Текст книги "Записки грибника"

Автор книги: Алексей Федосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

Дед придерживал, разговаривая с ней. – Погодь Лыська, вот дойдем, на роздых встанем. Пущу тебя по последней травке лесной попастись. Она духовитая… – Тут он резко остановился, в воздухе пахнуло костром. Лошадь прошла пару шагов и, толкнув в спину, встала. Дед стянул с оглобли путы, привычным движением накинул, на ноги животного, и прошептал. – Молчи.

Пригнувшись, на полусогнутых ногах, пошел к ближайшим кустам, глянуть, кто на заветной полянке притулился.

У въезда, поперек, стоял возок, сбоку, на него, были положены жерди, а сверху на них накинут кусок полотна, земля под ними застелена сеном. Невдалеке от дерева, в земляной яме, выкопанной дедом ещё прошлой осенью, горел костерок, а над ним на длинной слеге, подвешен котелок исходящий паром. Высокий мужик, сначала показалась, что на нем ряса монаха, одетый в дорожный плащ, помешивал варево веткой с привязанной к ней деревянной ложкой. Стреноженная лошадь паслась у дальнего края поляны, больше никого дед не увидел. Ещё рассмотрел какие-то свертки, кульки, лежавшие на телеге и прикрытые рогожей, уголок одного из них торчал сбоку.

Дед, не углядев ничего опасного для себя, окликнул непрошеного захватчика, – Кто таков будешь?

Незнакомец слегка вздрогнул, и медленно оглянулся, обвел взглядом кусты, остановился на старике.

– А сам-то, кто есть? – спросил у деда, продолжая осматривать заросли.

– Я дед Пилип из Радехова а ты?

– Мы, Острожского князя Константина, люди будем. Иваном меня зовут.

– Православные, значиться. Перекрестись.

Мужик обмахнул себя крестом, сложив пальцы щепотью, и проговорил – 'Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое'

Пилип вторил ему, – 'да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя'

В два голоса закончили молитву. Дед отправился за телегой, а незнакомец, теперь, знакомец Иван, вернулся помешивать подгорающую кашу '

***

Анисим.

Забрав ведро, я пошел под гору, там за кустами держидерева протекал ручей. Едва заметная тропинка вывела на берег, закатав портки до коленок, вошел в воду, склонился, зачерпнул полную бадейку, а когда повернулся, чуть не выронил. Чуток в сторонке от того места где я подошел к протоке, стоял пожилой мужик. Одетый по дорожному, в короткой приволоке, накинутой поверх суконного кафтана, на голове шапка, с меховой опушкой из под неё выглядывают длинные седые волосы, бородка аккуратно стрижена клином, как у панов. В руках держал пищаль с зажженным фитилем, целился, правда, от меня. Но при желании мог быстро довернуть и попасть. Всякое желание бежать или делать иные глупости пропало разом. А потом с другой стороны подошел ещё один, вооруженный человек. Я попытался сделать шаг назад и ствол повернулся в мою сторону, а старик, мне показалось, что он старше моего деда, покачал головой, – 'стой на месте'

– Ты, чей будешь, отрок? – Спросил меня третий, он подошел со спины и стоял на другом берегу неширокого ручья. И так же был с пищалью.

Бежать было невозможно, рука разжалось и ведро упало в воду. Брызги попали на штанину, намочив её, но я не обратил на это внимание. Медленно развернулся, стараясь держать всех на виду. Тот, который спрашивал, отшагнул левее на пару саженей, и теперь совсем стало плохо. Единственный свободный путь, это бежать по ручью, но в этом случае мне в спину выстрелят сразу из двух стволов, ежели пулей могут и не попасть, а вот дробом…

– Онисим, из Радехова на мельницу ездил.

– Это которая, та, что на белом ручье стоит? И как там дядька Панас, жив ещё? – Третий, опустил пищаль, куском кожи накрыл запальник, а тлеющий фитиль перехватил в левую руку. – Иван, то наш, местный парубок.

– И что ты здесь делаешь? – спросил у меня и кивнул на ведро. – Подбери, а то уплывет.

– Лыська, устала, вот дед и порешил ей роздых дать, – ответил, нагибаясь за бадейкой.

– Выходь, то простынешь и не бойсь, мы Острожского князя холопы и работные люди.

– Та я и не боюсь, токмо спужался немного, а как тебя звать? – Я вышел из воды, она и правда была холодная, поставил на землю свою бадейку и, наклонившись, стал разматывать портки.

– Меня Назаром, – ответил мне перешедший следом за мной мужик, – а вон того, Захаром, а это, как ты слышал, мастер Иван. Ну, так жив ещё мельник?

– С утрева был, как счаз не ведаю, может и помер.

Назар рассмеялся. – Пошли.

И мы двинулись к стоянке, они тоже несли три ведра воды.

Дед меня встретил притворно сердито, наворчал – 'что меня токмо за смертию посылать' Он уже успел поговорить с тем, кого оставили кашеварить, достать нехитрую снедь что мы брали из дому и разложить на чистой холстине неподалеку от костра. От запаха кулеша, в животе заквакало, захотелось есть. Но посмотреть, как будут чинить телегу, было интересней, и я крутился рядом.

Треснула ось и народ толпился вокруг неё, размышляя, стоит разгружать или так можно починить.

Я вспомнил как однажды видел, на дороге стоял воз, у него также треснула по середке ось и согнулась к низу. Возница, срубил в лесу большую слегу, подвел возок к придорожному валуну, подсунул под излом, на постромках подвесил несколько кулей с мукой, и когда деревяха выпрямилась, он привязал пару сучков дубовых поверху и по низу, мокрыми кожаными ремушками, оставив на концах петли которые закрутил рычагом. И ничего, уехал.

Набравшись смелости, подошел к старшему Ивану и, запинаясь через слово, поведал о том. Он попросил повторить. Выслушал, окликнул попутчиков, – Назар, Захар несите от леса крепкую лесину, отрок верно бает, токмо мы немного по – другому сделаем. Иван, достань гвоздей с десяток и оторви заднюю доску от телеги, надвое раздели её. Тебе Онисим просьба будет, помочь нам.

С починкой затянулись немного, и мы с дедом вынуждены были остаться ночевать, уже вечером, сидя у костра, слушая разговоры, все пытался понять кто наши попутчики. Дед Пилип, сытый и довольный что так удачно все сложилось, попутчики не разбойники и не татарва, разговаривал с Назаром:

– Скажи Назар, а как вы у нас здесь оказались? Вам с Острога через Берестечко и Дубно на Буск ближе было бы.

– Туда, в Буск за бумагой, так и доехали, обоз большой собрался с ним и дошли. Да и сродственников проведать надо было.

– Это где? Может знаю…

– Ганна, сестра моя, за бондаря замуж вышла из Шумска.

– Это не Вацлав? Поляк, что у рынка мастерскую держит?

– Типун тебе на язык, чтоб Ганка за нехристя пошла. Михась Ложка. Слышал о таком?

Дед помотал головой, – Не… Постой. Это не тот что спьяну голяком по площади бегал?

– Старик, с ума съехал? Он капли в рот не берет…

– Только кружку прикладывает. Девка дюже хороша, бровки дугой, черные, коса до сраки, в руку толщиной, нос…Как у тебя, репкой. Росточку маленького… По плечо тебе будет. Палец в рот не клади, по локоть откусит. Она?

Назар расплылся в улыбке, – Она.

– Стерва. – Сказал, как припечатал Пилип.

– Во как, эх, жаль ты старый, а то бы….

– Что? – 'А то бы' У прошлом году, вясною, был у тех краях, Пан наш, с обозом отправил. А мне бадья понадобилась, с крышкой, в баньку, старая ужо совсем, развалилась. Захожу в лавку, стоит молодица, вся из себя, с честными мужами лается, послушал, послушал да встрял сдуру. Так и мне перепало…

Вот и говорю, 'стерва' твоя сестрица. Вся в тебя, никакого вежества к сединам не кажет.

Договорить им не дали мастер Иван окликнул, – Назар, тебе первую стражу стоять.

Назар, проворчал что-то в полголоса, подобрал пищаль, саблю, да и ушел к подводе, место готовить, а дед Пилип побухтел немного и к нашей телеге зашагал. Я же остался у костра, подкидывая изредка ветки и щепки, посидел немного, улегся на солому, накрылся попоной и уснул'

– Вот такой случилась моя первая встреча, с Иваном сыном Федора. Через два года вновь свиделись, дед мой, Пилип, помер. Сродственников у меня больше не было, вот и подался я в Острог, просить милости у князя нашего Василия Константиновича. Дорога была недолгой, переехал по пути речку збитенку, мимо села Межерич и к вечеру добрался до Вилии, на левом берегу которой и стоит город. Пока то, да сё, опоздал, закрыли ворота на ночь. Пришлось прибиваться на ночевку к таким – же неудачникам, как и сам. Бог миловал, ничего не случилось, и с первыми лучами солнца вошел в Острог. Через три дня с божьей помощью и добрых людей, по велению Князя, был приписан в подмастерье к Ивану. Двор, на котором находилась печатня, назывался Булсардиновым – он стоял на замковой улице у подножия замковой горы, неподалеку от костела Вознесения, Успенского собора и Николаевской церкви.

Когда проведал, что мои знакомцы с коими трудности дорожные делил, они самые и есть, так в радость это дело стало. Учился переплетному делу, всю красоту книге, мне делать поручали. Кожу выделать, листы сшить, оклад, кому в дар потребно будет, у мастеров заказать. Много разного самому делать приходилось…

Иван, сам меня учил, показывал и говорил как лучше сделать, почему так и что будет ежели по-моему, но тяжело работа шла…

– А почему? – Я в первый раз перебил Анисима

– Князь наш, задумал дело большое, богоугодное, напечатать библию, полную, но для этого нужно было буквицы новые отлить, новые доски вырезать для вставок, запастись бумагой. Когда мы с дедом их на дороге встретили они в Буск ездили, тамошние мастера как раз дело бумажное освоили. Во Львов очень часто уезжал, вот и выходит, что дал он мне урок, а проверяет сын его, тоже Иван. Но он своему учить начинает, вот и приходилось меж двух огней вертеться.

На миг задумался, потом улыбнулся каким-то своим воспоминаниям, – Но мне это только впрок пошло, они были хорошие люди, учили всему, что сами знали.

***

Через пару дней с помощью Анисима, удалось попасть на московский печатный двор и увидеть станок. То, что видел в полиграфическом музее как экспонат, здесь работало и выдавало продукцию.

Довольно странное ощущение, смотреть на скрипящего деревянного монстра, и видеть современную поточную линию, стремительно уносящую вдаль тысячи экземпляров отпечатанных листов. Они так быстро двигаются, что сливаются в одну непрерывную черно-белую линию и глаз с трудом может выхватить из неё не слова и буквы, а только абзацы и колонки.

Посещение этой друкарни оставило в душе неизгладимые впечатления.

Анисима остановили, и о чем-то спросили я же побрел дальше, рассматривая помещения. В зале, с довольно низким потолком стоял печатный пресс, около него суетились несколько человек, один крутил ворот винта, куку, опуская пиан, другой снимал лист с напечатанным текстом и развешивал его на просушку. Батырщик набивал мацой краску и укладывал следующий лист на тимпан. Скрип и готова новая страница.

У слюдяных окошек, стоял длинный и широкий наборный стол с кассой, состоящей из маленьких ящичков с уложенным в них шрифтом. Держа в руке узкую деревянную оправку, наборщик брал по одной литере и укладывал, прижимая пальцем, чтоб не развалилось. Как только было готово слово, оно аккуратно переставлялось на тонкий лист металла, по краям лежали толстые бруски марзанов, образующие поля будущей книги. В одной из комнатушек стоял маленький горн, подобие стеллажа с уложенными брусками меди, олова и свинца. Небольшой верстачок, примитивные тиски, подсвечник с зажженной свечой и сидящий на низеньком табурете резчик или гравер, вырезает литеры. Он же после того как всё будет готово, разжигает огонь, в тигле плавит олово и отштамповав пуансоном в медной пластине оттиск отливает буквы. На полочке, закрепленной на стене прямо напротив мастера, лежат разнообразные инструменты и приспособления. Взяв одно из них, мастер проверяет отливку, если что-то не так, тут же исправляет дефект. И всё это практически на глаз.

Этажом ниже, готовят краску, для этого берут самое лучшее льняное масло, если будет плохое, то цвет после уварки будет рыжий и пахнуть будет плохо, в котел наливают примерно треть, ставят на огонь. Внимательно следят за тем чтоб при закипании не выплеснулось и не попало на угли, иначе будет пожар. Для тушения рядом стоит ларь с сухим песком.

После того как всё проварилось, масло отстаиваться, оно должно быть светло-желтого цвета.

Одновременно с этим перетирают сажу, чтоб в ней не было комков и она должна быть похожа на мельчайшую пыль, витающую в воздухе. Для этой цели служит деревянный барабан, оббитый изнутри кожей. Внутрь засыпаются сажа и медные шарики, закрывается плотно крышка и холоп начинает крутить эту мельницу. Когда готовы составляющие, наступает черед самого трудного, приготовление самой краски. В жбан наливается отмерянное количество масла и всыпается молотая в пыль сажа, берется в руки мешалка и человек начинает работать миксером.

В одной из клетушек увидел, прообраз брошюровки, переплетную мастерскую. Ручной труд и приемы практически не изменились, даже инструменты остались прежние. Шило, игла, шелковая нить, и клей.

И по всей типографии распространялся один и тот же запах. Неистребимый запах только что напечатанной книги.

***

Я обошел вокруг массивного агрегата, погладил шероховатый бок покрытый свежей ржавчиной. Мелькнула мысль, – 'про пескоструйку' и тихо скончалась. С легким шелестом крутился маховик, раскрученный кожаным ремнем от приводного вала, проходящего под самым потолком. Присев на корточки осмотрел штамп, вроде все нормально. Это была седьмая попытка, первые окончились неудачей.

С полгода назад дал согласие на работу и с тех пор каждый день проклинаю себя за это решение, это работа на износ, бывает, что к концу дня я не в состоянии сказать 'мяу'.

Когда то, в будущие прошедшие времена я читал много книг и там герои лихо строили паровики, электростанции и прочие прелести прогресса. Наивные люди, могу смело сказать, что одному человеку это просто очень и очень трудно

Знаю принцип, кинематическую схему, но помилуй бог, что-либо начать делать. Каждый болт, гайку, шплинт приходится изготавливать по месту, и зачастую самому. Не подумайте плохого, народ подобрался здесь действительно умелый и грамотный, но он хорош для своего времени. При обсуждении очень чувствуется пропасть времени разделяющая нас. Они просто не понимают меня, а я могу только догадываться, что они хотят получить. Мы разные и этим сказано все.

Любой механизм состоит из десятков и сотен разнообразных деталей, и они камень преткновения.

Я не отказываю никому, дерзайте, и вы сможете на коленке сделать и ракету на жидком топливе, можете построить дельтаплан, что кстати, довольно просто. Но сначала вам придется сделать огромное количество станков, приспособлений, оснасток, измерительного инструмента. Наладить дочерние производства. Любой агрегат в двадцатом веке, да и в девятнадцатом не изготавливался одиночкой.

Я могу сделать двигатель внутреннего сгорания. Знаю его устройство, но также знаю, сколько людей работает на заводах и какое оборудование для этого надо…

Этот гребанный пресс, строился целых шесть месяцев, и большую часть времени ушло на то чтоб сделать коленчатый вал, отработать сопряжение на втулках, я готов отдать полжизни за десяток подшипников, но как видно буду жить долго и счастливо. Притирать бронзовые вкладыши и делать каждый раз крепежные болты и при разборке внимательно следить, чтоб они не перепутались. Гаечные ключи, разнообразных видов и форм. Хоть здесь удалось немного стандартизировать.

Перегонка нефти для того чтоб получить достаточно приемлемое масло для смазки, делать простой шестеренчатый насос, медные трубки для подвода оной к узлам, сбор и подача обратно, фильтра. Сальники выпили крови не меньше, чем подгонка крепежа для фиксации пресс-форм. Метчики, плашки лерки снились по ночам. Каждый раз они получались разные с разным шагом. За что не возьмешься, везде вылазит ворох сопутствующих проблем требующих решения. Хорошо хоть станина удалась с первого раза. И вот когда закончился монтаж всего навеса, первый пробный запуск чуть не поубивал половину собравшихся мастеров, плохо сшитый приводной ремень, а это квадрат три на три сантиметра, оборвался, зацепился за что-то на приводном валу и стал хлестать со страшной силой.

Два дня ушли на исправление, потом были сутки холостого прогона. А дальше началась 'рутина'

Сначала сдохла вырубка пятаков, после второго десятка пошли заусенцы, и они не отрывались от ленты. Эта проблема решилась быстро хреновая медная заготовка и плохое качество уклада и недостаточная подгонка. А дальше я завис и завис конкретно, поочередно на каждой из операций. Пробивает насквозь, рвет и сминает заготовки. Кузнец уже выл при виде меня, токарь просто убегал.

Ну не знаю какая у них должна быть форма, как они должны выглядеть, знал только одно что Это должно работать.

Для того чтоб построить этого монстра, мне понадобилась помощь Анисима, если бы не он мне не удалось бы и десятой части. Была построена смолокурня, сделан маленький прокатный стан для ленты, налажена штамповка заготовок для спускового механизма ружей, копировальный станок выдавал в день почти три десятка заготовок для самопалов. А этот гребаный станок уже третий месяц пил мою кровь, а то, что иногда получалось я сам ни под каким видом не назвал бы гильзой.

Косые, кривые, все в морщинах и трещинах.

И когда однажды вечером сидел дома и тупо смотрел на пламя свечи, до меня дошло, вот такой я чухонский мастер. Отжиг. Этот маленький пустяк выпал из моей дурной головы, а всё что нужно было сделать, это нагреть и остудить. А как?

На эти эксперименты было потрачено две недели, несмотря на некоторую помощь от Никодима и его друзей медников. Они просто не сталкивались, с такой работай, все, что они знали это стучать молотком по куску меди, добиваясь нужной формы. Предки умели работать и им было ведомо, что если нагреть и остудить медь, она ставиться мягкой и более пластичной, а вот то, что делал я, было для них диковинкой.

Результат расстроил, пришлось строить специальную печь для отжига и опять оплачивать работу и материалы из своего кармана. Попробовал сунуться в приказ, там своих ухарей хватает, а тут я простой как полтинник, прослушал получасовую лекцию деньгах и тихо удалился по известному сексуальному пешему маршруту. Ругаться и спорить бесполезно, – 'нет грошей, и не будет'

Оглянулся на помощников, и дал отмашку. Рыжий нажал на педаль, клацнуло, вырубленный пятак звякнув упал в лоток. Его переложили в следующую форму.

Кланц. Сработал пресс и готовая чашка выпала на подставленную руку.

Отвесив рыжему подзатыльник, забрал заготовку. Осмотрел, вроде нормально.

– Так, Ванятка, запускай и пока лента не кончится, рубишь пятаки. Понял?

Отрок кивнул и включил станок. Я наклонился к нему и гаркнул в ухо, – Будешь руки совать, куда не надо, яйца отрежу.

' Заготовки получаются, но если с гильзами будет неудача, отдам казначеям, пусть на нем деньги делают'

К обеду был нарублен целый ящик 'пятаков', гаврики пересчитали, получилась почти пять тысяч штук. Отправив ребят по домам, выборочно проверил, вроде норма. Осмотрел агрегат, потеки на сальниках в допустимых пределах. Подводящие смазку трубки, целы, не отвалились, крепежные гайки не раскрутились. Кажется все в норме.

Много ручного труда получается, тележек нет, талей, как таковых тоже нет. Если народу нужно что-то поднять строится здоровенный козел и с помощью блоков и русской матери поднимаются тяжести. А они здесь бывают о-го-го, под дугой колокольчик звенит. Наш народ не мелочится что ему малиновый звон мелкой погремушки, надо сделать такой колокол, чтоб в Москве ахнуло, а в Звенигороде вздрогнуло и агукнуло в ответ. Тонна, две, три это работа для подмастерья даже колокол в пять тонн не рассматривается что-то из ряда вон выходящее, обыденная рутинная работа, а вот что ни будь тонн так на сорок вот это да. Работа для Мастера.

Но всё равно это была как бы левая работа, почти что халтурка, почетная, по царскому указу но…

Не эта дело было главным, главным все-таки было отливка пушек.

Как-то сложилось, что царь Петр считается самым, что ни наесть первейшим артиллеристом и организатором военного производства. Ошибочка, он пришел на все готовое. Ему по наследству от отца досталось сильное производство, опытные мастера, стандартизированная промышленная база.

И это действительно было так. На московском пушечном дворе готовилась оснастка, лекало (кружало) и шаблоны по которым на разных заводах и заводиках отливались пушки и ядра.

Заслуга царя в организации и расширении чугунного производства и освоении нового способа отливки пушек. То, что после нарвского побоища, он ободрал колокольни, так это временная мера, позволившая в короткий срок по старым технологиям максимально быстро восстановить потерянные орудия.

И пока Европа рукоплескала Карлу, Россия вкалывала, как негр на плантации.

А потом была Полтава…

'Как же хотелось хоть одним глазком… хотя бы в щелочку подсмотреть на эти вытянутые в недоумении рожи напыщенной Европы, когда она узнала о разгроме шведов.

Вот тогда они и испугались. Им стало страшно до дрожи в коленках. Русский Медведь проснулся.

Нас всех уверяют в том, что европейские государства старше России и что между нами пропасть в триста лет. У каждого народа свой исторический путь развития, единственный и неповторимый…'

Так стоп, опять куда-то не туда понесло, начал за здравие… Что там было в начале?

А… Ну… Так вот… На чем остановился… На пушках.

Рассказывать о больших орудиях не интересно, они скорее относятся к разряду эксклюзива и не отображают основной технологии производства, обычные полковые пушки, вот они нам и расскажут как и где и как они появились на свет. Именно они являлись символом победы или поражения, это про них в победных реляциях говорилось – 'Захвачено столько-то орудий' – да и не каждый день города берутся.

Рассказывать о древности не буду, своими глазами не видел, а врать не хочется. Анисим показал кованую пушку… Безвестные кузнецы я только могу снять шляпу перед вашим мастерством…

ЭТО ещё и стреляло. Хотя почему бы и нет. Старые оружейники, изготовив такого монстра, забивали в ствол максимальный заряд и, стреляли не менее трех раз, случалось, что орудие разрывало, нерадивый мастер погибал, происходил эдакий естественный отбор.

'Да уж, а что было бы, если вместо манекенов в ладу– калину или газель, посадить её конструкторов и устроить краш-тест, как думаете, наши машины стали бы лучше?'

На двенадцать литцов колокольных, над пушками трудилось аж сорок два человека, пять мастеров и тридцать семь подмастерьев. Парадоксальная ситуация, мужикам уже и лет немало у некоторых почитай внуки есть, а они все в подмастерьях числится, хотя и работают вполне самостоятельно. Для того чтоб стать мастером не достаточно было отучится энное количество лет, этого было мало, надо было писать челобитную, лишь государь мог определить мастером на литейное пушечное дело. А уж там как рассудится…

'Царю, государю и великому князю Михаилу Федоровичу, всея Руси, бьют челом холопи твои пушечнова дела ученики мастера Олексея Якимова – Кирюшка Комонов, Воинко Логинов. Делаем мы, холопи твои, с тем мастером своим с Олексеем твой государев наряд: и верховые пушки, и дробовые, и тюфяки, и меньший наряд полковой. Да мы же, холопи твои, с мастером своим сделали тебе, государь, пищаль 'Аспид' ядром тридцать пять гривенок. А ныне, государь, мастер наш при старости, а мы, холопи твои, делаем пушечное дело двадцать другой год. Милосердный государь, царь… пожалуй нас, холопей своих, вели, государь, на пушечное дело дать, какое ты, государь, произволишь на опыт'.

И было за что идти на риск, связанный с возможной неудачей в испытании, литейные мастера, которые числились 'государевыми мастерами', получали определенный, твердо установленный оклад.

Раз в год мастера получали, кроме того, 'царский подарок' так называемое 'годовое сукно'.

'Генваря в 8 день (1620 г.) по указу государева жалованья пушечному мастеру Ондрею Чохову 4 арш. сукна английского, багрового по рублю аршин, да пушечным литцам: Кондратию Михайлову, да Григорию Наумову, да Олексею Якимову, по 4 арш. без чети сукна настрафилю лазоревого, цена по 2 рубля портище (дано), а пожаловал государь их годовыми сукнами'.

За отдельные работы выполненные по прямому указу царя, мастерам давали 'премии' Например, за отливку большого, в 2000 пудов, колокола 'Реут' Андрей Чохов получил в 1622 г. '4 арш.: сукна лундышу, маковый цвет, цена полтора рубли аршин да 10 аршин камки куфтерю червчатого, цена по рублю аршин, да сорок куниц, цена 12 рублев'.

Но, это так, лирика, проза жизни куда более нервная…

– Сгорит!

– Не сгорит.

– Пришквариться! Будешь потом с мясом отдирать, если сможешь.

– Ни чего с ней не будет.

– Будет.

– А я говорю, что не будет. От этого только прочней станет.

– Чугун приварится к укладу, вжисть не достанешь.

– А с чего им свариваться? Она сразу охладит расплав, он схватится и будет очень твердым. Мы как бы изнутри начнем ствол остужать.

– И это тоже плохо, хрупко будет, при первом же выстреле ствол разорвет.

– Не разорвет.

– Разорвет, не с первого так со второго аль с третьего…

– Анисим, а что мы спорим, давай маленькую пушечку отольем и на ней посмотрим.

– А как будешь воду прокачивать? А вдруг паром в обрат даст, народ побьем. Федор грех на душу возьмем.

Я склонился над чертежом, ткнул в него пальцем, – Вот здесь клапан будет. Он только в одну сторону пропускает, если обратно пойдет, закроется.

'То, что было понятно мне, иногда приходилось на пальцах разъяснять другим. Давным-давно на глаза мне попадался материал об отливках пушек, у которых канал получался сразу, суть его была в том, что сердцевина принудительно охлаждалась водой под давлением. Чертежей не было, да и сама заметка была всего три десятка слов, в ней говорилось, что так делалось, и ствол получался крепче обычного.

Здесь практиковалось другое, на деревянную оправку лепился слой глины, потом наматывалась веревка, опять глина, выравнивание. Всё это с промежуточными сушками, которые длились по нескольку дней.

Выравнивание… Снова сушка, предварительный обжиг, заливка, при всем при этом казенная часть при литье была наверху и все частицы шлака оставались в самой ответственной части, камере сгорания.

Дальше остывание, шлифовка внутреннего канала ствола. Наружная отделка.

И после всех этих бед испытание, его обычно проводили за городом, ставили ствол на временный лафет и вели стрельбу усиленными зарядами, каждый должен был выдержать не менее тридцати выстрелов разными зарядами. Не все выдерживали это изуверство, часть взрывалась сразу, другие только на усиленных, а вот испытание на утроенный проходили единицы. Все прошедшие испытание получали казенную печать, которая ставилась рядом с запальником, она свидетельствовала о принятии пушки на службу. Отсюда и пошло название 'казенная часть'

В один из вечеров, будучи в гостях у Анисима, предложил сделать разъемные формы и лить сразу с готовым каналом. Изготовить из стали (уклада) сердцевину с внутренней системой для охлаждения присобачить насос и начать гнать пушки одного калибра массовым потоком. Вот с тех пор и бодались'

– Сорвет, этот твой хлапан и что тогда?

– А возиться седмицу канал, выравнивая это нормально?

Обсуждение идеи затянулось на три долгих вечера, по прошествии которых Анисим взял на себя всю подготовительно исполнительную работу. Я сразу ему сказал, – 'Не знаю, не ведаю, не могу. Да и своих дел по горло'

Он поворчал для виду. Но деда сильно зацепила идея отливки в многоразовых формах, и если не удастся делать сразу с готовым каналом, то хрен с ним. Поставим сверловочную машину и будем сверлить. Но и при таком способе выход брака не маленький, из тех пушек, что для Петра на Урале делали, до сорока процентов в брак уходило. Вот если лить с охлаждением канала, качество возрастает и время изготовления меньше…

С такими мыслями я шел к кузнецам, третьего дня привезли 'доски' так здесь называют заготовки для стволов. Вот ещё одна головная боль. В среднем три коваля и шесть учеников сваривают в день по четыре ствола, ещё трое, но с девятью помощниками делали шесть, работая по шесть дней в неделю.

Василий по моей задумке вытягивает в среднем девять, но работают он сам, да ученик. По качеству, на его поделки очередь на пять лет вперед, ровные, крепкие… Но здесь надо брать в расчет подготовительные работы по засверловке.

Меня не устраивала, такая выработка, но такое положение дел устраивало самих кузнецов, они получали по два алтына за штуку. В год набегала приличная сумма. Каждый ствол проходил рассверловку и обточку на вертельных станках, и здесь также по два алтына платилось.

Замки, или как их называли местные 'жагры' делали три мастера, им помогало восемь работников. По уговору они должны были изготавливать двадцать четыре замка за шестидневную неделю, каждый… Но зачастую вместо семи десятков у них едва выходил полтинник. Они сам делали все и трудились над каждой деталькой по отдельности. Если раньше заготовки для замочной доски отливалась, и долго подгонялась. То теперь её штамповали со всеми отверстиями, какие были нужны. Вообще – то из двенадцати деталей замка удалось наладить штамповку только трех деталей но и это ускорило сборку в разы. Но мастеров нет, обещали пригнать из Тулы, а это те ещё грабли, но вид с боку, единственно чего не придется учить работе с металлом, но учить обращению с шаблонами.

Когда доберусь надо обсудить вопрос о боевых и подогнивой пружинах, попробовать и для них отработать просечку, отжиг и закалку. Подсмотрев, как делают ось для лодыжки и курковые винты, решил привнести сюда немного технологии, шаблоны и перки с метчиками, для стандартизации.

Ложечных мастеров, делающих приклады, был всего один человек да ученик и мой станок был встречен не то что бы на ура, во всяком случае, хоть какая-то капля благодарности была.

Единственно куда не сунул свой нос, была мастерская по лафетам. Скажем так его в дверь я просунул, и получил по оному отлуп, а по здравому размышлению…

Через меня скаска прошла, привожу выдержку из неё…

"а делать крепей на всякой станок с колесы по 24 шины, по 24 обоймицы одинаких, да двойных по тому ж, по 260 гвоздей, по 16 обручей, по 4 закрутья, по 4 наконешника к осям, по 2 поддоски во всю ось, по 4 стремяни, по 2 полосы на станок длиных, по 2 полосы поперек станка, по 4 полосы, чем станок перевязать, по 250 гвоздей, чем станошные полосы прибивать, да под исподь во весь станок под вертлюг по полосе, по 4 веретена связных, по 8 втулок, по 4 чеки, по 2 полосы сверху да с-ысподи на переднюю ось, на чем станок станет ходить, по 2 крюка да по 2 конца с пробоями и с репьями, по 2 кольца с обоимицами в брус, по полосе на дышло клепаных да по наконешнику с крюком и с чепью х коромыслом и к борон-кам по 2 крючка по сторонам к дышлу, по 3 веретена, по 4 гнезда петель да под ручки по 2 кольца, по 2 клепани да по ушам на вертлюгах, а под ними по тарели, на дышло по 3 обруча, к лисице по 2 веретена, по стремяни на лисицу, по наконешнику заварному, по середнику к станку"