Он пожал плечами, – Это боевой конь. – И как– то зацокал языком.

Эта сволочь, кружившая вокруг, прянула ушами, подала голос, подошла к Алексу и уткнулась бархатистым носом в подставленную ладонь, – Федор. Я с самого детства, рос вместе с ними…

– Ты кто? Кузнец или конюх? – Ухватил Бабая за повод и ревниво подтянул к себе.

– Федор! Я же кузнец! – на бритом лице Алекса глаза стали большими, как его негодование.

'Тьфу ты господи, они же не делятся. Любой коваль должен уметь и знать, как подковать лошадь'

Пока я размышлял и наглаживал коню морду. Алекс подошел, постучал Бабаю по передней ноге и тот поднял её, давая возможность осмотреть копыто и подкову.

– Федор, – Позвал меня, – Иди, посмотри…

– И что там?

– Да ничего, подкову менять надо, вот чего. – И перешел к задней ноге. Эта 'собака' сам (!!) поднял её,

что бы ' механик смог осмотреть протектор'.

Я его точно убью (бабая)из ревности, потом Никодима, подумал маленько и включил в список жертв Силантия. Ну ладно я, хрен городской, приблуда не местная, но он, почему молчал?

– Да и эту тоже, – огорченным голосом сообщил новость подошедший Алекс, отряхивая ладони. – Остальные думаю такие же. Знаешь что, давай приходи завтра, я его перекую заново.

Эта сволочь, не смотря на то, что держал его, потянулся к кузнецу, поначалу хотел придержать, но решил– с какого буду мешать, пусть ластится.

– Да у меня и денег нету, я тут прикупил кой чего.

Наглаживающий конскую сопатку, Алекс, даже не посмотрел в мою сторону, когда отвечал, – Неужто, пяточка не найдешь? Ради такого красавца, с тебя только за работу возьму. Давно таких не видал.

– Пятак найду, могу ещё и железа приволочь. Надо?

– Нет, не надо, у меня свое есть… Пойдем, Анна наверно уже стол накрыла.

Я слева, Алекс справа, Бабай промеж нас, не держу его, он сам шагает, спокойно так, и не подумаешь, что буквально полчаса назад устроил мордобой с дракой. Вон одна такая жертва из ворот выглядывает. Да видать мало ему, вышел и к нам. Не на того напал, не дал ему и рта раскрыть, – Ты почто вор хотел маво коня свести? – С угрозой в голосе стал наезжать на мужика.

– Алекс, – Окликнул кузнеца, – Кто в этом доме живет? Может стоит в приказ жалобу написать?

– А почто конь без привязи, да еще траву у чужого забора подъедает? – Затявкала бывшая жертва, это, кажется, его сшибли оземь. То-то гляжу, он целенький какой-то, выговор объявлю мерину – плохо топчет. Али в курятник к петуху на стажировку отправлю…

Услышав такой ответ, потерял дар речи, потом, правда, нашелся – Ты чего мужик, совсем разума лишился? Ты смотри у меня видак есть, он на вас покажет и быть вам битыми. А конь, мой, хочу, привязываю, хочу, нет. Пшел вон, холоп. – Рыкнул и состроил самую гнусную гримасу какую смог придумать.

По мне трудно определить, кто я есть, так одевается половина дворян и половина Москвы.

Мужик зыркнул нехорошо, что-то пробурчал себе под нос в пегую бороденку да и пошел восвояси.

***

Я отвалился от стола с полным брюхом. Анюта, расстаралась на славу, обед действительно был хорошим. – Благодарствую хозяюшка.

– На здоровье. – Мелодичным голосом ответила она. – Кофе налить? – и улыбнулась.

– Нет, спасибо, – Пойло из жареных желудей… она бы ещё цикорий предложила…

За окном, был виден стоящий у кузницы Бабай, с торбой одетой на морду, периодически он вскидывал голову, ловил несколько зерен овса и, задумчиво рассматривая бревенчатую стену, жевал.

– Федор. – Окликнул меня Алекс, – зачем я тебе понадобился?

– Надо мне… – И начал пространное объяснение принципа требуемой мне оправки. Делать полностью ружья надо, а не части. Я тут осторожненько прозондировал почву, приказ возьмет мои поделки, но только вместе с прикладами. Отдельно замки берут, но с оговорками и платить будут меньше. Жлобы.

Передо мной сидел худощавый парень, почти мой ровесник, длинные волосы, серые глаза. На кистях белесые крапинки от заживших ожогов. Подставив ладонь под бритый подбородок, Алекс внимательно слушал, изредка спрашивая, если что-то было непонятно.

Закончив, я взял со стола чашку с уже остывшим чаем и отпил глоток. – Вот такое измыслил.

Пробарабанив пальцами, короткую дробь, собеседник задумчиво на меня посмотрел, – Мне Ганс сказывал, что это делал для тебя. Ему, очень интересно было – а для чего это надобно?

Сказав это, он замолчал, о чем-то размышляя.

Я ждал, отпивая мелкими глотками терпкий, несладкий чай.

– Сдается мне, ежели это не впервой делается, значит нужно. – Глянул в мою сторону и усмехнулся, – Гансу ты не поведал, для чего тебе это. А мне?

– Скажу и даже покажу, – Я откинулся на спинку стула (!) и принялся медленно расстегивать кафтан. На второй пуговице задержался, – Только вот…

Всё-таки он мне по нраву, это нерусский внук своей русской бабушки.

– Алекс Йохансен сын Торварда, есть у меня к тебе дело.

– Какое? – Он стал, одно большое ухо и весь внимание.

– О том, что хочу предложить тебе работу, да с одним условием.

Кузнец перешел в задумчивое состояние, а я же допив остатки чая, решил было накатить еще 'черепушечку' да он очнулся.

Алекс, оглянулся в сторону кухни и позвал супругу, – Анна, принеси вина.

Потом повернулся и смерил меня взглядом, – И об чем речь пойдет

– С вином погодь, тут на трезвую голову думать надо.

Он отмахнулся. – Пускай несет, лишним на столе не будет. Работу говоришь? И что делать надо будет? Что за условие?

– Съезжаешь отсель, в другое место, жить и работать там же.

– И все? – Взгляд его повеселел.

– Ага, на три года, никуда не ездить, ни с кем не встречаться… – Тут я осекся. Хрен там никуда не ездить, мне что, прикажете в деревне лютеранский костел возводить, тогда уж сразу и мечеть, чтоб голову не ломать, кто он по вероисповеданию.

– С последним, пожалуй, погорячился. Так что скажешь, Алекс Йохансен.

Мужик завис. Если присмотреться, думаю, можно будет услышать скрип шариков цепляющихся за ролики.

Хотел, крикнуть или стукнуть ладонью по столу, чтоб поторопить. А фиг с ним, пущай 'висит' он мне в свое время доставил кучу хлопот…

'Когда Ганс сказал что уезжает и хочет познакомить с другим мастером. Я согласился, спросил – как звать новичка и пообещался прийти через седмицу, знакомится.

Язык, знаете ли, до Киева доведет. Спросил здесь, поговорил там, посидел с людишками, распив с ними кувшинчик дрянного винца, словечко другое. Кто обратит внимание на неприметного мальчишку, сидящего в темном углу, на полу и грызущего брошенную ему, одним из выпивох, корку хлеба…

Помнится, в то время на казну работал, когда забирал готовые оснастки у Ганса, откладывал в сторону, плохо сделанное. Сопоставил даты в склерознике с новостями и пришел к выводу. Изделия забираемые без замечаний, изготовлены Алексом, проблемные, Гансом.

Как же мне нужен этот мужик…

Да какой он кузнец, вырос из этих штанишек. Вам наверно думается, что пришел в кузнечную слободу, а тебя там с распростертыми объятиями ждут. Хренушки. Один бронник, другой стрельник, оружейник, гвоздичник, скобочник, колечник, этот список можно продолжать и продолжать. Хоть бери сачок в руки и собирай разбежавшиеся глаза. Через цать лет, кузнецы, работающие с холодным металлом, получат прозвище шлоссеры от Schlosser – замочники, самая распространенная, на то время профессия. Обрусев, слово изменится и станет, слесарем.

Алекса же, проще назвать слесарем и не простым, а инструментальщиком, потому что это и было его специализацией. За его работы, разряд ему дал бы, не меньше пятого, аборигены не дотягивают и до второго.

И ещё одна маленькая 'звездочка в мозаику'. Алекс в глубокой дупе, у него проблемы. Заказов практически нет, почему-то народ обходит стороной кузню, на его прошение о поступлении на работу в пушкарский приказ, оттуда ответили отказом – мол, мест нет.

Ему приходится перебиваться случайными заработками. Последнее что узнал, по слухам выходило, что готов он на родину съехать или в Тулу, на тамошние заводы. (В Кашире ему, как-то, ничего не обломилось)

Анисим очень любит мед стоялый, а у меня тут по случаю как раз один кувшинчик залежался. Надо будет сходить, проведать старика…'

'Отвисло мое чудо'

Алекс, силой потер лицо, встал, вышел на кухню. Я прислушался. Он о чем-то разговаривал с женой.

Вернувшись через некоторое время, сел, из кувшина налил в чашку вина, залпом выпил. Вытер мокрые губы ладонью, – А ежели откажусь?

Я пожал плечами и застегнул одну пуговицу, – Как хочешь, просто встану и уйду. – И мило улыбнулся.

'Если будет упираться, гадом буду, в Москве ему не работать. Мои нервы были на пределе и мысленно орал этому человеку.

– твою мать! Хрен ли ты думаешь? Соглашайся! Ты ж блин, ядрена матрона, ничего не спросил, а уже морду кривишь. Ганс, Ганс… Как будто по работе не вижу, кто из вас, что делал. Алекс! Разуй глаза, обуй уши… ты, дурилка картонная… Опять завис что ли?'

Еще через пару минут, клиент спекся. – А что делать надо будет?

– А пустяки всякие, такие, как это. – Расстегнув кафтан под внимательным взглядом Алекса, следившего за каждым моим движением, достал из кобуры пистолет, разрядил и положил перед ним на стол, патрон поставил рядом.

– Я с моим компаньоном, строю заводик, хочу делать оружие. А это ответ на твой вопрос – для чего нужна сия оснастка. Найди на стволе сварной шов. – И двинул оружие к нему.

Пока он крутил его в руках, внимательно разглядывая, налил вина в чашку(!) и с некоторым облегчением, выпил. Подумал малек, налил ещё и поставил чуть в сторонку, чтоб не мешалась под рукой.

– Что скажешь мастер Алекс? Нашел?

– Кто делал сию пистоль? Как она стреляет? Куда здесь порох насыпают. – Он потянулся и взял, патрон, – а это что за картуз?

Я улыбнулся на этот град вопросов, выставил перед собой руки, – Так согласен ты, Алекс Йохансен сын Торварда, ибо дальше смогу отвечать токмо человеку со мной работающему.

– Это ты делал?

Я пожал плечами, взял посудину и отпил глоточек вина, так чисто символически, только губы смочить, аккуратно поставил на место. Указательным пальцем, провел по бортику, стирая крохотную капельку. Чуть сдвинул чашку, вернул обратно, развернул ручкой от себя. – Красивая какая… Цвет приятный, синий с белым, это будет классическим стилем.

Оторвался от созерцания никчемной, дерьмовой честно говоря, части столового стервиза семнадцатого века. – Как думаешь, сколько может стоить, такой конь. – Кивнул на стоящего у бревенчатой стены кузни Бабая, хрумкающего овес.

– Алекс, я не буду говорить, пока не молвишь слово нужное. – Откинулся на спинку и сложил лапки животике.

– Значит ты.

– Не… не я, другие, но с моей помощью. Так что делать будем, мастер?

Он встал из-за стола, подошел к окну, заложил руки за спину и качнулся с пятки на мысок, раз, другой.

Остановился, помолчал немного и… – Я согласен. – Услышал его тихий ответ.

– Что ж, быть по сему. Неси бумагу и чернила с перьями, скрепим уговор грамотой.

Видимо он устал сопротивляться. Вышел из комнаты, вернулся, поставил медную чернильницу, положил пару гусиных перьев и лист, сероватой, местной бумаги.

'Блин. А что писать-то? Надо было раньше договор составить. А… Пусть будет расписка…'

Алекс переставил свой стул поближе ко мне и сел рядом…

Анна два раза приходила, приносила кипяток в большом медном чайнике, да он успевал остыть, пока мы бились над пунктами, отстаивая свою точку зрения. Алекс обдумывал каждое слово и чуть ли не каждую букву. Наконец совместными усилиями, испортив десяток листов, набело переписали первый в этом веке письменный договор.