Текст книги "Три этажа сверху (СИ)"

Автор книги: Александра Ковалевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Алина уединилась с Таней, потом позвала Лёшку и говорила с ним с глазу на глаз. Потом Таня призналась мне, что Алина сказала ей ужасную вещь. Меня разбирало любопытство. Расстроенная Таня не сразу, но всё-таки открылась:

– Она сказала, мы с Лёшей идеально подходим друг другу, у нас даже носы одинаковой формы. И то, что Пашка умнее и интереснее Лёши, для семейного союза ничего не значит. Лёша тоже станет опытнее и мудрее, от него у меня будут здоровые дети, и Лёша сможет прокормить семью. А Паша… Паша переживёт, он справится. Я себя ненавижу! Я всё ненавижу! Жизнь такую!!!.. – воскликнула Таня и расплакалась.

Я ей посочувствовала. Она действительно крепко сдружилась с Пашкой Стопногой.

С Денисом мы встретились очень мило, он молодец, я им горжусь.

Он думал, у нас тут настоящий государственный переворот, бежал ко мне и торопился стать политическим заключённым. А оказалось, здесь игры в песочнице.

Дневник Алины. День гнева

Безмозглые эгоисты!

Из-за поворота коридора, как когда-то, в смутный первый час петли времени, вышел Краснокутский, и ярость, пережитая мною тогда, снова поднялась волной, потому что я чувствовала, что затевается.

Я читала будущее – по крайней мере, на ближайшие десять минут, – так ясно, как будто над головой Большого Вована горели светодиодной вывеской его намерения: хищные и, что самое нестерпимое, – низкие.

Краснокутский наступал с развёрнутыми плечами. Он шёл, вызывающе уставившись мне в лицо горящим взглядом, бросив затерявшуюся в конце коридора, растерянную и всю помятую Свету Конторович, злыми глазками впившуюся не в кого-нибудь – снова в меня. Её-то взор и прокричал всю правду. Краснокутский шёл подчинить авторитетную деревенскую ведьму Зборовскую, для этого надо завоевать её на глазах у всего племени, да только ведьма не уверена, что бой состоится – некому за неё воевать.

Некому. Одна. Одна. Одна…

Раненый рыцарь Владислав далеко за рекой, верный его оруженосец Жека куда-то пропал, я не видела его после возвращения из лагеря, впрочем, не до того было… Друг Адамчик – тебе лучше не знать, что сейчас происходит, всё равно не поможешь, это не твоя война.

Я надавила пальцами на виски, вздохнула и приготовилась:

– Как дела, Володя? Рада тебя видеть! Ваш десяток справляется, родник почистили?

– Отлично! – был его ответ.

Вовану понадобилась пауза. Деловой вопрос, как у десятника к десятнику, выбил его из колеи. В том, что требует гибкости, Краснокутский не силён, и потому сделает всё, чтобы не тянуть кота за хвост. Он ухмыльнулся, и сразу же ухмылка, мелькнувшая тенью, расцвела приятной, предназначенной для интересных ему женщин, улыбкой:

– Алина Анатольевна, Алиночка! Вот, присядь, милая, любимая ты наша, потолкуем.

Мы с Большим Вованом уселись, вопреки сложившемуся обычаю общих собраний, лицом друг к другу с одной стороны круглого очага под вытяжной трубой. Остальным пришлось подвинуться.

Я заметила, что ребята Вована, выставив кадыки, торжественно выстроились по правую руку от него, а не уселись за спиной своего десятника. А вот у левого плеча Краснокутского неожиданно оказался наш комендант, Денис Понятовский. И уже дальше – ребята его десятка.

Это насторожило.

Сивицкий и Карнадут остались в лагере. Нас, десятников, в наличии только трое, и поведение Дениса Понятовского наводит на подозрения, что сегодня мы – союз лебедя, рака и щуки.

Только расселись, Краснокутский встал, положил руку на плечо коменданта.

Понятовский поднялся, демонстрируя свой официальный статус на этом собрании. Но хранил молчание. Заговорил опять Краснокутский.

– В присутствии коменданта, нашего Дениса Александровича Понятовского, и всего народа…

Краснокутский покраснел и даже потянул ноздрями, он явно разволновался. Решил, что лучше остаться самим собой:

– Алина Анатольевна, прости за всё, что было, я тебя люблю! Давно уже! Стань моей э-э… супругой! Ну не могу я так! Вот подарки, вот мой самострел: доверяю! Вот мои ребята… сейчас сделаем, как положено…

Он стоял уже на коленях и успел в минуту короткого замешательства схватить меня за обе руки и крепко держал – я почувствовала, насколько крепко, попытавшись незаметно высвободить ладони.

Дурацкая ситуация!

Не прощу, Краснокутский!

Слово взял Денис, объясняя присутствующим, что союз двух десятников автоматически приведёт к усилению власти отдельной семьи и надо или согласиться с перераспределением влияния, или переизбрать десятника: Владимира или Алину Анатольевну. Но в десятке Алины Анатольевны одни девушки… тогда… и дальше в этом духе.

Я не слушала Дениса, потому что давно просчитала все возможные последствия.

Слух мой ловил голоса из толпы, а мозг лихорадочно искал способ освободить руки из клещей Большого Вована.

Вот Лёха, и он почему-то стоит среди ребят Краснокутского и спрашивает:

– А Карнадут как же?

Второй голос:

– У Вована большая хотелка.

– И что? – заволновался Лёшка, явно примеряя ситуацию на себя.

Третий голос:

– И я мечтаю о девушке!

Четвёртый, недовольный и неиспорченный голос:

– А Вовановна опять будет вешаться на всех, кто подвернётся?!

Шёпот:

– Девочки, ой, что же Алинке делать?! Светка же…

Что делать Алинке? Что же тебе, Алинка, делать? Сидеть рука об руку с Вованом, быть подмятой этим бугаём, и потом всю жизнь терпеть, наблюдая, как он устанавливает свои порядки в прайде…

Я наклонилась и укусила руку Краснокутского, не шутя, со всей силы, непроизвольно издав при этом грудной звук: «Гхам!!»

– Ссука! – басом крикнул Краснокутский и затряс рукой.

Я вскочила, но осталась на месте, никуда не пряталась. Зло сцепила зубы и сощурила глаза – мне нужно достать его и раздавить, нейтрализовать хотя бы на время. Сейчас или никогда. И уклониться не имею права.

Он хотел меня ударить, но почувствовал, что все недобро насторожились и сдержался.

Снова, – я это проходила, – схватил меня в охапку, прижав к животу так, что я уткнулась ему в грудь носом и чуть дышала, и заявил:

– Все усекли: это моя женщина, поняли?! Кто не согласен, выходи вперёд, поговорим!

Я поняла, что положение ещё более невыигрышное: унизительное положение, а сделать ничего не могу.

«Так, – подумала я, – теперь, Алиша, всё решается без твоего участия. Или тебя предадут и оставят добычей Вовану, или…

Но, что бы ни было, всё произойдёт снаружи. Ты своё отыграла, расслабься. Дай себе отдохнуть от мира, и дай миру отдохнуть от тебя. Попробуй, удержи меня, проклятый гоблин – это была твоя идея!»

Я расслабила коленки, размякла и повисла. Вован ещё больше разозлился, поняв, что я специально не стою на ногах. Эта скотина лапнула меня под ягодицы, коротким движением поддёрнув повыше, выпятила живот, чтобы половчее удерживать килограмм сорок пять безвольного живого веса, и что-то трубила в народ. Народ и Денис Понятовский что-то отвечали скотине. Толян выяснял отношения с Лёшкой, у них началась потасовка.

Я старалась абстрагироваться, но вдруг почувствовала присутствие того, кого не может быть на трёх этажах. Глянула поверх плеча Краснокутского: так и есть.

Рядом как из-под земли встали Влад, Жека и Адамчик, все трое такие родные и все трое ничего себе: плечистые в толстых стёганых куртках. И мне осталось только вскинуть брови от удивления, а ноги взбрыкнули и задёргались, молотя по коленям и голеням Краснокутского.

Я сообразила, что Карнадут шёл за мной и Женей. Он не выпускал нас из виду, затем дождался, пока переправятся по очереди мастера, забрал у них лодку и переплыл реку. Жека мог и не знать, что Боксёр в школе. Да, наверняка так и было: встретились и сговорились потом, подальше от чужих глаз.

Краснокутский отпустил меня и, как в очень откровенном, не для детей, танце произошла смена партнёров с поддержкой: теперь меня притянул к себе, поставив рядом, Влад Карнадут:

– Здравствуйте, Алина Анатольевна, всё в порядке?

– Да, спасибо, всё хорошо. Очень рада вашему возвращению!

И шепнула:

– Твоё ребро?! Как твоё ребро?

– Теперь при мне! – процедил сквозь зубы этот великий конспиратор, умудряясь сохранять официальное выражение лица.

– Сейчас у нас кворум. – Это голос коменданта Дениса. Он улыбается одними глазами и переводит разговор в деловое русло:

– Сегодня на повестке дня план переселения в лагерь. Но сначала о разном. Алина Анатольевна, мы вам не помешали вступить в брак с Владимиром Краснокутским?

– С Владимиром Юрьевичем Краснокутским! – вставляет взбешённый Вован, мысленно взвешивая, спустить на ребят свою свору, или отказаться от задуманного. Но свора проморгала тот момент, когда её разделили по одному ребята Понятовского и Карнадута. И ребята Понятовского и Карнадута готовы схватить под локти каждого, кто рванётся по сигналу Вована.

Я взяла слово. Нет, мягко сказано – я сделала шаг вперёд и возмущённо взревела, чувствуя, что трясусь от бешенства, но не в силах успокоиться:

– Заявляю при всех, я отказываюсь выходить замуж за кого бы то ни было! Считаю, что это нарушает общие интересы, которые для меня важнее, и требую расширить свод законов! Никто не может заставить женщину вступить в брак!

– Заявление принимается! – с энтузиазмом кивает Денис.

Я с облегчением понимаю, что он на моей стороне, и половина сегодняшнего спектакля была допущена им по сговору с Владом и его ребятами. И нас теперь трое десятников против одного Вована, и даже если бы он захотел возразить, – нас большинство, и это будет учтено в решении общего собрания.

Влад тоже делает шаг вперёд и вежливо поддерживает под локоть оскорблённую меня, а сам, разумник, сообразил, что моя поправка в свод законов действует во все стороны, и выдыхает мне в ухо: «Оставь мне шанс!»

Мне снова тепло, спокойно и, вернув равновесие мыслей и чувств, я уверенно вношу дополнение:

– Женщина может вступить в брак только по собственному желанию, по любви, и только через месяц после помолвки, успев три раза подтвердить на Совете, что её никто не принуждает к замужеству и ответив на все вопросы старейшин. У меня всё!

Влад Карнадут быстро чмокнул меня в щеку, это ему легко: стоим, прижавшись друг к другу.

Я подумала, что и он не удержался от демонстрации, отметился всё-таки на мне. И пора всё менять, иначе Алина Анатольевна, ты станешь объектом спекуляций в мужающем не по дням, а по часам, пацанском окружении. А затем та же роль достанется Тане Гонисевской, и бедный будет Лёшка… А потом быстро всех девочек разберут…

Подозреваю, что у Светы Конторович всё сложится иначе, но я искренне желаю ей счастья. Вот только с кем? Ага, пылкий влюблённый Елисей тайком увёл в тень плачущую Светлану… Что ж, без меня разбирайтесь, ребята… Всех юбкой не прикрою. А надо бы.

Но как?

Внезапно дым от огня в камине не ушёл в вытяжную трубу и повалил внутрь, заставив закашляться всё общее собрание. Все повскакали со своих мест. Окна школьного коридора, обращённые на юг, залило водой. Но странно залило: словно воду подали из шланга. Кто-то первый открыл окно рядом с выходом каминной трубы. Из окна потянуло теплом, от которого все отвыкли. Вокруг стояла ночная тишина, разбавленная никогда не прекращавшимся шелестом камыша да поскрипываниями деревьев в лесу за восточной стеной. Но дымовая труба, выходившая из форточки, слегка курила мокрой поверхностью, она была мокрой от порыва ветра, хлестнувшего внезапным сильным и коротким ливнем.

Роман «Три этажа сверху» Продолжение-2

Глава шестая. Буря

Южный тепловой след стал катастрофой.

Вокруг школы снова происходило что-то за гранью человеческого понимания.

Алина и Елисей Прокопенко временами не прочь были пофилософствовать на отвлечённые темы, и сейчас для этого нашёлся и повод, и свободное время. Они, как древнегреческие мыслители, выстраивали доводы исключительно эмпирически, чем втайне гордились, и додумались до того, что здешняя квадратная аномалия распространяет лучи на местности, и не только на местности, но и во времени, проникая в разные эпохи, и так определяет своё местонахождение. Или, возможно, таким вот способом удерживает себя на месте. Шире и дальше в своих выводах доморощенные философы по умолчанию старались не заходить: слишком зыбким и незавидным было положение затерянных трёх этажей. Рядом не было Славы Леванта и Игоря Шабетника – вот кто любил обсуждать научные проблемы до хрипоты и не съезжал с темы до глубокой ночи. А Карнадут и другие редкие любители замудрени находились рядом исключительно как заинтересованные слушатели диспута, реплики вставляли нечасто, потому что думали о практической стороне вопроса – чем всё обернётся для деревни, и к чему готовиться.

А гроза бушевала просто эпическая.

Электрические разряды рвали небо от горизонта до горизонта. Иногда в тучах вспыхивала вертикальная молния, словно освещавшая стену – необъяснимое явление, впрочем, одно из многих, происходящих в этом краю. По стёклам барабанил ливень, в кабинетах юго-восточной и юго-западной стороны дождь заливал внутрь, проникая сквозь старые оконные рамы, и приходилось осматривать кабинеты и принимать меры. Нечего было и думать ходить на промысел. Уровень воды в болоте поднялся настолько, что трава скрылась под водой. Пейзаж выглядел устрашающе – школа стояла в беспокойно ходившем рябью озере, соединённая тонким перешейком с лесным холмом, на котором совсем недавно кипела жизнь вокруг костров и под навесами. Буря повалила пару старых деревьев. Размокла глина круглой печи-тандыра, она превратилась в бесформенную кучу камней. Ливень залил удобные костровые ямы. Ушла под воду гать, выводившая на северные холмы и на хорошо исхоженную тропу к Большой реке. К концу первого грозового дня, находясь посреди воды, деревня вынуждена была начать собирать для питья дождевую воду, выставив на крыше школы все мало-мальски годные посудины. Вылезать на крышу за водой приходилось с оглядкой, в перерывах между вспышками молний.

Жители деревни давно убедились, что их стены не промокают, хоть южная и западная сторона квадрата школы стояла на сыром болотистом грунте, а с севера и на северо-запад прямо под стеной тёк болотный ручей. Три этажа, выхваченные в другой эпохе, перенеслись во времени, но так и не стали частью этого мира, и школа способна была выдержать подъём воды без вреда для кирпичной кладки. Но уровень воды грозил подняться выше подоконников, и вот тогда ничего хорошего ждать не приходилось, тем более, хворост запасали именно на нижнем этаже, в огромном спортзале…

Закрытой картой была судьба ребят, ушедших в 'Солнечный'.

Южный тепловой коридор с дождём, громами и молниями мог пройти восточнее лагеря, не задев его, как не задел школу северный поток холодного воздуха, но это были только предположения.

Ни у кого не было сомнения, что школу нужно покинуть в ближайшее время, не дожидаясь наступления морозов. Сколько будет шуметь непогода – неизвестно, но привычный уклад уже нарушился, готовить пищу приходилось внутри школы и здание провоняло рыбной шелухой; с остальными нуждами тоже возникли нешуточные проблемы.

В ручье под стеной школы был устроен рыбный ставок: это когда рыба содержится в проточной воде, но не выплывает за перегородки. Ребята приносили улов, часть добычи деревня съедала, а часть отловленной рыбы выпускали в ставок пастись на свободе. Но в первую же грозовую ночь дежурные вовремя сообразили, что, если не поспешат и не достанут рыбу, она поверху уйдёт на волю – так стремительно поднималась вода в болоте. И дежурные прочесали ставок сачком и выбрали рыбу, высовываясь в окна коридора.

Всех грызла тревога. У девушек работа валилась из рук, они пугались грозовых раскатов и ещё больше – ослепительных разрядов молний, после которых пламя лучин и костра казалось тёмным и глазам требовалось привыкать заново к скудному освещению. Вряд ли кому-то доводилось пережидать грозу в таком огромном, пустом и гулком здании, каким была школа. К тому же, здание смотрело на мир сотнями окон, зашторить которые было нечем, а короткие жалюзи не спасали. Вспышки молний, как огонь гигантской сварочной дуги, освещали классы, лестницы и коридоры. В спальнях нечего было и думать о сне: поминутно сверкало и вспыхивало, гремел и усиливался эхом от стен гром, перекатываясь по гулким этажам.

Через несколько часов этой пытки молниями десятники объявили срочные работы, и парни с девушками освободили от вещей внутренние помещения без окон: книгохранилище, музей Великой Отечественной войны, опустевшую костюмерную, две узкие лаборантские комнаты рядом с кабинетом химии.

Алина заняла для девушек бывшее книгохранилище. В нём раскаты грома слышались приглушенно. Ребята тоже разошлись – кто набился в каморку столяра, кто в лаборантские, кто ушёл подремать в бывший музей. Пережидать непогоду пришлось за закрытыми дверями, словно загнанными в норы. Сидеть всё время не получалось, нужно было работать, и Алина нашла и раздала работникам наушники и беруши, собранные в шкафчиках младших учеников, потому что особо сильные раскаты грома вызывали временную глухоту. Таня Гонисевская приказала следить за тем, чтобы из ушей не пошла кровь – это был бы очень тревожный признак.

Некоторые парни стали напрашиваться к девушкам в книгохранилище – им просто хотелось побыть в относительной тишине. Они устраивались на бывших книжных стеллажах вдоль стен, смотрели на пламя лучин, на работающих хозяек, и засыпали. Приходилось через час-другой их расталкивать, потому что в тихую внутреннюю комнату шли другие парни, ошалевшие от чудовищных разрядов и грохота. В книгохранилище было тесно от собравшихся людей, душно и тепло. Над поставцом с лучинами висела пёстрая и странная с виду конструкция: квадратный раструб из ватмана собирал копоть от горевших лучин и соединялся с чередой пластмассовых цветочных горшков с вырезанным дном. Горшки были вставлены один в другой и подвешены на продетой через них верёвке, закреплённой высоко под потолком в вентиляционном отверстии. Конструкция служила вытяжной трубой, и другим концом эта составная труба втыкалась в вентиляционный канал в стене, а зазоры между трубой и отверстием хорошенько заткнули тряпками, потому что и в вентиляционных каналах грохотало. Волей-неволей приходилось изобретать на ходу, постоянно приноравливаясь к меняющимся условиям.

Неровно горел камин в коридоре перед дверями спален, в его трубу время от времени заливал косой дождь.

В деревне принялись делать то, что откладывали до сих пор за неимением времени. Алина усадила парней шить зимнюю обувь: девушкам оказалось не по силам прокалывать толстые слои ткани. Девушки кроили заготовки для бурок, жалуясь на то, что у парней большие ступни, лоскутов уходит много, и кому-то обуви может и не хватить. Алина подсказала пустить на стельки ковёр ручной работы из музея, а внутренний слой бурок кроить из старых, но дебёлых, шерстяных домотканых покрывал. Это частично решило проблему нехватки материала. В пошиве бурок преуспел Лёха: крепкими пальцами он терпеливо протыкал шилом заготовки, простёгивал их, и как следует затягивал лавсановую нитку в шве, что тоже требовало силы. Алина и девушки нарадоваться не могли на работу Лёхи. Танюшка рассталась со Стопногой – он ушёл с мастерами в лагерь, – и снова подобрела к Алексею.

Влад Карнадут занялся сооружением плота. Для этого парни разбирали пол в спортивном зале, морщась от каждого удара грома. Поплывёт ли плот – никто не знал. В конце концов, Алина настояла спустить плот на воду рядом со школой. Парни были против: доски намокнут, тяжело будет нести плот даже в разобранном виде к Большой реке, но Алина возразила, что, если плот не поплывёт, его никуда не придётся нести. Дождались недолгого затишья. Плот на воде держался. Между досками заложили полтора десятка имевшихся в спортзале мячей. Было бы неплохо отправить туда же пластиковые бутылки, но этого добра в школе всё равно было недостаточно, чтобы наверняка удержать двойной настил из досок в плавучем состоянии. На плоту поместились шесть человек и кое-как научились заходить на него и располагаться, чтобы он был равномерно нагружен. Но плот осел и черпал воду. Было ясно, что поплывут, стоя в ледяной воде. И поплывут ли?

Буря снова загнала всех под крышу, и попытаться управлять плотом, проплыв вокруг школы, не успели.

Алина смотрела на всё это, мяла фаланги пальцев и страдала от плохих предчувствий: ей плот казался ненадёжным. Она предложила устроить паромную переправу, натянуть верёвки от берега до берега. Но подходящих верёвок в школе не было. Алина настаивала, парни лениво возражали – выкраивали время «на подумать» и, в конце концов, пообещали помозговать, как подстраховать переправу. Карнадут, руководивший работами, вспомнил, что есть ещё способ заякорить паром на середине реки, и подруливать на привязи к середине переправы, а затем, как маятник – рулить к другому берегу, что явно будет тяжелее, но так делалось… Это был хоть какой-то вариант.

Плотовщики убрались на жилой этаж, сушили одежду и обувь, и бурно обсуждали, из чего сделать якорь. Алина прислушивалась к их разговору и шила из теннисной сетки спасательное кольцо, предупредив, что не отпустит первых плотовщиков, на надев на них хоть десяток пустых пластиковых бутылок, вшитых между слоями сетки. На этом они поладили.

К концу третьего дня всё было готово для испытания плота на Большой реке. Уже лежали длинные вёсла, шесты и якорь из срезанного металлического спортивного инвентаря. Скрутили в бухту переплетенный на верёвки канат, разобрали доски плота, связав их для переноски, позаботились об инструменте…

И никуда не двинулись.

Гроза, притихшая ночью, обрушилась на лес с новой силой. Нести железную трёхрогую перекладину, которая должна была послужить якорем, было невозможно, даже выходить за стены было опасно.

Вечерело, когда в небе, наконец, всё успокоилось, и гром ворчал далеко в восточном направлении.

Десятники планировали завтрашний день. У Алины была одна мысль насчёт таинственных температурных коридоров, и она взяла слово:

– Я предлагаю пройти по берегу Большой реки против течения и, возможно, идти придётся далеко. Идти и осматривать берег.

– Против течения? – удивились десятники.

– Ты думаешь о северном следе? – догадался Карнадут.

– Путь температурной аномалии… А в этом есть смысл! – отозвался комендант Денис Понятовский. – Куда ушёл южный след, мы в общих чертах представляем. На север от школы непролазные заросли, но по течению Большой реки и до условного Днепра ходили не раз и можно догадаться, что прямая линия в направлении юг-север упирается в берег Днепра где-то вот здесь. – он ткнул в карту.

Алина кивнула:

– Если наша карта верна хотя бы в общих чертах, южный коридор проходит далеко от «Солнечного». Меня это радует. Если наши рыскуны пойдут против течения Большой реки, они узнают, дотянулся ли сюда северный след. Возможно, причина местных гроз в том, что два температурных потока сходятся где-то близко.

Алина никому не говорила про полосу наледи поперёк широчайшей реки, которую видела собственными глазами, когда была в лагере и осматривала окрестности. Она втайне надеялась, что здешняя река тоже где-то частично замёрзла, но решила, что рано обнадёживать, всё равно, без разведки им не обойтись. Она замолчала, задумалась и рассматривала самодельную карту окрестностей, на которой были учтены показания всех разведывательных экспедиций. На карту нанесли не только овраги, пригорки, лес и болото, но и начало звериных троп, уходивших в чащу, места охоты на птицу, рыбные угодья, соляной пласт, выход слоя глины, россыпь камней, редких на этой песчаной земле, два родника, кусты орешника, группы берёз и клёнов (весной будет сок), ягодники, грибные места и бурелом, в котором добывали сучья для костров, отламывая их ударами тяжёлой самодельной кувалды (топор берегли).

– Почему мы думаем, что Большая река течёт, удаляясь от лагеря? – прошептала она, но ребята расслышали слова. – Вдруг река кружит, петляет и где-то близко подходит к 'Солнечному'?

Влад возразил:

– Против течения по воде нам не выгрести. И тогда Большая река теряет смысл как дорога в лагерь. Я вот что предлагаю: рыскунов отправить на рассвете. А сейчас, пока до ночи ещё полчаса, пойдём, глянем, как переправиться по затопленной гати. Не мешает бросить поверх неё наш плот, а не то завтра придётся рыскунам босиком переходить это место.

Идти вдоль реки вызвались Макс Грек и Рома Меркулов.

Влад Карнадут усилил разведывательную группу, отправил с ними Жеку Бизонича. Жека после краткого отдыха в лагере «Солнечном» был полон энтузиазма и рвался в бой. Сашка Реут вышел проводить их, растянул сиплую детскую гармошку и выдал искусственным фальцетом свежесочинённый куплет: "Бегал Грека возле река. С Грекой – Рома, с Ромой – Жека. А потом наоборот: ноги в руки и вперёд!"

Сашка как в воду глядел; через три часа рыскуны вернулись бегом. Но известие стоило того.

Новости были следующие. В пяти километрах вверх по течению заметно похолодало, речную волну гнало поперёк реки – от левого берега к правому, ветер взметал вихри, потом парни оказались в полосе нетающего снега, испещрённого звериными следами, и увидели, что Большая река в этом месте замёрзла, и лёд образовал прочный мост местами до трёх метров шириной. Они спокойно перешли на другой берег и обратно.

Все, кроме Алины, не поверили своим ушам, и некоторое время стояли, ошарашенные.

Алина ничуть не удивилась. Уточнила:

– Вы думаете, всего лишь в пяти километрах вверх по течению реки не было грозы?!

Жека озадачился:

– Честно, о грозе даже не подумали. Увидели снег, хорошо прикрывший землю, и полосу льда через речку, и обрадовались…

Алина рассуждала вслух:

– Впрочем, гроза могла шуметь и вверх по реке, но дождя там не было – он выпал снегом. И пока не закроется хотя бы северный коридор, покоя нам не видать, грозы будут собираться и бушевать в области резкой перемены температур. Эти странные температурные коридоры направлены не идеально по сторонам света, раз на расстоянии каких-то пяти километров от нас они сблизились, и мы оказались между ними. Были бы параллельными – их след на местности должен был лежать гораздо дальше. Послушайте, котятки, – Алина взяла паузу, – вот что я думаю: отсюда надо не уходить, отсюда надо бежать! Бежать, пока новая гроза не порвала нам перепонки!

Всем был объявлен приказ выходить в поход перед рассветом. Брать только то, что в состоянии нести на спине. Идти походным строем: то есть, каждый в паре, каждый отвечает за напарника, помогает и поддерживает в случае необходимости.

Двигаться до реки предстояло быстрым шагом: в этом краю сплошных неожиданностей ледяной мост мог раствориться, как мираж, не успев сослужить добрую службу племени. Переправа на плоту теперь казалась пустой и опасной авантюрой.

За короткий световой день нужно было дойти до лагеря, а с учётом удлинившегося пути вдоль реки и непредсказуемой погоды это сделать непросто, и Алина предчувствовала, что не все осилят такой километраж. Да ещё пять километров по противоположному берегу реки были совершенно не разведанной дорогой, потому что рыскуны, увидев снег и ледяной мост, на обратном пути забыли о главной задаче – разведке местности, и помнили левобережье только в общих чертах.

Алина попросила десятников на всякий случай озаботиться устройством ночной стоянки в лесу. Краснокутский бурно возражал: по его мнению, все обязаны были, кровь из носу, но пробежать эту дистанцию.

Тогда решили отправить первым его десяток, и налегке. Пусть протаптывают дорогу.

Карнадут и Понятовский отнеслись к Алининым тревогам с пониманием, и нагрузили оставшихся ребят дерматиновыми полотнищами от спортивных матов и верёвками для устройства навесов над кострами. Забрали все двадцать гимнастических ковриков. Прихватили бутылку, на дне которой ещё плескался бензин. Взяли пару вёдер – заварить кипятка, и железные рогатки для костра – могли пригодиться как оружие или для других неожиданных приспособ, хоть были увесистые. Больше взять было нечего. В деревне кончилась еда, и все настроились терпеть голод в дороге, а лагерь "Солнечный" теперь казался землёй обетованной.

Лишь только забрезжил поздний ноябрьский рассвет, жилистые и выносливые ребята Краснокутского, засидевшиеся на трёх этажах, бодрой рысцой отправились в путь.

Они несли ножи в ножнах на поясе (с ножами никто из парней не разлучался, ножи держали под рукой даже в деревне). У каждого вдоль бедра свешивалась заточка из арматурного прута, самые длинные были до семидесяти сантиметров, с деревянной хорошо пригнанной рукояткой. Заточки помещались в ножнах, так как концы их были тщательно заострены, и вот уже два месяца подряд юные мужчины каждую свободную минуту опиливали прут камнем по всей длине, добиваясь формы обоюдоострой шпаги. Ножнами служили обрезки водопроводной трубы из металлопластика, крепившиеся к поясному ремню. За спиной у одних был пружинный самострел, у других имелись рогатки. В ученических рюкзаках лежали с короткие, но очень острые стрелки с оперением, со стальным обрезком на конце, в кистене запас камней – их метали из рогатки и рукой, чаще без толку, но с каждым разом всё лучше и лучше. В рюкзаках были силки, верёвка, ещё один ножик для хозяйственных нужд, кусок волейбольной сетки, подлатанный и переплетённый – из физручьего хлама, – на случай ловли рыбы; игла и прочные нитки, сухие и чистые портянки, предназначенные стать, если понадобится, перевязочными бинтами, и «ништячок от Тани Пользы»: маленький пузырёк с туалетной водой, с йодом, или аптечной перекисью водорода для обработки раны – тут уж кому что досталось. Всё это было личным имуществом добытчика.

Предплечья парней защищали широкие стёганые нарукавники, моду на которые породил случай с Боксёром, отбившим атаку волка. Во время ничегонеделанья по причине грозы нарукавники попробовали расшивать металлическими деталями, подсмотрев за работой Алины, колдовавшей над доспехами для кого-то. На украшения пустили твёрдые части детского конструктора, обрывки цепочек и прочую мелкую дребедень. Некоторые использовали спинные пластины сколопендр, их тоже прикрепили к нарукавникам. Под рукой на случай встречи с опасным хищником держали кастет: соединённые капроновым шнуром в одно целое случайные железки. За пазухой парни хранили от сырости трут, кремень и бензиновую зажигалку, которую берегли и не использовали.

С опозданием минут в двадцать, дождавшись, когда стала различима тропа под ногами, прочь из школы двинулась колонна из тридцати девяти человек: шесть парней впереди, шесть позади, в середине ребята с поклажей и в паре с девушками. Сашка гитарист, сложив ладони рупором, бросил: «Внимание! Поезд отправляется карнадутостями вперёд, голова сзади!» – это было сказано по поводу десятка Карнадута, пробивающего дорогу, и замыкающих – старших парней Дениса Головы. Все засмеялись, особенно ржали ребята. Они знали что-то ещё, шутка удалась.