Текст книги "Три этажа сверху (СИ)"

Автор книги: Александра Ковалевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Три этажа сверху

Роман «Три этажа сверху»

Имена, указанные в Хрониках Насты Дашкевич и в разрозненных записях Алины Анатольевны Зборовской:

Владислав Карнадут (Боксёр)

Евгений Бизонич (Жека Бизон)

Владислав Адамчик (Адам)

Денис Понятовский (Лысый, Голова)

Дмитрий Сивицкий (Брови)

Алексей Стрельченя (Лёха)

Владимир Краснокутский (Большой Вован)

Максим Грек (Макс Грека)

Анатолий Филоненко (Толян)

Елисей Прокопенко (Елик)

Павел Стопнога (Стоп-нога)

Матвей Мурашко (Мелкий)

Александр Реут (Сашка гитарист)

Вячеслав Левант

Игорь Шабетник

Виктор Чаплинский (Чапля)

Алина Анатольевна Зборовская

(Алина, Циркулиха, Фараониха, Мухоморка)

Анастасия Дашкевич (Наста)

Татьяна Гонисевская (Большая Польза)

Ксения Конюшенко (Ксюша Мелкая Польза)

Светлана Конторович (Светка Вовановна, Контора)

Ангелина Чадович (Анёлка)

Иоанна Метлушко (Иванка)

Лилия Цыбульская (Рыбка Лилёк)

Вероника Миц

и другие: всего пятьдесят четыре человека. Никто не вернётся обратно.

Дневник Алины. Потерянные

Радио над учительским столом неожиданно зашуршало, затем голос завуча произнёс: "Внимание! Всем педагогам спуститься в актовый зал на рабочее совещание!"

Время – 13.40, как раз между первой и второй сменами. На проклятых верхних этажах четырёхэтажной школы осталась я, единственная учительница, дежурные старшеклассницы, убиравшие кабинеты, восьмилетние Ксюша и Матвей, – они раньше времени явились ко мне на кружок, и с полсотни, не меньше, парней-старшеклассников, собравшихся на городские соревнования по футболу. Их я не знаю, это чужие ученики, – сегодня ребята со всех школ съезжаются к нам.

Конечно, с футболистами прибыли тренеры, и мужчины спорткомитета, и судьи, да ещё в спортзале должны были быть мои коллеги физруки. Со школьниками могли остаться полтора десятка педагогов, кое-что смыслящих в стрельбе, в оказании медицинской помощи, отведавших жизни с кострами, палатками и комарами – да, наконец, просто мужиков, способных навести порядок в необузданной ораве подростков. Где был мой ангел-хранитель, когда три этажа сверху отрезало от остального мира? За что оставил меня одну в окружении растерянного, злого, голодного, воинственного молодняка?

…День второго сентября выдался прохладным. Утром ласково светило солнце, но после полудня микрорайон накрыл плотный туман, сырой и промозглый. Возможно, из-за плотного тумана мы не сразу заметили, что всё пошло не так. Вот Вероника подметает класс, держит щётку одной рукой, лениво и медленно перетягивая песок, нашарканный ребятнёй под партами. Второй рукой она пытается реанимировать смартфон, но тот мёртв. Вероника подходит к окну:

– Не поняла! – удивляется она. – Откуда здесь сосны?

Мы смотрим за оконное стекло. Действительно, вокруг должны быть видны девятиэтажки спального района. Тесную застройку не может скрыть никакой туман, но домов нет. В разрывах серой мглы – лишь заболоченная почва, теряющаяся в дымке, жесткая трава и камыш, застывший в немом оцепенении, да слева – сосны.

Наверное, мы побледнели.

На лестнице западного крыла перекатывались возбуждённые голоса старшеклассников.

По восточной лестнице летели с круглыми от возбуждения глазами двое третьеклассников – и прямиком в открытую дверь моего класса.

– Там… там… – задыхались от волнения дети, заглядывая мне в лицо снизу вверх, – там ничего нет! Там мокро и трава растёт! И первого этажа нет!

– Как нет первого этажа?

– Мы сбегали вниз, нет ничего!

– Там земля! – выдохнула Ксюша. – Мы шли в буфет, а лестница в землю, а первого этажа нет!

Матвей показал ладони: они перепачканы. Он трогал землю или пытался разгребать её. Дети перепуганы, а утешать их или ворковать с ними некогда; разобраться бы самой, что происходит?

Я сделала невозмутимое лицо и засыпала Ксюшу и Матвея совершенно посторонними вопросами. Дети отвечали и понемногу успокаивались. А сейчас что они согласны делать: идти со мной, или остаться в классе и ждать моего возвращения? Хотите, я достану шашки и домино? Не хотите? (Только бы не расплакались! Эти дети!..) Вы пойдёте со мной? Боитесь? Хотите, я закрою вас в классе и вернусь, как только выясню, что произошло? Нет? Не надо закрывать? (Что ж с вами делать-то?) Я предложила им спрятаться за высокой кафедрой. Вытащила из шкафа пару старых штор, приглашая устроить гнёздышко, и наблюдала, как восьмилетняя Ксюша, получив в руки тряпки, забыла страхи и принялась хозяйничать: ползая на коленках, стелила шторы под просторным столом-кафедрой, выглядящим вполне солидным убежищем. Как ни заглядывай в класс, с порога не видно, что под столом может прятаться кто-то маленький и испуганный.

Я оставила этих воробышков, намереваясь пойти и увидеть всё своими глазами, но дети догнали меня на выходе из класса и крепко вцепились в руки.

Счастье, что за мной таскаются двое мелких ребятишек, а могли бы ходить несколько начальных классов…

Странная аномалия, отрезавшая три верхних этажа школы от всего остального мира, была замечена не только нами. Кто-то из старшеклассников спускался вниз и, увидев, как лестничный проём уходит во влажную почву, покрытую болотным дёрном, вбежал в спортивный зал с воплем. Все ребята, кроме самых увлечённых юниоров, на спор набивавших на коленке мяч в дальнем углу спортзала, носились от одной лестницы к другой, пока не убедились, что из школы с пятью выходами невозможно воспользоваться ни одним: словно исполинский нож аккуратно срезал здание на уровне перекрытий между первым и вторым этажом.

Они веселились; они были возбуждены и фальцеты одних мешались с молодыми тенорками других. Запах анархии, потных футбольных маек и кроссовок двадцать девятого размера наполнил коридоры.

Быстро сообразили, что теперь можно всё, и ринулись открывать обиженно задребезжавшие старые рассохшиеся оконные рамы бывшего второго, теперь ставшего первым, этажа, в намерении выбираться через подоконники. Бритоголовый парень, лихо спрыгнувший на землю, приземлился на обманчиво-зелёную кочку. Кочка заходила ходуном под тяжестью его тела, дёрн прорвался, и парень ушёл в бурую болотную жижу по пояс. Остальные ржали, перегнувшись через подоконники. Бритоголовый серьёзно завяз в болоте, в метре от кирпичной стены и в двух метрах от ухмыляющихся рож своих ровесников. Наконец, молодняк додумался, что пацан в беде: пытаясь шевелиться, он погружался всё глубже, побледнел, а глаза сделались глазами испуганной жертвы. Он уже не ругался, он просил помощи, и всё было реалити – то есть, всерьёз. Совместными усилиями его вытянули и помогли вскарабкаться на подоконник. После мне доложили, что именно этот парень, страшно ругаясь, истратил весь запас воды в водопроводных стояках рекреаций, пытаясь отмыться от грязи. Когда я опомнилась настолько, чтобы думать о воде, как о жизненно важном ресурсе, было поздно: все краны иссякли.

Связи не было, электричества – тоже. На меня, единственную учительницу, минут двадцать никто не обращал внимания, и я успела обойти этаж за этажом.

Школа – правильный в плане квадрат, – ориентирована углами строго по четырём сторонам света, поэтому я имела возможность оценить обстановку во всех направлениях. С северо-востока в стену упирался сухой пригорок, заросший могучими соснами. Корни сосен находились на уровне подоконников кабинета английского языка, и заколодевший лес размытой акварелью терялся в плотной дымке. С остальных сторон нас окружало болото или сырая низина. Ветер на мгновение отнёс клок тумана и удалось разглядеть край озерца в западном направлении: там травы росли из воды, и там, скорее всего, было самое непроходимое место.

Делая обход, я закрывала кабинеты, которые дежурные бросили открытыми, потому что заметила среди футболистов Вована Краснокутского и его друганов: ребят проблемных и с криминальными замашками. Они ни разу не спортсмены, они рассматривают школу лишь как территорию своего влияния, потому и были здесь – контролировали. Не могли упустить такое событие, как приезд чужих парней.

Я вернулась на четвёртый этаж и заняла позицию на пороге своего класса. К тому времени у меня были ключи от восьми или девяти кабинетов, и я приказала младшим детям припрятать их.

Наконец, галдящая, возбуждённая до крайней степени толпа, перекликаясь по всем коридорам так, что стены сотрясало гулкое эхо, прирастая людьми, стала стягиваться вокруг меня. Большинство – парни, юноши. Девчонок мало. Или не все девочки здесь. Впрочем, вряд ли кто-то останется сидеть в стороне, когда творится такое… Просторный коридор заполнился старшеклассниками. Ничего хорошего ожидать не приходилось.

Старшеклассники – мой контингент, и многие из них совсем не рассудительные отроки, вроде тех, которые рулят звездолётом во вселенной. У меня на этот счёт никаких иллюзий. Я или буду нужна им, или меня отшвырнут, как тряпку, переступят и пойдут дальше, делать свои дела, а они, эти дела, у некоторых семнадцатилетних не самые добродетельные. Кроме того, не угадаешь, для каких заскорузлых их комплексов доведётся стать мишенью?

Когда в школе все этажи были ещё на месте, я поступью сурового коменданта проходила мимо старшеклассников, и они оборачивались на весомые удары каблуков под пятой моей, и здоровались охотнее, чем с другими учителями, мышью старавшимися прошмыгнуть в свой кабинет. Но сейчас я одна, и кто-то воспользуется ситуацией.

Пожалуй, присутствие третьеклассников оказалось очень кстати.

Бедные! Они увидели, как всё теснее становится толпа вокруг меня, и у обоих глаза наполнились слезами, а губы начали дрожать. Младшие дети не любят старших, опасаются их. Вид у Матвея и Ксюши был жалкий И я воспользовалась этим. Я погладила по головам младших детей и привычно рявкнула в толпу профессионально подсевшим, зычным голосом:

– Так! Вы, там, потише! Детей не пугаем! – кивнула я на третьеклассников. – Я увожу их в свой класс, и никто туда не войдёт без моего разрешения. Дети должны чувствовать себя в безопасности. Понятно?! – на высоких оборотах выдала я. Втолкнула младших в класс, прикрыла дверь в кабинет и поборола сильное желание прижаться к дверному полотну спиною, а ещё лучше, нырнуть за Матвеем и Ксюшей в класс и закрыться на три оборота замка.

Следом догнало холодное понимание, что соотношение сил неравное настолько, что со мной просто, шутя, не по злобе, а исключительно из юношеского гадюшничества, могут сделать, что вздумается, и оставить жить дальше. А я не из тех, кто сносит обиду. Меня нельзя ломать, это категорически. Запертая в угол, я скорее пойду на крайние меры, самые радикальные, но не позволю… Чего ухмыляешься, Вован?! В прошлом году я возила твой 10 "Г" в санаторий и знаю, что ты вовсю трахаешься с бабами, предпочитая не глупых девчонок, а взрослых молодых женщин. Двадцатитрёхлетняя педагог-организатор из соседней школы пришлась очень кстати, и с радостью, лишь глянув на твои мощные бёдра и всё, что выказывало себя между ними, предложила себя в качестве тренажера, на котором ты, здоровый жеребец, упражнялся ночи напролёт…

Я повернула к нему лицо, бросила веско:

– Что, Краснокутский?

– Делим территорию! Делим женщин! – глумливо рявкнул этот лось и несколько голосов подхватили его призыв. Толпа зашевелилась, загоготала, произошли перемещения – дружки Вована подтягивались к нему а, значит, и ко мне.

Несколько девушек – аккуратные, ухоженные и брезгливые, – стараясь обойти Краснокутского на расстоянии, просочились вдоль стенки и встали за моей спиной. Они смотрели на меня с доверием.

Так полтора метра между мной и дверью оказались заполнены школьными джульетками.

Я покровительственно кивнула девчонкам и впустила на свою территорию, – в кабинет.

Раздел сфер влияния начался. Вряд ли всем пришли на ум такие слова, но все мгновенно поняли суть. Ко мне попыталась пробиться ещё одна десятиклассница, Света, но Макс из параллельного класса обнял её за плечи, что-то нашёптывал в ушко и принудил остаться с ним.

У меня мелко подрагивали коленки, я боялась, что это заметят, сосредоточилась на дыхании и стала бесшумно втягивать воздух через нос – медленно, медленно… Не вышло медленно. Вообще ничего не вышло с релаксацией. Я думала, что будет, когда этот пипл почувствует голод, – а время обеденное, ждать осталось недолго. Или они захотят пить. Или, о господи! – придёт желание облегчиться по-большому, а затем и все прочие нужды. Что делать-то?!

И отдала первое приказание:

– Хватит ревели! (на их жаргоне я сказала "хватит громко разговаривать" – они меня поняли). Следите за вещами. Сумки не оставлять, если оставлять, то под присмотром. Я не буду отвечать за ваши рюкзаки.

Подумала, добавила:

– Не стану отвечать за ваше добро, если ваши сумки не у меня в классе. Дежурные, ключи от кабинетов сдайте мне.

Девятиклассник протянул мне ключ. Толя Филонов, человек из своры Большого Вована, вырвал ключ из его руки.

Я сделала вид, что не заметила этого. Но отметила, что ребята с других школ ведут себя более сдержанно.

Понятно. Моя школа посреди новостроек раза в четыре многолюднее и безумнее тихих старых школок города, и учителя здесь выживают при одном условии: если у них есть данные, позволяющие командовать полками.

Я приказала:

– Не выливайте из вёдер воду, которой мыли пол. Вёдра вынесите в коридор.

– Вёдра ко мне! – сказал Вован, поднимая вверх по-мужски крепкую руку. Тупой и ленивый, он быстро сориентировался в практических вопросах. – Я в них буду ср. ть!

Я протянула Вовану на вытянутом мизинце ключ от кабинета английского, который окном упирается в лесистый холм. Распорядилась, веско впечатывая слова:

– Делать то, что ты сказал, все будут в лесу. Из двести восьмого кабинета выйдете на сухой бугор. И, да: хорошей охоты, сссэры!

Старшеклассники засмеялись. Я сказала:

– Предупреждаю: нельзя поднимать присмиревшего зайца за уши, у них когти на задних лапах кривые, острые, как ножи, и до десяти сантиметров длиной, а лапы мощные. Случалось не раз, зайцы распарывали живот охотникам.

На мгновение все ошалело затихли, переваривая информацию. До сих пор они знали только набитых поролоном зайцев.

Я поняла, что – или сейчас, или никогда. Пора расставить всё по своим местам.

– Еды у нас нет. Воды надолго не хватит даже для мытья рук. Света нет. Связи нет. Слёз и воплей тоже чтоб я не слышала. Первое, что надо сделать: плотно закройте все окна – иначе станет холодно. Через окна летят комары, а мы от них отвыкли, и могут залезть ужи и всякие болотные твари, видите сами, какая вокруг глушь. Затем…

Договорить я не успела.

В лестничном пролёте показался Владик Карнадут: скромный сухощавый паренёк, вежливый и обязательный. Он часто уезжал на соревнования, но отрабатывал все темы у меня на факультативе. Он шёл со спортивной сумкой, тяжёлой, лямкой давившей ему плечо. Все пропускали его: Карнадута знали не только в нашей школе, городские ребята увидели его и сказали: "О, Влад Карнадут! Привет!" Владика и с ним двоих младших мальчиков воспитывали приёмные родители, оба, и отец, и мать – известные спортивные тренеры. Мать тренер по боксу, отец – футболист. Мать вылепила из Влада мастера спорта.

В сумке Влада плотно звякнуло.

Первым сообразил, что к чему, мужлан Вован. Карнадут сын тренера и, не иначе, побывал в комнате физруков. Может, отец оставил ему ключ. И теперь то, что Карнадут вынес от физруков, полновесным стеклянным голосом сигналило: "Я – есть, и я есть веселье!"

Вован, позабыв про всё, попросту наложил свою руку на сумку Карнадута, а Владик невозмутимо отдал ему ношу, коротко взглянув мне в лицо. Уж не знаю, специально он сделал это, или само сложилось, но я вскоре оценила его решение как единственно правильное.

Вован энд друзья, побрякивая сумкой, живо скрылись за поворотом коридора, возбуждённо гогоча.

Возле меня осталась группа, по большей части, незнакомых, но трезвомыслящих футболистов-юниоров; плюс несколько девиц, как я поняла, свободного поведения (или просто доверчивых неопытных глупышек – они демонстрируют себя так же, как и первые), и штук пять девятиклассников, взволнованных и растерянных больше других. Эти, пользуясь возможностью, перебежали ко мне под крыло.

Девицы чего-то ждали, но чужие ребята не проявляли к ним интерес, и они тоже постепенно перетекли поближе к дверям в мой кабинет.

Я осталась лицом к лицу с толпой человек в тридцать, для которых я была незнакомой учительницей, но эти ребята – неплохие спортсмены, вышколенные тренерами, и к наставникам относятся с пиететом.

И они явно оценивали меня.

– Держитесь своих команд, – сухо, негромко сказала я и наступила тишина: ребятам пришлось вслушиваться. К тому же, над нами словно повисла тайна: тайна заговорщиков, что тоже было мне на руку.

– Предлагаю обследовать классы, собрать все вещи, кроме мебели и книг, и закрыть собранное в музее: он тесный, зато это внутренне помещение и у него обитая железом дверь, а ключ Галина Адамовна оставила мне.

– А что можно найти в классах? – спросил кто-то.

– О, ты будешь удивлён! – пообещала я. – В нашем положении особую ценность имеют вода, туалетная бумага, мыло и моющие средства, вёдра, посуда, металлические изделия, особенно молотки, гвозди, проволока и прочее. Ваши носки будут служить вам недолго, поэтому нужны ткани – шторы, затемнения, – любые, даже те, которые хранят на тряпки для мытья пола. В общем, всё, что найдёте – наш ресурс выживания. И, – тут я подумала, взвесив всё, – ребята, несите личные вещи учителей, даже очки.

Они опешили.

– Сумки, пакеты, плащи, шали, сменную обувь – несите всё. Не бойтесь, я беру ответственность на себя. Я бы не спешила с этими крайними мерами, если бы не эти… – Я не договорила, только кивнула в сторону, куда ушёл Вован.

– Не возьмём мы, прихватят они. И размолотят, подотрутся, изорвут, испортят.

И ещё, парни. Вы взрослые. Вы должны понимать кое-что. Берегите девочек. Скоро начнутся проблемы. Если мы не готовы гм… к произволу и диким сценам, надо быть готовыми защищать девочек. Подумайте.

Ребята не отвечали.

– Ладно. Об этом после. Ходите группами. Я и девушки обследуем этот этаж, а вы разделите между собой остальные кабинеты, но не суйтесь туда, где пьянствует Вован.

– Скажите, кому куда идти, мы не знаем вашу школу, где что находится, – сказал красивый парень в дорогих кроссачах из команды гимназии. Он шептался с друзьями, не умолкая, но до сих пор к себе внимания не привлекал. Этих ребят просто отличить: гимназия держит фасон, у всех парней одинаковая форма с эмблемой, хоть футболисты они никудышные. Именно их больше всех покоробила перспектива брать и сносить чужие вещи.

Я поняла, их беспокоит бремя ответственности; все решения они будут стараться переложить на меня и задёргают вопросами, согласовывая каждое своё движение. Проку с них пока будет немного.

Я передумала, и оставила гимназистов на четвёртом этаже, а сама позвала Таню Гонисевскую, толковую во всех отношениях одиннадцатиклассницу, и предложила ей пойти на второй этаж со мной и девочками. Именно там в подсобке спортивного зала засели собутыльники, но они заняты, а на втором этаже самые важные для нас двери: там находится кабинет домоводства со множеством полезных в нашем положении мелочей, и у девочек на руках ключ от этого кабинета. Рядом – кабинет белорусского языка, через который можно попасть в школьный этнографический уголок. Внутренний голос подсказывал мне, что этноуголок нам очень важен. Хотя бы потому, что в нём развешано и разложено множество льняных полотенец, домотканых покрывал и даже ковёр, и всё ручной работы, из натуральной пряжи, а эти вещи хорошо согревают и могут нам пригодиться. В школе ощутимо похолодало; старшеклассницы, одетые в лёгкие вискозные блузки и короткие юбочки, уже подрагивали от холода, потирали плечи, а кожа на шеях у самых субтильных пошла пупырышками. Ещё я подумала, что швейные машинки с ножным приводом – настоящее сокровище для отрезанных от мира и электричества людей, а чугунки из музея вообще бесценные – ведь их можно ставить на огонь. А старинные утюги с углями… А ещё, фу-фу, чур, не про нас, – у этнографов хранятся прялки, жернова и ткацкий станок!…

О, кажись, за каких-то полчаса у меня резко поменялись приоритеты! О кабинете информатики, например, я не подумала ни разу. Действительно, на что могут сгодиться в нашем положении компьютеры? А вот ухваты и гарпун для ловли рыбы, которые я видела рядом с прялкой, и даже сноп пшеницы там же – гораздо важнее.

Потом меня осенило, что на третьем этаже есть ещё одна пещера Али-Бабы: каморка столяра, а в ней рабочие инструменты, тиски, монтировка и топор! Топор!

Всё это я обдумала за считанные секунды.

– Владик Карнадут! – позвала я, называя имя и фамилию, иначе ко мне повернулось бы несколько парней с таким именем. – Первым делом надо побывать в каморке папы Карло. (Карлами у нас за глаза называют любого столяра, эти стариканы на работе долго не задерживаются) Придумай, как бы нам открыть дверь? Там будут молотки, гвозди и – топор, Владик, топор! И точильный брусок. Да вообще там всё нужное – только успейте забрать и, как хотите, но сделать всё надо тихо.

Ребята прыснули весельем, разные голоса повторяли: "Топор, Карл!"

Владик, разумник, кивнул.

– Папа, – он проглотил комок в горле, – папа однажды открывал замок вот этим. – Он достал ключи на крупном брелоке с логотипом "Henkel", снял кожух, обнажив нож для вскрывания пивных бутылок и ещё один, прочный, короткий, с косым лезвием.

– Ты гений! – искренне восхитилась я и распорядилась, что делать остальным.

– Кто она? – спросили чужие ребята.

– Училка рисования, – ответили мои ученики.

– Риска? – футболисты были разочарованы.

– И черчение ведёт.

– А чего командует?

– А ты, что, сам хочешь?

– Неа.

– А чего она так…

– А что?

– Ну… шарит в этом деле.

– Она рассказы пишет.

– Какие?

– По истории. Исторические то есть.

– Она?

– Да.

– Ага, так мы – внутри её головы! Клёво! Виртуальная реальность!

Я услышала последние слова и взорвалась:

– Внутри моей головы или снаружи, но ты уже чувствуешь голод, так? А скоро ты захочешь поменять носки, захочешь на унитаз…

– Я уже сходил, по-привычке, – хмыкнул кто-то. – И кран крутил, тоже по-привычке.

– А в телефон заглядывал – узнать время?

– Каждые пять минут за ним лезу и туплюсь в экран, и думаю, что я его забыл поставить на подзарядку.

– Может, мы и есть участники чьей-то игры, но нам от этого не легче, и действовать придётся по-настоящему, потому что хотеться, болеться и кровить будет по-настоящему.

Я прихлопнула комара, севшего на щеку.

Это подействовало лучше всяких слов убеждения: по школе уже летали полчища этих кровососов и все мы дёргались и почёсывались.

Минут через двадцать кабинеты, которые мы открыли имевшимися ключами, были очищены от полезных, условно полезных и возможно полезных в перспективе вещей. Старшеклассники обсуждали находки, поражённые разнообразием добытого. У нас оказались четыре бутылки спиртного: одна водки и три – домашнего вина (я знала, что у Светланы Павловны из 4"А" юбилей, она собралась отметить с коллегами, а в начальной школе празднуют дружно, собирается человек пятнадцать за одним столом. Там же, где и спиртное, были найдены продукты. Для учительниц хватило бы хорошо угоститься, но нас, без компании Вована, не пятнадцать, а сорок с лишним человек, и большинство – проголодавшиеся одинадцатиклассники.

Оценив количество съедобной добычи, я убедилась, что пока всё не так плохо. Но подчистить угощение надо немедленно – иначе моя орда не насытится, а остатки еды придётся охранять от страждущих, а мне это ни к чему.

Кто знает, может, действительно, все мы спим, и скоро это кошмар закончится? Тогда тем более нет смысла растягивать запас.

И мы с Таней Гонисевской, Иоанной Метлушко и красавчиком гимназистом (неудобным типом, бестолковым, но амбициозным, потому пришлось терпеть его рядом), принялись делить съестное под присмотром Карнадута.

Я предложила старшеклассникам вино – по глотку, больше не выйдет, но водку забрала – нужно сохранить как антисептик.

Все согласились.

Я подумала и отложила в запас одну бутылку вина из трёх, молодёжи скупо объяснила: "Тем. На опохмел".

Они окружали меня и добычу, притихшие.

Мы даже не сносили еду в класс, я спешила покончить с этим поскорее. Расстелили найденную целлофановую скатерть на полу в коридоре, прилюдно поделили котлеты, готовившиеся на юбилей, сыровяленую колбасу, пекинскую капусту – два кочана, по листикам; лимоны – тончайшими дольками; огурцов и помидоров нашли килограмм двенадцать, в двух пакетах – явно кто-то кому-то нёс часть дачного урожая; ещё были майонез и кетчуп. К моему удивлению, в сумках у классных дам чуть ли не у каждой оказался хлеб, у кого – батон, у кого – половинка свежего батона в упаковке. Нашлась одна пачка кефира, сахар, кусок сала в целлофане с ценником. У меня было печенье и, по инерции сознания, я хотела было предложить девочкам после заваривать чай и поить по-очереди всех, но вовремя вспомнила, что нет электричества… Да, ещё у юбилярши был домашний пирог, а у учительницы труда, большой любительницы сладкого – полтора кило легковесных шоколадных конфет и полтора килограмма мёда в пластмассовом ведёрке (у неё много знакомых, которые носят ей товар по-свойски), и во всех кабинетах были упаковки чая и кофе разной степени наполненности.

Все уселись, кто – на корточки, кто – на пол коридора, и мы, передавая поделенное, сносно справились с распределением еды и подкрепились. Моментально всё было подчищено. Остался лишь раздражающий в атмосфере школьного коридора запах колбасы, котлет и хлеба.

И – наша забота.

Дверь в каморку столяра "папы Карло" Владику не поддалась, а шуметь было опасно, мы решили отложить это дело. В музей тоже не добрались – на этаже куражилась, хохотала разгорячённая компания Вована, и надо было срочно решить, когда сделать вылазку за крестьянскими раритетами, а лично мне – обдумать следующие наши действия.

Вован не дал такой возможности. Его лихие молодчики уже неслись вверх по лестнице западного крыла.

Между нами и ими был внутренний коридор с двумя противопожарными дверями, снабжёнными ушками и навесными замками, но лишь для противопожарной проверки. На самом деле, двери никогда не замыкались, а в школьные будни ужасно мешали движению и лязгали, захлопываясь под действием пружин.

Клянусь, все мы, мирные люди, подумали об одном: будь эти двери заперты, они на некоторое время избавили бы нас от встречи с бандой Вована. То, что в нынешнем их состоянии это – пиратская банда, лично у меня не было сомнений. Видно, я выболтала часть мыслей, буркнув: "В бандах Сомали и Конго возраст головорезов от пятнадцати до восемнадцати лет".

Вован помедлил где-то за поворотом коридора, и нарисовался в поле нашего зрения последним. Лицо его было сальным и красным. Большинство девочек благоразумно убрались в глубину моего кабинета, ребята явно захотели сделать то же самое, моя стая попятилась и уплотнилась. Между футболистами и пьяными друганами Краснокутского посреди коридора осталась нерушимо стоять я, да пара ребят во главе с Владиком Карнадутом.

Я чувствовала, что наша безрассудная группа рискует разделить бремя посмертной славы граждан города Кале.

Вован подходил, развязно покачивая снятой с двери тугой пружиной с острым крюком на конце (ну спасибо, пожарные инспекторы!). С его ростом метр девяносто снять пружину не составило труда.

Как в вязкой паутине тяжкого кошмара, я знала, что он сейчас скажет.

– Жрали?

– Нет! – соврала я. От испуга, наверное.

– Жрали без нас?!

– Да. Съели всё. – тоже от страха.

– Ладно… – протянул Вован.

И после паузы, страшной и долгой, как вечность, в которой я успела подумать, на кого он замахнётся этой пружиной, и как закричат испуганные дети, и как порвут на лоскуты меня, потому что я не буду молчаливым статистом смотреть на беспредел, разве что меня свяжут и воткнут кляп, после паузы он сказал:

– Ну что, тогда давайте женщин! Светка, к ноге!

От толпы отделилась покорная Света Конторович. Правильно сплетничали коллеги, что она его подружка. Пошла к Вовану, повелительно хлопнувшему себя по бедру.

Я почувствовала, что Владик Карнадут сбоку смотрит на меня.

– Света, если не хочешь, никто не заставит… – просипела я. – Оставайся в классе.

Света улыбалась, но кисло. Она не верила в меня.

Скалился Вован и его ребята. Они здорово упились, некоторые чуть на ногах стояли, но выпендривались.

Вован кивнул:

– Одной Светки мало. Берём ещё.

– Не позволю! – ответила я, чувствуя, как заполыхало лицо.

– Ну, тогда сама, – хохотнул этот кобель. – Чего? Аля, к ноге! Мы на острове, чего уставилась, Циркулиха? Или размечталась? Пацаны, оттяните её!

Максим, с соловыми глазами, заплетающимся языком брякнул:

– Неа, Циркулиха опасная! Ещё яйца поцарапает!

– Я ей поцарапаю! – хмыкнул Вован.

Время ярости пришло. Я выпустила всех ведьм, долго сидевших глубоко на дне моей души в ожидании этой минуты. Господи, если ты позволил им жить у меня внутри, это же неспроста? Ведь правда?

– Тронешь детей – сядешь. Тронешь меня – не встанешь! – пообещала я Краснокутскому и так же люто прошипела Владику, до сих пор не оставившему меня одну, стоявшему у правого плеча: "Открывашку!" – протянула ладонь.

Влад пробормотал: "Не бойтесь, Алина Анатольевна!"

И я перестала бояться.

Я буду сражаться за свою честь, и потому не увижу, что ждёт всех дальше. Я не узнаю, как будут они выживать, но они выживут: на трёх этажах сверху есть все условия для того, чтобы продержаться на первых порах, пока научатся добывать еду охотой и рыбной ловлей. За час смутного времени я сделала для них всё, что от меня зависело: накормила, составила план действий, предупредила об опасностях и даже, худо-бедно, организовала…

Вован схватил меня, как пёрышко, дёрнул к себе, больно зажав под мышкой, согбенную, ахнуть не успела.

Владислав мгновенно принял боксёрскую стойку, выбросил вперёд руку, метя, наверное, в солнечное сплетение. Не понимаю я в боксе. Наверное, в кулаке Владик сжимал брелок, потому и не отдал его мне.

С лестницы в коридор влетели двое незнакомых ребят, с разбегу разметали пьяных, запрыгнули на Вована и повисли на нём, как гончие.

Через минуту всё было кончено. На полу, лицом вниз, с заведённой за спину рукой, корчился здоровяк и местный плейбой Володя Краснокутский. Рядом, слабо реагируя на происшедшее, лежали его собутыльники, кое-кто в собственной блевотине.

– Не бойтесь, Алина Анатольевна, – невозмутимо промурлыкал Карнадут, перекинувшись с незнакомыми ребятами парой фраз. – Это мои друзья. Моя мама тренирует Женю Бизонича, а папа – Влада Адамчика. Мы решили, что надо обследовать местность вокруг школы, вдруг это… – Карнадут запнулся, – у нас массовый психоз.